Текст книги "Победитель невозможного (сборник)"

Автор книги: Евгений Велтистов

ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Любой ученик, живущий на Липовой аллее и соседних с нею улицах, с удовольствием расскажет, что такое Вопросительный день. «Это день особенный. Во-первых, мы не учимся. Во-вторых, мы задаем вопросы – какие хотим. А в-третьих, нам отвечают выдающиеся люди. Жаль только, что в году всего четыре Вопросительных дня – первая суббота каждого третьего месяца. Ждешь, ждешь – не дождешься».

К этому можно добавить, что во всех школах на самом приметном месте висят ящики – голубые, розовые, белые или желтые. И в эти ящики с большими вопросительными знаками ребята опускают свои листочки. Сотни «почему», «как» и «зачем» ожидают очередного Дня вопросов и ответов – так называется официально необычная суббота. Но ребята окрестили ее по-своему, и все, даже учителя, привыкли говорить: «Вопросительный день».

И вот, как всегда, минуло три месяца, наступила особенная суббота. Школьники шли и шли к Дворцу пионеров, украшенному цветной, искрящейся на солнце мозаичной картиной: горн, барабан, летящий спутник, шар Земли, звезды Вселенной. А внутри, за стеклянными дверями, гостей встречали два автомата-марсианина. Их прозвали так за голубовато-серые туловища, стоявшие на трех ногах, овальные телеэкраны, напоминающие голову в скафандре, и длинные усы антенн. На груди марсиан – телефонный диск. Подойди, набери номер любого вопроса, указанного в картотеке, и приятный голос сообщит, что такое фотон, какова траектория полета к Луне и сколько на нашей планете людей. А экран покажет чертежи, рисунки и кинокадры.

Как видите, марсиане тоже отвечали на вопросы. Но сегодня, за полчаса до звонка, марсиане были посрамлены. Обыкновенный семиклассник из школы кибернетиков давал ответы быстрее автоматов. Почему летают бабочки, сколько льда в Антарктиде, есть ли скорость больше скорости света – ни один вопрос не смущал храброго семиклассника. Электроник – это был, конечно, он – трещал, как пулемет, заглушая марсиан. Правда, не все слушатели его понимали, потому что он говорил очень быстро и у него получались примерно такие фразы: скоростьсветатристатысячкилометроввсекунду, – но все хлопали победителю от души.

– Ваш Сыроежкин – голова. Просто ходячая энциклопедия, – говорили ребята из других школ кибернетикам.

– Подождите, еще не то будет! – многозначительно отвечали кибернетики.

Звонок оборвал игру, приглашая в зал, где на сцене за длинным столом собрались ученые, инженеры, писатели – словом, выдающиеся люди.

Поднялся седой человек с резкими морщинами на лице. Академик Немнонов не впервые председательствовал на Вопросительном дне, и все же, прежде чем начинать, он внимательно оглядел ряды, увидел сотни глаз – веселых и внимательных, озорных и задумчивых, прищуренных и широко открытых.

Сидящим на сцене показалось, что чуть разгладились глубокие морщины на лице академика. Немнонов кашлянул в кулак и стремительно спросил:

– Скажите, пожалуйста, есть ли в зале люди, которые думают, что в науке все открыто? Если такие есть, пусть поднимут руки!

Гул удивления был ему ответом. Ни одна рука не поднялась. Академик улыбнулся.

– Спасибо, друзья мои! – сказал он. – Разрешите начать. Когда я и мои товарищи ознакомились с вашими вопросами, мы вспомнили забавную историю. В прошлом веке в одной западной стране родители отдали мальчика в школу. Спустя некоторое время к ним в дом явилась учительница. Она сказала очень вежливо, но смысл ее слов был такой: «Мне очень неприятно говорить это, и все же ваш сын настолько глуп, что продолжать его обучение просто бессмысленно». Естественно, что родители очень огорчились. Однако они послушались учительницу и забрали сына из школы. Этого мальчика… – академик сделал паузу и быстро проговорил в микрофон: – звали Томас Алва Эдисон.

Взрыв веселого смеха грянул в зале и смолк. Что же дальше?

– Так вот, – глаза академика хитро прищурились, – прочитав ваши вопросы, мы подумали: а что бы сказала о них та самая учительница? Наверняка она бы воскликнула: «Боже мой, сколько глупых вопросов и ни одного умного!» – Немнонов опять помедлил и неожиданно заключил: – Молодцы, ребята! Продолжайте в том же духе!

Ну и смешливые эти глазастые мальчишки и девчонки! Шути с ними хоть весь день, и им не надоест веселиться. Академик подумал: что, если бы смех был чем-то видимым? Если бы, например, он рождал легких, как солнечные пятна, зайцев, то сотни, тысячи золотистых теней пронеслись бы сейчас по залу, прыгнули в двери и окна и поскакали по улице, кувыркаясь и веселя прохожих.

– Переходим к вопросам, – деловито сказал академик, и глаза, устремленные на него, снова стали внимательными. – Вопросов очень много, все они любопытны и требуют размышлений. И хотя мы разбили их на группы, пришлось пригласить специалистов из разных областей науки, производства, искусства и литературы. Это нас радует. Я недаром спросил в начале беседы, все ли мы знаем о природе и думает ли кто-нибудь, что все открытия уже сделаны. Ваше красноречивое молчание и ваши вопросы убеждают, что скептическая поговорка «ничто не ново под луной» безнадежно устарела.

Академик стал читать записки ребят.

«Я слышал, – говорилось в записке семиклассника Юрия Боброва, – что в ножке простого стула заключено столько энергии, сколько дает Братская ГЭС за несколько лет. Верно ли это?» И второй вопрос из школы номер три: «Можно ли превратить Луну в электростанцию Земли, чтобы она собирала солнечные лучи и передавала нам электричество? Ведь Солнце посылает» на землю столько тепла, что каждые две с половиной минуты можно кипятить озеро Севан».

– Я думаю, – сказал председатель, – что академик Петр Иванович Сомов расскажет нам о важнейших проблемах физики и энергетики: о термоядерных реакциях, о преобразовании солнечной энергии в электричество и о других перспективных источниках энергии. И мы вместе поговорим о том, как человечество с помощью грандиозного моря электроэнергии готовится управлять климатом, получать богатейшие урожаи круглый год, заселять другие планеты.

Еще несколько записок упомянул Немнонов. Вопросы к медикам:

«Можно ли на время длительных космических полетов усыплять или замораживать человека?», «Достаточно ли космонавту в состоянии невесомости двух часов сна?», «Как продлить жизнь человека?»

Вопросы к писателям-фантастам:

«Как придумать то, что не предсказано наукой?», «Как работал Жюль Берн?»

Обращение к физикам:

«Что такое искусственный нос? Можно ли создать запахотелескоп, чтобы принюхаться к другим планетам?»

– Я не буду читать все записки, – продолжал Немнонов. – Отмечу лишь, что среди них очень много вопросов по кибернетике. И хотя здесь сидят будущие физики и химики, инженеры и врачи, педагоги и биологи, я напомню историю слова «кибернетика». Греческое «кибернос», которое встречается еще у древнего философа Платона, переводится как «кормчий», «рулевой», «человек, управляющий кораблем». Это очень удачный образ, и, по-моему, он относится не только к кибернетикам, но и ко всем вам.

Представьте, что отправляется в большое плавание большой корабль. Тысячи людей заняты сборами и приготовлениями. Прощальный салют орудий, и корабль выходит в океан. Впереди у него тысячи миль трудного пути, неоткрытые земли, таинства природы… И успешное плавание этого корабля зависит от всего экипажа – от матроса до капитана. Будут сменяться у штурвала рулевые, будут ветры и штормы, и обязательно будет радостный клич впередсмотрящего: «Земля!..» Таким кораблем мне представляется современная наука. И вы все в ней будете кормчими, ибо вопросы, проекты и гипотезы, обсуждаемые сегодня, – это то наследие, которое ученые оставляют вам, нашей смене. Плывите дальше!

Пока академик шутливо отмахивался от аплодисментов, над сценой вспыхнули электрические лампочки, образовав слова первых вопросов:

КАКИЕ АВТОМАТЫ ПРИМЕНЯЮТСЯ СЕЙЧАС В ЖИЗНИ?

КАКИЕ ЗАДАЧИ ПОД СИЛУ ЭЛЕКТРОННЫМ МАШИНАМ?

КИБЕРНЕТИКА – ЭТО НАУКА ВСЕХ НАУК?

– На эти вопросы, – сказал председатель, – ответят инженер Иван Александрович Глушков и кандидат наук Александр Сергеевич Светловидов.

В глубине сцены раздвинулся занавес, и на темном фоне ясно обозначились пять жемчужно-матовых экранов: один большой – в центре и четыре поменьше – по бокам. Одновременно экраны засветились, и хотя солнце по-прежнему било в окна, появившиеся цветные изображения были четкими, объемными.

На каждом экране шел свой фильм, но это не мешало внимательным зрителям наблюдать за всеми хитроумными машинами и слушать пояснения инженера Глушкова. Наоборот: казалось бы, разные кадры создавали целостную картину мира электронных помощников человека.

… Горят ярким блеском раскаленные балки. Вот они входят на прокатный стан и появляются уже в виде тонких железных листов, а управляет этим процессом приземистый шкаф-автомат… Стоят в степи сотни вышек. Включает и выключает их, гонит нефть по трубам электронный диспетчер… Бегут по рельсам поезда, едут по улице троллейбусы и электробусы – их ведут тоже роботы… Остановившееся сердце тяжелобольного человека заменяет электронный приборчик. Жив человек, не умер!.. А рядом другая машина просматривает коллекции геологов и подсказывает, где искать уголь, где – нефть, где – алмазы…

Теперь ведет рассказ Александр Сергеевич Светловидов. Скользя по экранам лучом фонаря-указки, он очень сжато и ясно говорит о том, как помогают электронновычислительные машины ученым: не только собирают материалы, обобщают факты, продумывают варианты, но и занимаются творчеством – дают новое решение проблем. Машины уже нашли такие доказательства теорем, которые никому из математиков не приходили в голову. Они просматривают за физиков фотографии элементарных частиц, сортируют их и высказывают свое мнение. И ученые, поблагодарив своих думающих помощников за открытие неизвестного прежде и за сэкономленное время, берутся за столь сложные теории, которые еще недавно были недоступны человеку.

Экраны гаснут, и все видят в руках Светловидова два небольших предмета, похожих на книгу и чемоданчик.

– Это тоже вычислительные машины, – говорит Светловидов. – Они просты, удобны и необходимы в работе инженерам и филологам, археологам и экономистам.

– И школьникам. Очень удобны для подсказки, – вставляет академик Немнонов, к общему удовольствию ребят. – Правда, пока заложишь в такую машину знания, глядишь – и сам все выучил.

Светловидов, улыбнувшись вместе со всеми, повернулся к экранам, нажал кнопку на пульте, и ввел зрителей в просторные залы Вычислительных центров – в электронный мозг страны. Здесь составляются планы транспортных перевозок и сельскохозяйственных посевов, планы работы заводов и планы добычи полезных ископаемых. Вся жизнь страны отражена в математических знаках программ и сведений. День и ночь считают быстродействующие машины – ищут решения тысяч и тысяч задач, чтобы как можно лучше работали станки, тракторы, мартены, электростанции, чтобы ровно бился пульс могучего государства.

– Как видите, кибернетика всесильна, – так закончил свое выступление Светловидов. – Она родилась в ответ на потребность улучшить управление сложными процессами и операциями. И она всесильна только в содружестве с другими науками. А электронно-вычислительные машины, которые вы видели, освобождают человека от сложного физического труда, чтобы он мог больше заниматься творчеством.

И в этот момент уже зажглись новые вопросы:

РАССКАЖИТЕ ПРО ОБУЧАЮЩИЕСЯ МАШИНЫ.

КАК ОБЛЕГЧИТЬ ОБЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА С МАШИНОЙ?

МОЖНО ЛИ СОЗДАТЬ ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДОБИЕ ЧЕЛОВЕКА?

– Мы попросим выступить профессора Громова, – сообщил председатель. – Гель Иванович Громов живет в Сибири, он не частый гость у нас. Но он приготовил для наших школьников замечательный сюрприз. Словом, профессор сам все расскажет.

– Прежде всего, – начал профессор Громов, – должен вас предупредить, что речь пойдет о неудавшемся сюрпризе, поэтому у этой истории грустный конец.

Профессор рассказал историю Электроника. У ребят запылали щеки, разгорелись глаза. Вот так Электроник, вот так молодец-сорванец! Будто настоящий. Будто живой. Как они сами… Жаль, что нельзя его сейчас увидеть… пожать руку… поболтать… побегать наперегонки. Очень жаль…

Все сидели притихшие, когда Громов кончил говорить.

– Я уверен, что Электроник объявится сам, – шутливо заметил председатель. – А сейчас, ребята, вы будете приятно удивлены. На следующий вопрос отвечает не ученый, не инженер, а ваш коллега – ученик седьмого класса Сергей Сыроежкин. Он будущий кибернетик и расскажет вам, как научиться понимать тигров, носорогов и прочих диких зверей. Пожалуйста, Сережа.

Многие не поверили своим ушам. Но к трибуне действительно вышел мальчик в синей курточке. Ребята из школы юных кибернетиков заулыбались, многозначительно закашляли, с гордостью посмотрели на соседей. Профессор Громов вспомнил знакомую фамилию. Он усмехнулся, прищурил близорукие глаза и ободряюще кивнул докладчику.

– Способны ли животные разговаривать? – начал хрипло маленький докладчик. – Я должен сказать…

– Подождите! – раздался вдруг громкий крик. – Постойте! Я все объясню!..

По проходу бежал какой-то мальчишка. Это кричал он, отчаянно махая руками. Кто вскочил, кто повернул голову. Председатель встал. А профессор Громов выронил трубку, которую вертел в руках, и полез в карман за очками.

«СЫРОЕЖКИН – ЭТО Я…»

Первой, кого увидел Сыроежкин, вбежав в большой зал, была девочка в голубом платье. Она стояла у самой двери, прислонившись к колонне, и широко открытыми глазами смотрела на Сережку. Потом обернулась к сцене, и глаза ее стали еще больше, еще удивленнее.

Сережка тоже взглянул на сцену и побледнел: на трибуне перед всем залом выступал Электроник! Тут Сергей сорвался с места и, сам не понимая, что делает, побежал к длинному столу, за которым сидели какието люди. Он не слышал своего громкого крика, он только хотел быстрее добежать до стола.

В полной тишине встал Сережка перед седым человеком, внимательно смотревшим на него, опустил голову и чуть слышно сказал:

– Сыроежкин – это я…

Сыроежкин сказал почти шепотом. Но его услышали. И все вдруг заметили, как похож он на мальчика, стоявшего на трибуне.

Академик Немнонов глядел то на одного, то на другого Сыроежкина и почему-то молчал.

– Близнецы! – громко сказал один из зрителей. – Это нечестно!

– Нет, не близнецы! – прозвучал голос профессора. Громов встал, подошел к краю сцены. – Не спешите делать выводы, друзья. Сейчас вы все поймете.

Глаза Громова сияли. Всего несколько шагов отделяли его от мальчишки, который несколько минут назад выступал под именем Сергея Сыроежкина. Профессор обратился к нему:

– Мальчик, скажи, пожалуйста, каким днем недели было первое января сто восьмидесятого года?

– Пятница, – не задумываясь сказал мальчик в синей куртке.

– Сумма трех чисел – сорок три, – продолжал профессор, – а сумма их кубов – семнадцать тысяч двести девяносто девять. Что это за числа?

– Двадцать пять. Одиннадцать. Семь, – моментально ответил мальчик.

Потом Громов попросил извлечь корень двадцатой степени из числа в сорок две цифры, и опять ответ последовал немедленно.

– Человек-счетчик? – предположил один старшеклассник.

Профессор покачал головой. Вдруг кто-то нерешительно сказал:

– Электроник?

И все разом загалдели:

– Да! Да! Электроник!.. Электроник!.. Это он!.. Точно!.. Смотрите! Это же Электроник!..

Словно обвал загремел в горах или пополз вниз ледник – такой поднялся шум.

Председатель взял микрофон и крикнул:

– Объявляется перерыв!

ОН СМЕЕТСЯ!

Сергей все стоял с опущенной головой. Любопытные мигом окружили профессора и Электроника. Как снежный ком, этот сплошной круг спин все рос и рос, медленно двигался к дверям и, наконец, с трудом протиснувшись в них, выкатился в фойе. Академик Немнонов и его коллеги удалились в маленькую комнату за сценой, оживленно обсуждая происшествие. Ушли все. А Сережка все стоял.

Кто– то взял его под руку, спросил:

– Пойдем?

Это был Таратар. Сыроежкин растерянно взглянул на учителя, отвернулся. По его щекам пробежали две крупные слезы.

– Ну что ж теперь делать, – мягко говорил Таратар. – Ты хотел скрыть от всех свой секрет, и это некоторое время удавалось благодаря искусству профессора. А потом Электроника увидели сотни глаз и разгадали, кто он такой. Ты молодец, Сыроежкин! – неожиданно заключил Таратар.

– Я? – Сережка от удивления вспыхнул. – Почему?

– Мы, учителя, и, я думаю, твои родители рады за тебя, – продолжал Таратар, – что ты нашел в себе мужество всем сказать правду.

– Значит, вы знали?

– Догадывались. Причем только в самые последние дни. Но мы не представляли, кому принадлежит Электроник и откуда он взялся… Я слышу, он в холле. А ну за мной! Тебе надо увидеться со своим Электроником.

– Ничего он и не мой, – пробормотал Сыроежкин, плетясь за учителем.

– Ты первый с ним подружился, – сказал Таратар. – Все это знают.

– Мало ли с кем я подружился, – ворчливо отозвался Сережка, не отставая от учителя.

– Но ты же решил, что теперь Электроник будет самим собой. По-моему, тебе надо с ним поговорить.

– Ага! – сказал Сережка и бросился к дверям.

Сначала Сыроежкин увидел одни спины. Он нагнулся, нырнул под чей-то локоть, наступил кому-то на ногу, постучал по чьей-то спине, опять нырнул и вышел в круг. Посреди круга стояли Громов и Электроник, а перед ними – кролик, черепаха, фламинго, мышь и другие звери. Точнее, это были не настоящие звери, а мальчишки и девчонки в картонных масках и костюмах – артисты пионерского театра, которые давали представление малышам. Они, видимо, не сидели в зале и только сейчас услышали, кто такой Электроник, а потому не верили своим глазам.

– Ну скажи, – настаивал кролик, – скажи, кто я такой?

– Ты человек в маске трусливого кролика, – хрипло ответил Электроник.

– Но я совсем не труслив! – возмутился артист.

– А я и не говорю, что ты трус, – заметил Электроник. – Ты сейчас кролик, а кролик всегда труслив.

Ребята расхохотались.

– Электроник, а я? – спросила черепаха.

– Ты – мудрая черепаха. Ты или прячешь на дне пруда золотой ключик, или, взобравшись на камень, вспоминаешь свою жизнь.

– А я?

– Ты – мышь. И больше всего на свете боишься кошки.

Артисты удивились:

– Верно! Он все угадал, хотя не видел пьесу. Сразу видно, как он хорошо соображает.

– А где же Майя? – спросил кролик и крикнул: – Майка-а!

– Я здесь, – прозвучало за спинами.

Ребята расступились, пропуская вперед девочку в голубом платье.

– Это наша главная артистка, – представил кролик девочку в голубом платье. – А это Электроник.

– Мы знакомы, – улыбнулась голубая девочка и, вынув из кармана прозрачный платок со смешной мордочкой и монограммой «Электроник», спросила фокусника: – Узнаешь?

– Ого! – удивился Громов. – Оказывается, у Электроника уже много приятелей. Не вижу только самого лучшего друга – Сергея Сыроежкина.

Какая– то сила сдавила горло Сережки. Он шагнул вперед и, судорожно глотнув, пробормотал:

– Я здесь.

– Так, так, так… – весело сказал профессор. – Вот он, живой двойник Электроника, из-за которого произошло столько путаницы!

Сыроежкин моргал и изо всех сил старался казаться спокойным.

– Не будем вспоминать прошлое, – миролюбиво предложил профессор и похлопал Сыроежкина по плечу. – Ты должен знать, в чем силен Электроник. Скажи ребятам.

Сыроежкин улыбнулся:

– Он лучший в мире математик. Лучший фокусник. И лучше всех понимает язык зверей.

– Вот как! – вскричал артист в маске кролика. – Это мы сейчас проверим! А ну, Электроник, угадай, что я сейчас скажу. – И кролик зарычал грозно и страшно, словно он был тигром: – Р-р-р-р!..

– Ква-ква-ква-ква! – подхватила черепаха.

– Мяу, мяу… – требовательно мяукнула мышь и зашипела: – Ш-ш-ш, с-с-с…

Зрители засмеялись. А Электроник стоял совсем спокойный. Он даже не улыбнулся.

– Почему он не смеется? – закричали артисты. – Мы стараемся, играем, а он не смеется!

– Видите ли, – смущенно развел руками профессор. -

Это моя оплошность. Я не предусмотрел в Электронике чувства и эмоции. Я думал, что от них он может перегореть. Как видно, я ошибался.

– Но он совсем как живой, – зашумели мальчишки и девчонки. – В нем должен быть смех, и улыбки, и веселье. Они где-то есть в нем! Только он этого не знает!

– Ребята! – крикнул Сыроежкин. – Давайте развеселим Электроника.

И он заскакал на одной ножке вокруг Электроника и запел что-то веселое, что пришло сразу в голову:

 
Электроник, Электроник
Только вылез из пеленок…
Все равно он лучший в мире
Математик и сатирик!
 

Что тут началось! И будущие биологи, и кибернетики, и инженеры, и врачи сразу забыли о своей великой роли в науке. Они поскакали, как козлы, замахали крыльями, как петухи, стали бороться, как медведи. Кудахтали, аукали, ревели, мяукали, пели, показывали друг другу носы и кривлялись. Кто-то боксировал с невидимым противником, кто-то ходил на руках, ктото балансировал линейкой на носу. Словом, поднялась веселая суматоха.

А Громов заразительно хохотал. И академик Немнонов, явившийся на шум, смеялся. И Таратар забавно шевелил усами. И все остальные, кто видел эту кутерьму, не могли сдержать улыбок и смеха.

Смех струился вокруг безмолвного, неподвижного Электроника. Он пронизывал всех и каждого, заражал азартом, радостью, силой. Вот он! Ха-ха! Он существует! Его почти можно пощупать. Протяни только руку, и сразу поймаешь это «ха-ха»!

Вырвался из клубка тел взъерошенный Макар Гусев и заревел басом, указывая на Электроника:

– Смотрите! Он смеется! Электроник улыбался…

– Ура! – крикнули ребята. – Он смеется! Ура, ура, Ура!..

И разом смолкли. Потому что Электроник вдруг подпрыгнул и сказал четко и раздельно:

– Ха. Ха. Ха.

Он заскакал на одной ножке и в такт подскокам стал распевать песню, которую, наверно, только что придумал или же сочинил на ходу:

 
Есть город Смеха-Веселья, да, да,
Там очень чудные дворы и дома —
С цветами на крышах,
С шарами на клумбах,
С музыкой из фонтанов,
Скрипками на деревьях
И с чудаками на улицах.
Там бабушки скачут через скакалку,
А дедушки бегают, словно мальчишки.
А самые старые, с ревматизмом, —
Те палками крутят, как дирижеры,
И выбивают музыку из всех садовых скамеек.
Там Солнце с Луной никогда не расстанутся,
Там звезды сияют и ночью и днем,
Сверкают улыбки,
Смеются девчонки,
Хохочут мальчишки,
И смех – будто гром.
Веселья и радости хватит на всех.
Да здравствует смех! Долой антисмех!
 

И все вокруг Электроника подхватили:

– Да здравствует смех!

А потом долго хлопали сочинителю.

Электроник поклонился, подошел к другу, прошептал ему на ухо:

– Стихи – наиболее сжатая форма подачи информации. Никогда раньше не сочинял. Не знаю, как получилось.

– Ты лучший в мире поэт, Электроша! – убежденно ответил Сыроежкин.

Академик Немнонов отвел в сторону Громова.

– Откровенно говоря, Гель Иванович, – сказал он, – я только сейчас понял, какое любопытное существо ваш Электроник.

– Представьте, и я об этом раньше не догадывался, – шутливо отозвался Громов и приложил палец к губам: – Тс-с… Держите это в секрете.

И в тот же момент их окружили ребята. Они хитро посматривали на ученых и молчали.

– Что? – спросили хором профессор и академик.

– Видите ли, Гель Иванович и Семен Семенович, – сказал Таратар, – у ребят есть к вам большая просьба. Раз все так случилось, оставьте Электроника нам… Не обязательно ему возвращаться в чемодан…

Десятки просящих, умоляющих, ждущих глаз были обращены к Громову.

– А что он будет у вас делать? – прищурился профессор.

Сыроежкин почувствовал, что пришло время ему сказать слово. Очень важное слово, от которого зависит судьба друга. Он выступил вперед:

– Электроник будет помогать учителям! Заниматься с нами. Принимать экзамены. Гель Иванович, вы же знаете, какой он замечательный математик.

– Я согласен! – просто сказал Громов.

Сережка просиял.

А кибернетики возликовали:

– Ура! Электроник наш!..

– Одну минуточку… – Академик поднял руку. – Иногда мы будем приглашать Электроника в Институт кибернетики. Нам надо советоваться с ним по некоторым важным вопросам. Вы не возражаете?

– Нет-нет! Не возражаем!

– Теперь осталось только поймать красного лиса, – сказал профессор, наклонившись к своему коллеге. – Не могу же я ждать, когда он сам сломается! Надо его перехитрить…

Девочка в голубом платье встала перед Громовым, посмотрела ему в глаза, сказала:

– Гель Иванович! Вы подарили Электроника кибернетикам. А как же мы, химики? Вы не могли бы сделать нам Электроничку?

Ученые переглянулись, засмеялись.

– Послушай, Майка! – бесцеремонно обратился Макар Гусев к голубой девочке, словно знал ее сто лет. – Приходи к нам. Мы все будем дружить с Электроником.

– Можно? – спросила Майя почему-то у Сережки, который что-то шептал Электронику.

Сыроежкин даже задохнулся от такого простого вопроса. И он только хотел подтвердить то, что уже сказали его радостно вспыхнувшие глаза, как опять вмешался Гусев:

– Приходи! Мы девчонок не обижаем. Наоборот, мы будем очень рады.

– И я тоже, – сказал Сережка и покраснел. – Ты знаешь, Майя, я ведь никуда не уезжаю…