Текст книги "Катарсис (СИ)"

Автор книги: Евгений Королев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Катарсис

Мир умирал, а я сидел у окна и размышлял над тем, когда же наконец составлю ему компанию. Раскат грома, грянувший с такой силой, что содрогнулось все здание, отвлек меня от тягостных раздумий. Первые капли дождя барабанной дробью застучали по стеклу. Снаружи непроглядная тьма. Ночь давно вступила в свои права, а будет ли рассвет – уже никто с уверенностью не может сказать. Да и как можно быть в чем-то уверенным сейчас, когда истерзанный мир покорно ждет своей участи.

Поспешно распахнул окно. Холодный ночной воздух ворвался в комнату, едва не затушив свечу на столе. Я боязливо вытянул руку вперед, словно засовывая ее в пасть кровожадной акуле. Ледяные капли обожгли кожу. Со страхом и недоверием воззрился на ладонь, понюхал и даже попробовал на вкус содержимое, после чего облегченно вздохнул. Никакого подвоха – всего лишь дождевая вода. Боже, какое же это счастье, видеть обычный дождь! Не кровавый, огненный или еще какой. А ведь этот ливень тоже далеко не безобиден и, несомненно, принесет гибель роду человеческому… большей его части. Но там, где есть вода, снова зародится жизнь.

Я ликовал. Хотелось выскочить на улицу, прямо через окно, и плевать, что этаж девятый – это мы уже проходили, подставить лицо под эти холодные струи, петь, орать, плясать. С великим трудом взял себя в руки. Захлопнул окно и уселся обратно в кресло. Времени мало, а сделать предстоит так много.

Медленно и торжественно раскрыл старую тетрадь, давно ожидавшую своего часа. Тетрадь как тетрадь, разве что края слегка обгорели, да на выцветшей обложке капли засохшей крови. Такой я ее и нашел, бродя среди обугленных руин. Пожелтевшие страницы впитали боль, ужас и отчаяние стоящего на краю гибели мира. Лучшего материала для моей рукописи просто не найти. Что ж, осталось лишь облечь мысли в слова. Я задумчиво повертел в пальцах ручку. Так с чего же начать? А почему бы и не с себя…

***

Уж не знаю, какими были летописцы в древности, но я до их уровня точно не дотягиваю. До сих пор в толк не возьму, почему Создатель доверил эту миссию именно мне. Не самый черствый грешник, конечно, но далеко и не праведник. Да и семьянин, если честно, так себе. Да, работал, как проклятый, чтоб родные ни в чем не нуждалась, но при этом часто забывал о самом главном – уделять больше времени жене и дочке. Вот и в тот роковой вечер, когда пьяный ублюдок сбил их, мирно переходящих улицу, меня не было рядом – задержался на работе.

Сказать, что я был сломлен – значит, ничего не сказать. В те дни я жил одной лишь жаждой мести, но и этого последнего желания меня лишили. Убийца не дожил до суда, где я намеревался осуществить свою вендетту, и повесился в камере. Легче мне, конечно, не стало. Окончательно упасть на дно не дала старшая сестра. Нянчилась со мной, как с малолетним, хоть у самой уже двое детей было. И ведь почти выкарабкался, начал в себя приходить, даже жениться второй раз надумал, но жизнь вновь ударила под дых. Сестра с мужем и сыновьями погибла в авиакатастрофе, когда возвращались из отпуска.

Из живых родственников у меня остались лишь родители. Я перебрался к ним. Не мог больше оставаться один, да и отцу с матерью поддержка была нужна, как никогда. Однажды, возвращаясь с работы, увидел стоящие возле подъезда пожарные машины. Внутренне холодея и моля всех святых, чтобы мои предчувствия не оправдались, рванул вверх по лестнице. Бесцеремонно расталкивая всех, кто попадался на пути, сопровождаемый криками и бранью, выскочил на лестничную клетку пятого этажа, где едва не столкнулся с врачами «скорой», выносящими из выгоревшей дотла квартиры, останки моих родителей.

Трудно сказать, что удержало меня еще тогда от самоубийства, но точно не страх смерти. Терять все равно было нечего. В самый последний момент, перед прыжком с эстакады, словно чья-то невидимая рука схватила за плечо, не позволив сделать роковой шаг. Знай я тогда, что это мой последний шанс добровольно уйти из жизни… Впрочем, ничего бы не изменилось, ибо где-то там, свыше, уже давно все за меня решили.

И тогда я просто решил отстраниться от этой жизни простым и всем известным способом. Алкоголь помог на время забыться, но душевные раны с каждым днем терзали все сильней. Спиртного стало больше, однако теперь оно лишь усугубляло подавленное состояние. Отравленный алкоголем мозг ночами выдавал такие кошмары, что хотелось на себя руки наложить сразу по пробуждении. Друзья пытались вырвать меня из объятий «зеленого змия», но было слишком поздно. Я порвал все связи со своим прежним окружением, перестал общаться с родственниками, что были еще живы. Двое самых преданных друзей, все еще пытавшихся достучаться до голоса моего разума, вскоре погибли при весьма странных обстоятельствах, остальные сами не захотели иметь со мной ничего общего. Так я остался совсем один, чему был только рад – не хватало кому-то еще из-за меня умереть.

О, сколько раз я взывал к небесам с мольбой прекратить это безумие, вопрошал, чем провинился, заслужив подобное наказание, но ни ответа, ни намека на него так и не дождался. И тогда, в порыве гнева и отчаяния, я разразился потоком чернейших проклятий. Орал, срывая голос, пытаясь докричаться до глухих Небес и их равнодушных обитателей. И вновь ничего: ни тебе молнии, ни банального кирпича, на худой случай, дабы покарать безумного богохульника.

И вновь алкоголь. Много алкоголя… Напивался до беспамятства, порой выпадая из реальности на многие дни. Безвылазно сидел в своей квартире, равнодушный ко всему. С работы меня давно уволили, последние сбережения уходили на выпивку. Время от времени все же приходил в себя. И в один из этих дней случилось то, что навсегда изменило мою жизнь.

***

Проснулся я от солнечного света, бьющего в глаза. Нехотя разлепил налитые свинцом веки и поморщился, ожидая дикой головной боли. Но ничего подобного, к моему удивлению, не было. Более того, чувствовал я себя вполне бодрым и отдохнувшим, словно не бухал две недели напропалую, а просто вздремнул часиков эдак двенадцать.

В квартире было свежо, вероятно, забыл форточку с вечера закрыть. Переборов себя, встал с кровати и, зябко кутаясь в одеяло, побрел к окну. Под ногами что-то захрустело. Посмотрел себе под ноги и увидел, что весь пол засыпан осколками битого стекла. Час от часу не легче! Приблизившись к окну, я выглянул во двор и обомлел. Помотал головой, не веря своим глазам. Многоэтажка напротив, что не пускала в мою квартиру солнечный свет по утрам, исчезла. На ее месте высилась груда бетонных обломков. Сон вмиг, как рукой сняло. Я бросился к входной двери, распахнул ее и выбежал на улицу, благо жил на втором этаже.

Снаружи легче не стало, скорее наоборот. На всякий случай ущипнул себя, ибо зрелище, которое предстало моим глазам, могло привидеться лишь в кошмарном сне. Огромный мегаполис лежал в руинах. На сотни метров вокруг не было ни единого целого здания, хотя нет, одно все же неплохо сохранилось – мой дом, из которого минуту назад выскочил, как ошпаренный. Стены, хоть и в трещинах, но все еще стоят. Не успел я мысленно воздать хвалу неизвестным строителям, что на совесть возводили мое жилище, как израненная высотка все-таки решила капитулировать.

Сначала раздался оглушительный треск, сменившийся протяжным скрипом, похожим на предсмертный стон. Трещины стремительно росли и ширились. Еще пара мгновений – и здание стало медленно оседать. Зрелище было жуткое и завораживающее одновременно. Я не мог двинуться с места, ноги, словно приросли к земле. С возрастающим ужасом увидел, как толстенный прут арматуры выскочил из разломившегося бетонного перекрытия и, бешено вращаясь, словно лопасти вертолета, устремился в мою сторону. Я успел среагировать, но недостаточно быстро: железный штырь, вместо того, чтобы пробить насквозь грудную клетку, саданул по ребрам с такой силой, что меня отбросило на добрый десяток метров. Не знаю, сколько длился этот полет, но для меня он показался вечностью. Грудь пылала огнем. Из легких разом вышибло весь воздух – ни вздохнуть, ни заорать. Приготовившись рухнуть в холодные объятия смерти, я принял удар затылком о тротуар, как избавление от мук.

В отключке пробыл недолго. Когда открыл глаза, облако бетонной пыли еще не успело рассеяться. Сделал осторожный вздох, затем еще один, уже глубокий и сильный. Больно, конечно, но терпимо. Странно. После такого удара половина ребер должна быть переломана. С трудом приподнялся, задрал рубаху и осмотрел себя. На груди расплылся огромный синяк. Голова кружилась, слегка подташнивало. Оно и немудрено, после такой экстремальной посадки. Аккуратно ощупал затылок и удовлетворенно хмыкнул. Даже шишку не набил – вот уж воистину в рубашке родился! Морщась от боли, поднялся на ноги, мрачно взглянул на гору строительного мусора, в которую превратилась многоэтажка, и зашагал прочь.

Выживших отыскал без труда. Немало их потерянно бродило среди руин. Вот только добиться от них хоть какого-то объяснения, что же здесь случилось, я так и не смог. Напуганные и подавленные люди попросту не обращали на меня внимания. Судя по всему, здесь произошло землетрясение. Вот только в наших широтах их почти не бывает, а уж таких, чтобы разом уничтожить город с многомиллионным населением, и подавно.

На ближайшем перекрестке стояло несколько брошенных легковушек. Я подошел к ближайшей из них и дернул ручку на двери – не заперто. Уселся на водительское место и включил старенький приемник. Несколько минут крутил колесико настройки, в надежде поймать хоть одну работающую станцию. Наконец мои старания увенчались успехом. Сквозь треск и помехи пробился взволнованный женский голос:

– Волна чудовищных катаклизмов прокатилась по всему земному шару, вызвав колоссальные разрушения. Число жертв, только по предварительным подсчетам, превысило полтора миллиарда человек. После серии невиданных ранее землетрясений, свыше двенадцати баллов, Нью-Йорк, Москва, Пекин, Лондон, Токио и еще более тысячи городов по всему миру лежат в руинах. Цунами, высотой до двадцати метров, ураганы и смерчи, которые, по свидетельствам очевидцев, поднимали в воздух многотонные автомобили, извержения вулканов, спавших сотни лет – все это неминуемо приводит к мысли о приближении Судного Дня. Новоизбранный глава римско-католической церкви обратился к верующим с призывом, цитирую: «Отринуть вражду, разногласия, сплотиться в эти тяжелые времена и молить Господа о прощении». Папу Римского поддержали также главы других религиозных конфессий. В эти минуты проходит экстренное заседание Совбеза ООН…»

Я выключил радио и обессилено откинулся на спинку сиденья. Ну ни фига себе, вышел из запоя! Вероятно, наилучшим выходом сейчас было бы напиться до чертиков, вот только от одной мысли вновь взяться за бутылку, к горлу подступил тошнотворный комок. Тогда я думал, что худшее уже свершилось, но, увы, это было лишь началом конца.

***

«Все, что нас не убивает, делает сильней» – не помню, кто это сказал, но фраза чертовски верная. Человечество сумело оправиться после первого потрясения и даже худо-бедно приспособиться к новым условиям. Ни о каком единении, за которое так ратовали церковники, речи, конечно, не шло. Глотки друг другу рвать не стали – и то ладно. Что не позволило нам уже тогда уподобиться животным, что поддерживало огонь надежды в сердцах? Наверное, та передышка, что даровал выжившим Господь. Отбушевали ураганы, отполыхали пожары успокоилась земная твердь, а взбесившиеся океанские волны отхлынули обратно. Солнце светит, вороны орут, поля колосятся – жить можно. К слову, многие из уцелевших вскоре отправились постигать премудрости сельской жизни, подальше от гигантских кладбищ, в которые превратились города.

Вот тут-то человечество и постигло новое испытание – голод. Полчища саранчи – все, как по библейскому сценарию. Нет, самой обычной: без человеческих лиц, львиных клыков и прочей ереси из первоисточника, но от того не менее паскудной. Порезвились твари на славу, слопав не только скудный урожай, на который так уповали люди, но вообще всю растительность, до которой только смогли добраться, оставив после себя самую настоящую пустыню с обглоданными скелетами деревьев. После чего, прожорливые легионы дружно передохли: то ли с голоду, то ли от обжорства. Вскоре последовала новая напасть – массовый падеж скота, остановить который было не под силу никому.

Какое-то время, пока хватало запасов, люди еще держались. Та же саранча, к слову, весьма недурна на вкус, так что последователей Иоанна Крестителя нашлось в избытке.

А вот потом началась даже не борьба, а самая настоящая грызня – за каждую горсть зерна, за каждую банку консервов. Реки крови потекли по пустынным улицам. Это может показаться красивой метафорой, вот только я не понаслышке знаю, насколько страшен человек, потерявший моральный облик. В тот миг, когда всеобщее безумие достигло своего апогея, водные артерии стали багровыми от свежей горячей крови.

К такому не были готовы даже самые стойкие. Начались массовые самоубийства. Я наблюдал за всем этим с холодной отрешенностью. В те дни насмотрелся такого, что пожелавших уйти из жизни прекрасно понимал и поддерживал – они хоть вреда уже никому не причинят.

Через неделю реки очистились, но свою смертоносную миссию выполнить успели. Кровь сворачивалась, густела, и вскоре вся эта вязкая субстанция стала загнивать. Смрад стоял ужасный. Эпидемии не заставили себя долго ждать. Собственно, болезнь-то была одна, но такая, что впору сразу себе пулю в голову пустить, пока не поздно. Все тело покрывалось гнойными язвами, причинявшими невыносимую боль. Зараженные были обречены на долгую и мучительную смерть, без малейшей надежды на выздоровление.

У меня же к этой заразе обнаружился стойкий иммунитет. То, что со мной далеко не все в порядке я заподозрил уже давно. Еще в тот злополучный день, когда едва не оказался погребенным под руинами рухнувшей высотки. Впрочем, тогда просто списал это на невероятное везение, которое теперь преследовало меня неотступно. Шутка ли, столько боли и смертей вокруг, а я жив-здоров. С недавних пор стал замечать, что совершенно не нуждаюсь ни в воде, ни в пище, а сплю от силы пару часов за день, да и то скорее по привычке. При этом, чувствую себя превосходно. Может потому и не последовал примеру многих отчаявшихся, ведь будучи в норме, сумел сохранить ясность ума, а не обезуметь от голода, жажды или страха, подобно остальным. Для себя давно решил, что уйти в мир иной всегда успею. Пока же отчужденно наблюдал за агонией мира. Незамечаемый никем, словно призрак, бесцельно бродил по улицам своего погибшего города, наблюдая такое, от чего нормальный человек вмиг бы поседел. Но настал день, когда страх добрался и до меня.

***

Все то время, пока мне была отведена роль стороннего наблюдателя, я чувствовал себя марионеткой в чужих руках. Чья-то незримая воля направляла меня, не давая свернуть с намеченного пути, контролируя чувства и эмоции. Неприятно, но противиться этому было невозможно. Вот и сейчас словно кто-то подталкивал меня, заставив свернуть во двор этого дома, чудом уцелевшего после землетрясения. Двор был глухой, с единственным выходом через арку, которую я только что миновал. Постоял пару минут, осматривая хмурым взглядом обшарпанные стены и собрался уже было уйти, как вдруг слева послышался скрип. Я медленно повернул голову в ту сторону и увидел выходящего из подъезда мужчину.

С первого взгляда на него стало ясно – не жилец. Кожа на лице и руках отваливалась кусками, местами с мясом, обнажая жуткие гнойные раны. На скулах плоть была изъедена до костей. Знакомая картина – последняя стадия болезни. Этот бедолага, по идее, уже должен корчиться в предсмертной агонии. И откуда только силы взялись на ногах стоять! Не иначе, решил напоследок свежего воздуха глотнуть да с солнышком попрощаться. Привыкший к подобного рода зрелищам, я неожиданно осознал, что чувствую к нему не брезгливость, а жалость. Захотелось вдруг подойти, помочь, чем угодно – пусть даже добрым словом поддержать, хоть ему мои речи и до одного места. Я и впрямь шагнул навстречу. Обреченный поднял голову и в упор взглянул на меня, заставив остановиться. Как-то сразу стало не по себе. Затуманенный болью взгляд мужчины с каждым мгновением становился все более осмысленным. За одну минуту на изуродованном лице отразилась целая гамма эмоций: удивление, страх, злость и, наконец, мольба о помощи. Не знаю, за кого он меня принял, но, судя по всему, решил, что я и есть его спасение. Шаркающей походкой побрел в мою сторону, умоляюще протягивая руки. Я попятился. Человек открыл рот, пытаясь что-то сказать, может попросить не уходить, не оставлять его, но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.

Внезапно кто-то схватил сзади за плечо, так что я заорал благим матом и дернулся в сторону, освобождаясь от судорожно вцепившейся в меня тонкой кисти, с обнажившимися кое-где до костей фалангами пальцев. Присмотревший к той, что чуть не наградила меня сердечным приступом, я обомлел. Еще она жертва страшной болезни и моя давняя знакомая, в которую когда-то был по уши влюблен. С ужасом и отвращением сейчас рассматривал ту, что десять лет назад была королевой выпускного бала: некогда роскошные светлые локоны грязной редкой паклей торчали на покрытой язвами голове, левый глаз отсутствовал, а из пустой глазницы сочилась желтая сукровица, пухлые розовые губы, которыми грезил каждый старшеклассник, исчезли, обнажив растянутые в зловещем оскале гнилые зубы. Опознать в этом ходячем трупе мою первую любовь помог золотой кулон, который я же ей и подарил на память. При иных обстоятельствах, наверное, порадовался бы, что мой подарок ей так дорог, раз носит до сих пор, но сейчас рванул наутек, позабыв обо всем на свете.

Далеко не убежал – во двор навстречу мне вывалилась целая толпа зараженных. Я отступил, было, надеясь спрятаться и переждать где-нибудь в доме, пока эти «живчики» не разойдутся, но тут двери всех подъездов, как по команде распахнулись, исторгая наружу новую порцию гниющей человеческой плоти. Похоже, сюда стягивались больные со всего города, а я был для них чем-то, вроде магнита. Живое кольцо неумолимо сжималось.

Неожиданно людское море замерло, оставив меня на узком пятачке пустого пространства. Сотни людей с немой мольбой смотрели на нового Мессию, ожидая чего-то, а он лихорадочно размышлял, как бы поскорее улизнуть от своей паствы. Гнетущая тишина действовала на нервы, не давая сосредоточиться, и потому раздавшийся из толпы хриплый голос, резанул по сердцу, словно тупой нож, заставив вмиг покрыться холодной испариной:

– Спаси!

В то же мгновение все дружно рухнули на колени, и сотни рук потянулись ко мне. Одна женщина ухватила за полу куртки – я отстранился, но тут же с десяток рук мертвой хваткой вцепилось в тело. Еще минута – и меня просто на сувениры растащат. Вот теперь пробрало по-настоящему! Я стал отчаянно вырываться – толпа ответила возмущенным ропотом.

Больше ждать нельзя. Дернувшись так, что куртка затрещала по швам, я освободился, наконец, из цепких объятий своих недавних фанатов и, беззастенчиво раздавая автографы, в виде пинков и зуботычин, двинулся к припаркованной неподалеку легковушке. То и дело награждаемый ответными «овациями», сумел-таки прорваться к цели, запрыгнул на капот, оттуда на крышу, где хоть немного перевел дух. Долго прохлаждаться мне не дали. Автомобиль вздрогнул под напором живой волны, после чего начал раскачиваться. Не медля ни секунды, я перемахнул на соседнюю машину, оттуда на третью… На шестой, к моему большому сожалению, стоянка закончилась. Дальше – хоть по головам. Я быстро осмотрелся, оценивая обстановку. До арки метров пять, и под ней плотность людского потока не так велика. Основная масса «паломников» уже просочилась во двор, а подкрепление, судя по всему, еще не подоспело. Подсознание буквально вопило, предостерегая от этой безумной затеи, но других вариантов не было. Подпрыгнул несколько раз, заставив машину пружинить, оттолкнулся как можно сильнее и сиганул прямо в толпу. Приземлился кому-то на плечи, едва не рухнув вниз от потери равновесия, по инерции подался вперед, перешагнув на следующую «опору», и резво заскакал к спасительному выходу. Не дотянул самую малость, метра полтора, оступился и с воплем полетел на землю, где меня тут же накрыло живой волной.

Я закричал, задергался, словно муха в паутине, тщетно пытаясь выбраться. Через секунду заорал уже оттого, что кто-то впился зубами в запястье. Боль придала сил. Изловчившись, вырвал правую ногу из захвата и тут же двинул ею наугад – попал, освободив вторую конечность. Бешено замолотил обеими, вынудив нападавших хоть ненадолго отступить. Воспользовавшись заминкой, перевернулся на живот, приподнялся, но получил коленом под дых, так что в глазах на миг потемнело. Двинул локтем назад, дабы охладить пыл самого ретивого, что норовил запрыгнуть на спину. Раздался хруст, потом всхлип. Стало свободнее. В следующее мгновение был уже на ногах, вертясь волчком, рыча и раздавая тумаки всем желающим. Никогда не считал себя великим бойцом, а тут, словно бес вселился. Толпа отхлынула. Не теряя ни минуты, рванул под арку. Отшвырнул ударом ноги в живот попавшегося ну пути мужчину. Тот согнулся пополам и отлетел назад, сбив попутно еще двоих. Дальше пошло, как по накатанной: разбежался, оттолкнулся ногой от стены, зарядив пяткой в челюсть другому страждущему, припечатал кулак к переносице третьего, четвертого шарахнул затылком об кирпичную кладку, последнего, самого хлипкого, не мудрствуя лукаво, протаранил на полном ходу, вылетев вместе с ним наружу. Только теперь смог рассмотреть свою последнюю жертву – совсем юная девушка, с парой небольших язв на лице. Она сидела на земле, прижимая дрожащие пальцы к разбитому носу, и тихонько поскуливала. Мне вдруг стало очень паршиво. Боевой азарт вмиг улетучился, оставив после себя боль и усталость. Я шагнул к несчастной, чтобы успокоить, помочь хоть чем-то, но она вскрикнула и отшатнулась от меня. Времени на утешения и извинения не осталось – из двора с диким ревом неслась разъяренная толпа. Ярость гнала вперед даже тяжелобольных. Воистину, это была атака мертвецов. Многие уже успели где-то вооружиться: палки, куски арматуры, обрезки ржавых труб или просто обломки кирпича – всем этим они приготовились меня на славу попотчевать.

Я припустил что было духу, следом неслись проклятия, а минутой позже полетели и камни. Один обломок просвистел над самым ухом, второй ударил по плечу, третий чиркнул по виску, содрав кожу. Я зашипел от боли, инстинктивно прикрыл голову руками, пригнулся и помчался с удвоенной силой, подгоняемый страхом, словно плетью. Бежал наугад, часто петляя, чтобы сбить с толку преследователей, и через несколько кварталов все же сумел оторваться. Остановился, чтобы отдышаться. Меня трясло: то ли от переизбытка адреналина, то ли от пережитого ужаса, а может от осознания того, что сам едва не утратил человеческий облик. Можно сколько угодно твердить себе, что это было необходимо, мол, не ты, так тебя, вот только я отчетливо помнил, как упивался каждым мгновением боя, поддавшись первобытным инстинктам. И конечно, никогда не забуду взгляд той девчонки – взгляд жертвы, увидевшей хищника.

Оставаться на улице было опасно. Я затравленно осмотрелся, в поисках убежища и увидел распахнутую настежь дверь одного из домов напротив. Без лишних раздумий нырнул в темноту подъезда, крадучись поднялся на третий этаж, где обнаружил незапертую квартиру. Тихо прошмыгнул внутрь, закрывшись сразу на два замка. В нос тут же шибанул запах тлена, впрочем, мало меня смутивший – бояться надо живых. У окна, уронив голову на стол, замер хозяин квартиры. Лужа запекшейся крови из раны на виске красноречиво указывала на то, что мертв он уже несколько дней. Честно говоря, я ему даже позавидовал. Лежит весь такой умиротворенный, вон, вроде как, даже улыбается! А что если… Подобрал с пола револьвер, осмотрел – в барабане пять патронов. Что ж, еще четверо бедолаг обретут здесь покой. Прямо клуб анонимных самоубийц! Я усмехнулся и приставил пистолет к виску. Закрыл глаза и, не колеблясь ни секунды, нажал на курок, но услышал лишь сухой щелчок. Повторил, потом еще, и еще… Револьвер дал пять осечек подряд.

***

Попыток уйти в мир иной я так и не оставил. В следующий раз решил повеситься. Сначала оборвалась толстая и прочная на вид веревка. Не отчаялся, повторил, вот только дубовая ветвь, чуть ли не в обхват шириной, сломалась, будто прогнившая до основания. Распластался на земле и не успел даже удивиться, как оказался придавлен рухнувшим сверху бревном. Когда очнулся, завыл, но не от боли, а от тоски и отчаяния.

Дубль третий – прыжок с моста вниз головой. Уже в полете с ужасом увидел, как темные воды расступаются передо мной. Воткнулся головой в дно, явственно услышав, как ломаются шейные позвонки. Пролежал до вечера в грязи, глотая тину и слезы горечи, покуда шея не срослась. Когда выбрался на берег, вода вернулась на свое место, как ни в чем не бывало. Все-таки чувство юмора у Него есть, хоть и весьма специфическое.

Много чего еще перепробовал – на целое пособие для начинающих самоубийц хватит. Огонь давно не актуален, электрический ток бодрит, ну а коктейлем из змеиных ядов давненько уже заправляюсь, вместо утреннего кофе. Сначала был в ужасе, потом привык, но расстаться с жизнью теперь пытался исключительно любопытства ради, всякий раз постигая новые грани своей неуязвимости. В общем, долбаный супермен! Вот только помочь никому не смог, как ни старался…

Эпидемия отступила так же внезапно, как и началась, унеся тысячи жизней. Кое-кому все же удалось спастись: одни умудрились не подхватить заразу, а те, что заболели последними, выздоровели. Впрочем, долго радоваться выжившим не пришлось. На сей раз Всевышний подверг нас испытанию огнем. Первым этапом стал чудовищный метеоритный дождь. Я не пережидал его, подобно остальным, прячась в подвалах и бомбоубежищах, а спокойно разгуливал по улицам, словно то был самый обычный ливень. Полыхающие снаряды равнодушно проносились мимо меня, сея вокруг смерть и разрушения. Знаю, прозвучит жестоко, но зрелище завораживающее, черт возьми!Огонь сыпался с небес всего пару часов, но за это время весь город превратился в гигантский костер. Казалось, горел даже камень.

Возле объятой пламенем «хрущевки» толпилось несколько человек. Растрепанная, грязная от сажи и копоти, женщина отчаянно извивалась в руках державших ее мужчин, истошно вереща. Я шагнул навстречу, уже готовый к тому, что придется помахать кулаками, но несчастная вдруг заметила меня и заголосила с удвоенной силой:

– Помогите! Мой ребенок… там! Мой мальчик! Спасите его, умоляю!

Ясно, мужики просто не дают безутешной матери слепо рвануть навстречу смерти. Войти в горящий дом никто из них не рискнул. Оно и понятно – в этом аду ни один нормальный человек не выживет. Вот только я уже далеко не нормальный. Да и человек ли…

– На каком этаже ваша квартира?

– На четвертом, – с готовностью отозвался один из мужчин, но тут же добавил, скорее ради приличия. – Э, парень, не глупи! Пацана уже не вытащить. Сгоришь!

Не обращая внимания на предостерегающие крики за спиной, я молча шагнул в огонь…

Обратно выбрался спустя четверть часа, когда все уже считали меня погибшим. Весь обожженный, в тлеющих лохмотьях, но твердо стоящий на ногах. Из дома вынес завернутого в мокрое одеяло мальчика, лет пяти. Передал драгоценную ношу сердобольным зрителям и развернулся, намереваясь уйти, но мать спасенного ребенка бросилась мне в ноги, бормоча слова благодарности. Кто-то спешил с аптечкой, чтобы обработать раны. Но я сейчас хотел лишь одного – поскорее убраться куда подальше, пока толпа не взялась за ножи и дубины. Это мы тоже проходили. Раны больше не саднили – значит, процесс пошел. Самочувствие улучшалось с каждой секундой, а вот глаза у зевак того и гляди из орбит выскочат. Я-то прекрасно знал, что они сейчас видят: как раны на моем теле стремительно затягиваются, словно у того киношного супергероя. После трех-четырех десятков безумных экспериментов над собственным телом, скорость регенерации у меня стала поистине бешеной.

Раздался истошный вопль: «Антихрист!» – и люди в страхе бросились наутек. Последней опомнилась женщина с ребенком. Сунув мальчика под мышку, она помчалась следом за остальными. Я лишь горько усмехнулся, глядя им вслед: «Тоже мне, открыли Америку! Сам себя уже давно записал в приспешники Сатаны. Хоть вилами на этот раз никто не пырнул – уже день задался!»

***

Я встретил его через пару дней, после метеоритного дождя, прогуливаясь по набережной. В десятке метров от меня, у самой кромки воды, маячил мужской силуэт. Похоже, еще один бедолага решил свести счеты с жизнью – его право. И все же, что-то в нем было не так. С виду обычный парень, разве что одет не по сезону легко, да какой-то весь чересчур чистый и выглаженный, будто на работу в офис собрался. Хотя кто знает, что там у него в башке – может, решил в последний путь при полном параде отправиться. Лица его не видел – он стоял ко мне спиной. В левой руке незнакомец держал большую золотую чашу, испещренную странными символами. Меня охватило тревожное предчувствие. Я окликнул парня, но тот даже не повернул головы, а простер правую ладонь над чашей и забормотал что-то на непонятном мне языке. Пора вмешаться.

Я решительно шагнул ему навстречу, на ходу извлекая из-за пазухи револьвер, с которым так и не расстался.

– Эй! Ты чего там удумал? Ну-ка брось эту хреновину и лапы подыми!

Но незнакомец надменно проигнорировал мои угрозы.

– Кому сказал, урод! – я взвел курок, целясь ему в голову. – Завязывай шаманить, а то башку снесу!

На сей раз, он все же удостоил вниманием мою жалкую персону и повернулся лицом. Яростный взгляд нечеловеческих, сапфирово-синих глаз устремился на меня, а за его спиной на мгновение возник призрачный образ трех пар огромных крыльев. Я вскрикнул, выронив оружие – рукоять револьвера в одно мгновение раскалилась, чуть ли не докрасна.

Ах ты... – я сжал кулаки и ринулся врукопашную. Адреналин, казалось, взорвет тело изнутри, если и дальше держать его в узде. Драка, старая добрая драка – вот что мне сейчас было нужно. И плевать, кто этот пижон – ангел или бес. Перья выщиплю и рога обломаю! Чувство собственной неуязвимости лишь сильнее распаляло.

Не добежал каких-то пары метров. Незнакомец резко выбросил вперед руку, и волна горячего воздуха вмиг сбила меня с ног, заставив растянуться на холодных камнях набережной. Я рывком встал на ноги и вновь устремился в атаку, но тут же поплатился за свою дерзость. Невидимый таран зарядил в грудь, отшвырнув, словно куклу, спиной на фонарный столб. Другого размазало бы в лепешку, да и я отделался отнюдь не легким испугом.