Текст книги "Проделки купидона"
Автор книги: Евгений Бенилов
Соавторы: Юлия Беляева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
А потом всё сразу кончилось.
Я так и не смогла понять произошедшего – и даже не особенно пыталась: когда я начинаю во всём этом копаться, то испытываю такую боль, что хочется покончить с собой. Дело даже не в том, что Игорь оказался женат (если б я не была ослеплена собственными чувствами, то увидела бы это сразу, как зашла в квартиру: присутствие любящей женщины чувствовалось там в каждой мелочи). Ужаснее всего, пожалуй, были эти чудовищные банальности о любви и дружбе, которые он начал изрекать в ответ на мой вопрос о любовницах ... ну, и астрономическое их, любовниц число; мне стало ясно, что я для него – лишь одна из многих. Может быть, лучшая из всех, но всё равно одна из ... а он для меня был – единственным.
Следующие несколько месяцев слились в один непрекращающйся кошмар. Я понимала, что так, как жила раньше, жить больше не смогу. Я сказала мужу, что ухожу – и это было тяжелее всего. Сначала он подумал, что я шучу, затем, когда до него всё-таки дошло, стал изводить меня допросами – мы не спали ночами, выясняя отношения. Когда я призналась, что была ему неверна, Сашка ударил меня по лицу ... потом двое суток просил прощения. Мы жили с его родителями, и те, заподозрив неладное (только слепой бы не заподозрил!), постоянно приставали к нам расспросами – в ответ на которые я отмалчивалась, а Сашка хамил. Наконец, я подала на развод, и, поскольку муж согласен не был, назначили суд. На работу я ходить перестала, благо режим у нас в НИИАНе был свободным, и проводила все дни напролёт у австралийского посольства: решила подать на эмиграцию. Через месяц Сашка возражать перестал, и нас развели. Он стал жутко пить, а один раз привёл домой ужасную размалёванную девицу – так что мне пришлось переселиться к подруге. Знакомые доносили, что Игорь разыскивает меня в НИИАНе – уж не знаю, зачем ... но я никак на это не реагировала: решение было принято и обжалованию не подлежало.
Лето и начало осени прошли в безумных хлопотах: переклички в очередях у австралийского посольства, заполнение анкет, подготовка к экзамену по английскому. В начале ноября мне дали въездную визу в Австралию, и я стала бегать по инстанциям, добиваясь выездной визы из России. Наконец, все необходимые документы были получены – я купила билет на 28 января. Кроме подруги, у которой я жила, и матери, дату отлёта я не сообщала никому, но Сашка всё равно откуда-то узнал и притащился в Шереметьево прощаться; он был до иссиня пьян и едва держался на ногах. Когда объявили мой рейс, я обняла его и шепнула в ухо: "Прости меня." – отчего он отчаянно заплакал, закрыв лицо руками и всхлипывая, как маленький ребёнок.
С тех пор прошло семь лет. Я живу в Сиднее и работаю программисткой (науку я безжалостно бросила – она мне казалась одним из звеньев цепи, приковывавшей меня к уже не существовавшей, отмершей жизни). Программирование приносит мне удовлетворение, да и зарабатываю я хорошо жить в Сиднее мне нравится. Днём работаю, вечером бегаю трусцой в парке, потом ужинаю и ... чаще всего, опять работаю. Друзей у меня немного: в основном, такие же, как я, программисты; большей частью русскоязычные, меньшей частью – австралийцы. Было три романа, все неудачные – в том смысле, что мы расстались (а может, наоборот – в том же самом смысле удачные ... это как посмотреть). Два раза в гости приезжала мать, второй раз – вместе с дядей Мишей и близнецами. Иногда пишет Сашка: живописует, как ему хорошо живётся с молодой женой и как много денег он зарабатывает бизнесом. На его письма я отвечаю всегда (потому что я всегда отвечаю на письма) – но, по возможности, коротко.
Я думаю, что моё решение порвать с предыдущей жизнью оказалось правильным, и от своего потрясения семилетней давности я, насколько это было возможным, оправилась. Мне по-прежнему больно вспоминать о тех нескольких часах в июне 88-го, но уже не так остро ... да и приходят эти воспоминания намного реже – может быть, раз в 2-3 дня.
От старых времён у меня осталась лишь одна странная привычка: прикрываясь (если дело происходит днём) зеркально-отражающими солнечными очками, искать в лицах встречных мужчин романтически-мужественную улыбку моего отца.
3.
Обшарпанное помещение бара для младшего лётного состава тонуло в сизом дыму. Розовые тела купидонов и бело-розовая униформа валькирий, в смешении с белыми крыльями тех и других, делали толпу посетителей похожей на стаю фламинго. Бармен – пожилой основательный грифон – в поте лица своего наполнял стаканы нектаром и ликвидизированной амброзией, принимал деньги, выдавал сдачу и при этом ещё успевал перекидываться шутками с завсегдатаями. Бережно неся в руках стакан с двумястами граммами "Олимпийской", купидон 92.12.095.ru/Фиолетовый протиснулся к крайнему столику у окна. Из всей компании, которая собиралась здесь по пятницам, пока присутствовал лишь 103.11.095. ru/Оранжевый.
– Как дела? – поинтересовался у приятеля /Фиолетовый, усаживаясь на своём обычном месте.
– *****! – кисло отвечал тот.
Из стоявшего в углу музыкального ящика гремела вошедшая недавно в моду "Песнь гор" в обработке для лютнево-арфового ансамбля – компания валькирий за соседним столиком ритмично раскачивалась в такт бравурным аккордам.
– Что так пессимистично? – на румяной мордашке /Фиолетового играла всегдашняя бодрая улыбка (выражавшая, как и полагалось по Уставу, счастливую гармонию с окружающей его в данный момент средой).
– А-а ... – /Оранжевый непределённо махнул рукой, – Рассказывать неохота. – По усердию, с которым он выговаривал слова и плавности жестов, было ясно, что он сильно навеселе.
Сквозь испещрённое отпечатками рук оконное стекло виднелся узкий изогнутый серп месяца, далеко внизу плыла бесконечная равнина тёмно-синих облаков. В центре стола, рядом с заполненной окурками пепельницей возвышалось на три четверти пустое вместилище креплёного нектара; кругом валялись пустые упаковки из-под сушёных соцветий вербы – любимой закуски /Оранжевого. На облезлой стене прямо над столом красовалась табличка с надписью "Петь, летать, плевать на пол и танцевать в воздухе строго воспрещается".
/Фиолетовый поёрзал на своём стуле, бросил недовольный взгляд в сторону окна (оттуда дуло) и сложил крылья так, чтобы они закрывали его маленькую розовую попку.
– Можешь меня поздравить, Орик. – он радостно улыбнулся, – Наш главный подписал приказ о повышении ... на следующей неделе будем праздновать! Я уже и платье заказал.
– Бело-розовое или розово-белое? – завистливо спросил /Оранжевый, вытаскивая из висящей на шее сумочки пачку "Благо-вонных" и зажигалку.
– Бело-розовое.
– На операцию изменения пола записался?
– Записался. – /Фиолетовый почесал левое крыло и отхлебнул из своего стакана. – Как-то мне не по себе от этого стало ... сто тринадцать лет в купидонах проходил, а теперь вдруг – в валькирии ...
– А ты, Филя, об этом не думай. – ободрил друга /Оранжевый несколько заплетающимся языком, – Ты теперь о том думай, как тебе зарплату прибавят и в общежитии отдельную комнату дадут. Загордишься теперь, поди ... со старыми друзьями и говорить не захочешь!
– Почему это не захочу? – с подчёркнутой скромностью отвечал /Фиолетовый, – Захочу. И потом тебя тоже скоро повысят: ты ведь по зарплате до купидонского максимума уже дошёл? – значит, теперь уже недолго.
– Как же, недолго ... – с неожиданной злобой огрызнулся /Оранжевый, – *** мне в *** будет, а не повышение!...
– Никак случилось что? – ахнул /Филетовый.
– А то нет?!... – /Оранжевый опорожнил вместилище нектара себе в стакан и, гулко глотая, выхлебал до дна. – Значит, присмотрел я себе жертву сегодня: девка – молодая, влюбчивая ... сердце – в пол груди, на оптическом зрении стрелять можно! Ну, и пустил стрелу в самую серёдку ... она только ойкнула! Потом к парню подлетаю ... и тут я, понимаешь, как-то расслабился: пульнул, значит, сгоряча и ... того ... маху, в общем, дал. /Оранжевый глубоко затянулся докуренной почти до фильтра сигаретой, – А тут, как назло, патруль ... и эта, понимаешь, **** начинает пальцы загибать: до пяти уставных метров не подлетел – это раз, ренгеновский прицел не включён – это два, общая расхлябанность стиля обслуживания – это три ... Короче, телегу накатала ... – несчастный купидон сокрушённо покачал головой и раздавил окурок в пепельнице.
– А дальше что? – сочувственно спросил /Фиолетовый.
– Я с дежурства прилетаю, а секретарша главного и говорит, передразнивая манерную женскую скороговорку, /Оранжевый затараторил писклявым кривлячим голосом, – "Господин арх-ангел ждёт вас не дождётся весь из себя гневливый." А мне что?... – купидон ожесточённо, обеими руками почесал в своих спутанных кудрях, – Я ему: "Как тут хорошо работать можно, когда /Голубого в отдел гомосексуализма перевели, а /Жёлтый, понимаешь, – в отпуске?... Мало того, что я за троих пашу, так ещё при том и ошибиться не имею права?!..." В общем, поговорили ... – /Оранжевый вздохнул и печально повесил голову.
– Ты чего, совсем промазал? – осторожно спросил /Фиолетовый. – Или краем всё же зацепил?... Чего они так на тебя взъелись?
– Уж лучше бы совсем! – неохотно отвечал /Оранжевый.
Отзвучал последний аккорд "Песни гор", музыкальный ящик умолк. Прокуренный воздух бара наполнили ранее не слышные разговоры.
– Как это – лучше? – недоумённо переспросил /Фиолетовый, – Ты куда ему попал?
Прежде, чем ответить, /Оранжевый сделал тягостную паузу.
– Куда ... куда ... – неохотно выговорил он, – В *** я ему попал ... вот куда!
Он злобно отодвинул свой стул и направился в сторону расположенной неподалеку двери туалета.
