Текст книги "Кубок Афродиты (СИ)"
Автор книги: Евгений Перепечаев
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
«…почти шесть часов, ночью не будешь спать, и черт с ним, на том свете выспишься», – думал он, выходя из спящего режима и проверяя запущенные процессы: все работало как часы.
Стоя перед шкафом, он перебирал футболки, думал, что надеть: «Светло-голубой Lacoste? Подсветит серые глаза, будешь как Ален Делон. Стой, Олежек, подожди – ты не на свидание ли собираешься, старый котяра?» Он задвинул «крокодила» в угол, достал черную майку с высунутым красным языком и, насвистывая «Satisfaction», отправился в город. «I can't get no satisfaction, I can't get no girl reaction» [12]12
Я не могу получить удовлетворения, и девушки на меня внимания не обращают (The Rolling Stones).
[Закрыть], – пел у него в голове Мик Джаггер, но это его не огорчало, он знал, что Мик лукавит; настроение было отличное.
Мысли опять вернулись в Берлин – в Тиргартен, на Потсдамер-плац, где Роджер Уотерс своей бас-гитарой разрушил Стену и похоронил под ней Горбачева с Союзом: «Где бы ты сейчас был, если бы он этого не сделал? Уж точно не здесь. Был бы ты еще одним Brick in the Wall». Послышался визг детских голосов, падают в мясорубку, бедные Siggi, он подошел к Луна-парку. «Вход с детьми до 21.00», – гласила табличка, еще два часа можно повеселиться. Mutti, Mutti, wo ist dein Vati… или unser, черт его… забыл.
Он брел по парку, разглядывая через зеленые рэйбэновские стекла детские прически на каруселях, пока его взгляд не уперся в двух девушек на скамейке: они были в шортах и ярких топах, но в босоножках на высоких каблуках и о чем-то оживленно говорили. Он остановился, замер, однако они его уже заметили; лица их выразили противоположные чувства. Он подошел.
– А мы…
– …не очень верили, что увидите меня здесь… и поспорили. И кто же выиграл?
– Я выиграла! – сказала русоволосая, не умея скрыть улыбку торжества.
– А на что спорили?
– Нееет, это я не могу сказать!
– Ладно, может, скажете, как вас зовут?
– Меня – Лена.
Он повернулся к блондинке.
– А я …
– Наташа?
Она насупилась:
– Вы слышали, как меня звали!
– Вы в Турции не отдыхали?
– Отдыхала…
Вот турки порадовались.
– А меня зовут Олег.
– А по отчеству? – быстро спросила Наташа.
– Можно без отчества – мы не на итоговом квартальном совещании… в Бааанке. Вы уже придумали, чего хотите? На машинах любите ездить?
Они подошли к огороженной площадке, по которой ездили маленькие круглые электрокары с резиновыми бортами; он купил два билета и протянул девушкам.
– А Выыы?
– Да у меня и прав нет – меня не пустят. Давайте – go!
Упрашивать их не пришлось, глаза уже горели предвкушением, и новый старт застал их готовыми: жми на газ, и приз Монако у тебя в кармане, – или хоть с Шумахером познакомишься.
По площадке носились сверстники Siggi, мальчишки постарше и взрослые банковские служащие – все одинаково азартно крутили баранки, визжали от восторга, как мало нужно для счастья – хоть на пять минут.
С автодрома девушки вернулись с заметным румянцем, продолжая смеяться; наблюдать за ними было приятно, и он спросил:
– Какой подвиг следующий? Тут есть родео – можно покататься на быке.
Они о чем-то тихонько заговорили между собой, слышалось: «Ну, давай».
– Я хочу на катапульту, Наташа боится, а там два места, одному нельзяяя.
– У них есть на такой случай мальчик – брат 50 Cent.
– Негр?! Нееет, я не хочууу!
На лице у нее отразилось такое разочарование, будто она заняла второе место на конкурсе «Мисс Вселенная»: бриллиантовая корона уплыла прямо из-под носа, а была так близко – руку протяни. Вот черт, взялся девушек развлекать. Назвался груздем…
– Ладно, пошли.
Их упаковали в шаровидную конструкцию из металлических трубок, пристегнули и нажали кнопку «старт».
– Ааааааааааааааа!
Шар рванулся вверх, душа – вниз: в пятки, в желудок, в… , ощущение полета сравнить ни с чем нельзя: это был адреналин в чистом виде. Казалось, что ты уже подлетаешь к раю, уже распахиваются ворота и ангелы протягивают к тебе руки, готовые принять тебя, но эластичные канаты натягиваются, и ты падаешь вниз, навстречу земле; ты знаешь, что канаты спасут тебя, но не веришь в это до конца, и, когда это происходит, спидометр счастья зашкаливает: ты жив. Сильнее он радовался жизни только когда раскрывался парашют после свободного падения. Если бы шар не вращался еще и вокруг своей оси, он летал бы так каждый день – для поднятия настроения. Давно, давно ты не летал…
Когда это закончилось, их освободили, и они, пошатываясь, пошли к выходу, Лена, не удержавшись, качнулась и судорожно схватила его за руку, – в ее глазах он прочитал то же, что испытал сам. Они подошли к Наташе, все вместе закурили, присели на скамейку – отдышаться.
– Круууто! Я думала, я умру.
– От страха или от удовольствия?
– Сначала от страха… да, теперь я поняла, о чем Вы говорили!
– Надо подумать, где бы нам восстановить силы. Вы какую кухню любите?
– Французскую, – ответила Наташа.
– Бросьте, на море это скучно. Тут есть один мексиканский ресторан, «Los Bandidos», рэд хот чили пепперс и все такое.
– А «Маргарита» там есть?
– Там столько «Маргариты», что можно напоить табун лошадей.
– Так там и лооошади есть?
– Есть одна – на ней фотографируются в сомбреро с револьверами: будете как Пенелопа Крус и Сальма Хайек.
– Прикольно!
– Идем.
В сезон они туда не попали бы, но сегодня ресторан был наполовину пуст, они сели за столик, и девушки принялись изучать меню.
– Тут что ни возьми – все будет перец в тортилье. Принесите нам фахиты, сальсы, зелени и текилы, только хорошей, 100% blue agava, – заказал он официантке. Чтобы занять время, пока принесут заказ, он спросил:
– А где вы в отеле обитаете?
– Мы живем в… 68-83… нет, 83-68 – никак не могу запомнить.
– В главном корпусе. Нужно найти ассоциацию, и цифра запомнится.
– Вот и придумайте!
– Я бы запомнил так: в 83-м я познакомился с девушкой, которая потом стала моей женой, а в 68-м в Париже были студенческие баррикады.
– И Вы там быыыли?
– Никак не мог – по причине сопливой юности.
А ведь им вместе столько, сколько тебе одному. Что ж ты хочешь…
– А Вы где живете?
– У меня проще: 19-91 – зеркало. Развал Союза.
Официантка принесла стопки с толстым донышком, бутылку текилы, блюдо с четвертинками лайма и блюдечко соли.
– Вы текилу-то пить умеете?
– Конечно! Нужно хлопнуть всем вместе об стол и залпом выпить.
– Кино насмотрелись. Пить нужно по схеме «лизни – глотни – кусни».
– Звучит как-то… так…
– А у Вас футболка не мексиканская? – спросила Наташа.
Он налил по половине стопки.
– Дело во вкусе. Можно и хлопнуть. Поехали. Насыпаем соль, берем стопку и лайм, ну, хором: хлоп – соль – выпили – лайм, лайм скорее!
– Ооооо! – слезы брызнули из глаз девчонок, они замахали ладошками перед ртом, поднесли кусочки лайма к носу.
– Да грызите, не нюхайте!
Подоспела фахита, сальса и прочая кинза, все кинулись вертеть себе закуску: лайм – лаймом, а закусить – что может быть лучше. Вторая пошла лучше, синхроннее и вызвала не слезы, а смех.
– Уууу, классно!
– Ешьте, ешьте!
– Ой, перец, печет! Эту фак… хиту надо текилой запивать!
– Наливаем. Соль между пальцами – хлоп – лизнули – бульк – лайм!
Настроение за столом устаканилось, нужно сделать паузу, он отошел к официантке, и скоро та вернулась, неся сомбреро и портупеи с кольтами.
Это вызвало новый взрыв веселья с последующей фотосессией: девушки достали телефоны, – позы были самые причудливые, чего только не вытворяли… и с ним тоже. Хоть бы на стол не полезли.
– Вы уже решили, кто будет Пенелопой, а кто – Сальмой? Они, правда, брюнетки. Ну, вы будете русские бандитки.
– Нееет, мы будем украинские б… бандитки! – языки немного заплетались, но не сильно.
– Ладно.
– А где лошадь?! Вы нам обещали лооошадь! Мустанг! Wild horse!
Вышли во двор искать лошадь. Мустанг оказался смирной кобылой в яблоках, что несколько успокаивало, но процесс оседлания вызвал тревогу: хоть бы не попадали. Но падали только сомбреро, все прошло почти гладко, и, между делом, он сделал знак официантке унести бутылку. Покурили, посмотрели фотографии на экранах смартфонов, немного угомонились; можно было уходить, и он попросил счет, вместе с которым принесли три конических бокала.
– Клубничная «Маргарита» – подарок от заведения.
– «Маргарита»! Урааа!
Пенелопа, Сальма, Лена, Наташа, Маргарита – не многовато ли тебе будет, старый ты перец. Но новый восьмиядерный процессор у него внутри его успокоил: все под контролем.
– Что еще желают прекрасные дамы?
– Пр… ик… расные дамы жиии… лают…
– Нет, прееекрасные! жеее… лают… Танцевать!
«Дамы» отпустили его руки и принялись прищелкивать пальцами, вертеть бедрами, напевая «у – уу – уу». Они шли по середине дороги. Если бы кто-нибудь из знакомых тебя сейчас увидел, да еще сфотографировал, – долго пришлось бы тебе объяснять, что ты просто возвращаешься с ужина со случайными знакомыми с пляжа.Картина была еще та: в центре – он в черной футболке 50 Years Rolling Stones Рarty, по бокам – двумя квотерами – танцующие девчонки; их розовый и желтый топы не закрывают пирсинговые висюльки в пупках, боковые швы их шортов трутся о двойную строчку его джинсов; мелькают поднятые руки, вскинутые ноги . I know it's only rock 'n roll but I like it [13]13
Я знаю, это всего лишь рок-н-ролл, но мне это нравится (The Rolling Stones).
[Закрыть]. Ибица, Рио, карнавал, ты попал на карнавал, но как же… ты же ни о чем таком не просил… золотую рыбку, неужели… кубок, неужели...
Он отогнал сомнения, ему было легко, весело. Когда тебе было весело в последний раз… дни рожденья, корпоративы, тосты… рутина. Он вдруг вспомнил свой двадцать пятый день рожденья: университетское общежитие, пятый курс, друг принес трехлитровую банку домашнего вина, и они всей компанией танцевали до упаду под «Ricchi e Poveri», как же было весело– четверть века назад.
Так они двигались втроем по старой дороге, вдыхая пьянящий воздух благословенного острова, пока не заметили вывеску «Кool Club», из-под нее рывками вырывалось пульсирующее буханье.
– Нам сюда, это как раз для вас.
Они зашли, уселись за столик, вытянули ноги.
– Пить! «Маргариту»!
– Хватит с нас на сегодня агавы. Колу.
– Со льдом!
Он заказал три колы с лимоном, девушки выпили свою сразу и вскочили: новый ритм звал их, они, приплясывая, двинулись к центру, зазывая и его жестами, он отказался тоже жестом. Может, кого найдут.
Это была не его музыка, но ритм входил прямо в живот, заставляя ступни притопывать, а пальцы – выбивать дробь на крышке стола. Танцы, сегодня в клубе будут танцы. Попивая колу, он смотрел на танцующих.
Зазвучал PSY-евский «Gangnam Style», толпа восторженно загудела, девушки пританцевали к столику, схватили его за руки и потащили с собой.
– Оооо, sexy lady!
Отвертеться было никак невозможно, и он впрягся в общие скачки, глядя на экран, где шел клип. Левая нога – правая – руки вперед – поводья – скачем – руки на бедра – вертим бедрами – правая рука вверх – вертим лассо. Оказалось, что танец – как езда на велосипеде, забыть нельзя: ноги и руки, подчиняясь ритму, двигались сами, матрицу движений задавал клип, и он вместе со всеми выдыхал:
– Oppa Gangnam Style!
К концу песни он уже вполне вписывался и даже получал от этого удовольствие: Лена и Наташа слева и справа от него двигались совершенно естественно, без напряжения, заряжая его своей энергией, передавая волны чистой радости от ритмичного движения. Даже в Корее можно быть ковбоем с такими лошадками.
– O-oo-o…
– Baby baby…
– Eh – sexy lady!
– Oppa Gangnam Style!
В клубе они провели часа два, и он честно доскакал до канадской границы, но в отель решил взять такси. В потертом лимузине они упаковались на заднее сиденье.
– В «Aeneas».
– Музыку!
Водитель включил радио, и голос Alex Hepburn запел Under; это было ему ближе, но и девушки заголосили:
– Don't say those words!
– Don't say it's over! [14]14
Не говори этих слов!
Не говори, что все кончено! (Alex Hepburn).
[Закрыть]
Песня была невыразимо грустной, неоновая надпись «It's over» уже виднелась впереди, день заканчивался; ему почему-то вспомнилась Эдит Пиаф, они приехали.
В холле отеля у него возникла мысль зайти в бар, выпить «на посошок», но он отогнал ее. Все, что имеет начало, должно иметь конец, и никуда от этого не денешься. Прощание получилось сумбурным: они говорили дежурные фразы о приятном вечере, о том, что неплохо бы еще как-нибудь…, желали друг другу спокойной ночи, не знали, как закончить, – в конце концов он получил два чмока в щеку, девушки двинулись к себе, оборачиваясь, улыбаясь и прощально помахивая руками. It's over.
В номере он сразу пошел в душ и долго стоял под горячей водой, в голове вертелась какая-то французская песня, которая начиналась с «Non!», но дальше не вспоминалась. Выйдя из душа, он стал перед зеркалом – загар уже позолотил, подтянул кожу, живота нет, Wrangler за тридцать лет не изменил размер; не Дорифор Поликлета, но все могло быть и хуже, гораздо хуже. Он набросил белый махровый халат, вышел, достал ментоловую сигарету и пошел к выходу в лоджию, но услышал стук. Посмотрев на часы, он начал думать о бестолковой пятизвездочной прислуге и резко открыл дверь.
У порога стояла Лена, одежда была другая, вокруг бедер обвивался причудливый золотистый пояс, в волосах появилась жемчужная заколка, сквозняк донес до него новую порцию парфюма; левая ее рука сжимала пачку «парламента» как сжимают гранату с выдернутой чекой, правая была еще поднята со сжатыми для стука пальцами; по лицу переливалась виновато-лукавая улыбка.
– Я не могу найти свою зажигалку, у Вас нет огня?
***
***
Он проснулся, жарко, сбросил одеяло. Кондиционер тихо жужжал, кожа была сухой и прохладной, мышцы тихо ныли, пытаясь что-то вспомнить. … пожар, тебе приснился пожар… какая-то война… кони. Кони? … с кем-то ты боролся. Ну никогда не удается вспомнить самое главное. Заснуть бы еще.
Двигаться не хотелось, он лениво потянулся и стал перебирать диски в джукбоксе памяти, что там вчера пели, Omega была? послышался щелчок и зазвучал голос Ланы:
– I'm feeling alive… I've got that summertime, summertime sadness… I think I'll miss you forever…
Какая удивительная девушка. Мыслям тоже не хотелось двигаться, но движок уже запустился, заурчал, потихоньку набирая обороты.
Кипр… Греция… Троя. И кто же кого завоевал у этого Гомера: ахейцы Трою или… За что они там рубились десять лет своими бронзовыми мечами, что с этого поимели. Ахилл, Патрокл, Гектор – все погибли, а Прекрасная Елена возвращается домой с Менелаем, как будто не изменяла ему совсем, как будто не из-за нее все это случилось... хоть бы по заднице ее кто отшлепал, что ли. Так нет: Троя горит, а ее старейшины с восхищением смотрят на Елену, не смея осуждать, – слюни распустили, старые придурки – еще бы орден дали на дорогу – Святой Марии Магдалины, «за многолетнюю службу на б... стезе… примите и носите с гордостью… так, надо на левую грудь… где у нас левая… ох, обе хороши… жаль, орденов больше нет». Вот тебе и механизм. Без Афродиты тут никак не обошлось. А Дарвин про это ничего не писал, – ботаник, что с него взять. Или как раз про это он и писал. Как все запутано. Се ля ви, чтоб их черт побрал, этих французов. Ладно, пора тебе… на Итаку.
***
Вдвоем с Джимом Моррисоном они бродили по дьюти фри ларнакского аэропорта, Джим напевал Come on baby, light my fire [15]15
Давай, крошка, зажги во мне огонь (The Doors).
[Закрыть], он же бесцельно рассматривал разноцветные футболки, с нетерпением ожидая объявления о вылете.
В самолете, после набора высоты, он достал плейер, нашел старый французский сборник, услышал Non, je ne regrette rien [16]16
Нет, я не жалею ни о чем (Edith Piaf).
[Закрыть] и закрыл глаза.
***
Домой он приехал поздно, звонить не стал, открыл дверь; жена не спала:
– Привет, как отдохнул, – она подставила щеку, но он обнял ее, прижался к ней, родной запах наполнил его; их тела сложились, как половинки магнитного брелка.
– Я привез тебе духи.
– Опять?
– Да. Я хочу, чтобы было опять.
– А я наварила тебе борща.
– Я не хочу есть. Пошли спать.
Потом он долго лежал с открытыми глазами. «Все хорошо, – повторял он, – все хорошо».
Утром он проснулся рано, но вспомнил, что сегодня воскресенье. Спать расхотелось, и он тихо вышел на кухню. На пороге клетки сидел попугай, он подставил ему тыльную сторону ладони.
– Привет, Дод! Как ты тут без меня поживал.
Птиц прыгнул на руку и выдал визитку:
– Жемапель [17]17
Меня зовут (фр.).
[Закрыть]Дод, бонжур!
– Ты мой французский воробышек.
– Любимый-драгоценный!
– Самый любимый, самый драгоценный.
Он подставил руку к лицу, получил клювом по носу, пересадил попугая на плечо и включил кофеварку.
В гостиной он взял пульты тюнера и телевизора, убавил громкость и улегся с кофе на диван. Дод упорхнул и уселся перед портретом дочки:
– Ты моя маленькая птичка, – говорил он голосом жены, – я тебя люблю-люблю.
На «М6 Music» Brice Conrad в клипе уплывал в море за русалкой, а ему было уютно дома, хорошо, никуда не хотелось, хотя и было немного грустно. Вспомнился Давид. Нужно позвонить ему, пусть подыщет мне новую унцию.Он поставил чашку на столик, достал с полки каталог. Дод уселся ему на плечо и стал чистить ухо.
Монета нашлась почти сразу: двадцать долларов, золотая унция конца девятнадцатого века, Double Eagle с распахнутыми крыльями.
– Что скажешь, Додик?
– Орлишка!
– Да конечно, но еще двадцать?
– Амур тужур [18]18
Любовь навсегда (фр.).
[Закрыть]!
Если так, то двадцать будет в самый раз.
{1}
