Текст книги "Веселая Гора (СИ)"

Автор книги: Евгений Пышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

     Спать, как ни странно, не хотелось. Обычно после таких мероприятий наваливается неодолимое желание приложить голову к подушке и провалиться в сон, но почему-то не было ни грамма усталости.

     Я сел за компьютер и добрую минуту скрупулезно изучал «рабочий стол», прикидывая какой из ярлыков запустить. Наконец, один текстовых файлов стал моей жертвой. Открылся редактор. Я три раза перечитал первую страницу и почувствовал собственную беспомощность. Предложения красивые гладенькие, грубых ошибок нет, но не лежала душа к рассказу. По крайней мере, к его началу. Что там ниже, я не вчитывался, лишь скользнул взглядом и вернулся в начало, будто боясь увидеть что-то неприличное.

     Сделал несколько пустых строк сверху и, одним глазом смотря на уже сочиненное, не спеша начал все заново.

     Оторвавшись от экрана, глянул на часы. Ничего себе! Прошло два часа. Слишком я увлекся выдуманным миром, прорисовывая шаг за шагом каждую деталь.

     Чуть отодвинул занавеску и посмотрел в окно. Не верилось, что я нахожусь здесь, на этой планете, в этой части космоса. Казалось, передо мной объемная картинка, прилепленная на стену. Стоит отвернуться и ночная улица, мерцающая огнями, исчезнет. Неведомый создатель придет и сдерет мир со стены.

     Лег спать. Сон тяжело навалился, будто раздавил сознание. Приснилась вначале какая-то чушь, я не запомнил, но затем потек вполне логичный сюжет из того рассказа, который я не мог дописать. Там, в мире фантазий, все сложилось как нельзя лучше. Слова знали свои места, предложения поразили своей простотой и стройностью. Да, я увидел текст.

     Очнулся среди ночи и долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь во тьму. Стена справа озарилась ненадолго светом фар, проползли уродливые тени, и все исчезло. Встал, пошел на кухню, выпил холодного чая, вернулся в комнату. Загородив занавески, включил компьютер, настучал несколько абзацев. Горизонт событий прояснился. Мне был виден конец истории. Циничный, но вполне обоснованный конец. Итак. Пришельцы, наблюдая за инопланетной цивилизацией, которая достигла уровня развития Средневековья, смотрят жадно из космоса за сражением, воспринимая его как шоу. Делают ставки. Битва закончена. Пришельцев не волнует, кто победил, им интересны размеры выигрышей. Только они подсчитали их, как командир космического корабля сообщает о новой битве, что вот-вот случится в другой точке планеты. И корабль начинает движение в том направлении, а тем временем крупье принимает новые ставки.

     Я с облегчением выдохнул. Сохранил файл и выключил компьютер. Лег и заснул без сновидений.

     Утром я перечитал рассказ и, как ни странно, остался удовлетворенным. В хорошем расположении духа пошел на работу.

     В обед в столовой встретил знакомого по школе.

     – Санек?! – удивился я.

     – Он самый.

     – Как жизнь?

     – Потихоньку. А ты как? Давно здесь работаешь?

     – Нормально. Год уже, а ты где?

     – Я на восьмом этаже в другом корпусе. В ЗАО.

     Набрав блюд и заняв столик, мы приступили к обеду. Он продолжил:

     – Я подробностей хочу. Как ты? С кем ты? Ну, и так далее по списку.

     – Да ни с кем. Кстати, в выходные был на свадьбе. Помнишь Коляна?

     – Понял о ком ты. Неужели женился? Тридцать лет дураку. – Санек засмеялся.

     – Вот так жизнь и складывается. А у тебя-то как?

     – А и не спрашивай. Заигрался. Сам виноват. Маринку обидел. Теперь не знаю, где она.

     – Не гони. Маринка? Это жена твоя, так? – Санек кивнул. – Ты когда успел жениться-то?

     – Рано. В двадцать.

     – Она ушла от тебя?

     – Ну, не совсем. – Санек задумался. – Ерунда вышла. А теперь чувствую себя подвешенным на тонкой нитке. Одно неловкое движение и она оборвется. Не знаю, что делать.

     И вот тут задумался я. Если он заговорил со мной об этом, то, чего хочет? Совета? Сочувствия? Или помощи? Или, чтобы просто выслушали? Ладно, к черту предположения. Но все ж странно: давний знакомый, о котором ни слуху, ни духу вдруг оказывается на горизонте событий и хочет излить душу? Но я не люблю разговоров за жизнь, всегда чувствую в них какую-то фальшь.

     Я следил за тем, как Санек орудует столовыми приборами и в какой-то прострации пережевывает пищу. Он заметил мой пристальный взгляд и произнес:

     – Вот думаю, что делать. Не могу найти жену.

     – Знакомым звонил? Родственникам?

     – У знакомых ее нет. А матери… Матери я не звонил.

     – Так позвони.

     – Опасаюсь. Ну, позвоню ей и что скажу? Здравствуйте, ваша дочь ушла в неизвестном направлении, мобильный телефон не отвечает?

     Я вообще не понял вопроса. Если Марины нет у знакомых, то где ей еще быть, как не у матери? Судя по всему, мать Марины не звонила Саньку, значит, она знает, что все в порядке.

     – Не хочешь звонить, езжай к ее матери, – посоветовал я.

     Санек бездумно посмотрел на меня. Там, в глубине его зрачков застыл черный лед. Холодный. Непроницаемый. Меня это насторожило. Кто знает, что у них произошло, а я лезу с советами. Хорош гусь!

     И все же я почувствовал, что он не договаривает, и поэтому ощутил себя главным героем отвратительной пьесы. Словно бездарный писатель забодяжил в произведении все краски и, плюнув и размазав, сказал: «Ну, и бог с ними, с героями. Пусть есть, как есть. Я не намерен ничего менять. Пусть герои сами расхлебывают то, что я придумал».

     – Какая кошка пробежала между вами? – спросил я. – Конечно, если ты не хочешь говорить, не надо.

     – Отчего? Расскажу. Тут простая история: шло время, отношения стали прохладными. Не буду вдаваться в подробности? – Я кивнул. – Чтобы их как-то расшевелить, придумал простой способ. Через Интернет. Нашел Марину на каком-то форуме. Там она была под своим именем, да и другие пользовательские данные указывали на нее. Я зарегистрировался под прозвищем «Заводная Птица». Это важно. Это была приманка. И естественно у Марины возник вопрос: «А откуда такой ник?» Я объяснил, что в честь одного из романов Харуки Мураками. Я-то знал, что она обожает этого писателя. Вот так, слово за слово мы разговорились, часто общались в сети и, в конце концов, условились о встрече в реальном мире. Чтобы она сразу узнала меня, я предупредил, что буду держать в руках тот самый роман – «Хроники заводной птицы». Думаешь, я глупо поступил?

     – Ну, – ответил я неопределенно, пожав плечами. Но внутренний голос произнес приговор: «Конечно, глупо! Какого черта ты пытался затащить сказку в действительность?» Честно сказать, я не понял его. К чему этот дешевый романтизм?

     Санек продолжил:

     – Как только Марина увидела меня с книгой, вообще не захотела разговаривать. Стала нести какую-то чепуху: «Нет, ты не можешь быть Заводной Птицей! Он другой. Ты подсматривал за нами в сети! Ты все испортил!» Короче, вскоре она исчезла.

     – И что дальше?

     Санька пожал плечами. Но тут что-то щелкнуло в сознании. Стало жалко глупца, заварившего кашу.

     – Слушай! – вдруг произнес я. – А хочешь, съезжу к ее матери? Я лицо не заинтересованное.

     Знакомый удивленно посмотрел.

     – Понимаю, сморозил, – извинился я.

     – Не совсем.

     Санькин взгляд оживился. В глазах затеплилась жизнь.

     – Это хорошая идея. Да, конечно. Действительно, съезди. Ты вроде как человек сторонний, то есть не за меня хлопотать будешь.

     Я было уж хотел пойти на попятную, отвертеться, но, подумав, выдал:

     – Что говорить, не вопрос. Адрес ее матери знаешь?

     Санька назвал его. Чтоб не забыть, я забил адрес в телефон. На всякий случай мы обменялись номерами. Он пожелал мне удачи, но в душе я так и остался скептиком и не понимал, зачем выносить сор из избы? И зачем я, еще больший идиот, чем он, согласился на это?

     Возможно, у них так далеко зашло, что история с Заводной Птицей это только цветочки, так сказать, только верхушка айсберга. Санька, чувствуется, накуролесил лишку и легче разрубить гордиев узел, чем распутывать. Но я тоже хорош, полез в чужую жизнь. Сам вызвался послом доброй воли.

     Я решил не заморачиваться, а исполнить дело – и с плеч долой.

     Вечером выехал на своем автомобиле за город. Включил радио. Там играли композицию группы Пикник «Смутные дни». Это я отчего-то запомнил.

     В навигаторе забил адрес. Добираться меньше часа. Это хорошо. Деревня не у черта на рогах, а, можно сказать, под боком. Недалеко от федеральной трассы. Асфальтированная дорога бежала до самого населенного пункта. Она пересекала его, разделяя на две части. Я припарковался у магазина, вышел и осмотрелся. Судя по номерам домов, мне налево. Нужное строение оказалось недалеко. Я встал перед дверью кирпичного цвета, уже занес руку над звонком, но остановился, разглядывая потрескавшуюся краску деревянного косяка. Вопрос возник сам собой, будто чужой голос прозвучал: «И зачем ты сюда приехал? В жизни мало приключений? Сидел бы дома, ходил бы на работу, стучал бы на клавиатуре рассказики, выкладывал бы их на страницах литературных форумов, а теперь что?» Появилось неприятное ощущение, словно ты ступил ногой в грязь. Не беда, конечно, но настроение было уже испорчено.

     Я сел на лавку. Чувство такое, что сделал подлость.

     Мне нужно только пять минут. Затем встать и позвонить. Но отчего так мерзко сделалось? Как будто пытаешься перелезть через высокую стену, зная, что там ничего тебя не ждет. Да, ничего не будет. Ни солнца, ни земли, ни воды. Мы ждем чуда от жизни, мы ждем, что вон там за поворотом окажется блистательный мир, но вместо него грязь и немощь.

     Зачем я вмешиваюсь в чужую жизнь? К черту!

     Я уже встал и собирался уходить, но за дверью послышались шаги, металлический скрежет, стук. Дверь открылась. На пороге стояла пожилая женщина.

     – Вы кого-то ищите? – спросила она.

     Я назвал имя и фамилию.

     – Это моя дочь. Но ее вы здесь не найдете.

     – Жаль. Я хотел узнать номер телефона ее мужа, он мой старый школьный приятель. Я всех обзвонил, никто не знает, говорят, спроси у его жены, она наверно в курсе, – не моргнув, соврал я.

     – Ничем не могу помочь.

     – Ну, извините.

     Женщина закрыла дверь. Я собрался уходить, но вдруг боковым зрением заметил какое-то движение. Застыл на мгновение и осторожно повернул голову. В темном проеме окна, что слева от входа, заметил силуэт, а затем лицо. Сначала подумал, что это та самая женщина, которая разговаривала со мной, но нет. Незнакомка оказалась очень похожей на нее, но выглядела моложе. Марина. Без сомнения. Захотел позвонить в дверь, но вновь застыл в нерешительности. Словно ледяной волной окатило: нельзя.

     Я вернулся к магазину. Сел в автомобиль.

     И с чего понесло меня сюда? С чего Санька решил чужими руками устраивать свою личную жизнь? Я не злился на него, просто не понимал. Не находил разумных объяснений. Неужели я мог хоть что-то изменить? Санька висел на тонкой нити, но сейчас, я уверен, она порвалась. Он упал в пропасть.

     Ладно, позвоню ему, как приеду, скажу, что нашел Марину, только она не захотела со мной разговаривать. Это легенда не далека от истины.

     Сколько времени вот таким образом размышлял, гоняя туда-сюда мысли, не знаю. Похоже, отключился от реальности. Вздрогнул от резкого звука. Постучали в окно рядом с пассажирским сидением. Я метнул взгляд и увидел Марину. Опустил стекло.

     – Марина, садитесь.

     – Нет, не надо. Я ненадолго. Опустите ниже.

     Я опустил.

     Она неловким движением протянула руку в салон. Я взял клочок бумаги с Санькиным телефоном.

     – Вы уж извините, что я следила за вами от самого дома.

     – Это ничего. Я не заметил. Извиняться должен я. Дело в том, что я знаю, вы поссорились с мужем. Он просил вас вернуться.

     – Нет. Никогда. – Она испугано посмотрела на меня.

     – Поверьте, все пройдет.

     – Как вас зовут? А не важно. Прощайте.

     – Марина.

     Но она развернулась и быстро пошла прочь. Я поднял стекло. Бежать за ней не имело смысла. Запустил двигатель и уехал из деревни.

     Приехал домой, словно выжитый лимон. Бухнулся на кровать, но вспомнил, что собирался позвонить. Набрал номер. Сказал Саньку, что был там и что Марина у матери.

     – Ты ее видел? – спросил он.

     Я решил всего не говорить.

     – Мать обманула. Сказала, что нет, но в окне я случайно заметил лицо молодой женщины. Внешне она похожа на мать. Так что не сомневайся, Марина там.

     – Хорошо.

     – Санек?

     – А?

     – Раз уж ты вовлек меня в эту авантюру, поведай, что между вами реально произошло.

     – Я все тебе рассказал, – сухо отрезал он.

     Я задумался. А ведь он прав, зачем мне интересоваться тем, что не мое. Погонял мысли и ответил:

     – Не хочешь говорить, как хочешь. – И дал отбой.

     …

     – А дальше? – спросила Нина.

     – А все уже закончилось, – ответил Анатолий. – Этим и отличается жизнь от искусства. Если история безымянного героя была бы выдуманным рассказом, то, конечно, она имела бы продолжение и завершилась иначе. Возможно, по законам драматургии, как и положено, был катарсис. Наверно, взаимоотношения Александра и Марины приняли другой оборот, то есть они наладились. При этом обнаружилась какая-то тайна, связующая их. И так далее.

     – Но повесть осталась в подвешенном состоянии. Финал открыт.

     – Да, потому что это жизнь, которая не имеет начала и конца. Нельзя вырвать из нее кусок и показать зрителям. А я как раз это и сделал. Чем рассказ или толстый роман отличается от реальности? Произведения завершены и логичны, я бы сказал, смысловые связки в искусстве более жесткие и ясные, чем в жизни. Я, конечно, пройду стороной те сочинения, что эксплуатируют абсурд и неопределенность. И еще. Из произведения можно убрать куски, не работающие на сюжет. В жизни такого сделать нельзя. Она непрерывна. Законы искусства и нашего мира разные, нужно уметь различать их.

     – Ну, уж если я и думала о творчестве, то не в подобном ключе. Скорее, о его смысле, предназначении для людей.

     – А вот здесь я бессилен. Я не знаю в чем смысл творчества. А все, что я слышал на данную тему лишь гипотезы, и не одна из них не удовлетворила меня. Есть мнение, что продукт искусства – отражение иной реальности. Субъективной.

     – Чтобы размышлять об этом, нужна иная обстановка.

     – То есть?

     – Уединение.

     – Могу предложить.

     Нина внимательно посмотрела в глаза Анатолию, пытаясь выловить потаенный смысл фразы, будто старалась откинуть вуаль слов и ощутить суть, но там, в глубине взгляда было тихо спокойно.

     – Что значит, предложить? – спросила она.

     – Мое поместье свободно, и оно будет в вашем распоряжении, если вы не боитесь неудобств. Я имею в виду одного человека, мужчину. Он квартирует сейчас в Мерриберге. Конечно, я не настаиваю.

     Он встал, подошел к книжному шкафу, открыл его и, вернувшись, положил на столик ключ.

     – Вот ключ от дома в Мерриберге. Вы можете взять его, но не обязаны приезжать туда. Выбор за вами.

Глава 7. Ожидание

     Нина сейчас в поезде и направляется к нему, и Сергей не знал, отчего она, сидя в уютном вагоне, решила приехать и сойти на станции, увидеться с ним. Отчего? Он поднялся на платформу, плывя в грезах, что вот она уже здесь, хотя до прибытия оставалось не менее двадцати минут, если стрелки часов не обманывали. Они, казалось, двигались по циферблату слишком медленно, будто смеялись над ним. Смеялись над его наивностью, над его мечтами. Секундная стрелка золотой ниткой солнечного луча не спешила менять одну цифру на другую, и полный круг она проходила явно не за шестьдесят секунд. Если присмотреться к ней, то казалось, стрелка замирала порой и делала шаг назад на одну крохотную секунду, но все-таки назад. И оттого путь ее был длинным.

     Сергей ненадолго задумался: «Путь ее был длинным? Почему люди присваивают категории времени протяженность сродни пространству? Можно сказать, например, дорога длинная, дорога короткая, но дорога это пространственное измерение, а время? Короткий век, долгое ожидание. Наверно, человеку привычнее линейное мышление, ибо жизнь его имеет возникновение и конец. Это как две точки. Между ними легко представить линию».

     Сергей сел на скамейку и, поправляя рукав, вновь глянул на часы. Восемнадцать минут. Как тягуче время. Оно увязло в мареве жаркого дня и не пыталось спешить. Июль месяц выдался сухим с редкими и кратковременными дождями, которые дарили прохладу. Порой вечерами было прохладно.

     Сергей, закрыв глаза, погрузился в прошлое. Хорошо, что на станции никого не оказалось, а то было б не особо приятно осознавать, что какой-нибудь незнакомец, стоящий неподалеку, вдруг решил изучить блаженную улыбку Сергея, а улыбка возникла невольно при воспоминаниях о прошлом, которое связано с Ниной. Он не мог не улыбнуться. Прошлое превратилось в фантастические картины, соприкасающиеся с реальность лишь в силу того, что в сердцевине памяти присутствовали реальные персонажи. А не было бы их, то он решил – все сон или собственные выдумки. Среди мелькания лиц возникло ее лицо. Интересно, какая она сейчас? Изменилась? Нет, Нина не меняется, время не властно над ней. Она, конечно, не бессмертная богиня, но годы бессильны.

     Сергей вспомнил, как они познакомились, и сладко-горькая дымка окутала сознание. Привкус кофе, привкус новых слов на языке и губах. «Он был старше ее, она была хороша», как пелось в одной очень давней песенке. Кстати, как звали того автора и исполнителя? Он жил четыре века назад, музыкальный коллектив назывался «Машина Времени», а солиста… Сергей не вспомнил. Очень давно это было. Но бог с ним. Сейчас о Нине.

     Итак, она вошла в его жизнь, как солнце. Яркое и рыжее. Утонченный овал лица, маленькие чуть припухлые, но изящные губы, раскосые глаза. Будто лиса. Это случилось на… Да где же? Ладно не знать того исполнителя, но уж что касается его жизни, его прошлого можно было и запомнить. Сергей ухмыльнулся про себя. «Наверно, сейчас у меня блаженный вид. Надо открыть глаза», – подумал он. По-прежнему на платформе никого не было. Безлюдье. Ну, и хорошо. Он вновь нырнул в воспоминания, воскресил ее голос, который прозвучал с искренним любопытством:

     – Чем вы занимаетесь?

     – История русской литературы, – рассеяно и серьезно ответил он, купаясь в ее чуть лукавом взгляде.

     Ему почудилась едва заметная холодность в глазах, но это был не лед, а скорее приятный ледок в зрачках. Такой ледок он любил – прозрачный и искрящийся, когда наступает весна и говорливые ручьи несут осколки умершей зимы. Немного холодно и знобит, но ты ежишься с удовольствием, зная, что это последний лед. Он принесет тепло, аромат трав, пение птиц, вечерние туманы в долинах рек. Лето – время чудес и исполнения желаний, не зима, а именно эти зеленые дни с теплыми дождями.

     – Ах, ладно! Пойдемте танцевать? – сказала Нина.

     – Хорошо. Идем.

     Ему-то всего сорок, а он кажется себе неуклюжим и старым не по годам.

     – Сергей, что же вы. Ой, простите, мы же договорились на «ты».

     Нина тихо рассмеялась. Она словно солнечный зайчик, отражающийся от глади быстрой реки.

     – А в истории литературы много интересного? – спросила после долго молчания Нина.

     – Конечно, – уверенно произнес Сергей, выныривая из непонятной задумчивости, смешанной с неловкостью.

     Он чувствовал себя привычней в мире литературы, а не в танцах, как рыба ощущает себя лучше в море или реке, нежели в тесном аквариуме. В аквариуме стесненных обстоятельств, решил Сергей, думая об этом волшебном вечере. Волшебным он был благодаря Нине.

     И пускай литература есть только минувшее, только застывшие формы искусства, величественные тени прошедшего, но он в литературе как дома, будто находишься в более чем знакомом кабинете, окруженном любимыми книгами. Сергей представил тишину кабинета. Прошлое тождественно тишине. Оно отыграло свою музыку и, кажется, не оставило следов, но с радостью иногда обнаруживаешь эти следы. Века ушли, стершись из памяти, и оттого удивительней находить новое.

     – Есть одно открытие, – после короткой паузы продолжил Сергей. – Александр Чердынский.

     – Чердынский? – Нина картинно подняла глаза, словно вспоминала.

     – Даже не пытайся. Ты о нем не слышала.

     – Ты его недавно открыл?

     – Точнее не я, но… Не важно. У Чердынского интересная проза.

     – Судя по фамилии, он дворянин?

     – Верно. Он покинул Россию сразу после революции. Издавался в Париже до войны. Затем переехал в Америку. География его переездов – ничего особенного. Подобную судьбу имели многие эмигранты. Самое же интересное, что все примечательные литературные достижения, ну, если можно назвать это достижениями, он написал в Америке и они остались неизданными.

     – А что же он не издавал их?

     – Этого даже родственники не знают. Да и рукописи нашлись случайно после его смерти. Если бы не переезд его многочисленных наследников в другой штат, то произведения канули бы в лету. Видимо у Чердынского были сомнения по поводу их издания. Стоит ли их публиковать? Судя по письма, попавшим в наши руки, он всерьез не воспринимал свою прозу, считая ее безделушкой.

     – А Чердынский действительно интересно писал?

     – Трудно объяснить.

     – Ну, все же, Серж, объясните. – Нина почему-то решила назвать его на французский манер.

     – Конечно, вроде это реалистическая проза, но написана таким языком, что у тебя остается послевкусие, будто прочитал мистику. Да вот хоть одно название чего стоит: «Белое в черном». Хотя у него встречает и чистая мистика, я бы даже назвал ее сюрреализмом.

     О Чердынском Сергей мог говорить часами, а названная повесть, похожая на айсберг, такая правильная, статуарная, графичная и холодная, казалось, выплыла из тумана времени. Конечно, были среди пожелтевших листов, что своей хрупкостью сравнимы лишь с далеким прошлым, и иные произведения. Например, «Карталон» или «Песни Кроманьона». Последнее было миниатюрой, представляющее собой длинный сон, как пояснил на полях сам автор. В ней Чердынский отпустил фантазию в свободный полет, и уж она вырвалась за рамки реального мира и всякой логики. И то ли мистика, то ли сюрреализм, то ли символизм, то ли экспрессионизм – все краски и оттенки смешались, нет четкого рисунка.

     «Песни Кроманьона»

     Я заметил, что окно соседского дома распахнуто, приглашая к знакомству. Короткие занавески шевелились на легком ветру.

     Да, именно так я и подумал. Это приглашение к знакомству. И занавесь окна делала приглашающий жест. Мысль эта показалась забавной. Рассматривая темнеющий проем окна, гадал: «Странно, вчера в этом доме никого не было, а сейчас? Кто-то приехал? Надо бы узнать».

     Я не собирался ждать, когда соседи первыми сделают шаг к знакомству, поэтому я запрыгнул на невысокую скамейку. Она стояла недалеко от окна, и ее хватило для того, чтобы заглянуть внутрь. Кто там мог прятаться в темном проеме? И тут меня осенило: «Ну, конечно, Оксана! Она вернулась. И правильно сделала. Что толку чахнуть в городе». Как же я мог не догадаться сразу? Почему вылетело из головы?

     – Ксанка, –  тихо позвал я.

     – Женька! Привет!

     – Побежали гулять.

     – Сейчас.

     Глаза привыкли к полумраку комнаты, и я увидел ее. Она вертелась перед зеркалом в новом платье. Раньше его не видел. Оно оказалось белым и воздушным.

     – Ксанка!

     – Да, сейчас. Потерпи еще, ну… Вот и все. Пошли.

     Я помог ей вылезть из окна, и мы отправились прочь из деревни. Повернув за магазин, встали в недоумении. То ли близко, то ли далеко виднелся огромный дом. Может, замок. Трудно описать. Он тонул в сизой дымке, и его очертания были размыты.

     – Его раньше я не видела, – настороженно и задумчиво сказала Оксана. Ее голос дрогнул, но я уловил и ноты испуга в нем, и те знакомые мне ноты, когда ты ждешь чуда и не смеешь думать о чуде, предвкушая новые приключения.

     – Идем? – спросил я.

     – Конечно.

     Мы отправились в путь, и что случилось по дороге, не помню, но просветленная радость сопровождала нас. Оксана была рядом, но затем исчезла. Расставание не оставило горечи. Я уверен, встретимся обязательно, ведь мы расстались ненадолго.

     Наконец я оказался внутри дома-замка, шел по широким ступеням, мимо мелькали знакомые лица, но, не останавливаясь, я все двигался вверх и вверх, пока не очутился в большой библиотеке. Помещение было действительно огромным. Такие книгохранилища можно встретить в европейских городах – духовных центрах, которые на протяжении веков берегут накопленные знания, сохраняя запах ушедшего времени.

     Запах времени – звучит неправдоподобно.

     Я застыл в растерянности, размышляя над тем, что делать дальше. Мимо ходили люди, не замечая моего присутствия, они несли в руках книги. Садясь за стол, посетители библиотеки погружались в чтение. Я осмелился прервать это увлекательное занятие одного из них.

     – Простите, а что это за библиотека?

     Читатель поднял на меня недоумевающий взгляд.

     – То есть… М… Простите… – начал подбирать слова незнакомец.

     – Кому принадлежит библиотека? Как она называется?

     – А, вы об этом? Никому она не принадлежит. Библиотека общая. Общечеловеческая, если так можно сказать. Названия у нее нет. Если хотите, присвойте ей любое имя.

     – Общечеловеческая библиотека, – ответил я.

     Читатель, поморщившись, не согласился со мной:

     – Казенщиной пахнет от названия. Да, кстати, это помещение – читальный зал, а сама библиотека начинается вон за теми дверьми. – И незнакомец указал в конец зала.

     Поблагодарив его, я отправился в указанном направлении.

     Дверь двухстворчатая, массивная. Из дорогих пород дерева, почему-то решил я. К одной из створок прикреплен план библиотеки. Вначале я подумал, что это абстрактная картина, но, прочитав надпись, все ж не поверил глазам: «План книгохранилища». Ниже поясняющая надпись: «По спирали к центру – к истокам творчества». Действительно, если верить схеме, расположение помещений походило на улитку – один длинный коридор – анфилада, уходящая по окружности к центру.

     – Что задумались, молодой человек?

     – Почему у библиотеки такая планировка. Я бы сказал, неправильная.

     – Отчего? Вполне правильная. – Незнакомец, поправив пенсне, всмотрелся в план книгохранилища. – По-моему здесь все рационально, как в аптеке. Это я вам как врач говорю.

     – А если случится пожар?

     – В библиотеки никогда не бывает пожаров. Нечему гореть. Да и, между прочим, молодой человек, рукописи не горят.

     Незнакомец быстро поклонился и скрылся за дверью.

     Не горят? В каком смысле не горят? Стало интересно.

     Я вошел внутрь. Длинная-длинная анфилада, до потолка по обе стороны полки, забитые различными книгами: толстые фолианты, брошюры, есть в твердом переплете, есть и в мягком переплете, с иллюстрациями и без. Книги на любой вкус.

     Проходя по анфиладе, я заметил, что есть сквозные коридоры. Если сравнить библиотеку с большим колесом, то коридоры эти – спицы, по которым можно попасть быстро в центр, а не двигаться по спирали. И я не пошел по спирали, а сразу направился вглубь улитки, иногда осматриваясь по сторонам. Людей оказалось много. Иногда приходилось пробираться сквозь толпу. И вот в одном из таких мест, невольно задержавшись, не мог не скользнуть взглядом по книжным полкам и прочитать крупные тисненые золотом надписи на зеленых корешках: «Аристотель», «Платон», Сократ», «Кант», «Солл». Солл? Кто это?

     – Простите, а не подскажите… Молодой человек, – обратился я к юноше, стоящему недалеко от той полки, что привлекла мое внимание.

     – Я слушаю.

     – Солл. Кто он?

     – Известный английский философ.

     – Я о нем не слышал.

     – Не удивительно. Ведь следов творчества мистера Солла не сохранилось на Земле.

     – Но в библиотеке он есть? – недоверчиво спросил я.

     – А как же вы хотели, – удивился юноша. – Все, что создано человечеством, хранится здесь, и если там, на Земле вдруг творение погибает, то здесь оно живет и здравствует.

     – Следуя вашей логике, тут находятся творения и первобытных людей?

     – Совершенно верно. Пройдите в самый центр, и вы сможете убедиться в этом.

     Я так и сделал.

     В отделе первобытной литературы читателей было не так много, и я свободно минут пять или десять побродил среди стеллажей. Как оказалось, здесь не только тексты. Встречались большие фолианты с фотографическими снимками – большие альбомы, демонстрирующие примитивную скульптуру кроманьонцев: фигурки людей, богов, зверей, птиц. Но меня не интересовала скульптура или наскальная живопись, не даже музыка, записанная на нотный стан, а тексты. Я все же нашел такую книгу. Хоть она и назвалась «Песни Кроманьона», но музыкальных крючков там не оказалось. На скромной темной обложке изображен древний человек с копьем в руках. Он будто стоял в дымке серого цвета, словно природа застала его на рассвете пасмурного дня, а за обложкой скрывался мир седых легенд, мифов и сказаний, о которых я, конечно, никогда не слышал. Страницы оказались белоснежными, и знакомый запах свежей типографской краски навеял умиротворение.

     Я взял «Песни Кроманьона» и направился в читальный зал.

Глава 8. Встреча с прошлым

     Чего только люди не насочиняют, удивился Сергей, вынырнув из воспоминаний. Он глянул на часы. Оставалось пару минут, и на горизонте он заметил поезд, который бледно-зеленой точкой нарисовался вдалеке. Сергей представил себе, как вагоны стучат на стыках, как железнодорожные линии, подобные стальным змеям мелькают за ее окном, а если бросить взгляд наверх, то можно увидеть волшебную игру высоковольтных проводов, но этого ничего не было. Почти не было. Стальные колеса не стучали на стыках, как в древние времена, ибо вагоны не касались земли, они скользили на магнитной подушке.

     Нет, все-таки хватит, что-то я размечтался, окоротил он себя и встал со скамейки. На платформе так никто и не появился, и оттого создалось впечатление, что эта станция и сонный городок неподалеку, где жил Сергей, есть не более чем случайный мир, изолированный от всего, а поезд – комета, слегка касающаяся хвостом этого тихого мира, что даже приезд поезда не смог прервать степенного течения жизни.

     Вагоны остановились. Двери открылись. Нина вышла и улыбнулась:

     – Здравствуй, Серж.

     – Привет.

     Он взял ее скромный багаж. Кожаная ручка хранила тепло ее рук. Сергей скользнул взглядом по девушке. Светло-рыжие волосы, локон, забавно выбивающийся из-под широкополой шляпки. На лице – капли пикантных веснушек.