Текст книги "Веселая Гора (СИ)"

Автор книги: Евгений Пышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

     – До встречи, – сказал Андрей, собираясь.

     – Обязательно звони.

     Квартира опустела.

     Нина почувствовала легкую горечь, смешанную с привкусом чего-то сказочного. И это сказочное находилось в соседней комнате. Телефон. Надо позвонить Ольге. Договориться о встрече в кафе и отметить «выход в свет». Звучит, смешно и надуманно, но если бы не подруга, вряд ли Нина оказалась бы на предстоящей выставке молодых художников. Вначале Ольга ненавязчиво намекала, затем настойчиво жужжала и жужжала над ухом, как беспокойная пчела над сладким пирогом, но, в конце концов, добилась-таки своего. Сегодня днем пройдет выставка, где будут их картины.

     В кафе на углу, так хорошо им знакомом, девушки встретились и расположились за столиком рядом с окном.

     – Круассаны с вареной сгущенкой, – заказала Нина. – Тебе тоже?

     – Нет, лучше с абрикосовым джемом. Сгущенку не переношу, – ответила подруга.

     Официант принял заказ.

     – Что так? – поинтересовалась Нина.

     – Это давняя история. Из детства. Из летнего лагеря. В лагере я в то лето, в каком году, не помню, была вожатой, и случилось так, что в наши жадные руки попались несколько банок сгущенки. С чего все началось, не скажу. Ни лиц, ни фамилий, ни обстоятельств говорить не буду. Не вспомнить. В общем, вожделенная жестяная тара с голубыми наклейками, ну, ты знаешь а-ля made in USSR, оказалась у нас, и наша шайка пионервожатых, запершись от малышни, стала уничтожать продукт. Странно, но последствий не было. Или я уже не помню. В общем, общественное порицание не зависло над нашими головами как грозовые тучи. Грома и молний не было. Но последствия пришли потом, более страшные. Мы объелись сгущенным молоком так, что я с тех пор видеть его не могу. Ни вареное. Никакое. Хотя столько лет минуло.

     – Веселая история.

     – Да уж! Как потом мне было отвратительно. Я чувствовала себя Вини Пухом, застрявшим в кроличьей норе.

     – Тебе нужно было просто чихнуть, – пошутила Нина.

     – Да уж. А ты почему кофеман? Тоже ведь история?

     – Да. Самая простая. Это кафе моего далекого прошлого. Отец по дороге с работы забирал из детского сада и по пути мы заезжали сюда. Лет пять-шесть мне тогда было. Я любила томатный сок, ну, или на худой конец виноградный. Отец заказывал гранатовый. Он мне казался противным. Но в тот раз отец попросил кофе. Его обволакивающий аромат понравился сразу. Странно, конечно. Ведь дома у нас тоже его пили, но я не обращала внимания. Или просто дома все не так острее воспринимается. Ведь посещение кафе, пусть и каждый день, было маленьким праздником. Я будто в сказку входила. Мир становился объемным. Цвета, запахи и звуки обретали потаенный смысл. За привычными явлениями, казалось, пряталась иная реальность. Этот мир виделся лишь символом, указательным знаком, говорящим, что на самом деле все по-другому, чем тебе представляется сейчас. Тогда я впервые попробовала кофе и влюбилась в него.

     – Первая любовь не забывается.

     – Точно.

     И Нина вспомнила почему-то тот вечер в кафе. Они заканчивали школу. Среди пестрой толпы знакомых был и Андрей. Потом случились расставания и встречи, такие странные, порой глупые, порой невыносимые, словно непроницаемая стена вырастала между ними. Немного, кажется, и лет прошло, но уже все успели жениться, выйти замуж и разойтись, попробовать жизнь на вкус. Проба пера была неудачной. Нина вышла замуж и развелась. А Андрей вновь оказался на горизонте. Он обладал удивительным свойством вовремя исчезать и также появляться. Как только почувствовала она, что жизнь отцветает, становясь черно-белой, он как будто случайно встретил Нину. Затем, конечно, Андрей признался, что в случай никогда не верил. Он просто искал и нашел ее. В отличие от остальных, его проба пера оказалась иной. Он вертелся в жизни, как и все, но почему-то не увяз в быте. Семья прошла мимо Андрея. Удивительно, хотя Нинина знакомая, которая уже давно пропала со всех радаров, иногда говорила: «он нестандартен с головы до ног», подразумевая, что это не позерство, не маска, а его естественное состояние. «Нестандартизованность» Андрея должна была привлекать и отталкивать женщин. «Нестандартизованность»? Нина этого не заметила. «Ну, ладно, разберемся обязательно», – решила она.

     Так вот, тот вечер в кафе. Ей семнадцать лет. Все еще впереди и жизнь видится долгой, а конец – это всего лишь горизонт, которого не достичь. И никто не загадывает на будущее. Ты стараешься не думать о нем. В меню – удивительный вечер. Вечер с легким морозом, порхающими снежинками похожими на сказочные звезды. Даже небо, подернутое серой пеленой, не испортило настроения. Светло на душе, невесомо. И запах волшебного напитка окутал Нину. А как может быть иначе? Большинство ребят заказали кофе, и от этого стало теплее, интимнее. Они похожи на магов, творящих ритуал радостных бесед. Они словно взвели тайные механизмы этого мира, кидая в воздух сакральные знаки молодежного сленга. Эти фразы понятны только им. Нина посмотрела в окно. Подъехал автомобиль. Из него вышел мужчина неопределенных лет. Он оглянулся по сторонам, думая о чем-то. Похоже, искал адрес. Он был погружен в свои мысли. Он не замечал звезд падающих с неба, ни серой пелены над головой, для него не существовало этого кафе. Незнакомец был одет с иголочки, весьма элегантен. Даже чересчур, приторно, решила Нина. Он излучал мужскую уверенность, опять-таки чересчур, отчего казался конфетно-брутальным. Затем мужчина сел в машину и уехал.

     Почему этот эпизод мелькнул в ее памяти, Нина не знала. Затем она о чем-то поболтала с Ольгой, рассыпая бриллианты слов, украшая день, сокращая время до открытия выставки.

     А на выставке Нина не сразу нашла подругу. Неожиданно много оказалось гостей. Она чуть растерялась, ища Ольгу. Вдруг взгляд Нины остановился. Привлекла внимание картина. Кто из молодых художников создал это произведение? Она внимательно рассмотрела заснеженную гору и подошла ближе. Насыщенные сочные цвета, мелкие детали любовно выписаны. Художник, видно, был влюблен в Африку. Под рамкой: «Анатолий Аир. Снега Килиманджаро». Она подняла глаза и вновь погрузилась в авторский мир. Взгляд скользнул по картине, Нина увидела и расшифровала каждое мановение кисти, как создавался пейзаж, с чего все начиналось.

     – Что вы видите? – спросил голос.

     Она не ответила сразу. Сначала подумалось, что не к ней обращаются, но затем вопрос повторился, и Нина рассеянно произнесла:

     – Интересно. Просто интересно. – И обернулась.

     Справа стоял мужчина лет пятидесяти, не старше. Может, лет сорока? Ей показалось странным, что она не может определить возраст. А еще внешность. Описать словами трудно. Нина колебалась между «ничего экстраординарного» и «запоминается сразу», вот только на мгновение почудилось, что где-то и когда-то она видела этого мужчину. Взгляд Нины сразу выловил детали, которые можно принять за точку отсчета при создании портрета незнакомца, а вот нюансы будто скрыты за мутным стеклом. «Неуловимая улыбка Джоконды», – вспомнила она крылатую фразу. Гениальный Леонардо скользнул по поверхности холста, будто пытался создать не плоский портрет, не старался запечатлеть внешность, а захотел сделать слепок таинственной души девушки эпохи Возрождения. Так и с лицом незнакомца, только на месте гениального художника оказалась природа. Она щедро сыпанула ярких черт, что сразу отпечатываются в памяти при первой встрече, а остальное – ушло в тень, стушевалось.

     – Извините, – произнесла Нина.

     – Не стоит извинений. Просто заметил вас стоящей перед этой работой. Вы надолго задержались. Другие проходили мимо или стояли перед ней минуту, не более.

     – Вы были в Восточной Африке?

     – Давно.

     – А, так вы тот самый? Автор этой картины? Так?

     – Да, тот самый из начинающих, кто по счастливой случайности оказался среди остальных дарований. Один из. Но вас что-то привлекло?

     – Это похоже на привет из прошлого. Очень давно, я не помню когда, вулкан Килиманджаро освободился от снежных покровов. И это то, чего уже нет, но есть в пейзаже. Причем на картине снега вечны. Так кажется. – Нина захотела подобрать точные слова и вымолвила: – Да, пожалуй, напоминает праздник, который всегда с тобой.

     Мужчина удивленно посмотрел на девушку.

     – Я увидела запечатленное прошлое. Его больше не будет. Так и праздник. Он был и остался в памяти. Мы видим снега Килиманджаро, которые растаяли.

     Нина замолчала. Мужчина посмотрел ей в глаза и сказал:

     – Отлично. А вы не пробовали рисовать? Я сейчас без шуток говорю.

     – Простите, я не представилась. Меня зовут Нина Минская, и я одна из тех немногих молодых художников.

     – Очень приятно встретить коллегу и единомышленника. Вы мало рассказали о моей картине, но попали в точку. Именно это я и хотел сказать: ценить время.

     – Мне кажется это очевидно. Ведь так легко понять смысл снегов Килиманджаро. Вам удалось.

     – Удалось? Тогда я вправе считать себя Волшебником. – Скользнула теплая улыбка. – Нина, если вы не возражаете встретиться после выставки…

     Она хотела что-то сказать, но Анатолий произнес фразу, ударяя на слово «если»:

     – Да, только если вы не против. После мероприятия приходите сюда, к Килиманджаро. Это будет знак, что вы согласны.

     – Хорошо.

Глава 5. Сны о дельфинах

     Они – Нина и Ольга – уже обсудили выставку со всех сторон. Ольгин ум выудил из общего потока историй две странности: спонсор мероприятия и начинающий художник Анатолий Аир. Они, конечно, не были связаны друг с другом. Первый пожелал остаться неизвестным. Непосредственные организаторы выставки общались с ним по электронной почте и все. Щедрый меценат так и не вышел из тени, а на прямые предложения быть сегодня вечером и раскрыть инкогнито ответил отказом. «Хотя, что тут странного?» – спросила Нина. Не редко так делают «люди с положением»: желают находиться в тени, но Ольга произнесла с упреком:

     – Нет, тут что-то нечисто.

     – Почему?

     – Зачем приличному человеку прятаться? Из скромности?

     Второй же предмет разговора был под стать первому. Об Анатолии Всеволодовиче Аире никто ничего определенного не сказал. Пока Нина беседовала с ним, подруга, перепархивая от одного знакомого к другому, кружила вокруг темы: кто из художников присутствует на вечере и что о каждом известно. О господине Аире – ничего. Лишь скудный ручеек слухов. Вроде, русский, то есть родился в Сиберии, уже наверняка – сейчас живет в Европе, а вот дальше сведения противоречили друг другу. Знакомые рылись в закромах памяти, но собранные крохи не уняли Ольгиного любопытства.

     – Обязательно познакомься ближе. Раз тебе так повезло, – сказала она Нине. – Тем более он создал приятное впечатление о себе, как ты говоришь. Чего теряться. Да и я тебе еще раз повторю. Судя по вашему разговору, он человек приличный, не извращенец.

     – Ну, ты и... – удивилась Нина.

     – Да, бывает, слетит с языка, не обижайся. Кстати, это он? – Ольга показала глазами. Нина осторожно обернулась и незаметно кивнула. Ольга жадно ощупала Анатолия взглядом. – Тогда вперед. Я в тебя верю. Если что, на связи.

     «И ничего особенного в нем нет, а первое впечатление обманчиво. Оля, что ж ты так любишь наэлектризовывать реальность? Но я его где-то видела раньше» – подумала Нина, приблизившись к месту назначенной встречи.

     – Если вы не возражаете, то поедем на мою квартиру.

     «Однако», – мелькнуло словечко, но вслух она сказала:

     – Нет, не возражаю. Но я слышала вы живете в Европе?

     – Да. Поместье Мерриберг. Тихое и уединенное место. Мне нравится. В основном там я и прячу свое бренное тело, но ради выставки приехал на историческую родину.

     Нина кинула короткий взгляд в сторону. Ольга стояла на том же месте и пожирала глазами подругу. «Это никуда не годится, прекрати», – отправила телепатическое послание Нина. Ольга опустила ненадолго взгляд, но затем продолжила наблюдать за ними, пока те не покинули выставку.

     Нина посмотрела на себя со стороны и удивилась. «Неужели так просто? Взяла и решилась. Ну, ладно, Ольга. Это было в ее духе. А я? Куда меня занесло?» – роились мысли. Но еще больше удивил Анатолий. Вначале, смело предложивший поехать к себе, он будто сбавил обороты, словно осторожничал. Или это такая игра? Нет, не похоже. Анатолий все время пути в основном отмалчивался. Нине порой приходилось вытягивать из него слова. Оставалась надежда, что он разговориться у себя дома. Как говорят: родные стены помогают чувствовать себя уверенней.

     Наконец Анатолий распахнул перед ней дверь в квартиру. Узнав, что Нина любит кофе, ушел на кухню варить напиток, предоставив гостье полную свободу.

     Нина прошла в зал. Осмотрелась. Что ж, богато, но без вычурности. Она скользнула взглядом по стене, где стоял большой шкаф, заметила книги, машинально подошла, начала изучать корешки. Все классика: русская, зарубежная. Отличный переплет, но вот одно издание явно выбивалось из общего ряда. Рука сама потянулась. «Сказки Мерриберга». Нина села наугад открыла страницу.

     Это была история о дельфинах. Когда она окончила читать ее, на ум пришло, что короткий рассказ отчего-то похож на сновидение.

     «Несмышленыш».

     У него было две истории. Одна – с того волнующего момента появления на свет в лоне океана, другая – после встречи с этими непонятными существами на двух ногах, а особенно с одним из них в питомнике. Так распорядилась судьба. Так велел океан. Или он не верил в судьбу?

     Вначале было слово, и оно покоилось в устах океана. Так показалось ему в первые мгновения жизни. Бескрайняя стихия, живая и всевидящая, присутствовала при его рождении. Мать волновалась. Она передала дитя из своего лона в соленое лоно. Дельфиненок огляделся, почувствовал телом еще неясный мир темно-синих вод. Ему послышалось, что океан говорит с ним, качая на своих руках. Что он хотел сказать? О чем поведать? Какую-то историю? Новорожденный не знал. Легкий толчок в спину вернул детеныша к реальности – мать подняла его к поверхности. Он сделал первый глоток воздуха и, на секунду увидев пронзительно-голубое небо, удивился: неужели и там наверху есть океан?

     – Мама, а правда, что высоко над нами живет океан? – спросил дельфиненок.

     – Какой же ты еще несмышленыш, – тихо произнесла мать. – Но в твоих словах есть доля правды. Когда мы стареем, настает время уходить в другой океан.

     И мать махнула плавников вверх.

     – В небо? Так далеко? – удивился детеныш. – До него же не допрыгнуть.

     – Да. Но, когда приходит срок, наши тела становятся легче воздуха. Мы уходим туда, – закончила мать и почему-то погрустнела.

     – И все же мне не понятно. Как можно нырнуть наверх так высоко? – не унимался дельфиненок.

     – Слушай океан, и тогда ты все узнаешь. Океан – наш мир. Не спеши все охватить разом, иначе останешься несмышленышем.

     Так говорила мать и гладила дитя по спине. Затем она сказала, что скоро приплывут братья знакомиться с новорожденным. Так дельфин увидел впервые большую и дружную семью.

     И с этого момента он все больше и больше погружался душой в океан, всем существом растворяясь в нем. Ему казалось, что в начале жизни стихия присматривалась к нему, оценивала, но не чувствовалось недоверия со стороны океана. Только тихая доброта пронизывала все.

     Синие прохладные воды ласкали бока дельфина. Он молодой и задорный скользил в сияющей толще у самой поверхности. Океан поражал своей бескрайностью и мощью. Нет, не верил дельфин в судьбу. Он верил в океан, в его мудрость и незыблемость. Вода не может быть врагом. Она – друг. Она давала силы и приносила безмятежность. И когда там, на поверхности бушевали штормы, на глубине в укромных местах океан дремал, давая приют своим обитателям.

     Когда буйствовала стихия, дельфин спал. Ему грезились радужные видения. Иногда четкие и понятные, иногда расплывчатые и обрывочные, но он принимал их такими, какими они были. Солнце играло в тех снах всеми цветами радуги, пробиваясь сквозь толщу океана.

     Океан был живым? Конечно, живым. Ни капли сомнения в этом не было ни у кого, кто родился и обитал в воде. Иначе не сумел бы океан породить на свет столько жизни. Сколько существ плавало в его теле и ближе к поверхности никто точно не знал.

     Но вот самыми странными из них были двуногие создания с нелепыми движениями. Дельфин видел их не раз. Он даже играл с ними, а они неуклюже отвечали ему. И кто их выдумал? Кто измыслил этих существ? Старые мудрые братья говорили, что океан. Дельфин не верил, что это сделал океан. Уж больно эти создания были далеки от воды. Они жили на суше. Плавали внутри длинных предметов, которые быстро рассекали океанскую рябь, взвихривая поверхность воды. Волны расходились, а сзади бурлила жемчужная пена. Да, очень странные существа. Они входили в океан ненадолго и опять возвращались к берегам, в неведомый мир. Целый мир существовал за спинами двуногих. Он оказался таким непонятным для дельфина. Мир людей, так посчитал он, лишь их творение, что иногда соприкасается с водой, но он ошибался. Он был еще молод и неопытен.

     Разрезая поверхность воды, дельфин бросал взгляд в сторону суши. Рыжие, желтые и пепельного цвета берега виднелись вдали, и он фантазировал, что может там происходить. Кто знает, как ведут себя они вне океана? Как эти существа живут? О чем думают? Какие образы витают в их головах? Иногда дельфину казалось, что он слышит людей, но мысли двуногих сливались в единый рокочущий поток, в бушующую какофонию. Лишь однажды дельфин расслышал голос чей-то мысли. Он был резким, пронзительным. Казалось, он пытался пригвоздить тебя. Дельфин испугался и насторожился, а мысль зазвучала настойчивей, стараясь перекричать всех. Она не умолкала. Она источала агрессию. Она пронзила напластования других мыслей. Уже никого не было слышно, кроме нее. Агрессивный голос бил наотмашь. И откуда он брал энергию? Но вот немного минуло времени, и дельфин все осознал. Война. Это слово вырвалось из вихря мыслей, застыв мертвым символом в его памяти.

     Он скрылся в толще воды, но затем снова всплыл. Из любопытства. Оно победило испуг. Тогда дельфин увидел впервые странный предмет, быстро скользящий по глади океана. Серый вытянутый корпус объекта был похож на хищную рыбу с торчащими в разные стороны черными иголками. Дельфин знал точно, что это творение двуногих. Оно несет смерть. Но зачем людям создавать то, что их убивает? Дельфин не понял.

     Так настало время для второй истории.

     Все началось с нападения акулы. С чего это она вдруг? Зачем? Будто отравилась акула дурной водой и с безумными глазами набрасывалась на дельфина. Все как в тумане. Морок. Наваждение. Мысли рвались и безвольными кусками крутились, проваливались в холодную и мрачную бездну, из которой нет исхода. Но бездна не океан. Она – предел мироздания. Она – смерть. Сердце неистово колотилось, тело занемело. Акула рвала его. Еще и еще. «Океан, помоги мне!» – крикнул дельфин. И он помог. Предчувствие смерти тревожными сигналами разлетелось по всем направлениям. Братья пришли на помощь. Явились и люди в своих странных продолговатых предметах. Они забрали к себе израненного дельфина в питомник, где тишь и никого, кроме двуногих.

     «Все-таки они странные, – подумал о людях дельфин, когда дремал на дне бассейна, – они не беспокоят меня. Я слышал от своих братьев, что двуногие заставляют нас делать трюки, но эти, что спасли мне жизнь, похоже, и не думают об этом».

     Дельфин иногда всплывал на поверхность и читал мысли людей. Он сосредоточенно следил за тихими пульсами слов в питомнике. Человек. О чем он думает? Дельфин настораживался, провожая взглядом его. «Что-то не те мысли у человека», – удивлялся дельфин. Слова, кружившие внутри этих существ, говорили о каких-то наблюдениях, о свободе, о его уникальности. Уникальность? Откуда? Торжественное и грандиозное – такие краски видел дельфин в общей палитре чувств двуногих.

     Захватив очередную порцию воздуха, он опустился на дно и задремал. Короткий и беспокойный сон завладел им.

     Ему снилась акула. Бесноватое животное, больше его по-другому не зовешь, вертелось в толще океана, извивалось, плясало будто полоумное, но в танце было много страха и ужаса, что дельфин, оцепенев, смотрел на безумие и думал: «Существует иное, помимо этого пляса. Нечто темное, слепое, коварное, желающее убить меня». Он вспомнил тот серый объект с черными иглами. «Смерть!» – пронеслось в голове дельфина. Кусочек мысли облетел вселенную и ударился о Землю. Смерть! Нет, он не хотел умирать.

     Дельфин очнулся и, переворачиваясь неестественно в воде, словно мертвый, всплыл на поверхность. В питомнике было темно. Люди, наверно, уже спали, но до его внутреннего уха донеслись печальные звуки песен.

     «…Пускай весна сто раз обманет, и гимны «аллилуйю» пропоют, но сердце жить не перестанет и вновь влюбляться наяву…».

     И еще…

     «…У синего-синего моря есть очи полные слез – соленые горькие капли несбывшихся грез, печальные песни русалок, кораллы и жемчуга, у синего-синего моря так грустны глаза…».

     «Откуда странные песни?» – удивился дельфин. Он не совсем прочел их смысл, но почувствовал эмоции грусти и тоски, рвущие сердце. Дельфин беспокойно заметался по глади, расплескивая воду. Он понял.

     Предчувствие смерти теперь проникает сквозь стены питомника. Оно сумрачным ужасом просачивается через кафель, воду, воздух. Что-то должно случиться. Что-то страшное, немыслимое, противоречащее жизни, противоречащее универсальному закону, спасающему всех нас от падения в бездну.

     Страшно. Холодно. Темно. Одиноко.

     Мрачные мысли пульсировали, не давая покоя. Затем дельфин услышал в головах двуногих: «Война». Она окрашена кровью, страданием, безнадежностью, слезами.

     Ах, как он хотел заплакать, но сдержался. Дельфин пожалел людей. Он все теперь понимал. Двуногие сами загнали себя в ловушку войны. Они – несмышленыши, они плохо знают жизнь.

     А однажды пришел он. Человек явился почему-то один, когда свет в питомнике был погашен. Дельфин увидел тревогу в его сердце. Она резанула тело животного. И дельфин сразу вспомнил острые зубы акулы, рвущие плоть. И стало невыносимо тяжело.

     – Не бойся, – произнес человек, а сердце его кровоточило. – Я только хочу добра. Ты будешь свободен. Да, поверь мне, я отпущу тебя прямо сейчас в открытый океан. Ты доверяешь мне? Ты все понял? Ты свободен. Все теперь изменилось. Питомник лишь исследовательский центр. Ты понимаешь меня? Мы наблюдаем за вами, смотрим, как вы устроены. А теперь война, и все перевернулось с ног на голову. Вся жизнь. Теперь нам пришлют военных, и мы должны заниматься дрессировкой, но я не хочу, чтобы ты плясал под чужую дудку. Я не хочу, чтобы тебя использовали на проклятой войне как пушечное мясо, чтобы ты нес на красивой спине смерть другим людям. Ты свободен.

     Свободен!

     Могучий океан вновь принял дельфина в свои объятья. Было приятно чувствовать всей кожей его соленые воды. Дельфин плыл быстро, не останавливаясь – так хотел человек. Дельфин радовался свободе, и лишь печаль того двуного омрачила день второго рождения.

     Жили-были дельфины – дети океана. Они давно обитали на планете Земля. Почти миллионы лет. Дельфины сами не помнят, сколько времени вода ласкала их. Иногда эти существа всплывали на поверхность и мудрыми глазами смотрели вдаль туда, где суша, где жили двуногие. Дельфины встречали их суда, плескались рядом с их лодками. Безмятежно и весело кувыркались животные, ибо пришел конец страданиям, а людям так не хватало сейчас теплоты океана. Поэтому дельфины порой подставляли мокрые бока двуногим, а те гладили детей океана и забывали о войне и о страданиях. Дельфины все простили им, ведь они всего лишь люди, которые так молоды и неопытны. Они еще такие несмышленыши.

Глава 6. За чертой реального

     – Кофе готов, – сказал Анатолий, ставя поднос на столик. – Заинтересовала книга?

     – Да. Откуда она у вас?

     – Когда я купил дом, ну, тот, что в Европе, книгу нашел на чердаке. Кто ее автор, не знаю. К сожалению, мне не удалось связаться с бывшими хозяевами. – Он взял чашку, подал ее Нине и, указав на диван, сказал: – Пожалуйста.

     – История появления этих сочинений у вас довольно загадочная, – устраиваясь удобнее, произнесла Нина. – Видно, что это самиздат, и, скорее всего, бывший хозяин Мерриберга принял участие в издании книги. Так кажется. Смотрите, как сделана она. С любовью. Обратите внимание на переплет. – Нина отдала книгу Анатолию.

     Он, повертев ее в руках, произнес:

     – Пожалуй.

     – Странно, что бывший хозяин забыл книгу. Она, как мне кажется, была дорога ему.

     – Возможно, вы и правы, а может, и нет. Также могу предположить, что существует не один экземпляр этих сказок.

     – Почему?

     – Если бывшему хозяину была дорога эта книга, то странно, что он ее забыл. Думаю, он оставил в Мерриберге не лучшую копию. И еще, не посчитайте меня сумасшедшим, но… – Анатолий задумался, сделал глоток, вернул книгу на полку и, сев на диван, откинулся на спинку. – Но мелькнула одна мысль. Когда мы говорим о творчестве, или о том, что его касается, то вступаем на территорию, где обыденная логика теряет силу. Находясь на грани реальности и вымысла, не стоит забываться, не стоит применять законы нашего объективного мира к продуктам творчества.

     – Не совсем понимаю. Какое это имеет отношение к книге?

     – Я хочу сказать, что ее появление физически было понятным. И хозяин просто забыл о ней, или помнил, но у него имелось несколько штук. История банальна. А если бы мы задались вопросом о том, как самиздат очутился на чердаке, то услышали бы простой ответ: книгу давно лежала там, о ней забыли, и она естественным образом затерялась. – Анатолий сделал пауза, но Нина не хотела задавать уточняющих вопросов, ибо зыбкая тропинка мысли уже угадывалась, и угадывалось и то, куда она вела. – Книга – материальный объект, носитель. Рождение же самих рассказов является таинством. О них мне ничего не известно. Так что я хочу сказать, что вы, находясь под впечатлением от прочитанного, пытаетесь магию искусства транспортировать в реальность, протянуть мостик между двумя мирами, создать миф о «Сказках Мерриберга». Ваши слова по поводу загадочности появление книги это только слова, которые родились под влиянием прочитанного.

     – Ах, вот вы о чем! – Нина задумалась, мелькнула мысль: «Странный тип».

     – Да. – Анатолий отпил кофе и поставил чашку на столик. Сомкнув пальцы в замок, он произнес: – А хотите, расскажу реальную историю, не со мной произошедшую? В человеке, который мне поведал ее, я уверен. Только договоримся сразу, она будет от первого лица. Это для большей достоверности. Я, конечно, кое-что добавлю от себя, скажем так, внесу пару художественных прикрас для большей аутентичности, но сути не изменю.

     – Это историю вы хотите рассказать для примера? Чтобы почувствовать разницу между искусством и жизнью?

     – Точно. Назовем эту историю «Блистательный мир».

     «Блистательный мир»

     Советский Союз развалился, настали лихие девяностые. Это время больших возможностей и больших разочарований. Не знаю, к какому варианту склонялся я. Вначале к первому, сейчас – ко второму.

     Мой друг пошел иной дорогой. Собственно, каждый идет из нас своей дорогой, и можно придаваться иллюзиям, что мы вместе. Но все является заблуждением. Каждый поодиночке. Дороги не сливаются, они лишь иногда сходятся. Я понял это, когда был у него на свадьбе.

     Да, глуп и наивен, оказывается, человек. Вот и я до последнего момента считал, что не случится непоправимого события. Но он поменял холостяцкую жизнь на тихий мирок семейного очага. Я понимал и не понимал его. Ему хотелось опоры и стабильности в жизни, нужен тыл. Я согласен. Но мир человека хрупок. И то, что казалось незыблемым, однажды разрушается в мгновение ока. В это я верил и не видел перспектив в его поступке, вовсе не осуждая. На мой взгляд, надо устроить свою жизнь по минимуму, а не стремиться к чему-то еще. Если желаешь устойчивости, то только в простоте. Чем проще система, тем сложнее ее вывести из равновесия.

     Сейчас, вспоминая тот день, улыбаюсь, ибо мне виделось всё игрой в надевание масок, и я смеюсь над собой. Я был наивен. Я сидел, сложа руки, то ли ожидая исполнения высшей воли, то ли чего-то иного, но никого нет над нами, никто не следит за человечеством. Есть мы и наши поступки. Мой друг сделал так, а я должен теперь идти своей дорогой один.

     Мне пришла в голову почему-то эта мысль на свадьбе: «Больше я с ним не увижусь, мы по разные стороны баррикад». И не то чтобы я собирался враждовать, нет, но глухая стена выросла, разделив нас. Она непроницаема для слов и эмоций. Тишина.

     А друг делал вид, что все в порядке, что все без изменений. Неужели думал, что смена образа жизни не повлияет на наши взаимоотношения? По-моему глупо.

     Когда закончилось мероприятие, я пожал ему руку. От чистого сердце поблагодарил за то, что он все отлично устроил, пожелал счастья, но в свои слова вложил нечто большее. Я прощался с ним. Мне не на что было жаловаться, да если и захотел, то покривил бы душой. Всё время, которое я провел вместе с ним, начиная от детских лет и заканчивая днем свадьбы, было радостным временем. Я еще раз мысленно поблагодарил его за это. Теперь один этап моей жизни окончен, начался иной период – жизнь без него.

     Итак, праздник завершен. Я вместе с гостями вышел на улицу.

     Лето. Июнь месяц. Одиннадцать часов вечера. Солнце только-только ушло за горизонт. Молодожены пытались запустить в воздух фонарик счастья. Вначале он долго не хотел взлетать, упрямился, постоянно заваливаясь на бок. Наконец, медленно, будто нехотя, маленький воздушный шар, мерцая желтым пламенем горелки, поднялся ввысь. Прохладный ветерок подхватил его и бережно понес чуть вправо от группы людей. Фонарик набрал высоту. Он превратился в золотую звездочку с розово-мутным бликом на темнеющем небе. Звездочка быстро уменьшилась. Свадьба закончилось. Нас развезли по домам.

     Меня ждала пустая квартира. Ночью у меня дома тишина и полумрак. Я не включил верхнего света, горели лишь настольная лампа и светильник, что стоял на комоде.