Текст книги "Лишённые сна"
Автор книги: Евгений Шорстов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Итак, Второй, – хриплым голосом начал человек, – расскажите о себе.
– Я – Второй, – вступил Лёшин сосед, – и мне всё это приелось.
Остальные мужчины робко похлопали в ладоши; Лёша поддержал их.
– Сколько лет вы вместе? – спросил человек, заглянув в блокнот.
– Десять, – ответил Второй, качнув головой, – и всё ровно так, как вы говорили, доктор Сейович, от начала и до самого конца. Она была так красива в начале, но…
– Даже самый красивый цветок рано или поздно сгниёт в сырой земле, – закончил за него доктор. – Вы правильно рассуждаете. Любовь, как самый сладкий десерт, долгожданна, вкусна, но, увы, имеет свойство заканчиваться.
– Значит, и не было никакой любви, – с насмешкой вступил другой мужчина, – иначе как вы объясните, что этот, – он указал на своего соседа, что сидел против Лёши, – до сих пор витает в облаках со своей ненаглядной?
– Не стоит тешить себя ложной надеждой, Третий, – ответил ему доктор, – у всех десертов разный срок годности.
– А что ты сделал ради спасения своих чувств? – тихо спросил Лёша, обратившись ко Второму.
Все мужчины кроме доктора еле заметно вздрогнули.
– Подожди, одноногий, – остановил его Третий, – что ты имеешь в виду?
Юноша, удивлённый таким необычным обращением, резко наклонил голову вниз и дрожащими руками задрал подол платья; правой ноги действительно не было, вместо неё красовалась культя – мерзкая на вид, однако аккуратно заштопанная по всем правилам ампутации.
– Я спрашиваю, что он сделал для того, чтобы влюблённость не скатилась в безразличие, а переросла в любовь? – недовольно спросил он, опустив подол.
– Ещё один, – рассмеялся сосед Третьего, – доктор уже который год твердит, что любовь живёт своей жизнью.
– Как это? – удивился Лёша.
– Совсем просто, молодой человек, – ласково прохрипел Сейович, – и если бы вы чаще посещали наши сеансы, то овладели бы этим знанием куда быстрее и не задавали бы сейчас эти глупые вопросы… впрочем, вам тут совсем не место.
– Увы, одного джентльмена с двумя головами мне удалось переспорить всего пару минут назад, поэтому прийти раньше бы никак не получилось.
– Ах, – улыбнулся доктор, – вы один из тех мечтателей, что приходят за ответом к Лектору? Я, как его непосредственная тень, уверяю вас, что не остаться навеки в этом зале намного труднее, нежели в первом. Напугать человека легко, мы с рождения дрожащие трусы, а ты попробуй его рассмешить, чтобы он от души рассмеялся или растрогай до такой степени, чтобы слёзы бежали по щекам не от страха, а от радости или умиления. Страх вечен, но примитивен.
– Правильно, доктор, – кивал Второй, – я полностью согласен. Вы, молодой человек, – обратился к Лёше, – так и знайте, что страсть должна быть сильна настолько, чтобы продержать любовь как можно дольше, а как страсть уйдёт, так и любовь испарится.
– Бросьте эти пошлости, – поморщился Третий, – любовь древнее вашего разврата, она всё равно победит, несмотря ни на что.
– Я считаю, что любовь, как и любой бывалый воин, хороший стратег и тактик, но ей также требуется надёжная поддержка с вашей стороны, – заявил Лёша, – сама по себе она не продержится и упадёт в воды безразличия.
– Ересь, – отмахнулся Первый. – Я, вот, ничего не делаю, как жил, так и буду жить, и всё прекрасно. Двадцать лет душа в душу! Нет, ну бывает, что спорим, ругаемся, даже о разводе говорим, но всё равно никуда друг от друга не уходим.
– Расскажи о той самой ещё раз, – попросил его Второй.
– Да что там рассказывать, ну появилась одна молодая особа, ну закрутилось у нас всё, а что толку-то? Я домой вернулся, а там уже и суп на плите и колбаска… А молодая что? Только целоваться с ней.
– Так вы любовь себе искали или кухарку? – улыбнулся Лёша. – Вот к чему ваше безделье привело: влюблённость растаяла и превратилась в липкую привязанность. Вы даже уйти толком не можете, чтоб ни себя, ни её не мучить.
Первый удивлённо раскрыл глаза и умолк.
– А вы слетели ещё раньше, – Лёша взглянул на Второго, – но у вас пока есть шанс всё исправить.
– К друзьям пусть обратится, хоть к своим, хоть к её, они советом помогут, – поддержал Третий.
– Нет, – отрезал юноша, – вот и ошибка. Делиться проблемой с друзьями нужно тогда, когда ты уже примерно наметил план её решения, иначе они посеют ещё больше сомнений. Это как с монеткой: подкидываешь, а в глубине души уже точно знаешь, какой из двух вариантов тебе более близок.
– Ну вот и посмотрим, как ты запоёшь, когда твоя пассия тебе приестся, – ехидно бросил Второй.
– А разве может она приесться? – наступал Лёша. – Когда приходит любовь, тебе становится всё равно: что делать, как делать и зачем делать, – лишь бы делать это с ней. Ваша страсть… тебе не нравятся поцелуи и объятия, тебе нравится целовать и обнимать её, ну или его, как там сейчас принято. Без объекта любви это перестаёт работать, понимаешь? Ты постоянно ищешь её знакомые черты в других людях, что тебе симпатичны; и по прошествии долгого времени тебя держит не её кулинарное искусство или что там так нравилось Первому, а неведомая сила, имя которой – любовь.
Второй молча выпучил глаза.
– Эка ты их заткнул, – рассмеялся Третий, – всё по полочкам разложил.
– Вы так хотели набраться опыта, – сказал ему доктор, – как думаете, прав ли этот человек?
– Конечно, конечно, – кивал тот, улыбаясь Лёше.
Но это согласие совсем не устраивало юношу, ведь к Лектору вёл не консенсус, а спор.
– Что за опыт такой? – поинтересовался он у Третьего.
– Отношений, – махнул тот рукой, откинувшись на спинку стула. – У меня-то их не было ещё, а рассуждать о любви очень нравится, она, своего рода, алгоритм.
– Какой же это алгоритм? – удивился Лёша.
– Самый обыкновенный, делай то, не делай этого, и будет тебе любовь! Вот только разобраться бы, что делать. Я думаю, что важно вовремя её доказывать, чтобы, так сказать, держать уровень.
Доктор Сейович надменно посмотрел на Лёшу, ожидая его ответа.
– Совсем нет, – спокойно ответил юноша. – Любовь не требует доказательств, её строят на вере; это опасная игра с неописуемым по своему масштабу выигрышем.
– Значит, – расстроился Третий, – её совсем не нужно изучать? Чёрт возьми, я так и знал! Всё-таки вы были правы доктор… всё это нельзя толком познать, остаётся только надеяться на чудесную удачу.
– Отнюдь, – усмехнулся юноша. Доктор и Третий удивлённо покосились на него. – Вы шли в верном направлении, когда говорили, что в любви нужно разбираться, да вот только сбились и пустились рассуждать с позиции материалиста: алгоритмы, последовательности. Вы же знаете, что материальное без идеального – пустое, в то время как идеальное без материального – невозможное, и что самое интересное – одно без другого бессмысленно. Вот знаменитая апория Зенона – Дихотомия: «Чтобы преодолеть путь, нужно сначала преодолеть половину пути, а чтобы преодолеть половину пути, нужно сначала преодолеть половину половины, и так до бесконечности», идеальное без материального. Вы так и будете стоять на месте, утопая в своих размышлениях, а могли бы попросту сделать шаг и решить проблему. Также и с любовью, мало изучения и теории, – идеального, требуется ещё целая масса материальных составляющих, пусть даже простых ухаживаний.
– Я совсем запутался! – воскликнул Третий, хлопнув ладонями по коленям. – Всё вроде ясно, вот, начинаются эти комплименты, ухаживания, но потом вдруг приходит какой-то страх… недопонимания что ли или расставания. Быть может, именно он толкует о том, что нужно сменить весь алгоритм, доктор? И не нужны эти комплименты.
– Безусловно, дорогой мой, они нужны, что за вздор, – лениво ответил Сейович, исподлобья взглянув на собеседника. – И страхов никаких не будет, если их не предначертано.
– Ещё чего! – рассмеялся Лёша.
Доктор недовольно хмыкнул.
– Да какие страхи-то?! – сорвался Третий.
– Вот вы – мужчина, голодный до комплиментов, чего боитесь? Того, что они окажутся лживыми. А ваша женщина, купающаяся в этих хвалебных словах с рождения, чего боится? Того же самого. У нас разная ценность, но одинаковые за неё опасения. Все мы до жути боимся быть обманутыми, но продолжаем обманывать других, оттого и страх.
– Раз каждый боится, и у всех страх один и тот же, значит, это всё-таки последовательность?
– Опять нет, ну что вы. Каждый боится по-своему; страх быть обманутым любимым человеком – это основа, самая верхушка айсберга.
Третий таращился на Лёшу и тяжёло прерывисто дышал.
– Так, если айсберг возможно изучить, то и любовь можно? Это, получается, наука, правильно?
– Наука – это земное, материальное, любовь же хоть сродни философии, но всё равно стоит за её гранью, а философия – это уже не наука, но тесно связанная с ней область познания, идеальное.
– А любовь?
– Любовь это баланс, бессмертное искусство, которое можно познавать и совершенствовать бесконечно.
Третий умолк.
– Браво, – недовольно буркнул Сейович, – долго же вы с ним провозились. А как насчёт меня, расколите?
– Даже браться не буду, сами расколетесь.
– Эге, тогда что вы можете сказать о вашей любви? Неужели всё дело в этой даме? Это так трогательно, идти за ответом к самому Лектору…
– Какая там любовь, – вздохнул Лёша, откинувшись на спинку. – Вы вот вроде доктор, а ничего не понимаете. С первого взгляда любви не бывает, только сильная влюблённость и не более того. А сколько времени должно пройти с первых «я тебя люблю» до всецелого осознания своих чувств? Я уже молчу про пресловутую страсть, которую ошибочно воспринимают за любовь.
– Чёрт с тобой, – отмахнулся доктор. – Какой бы сильной твоя… любовь… не была, она всё равно смертна.
– Тогда я брошу все силы, чтобы она умерла позже меня, доктор Сейович.
Свет в кабинете погас, и Лёша вновь оказался во тьме.
V. Лектор
Оглушающий звон ударил в голову юноши, теперь он лежал посреди огромного пустого зала с потолком в виде купола, слабо освещённого дюжиной настенных факелов. Под самым его сводом располагался деревянный куб, висящий на четырёх крепких железных цепях.
Только Лёша прищурился в надежде рассмотреть загадочный объект, как внутри того вспыхнул свет; пробиваясь наружу сквозь небольшие прямоугольные стёклышки, вставленные между зазорами досок по бокам, он озарял тёмный зал противной желтизной. Цепи слегка затряслись, их чёрные тени дрожали на ровных стенах из белого мрамора.
Юноша приподнялся на локтях; перебирая дрожащими руками, отполз с центра к одной из стен и прислушался. Из куба донёсся еле слышный голос:
– Ты правильно заметил, что Романов – псевдо.
– Что? – испуганно воскликнул Лёша.
– Единственное, в чём он прав, так это в сути спора: в нём должна родиться истина.
– Я спорил, Лектор! Спорил со всеми подряд, но истина не родилась.
– Я – истина, – строго объявил Лектор; его голос становился всё громче: – Ты молодец: спустил с небес на землю Романова, напугал Авика, заговорил Сейовича… каждого его же оружием, браво!
– И только поэтому я здесь, что переспорил твоих слуг?
– Это не слуги, мой друг, это мои тени, отголоски моих мыслей, – железным голосом вещал Лектор из своего светящегося куба, – они жаждали спора, но были в нём слабы. Скажи мне, чем ты отличаешься от них?.. Ты споришь так, как тебе сказал Романов, ради истины. Но сам Романов спорил только ради спора, как и Авик с Сейовичем. Спор ради спора – неправильный, любая дискуссия должна вести к действию; мало кидаться друг в друга фактами, нужно создать из этих фактов новую истину. Знаешь что-нибудь о ложном ощущении участия? Конечно знаешь! Бросил монетку в ящик помощи сиротам или сходил один раз на митинг и вот ты уже обожаешь благотворительность, ну и являешься ярым оппозиционером по совместительству. Но стоит ли твоё участие хоть чего-то? По итогу сирота умерла, а… впрочем, не важно.
– Я пришёл к тебе за ответом о смерти.
– Этим-то ты и отличаешься, тебе не нужно участие, тебе нужен результат!
Цепи затряслись сильнее, свет начал мерцать, то угасая полностью, то становясь ярким до такой степени, что чёрные тени исчезали с мраморных стен, и вся комната заливалась белым.
– Разберись прежде в вопросе жизни, – сказал, наконец, голос, когда свет снова стал противно-жёлтым.
– Задай мне его, – прошептал юноша.
– Я уже есть ответ, – воскликнул Лектор громче обычного, – и я не задаю вопросов, на которые не отвечу сам. Моя мысль свободна, а твоя – нет, но в этом зале я позволю тебе покинуть пределы разума.
– Жизнь есть игра, – предположил Лёша, прижавшись спиной к холодной стене, – и как у любой игры у неё есть свои правила: хорошие и плохие, прекрасные и ужасные. Но тот, кто по своей прихоти мешает играть остальным, должен быть лишён права игры.
– И смысл жизни?
– Закончить игру.
– Значит – умереть?
– Умереть, значит, проиграть, – Лёша помотал головой. – А умереть, ничего после себя не оставив, – худший вариант проигрыша.
– Тогда что ты хочешь знать о смерти? – спросил Лектор. – То, что это наказание за недостигнутое бессмертие?
– Нет, я только хочу спросить, как избежать её. Моя любовь сейчас в беде.
– Твоя любовь? А ты познал это чувство, друг, чтобы так громко заявлять о нём?
– Ты думаешь, что мне это не под силу?
– Я знаю, что это под силу мне – обитателю этого куба.
– Так поделись со мной этой силой, расскажи, как мне спасти мою любовь?
– Достаточно ли ты свободен в полёте мысли, чтобы получить это знание?
– А ты свободен? – поморщился Лёша. – Говоришь о свободе, а сам сидишь в клетке на цепях!
Свет замерцал, цепи затряслись настолько сильно, что с грохотом сорвались со стен, вырвав куски мрамора, и светящийся куб рухнул на пол. В зале поднялась страшная пыль, и только когда она окончательно развеялась и прямо с потолка, где раньше висел куб, пролился бледный свет, юноша смог разглядеть, что в клетке Лектора есть небольшая дверь.
– Правильно, – донёсся голос из куба – уже не светящегося. – Ты действительно прав. Прав во всём от и до, но кое о чём ты всё-таки забыл.
– О чём же? – говорил Лёша, подползая к кубу.
– Ты где-то потерял «Ла»! – рассмеялся Лектор.
– Лану? – удивился юноша.
– О, да, друг мой, ты снова прав. Ну-с, готов ли ты встретиться с истиной лицом к лицу? Освободи же меня! Узри Лектора!
Лёша приблизился к двери, просунул пальцы в решётки и резко дёрнул рукой. Дверь со скрипом отворилась. Юноша хотел закричать, но челюсть его свело болезненной судорогой, а на лице застыла бледная маска космического ужаса. Внутри куба стояло огромное зеркало.
– Ты спрашиваешь меня? – говорил Лёша своему отражению, глядя себе прямо в глаза. – Какие к чёрту Лишённые сна, какие к черту легенды? Ничего, ничего нет! Ты уже знал ответ, когда шёл сюда! Что она говорила? «Ты останешься со мной, будешь рядом?» Глупец! Тебе здесь не место! Твоё место рядом с ней, нужно было просто быть рядом! – Он зажмурился и тихо заплакал. – И ради этого я оставил её одну?
Лёша очнулся около заброшенного магазина хозтоваров. Он сидел около двери, обхватив поджатые ноги руками. Утреннее солнце слепило глаза, холодный ветер пронизывал болезненное тело насквозь. Голова юноши была тяжелее чугуна, он еле поднялся и, схватившись за макушку, медленно побрёл в сторону дома, с трудом переставляя ноги.
Три следующих дня Лёша пролежал в кровати, изредка нехотя поднимаясь, чтобы дойти до кухни и сделать пару глотков воды. Наконец, он не выдержал и вызвал себе скорую помощь.
}Эпилог}
Нигде осенью не найдёшь такого же спокойствия, как на деревенском кладбище. Лёше потребовалось всего несколько минут за компьютером, чтобы найти информацию об одном таком – о Вереечке.
Он сидел на низенькой деревянной лавочке, выкрашенной в синий цвет. Лёгкий ветерок гулял между потрескавшихся крестов, гранитных плит и металлических памятников с облупившейся серебряной краской и побледневшими овальными портретами.
Лёша смотрел на свежую могилу, укрытую новыми яркими венками и на портрет красивой, ещё здоровой Ланы. Внутри юноши всё сжималось, уже не горело, но болезненно тлело, словно сама душа издыхала от тяжёлой печали.
– Так долго искал и так быстро упустил, – шептал он, утирая горячие слёзы.
Ветер гнал листья вдоль оград из арматуры с резьбой и жуткими пиками, шумел в макушках деревьев, заглушая щебечущих птичек, что всегда выступают не сразу, а немного погодя, когда посетитель кладбища достаточно привыкнет к окружению.
– Никто мне больше не нужен, и так ото всех оградился, – причитал Лёша, сверля глазами портрет, – выдумал себе… и ведь сам же говорил, что нужен баланс! Совсем утонул в мыслях, а о тебе забыл!
Тонкие деревца с остатками листьев прорастали из неглубокого кювета вдоль дороги, по которой юноша, опустив голову, брёл обратно.
«Быть рядом, быть рядом», – думал он, тяжело и прерывисто дыша.
Победила ли Лану её болезнь или девушка сама «закончила это всё», не дождавшись возвращения любимого, – Лёша так и не выяснил.
2021
[1] В споре рождается истина (лат.)
