Текст книги "Чужая жизнь, или Vis Vitalis"

Автор книги: Евгений Гаркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

ЕВГЕНИЙ ГАРКУШEВ.
ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ, ИЛИ VIS VITALIS

Говоров вынырнул, громко фыркнул и потянулся к водонепроницаемому хронометру, лежащему на бортике бассейна. В часах можно было плавать, но Альберт не любил иметь при себе лишних вещей, будь то зонтик, портфель или даже часы, – особенно когда ты гребешь, не переставая. О здоровье Говоров заботился и считал утреннее посещение бассейна отличным способом избежать стрессов в течение дня. Пусть плавать по утрам получается и не каждый день – привычка полезная. Часы показывали двадцать минут восьмого. Говоров уже опаздывал – на девять у него был назначен прием. На одиннадцать – совещание в совете директоров. И прием обязательно нужно окончить до совещания...

– Приходите к нам еще, Альберт Игоревич, – приветливо улыбнулась девушка-тренер, поднимаясь с пластикового стула навстречу Говорову. – Мы рады вас видеть.

Почти каждый раз она говорила одно и то же – видимо, такая у персонала инструкция. Альберт ходил в бассейн уже три года, отказываться от плавания не собирался – и все равно его регулярно приглашали после каждой тренировки.

– Спасибо, Оля. Непременно. Всего хорошего.

Наскоро приняв душ, Говоров вытерся большим махровым полотенцем, оделся и быстрым шагом вышел из спорткомплекса. Водитель забрал из рук шефа спортивную сумку, положил ее в багажник – отвезет домой, когда появится свободное время.

– Быстрее, Толик, – приказал Альберт Игоревич.

«Мерседес» рванулся с места, влился в поток автомобилей, спешащих в центр. Говоров нервничал. Нельзя опаздывать на встречи. Никак нельзя. Не то чтобы посетители его не подождут – не такие уж важные птицы. Но к себе Альберт всегда был требователен.

К офису подъехали без десяти девять. Нормально. Документы посмотреть уже не удастся, но, по крайней мере, не опоздал.

На третий этаж Говоров поднимался без лифта. Лишнее упражнение при сидячей работе. После бассейна подъем последнее время давался не слишком легко. То есть, конечно, ничего сложного в преодолении четырех лестничных пролетов не было, но Альберт уже не взлетал по ним, как несколько лет назад, а шел без энтузиазма, только потому что надо.

Перед дверью в приемную кольнуло сердце. Говоров поморщился – нехорошо, совсем нехорошо. Даже пятидесяти нет, а сердце бьется не с прежним задором. И что делать? Тренировки не помогают, а выматывают, лекарства снимают плохие симптомы, но не способны вылечить организм полностью.

А посмотришь на сверстников, таких же богатых и деловых, – каждый живет по-своему. Андрей Баталов активно занимается спортом, держится, хоть и седой совсем. Слава Птицын о спорте и не помышляет, весит килограммов сто пятьдесят, переваливается с боку на бок – но веселый, только сопит все время, одышка. А Миша Фельдман – подтянутый, вечно молодой, хотя и спортом, кажется, не занимается, более того, любит выпить коньяку едва ли не каждый вечер. Кто из них прав?

– Здравствуйте, Альберт Игоревич. На прием записались пять человек, – сообщила Леночка.

В приемной сидели две старушки – точнее, старушка и пожилая женщина весьма интеллигентного вида. Альберт приветливо улыбнулся им, поздоровался.

– Чай подавать?

– Да-да, конечно, – ответил Говоров, хотя крепкий чай, а другого он не признавал, сейчас пить не следовало. – Пожалуйста, проходите, – обратился он к женщинам. – Вы вместе?

Оказалось, что нет.

Старушка жаловалась на соседей, которые топочут наверху. Вопрос был из разряда неприятных. Что депутат Говоров может предпринять против топота? Переселить соседей? Выделить старушке новое жилье? Или просто купить соседям ковры на пол и меховые тапочки? Но проблема старушки, скорее всего, иллюзорна, и соседи не так уж шумят. Если бы они слушали музыку, включая на полную мощность колонки, можно было бы пригласить участкового, наложить штраф. Но топот – понятие растяжимое, кому-то и кошки топочут.

Послушав о бедах старушки минут десять, Говоров пообещал ей послать своего помощника для увещевания соседей. Старушку такое решение не слишком удовлетворило, она хотела бы выселить соседей, желательно за Полярный круг, но Альберт твердо заявил, что его ждут другие посетители, и щедрой рукой пересыпал все конфеты из вазочки бабушке в сумку. Такое действие депутата слегка примирило старушку с окружающей действительностью. Конфеты были вкусные и дорогие.

Следующая женщина, помимо внимания депутата, получила чашку чая. Конфет Леночка принесла еще, о привычке шефа одаривать старушек сластями она была прекрасно осведомлена. Вопрос женщины оказался простым и приятным. Бывшая учительница просила заменить проводку в квартире за счет муниципалитета. Пробки на электросчетчике постоянно горели, свет отключался в самый неподходящий момент, да еще и холодильник недавно сломался – из-за перебоев с напряжением.

Говоров тут же позвонил подрядчику, обслуживающему дом, пригрозил судом за порчу холодильника и потребовал переделать проводку в три дня. Подрядчик – старый знакомый – артачиться не стал, пообещал сделать все если не сегодня, то завтра. Пожилая учительница ушла довольная.

Следующий посетитель Говорова насторожил. Мужчина лет тридцати, опрятно и даже дорого одетый, с длинными волосами, прямо-таки прожигал депутата испытующим взором. К себе он прижимал объемистый портфель, и ноша посетителя не понравилась Альберту больше всего. Охрана портфель не отобрала и даже не проверила – на депутатском приеме такие акции были запрещены самим Говоровым, – но теперь Альберт пожалел о своем распоряжении. Впрочем, скорее всего, в портфеле лежала какая-то ерунда. Но ерунда, по всей видимости, железная – посетитель удерживал свою ношу с заметным усилием.

– Спасибо, что согласились принять, Альберт Игоревич, – неприятным, блеющим голоском провозгласил посетитель. – Меня зовут Сергей. Фамилия – Краюшкин. Я изобретатель.

Альберт натянуто улыбнулся. Изобретатель – это, конечно, не сахар. Полчаса потерянного времени, да еще потом на улице подкарауливать станет. То, что он хорошо одет – не показатель. Один сумасшедший повадился ходить – так всегда был одет, словно только из английского клуба. А ведь совсем больной... Что касается изобретателя, есть надежда, что в портфеле у него ничего страшного. Хотя что с изобретателя возьмешь? Он может и кусок урана с собой таскать, и банку с нитроглицерином. Себя не жалко, других – тем более.

– Замечательно, – кисло заметил Говоров. – А где вы работаете?

– Я изобретаю и применяю свои изобретения на практике, – заявил Краюшкин.

– Ясно. В какой области?

– Можно сказать – в области медицины. По специальности я врач.

Врачи-изобретатели Говорову еще не попадались, и Альберт сразу насторожился. Если врет относительно специальности – значит, сумасшедший, нет – аферист. Первое гораздо вероятнее, но и второе, с учетом медицинской тематики, вполне возможно.

– И диплом есть? – мягко спросил Альберт.

Словно ожидая вопроса, посетитель извлек из кармана пиджака синие корочки. Депутат ознакомился с дипломом, который был выдан Сергею Краюшкину каких-то пять лет назад. Правда, купить диплом – не такая большая проблема, да и посетитель мог оказаться не Краюшкиным, хотя помощник непременно должен был проверить его паспорт.

– Я практикующий врач, – объявил Сергей. – Правда, работаю без лицензии, в области нетрадиционной медицины.

– Последних ваших слов я не слышал, – строго сказал Говоров. – Без лицензии работать закон запрещает.

– Напрасно вы так настороженно ко мне относитесь. Я не денег пришел просить. У меня к вам сугубо деловое предложение.

Альберт кивнул. Действительно, просить денег можно по-разному. Тривиально, без затей, либо предлагая какой-нибудь головокружительный проект или сногсшибательную услугу.

– Внимательно вас слушаю.

– Разрешите продемонстрировать вам экспериментальный прибор. Он у меня в портфеле.

– Хорошо, демонстрируйте.

Говоров с тоской наблюдал, как посетитель вынимает из портфеля металлические блоки, соединенные проводами, и расставляет их на полированном столике. Пока столик оставался без царапин, но металлические штуковины выглядели очень подозрительно и ненадежно.

– Мобильная установка предназначена для измерения vis vitalis, – пояснял Краюшкин, щелкая тумблерами.

– Измерения чего?

– Жизненной силы, – перевел изобретатель. – Каждый человек имеет определенный запас vis vitalis. Организм в состоянии излечить любую болезнь, любой дефект – в том случае, если vis vitalis у него в избытке. А когда жизненная сила заканчивается, подкрадывается болезнь – долгая или скоротечная, в зависимости от особенностей организма, – и все. Пустой сосуд никому не нужен, полностью покинутое vis vitalis тело умирает.

– Вы так считаете?

– Так и есть на самом деле, – уверенно тряхнув длинными волосами, заявил Краюшкин. – Правильность теории доказали эксперименты. Я проводил исследования, ставил опыты. Да что там – помог многим людям!

– В самом деле? И как же?

– Пополнив запасы их жизненной силы, конечно.

– Так вы и это можете?

– А иначе какой смысл констатировать наличие или отсутствие vis vitalis? Врач должен не диагностировать, а помогать.

Альберт Игоревич вздохнул. Разговор получался отчасти интересный, но все же смурной. Сейчас изобретатель-шарлатан объявит, что жить Говорову осталось от силы пару лет, потребует несколько тысяч за то, что вольет в его ослабевший организм никому, кроме загадочного прибора, не видимую vis vitalis и пойдет дальше – искать очередную жертву обмана.

– Разрешите, я произведу замеры? – спросил изобретатель.

– Может быть, не стоит? – уныло поинтересовался депутат.

– Я ведь не требую с вас денег. Все, что нужно, – это посидеть минуту в кресле, что вы и так делаете. Прибор откалиброван на мое присутствие, поэтому результаты я могу сообщить вам практически сразу.

– Хорошо, действуйте, – внутренне осуждая себя, согласился Говоров. – А у вас самого много жизненной силы?

– Вполне достаточно, – заявил изобретатель. – Лет на двадцать хватит.

– Двадцать лет – не так уж много. Отчего вы не хотите увеличить vis vitalis себе? Или в себе, как будет правильнее?

– Не знаю, как правильнее, но мне пока хватает. Для увеличения vis vitalis нужен донор, а я по разным причинам не могу его привлечь. В первую очередь потому, что услуги хорошего донора дорого стоят, а деньги нужны мне для продолжения исследований. Я хочу разрушить современную медицину – медицину шарлатанов и хапуг, – торжественно объявил Краюшкин.

Говоров опять затосковал, но решил с изобретателем не спорить. Пусть уж скажет что-нибудь да идет восвояси. Только о каком доноре он говорит? Что же, vis vitalis нужно забирать у другого человека? Да кто же ее отдаст? Или можно просто отобрать? Тогда вообще нехорошо получается...

Прибор тихо пискнул, изобретатель склонился над стрелками, покачал головой и сообщил:

– Силы много, но выходит быстро. При таком развитии событий года на четыре хватит, потом станет хуже. Уже сейчас сердце начинает ныть и болеть, появляются проблемы с движением. Так?

– Нет, не так. Я регулярно занимаюсь спортом.

– А зря. Только силу тратите. Вам что, зачеты по физкультуре сдавать?

– То есть вы хотите сказать, что лучше сиднем сидеть? – удивился Говоров.

– В общем случае – нет. Занятия физкультурой укрепляют организм. Но если они идут через силу – никакой пользы. А бывает, что и вред. Вы слишком устаете на работе. Пополнению вашей vis vitalis будет лучше способствовать рюмочка виски, а не утренняя пробежка. Любите виски?

На такой каверзный вопрос Говоров отвечать не стал да и вообще решил выставить изобретателя за дверь под благовидным предлогом в ближайшее время. От употребления спиртных напитков Альберт старался воздерживаться, хотя виски ему нравилось, особенно ирландское, но делиться своими предпочтениями с посторонним человеком депутат не собирался.

– Не люблю, когда мне предлагают заняться черной магией. Что еще за доноры? Ненаучно это, господин Краюшкин, – извините, имени-отчества вашего не знаю.

– Сергей Валентинович, – ничуть не смутился изобретатель. – Вы с Фельдманом знакомы?

Говоров вздрогнул. Откуда изобретатель мог знать, что он вспоминал о Фельдмане какой-то час назад? Или цветущий вид Фельдмана – дело рук Краюшкина?

– Вижу, знакомы. Михаил Юрьевич не побоялся пойти на эксперимент. Точнее – на серию экспериментов. Силы в него закачали – на троих хватит. И вот результат. Здоровье, бодрость, красота.

– Прямо-таки красота, – поморщился Говоров.

– Женщины считают, что он очень красив. Они чувствуют переполняющую его жизненную энергию.

Альберт вздохнул. Женщин он любил, но времени и, главное, сил на них уже не хватало. Да только верить обещаниям шарлатана было попросту глупо.

– А ведь недорого обойдется, – заговорщицки прошептал Краюшкин. – С донором сами договоритесь, а мне причитается каких-то пятьдесят тысяч долларов. По-моему, очень дешево для десяти-двадцати лишних лет жизни. Деньги ведь с собой в могилу не заберешь.

– Я не верю, – твердо заявил Говоров.

– Вам и не нужно верить. Я докажу. Оплата – только после омоложения.

– Омоложения?

– Именно. Вы почувствуете результаты практически сразу.

Говоров пристально вгляделся в неказистые металлические коробочки с индикаторами. Как ни странно, они внушали ему доверие. Шарлатан пришел бы с обычным ноутбуком. А тут – просто технологии каменного века. Или настоящая авторская разработка...

– И что – кровь переливать придется? Или предполагаются какие-то другие манипуляции?

– Отчего же кровь? – удивился Краюшкин.

– Ну, еще Гёте сказал: «Кровь – сок особенного свойства», – пояснил начитанный Альберт Игоревич.

– Нет, переливать кровь негигиенично и совсем не эффективно. Vis vitalis – материя тонкая, подверженная только электрическому воздействию.

– А что надо делать?

– Найти донора, который согласится продать вам свою жизнь, – спокойно, даже несколько равнодушно заявил Краюшкин. – Можно двух, а точнее, трех – если вы хотите провести эксперимент перед тем, как делать эфирное переливание самому.

– Да я ведь могу и у Фельдмана спросить, зачем опыты ставить?

– Он не признается, – уверенно заявил изобретатель. – Да и вообще, опасный человек. Едва меня не уходил после процедуры, но я счастливо избежал скорбной участи. Не советую задавать ему скользких вопросов, хотя вы, конечно, в моих советах не нуждаетесь.

Говоров подумал немного и понял, что Краюшкин прав. О таких вещах не болтают направо и налево – даже если они и происходят. Но до чего все странно...

– Какие требования предъявляются к донору? – без особого энтузиазма спросил Альберт.

– Чем моложе, тем лучше, но не ребенок. С детьми я не работаю – неэтично. Да и не получится... Надо, чтобы он действительно хотел отдать вам свою жизнь. Или хотя бы согласился. Лучший вариант – молодой суицидник. Или бедолага, который хочет обеспечить семью и не видит другого способа. Словом, тот, кому жизнь не дорога. Можно брать и человека постарше, но тогда ваша жизнь продлится, а вот омоложение не наступит. Проверяли уже.

– Хорошо, я подумаю, – сказал Говоров.

Изобретатель достал из кармана пиджака дорогой кожаный бумажник, в котором лежало несколько крупных купюр, вынул оттуда и протянул депутату отличного качества визитку.

– Обращайтесь.

Адрес на визитке оказался указан очень респектабельный. Насколько помнил Говоров, по этой улице в самом центре города располагался частный медицинский центр.

– Оплата по факту?

– Именно. Но советую поторопиться. И ваши дела не слишком блестящи, и цены растут. Я ведь сделал предложение не одному вам.

Краюшкин раскланялся и вышел, Говоров остался в глубокой задумчивости. Что это – происки конкурентов? Афера? Шутка? Но что-то подсказывало ему, что изобретатель вовсе не шарлатан. А перед глазами так и всплывала довольная физиономия Фельдмана, сидящего за столиком в ресторане сразу с двумя красавицами.

* * *

Следующий посетитель депутата был неопрятен и не слишком хорошо пах. Мужчина лет тридцати просил, чтобы ему помогли оформить паспорт – он только что вышел из мест лишения свободы, попал в какую-то темную историю, лишился жилья и документов и теперь не знал, как жить дальше. К депутату его надоумили обратиться собутыльники. Звали посетителя Василий Щербина. А может, и по-другому – как проверишь?

– Когда вам восстановят документы, где планируете работать? – спросил Говоров.

Ответа на этот простой вопрос проситель не дал. Похоже, так далеко в будущее он не заглядывал.

– Мне бы год протянуть, и ладно, – оскалив стальные зубы, протянул Щербина. – Туберкулез у меня, все равно подыхать.

– С предыдущим посетителем вы не знакомы? – подозрительно поинтересовался депутат.

– С интеллигентиком? Да откуда ж. У нас дорожки разные, – простодушно ответил Щербина.

– Ну да, конечно, – хмыкнул порядком уставший от посетителей Говоров. – А скажите, Василий, хотели бы вы год или два пожить, ни в чем не нуждаясь? На всем готовом, ни в чем себе не отказывая? А потом – будь что будет!

Щербина прищурился.

– Грохнуть, что ли, кого-то надо, начальник?

– Да нет. Все проще. Обследование нужно пройти, а после – здоровьем пожертвовать.

– Почку, что ли, продать? Да кому она нужна? Неважные у меня почки, гражданин депутат. Битые много раз.

– И все же? – продолжал настаивать Альберт.

Сам себе он был противен – и тем, что почти поверил в сказки Краюшкина, и тем, что, даже поверив в эти сказки, может предлагать такую сделку живому человеку. В жизни его случалось всякое – большой капитал чистыми руками не сделаешь. Но вот так, как вампиру, высосать чужую жизнь?!

– Да не вопрос, – цыкнул железным зубом Щербина. – Денег сколько дашь? Сто тысяч? А то и все двести?

– Двести тысяч... – задумчиво проговорил Говоров. – Да, пожалуй, и дам. Но только после положительного результата.

– Кинуть хочешь? – насторожился мужичок. – Мне, депутат, много не надо. Пойми – тысяча в день, это чтобы ни в чем себе не отказывать. Водки пару бутылок, закуски чтобы хватило, курева, ну и другое всякое. И комната в общежитии нужна – квартиру дорого снимать. Тысяч двадцать матери пошлю – пусть порадуется старушка напоследок. Вряд ли увижу ее больше, да и ни к чему. Поживу полгода – и кранты. Больше я на свободе не бывал, все равно легавые в оборот возьмут. А еще одну ходку мне не пережить, чую. Или сам загнусь, или убьют. Так что не жадничай. Для тебя ведь двести штук не деньги.

Альберт сообразил, что система ценностей его посетителя гораздо ниже, чем он мог себе представить, и каждый из них имел в виду разную валюту. Впрочем, так гораздо лучше. Дать больше всегда приятнее, чем торговаться.

Вынув из ящика стола пятитысячную купюру, депутат протянул ее Щербине.

– В баню сходи, помойся. Одежду новую купи. Вечером пойдем к доктору.

Глаза бывшего уголовника радостно вспыхнули. Чересчур радостно, поэтому Говоров нажал кнопку вызова секретаря.

– Леночка, позови Виталия. Он будет сопровождать моего гостя до вечера.

Секретарша удивленно приподняла брови, но тут же отправилась за охранником. Щербина криво усмехнулся и подмигнул.

– Да ты не бойся, начальник. Не сбегу. Теперь уж точно не сбегу, а так бы мог запить, да... Но твои шестерки не дадут.

Охраннику Говоров дал еще денег – пяти тысяч на приличную одежду не хватит, а таскаться по улицам с бродягой Альберту Игоревичу не хотелось.

Когда Щербина ушел, Альберт набрал номер Краюшкина.

– Сергей Валентинович, запишете на приём сегодня? Я приду не один.

– Своевременное и правильное решение, – пропыхтел изобретатель. – Жду.

* * *

Кабинет доктора Краюшкина действительно располагался в частном медицинском центре, на третьем этаже. На Щербину в китайском спортивном костюме вечерние посетители косились с подозрением. Впрочем, рядом ведь шел Говоров, а позади, чуть поотстав, – Виталий. Любой мог понять, что солидный человек привез на осмотр родственника из деревни. Какого-нибудь племянника или троюродного брата.

Изобретатель, сердечно раскланявшись с Говоровым, осмотрел выходца из мест не столь отдаленных с подозрением.

– Замерим, замерим силушку, – пробормотал он, указывая Щербине на стул посреди комнаты. – Здесь у меня аппаратура стационарная, надежная. Вы, позвольте узнать, какими недугами страдаете?

– Чего? – удивился Щербина.

– Болезни какие перенесли?

– Разные, – буркнул тот.

Видно было, что перспектива получения денег за обследование – депутат обещал двадцать тысяч при любых результатах – и последующего «куша» греет потенциальному прожигателю жизни душу. А ну, как окажется, что болезни не те? И плакали денежки, придется бродяжничать или опять садиться в тюрьму.

Краюшкин углубился в изучение показаний приборов. Наблюдая за стрелками, он посвистывал, пофыркивал и время от времени бормотал: так-так.

– Однако на двадцать пять лет жизненной силы имеется, как ни странно, – заявил он. – А внешне не скажешь. Тускловатый субъект.

Щербина недовольно поежился, но ругаться с эскулапом не стал. Понял, что решение Говорова будет зависеть от вердикта доктора, и решил стерпеть.

– А можно взять не двадцать, а, скажем, пять лет? – осторожно спросил Альберт.

– Теоретически можно, – задумчиво пробормотал Краюшкин. – Практически сложно, технология еще не отработана. Погрешность большая. То есть лучше сразу договориться на пятнадцать лет, а я буду забирать десять. Вы ведь не хотите обидеть человека?

– Нет, не хочу, – сказал Говоров.

– Значит, договаривайтесь.

– Да мы уже обо всем договорились, – заявил Щербина. – Депутат мне бабки платит, а вы за это со мной делаете, что нужно. Режете там или кровь берете. Меня одно волнует: попользоваться деньгами я успею?

– Конечно, – ответил изобретатель. – У вас для этого останется лет десять. Устраивает?

– Нет, мне столько не нужно, – твердо заявил Щербина. – Года вполне достаточно. Только вы мне потом таблетку какую-нибудь дайте, обезболивающую. Или укол сделайте, как собаке. Чтобы усыпить.

Краюшкин едва не упал со стула.

– Позвольте, любезный, да зачем же такие сложности? Альберт Игоревич, как я понял, согласился решить ваши проблемы. Ничего особенно страшного вас не ждет.

– Туберкулез у меня.

– Вылечитесь. Поверьте, современная медицина вполне в состоянии.

– Да не хочу я, – почти злобно бросил Щербина. – Надоело! Депутат мне денег обещал.

– Сколько? – поинтересовался Краюшкин.

Говоров посчитал, что вопрос эскулапа не слишком корректен. С другой стороны, ответственность за процедуру ложится на него, поэтому вполне понятна забота изобретателя о доноре. Но какой суммой можно оценить человеческую жизнь? Причем не всю, без остатка, а несколько лет?

– Мне хватит, – буркнул Василий.

– Я решил увеличить вознаграждение. Господин Щербина получит загородный домик и полмиллиона рублей. Его матери я переведу столько же.

Будущий донор крякнул.

– Ну, повезло моей старушке! Но она заслужила, добра от меня мало видела, в натуре. Да и для меня депутат что-то расщедрился. Не иначе, хотите меня раньше срока уходить? Или кинуть?

– Нет, – покачал головой Краюшкин. – Не беспокойтесь, все абсолютно безопасно и законно. Если хотите, я дам вам возможность пообщаться с другими донорами – студентами. Живут сейчас припеваючи, не испытывают совершенно никаких неудобств. А до того как мы им помогли, мыкались голодные по углам.

– Да ладно, просто бабки предъявите, – заявил Щербина. – И вперед.

– Деньги при вас? – поинтересовался Краюшкин.

– Нет, конечно, – ответил Говоров. – Я не думал, что можно вот так, сразу.

– Почему нет?

– А подготовка? Неужели все настолько просто?

– Совсем не просто, но вполне доступно. Если хотите, я покажу вам аппаратуру. Донору будет полезно подготовиться к процедуре заранее.

– Ну, пойдем, – с легким испугом в глазах заявил Щербина. – Может, оно мне и не надо?

Говоров поморщился. За тот неполный день, что он был знаком с потенциальным донором, Щербина успел ему порядком надоесть. Или раздражение вызывали не повадки и высказывания уголовника, а неосознанное чувство вины, которое испытывал сам Альберт Игоревич? Вроде бы ничего особенного Щербина не говорил. Только смотрел иногда многозначительно, и жесты его были еще красноречивее слов. А по поведению казалось, что Говорова он одновременно презирает и боится, хочет обмануть, но не знает как.

* * *

Изобретатель привел посетителей в небольшую комнату с множеством аппаратуры и двумя кожаными креслами. Но в первую очередь в глаза бросались не кресла и не аппаратура, а стены комнаты. Они были обшиты красными медными листами.

– Помещение нужно экранировать, – объяснил Краюшкин. – Медь для этой цели весьма подходит. Лучше бы серебро, но на серебро пока денег нет. Да и доноры норовили бы кусочек от стены отколупнуть.

По лицу Щербины было заметно, что он был бы не прочь разжиться и медью, но сдерживается из страха быть пойманным.

Рядом с одним из кресел находился большой медный колпак с какой-то сложной начинкой. Поверх колпака также было закреплено несколько блоков разного размера и формы. За эстетикой изобретатель явно не гнался – выглядел колпак кустарно, без претензий на технологичность.

Перед другим креслом стояло вогнутое зеркало, а на подлокотниках располагались крепления вроде кандалов.

– Не нравится мне это, – кивнул на кресло Щербина.

– А это не для вас, – ответил Краюшкин. – Ваше кресло со шлемом. И в процессе передачи vis vitalis вы будете испытывать только приятные ощущения. Жить – хорошо. Тратить жизненные силы – приятно. А вот рождаться заново – больно, поэтому господину Говорову придется испытать довольно много неприятных эмоций и напрячь всю свою волю. Но с этим, я полагаю, проблем не возникнет.

– Не возникнет, – согласился Альберт.

– Так, а со мной что будет? – поинтересовался Щербина. – И сейчас, и потом?

– Вас облучат, – объявил Краюшкин. – Хотел бы я сказать, что процедура безопасна для здоровья, но это не совсем так, точнее, совсем не так. Ваша жизненная сила будет приходить в упадок, и вы должны четко это осознавать и не противиться. Иначе возможны накладки. Но гарантирую вам, что непосредственно после процедуры серьезные заболевания прогрессировать не будут, более того, симптомы имеющихся на время пропадут. Несколько понизится жизненный тонус. И вы постареете – буквально в течение нескольких дней. Но оставшуюся жизнь будете жить так, как договоритесь с реципиентом. То есть с Альбертом Игоревичем.

– Помимо разового вознаграждения, я буду выплачивать донору пенсию. Скажем, в размере средней зарплаты по стране, – вздохнув, сообщил Говоров.

– А ты меня не грохнешь, чтобы деньги не тратить? – насторожился Щербина. – С деньгами-то я лег на дно, и все дела. А тут – домик, мама... Сети плетешь?

– Я не бандит, господин Щербина, – устало ответил депутат.

– Когда деньги на кону, и порядочные себя по-разному ведут, – скривился будущий донор. – Ну да ладно, разберемся. Завтра бабки приготовишь, депутат? Я готов жертвовать здоровьем.

– Деньги будут, – кивнул Альберт.

– Помните: вы должны реально желать помочь, – повторил для Щербины изобретатель. – Все движения vis vitalis контролируются приборами.

– Да не лечи. Понял. Не тупой.

– В таком случае, до встречи. А с Альбертом Игоревичем я хочу еще перекинуться парой слов.

– Подожди меня в машине. Поедем ужинать, – приказал Говоров.

Когда донор ушел, Краюшкин по-родственному взял Альберта Игоревича под руку и повел из лаборатории к себе в кабинет. Там он достал из шкафчика квадратную бутылку виски, два фужера, налил себе и Говорову.

Полагая, что речь пойдет о деньгах, Говоров молчал, предоставляя инициативу изобретателю, смаковал двенадцатилетнее виски. Но Краюшкин заговорил не о вознаграждении, а о своей теории.

– Понимаете ли, Альберт Игоревич, на самом деле атрибуты человека современного общества – богатство, власть, интеллект – иллюзорны. Яснее всего это может осознать больной индивидуум. И деньги есть, и положение в обществе, и ум – но случись что-то со здоровьем, человек стремительно глупеет, деньги ему уже не нужны, почет и уважение окружающих – тем более. Но и здоровье всего лишь производная. Напрасно материалисты утверждают, что бытие определяет сознание. Более тонкие структуры руководят материальными объектами. Одна из эфирных материй – vis vitalis. Наверное, она не самая мощная, более того, наиболее приземленная. Куда мощнее силы, отвечающие за интеллект, за любовь. Но работать с ними я еще не научился – только слежу с благоговением. A vis vitalis уже могу перекачивать, распределять между людьми. С их помощью, и только с их помощью. Жизненная сила своенравна, ее не отнять насильно.

Краюшкин вынул из ящика стола плитку шоколада – можно было подумать, что какой-то скромный посетитель отблагодарил ею сельского врача-терапевта, – разломил и протянул Говорову несколько кусочков.

– Вот взять хотя бы Фельдмана, – продолжил изобретатель. – Пошел на риск, потому что терять ему было совершенно нечего. Оставалось меньше года. Собирал студентов для участия в опытах по всему городу. Каждому отлично платил. Раздал половину состояния или даже больше. А забирали мы у них крохи: месяц, два, максимум – год. Остались ли эти студенты в проигрыше? Честно говоря, не знаю. Мне кажется, в детстве и юности vis vitalis еще имеет способность увеличиваться. Но даже если и нет – зачем студентам пять лет жизни в нищете, когда четыре года можно прожить в достатке? Нужен ли этот нищий год?

– Студенческая жизнь – самая счастливая, – тихо сказал Говоров. – Я в это время тоже был далеко не богат, а вспоминаю жизнь в общежитии с удовольствием.

– Верно. Только мы отняли у студентов год старости, а не студенческой поры. А молодые их годы сделали гораздо счастливее. Понимаете?

– Пожалуй, понимаю. Так, может, и мне лучше к студентам обратиться?

– Не стоит. Очень дорого. К тому же таким образом мои эксперименты рано или поздно привлекут слишком много внимания. Официальная медицина и ее приспешники сделают все, чтобы остановить их, а меня упрятать в тюрьму или в сумасшедший дом. Пока я не могу тягаться с ними на равных.

– Поэтому вы и предлагаете свои услуги сильным мира сего? – догадался Альберт. – Деньги для вас не главное, нужна поддержка?

– Деньги тоже нужны, – заявил Краюшкин. – Власть без денег и деньги без власти мало значат. Так что бродяга надежнее.

– Мне показалось, вам его жаль?

– Мне? – изобретатель презрительно сморщился. – Почему вы так решили?

– Вы настойчиво выспрашивали, как я собираюсь его вознаградить, понимает ли он, на что идет.

– Не нужно проецировать на меня свои комплексы, – наставительно произнес Краюшкин, расправляя примявшийся воротник белого халата. – Я беспокоился о корректности эксперимента. Vis vitalis – материя тонкая, клещами ее из человека не вытянешь. Точнее, вытянуть-то можно, а направить туда, куда требуется, не получится. Жалкие обрывки никому не нужны и способны только навредить. Нам полезна лишь чистая, незамутненная сила.