Текст книги "Дом родной"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Голос мужчины дрогнул. Он закусил губу и замолчал, но рука его продолжала медленно, осторожно гладить холку кота.

– Выкормил из пипетки – он есть не мог. Молоком отпаивал. Потом у него глаза гноились, с животиком не то было – вроде как энтерит. Я его в район возил в ветлечебницу. Вылечил. Такой котейка вырос – это что-то! Хулиган! Такой прыгучий, такой шустрый, да все с затеями! Привычка странная у него – он как медведь лапу сосет, когда ему очень хорошо. Запрыгнет ко мне на грудь, и давай сосать лапу – ну чисто медвежонок! Тархтит, и лапу сосет! Смешной такой… человечек. Я все дырки заделал в заборе, чтобы он не выбрался, чтобы не перелез к этой мегере. Но разве его удержишь? Он ведь своенравный, как ребенок – возраст еще такой, подростковый. Год коту – как лет тринадцать человеческому дитя. Ну и вот…

Мужчина встал, прошел на середину комнаты, опустил кота на пол. Тот сразу открыл глаза, как-то странно мявкнул, будто спрашивая: «Зачем?» Хозяин же дома отошел назад, сел на стул и поманил:

– Митенька, иди сюда! Иди ко мне, мой хороший!

У меня сжалось сердце: кот пополз на передних лапах. Задние лапы бессильно волочились, как две тряпочки. Полз он довольно-таки быстро, уже видать привык ползать, так что через пару секунд оказался у ног хозяина. Тот снова взял его на руки и грустно, долгим взглядом посмотрел на меня:

– Вот так. Ударила она его – то ли палкой, то ли лопатой. Позвоночник перебила. Потом перебросила в мой двор. Он приполз к двери – я вышел, поднял его…

Голос мужчины пресекся, он замолчал, видимо справляясь с волнением. Затем продолжил:

– Я его по ветлечебницам повез. Снимки делали, сказали – безнадежно. Порваны нервы, не срастутся. Можно конечно операцию попробовать сделать, она очень дорогая и опасная, после нее вообще может не выжить. Да и не берется никто… смотрят, как на идиота – простому дворовому коту такую операцию?! Предлагали усыпить, чтобы не мучился. Только я не могу. Я сам такой… как кот с перебитой спиной. И меня тогда усыпить? Одного боюсь – умру, что с ним будет? Был бы здоров, так хоть бы мышами на улице мог прокормиться. Или кто-нибудь бы взял домой – он красивый, ухоженный, домашний. А вот такого, инвалида – кто его возьмет? Будет умирать в муках, голодный. Пока я жив – ему хорошо. Его любят, он сыт, в тепле. На горшок только трудно ходить, но я помогаю. Купаю в время от времени, он всегда чистенький. Держусь вот на этом свете… ради него. Сердце у меня плоховатое, того и гляди в ящик сыграю. Ради него только и держусь. И это история меня сильно подкосила. Говорят – эта негодяйка и предыдущего соседа до инфаркта довела, а меня-то… и доводить не надо. Еще один инфаркт, и конец. Ну да, скажете – лучше бы я жил в городе, в квартире, чтобы и скорая, и все такое… И будете правы. Но… вы слышали, что я вам рассказал.

Мужчина замолчал, так и не подобравшись к главному, и я решил ему помочь:

– Подождите… заявлению от роду всего неделя. То есть с того времени, как она ударила кота прошло всего неделя? А когда же вы успели по ветклиникам поездить?

– Нет. Я видимо неточно рассказал, простите… разволновался. Год прошел. Я ведь что думал – Митя на дорогу вышел и под машину попал. У него еще и ребра были сломаны, и голова распухла. Она ведь его о стену добивала. Как Митя выжил – не знаю. Случился очередной скандал – она начала забор ломать, обвинила меня в том, что я поставил забор незаконно, и вообще – он дает день на ее грядки, и что она его снесет. Била забор кувалдой, покорежила целую секцию. Ну я и пошел с ней разговаривать, пока она совсем в раж не вошла и все не уничтожила. Тут она мне и выложила, видимо хотела сделать побольнее. Сказала, что меня придушит, как моего поганого кота, и жаль, что его не добила – надо было ему башку отрезать. В нее как бес вселился. В руке кувалда, орет, слюнями брызгает, машет своим боевым молотом. Ну – тут у меня как помутнение случилось, после того, как про кота сказала. Лопата стояла у забора – снеговая, деревянная, я схватил ее, и… в общем – врезал ей по голове. Лопате конец, пополам, а эта… вроде как в себя пришла, приступ бешенства прошел. Пообещала меня посадить, повернулась и ушла в дом. Потом мне сказали, она поехала в больницу зафиксировала побои, а затем и заявление написала в полицию. Ну, вот и результат – вы теперь у меня дома. Вот вся история. Я не знаю, что делать – и жить здесь уже невозможно, и деваться мне совершенно некуда. Переехать назад, в квартиру? Там люди живут, контракт. Продать дом, купить другой? Можно, конечно… но только попробуй-ка его продать. Это же только я такой дурак, интеллигент чертов – решил, что все люди тут только и думают, как друг другу помочь в беде. А оказалось… вот оно так. Нарвался. Боюсь – посадят меня, так Мите конец придет. Можно сказать – куда ни кинь, всюду клин. Как думаете, посадят меня?

– Нет, не посадят – ответил я, чувствуя, как холодеет мое сердце от тоски и ненависти – максимум штраф. Судить могут, конечно – но скорее всего это будет мелкое хулиганство. Максимум – «Личные неприязненные отношения». Легкие телесные – ее ведь оглоблей не перешибешь. Но даже если бы она в больницу попала, вылезла бы на телесные средней тяжести – такие соседские разборки редко заканчиваются реальными посадками, так что не волнуйтесь. Но протокол мне на вас придется составить… наверное. Если только не сумею уговорить эту бабу написать отказное. Понимаете?

– Понимаю… – мужчина вдруг посмотрел на меня и робко, покусав предварительно нижнюю губу, тихо спросил – я ведь что-то буду должен, так? Если что – я готов… сколько смогу, в разумных пределах. У меня есть кое-какие деньги, и скоро перевод должен прийти, так что…

– Нет – усмехнулся я – Денег не надо. Но плату я с вас возьму! (мужчина настороженно посмотрел на меня) Вы дадите мне погладить вашего Митю. Сто лет уже котов на руках не держал! Ужасно хочется его погладить, можно?

– Можно – улыбнулся Петр Федорович – Только я не знаю, пойдет ли к вам? Он так-то своенравный, чужих не любит. Не смотрите, что инвалид – когти-то и зубы у него как у здорового! Не боитесь?

– Как-нибудь переживу, если поцарапает – улыбнулся я – давайте-ка этого плюшевого медведя сюда! Щас я ему животик-то поглажу!

Хозяин дома протянул мне кота, я встал, и взял Митю на руки. Он был тяжелым, килограмм шесть, не меньше. Лапищи огромные, а глаза так вытаращились, как будто он не знал, что я сейчас буду делать – напугался. На самом деле кот был на грани – то ли попытаться защитить свою жизнь в бою, то ли…

«Тихо, тихо, свои! Я люблю котов! Особенно таких славных… Успокойся. Я не желаю тебе зла, наоборот! Все будет хорошо, все хорошо…»

Я чуть-чуть, самую капельку добавил Силы, кот сразу успокоился, глаза его прищурились, он замурлыкал, скрестил лапы у меня на сгибе локтя и было видно, что ему очень хорошо. Почти как у хозяина на груди. А потом он сунул лапу в рот и зачмокал – высшее счастье! Покой!

А хозяин удивленно помотал головой и тихо пробормотал:

– Кто бы мог подумать! Видать вы на самом деле очень хороший человек – Митя плохих людей сразу чует, и к себе не подпускает. Научился отличать плохих от хороших, только… только уже вот поздно.

«А может еще и не поздно?» – подумал я, сосредоточился, и… вдруг мне стало все ясно. Я увидел! Я увидел больной позвонок, окруженный красно-черным облаком, я увидел слабую красноту вокруг поврежденных ребер, я почувствовал боль животного – постоянную, непреходящую, ноющую и стреляющую боль в спине. И подумал, что кот наверное стонет во сне от боли.

Я почувствовал, как он любит хозяина – Митя считает его чем-то вроде мамы-кошки, большой и родной, любимой.

Узнал, как он относится ко мне – он меня не опасается. Я теперь в его Стае – что-то вроде брата, на боку которого можно спокойно заснуть.

Еще узнал, что он хочет на горшок «по-маленькому», но терпит, потому что ему хочется вот так лежать и чувствовать мою руку, «облизывающую» его загривок.

И тогда я стал действовать. Не знаю как это работало, не знаю что именно я делал (как и обычно, чего уж там!), но только я захотел, чтобы чернота из позвоночника кота ушла. Чтобы не было этой багровой, отвратительной красноты, чтобы аура кота светилась ровным жемчужным светом – как и положено нормальной, порядочной ауре.

И я «поддал» «горючего»! Сила жахнула по больному месту кота так, что он вдруг встрепенулся, широко открыл глаза и мяукнул – громко, протяжно, широко раскрыв пасть с великолепными, белыми и острыми зубищами!

А потом легко вздохнул и задышал ровно, свободно, как и положено всякому здоровому коту.

– Ну, все, беги к хозяину! – предложил я, спуская кота с колен – хватит по чужим людям шастать!

Кот полежал на полу, потом приподнялся и неуверенно ковыляя, проваливаясь на ослабленных за время болезни задних ногах… пошел… пошел…ПОШЕЛ!

Потерся о ногу Петра Феодоровича, громко мяукнул и отправился в угол, туда, где стоял лоток, насыпанный кошачьим наполнителем. Для него, существа не понимающего сути времени – все это было в порядке вещей. Вот сейчас он не мог ходить, а потом взял, да и пошел, побежал, попрыгал. А что в этом такого-то?

Я ухмыльнулся, глядя в наглый кошачий зад с задранным вверх толстым хвостом, повернулся к хозяину дома, хотел что-то сказать по поводу счастливого воскрешения кота, и… замер, как вкопанный, не зная что делать и как мне сейчас быть. Петр Федорыч сидел бледный, как полотно, а из глаз его катились крупные слезы. Потом он закрыл лицо руками и зарыдал, приговаривая:

– Простите… простите… не могу… не могу удержаться…Митя! Митенька! Он пошел! Вы видели, он пошел! Он сам идет!

Я сглотнул комок, перекрывший горло, прокашлялся, и дождавшись, когда Петр Федорович вытрет мокрое лицо, предположил:

– Наверное время пришло. Нервы ведь тоже срастаются, только этот процесс очень долгий. Кошки живучи, вот и ваш питомец в конце концов все-таки выздоровел – вопреки всем прогнозам. Радоваться надо, чего вы…

– Простите – помотал головой мужчина – Стар стал, чувствителен. Кроме него у меня никого нет. Простите!

И схватившись за грудь – упал со стула на пол, грохнувшись о половицы как мешок с картошкой!

Да бляха-муха! Да что же это такое! Честно сказать – я просто охренел! Мне только покойника сейчас еще не хватало! Вот это я полечил котика! Вот это я помог человеку! Твою же мать! Правильно говорят – благими намерениями вымощена дорога в ад!

Бросаюсь к лежащему на полу Петру Федоровичу. Грудь его просто клубится краснотой и чернотой – похоже на бурление лавы в жерле вулкана. Сердце, точно!

Ох черт! И не только сердце – левая часть головы краснеет и чернеет – инсульт! У него ко всему прочему инсульт! Да мать-перемать! И я, недоучка-колдун должен спасти инсультника?! Да бляха-муха!

Хватаюсь за голову больного – показалось, что так будет правильно, нужен контакт – и лечить в первую очередь инсульт. Иначе – хана мужику.

Начинаю высасывать из больного мозга черноту. Понимаю – инсульт ишемический, то есть кровь не потекла, тромб перекрыл сосуд рядом с ишемической бляшкой. Растворяю тромб, удаляю бляшку. Только пусть никто не спрашивает – как я это делаю, откуда знаю про бляшки и про тромбы – НЕ-ЗНА-Ю! Не знаю, откуда я это знаю! Назовите это предчувствием, назовите предзнанием, колдовством назовите, черт вас побери, хреновы ученые, которые до сих пор не могут победить ни рак, ни даже гребаный туберкулез! Главное – я убираю, я ликвидирую ту пакость, что организм накопил за шестьдесят с лишним лет жизни! Убираю, растворяю всю эту дрянь, которая накопилась в сосудах, в крови, в печени!

Сердце работает спокойнее, оно уже не такое вялое, дряблое, каким было раньше. И я ЗНАЮ, что теперь инфаркта не будет. Не грозит инфаркт этому человеку! ЗНАЮ!

Трогаю рукой голову Петра Федоровича, ощущая нормальное, здоровое тепло здоровой ауры. Его лицо стало розовым и вроде как даже помолодело. Смешно – но в его бороде вдруг проглянули черные пряди!

Сейчас он точно не выглядит на свои годы. Взрослый человек, которому еще жить, да жить. Я точно прибавил ему не менее двадцати лет жизни, быть может и гораздо больше. Как Джон Коффи убитому мышонку в «Зеленой миле». Уже и люди, которые тогда были рядом с ним умерли, а мышонок все жил, да жил…

– Очнулись? – спрашиваю я озабоченно, наклонившись над открывшим глаза мужчиной – Что же вы так? В обморок падаете! Надо быть поосторожнее. Давайте, я помогу вам подняться. Кстати, вам бы трусцой побегать, сердце потренировать. Я слышал – помогает от инфаркта!

– Он правда ходит? Митя?! Мне не приснилось?! Не привиделось? – испуганно спросил Петр Федорович, и тут шестикилограммовый снаряд приземлился ему прямо на колени, громко тарахтя и выставив хвост запятой. Ответ мой был уже в общем-то и не нужен…

Я попрощался с хозяином дома за руку, рука была твердой и теплой. И вообще он сейчас выглядел лучше, чем до моего прихода – розовый, глаза блестят, плечи расправились – человек здоров, весел и любим. Как иногда мало надо человеку, чтобы быть счастливым! Всего лишь шесть килограммов шерсти и плоти, тарахтящей как трактор. И вот – ты уже не одинок.

Вдруг задумался: а может и мне завести кота? Я тоже ведь один… И ничуть не удивился, когда услышал голос из пустоты:

– Хозяин, а мы? Мы ведь лучше кота!

Я чуть не хихикнул – так это напомнило мне об одном мультяшном персонаже. «Малыш, я же лучше щенка!» Бесы почувствовали мое веселье и тоже развеселились, а Минька довольно меня спросил:

– Хозяин, а может мы пошалим с этой курвой? Я с большим удовольствием выверну ей кишки наизнанку!

– Нет. Не трогайте ее. Я сам ей займусь. Есть у меня на нее планы… хочу проверить кое-что! – и почувствовал предвкушение в моих двух вторых «Я».

– Что, уже напел вам этот убогонький? – ядовито спросила меня бабища – Вроде как обижают его, да? Я же говорила, что так и будет! Ничего… я найду на вас управу! Кровавыми слезами умоетесь!

– Ага… – я достал телефон, деловито посмотрел на экран – Записал, как вы угрожали сотруднику правоохранительных органов. Значит, вы только что сказали, что у меня из глаз потечет кровь? Собираетесь совершить террористический акт? Ну что же, вами займутся вплотную. Фээсбэ! А пока что я возьму у вас объяснение.

– Какой еще акт? – опешила женщина – Никакого акта! Я сказала, что жалобу на вас напишу! Причем тут кровь?!

– А вот это? Умоетесь кровавыми слезами? Это как?

– Ну… я не то имела в виду! – было видно, что женщина на самом деле испугалась. Глаза ее забегали, она побледнела и пальцы ее нервно комкали край фартука, будто не находя себе места – Ну… извините! Я не хотела!

– Пойдемте в дом! – жестко сказал я, пресекая ненужные разговоры – Обсудим ваше поведение. Заодно и парочку протоколов составим. Шагайте, шагайте!

– Какие протоколы?! За что? – еще больше испугалась бабища, но я промолчал и только лишь подтолкнул ее в литое плечо по направлению к входной двери:

– И паспорт приготовьте! И документы на дом, на участок! Быстрее! Мне недосуг тут с вами лясы точить!

За следующий час я составил три протокола (за разжигание огня в огороде, за самоуправство и за нецензурную брань в общественном месте) и отобрал одно объяснение. А когда закончил – противник был совершенно деморализован. Бабища сидела молча, и только теребила в руках застиранное полотенце, которым она видимо вытирала свою посуду.

Кстати сказать, в доме оказалось достаточно чисто – опять же, гораздо чище, чем в моем. Что привело меня в еще большее раздражение – чего это я грязью-то зарос? А еще военный! Привык уже на гражданке к хаосу, а когда-то ведь кровать застилал так, что мою укладку можно было в музее показывать! А о складку на брюках руку можно было обрезать! А теперь чего? Хожу как лох какой-то – ботинки не чищенные, на коленях пузыри, рубашка не первой свежести – точно, лох педальный, а не старший лейтенант доблестных Вооруженных сил!

Впрочем – я и есть… хмм… ну… не лох, конечно, но уже и не военный. А хожу я так потому, что на ногах целый день – либо в машине сижу, передвигаясь по рабочим делам. Работаю, в общем. От того и пузыри на коленях, и ботинки сбиты. Невозможно постоянно выглядеть так, будто собрался на вручение Ордена мужества!

Ну да, ну да… надо же себе оправдание найти… своей лени и распущенности.

Кстати, как оказалось, бабище-то всего сорок лет. Выглядит она за пятьдесят, или даже старше, но на самом деле… Интересно, какой она была в юности? С чего она вдруг стала такой мерзкой сукой? Откуда это?

Я потянулся к ауре собеседницы «колдовским» взглядом, и… едва не вздрогнул. В голове женщины клубилось неприятное, вонючее, черно-красное облако, и я как-то сразу понял, осознал – опухоль! У нее – опухоль! У нее мозг болен! Вот откуда и агрессия, и такая нечеловеческая жестокость, и нетерпимость к людям!

Когда у нее стала расти эта штука? Ведь она и замуж успела выйти, а значит – кто-то ведь ее полюбил! Такую, какая она сейчас есть – никто не полюбит. Скорее – пришибет.

– А вы кем работаете? – спросил я, и женщина тут же разразилась целой тирадой в адрес известного мне персонажа:

– Работала! Продавщицей работала! Да этот чертов Сенька Маркин с гребаным барином Самохиным меня уволили! Говорят – клиентов отпугиваю! А я ничего не отпугиваю – нечего было меня цеплять! Вызнали дурь – то им так не это, то им то не то! Я еще напишу в прокуратуру на Самохина – откуда у него такие сокровища? Как он нажил? Всю округу под себя взял, старый козлина! И дочка у него блядь еще та! Ишь, шастает в город! А что там делает? Небось шлюхой работает, не иначе! Революции на них нет, сволочей! Я бы их вилами, тварей!

– У вас речь довольно-таки грамотная, что-то заканчивали? – продолжал препарировать я этот живой труп.

– Я техникум заканчивала, пищевой промышленности. Техник-технолог! – довольно кивнула вдруг слегка подобревшая баба, и тут же глаза ее подозрительно блеснули – А с какой стати расспрашиваете? Какое это отношение имеет к делу? Чего вы все вызнаете, с какой целью?! Кто вас подослал? Это сосед тебя нанял?! Сколько он тебе заплатил?! Я выведу тебя на чистую воду! Выведу!

– Спать! – приказал я, и женщина мгновенно обмякла у себя на стуле, только чудом не свалившись на пол.

Хорошо быть колдуном! Ей-ей я бы где-нибудь в Думе мог таких дел наворотить! Или став президентом… Вот так усыпил бы какого-нибудь лгуна из власти, и…

Убили бы, скорее всего, но что-то бы все равно успел сделать. Что именно? Да кто его знает – что именно. Что-нибудь хорошее! Ага… дурацкие мысли…

На уничтожение опухоли мне понадобилось около часа – проклятая тварь сопротивлялась как живая, впилась в мозг пациентки, пропустила корни через ее мозг и не желала заканчивать свою такую приятную жизнь. Мне вдруг показалось, я даже почувствовал в опухоли какие-то отголоски настоящей жизни, как если бы это был не кусок плоти человека, каким-то образом вдруг начавший жить своей жизнью, бурно размножаясь и давя на окружающие его ткани, а на самом деле колония паразитов – разумных и совершенно не желающих умирать.

И кстати – я почувствовал отголоски проклятья – сильного, умелого, смертельного! Кто-то проклял эту женщину, да не сейчас, не год-два-три назад, а давно, очень давно! Двадцать лет, или даже больше!

В голове будто щелкнуло, и я увидел: эта же самая «бабища», но только… в подвенечном платье. Высокая, крепкая, стройная… и красивая. Правда, красивая – эдакой здоровой, сильной красотой! Чем-то похожа на актрису, которая играла воительницу из сериала… как там ее звали, эту чертушку с летающим боевым кольцом… а! Вспомнил! Зена! «Зена королева воинов», вроде так называется это чудо. Так вот – девчонка та напоминала Зену. Только была покрасивее. Эти самые вывороченные толстые губы ТОГДА смотрелись очень органично и привлекательно. Они ее украшали и делали лицо похожим на лицо Анджелины Джоли. Может выглядели немного даже вызывающе, вульгарно… но точно очень сексуально. И тут точно речь не шла ни о каких уколах для увеличения губ, ни о каких операциях. Просто красивая, сильная девка с пухлыми соблазнительными губами. Таких мужчины любят, и может быть даже больше, чем худых, жилистых фитоняшек.

А еще я почувствовал взгляд, который шел из толпы зрителей, и взгляд этот был ненавидящим, черным, как могильная тьма.

Порча, точно! На нее навели порчу, и в голове начала расти опухоль. Не раковая, обычная опухоль – хотели убить, но что-то пошло не так, или умения напускать порчу не хватило, или сопротивляемость этой девушки была выше обычного для простого человека уровня, но факт – смерть все-таки не наступила. Хотя… иногда духовная смерть гораздо хуже и страшнее смерти физической. Если человек теряет себя, превращается в наказание для всех окружающих, для своих близких – что может быть хуже этого? Когда родной человек превращается в отвратительного, мерзкого монстра. Ведь от нее ушел муж, красивый, статный парень. И я точно знаю – вся эта история началась именно из-за него. Кто-то его приревновал. И этот кто-то… вернее – ЭТА кто-то – сейчас замужем за бывшим мужем Екатерины. Рупь за сто поставлю – именно так дело и обстоит.

Мда… коварная месть! Кстати… а может и не хотели убивать? Может месть как раз в том и заключалась – сделать так, чтобы мужик от конкурентки сбежал?

Все может быть, вариантов много. теперь уже и не узнаешь – какой именно вариант на самом деле верен. Опухоль сделала из этой женщины настоящего монстра, мерзкую тварь, которую хочется просто раздавить каблуком. Опухоль деформировала ее личность, уничтожила всю ее жизнь, и сделать что-то я могу только приложив большие, очень большие усилия. И без всякой гарантии что у меня получится – слишком далеко уже зашло это грязное дело.

«Ты больше никогда не злишься. Ты спокойна, весела, доброжелательна. Тебя ничего не раздражает. Ты готова помогать людям, ты жалеешь их, желаешь им добра. Ты любишь своего соседа Петра Федоровича (*образ Семкина*), тебе нравятся его картины, нравится то, что он говорит, делает, нравится его кот, и ты хочешь посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать жизнь Семкина как можно счастливее. И ты худеешь. Ты худеешь до тех пор, пока не станешь выглядеть так же, как в семнадцать лет! И будет мое слово твердым, как сталь, и никто не сможет разрушить это заклятие – ни за что и никогда!»

Ффухх! Я вытер пот со лба и подумал о том, что с такой работой я вряд ли постоянно буду оставаться чистым и опрятным. Попробуй-ка, не вспотей, когда пропускаешь через себя такой поток энергии!

Меня трясло от слабости. То я у Машки Бровиной «выплеснулся», то сейчас дал жару – эдак совсем можно исхудать! У меня на животе уже совсем нет жиру, ну ни капли! Сегодня, когда умывался, заметил – я высох, как палка. И это неспроста!

Мда… не зря ведьма говорила про перерасход энергии, когда я колдую вне дома. Дома, если верить ее словам, находится так называемое Место Силы, откуда можно черпать магическую энергию без каких-либо ограничений. Здесь, вдали от дома, я больше пользуюсь внутренними запасами Силы, и эти запасы напрямую связаны с моей собственной энергетикой, энергетикой моего тела – об этом я уже давно догадался. Потому мне обязательно надо иметь при себе специальное снадобье, которое усиливает восприимчивость к Силе, позволяет перекачивать ее в себя гораздо быстрее, даже если Место Силы находится от меня очень далеко. А еще – амулеты, в которую я закачал эту самую Силу, что-то вроде магических аккумуляторов, позволяющих пользоваться Силой без ущерба для моих внутренних запасов энергии.

– Проснись! – выпустил я импульс Силы, и облегченно вздохнул, переводя дух. Устал! Скорее бы домой…«подзарядиться». Сегодня по деревне с визитками не пойду – хватит для меня приключений. Эдак можно и здоровья лишиться!

Женщина медленно открыла глаза, поморгала, повертела головой из стороны в сторону, будто пытаясь понять, где находится. Потрогала рукой лоб.

– Не болит. Совсем не болит!

Поморщилась, приняла позу поудобнее и только тогда посмотрела на меня:

– Милиционер…

– Полицейский. Участковый – поправил я.

– Полицейский… – послушно и как-то очень кротко повторила она. Потом ее глаза широко раскрылись, и она неверяще помотала головой – Это я?! И это была я?! О господи! Что со мной было?!

– Вы упали в обморок, потом очнулись – информировал я, внимательно наблюдая за реакцией пациентки. В душе все-таки гнездилось эдакое неверие в собственные силы. Не может быть, чтобы вот так… поколдовал, и… человек стал совсем другим! Полностью изменился! Так ведь не бывает!

– Я не о том! – женщина снова помотала головой – Я все помнила… все помнила! Господи, во что я превратилась! Господи, господи! Ааа… я жить не хочу! Я не хочу жить! Аааа…

Мария зажала голову руками и зарыдала – горько, безнадежно, как вдова, прожившая с любимым мужем много, много лет и готовая теперь умереть на его гробу. Плач этот был таким тяжким, таким вытягивающим душу, что… я едва не закрыл уши руками.

– Все еще можно исправить! – бодро заключил я, собственно не особо в это веря. На мой взгляд, ей теперь нужно из этой деревни валить куда подальше и никогда больше сюда не возвращаться. У людей память крепкая, и не верят они в души прекрасные порывы. Их жизненный опыт показывает – если некий человек доказал своими делами, что он полный и законченный негодяй, и теперь вдруг ни с того, ни с сего начинает проявлять человечность и доброту – значит, хочет сделать какую-то особенную, невероятно мерзкую гадость. Ну – типа боевая маскировка своих гнусных намерений. Потому от него нужно держаться как можно дальше.

Да и вообще… слишком доброму, хорошему человеку, не способному на насилие и готовому всегда помочь другому человеку лучше держаться подальше от нашего человеческого общества. Не поймут, и радостно воспользуются – во все, так сказать, отверстия.

Вдруг вспомнился старый скандальный фильм Кубрика «Заводной апельсин». Там главного героя, негодяя и подлеца, «излечили» от тяги к насилию с помощью специальной новейшей методики. И выпустили в мир. Вот тогда он и получил по-полной от тех, кого когда-то обидел, оскорбил, ударил, изнасиловал. И мало ему точно не показалось. Страшный, очень неприятный фильм.

В общем, я бы на ее месте вспомнив, что творил за эти годы – собрал бы вещички и свалил отсюда куда подальше. А как она поступит – это уже ее дело. Много чего натворила, и значит, заслуживает наказания.

А с другой стороны – ведь виновата-то не совсем она. Или совсем не она? Мы ведь не судим сумасшедшего за его поступки? И даже преступления. Ведь он не мог осознавать, что делает.

– Что делать, что делать…? – женщина сидела, уставившись в пространство, медленно, тяжело раскачивалась всем своим могучим телом… туда-сюда, туда-сюда…

И мне вдруг стало совершенно ясно: труп. Она – труп! Завтра, или послезавтра, или на следующей неделе – все равно когда – но меня вызовут в этот дом и заставят вытаскивать ее из петли. И я буду держать в руках это большое, смердящее смертью тело и думать о том, что же я в конце концов тут натворил. А потому…

«Запрет на самоубийство! Запрет! Ты не можешь покончить с собой! Никогда, никогда ты не должна кончать с собой! Жить! Быть хорошим человеком, и жить!»

– Что с вами? Вам плохо? – женщина привстала с места, глядя на меня широко раскрытыми испуганными глазами – Водички вам подать?

– Подайте – согласился я сдавленным голосом.

Мне было плохо. Реально, на самом деле – плохо! Меня подташнивало, в голове будто кузнецы работали, руки-ноги тряслись и ощущение было таким, как если бы я долго и тяжело температурил, и вот – на десятый день болезни решил вдруг встать с постели. Ну и… напрасно встал.