Текст книги "След нумизмата"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Минут через пять Макеев вернулся с толстым седовласым врачом.

– Не знаю, что у вас получится, – на ходу говорил тот. – Память к ней возвращается на удивление быстро, а сначала она даже мать свою не узнавала. Говорит довольно хорошо, и это еще более удивительно при ее травмах. Но обычно люди забывают все как раз на момент получения травмы, так что не знаю, стоит ли вам с ней говорить...

– Доктор, это очень важно, – уверял его оперативник. – От этого зависят жизни многих людей.

– Ладно, заходите, – сломался, наконец, Симонов.

В палату он вошел первый. Замыкал шествие прыгающий на костылях Филиппов. Девушка в палате оказалась одна, вторая кровать была застеленной, мать в этот вечер уехала в свою деревню передохнуть. На входящих в палату незваных гостей Нина посмотрела с явно читаемой во взгляде тревогой. Именно этот взгляд, осмысленный и не по возрасту мудрый, – такие встречаются у людей, переживших большую трагедию, – и остановил Макеева.

– Нина, к вам пришли товарищи из милиции, они хотят задать несколько вопросов. Вы сможете на них ответить? – наклонившись над девушкой, ласковым тоном спросил врач.

Нина в ответ только опустила свои длинные ресницы. Синяки уже сошли с ее лица, только небольшой, но широкий шрам над левой бровью чуточку портил ее красивое фарфоровое личико. Марлевая повязка белой чалмой окутывала ее голову, затылок пострадал больше всего, и девушка опиралась на высоко поднятую подушку шеей.

Место врача у постели занял Макеев. Он подставил поближе стул и пристально вгляделся в лицо девушки.

– Нина, вы хорошо помните тот день?

Девушка снова опустила ресницы и еле слышно прошептала:

– Да.

Ее ответ слышали все, такая напряженная стояла в палате тишина.

– Скажите, этот человек говорил с Чалым? Они разговаривали?

И снова еле заметное движение губ принесло еле слышный ответ:

– Да.

– Вы слышали, о чем они говорили?

Тут Нина немножко помедлила, но ответила уже не столь односложно:

– Не все.

Доктор опасался, что жуткие воспоминания повредят здоровью пациентки, но он не знал, что все эти дни она с беспощадным упорством могла думать только о произошедшем с ней. Тот страшный день, хрупкая грань между жизнью и смертью, заслонила собой все остальное, глупое и мелкое.

– Наверняка он требовал сказать, где находится его коллекция, ведь так?

– Да, – снова односложно согласилась Нина.

– Они называли это место, этот город?

– Москва.

У Филиппова от усталости ломило все тело, костыли с беспощадной силой давили на подмышки, но он терпел, настолько интересно было происходящее.

– Москва – это хорошо, – Макеев покосился в сторону своего начальника по расформированной бригаде. Оперативник в свое время высказывал мнение, что Силин ехал не просто куда глаза глядят, а именно в столицу, но его версию дружно отвергли.

– А кто в Москве приобрел коллекцию, они не говорили? Может, называли какие-то фамилии?

– Да... банкир один... фамилия такая, как у диктора... – Чувствовалось, что девушка устала, капли пота выступили на ее лице. Доктор тревожно тронул за плечо Макеева, но тот поднял в ответ указательный палец – один вопрос.

– Диктор – мужчина?

– Да... старый.

– Ухов? – подсказал Ефимов, у него самого на лице от напряжения выступил пот.

– Нет, лысый..

– Балашов! – в один голос воскликнули Федор и Ефимов.

– Да! – последним усилием выдохнула Нина и прикрыла веки. Из уголка глаза медленно проползла вниз слеза.

– Спасибо, Нина, огромное вам спасибо! Выздоравливайте скорей!

Осторожно, но с чувством пожав вялую руку девушки, Макеев первым вышел в коридор. Там им пришлось под руки отводить Филиппова обратно в палату, у его койки и произошел первый "разбор полетов".

– Вот это да! Вот это мы "индюка" подцепили! – радовался Ефимов. – Сам Балашов! Такая шишка и занимается скупкой краденого!

– Кто тебе сказал, что он купил эту коллекцию? Ее ему могли подсунуть под чужими документами, может быть, он вообще посредник, и она сейчас уже где-нибудь за бугром! Зачем ему, с его миллиардами, мелочиться и скупать краденое? – возражал Макеев. Машинально он закурил сигарету, но тут же вспомнил, где находится, и, чертыхнувшись, загасил ее. В это время подал голос лежащий на животе Филиппов.

– Интересно, а Силин его тоже замочит?

Этот новый взгляд на проблему удивил даже изощренного Макеева.

– Ты думаешь, он способен и на такое?

– Ты же сам говорил, что Силин идет по следу коллекции и убивает всех, кто приложил к этому делу свою руку , – напомнил оперативнику Ефимов.

– Ну это-то вряд ли. Ты представляешь, как охраняют таких людей, как Балашов? Но вот предупредить московских сыскарей стоит. Силин бродит сейчас где-то в столице. Он фанатик и пойдет до конца. Я бы ждал его там, рядом с этим банкиром. Хорошая была бы ловушка.

Домой Ефимов и его более старший коллега возвращались уже поздно ночью, благо жили рядом и не так далеко от больницы.

– Как ты все-таки решился ее расспросить, а Федор? Ну давай, колись? Как это вообще у тебя все получается? – допытывался Ефимов.

– Не знаю. Взгляд ее меня удивил, такой осмысленный. – Говоря это, Макеев несколько нервно оглядывался по сторонам.

– Ты чего это? – удивленно спросил Ефимов.

– Ты вот спрашиваешь, как это у меня получается, а я тебе и сказать не могу, знаю только одно: что-то мне в последнее время тревожно. Хорошо хоть, Машка из нашей дыры перебралась, да и жена, если что, плакать уже не станет.

Ефимов знал, что супруга Макеева умерла два года назад от рака, а дочь, отучившись в Питере, так и осталась жить в Северной Пальмире. Но подобное откровение оперативника повергло его в шок.

– Ты что, Андреич, с ума сошел? – По отчеству Макеева Ефимов назвал впервые. Внешний облик и мальчишеские манеры приучили всех называть оперативника по имени, и это несмотря на седую голову и сорок два прожитых года. – Что за настроение у тебя? Выбрось все из головы!

– Пробовал, не получается. Чувствую, шкурой чувствую что-то нехорошее. Что-то у нас в городе не то. Вроде бы все затихло, но.. Два моих лучших стукача срочно перекочевали в мир иной, одного вообще найти не могу.

– Убили?

– Непохоже, скорее сам сбежал. Семью оставил, дело прибыльное. Ты тех кавказцев из "Милана" помнишь?

– Те, что с Тягуном встречались?

– Да. Судя по всему, это чеченцы к нам пожаловали.

Остановившись, он достал очередную сигарету, машинально протянул ее Ефимову.

– Знаешь, как я все это читаю? Грузины с чеченами всегда враждовали. Но тут началась заварушка из-за Чалого, грузин хоть и было меньше, но вооружены они были гораздо лучше. Вспомни хотя бы гранатомет, и не "Муха", а РПГ и три автомата против пистолетов и двух "узи" нашей местной шпаны. Не секрет, что чеченцы сейчас больше всего оружием и торгуют, у них его сколько хочешь. Снабдив Важу, они подкатили с тем же предложением к Тягуну, он не против, встречаются в "Милане", обо всем договариваются, может даже, берут деньги, но!..

Он снова остановился, посмотрел снизу вверх на более рослого Ефимова и торжественно докончил свой монолог.

– Тут его чечены сдают Важе.

– Почему? С чего ты взял, что они его сдали? – удивился Ефимов.

– Потому что грузины уже знали, что встреча будет в ресторане.

– Постой, я сейчас тебя поймаю на слове. Ты же сам говорил, что грузины и чеченцы между собой враждуют? А тут они вроде и заодно.

– Хочешь докажу?

– Давай.

– Помнишь тот крючек который по словам Филипова звякнул за нашей спиной?

– Ну.

– Так вот, с момента приезда чеченцев прошло не более пятнадцати минут. А мы теперь знаем что Важа со своими абреками прятался в Дубовом, это сорок минут на предельной скорости даже для "Мерседеса". Так что знали они, заранее знали о этой встрече.

– А зачем это надо чеченцам?

– Чечены этим сразу убивают двух зайцев: убирают Тягуна с его братвой и натравливают нас на Важу с его джигитами. И вот тебе результат: город чист, как после бани, приходи и бери его тепленьким.

– Да, красиво у тебя получается, – признался Николай. – Только жутковато.

– Самому тошно. Тут еще это...

– Что?

– Тех двоих моих сексотов перед смертью здорово пытали. Ну а выбить они могли только одно – мое имя.

– Ну и что ж ты молчишь?! – в полный голос рявкнул следователь. – Надо же меры принимать, охрану ставить, рейд по городу провести, РУБОП подключить!...

Макеев прервал его тихим смехом:

– Если им надо, они любой ценой убьют. Снайпера на крышу сунут, машину взорвут. Есть у меня надежда, что я их все-таки опережу. Не сегодня, так завтра должен я узнать, где у них нычка. Оружие – это даже не наркотики. Место много занимает. Да и сам я немного подготовился.

Он отогнул ворот куртки.

– Второй день в бронежилете парюсь. Так что не переживай. Все будет нормально. А все эти рейды – мура. Только спугнем зря. До завтра!

Он пожал Ефимову руку и повернул на свою улицу. А тот долго еще стоял на перекрестке, наблюдая, как в свете фонарей то появляется, то исчезает хрупкая фигура оперативника. Вот он свернул за угол, Ефимов только развернулся, чтобы идти к себе, как в стороне, куда ушел Макеев, вспыхнула резкая и частая перестрелка.

Николай рванул из кармана пистолет и побежал, на ходу досылая в ствол патрон. Так быстро он не бегал еще ни разу в жизни. Легким не хватало воздуха, перед глазами от напряжения плавали кровавые круги, а Ефимову казалось, что он все равно бежит слишком медленно. Впереди по-прежнему гремели выстрелы, и это придавало ему силы.

"Держись, Федька! Держись, Андреич!" – эта мысль вместе с пульсом непрерывно билась в голове следователя. Он был уже близко, когда резко и оглушительно прогремела автоматная очередь. После нее наступила тишина, а затем взревел двигатель автомобиля. Выскочив из-за угла дома, Ефимов сразу увидел на асфальте три неподвижных тела. Метрах в тридцати от него под аркой проходного двора горели габаритные огни машины. Она уже трогалась, когда Ефимов, упав на одно колено, поднял двумя руками пистолет, поймал на мушку темный силуэт и всадил в него всю обойму. Он был уверен, что попал, но машина все-таки проскочила проходной двор и исчезла за поворотом. Ефимов скрипнул зубами и побежал назад, туда, где лежало на земле маленькое тело Макеева.

Было темно, и лишь опустившись на колени, Ефимов понял, что произошло. Те двое, что попытались зажать оперативника в проходном дворе, не имели никаких шансов. Все их выстрелы пришлись в бронежилет, Федор же стрелял точно. Когда упал и второй киллер, Макеев подбежал к нему, склонился над телом, но предательская очередь сзади, из темноты подъезда, пришлась точно в затылок....

Когда приехала первая патрульная машина, Ефимов по-прежнему стоял на коленях над телом оперативника и рыдал так, как не плакал никогда в жизни.

Один из бандитов умер на месте, второй – по пути в больницу. Оба оказались местными, из бывшей гвардии Чалого. Машину нашли под утро в овраге на окраине. Она оказалась краденой. Ефимов все-таки в кого-то попал: заднее сиденье оказалось густо залито кровью, но в больницы области никто с огнестрельными ранами не поступал.

Смерть Макеева невольно сыграла на руку Нумизмату. В хлопотах по поиску убийц оперативника все невольно забыли о последней его удаче в больнице. Лишь вечером тринадцатого числа в Москву ушло сообщение о том, что с большой долей вероятности следующей жертвой Михаила Силина может стать финансовый магнат Виктор Балашов. 10. ПРИВИДЕНИЕ В НОВОМ ДОМЕ.

Несмотря на мягкую постель и уют, спал Силин плохо, опять снилась какая то дрянь, что-то томительно-тревожное, с кровью и трупами. С Надей он попрощался довольно сухо, что явно обескуражило женщину. Но Нумизмат не обратил на это никакого внимания. Все мысли его были заняты предстоящим днем, самым важным и решающим в его московской эпопее.

В половине восьмого утра у Казанского вокзала его подобрал Паршин. Взглянув на осунувшееся, с большими мешками под глазами лицо Силина, он засмеялся и спросил:

– Что, подруга всю ночь не давала спать? За этим, поди, и вызывала?

– Да нет, – нехотя отозвался Нумизмат, пытаясь на ходу придумать что-нибудь правдоподобное. – С отцом до полуночи воевал, потом до до двух с бабой ругался.

– Чего это так?

– Да деньги ей нужны. Будто ты их породу не знаешь.

– Это верно. Вот я мог спокойно работать на стройке, с девяти до пяти, с положенными выходными и отпусками. Так нет, моя давай меня шпынять: вон тот уже глава фирмы, тот банкир. Пришлось идти искать, где больше платят.

– И что, хорошо получается?

– Ничего, но хлопот столько! А теперь жена недовольна, что меня дома не бывает. На них не угодишь. А то, что я с этой "мадам" язву себе уже заработал, ее не колышет...

Так за разговорами они добрались до Зубовки. Уже выйдя из машины, Силин спросил прораба:

– Слушай, а этим дизайнерам рабочий на подхвате не нужен?

Паршин пожал плечами:

– Не знаю, их и так там целая банда. Но я спрошу.

И в этот день бригада работала с подъемом и огоньком. Силину даже показалось, что Сергунчик уже пьян, и это изрядно озадачило не только его, но и рыжего бригадира.

– Ты где нажрался-то? – спросил Шалим веселого мужичка за обедом.

– Я? Да ты что, Шалим? Я как стекло, – противно подхихикивая, ответил сияющий от удовольствия Сергунчик.

Разборку остановил приход прораба. Паршин сиял не меньше пьяного Сергунчика.

– Везучие вы однако, мужики! Наша мадам на три дня укатила в Питер. Так что завтра дом будут принимать только архитектор и дизайнер. Ясно?

– Ура! – с пьяным восторгом заорал Сергунчик, остальные засмеялись уже глядя на него. Повеселел даже хмурый последнее время Шалим.

– Ну что ж, доделываем фонтан, увозим остатки мусора, наш вагончик и часов в восемь вечера отбываем на вокзал. Сдашь дом без нас, Васильич?

Прораб только ухмыльнулся и успокоительно махнул рукой.

– Э-э, а деньги! – внезапно вспомнил Сергунчик.

– Зачем тебе деньги? Ты вон и без них сыт и пьян. Где только бухало нашел? – снова удивился бригадир.

– Да он щелочный лак отмутил. У нас оставалась одна баклажка, помнишь? Вот. Он соли туда насыпал, помешал, и готово. Вся дрянь на стенки осела, а спирт сверху, – со смехом поведал Ренат. – Он и мне предлагал.

– Выкинь эту дрянь, а то сдохнет еще, нам третий труп не нужен. Да и тащить его на себе на вокзал радости мало. Хорошо, Ренат?

– Ладно, сделаю, – спокойно согласился татарин.

Сергунчик было дернулся к выходу, но его тормознули сразу несколько рук и под общий хохот усадили на место.

– Куда, на место!

Во время этого веселого хоровода Силин сидел с застывшей улыбкой на лице, но не сказал ни слова. Безысходность, как часто случалось последнее время, подкатила к горлу удушьем. Он никак не мог найти способ остаться в доме и довершить начатую работу. Мысль его билась словно загнанный в клетку зверь. Временами ему хотелось только одного – достать пистолет и стрелять, стрелять по этим довольным, радостным рожам...

Как обычно, решение пришло неожиданно и вроде бы из совершеннейшей мелочи. Зайдя в кабинет к Паршину по пустяковому вопросу, Силин с удивлением увидел висевший на плечиках дорогой парадный костюм-тройку серого цвета.

– Продаешь, что ли, Васильич? – в шутку спросил Михаил.

– Что? А, это! Нет, это жена меня на какую-то оперную звезду тянет. Толстая такая баба, испанка. Концерт в восемь, так что поеду прямо отсюда, -пояснил Паршин, оторвавшись от бумаг.

В шесть часов вечера он собрал всю бригаду и торжественно раздал деньги. Бледно-зеленые купюры привели строителей в состояние телячьего восторга. Сияли все, даже обычно хмурый Шалим и неразговорчивый Мирон.

– От теперь можно и горылки испить! – крякнул он, расправляя свои запорожские усы.

– Погодите вы про горилку, – отмахнулся озабоченно поглядывающий на часы прораб. – Что осталось сделать?

– Да все уже! – развел руками Шалим. – Сейчас манатки свои заберем, затолкаем матрасы в вагончик и отбудем на вокзал. Автобус уже заказан.

– Ну хорошо, грузитесь, а мы с тобой давай еще по дому пробежимся.

Когда через пятнадцать минут прораб и бригадир вернулись в комнату, служившую спальней, там стояла мертвая тишина. Все десять строителей молча смотрели на пол в самом центре комнаты. Шалим, сразу почувствовавший неладное, поверх голов глянул вниз, и у него перехватило дыхание. В самом центре дорогущего импортного линолеума под мрамор чернели три небольших, размером с копейку, пятна.

Бригадир растолкал стоящих плечом к плечу строителей и, опустившись на колени, ногтем ковырнул пятна. До последнего момента он верил в чудо, но его не случилось. Линолеум оказался прожженным почти насквозь.

– Кто здесь спал?! – сдавленным от ярости голосом спросил бригадир. Все начали оглядывать друг друга, затем как-то сами собой расступились и уставились на маленького человечка в замызганном комбинезоне. С растерянным лицом Сергунчик сначала тоже оглядывался по сторонам, потом попятился и жалким голосом стал оправдываться:

– Нет, я же никогда... я не мог... я не...

Жутким сокрушительным ударом Шалим прервал этот робкий лепет. Тело Сергунчика отлетело назад, в угол, и сразу несколько человек принялись яростно пинать лежавшего в беспамятстве человека. Они могли бы убить его, но в толкучке мешали друг другу, а затем очнувшийся Силин кинулся на помощь вечному неудачнику. Прожигая дырки в линолеуме, Михаил никак не рассчитывал на подобную реакцию строителей, он даже не знал, кто спал на этом месте.

– Хорош, хватит! Оставьте вы его! – орал Силин, расшвыривая хохлов. Тут на помощь к нему пришел Паршин, и вдвоем им удалось остановить самосуд. Пока прораб увещевал строителей, Силин склонился над Сергунчиком. Больше всего тот пострадал от удара бригадира: из носа густо текла кровь, один глаз заплыл. Всхлипывая, он лежал в уголке, маленький, жалкий.

– Вставай, иди умойся, – велел Силин и помог постанывающему мужичку подняться. Пока Сергунчик ковылял к ванной, Нумизмат обернулся к остальным членам бригады:

– Давайте лучше думать, что сделать можно. Линолеум такой есть?

Паршин несколько заторможенно покачал головой, затем опомнился и обрадованно кивнул:

– Такого нет, но есть похожий. Не знаю только, хватит ли его.

– Надо рискнуть. Нам главное – сдать эту чертову хибару, а там хоть трава не расти.

Паршин с тремя мужиками ушел вниз, в подвал, Силин же обернулся к Мирону и бригадиру:

– Я предлагаю поднять плинтуса, содрать линолеум, ну а положить новый будет не проблема. Сделаю.

– Ну содрать мы сдерем, – согласился Шалим, – но один ты все равно не управишься.

Взгляд его упал на вернувшегося из ванной мокрого, похожего на попавшего под дождь воробья Сергунчика.

– Вот его мы тебе в помощь и оставим.

Порывшись в кармане, бригадир нашел билет и паспорт Сергунчика, сунул ему в руки.

Мирон поморщился, и Силин понял его. Уезжая с бригадой, Сергунчик имел шанс не только доехать до родного Запорожья, но и привезти большую часть денег домой. В одиночку же у него это не получалось, хотя в Москве он калымил третий раз.

– Да ладно, я один справлюсь, – попробовал отказаться от ненужного помощника Нумизмат, но бригадир остался непреклонен.

– Нет! Не дай Боже я его рожу в поезде замечу, сразу под откос выброшу!

В это время подошел Паршин с мужиками, несущими линолеум. Они быстро расстелили его, кусок оказался как раз во всю комнату.

– Слава Богу! – вырвался у всех вздох облегчения.

– Отрываем плинтуса, стелим линолеум, – начал командовать Шалим. -Черт, ему бы отлежаться часа два, чтобы буграми не получился!

– Ну и отлежится. Мне спешить некуда, за ночь я с ним управлюсь.

Все десять строителей посмотрели на Михаила как на живого бога.

– Выручай, Михалыч, век тебя не забудем! – вырвалось у далеко не сентиментального Шалима.

Силин никогда не видел, чтобы строители работали в таком темпе. Сейчас действия бригады могли претендовать на запись в Книге рекордов Гиннесса, если бы в ней существовал раздел "Исправление ранее допущенного брака".

В восьмом часу вечера Силин подошел к стоящему в дверях прорабу.

– Что стоишь, Васильич? Езжай на свой концерт. Еще успеешь.

Паршин глянул на часы, затем спросил:

– Ну а вы как, без меня управитесь?

– Конечно, – заверил его Нумизмат. – Я останусь с Сергунчиком до утра и все доделаю, можешь не сомневаться.

Паршин знал, что его Елена не простит, если он не появится в театре. Отношения с женой в последнее время стали какие-то нервные, и ему не хотелось еще больше разжигать этот конфликт.

"Он сделает, – подумал прораб, взглянув на спокойное лицо Нумизмата. -На него можно положиться".

– Михалыч, сто долларов за мной, только чтобы все было завтра в норме.

– Идет, – легко согласился Силин.

Прораб так спешил, что не попрощался с рабочими. Но и тем было не до сантиментов. Ровно в восемь приехал "пазик", и Михаил, посмотрев в окно, объявил:

– Хорош, мужики! Такси подано, пора на вокзал.

Шалим, разогнувшись, глянул сначала на часы, потом на проделанную работу. Линолеум медленно, но верно расправлялся.

– Давайте, езжайте, – подбодрил его Силин. – И Сергунчика с собой захватите, а то еще плакать будет, мешать мне. Один управлюсь.

– Нет, пусть помогает, – в очередной раз упрямо отверг эту идею рыжий.

– Может, все-таки возьмем его, а, бригадир? – спросил Ренат.

– Нет, – зло отрезал Шалим. – Чтоб глаза мои его не видели!

Коротко, но тепло распрощавшись с Силиным, бригада погрузилась в автобус и отбыла со своей годовалой каторги.

Снова поднявшись в дом, Нумизмат взглянул на своего злосчастного напарника. В ноздрях Сергунчика виднелась засохшая кровь, нижняя губа припухла, наклоняясь и разгибаясь, он постанывал – болели ушибленные ребра.

– Не робей, Сергунчик! – подбодрил его Силин. – Не сегодня, так завтра домой уедешь. Это ты в серой баклажке лак отмутил?

– Да, – нехотя сознался мужичонка. – Только я эти дыры не прожигал, клянусь! Я же курю два раза в день, утром и после обеда. У меня и привычки нет лежа курить.

– Ладно-ладно, верю я тебе, – успокоил его Нумизмат и, уже склоняясь над линолеумом, заметил как бы невзначай: – А баклажку эту Ренат в телегу с мусором выкинул.

Минут через пять после этих слов Сергунчик отпросился за новой кистью, его долго не было, пришел он уже изрядно повеселевший, забывший про свои обиды и болячки. На него напала болтливость, и спасало Силина лишь то, что время от времени Сергунчик удалялся в туалет и возвращался еще более счастливым. К окончанию работы он был уже "хорош", говорить не мог, сидел на полу, по-турецки сложив ноги, облизываясь, и время от времени изображал руками что-то вульгарно-непристойное, очевидно, так он ругался с отсутствующим бригадиром. Пристроив последний плинтус, Силин сам принес ему злосчастную баклажку и налил еще полстакана мутного пойла, пахнувшего больше ацетоном, чем спиртом. Пару минут Сергунчик соображал, что это у него в руке, потом понял, показал Силину знаками, чтобы тот налил себе.

– Я потом, – усмехнулся Нумизмат. – После тебя.

После выпитой бурдомаги Сергунчик оставался на плаву еще секунд сорок, затем плавно повалился набок.

Не сильно церемонясь с бесчувственным телом, Силин отволок его на первый этаж и пристроил в маленькой комнатке для прислуги, поближе к теплой батарее. Теперь ничто уже не мешало Нумизмату заняться работой на себя.

Первым делом он спустился на первый этаж и запер дверь. Опасаться ему было кого, вторые сутки дом охраняли по всем правилам действующих резиденций: два внушительных жлоба ошивались в сторожке, лениво поглядывая на экраны внешнего обзора. Двор они пока еще не просматривали, незачем было, но Нумизмат хотел подстраховаться, чтобы его не застали в самый разгар не предусмотренного сметой труда.

После этого Силин спустился вниз, в гараж. Его давно уже привлекал импортный портативный аппарат для газосварки. Еще три дня назад он опробовал его, убедился, что два небольших баллона на удобной тележке заряжены и вполне доступны ему в управлении. Нумизмат достаточно попотел, поднимая тележку по всем лестницам на второй этаж, при всей своей компактности весила она не меньше пятидесяти килограммов.

Открыв нишу и еще раз осмотрев ее, Силин принес стремянку и асбестовое покрывало, предназначенное для тушения небольших пожаров. Постелив эту тряпку на пол, он поставил сверху стремянку, натянул на голову строительный подшлемник, прикрывающий еще и шею, защитные очки и разжег горелку.

Тонкая оцинкованная жесть резалась гудящим голубым пламенем, как бумага. Проделав в коробе квадратное отверстие, как раз повторяющее по своим размерам люк из плит подвесного потолка, Михаил ловко подхватил вырезанный кусок жести и осторожно, дабы не обжечься об еще горячие края дыры, заглянул внутрь короба. Да, он все рассчитал верно. Пространства внутри вентиляционной трубы вполне хватило бы даже для двоих.

В несколько приемов спустив вниз позаимствованное оборудование, Силин вернулся к своему убежищу уже с сумкой. Оббив молотком выступающие части оплавленного шва, Нумизмат закинул сумку в темное жерло своего нового жилища и, используя полки комнатки как лестницу – с таким расчетом он их и делал -поднялся наверх.

В сам короб он протиснулся с некоторой опаской. Все-таки весил он немало – как бы не разошлись замки сборки, да и побаивался за крепеж всего сооружения к потолку. Слава Богу, все было сработано крепко и на совесть. В коробе слегка пахло металлом, свежей окалиной и почему-то краской. Михаил прополз по прямоугольной трубе как можно дальше, так, чтобы ноги не торчали над дырой, затем зажег фонарик и осмотрелся. Батарейка уже слегка подсела, и луч света не достигал конца воздуховода.

Немного полежав на месте, Силин попробовал развернуться, но понял, что это ему не удастся. Неудача его несколько озадачила – в такой позиции он не смог открывать и закрывать за собой люк.

– Ладно, что-нибудь придумаю, – пробормотал Михаил, выбираясь из своего тайника. Ему оставалась сущая малость: сделать свое убежище скрытым и в то же время легкодоступным. Силин уже прикручивал последний шуруп к небольшому шпингалету, когда из коридора послышалось пьяное бормотание Сергунчика. Нумизмат прикрыл дверцу ниши и по звукам, доносящимся снаружи, понял, что его пьяненький напарник, пошатываясь, переходит из комнаты в комнату в поисках его, Силина.

– Михалыч, Михал-лыч, ты где?

Звук голоса пьяного строителя чуточку стих, и Силин понял, что тот зашел в одну из комнат. Нумизмат быстро выскользнул из "темнушки". Секунд через пять после этого из "розовой спальни" походкой краба выплыл Сергунчик. Увидел долгожданного "Михал-лыча", он смешно вытаращил глаза:

– О, мать твою! Ты как это... привидение, раз и тут.

– В туалете я был, – попробовал объяснить Силин. – Тут слышу – ты орешь. Оторвал от дел.

– Михал-лыч, давай выпьем! – предложил Сергунчик, протягивая Силину свою баклажку.

– Убери эту гадость, после нее меня и пронесло! – отказался Михаил, потихоньку уводя Сергунчика подальше от ниши. Они спустились вниз, и Михаил с трудом, но все-таки влил в глотку разбушевавшегося строителя полстакана его самодельного пойла. Но мужику нужно было не только бухало, но и общение.

– Ми-ихалч, они меня обидели, – бормотал он, еле выговаривая слова, – я же ничего, а они... Ты меня уваж-жаешь!

– Уважаю, уважаю, выпей еще.

– А ты?

– Я потом, давай! Вот умница! Молодец!

Оставив наконец прикорнувшего собутыльника на полу, Силин с облегчением вздохнул и снова поднялся на второй этаж. Примерно с полчаса ушло на то, чтобы научиться забираться в короб ногами вперед. Все это выглядело неуклюже, но другого выхода не было: закрывать самодельный люк он мог только руками. Еще трудней ему далась процедура исхода, в первый раз Нумизмат сорвался и с грохотом свалился вниз, едва не свернув шею. Это изрядно разозлило Силина, но природная ловкость и тут подсказала ему выход из положения. Он закрепил все полки шурупами и вначале спускался наподобие выползающего из яблока червяка – вниз головой, опираясь руками на верхние полки, а потом уже высвобождал из кожуха ноги и спрыгивал на пол почти бесшумно. После этого Силин проверил петли, убедился, что ни одна из них не скрипит. Тщательно все продумав, добавил к своим запасам еще одну полуторалитровую бутылку воды, покормил и напоил свою питомницу, хвостатую Фроську.

Шел третий час ночи, все было готово, чтобы исчезнуть, раствориться в доме, и Нумизмат еле удержался от соблазна сделать это сейчас, немедленно. Но он понимал, что его исчезновение вызовет недоумение у Паршина. Для Михаила Трошкина, в шкуре которого находился целую неделю Нумизмат, сто долларов, обещанные прорабом, были большими деньгами. Поэтому когда в восемь утра машина Паршина въехала во двор, на крыльце его уже ждали улыбающийся Силин и трясущийся с похмелья Сергунчик.

– Ну как дела, Михалыч? – спросил прораб, пожимая руку Силину и с надеждой заглядывая в его глаза.

– Нормально. Только Сергунчик все-таки свой лак откопал и всю ночь шарашился по дому. Блеванул даже в "голубой спальне". Сейчас, правда, убрал.

Паршину стало дурно, он даже схватился рукой за сердце.

– Нет, Сергунчик, ты своей смертью не умрешь! – чуть отдышавшись, сказал он. – Бригада тебя пожалела, так я точно убью!

Втроем они поднялись на второй этаж, осмотрели пол в злосчастной комнате. Паршин остался доволен проделанной работой и, отсчитывая обещанные Силину деньги, сказал:

– Молодец. Подожди, скоро приедут эти хитроумные дизайнеры, я спрошу, может, ты им и понадобишься.

В девять утра на попутном грузовике, буксирующем вагончик строителей, отбыл из балашовской резиденции безмерно счастливый Сергунчик. На прощанье он долго махал стоящему на крыльце Силину рукой, даже высунулся при этом чуть не по пояс из кабины. Почему-то Нумизмат потом не раз вспоминал глупенькое, потасканное, разбитое и все-таки безмерно счастливое лицо низкорослого алкоголика.

"Господи, как мало ему надо! – думал Нумизмат. – Остался жив, хотя и слегка побит. Сейчас напьется на вокзале. И все, предел мечтаний! Трава, а не человек. Но как легко жить такой траве! А мне так много надо: вернуть коллекцию и наказать этих тварей..." 11. УХОД В ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.

Высокая приемная комиссия прибыла, по московским меркам, сравнительно рано, в десять утра. Состояла она всего из двух человек: плотного мужчины в строгом черном костюме, с белоснежной шевелюрой, и высокого худощавого дизайнера, уже знакомого Силину. Тот как-то приезжал на стройку. Лицо "профессора" – так Паршин почтительно обращался к дизайнеру – украшала окладистая рыжеватая борода, а из одежды мэтр предпочитал свободные свитера с растянутым воротом. Эту застоявшуюся моду шестидесятых годов "а-ля Хемингуэй" еще больше подчеркивала изогнутая трубка в шкиперском стиле. Насколько понял Нумизмат, спутник дизайнера был архитектором дома, по словам того же прораба, академиком и лауреатом массы премий. В сопровождении Паршина эта маститая пара проследовала в семейное гнездышко Балашовых и вышла оттуда примерно через час.