Текст книги "Магистр"

Автор книги: Евгений Малинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Позже, когда новый настоятель и кое-кто из самых умелых монахов смогли выбраться из монастыря, оказалось, что дождь накрыл территорию, представляющую собой практически идеальный круг, в центре которого расположен монастырь. За пределами этого круга плоскогорье сохранилось нетронутым. То есть получилась этакая каменная тарелка, наполненная грязью, с низеньким островком посредине, на котором стоит наш монастырь.

Настоятель замолчал и принялся доедать свою картошку.

– Но за прошедшее время эта грязь должна была бы давно высохнуть… – не очень уверенно предположил я.

– Конечно… Если бы это была просто грязь. Никто толком не разобрался в сути происшедшего, только казавшаяся такой обычной грязь очень скоро превратилась в самое настоящее болото, с камышом, ряской, метановыми пузырями… Скажи мне: если на этом месте никогда не было никакой растительности, а значит, и гнить-то нечему, откуда берутся метановые пузыри?…

Настоятель секунду подождал моего ответа, но мне сказать было нечего.

– Вот то-то и оно… – удовлетворенно протянул он. – И кроме того, каждую зиму в течение двух месяцев над этим болотом непрерывно идут дожди. Они и не дают болоту пересохнуть.

– Но неужели нельзя сделать какой-нибудь сток для болотной воды и осушить болото? – не унимался я.

– Пробовали… – коротко ответил настоятель, а затем усмехнулся и добавил: – Любой канал зарастает быстрее, чем его удается пробить. – Он махнул рукой.

– То есть как – зарастает?… – не понял я. – Гранит зарастает?…

– Именно гранит зарастает!… – неожиданно зло ответил настоятель. – И вообще, если бы решение было таким простым, наверное, мы его давно бы нашли. Но ты себе представить не можешь, чего только за эти века мы не пробовали – все бесполезно. Иначе монастырь не обезлюдел бы.

– А уйти отсюда вам никак нельзя… – даже не спросил, а констатировал я.

– Нельзя, – подтвердил настоятель. – Слово, которое должен услышать Серый Магистр, привязано к этому месту и перенести его нет никакой возможности. Вот когда за ним сюда придет наследник, тогда мы сможем покинуть монастырь… Да и то не сразу, а только после того, как наследник – Серый Магистр – встанет на Серый путь…

– А что за Слово…

Настоятель Норг бросил на меня короткий удивленный взгляд, а потом в его глазах зажглась хитринка.

– А мы Слово не знаем. Его только Серый Магистр услышать может… – Причем сказал он это так, что я ему совершенно не поверил.

– Я и есть Серый Магистр, так что говори, не стесняйся, – улыбнулся я, стараясь попасть ему в тон. Однако он насмешливо поднял бровь.

– Я ж тебе говорю – не знаю. И потом, если ты Серый Магистр, значит, рано или поздно ты Слово услышишь. – После этого он одним духом вытянул остатки пива из своей кружки, с сожалением поставил ее на стол, а затем снова повернулся ко мне.

– Ну что, пойдем, я тебя с монастырем познакомлю…

– Пойдем, – согласился я, поднимаясь из-за стола. И уже направившись к выходу, спросил: – А что, завтрак у вас всегда такой скудный?

Норг пожал плечами.

– Сейчас еще ничего. А вот лет четыреста назад вообще одной картошкой питались, да и то не вволю. Сам подумай – свою Тропу имею только я, много на одном горбу не принесешь. Да и купить особо не на что, хорошо еще, Кира из Поднебесного помогает. И отлучаться из монастыря я часто не могу. А еще в очередь на Скользком тракте дежурить надо…

Мы вышли в коридор и, вместо того чтобы направиться на улицу, начали подниматься по лестнице на второй этаж. Там мы прошли коротким коридором и по маленькой приставной лесенке поднялись на чердак, а оттуда вылезли на крышу.

Усевшись на коньке, Норг широким жестом обвел открывшуюся с высоты безрадостную панораму:

– Вот! Видишь, какая красота окружает наше Брошенное несчастье!…

Я решил, что он надо мной издевается, но, взглянув сбоку в его лицо, понял, что он совершенно искренне считает окружающее болото красотой. А настоятель между тем продолжал петь свои дифирамбы:

– А что? Такого болота не то что в наших горах, во всем свете нет! Я и в предгорьях бывал, и на равнине – нигде ничего подобного в помине нет… – И вдруг, перебив сам себя, он заорал, глядя во двор: – Ты что делаешь?! Ты что делаешь, голова твоя трухлявая?!

Во дворе один из монахов расстилал прямо на болотной жиже какую-то пеструю тряпку. Услышав вопль настоятеля, он поднял голову и недоуменно уставился на нас.

– Ну что вытаращился?! – снова завопил Норг. – Я к тебе обращаюсь!… Ты зачем торжественный покров в грязь суешь?!

Монах помолчал, словно до него не сразу дошел вопрос, а потом заорал в свою очередь:

– Сушиться!…

Надо сказать, голосок у него был гораздо мощнее настоятельского, его рев чуть не сбросил меня с конька. Только уцепившись обеими руками за коньковые доски, я удержался наверху. А настоятель, похоже, был готов к такому ответу. Нимало не смутившись, он заорал в свою очередь:

– Что ж ты ценную вещь сушиться в мокрень укладываешь? Подстелить ведь что-то надо!…

– Так я заклятие подстелил!… – проревел в ответ монах.

– Ну щас я тебе такое заклятие подстелю!… – пообещал настоятель, помахивая своим пудовым кулаком. Потом он обернулся ко мне и быстро проговорил: – Слушай, ты отдохни здесь, а я сейчас быстренько с этой дубиной разберусь и вернусь!

Следом за этим, не дожидаясь моего ответа, он оттолкнулся от конька и поехал вниз по скату, погромыхивая плохо покрашенным железом кровли.

Признаться, когда он достиг конца крыши, сердце у меня слегка дрогнуло. Мое буйное воображение ярко представило мне, как бедняга Норг шмякается в болотную жижу двора и если уж не разбивается вдребезги, то по крайней мере проваливается в ряску по самую шею. Однако, вопреки моей фантазии, настоятель, оторвавшись от ската, на секунду завис в воздухе, а затем медленно, я бы даже сказал – осторожно, начал опускаться во двор, элегантно помахивая в воздухе конечностями, видимо, для удержания вертикального положения.

Когда, достигнув земли, Норг принялся выяснять отношения со своим подчиненным, я понял, что у меня есть не менее часа, и решил навестить остальные монастыри.

Ухватившись покрепче за коньковые доски, я покинул свою тень.

* * *

В Стелящемся Потоке я сидел за столом вместе с настоятелем Виктом и, вкушая поздний завтрак, обсуждал вопросы заготовки и хранения рыбы, которой, слава Хэлфу, в этом году было наловлено изрядное количество. Посоветовав настоятелю поделиться излишками с Брошенным Несчастьем и объяснив ему, что монахи этого монастыря сидят на картошке и пиве и приведя его этим в полное расстройство, я оставил для своей тени код разрушения. Здесь мне больше делать было нечего, и моя здешняя тень должна была исчезнуть, как только останется одна. А затем я отправился в Замшелый Камень.

* * *

В Замшелом Камне я тоже завтракал, только в одиночестве. Рядом со столом стояла та самая женщина-монах, которая удивила меня своим присутствием вчера вечером. По всей видимости, она прислуживала мне и была в полном умилении от того, как много и аппетитно я кушаю. А мне в голову неожиданно пришла совершенно шальная мысль: «Интересно, зачем мои тени употребляют человеческую пищу? Ведь функционируют они только благодаря моей собственной энергии…» Хотя, с другой стороны, они же должны были полностью соответствовать человеческому облику, а что могли подумать мои хозяева, если бы я суток эдак трое-четверо обходился бы совершенно без еды? «Да ничего бы не подумали, – ответил я сам себе. – Все списали бы на могучие магические способности…»

В общем, я удостоверился, что здесь тоже все пока что было гладко, и отправился к монастырю, расположенному в горной пещере. Это был или Преклони Голову, или Благословение Хэлфа. Название мне еще предстояло выяснить.

* * *

Я по-прежнему сидел рядом с закрытой дверью, прислонившись спиной к каменной стене и изображая спящего человека. И делал это я, по всей видимости, достаточно хорошо, потому что, едва оказавшись на месте, почувствовал, как меня кто-то трясет за плечо, грубовато при этом приговаривая:

– Ну давай, просыпайся… Я же вижу, что ты жив и здоров…

Другой голос, обладатель коего, похоже, не принимал участия в моем пробуждении, недовольно бубнил:

– Чего там – просыпайся? Его же ловики за ночь совсем разделали… Не видишь, башка болтается, а глаза не открывает и ни на что не реагирует…

– Нет, – быстрым говорком возражал первый, – раз на карнизе остался, вниз не сиганул, значит, в разуме, значит, ловики на охоту не выходили. – И затем снова обращался ко мне: – Давай же, просыпайся… Ну что, мне тебя на своем горбу к настоятелю тащить?! Давай!…

От второго последовало деловое предложение:

– Слушай, брат Гарт, давай я за угольками сбегаю. Сейчас на кухне как раз печь заканчивают топить. Бросим ему пару угольков за шиворот: проснется – все в порядке, а не очнется – значит, ловики до него добрались…

Первый на это садистское предложение задумчиво промычал:

– Да… Хм… Нет, угольки не подойдут. Придется истопнику объяснять, зачем угли нужны… Еще до настоятеля дойдет… Ты лучше гвоздик принеси и стеклышко. Солнце уже высоко, мы гвоздик раскалим и вон ему к щеке приложим… Если жив-здоров, сразу очнется…

Честно говоря, это изуверское предложение меня здорово разозлило. Мало того, что местная братия оставила меня ночью на свежем воздухе разбираться с какими-то ловиками, так теперь они еще собираются подвергнуть меня пыткам. Поэтому, не открывая глаз, я хрипловатым голосом пообещал местному рационализатору:

– Щас я к твоей мордуленции кулачок свой приложу… Если на карнизе удержишься, значит, жив-здоров будешь…

По легкому движению воздуха я понял, что мои побудчики шустренько от меня отпрянули.

Я открыл глаза. Было позднее солнечное утро. Небо ярко-синее и абсолютно чистое почему-то очень меня обрадовало, и я ему улыбнулся. Потом я осмотрел окрестности и обнаружил шагах в четырех справа и слева от себя двоих невысоких монахов в уже привычных темных балахонах. Они напряженно рассматривали меня, словно опасаясь, что я вот-вот превращусь в некое чудище. Но у меня было «хорошее» настроение, поэтому я им для начала мило улыбнулся. Они тут же облегченно заулыбались в ответ.

– Ну вот, – подал голос правый, – я же говорил, что не было ночью ловиков.

По голосу я признал брата Гарта и, еще раз улыбнувшись, успокоил его:

– Почему же не было? Были… И когда я узнаю, какая зараза вчера вечером не пустила меня в монастырь, я его без всяких ловиков сознания лишу…

Оба монаха сделали еще по шагу прочь от меня, причем тот, которому я преграждал дорогу к открытой входной двери, явно занервничал, видимо, именно он служил в этом миленьком месте привратником.

– Ну что, голуби, трясетесь, – снова улыбнулся я. – Смотрите, не вспорхните. – И я кивнул на край обрыва, в опасной близости от которого оказались оба монаха. Они тут же непроизвольно сделали по шагу прочь от пропасти и оказались в непосредственной близости от меня. Сообразив, что теперь я могу до них дотянуться, оба снова отступили на пару шагов, прижимаясь уже к стене монастыря.

– И долго вы собираетесь здесь сиртаки отплясывать? – поинтересовался я, продолжая сидеть, привалившись к стене и поглядывая на монахов.

Те, определив место, равноудаленное от обеих грозящих им опасностей, прекратили свои перемещения по скальному карнизу и удовлетворенно вздохнули. Вообще они действовали на удивление синхронно, словно по подсказке.

Затем тот, которого звали Гарт, отвесил мне неуклюжий поклон и, слегка запинаясь, произнес:

– Странник, настоятель Соро послал нас для того, чтобы пригласить тебя в монастырь…

– Да?! – изобразил я удивление. – Надо же! То не пускают, то сами приглашают… Какие же вы, познающие Суть, внезапные и непредсказуемые!…

Монахи выслушали мою отповедь, вытаращив глаза, и, видимо, ничего не поняли. С минуту на площадке перед монастырской дверью царило молчание, а затем Гарт попытался повторить свое приглашение.

– Э-э-э… Ты… это… меня и… вот его, – он ткнул пальцем в направлении своего товарища, – послал настоятель Соро…

– Далеко послал?… – ласково поинтересовался я.

– Нет… – снова оторопел монах. – В смысле… сюда послал…

– И ты пришел… – подпустил я в свой голос сарказма.

– Ага… – кивнул Гарт, довольный тем, что его наконец-то поняли.

Его молчаливый партнер тоже неожиданно кивнул и эхом повторил:

– Ага…

– А тебя не спрашивают!… – мгновенно окрысился я, повернувшись в его сторону. Тот, побледнев, сделал еще шаг подальше от меня, и я понял, что стоит мне сказать еще одну подобную фразу, и он сиганет, спасаясь от меня, в пропасть. Я снова повернулся к Гарту и вполне доброжелательно поинтересовался: – Ну и зачем ты сюда пришел?…

Бедняга, похоже, совершенно потерял нить беседы и поэтому, нервно сглотнув, просто повторил:

– Странник… э-э-э… настоятель Соро… э-э-э… послал меня… нас… чтобы… это… ну… тебя привести… к нему… Вот… – И он, добравшись до конца своего выступления, с облегчением вздохнул.

Мне надоело изгаляться над несчастными монахами, поэтому я оторвался от стены и, поднявшись, предложил:

– Тогда пошли… Где там ваш настоятель?…

Гарт мгновенно метнулся к открытой двери и скрылся за ней, а его дружок заметался по каменной площадке, страстно желая последовать за своим собратом, но не смея прошмыгнуть мимо меня. А я нарочито медленно двинулся к двери, специально придерживаясь середины карниза. Сзади, уже не делая попыток меня обогнать, опасливо пыхтел отставший монах. Наконец я вошел в двери самого негостеприимного из монастырей Тань-Шао.

Впереди, шагах в пяти, в сгущающемся полумраке пещеры виднелась фигура Гарта, видимо, притормозившего свой резвый бег в ожидании гостя. Как только я показался в проеме, он развернулся и потопал вперед по слегка покатому, но достаточно гладкому полу в глубь скалы. Я направился за ним, а вскорости и следовавший за мной монах также вошел в дверь. Послышался легкий скрип, и в то же мгновение в пещере стало абсолютно темно – привратник закрыл дверь.

От неожиданности я остановился, не различая, в какую сторону мне надо двигаться, а сзади послышался смешок:

– Что, магистр, ослеп?… Ничего, привыкай без глаз обходиться… У нас не зря говорят: «Пусть под твоей ладонью будет спинка ласковой кошки»… на ощупь, на ощупь двигай… – И монах снова довольно хмыкнул.

– Нет, мой дорогой, – бросил я в темноту за спиной. – Ты, видимо, так и не понял мою Суть, да и не поймешь никогда… Я тебе не крот, в темноте по стенам шарить, я Серый Магистр… Так что… – И я привычно щелкнул пальцами, посылая вперед маленький, но ярко светящийся язычок пламени. И тут же спереди донесся голос Гарта:

– Не трать зря Силу, все равно твой огонек долго гореть не будет.

– Посмотрим, – упрямо ответил я.

– И смотреть нечего. – Гарт старался говорить спокойно, хотя чувствовалось, что он занервничал. – В нашем монастыре не бывает света.

– Это почему? – Разговаривая, я продолжал не спеша шагать вперед и скоро разглядел во мраке, раздвигаемом моим светом, темную фигуру сопровождавшего меня монаха. Тот тоже двигался вперед, но делал это как-то нервно, то и дело оглядываясь, словно мой небольшой светильничек сильно ему досаждал.

– У нас в монастыре не бывает света… По крайней мере в переходах. Только в кельях мы иногда зажигаем светильники…

– Интересно… и как же вы здесь без света обходитесь?

– Привыкли!…

По краткости ответа и тону, которым он был произнесен, я понял, что бедняга находится на грани истерики.

– Так-так… – медленно протянул я, догоняя своего остановившегося проводника. – Давай рассказывай в чем дело. Может, я тогда и погашу свой огонек…

И тут совершенно неожиданно Гарт прижался спиной к каменной стене тоннеля и хрипло проговорил:

– Я все равно дальше не пойду, пока ты не погасишь свой свет…

Я уже почувствовал, что он несколько раз попытался уничтожить или хотя бы блокировать мое заклятие, питающее огонек. Ощутил я и панику, которая охватила его, когда он понял, что бессилен против моей магии. Но меня удивляло, почему он не желает рассказать о причинах запрета на освещение тоннелей монастыря.

Приблизившись вплотную к вжавшейся в камень фигуре, я негромко, но достаточно угрожающе произнес:

– А ну-ка выкладывай, что там скрывается в потемках вашего монастыря? Или же я запалю свет по всем его самым темным закоулкам!

Вы бы видели, как его затрясло. Я уж подумал, что с ним случилась падучая и сейчас у бедняги изо рта пойдет пена, но он, глядя на меня остекленевшими глазами, только пробормотал:

– Только настоятель может посвятить тебя в тайны монастыря… Я, даже если бы знал, в чем дело, не смог бы тебе этого рассказать…

– Так!… – Я был поставлен перед дилеммой: погасить огонек и тем самым «потерять лицо» или оставить свет и тем самым, возможно, доставить нешуточные неприятности своему провожатому. А судя по его испугу, ему грозило не меньше чем отлучение от монастыря.

– Хорошо… – решил я наконец эту задачку, – я оставлю свет, но никто, кроме меня, его не увидит…

– Как это?! – изумился Гарт.

– А вот так!…

Я погасил свой огонек и одновременно активизировал Истинное Зрение. И тут же заметил, как в наступившей темноте мой провожатый довольно злорадно ухмыльнулся.

– А если ты будешь скалить зубы, – тут же отреагировал я, – свет вернется на свое место, а ты будешь меня сопровождать, лишенный своего сознания… Я хоть и не ловик, но такую малость разума, какая есть у тебя, вполне смогу «употребить»!

Похоже, я очень точно подобрал последнее слово, оно явно было знакомо монаху, поскольку его ухмылка сразу увяла и он, не демонстрируя более своего довольства, отклеился наконец от стены и бодро засеменил вперед. Я последовал за ним.

Хотя света в тоннеле не было, я видел окружающее отлично. Гарт бодро перебирал ногами, порой касаясь стены тоннеля. Было похоже, что именно эти касания подсказывали ему, где он находится и куда дальше следовать. И тут я понял, что путь нам предстоит неблизкий. Поэтому я покинул этот монастырь и переместился к тому, около которого ночью учинил бойню с мороком.

* * *

Я лежал на широкой и мягкой кровати, а в большое окно вливался солнечный свет, дробясь на гранях хрустальной посуды, расставленной в большом застекленном шкафу. Веселые разноцветные лучики метались меж больших и малых графинов, высоких фужеров и крохотных рюмочек, делая старинный шкаф темного дуба необычайно веселым.

Наконец я оторвал глаза от крошечных, разбитых на части радуг, заполнявших шкаф, и тут же уперся взглядом в улыбающееся лицо монаха, стоявшего рядом с моей кроватью. Увидев, что я его наконец заметил, монах расплылся в широченной улыбке, от чего его и без того круглая физиономия и вовсе превратилась в некое подобие огромного масляного блина.

– Господин проснулся!… – прямо-таки с наслаждением протянула эта улыбающаяся рожа. – Рад приветствовать тебя у нас в Преклони Голову!… Господин будет завтракать?…

Пожалуй, он даже не спросил… Он сказал о завтраке как о чем-то само собой разумеющемся и совершенно неизбежном. Мне осталось только пробормотать:

– Конечно… – А что еще я мог сказать в предложенных обстоятельствах?

Моя одежда была вычищена, выглажена и аккуратно сложена на низеньком табурете рядом с кроватью. Пока я одевался, монах с непонятным восторгом меня разглядывал, чем в конце концов привел меня в некоторое раздражение.

Однако мое довольно резкое «Чего пялишься?!» только обрадовало улыбчивого монаха.

– Ну, господин, задал ты нам сегодня ночью! – радостно выпалил он. – Настоятель до сих пор через каждые полчаса в сорти… ну… уединяется! И как ты догадался, что крыски не настоящие? Настоятель ведь двенадцать братьев в помощь взял! Обычно они втроем-вчетвером справляются, а тут целых четырнадцать человек, а хватило их от силы минут на пять! – Тут он радостно расхохотался, а затем, несколько успокоившись и вытирая проступившие слезы, добавил: – А прохватило их на всю ночь! – И его хохот возобновился с удвоенной силой.

Меня, признаться, несколько удивило его радостное отношение к неприятностям, случившимся с настоятелем и его подручными. Но смеялся он чрезвычайно заразительно, так что я тоже невольно улыбнулся.

Через минуту я был полностью готов, и мой новый знакомый, все еще довольно посмеиваясь, направился к выходу из комнаты.

Мы прошли по застланному ковровой дорожкой коридору мимо дверей, ведущих, по-видимому, в кельи. Затем по узкой скрипучей лестнице спустились на первый этаж и оказались в столовой зале, середину которой занимал огромный обеденный стол, сооруженный в виде буквы «П». В стороне, у глухой стены, располагался еще один небольшой стол, за которым могло разместиться не более шести человек.

Пока мы добирались до столовой, мой провожатый успел сообщить, что зовут его Злат, что он приставлен ко мне в качестве помощника и будет сопровождать меня по всей территории монастыря, а если понадобится, то и за его пределами.

Подведя меня к маленькому столу, Злат отодвинул кресло, стоявшее у одной из его торцовых сторон, и сказал:

– Вот, господин, твое место… Это стол настоятеля, только сегодня он решил не завтракать!… – И монах снова радостно заржал.

– А сам-то ты завтракал? – спросил я, и тут он, буквально подвившись смехом, вытаращил на меня изумленные глазищи.

– Ну, господин, ты и вопросы задаешь!…

– А что в моем вопросе странного? – удивился я в свою очередь.

– Да кому ж в голову придет интересоваться, завтракал ли его слуга?!

– Хм… – Я вопросительно поднял бровь. – По-моему, вполне закономерно интересоваться, сыт ли человек, который находится рядом со мной. Если тебя такое естественное поведение удивляет, значит, порядки в вашем монастыре не слишком хороши…

– Кого это не устраивают порядки в моем монастыре?! – раздался за моей спиной густой бас, и Злат мгновенно согнулся в глубоком поклоне.

Я медленно повернул голову и глянул через плечо. В самом углу, у маленькой, совершенно незаметной дверцы стоял высокий черноволосый мужчина, одетый в привычно черный балахон. На его красивом лице выделялись длинный, тонко очерченный нос с изящной горбинкой и ярко-красные, словно очерченные помадой, полные губы. Серые глаза властно посверкивали из-под густых, сведенных над переносьем бровей.

Я снова выпрямился в кресле и спокойно проговорил, глядя на пустой стол:

– Я еще не до конца разобрался с вашими порядками, но то, как у вас встречают гостей, мне не понравилось. Посмотрим, что последует далее, однако уже сейчас ясно, что кое-какие изменения в жизни монастырской братии вполне созрели…

– Так ты явился к нам, чтобы произвести изменения в нашей жизни? – пробасил настоятель, проходя мимо меня к противоположному концу стола и занимая свое место. Затем, коротко глянув на Злата, он бросил: – Вели подавать…

– О настоятель, вы все-таки решили рискнуть и откушать? – весело поинтересовался я.

– Да, я думаю, что мой желудок вполне выдержит кусочек жареной куропатки под сливовым соусом, – в тон мне ответил настоятель.

Злат между тем незаметно исчез, а через секунду около нашего стола замелькали люди. На столе мгновенно появилась скатерть, столовая посуда и приборы. Затем на нем возникли два графина с вином, блюда с нарезанными и накрошенными закусками, мисочки с приправами и другие атрибуты… ну уж никак не завтрака, а скорее торжественного обеда. И наконец, двое шустрых молодцов начали подавать блюда.

Уху, поданную в общей супнице, настоятель пропустил, пробормотав нечто замысловатое о слишком тяжелой пище, а я с удовольствием выхлебал тарелочку. Затем нам подали на отдельных тарелях пресловутую куропатку под сливовым соусом.

Я насторожился сразу, как только мой сотрапезник принялся в преувеличенно высокопарных выражениях нахваливать поданную дичь. Правда, при этом он так энергично орудовал вилкой и кусочком хлеба, что я едва не попался, несмотря на предостережения своего чутья. К счастью, настоятель вовремя подчеркнул улыбкой следующую фразу: «Куропаточка такая нежная, что нетренированный желудок может расстроиться…»

Я заинтересованно ковырнул вилкой свою порцию, и мне сразу стало ясно, что монастырские ребята решили отыграть свой ночной понос. Мясо явно было чем-то сдобрено. Тогда я ласково улыбнулся настоятелю и, склонившись над тарелкой, быстро прошептал заклинание переноса. Все эти незнакомые мне «специи» унесло из моей тарелки в тарелку настоятеля, а я принялся с аппетитом пережевывать нежное мясо, пропитанное ароматом дикой сливы.

Настоятель с глубоким удовлетворением и несказанной радостью наблюдал это торжество гастрономического искусства над своим, как он считал, недалеким гостем. Вместе с тем он продолжал разделываться со своей куропаткой. В какой-то момент я поймал короткий взгляд Злата, в котором сквозило неприкрытое сочувствие, но он не решился меня предупредить. Да и поздно было… Не прошло и пары минут, как настоятель уронил свою вилку и, выпучив глаза, сорвался с кресла. Его грозный, быстро удаляющийся рев я услышал, уже когда дверца в углу столовой захлопнулась за ним.

Бросив насмешливый взгляд на двух застывших подавальщиков, я проглотил очередной восхитительный кусочек, огорченно покачал головой и с сожалением проговорил:

– Бедняга!… Я его предупреждал, чтобы он не перегружал свой ослабленный желудок… А он не прислушался.

Потом, поманив одного из прислуживавших монахов, я попросил:

– А принеси-ка мне, друг дорогой, еще кусочек куропатки… – И когда он направился с сторону кухни, добавил: – Только скажи повару, чтобы он больше слабительной дряни мне в тарелку не сыпал. А то я его самого заставлю эту тарелку вылизать!…

И уходящий, и оставшийся у стола монахи внезапно как-то съежились, а Злат неожиданно и довольно громко фыркнул.

Впрочем, после происшествия с настоятелем мой завтрак-обед быстро закончился. Я последний раз прихлебнул из бокала вина, вытер губы салфеткой и начал подниматься из-за стола. Злат тут же оказался позади кресла и успел его отодвинуть. Я кивком поблагодарил его за услугу и, кивнув на оставшиеся на столе продукты, задумчиво проговорил:

– Мы, пожалуй, прогуляемся по окрестностям, пока пищеварение уважаемого отца-настоятеля не придет в норму. Так что ты запасись несколькими бутербродами – у меня сегодня необычайно хороший аппетит…

Злат, вытянувшись передо мной в струнку и посверкивая смеющимися глазами, уважительно спросил:

– А вина с собой брать, господин?…

– Конечно… – бросил я в ответ и отошел к большому, почти во всю стену окну.

За моей спиной коротко прошелестела суета, и рядом возник Злат со свертком и большой фляжкой в руках. Вся его фигура выражала готовность последовать за мной на запланированную прогулку.

Мы вышли из обеденной залы в короткий коридор, который, как оказалось, заканчивался дверью, ведущей на маленький задний дворик. Быстро пройдя двор, Злат распахнул небольшую калитку и мы оказались в огромном, хорошо ухоженном саду.

Чисто выметенные дорожки петляли между почти облетевших фруктовых деревьев, уходя все дальше и дальше от здания монастыря. Мы двинулись по первой попавшейся тропинке, и я кивнул на сверток и фляжку:

– Это я для тебя захватил, так что не стесняйся…

Злат понимающе улыбнулся и, свинтив крышечку с фляги, хлебнул вина. Затем, довольно крякнув, он выудил из свертка здоровый бутерброд с толстым куском копченого сала и принялся с аппетитом жевать.

Моя хорошо поевшая тень пошла по тропинке, сопровождаемая чавкающим монахом, а я поспешил в Благословение Хэлфа.

* * *

Я шел по каменному полу темного подземного хода совершенно бесшумно. Монах, который меня сопровождал, несколько раз внезапно останавливался, надеясь, по-видимому, что я в темноте наткнусь на него, а может, он просто прислушивался, пытаясь различить мои шаги. Таким образом мы двигались по тоннелю уже довольно долго. Ход, по которому мы шли, постепенно понижался, однако дышалось в нем совершенно свободно и воздух был прохладен и сух. Я понял, что без мощного заклинания такую вентиляцию вряд ли можно было организовать.

Мы миновали несколько деревянных дверей, и я с удивлением обнаружил, что на них наложены заклятия, по силе лишь немногим уступающие наговору на входной двери.

«Неужели ловики все-таки проникают внутрь лабиринта? – подумал я. – Но тогда входная дверь со всем своим волшебством теряет всякий смысл…»

Наконец мой провожатый остановился у довольно своеобразного гранитного выступа, сильно сужавшего и без того неширокий коридор.

С минуту Гарт стоял перед этой каменной глыбой, положив на нее обе ладони и словно к чему-то прислушиваясь, а затем этот здоровенный кусок гранита совершенно бесшумно пополз в сторону, открывая новое темное ответвление лабиринта.

Но этот коридор был длиной всего в пару метров и оканчивался простой дощатой дверью, которая, негромко скрипнув, распахнулась от простого толчка. За ней открылась огромная пещера, посреди которой потрескивал небольшой костерок. На камне рядом с огнем сидел древний старик с совершенно лысой головой и длинной, почти до пояса, белой бородой. Он задумчиво глядел в огонь и не поднял головы, даже когда мы подошли совсем близко.

Мы остановились в двух шагах от старца и около минуты стояли молча, ожидая, когда он заметит нас. Наконец Гарт, выдвинувшись чуть-чуть вперед, едва слышно пробормотал:

– Отец-настоятель, я привел гостя…

Старик даже не пошевелился, но в моей голове неожиданно раздался тихий усталый голос:

– Значит, ты и есть тот, кого мы ждем?…

– Да, я тот, кого вы ждете… – так же мысленно прозвучал мой ответ.

Старик покачал лысой головой, и я снова услышал:

– Значит, мы выполнили свое предназначение?…

– Только если я смогу вступить на свой Путь… – молча ответил я. – Скажи мне Слово…

И тут старик-настоятель поднял наконец голову.

– Ты же знаешь, что сам должен услышать его… – Губы настоятеля Соро не шевелились, но я совершенно явственно слышал его слова. Стоящий рядом со мной Гарт почтительно ожидал начала разговора, даже не подозревая, что тот давно идет.

– Гарт проводит тебя в келью для гостей, а тебе надо только слушать. Тогда рано или поздно ты услышишь Слово. А я почему-то верю, что ты найдешь Серый Путь к Седой скале…

Я отступил на шаг, словно меня толкнули в грудь, Слово было сказано! Оно было сказано сразу и целиком! Больше в этом монастыре мне делать было нечего, однако мое любопытство взяло верх, и я спросил вслух:

– Отец-настоятель, почему в лабиринте твоего монастыря нельзя зажигать свет?

Гарт вытаращил на меня глаза, пораженный моей наглостью, а настоятель, неожиданно улыбнувшись, разлепил наконец губы и произнес голосом, который я только что слышал:

– Это и есть благословение Хэлфа. Дело в том, что в лабиринтах нашего монастыря до сих пор бродят остатки горного народа… Если зажечь свет, они могут выйти на него… – Он еще раз как-то горько улыбнулся и добавил: – Выйти слишком рано… Поэтому свет в переходах нашего монастыря сможет зажечь и сохранить только Серый Магистр – чародей, которого нам поручено ждать со своим Словом…