Текст книги "Рыбья Кровь и княжна"

Автор книги: Евгений Таганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

6

В Липове между тем происходили большие беспорядки. Пригретый князем новый набор ополченцев без его твердой руки вышел из повиновения Меченого и назначенных вожаков, выбрал своих предводителей и зажил отдельной жизнью в палатках и шалашах своего левобережного стана. Полученное оружие и доспехи привели за несколько недель вчерашних лесовиков в состояние полного опьянения от ощущения собственной силы. С точностью повторилась ситуация с прошлогодними «союзниками», которые пытались диктовать Дарнику условия совместного похода, только нынешние ополченцы вели себя еще более непредсказуемо. Забыв про строевые занятия и схватки двое на одного, вволю спали и ели и выявляли лучших одиночных поединщиков. Разозленный их строптивостью Меченый решил:

– Пускай князь возвращается и сам их обуздывает. – И убрался к своим камнеметчикам в Островец.

Какое-то время ополченцы не доставляли городу особых хлопот. Но потом ополченцы избили возниц, привозящих им еду, украли с десяток овец липовцев и вооруженными ватагами стали бродить вокруг Островца, придумывая как показать свою удаль. Быстрян с Меченым поняли, что это уже не легкое баловство, и снарядили лазутчиков для захвата самых отъявленных смутьянов. Одиннадцать верховодов были схвачены и посажены в поруб-темницу. А на следующий день в Липове впервые зазвучал вечевой колокол – это звонили проникшие в посад ополченцы, требуя народного суда над самоуправными воеводами.

Быстрян располагал двумя сотнями крепостных гридей, и справиться ему с четырьмя сотнями разрозненных ополченцев не составляло труда, но устраивать резню посреди посада он посчитал неуместным. Приняв его бездействие за робость, юные крикуны пригрозили поджечь в посаде воеводские дворища, если их товарищей не выпустят из темницы. Посовещавшись с хорунжими, Быстрян выполнил это требования в надежде, что ополченцы вернутся на луг левобережья, где их легко будет рассеять. Однако, словно чувствуя, что в городе им гораздо безопасней, бунтари остались в посаде, шумно празднуя свою победу над воеводой-наместником и утверждая, что князь оплатит их кормежку и постой в домах липовцев. Сбитые с толку горожане не знали что и думать, многие в самом деле вели подсчет съеденного и выпитого навязчивыми гостями, чтобы потом предъявить княжескому казначею.

Установилось шаткое равновесие, когда сильных бесчинств не видно, но полным хозяином положения ни та, ни другая сторона себя не чувствовала. В пику наместнику ополченцы всюду славили и приветствовали княжну, делая вид, что подчиняются только ей.

– Что вы хотите, чтобы я сделала? – спрашивала Всеслава у воевод.

– Скажи, что хочешь посмотреть их полевой стан, – посоветовал Меченый. – Даже если их половина уйдет с тобой, это будет хорошо.

– А кто охранять ее среди них будет? – возразил ему Быстрян.

– Они же не совсем сумасшедшие, чтобы княжескую жену обидеть, – отстаивал свое главный камнеметчик. – Я возьму полсотни колесничих и сам с ней пойду.

– Я все поняла, – произнесла Всеслава, жестом останавливая их спор.

В тот же день она в сопровождении ватаги арсов переехала верхом по наплавному мосту в Островец, а оттуда в стан ополченцев. Те всей толпой последовали за ней.

В городе вздохнули с облегчением. Меченый срочно созывал по дальним вежам ватаги, предназначенные для княжеского похода, хорунжий Лисич раздавал оружие бойникам, Быстрян определял порядок нападения на стан ополченцев. Те, пронюхав об этих приготовлениях, княжну из стана не выпустили, попросив ее быть их заступницей перед князем. Всеслава согласилась и постаралась устроиться на отведенном ей месте со всеми удобствами: шатрами, служанками и клетками для птиц.

– Ну и что теперь Дарник скажет нам? – упрекал Меченого Быстрян.

– Женится в третий раз. Делов-то! – отшучивался тот, подражая князю.

Прибытие в гости к Всеславе ее дяди Шелеста с сотней короякских бойников и ополченцев еще больше усилило общую неразбериху. Липовские воеводы делали вид, что ничего страшного не происходит, просто княжне захотелось своим присутствием поддержать боевой дух у новой княжеской хоругви. Весть об уходе оптиматов от Гребня в неизвестном направлении достигла к этому времени Липова, и все недоумевали, куда делся князь. Хазарский посол рвал и метал, говоря, что лето давно наступило, а Рыбья Кровь где-то бродит и пустяками занимается. Быстрян с Меченым как могли его успокаивали:

– Пусть сначала другие полки у Черного Яра соберутся, наш князь себя ждать не заставит.

Каждый день на южную дорогу выезжали конные разъезды, чтобы не прозевать приближения летучей хоругви. Скептики бились об заклад, что Рыбья Кровь захочет удивить и прибудет непременно с запада, а то и с востока. Кто-то даже спорил насчет северной дороги. Но никому не пришло в голову, что он может появиться речным путем.

Увидев рано поутру норковские дракары, гриди на пристани Островца ожидали, что сейчас им доставят очередную партию освобожденных рабов и какие-либо новости из Туруса. Вместо этого на деревянный настил причала Островца прыгнул сам князь, свежий, улыбчивый и язвительный:

– Как-то вы невесело своего князя встречаете?

Следом вывалили четыре ватаги безлошадных оптиматов. От рыбаков на реке Дарник уже знал обо всем происшедшем, и его интересовало лишь одно:

– Всех оседланных коней сюда!

Кое-как нашли двадцать лошадей под седлом, еще столько же выпрягли прямо из городских телег. Прибежавший Меченый пытался что-то объяснить князю, тот не слушал, вскочил с двумя ватагами оптиматов на то, что подвели, и галопом поскакал к стану ополченцев.

Давно не испытывал Рыбья Кровь столь ослепительной ярости, даже когда узнал, что Всеслава выслала Зорьку с сыном, и то было как-то полегче, сам вид подростка-княжны суживал приступ гнева. Сейчас же на его гордость посягнула целая толпа оголтелых юнцов, и, сжимая в кулаке клевец, он готовился прямо с седла расколоть головы первой дюжине, что подвернется ему по пути.

В стане ополченцев вовсю стучали в било, из шалашей и палаток выскакивали радостные парни, приветливо размахивая руками:

– Ура, князь вернулся!

И ярость Дарника стремительно пошла на убыль. Рука сама засунула клевец обратно за пояс. Ополченцы плотным кольцом охватили князя с его оптиматами. Никто из них в эту минуту даже не сознавал, что у них в заложниках княжеская жена и что они угроза для всего Липова. Тем не менее улыбки при виде мрачного лица Дарника быстро сбегали с их лиц.

Рыбья Кровь не спешил со словами, просто потому, что у него их не было. Наконец спрыгнул на землю и подошел к коновязи, возле которой стояли тонкие шесты, заменяющие в поединках лепестковые копья и короткие палки, обозначающие парные мечи.

– Ну, многому без меня научились? – Князь жестом указал ополченцам на короткие палки.

Те с готовностью разобрали их. Дарник забрал у ближайшего малого его палки и знаком вызвал в круг против себя первую пару бойцов. Следующие полчаса были мощным выплеском всей нереализованной княжеской злости. Молниеносных три-четыре удара, и парни отлетают, держась за ушибленные бока. Кивок головы, выходит следующая пара и получает такую же короткую взбучку. На шестой паре палки Дарника пришли в негодность, и он взялся за шест. Теперь пары лесовиков выходили с тем же оружием и снова не могли нанести князю ни одного телесного удара, а сами их получади предостаточно. Скоро Рыбья Кровь просто гонялся по центру стана за своими противниками, а те под общий хохот пытались хоть чуть-чуть от него увернуться. Смеялись все: дружинники и воеводы, ополченцы и подошедшая княжна со своими служанками. Уж слишком это напоминало не состязание, а простое наказание нашкодившей ребятни.

– Ничему-то вы не научились, – проговорил Дарник, останавливаясь. – Потом приду смотреть, как стреляете. Коня княгине!

Приказ был отдан ополченцам, и тут же откуда-то вывели оседланных княжеских лошадей и даже помогли служанкам забраться на них.

По дороге в город Корней попытался пошутить над незадачливыми вояками, но Дарник так глянул на него, что шут сразу отстал на десяток шагов. Всеслава, едучи рядом, пытливо косилась на мужа, не зная, чего от него ждать.

На срочной княжеской думе воеводы и тиуны отчитывались о своей работе, но всех больше всего интересовало: как наказывать ополченцев?

– Это решать Всеславе, – определил князь.

– Для них лучшее наказание будет на ратном поле, – рассудила княжна. – Ни мне, ни моим девушкам на них жаловаться не за что.

– Значит, так тому и быть, – приговорил Дарник.

– Но среди них есть один главный зачинщик, без которого они бы так дружно не действовали, – заметил злопамятный Меченый.

– Хорошо, я разберусь с ним, – пообещал князь.

Зачинщика звали Карась, это был малорослый узкоплечий паренек, не умеющий ни читать, ни считать. Дарник сначала даже не поверил, что именно он сперва задержал ополченцев в липовском посаде, потом не велел им обижать горожан и, наконец, призвал пламенно служить княжне. Но короткая беседа с глазу на глаз, и все стало на свое место – невзрачный паренек оказался прирожденным хитрованом, способным угадывать любые события на два-три хода вперед и чье находчивое слово почти всегда перевешивало выкрики задиристых здоровяков. Особенно поразило князя, что Карась распорядился седлать коней княжны еще до полученного княжеского приказа, да и сам бесстрашный приход в одиночку на закрытый суд чего-то да стоил. И от князя главный зачинщик беспорядков вышел полноправным сотским ополченцев с приставленным учителем, который спешно должен был научить его читать, писать и считать.

Затем настал черед разбираться с дядей Всеславы.

– Похоже, этот дядя намерен стать твоим наместником вместе с Всеславой, пока ты будешь в походе, – предположил в личном разговоре Фемел.

Шелест являлся старшим братом князя Рогана, и именно он должен был княжить в Корояке. Однако сильное заикание сделало это невозможным, отведя Шелесту роль главного советника младшего брата, там, где можно было обсуждать все дела с глазу на глаз. И теперь его советы, очевидно, предназначались племяннице. Рыбья Кровь несколько раз видел Шелеста в Корояке, но тогда заикающийся князь произвел на него жалкое впечатление, подобно всему нездоровому и ущербному.

Тем же вечером у Дарника состоялся торжественный прием высокого родича. Шелест и не скрывал своего намерения:

– Т-твой Быст-трян, сло-ов не-ет, вое-е-евода хор-ро-оший. Но го-ород-дище уже превра-ати-илось в го-ород, и ему ну-ужно со-овсем дру-угое упра-авл-ление.

Дарник собирался дать самоуверенному гостю резкий отпор, но в ходе разговора передумал. Всеслава много раз просила отправиться в поход вместе с мужем, а присутствие дяди заставит ее остаться в Липове. Чтобы не слушать дальнейшее неприятное заикание, Рыбья Кровь сам поспешил все уладить:

– Я очень рад, что ты приехал из Корояка помочь своей племяннице управлять городом. Быстрян останется управлять дальними городищами и вежами, а вы вдвоем будете в Липове. Завтра я напишу список того, что надо сделать.

Быстрян таким поворотом в своем наместничестве был не очень доволен:

– А что, если они тут вдвоем дров наломают?

– Очень надеюсь, что наломают. Но ты не вмешивайся, что бы ни случилось! – распорядился князь. – Переедешь с гридями в Воеводину и будешь как раньше рассылать разъезды и дозоры во все концы.

Воеводина находилась в двух с половиной верстах от Липова, и с ее сторожевой вышки хорошо принимались и отправлялись все сигналы из города и обратно. Вместе с Быстряном захотел переехать в Воеводину и Фемел.

– А кто лучше тебя сможет все подметить и мне отписать? – возразил Дарник. – Кто будет напоминать княжне, что правит она, а не дядя?

В списке заданий для наместника значилось строительство селища-лечебницы на пятьдесят домов в пяти верстах от города для воинов-калек, второй каменной башни, перепись городского населения, добыча торфа в пойме Липы. Всеслава ворвалась в приемную палату к мужу, возмущенно потрясая этим списком:

– Ты хочешь выставить моего дядю никуда не годным наместником?

– Наоборот, Липов сильно устал от меня, нужна свежая кровь в управлении. У твоего дяди большой опыт, а ты нравишься всем липовчанам. Нападать на город никто не собирается. Справитесь без труда.

– Как справитесь? Ты оставляешь казну с тремя тысячами дирхемов. Хочешь, чтобы мы без тебя увеличили все поборы, а ты придешь с богатой добычей, все отменишь и будешь для всех хорошим.

Это уже походило на свару жены смерда со своим размазней-мужем.

– Если все так трудно, то почему тебе с твоим дядей до осени не отправиться в Корояк?

– Я могу туда отправиться и до следующей весны! – потеряв привычное самообладание, бросила княжна.

– Мне горько-горько заплакать? – ледяным тоном спросил муж.

Надувши губки, Всеслава молчала. Их бурная любовная ночь после освобождения княжны из «ополченского плена» так и осталась бурной любовной ночью, ничего не изменив в дневных отношениях. Как ни странно, обоих это прекрасно устраивало, потому что соответствовало их представлению об отчужденности княжеской жизни, когда надо себя затрачивать на чужие дела больше, чем на свои личные. Вот и сейчас, вместо того чтобы бурно, по-женски реагировать, Всеслава выдержанно перевела разговор на другое:

– Неужели ты думаешь, что хазары просто так нанимают тебя? Поднесут после победы кубок отравленного вина, и ничего потом не сделаешь.

– Это их законное право – избавиться от меня.

– У Нежаны вышло, что в это лето тебе грозит отрава.

– Да, отрава мне действительно давно не грозила, – сокрушенно покачал он головой. – Надо побыстрей найти место для погребального костра, а то поздно будет.

Княжна возмущенно смотрела на мужа, все еще не в силах привыкнуть к его похоронным шуткам.

За всеми этими разговорами Рыбья Кровь не упускал главного: сборов в поход. И хотя все продолжали ссылаться на неполную готовность, уже через три дня после его возвращения из Туруса полуторатысячное войско выступило из города по восточной дороге. Пройдя до первой развилки, оно разделилось надвое: оптиматы и хоругвь ополченцев с князем свернули налево на Малые Глины, а две четырехсотенных хоругви Меченого и Лисича двинулись по Толочской дороге на Остер.

Для себя Дарник поставил цель прийти в Черный Яр не позже полка Меченого, поэтому поспешал как мог. Непривычных к сорокаверстным переходам ополченцев сажали на повозки, колесницы и за спины легких конников, на стоянках боевыми занятиями не перегружали, кормили до отвала и заставляли следить за собственными ногами.

– За два месяца воинами не становятся, – глядя на все это, ворчал Буртым. – Зря ты их по другим сотням не распределил. Как только на них помчится лава конников, они все побросают щиты и пики и бросятся наутек.

– А давай так и сделаем, – подхватил его слова Дарник.

Едва по пути попадался достаточно обширный луг, они выстраивали пешими полусотнями всех ополченцев, а двести конников с пиками наперевес с воинственным ревом мчались на них, чтобы в последний момент проскользнуть в промежутки между отрядами пешцев. Несколько свалившихся всадников и побежавших ополченцев при этом были ранены, но все полученной наукой остались довольны.

Посланные весной прокладывать дорогу ватаги, хоть и старались, как могли, полностью со своим заданием не справились. Пни и колдобины быстро привели в негодность половину повозок. Однако отказываться от своего намерения иметь второй выход на восток, в стороне от Остерского княжества, Дарник не собирался, поэтому почти каждая ночевка превращалась им в сторожевые дворища, где он оставлял по одной ватаге возводить ограды и двухъярусные дома-вежи с конюшнями.

Иногда войско выходило к лесным селищам и дворищам, обычно заставая их пустыми – местные жители не были словенами, поэтому предпочитали спрятаться в лесу от нашествия воинственных чужаков. Дарник строго приказал обходить эти селения с их пашнями и огородами стороной, ничего в них не трогая. Когда дальние дозорные приводили к нему захваченных в плен лесовиков, он пытался всячески успокоить их и, задобрив мелкими подарками, отпускал.

По мере продвижения на восток густой лес постепенно сменялся редколесьем, а потом вообще потянулась холмистая лесостепь. Вскоре войско вышло к знакомым местам – речке Медянице, переправившись через которую липовцы два года назад совершили славный набег на булгарский Казгар и сарнаков. Пока закладывали у брода через реку последнее сторожевое дворище, к ним в стан вдруг пожаловали казгарские переговорщики:

– Куда и зачем идет дарникское войско? Хочет ли пожаловать в Казгар?

– Собираю ополченцев идти со мной за Итиль, – отвечал им князь.

– А почему здесь строишь крепостное дворище?

– Это не крепостное дворище, а гостиный двор. Чтобы моим купцам удобней было из Липова в Казгар по прямой дороге ехать. Готов с вашим воеводой о беспошлинном проезде договор заключать.

Еще один переход, и вот липовское войско на том самом выгонном поле, где конникам Быстряна и Жураня на плечах отступивших булгар удалось ворваться в их крепость. На этот раз липовцы подходили походным порядком, лишь пятая часть воинов была в полном вооружении, остальные шли рядом с повозками и колесницами, на которых лежали их щиты, пики и часть доспехов. Конные казгарские подростки, совсем осмелев, верхом ехали в десяти шагах от колонны.

Дарник знал, что лучшее средство успокоить горожан – это дать боевое представление, и, пока одни воины разбивали стан, другие на свободной площадке выставляли мишени и обертывали мягкими накладками оружие для бескровных поединков. Казалось, что липовцы занимаются обычной своей походной службой: передохнули, поели, размялись. Особенно успокаивало казгарцев присутствие среди словен булгарской сотни.

Следом за мальчишками поглазеть на метания топоров и сулиц, на одиночную и групповую рубку потянулись торговые люди и жители казгарского посада. Вскоре к боевым игрищам в сопровождении телохранителей вышел и новый булгарский воевода. Рыбья Кровь приветствовал его со всей учтивостью и знаком указал гридям освободить для воеводы место подле себя. Чуть позже князь пригласил знатного гостя в свой шатер.

Булгарин был молод и не очень себе представлял, как именно держаться с грозным воителем. Он неплохо говорил по-ромейски, и мало-помалу их беседа приняла теплый и дружеский характер.

– Булгарское войско уже ушло в Черный Яр, – сообщил воевода. – Там уже и горцы, и гурганцы, и тарначи. Все лодии тоже там. Как ты собираешься справиться со всем этим наемным сбродом?

– В первые три дня я повешу десять или пятнадцать человек, – с серьезным видом объяснил Дарник. – И все будет как надо.

– Вот как?! А мне говорили, что в своем войске ты воинов даже пороть не позволяешь, – изумился гость. – А что ты знаешь о кутигурах?

– Когда много знаешь о противнике, воевать становится неинтересно, – продолжал скрытно насмешничать князь.

– А знаешь, что у них женщины воюют наравне с мужчинами? Стоят в запасе, а когда противник начинает отступать, бросаются вперед и устраивают резню почище своих мужчин. А пленных они распиливают пилами и веревками.

Этого Дарник не знал, но теперь стало ясно, почему именно его наняли хазары против кутигуров – кто еще с таким зверьем захочет воевать.

– Я думаю, эти слухи распускают сами кутигуры, – подумав, сказал гостю князь. – Нет таких людей, которые все время пребывают в ярости и злобе. Когда я попаду к ним в плен, уверен, они обязательно станут угощать и веселить меня.

Переночевав у стен Казгара, войско двинулась вдоль Итиля к Черному Яру. Бравый вид булгарской сотни липовчан сделал свое дело: до полусотни казгарских булгар влились в ополченскую хоругвь, частично восполнив потерю сотни бойников, оставленных строить дорожные сторожевые дворища.

Дальние разъезды меченского полка встретили своего князя за двадцать верст от Черного Яра, вскоре прискакал и Меченый. Его хоругви уже сутки как прибыли в хазарскую крепость, и теперь он мог дать обо всем исчерпывающие сведения.

– Кроме нас, собралось всего пять тысяч войск. А обещали десять или двенадцать. Бродники вообще не пришли. Тебя за опоздание костерят почем свет. Уже и главного воеводу себе выбрали – Завилу, того самого, что за нами раньше гонялся. Помнишь? Ты же под его знамя не пойдешь? Народ собрался самый отчаянный, и это не маленькие ватаги по двадцать бойников, а целые полки по тысяче головорезов. Нас пока не цепляют, тебя боятся, но просто так там порядок не наведешь.

Подтвердил воевода и слухи о кутигурах:

– Большая орда стоит на левом берегу, двадцать или тридцать тысяч, строят плоты для переправы. Сырое мясо под седлом держат, когда пропотеет, его и едят. А для питья у коня жилу вскрывают и пьют.

– Ты хоть думай, когда глупость болтаешь, – осадил его Дарник. – Какой дурак своего коня ослаблять захочет.

– А сюда прибежали от великого мора в восточных землях.

– Не от мора они бегут, а от других степняков, – снова поправил князь. – А раз бегут, значит, не такие они и сильные.

– Не знаю, только скота и обоза у них точно нет. Одни кони. Ни пленных, ни убитых даже за выкуп не отдают, после боя всех их на мелкие куски рубят и воронью оставляют – обычай у них такой.

Рыбья Кровь уже почти не слушал. Вольница наемных полков беспокоила его больше, чем количество кутигуров и их свирепость.

– Сколько лодий готово?

– Тридцать. И еще штук двадцать у купцов задержаны.

– Можешь пригнать две больших лодии и одну дубицу навстречу нам?

– Могу. А что сказать, если спросят зачем?

Дарник сердито глянул на спрашивающего пустое старшего хорунжего.

– Понял, – виновато сказал Меченый и со своими гридями во весь опор помчался назад, в город.

Велев Буртыму вести войско на соединение с основными силами, Дарник с сотней оптиматов и шестью разборными камнеметами на вьючных лошадях свернул с дороги к реке. Спустившись с крутого обрыва к воде, они двинулись к Черному Яру вдоль кромки берега. Часа через три впереди показались идущие против течения лодии. Заинтригованный непонятным ему предприятием, Меченый со своими телохранителями тоже был здесь.

Погрузив на суда четыре ватаги, а пятой поручив сопровождать их коней в город, Дарник дал команду отплывать. На широкой водной глади были только стаи уток и чаек. Когда выправились на середину реки, кормчий-хазарин спросил Дарника, куда они направляются. Князь указал на левый берег.

– Нет-нет, мы туда не пойдем! – решительно запротестовал кормщик.

Гребцы залопотали по-хазарски, выражая согласие со своим начальником. Дарник кивнул арсу, и кормщик полетел в воду. Оптиматы обнажили мечи, и гребцы покорно взялись за весла. Кормщику бросили веревку и подняли на судно, но больше к кормовому веслу не допускали.

Левый берег, заросший камышами и кустами, встретил лодии безмятежно перелетающими птицами – верный признак того, что людей поблизости нет. Найдя песчаную отмель, Дарник с Меченым и несколькими гридями спрыгнули на берег. В густых камышах виднелись лишь тропы, проделанные кабанами, и, судя по макушкам деревьев, дальше было не болото, а твердая земля.

– Есть охотники до утра остаться здесь дозорными? – спросил князь воинов.

Те молчали, потупив глаза.

– Всем дозорным будет по медной фалере, – добавил Дарник.

Вперед выступили двое гридей, за ними еще двое. Оставив с дозорными дубицу и теплые плащи, липовцы поплыли в обратный путь.

– Что, прямо здесь и будем переправляться? – с сомнением поинтересовался Меченый у князя. – Ведь коней тоже придется везти, вплавь не доплывут.

В Черный Яр они прибыли уже в сумерках. На причале их ждал посланец от хазарского наместника:

– Князя Дарника воеводы просят пожаловать на совет.

– Передай, что я переношу совет на утро, – ответил Рыбья Кровь и вместе с воинами отправился в липовский стан.

– Не успел прибыть, а уже такую обиду им нанес! – то ли восхищался, то ли осуждал Меченый, идущий рядом.

– Вторая обида будет, когда узнают, что я место переправы выбрал, – усмехнулся князь.

По сравнению с Казгаром Черный Яр выглядел гораздо беднее, что объяснялось просто: торговые пошлины хазары брали в других городах ниже по течению Итиля. Глинобитные одноярусные постройки с камышовыми крышами лепились друг к другу, оставляя между собой лишь узкие извилистые проходы. Миновав посад, липовцы вышли за городские ворота и скоро были в своем стане.

День выдался трудным, поэтому Дарник велел всем отдыхать и на вечернюю трапезу в свой шатер пригласил одних хорунжих.

– Все ли готово к переправе на тот берег? – был главный вопрос князя.

Последовало продолжительное молчание.

– Ну так воеводы вроде решили на тот берег не идти, – на правах старшего по возрасту осмелел заметить хорунжий Лисич. – Хотят плавать вдоль берега и не давать кутигурам переправиться сюда.

– Все ли готово к переправе? – словно не слыша, повторил свой вопрос Рыбья Кровь.

– А колесницы и повозки тоже будем переправлять? – уточнил Лисич, всегда отвечающий за все военные припасы.

– В последнюю очередь.

– Тогда все готово. – Лисич горделиво выпрямился на своем чурбачке.

– Вот и хорошо. – Князь по-доброму всем улыбнулся.