Текст книги "Судьба Застолья"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Место, где мы с тобой сегодня обедали, я назову «Рыжая», – сказал он.

– Зачем? – оглянулась на него через плечо, насупившая брови Даша. – Чтобы потом объяснять своим друзьям, почему именно оно так называется?

– Да нет же, ни в коем случае, – улыбнулся Серега. – Я это место и на карту наносить не собираюсь. Чисто для себя такое название. И для тебя!

– Чего раскричался-то! – тоже улыбнулась Даша, подводя к самому берегу блесну, на которую щука в этот раз не клюнула. – Сам говоришь, место тихим назвал, и сам же раскричался!

– А не переименовать ли мне это место в «Рыжая – два», а Рыжая?

– Ты на что намекаешь, Сереженька?

– Да на то, что место здесь тихое, безлюдное. Надеюсь, сама понимаешь…

На последнюю, отправляющуюся в Москву электричку, Сереге с Дашей пришлось бежать. Едва успели, заскочив в последнюю дверь последнего вагона. Им было хорошо и весело: и рыбу поймали – на двоих три щуки и голавля, и отдохнули душевно, доставив друг другу массу удовольствия. Они порядком устали, но почаще бы так уставать.

Сереге нравилось быть рядом с Дашей, и он очень надеялся, что она испытывает те же чувства. Ему очень не хотелось отпускать от себя рыжеволосую красавицу, лучше бы привезти к себе домой в Коньково, чтобы вместе пожарить и съесть пойманную рыбу, а потом вместе лечь спать и проснуться в объятьях любимой. Так, наверное, и было бы, познакомься он с Дашей двумя месяцами раньше, когда никаким Артурам и Гадасповым до него не было никакого дела.

Теперь он даже не столько боялся этих людей, столько не хотел, чтобы к его проблемам хоть каким-то боком оказалась причастна Даша. Впрочем, она уже оказалась причастной – сегодня, поехав с ним на рыбалку, или еще раньше, когда вместе с ним и другими бывшими живчиками заявилась в госпиталь на Планетной улице, чтобы разоблачить маньяка-песенника. Эх, отвязаться бы ото всех этих хитрых людей и забыть про них, забыть раз и навсегда!

* * *

Возвращаясь в первом часу ночи в одиночестве в родное Коньково, Серега Костиков был почти уверен, что встретится с людьми, которых меньше всего хотел видеть, либо во дворе дома, либо в подъезде, либо в своей холостяцкой квартирке. Как оказалось, ошибся, – никто его не поджидал ни во дворе, ни, тем более, в квартире.

Может, никто за ним не следил и вообще следить не собирался, может, и никакой не маячок запихивал он в желудок несчастной щуке? Может, абсолютную напраслину наводил он на государственного человека Гидаспова?

С такими обнадеживающими мыслями засыпал не совсем трезвый Костиков у себя дома. В том же направлении старался думать, исполняя роль старшего маршрута, пока водитель Краснов крутил баранку, а сборщик Николай Гаврилович бегал с инкассаторскими сумками по сбербанкам…

«Ага, – щас! Размечтался наивный!» – мысленно упрекнул сам себя Серега Костиков, переступая порог кабинета начальника районного управления внутренних дел полковника Заводнова. Он был в этом кабинете второй раз в жизни и лучше бы вообще никогда в нем не был. Но, по окончании маршрута, Костикова вызвал к себе начальник инкассации Александр Петрович и сказал, что он срочно, по очень важному делу понадобился небезызвестному товарищу полковнику. Петрович даже суточный автомобиль ему выделил, водитель которой – Джон Большой вмиг добросил до места хмурого инкассатора. Как оказалось, хмурился Серега не напрасно, потому что в кабинете Заводнова присутствовал никто иной, как господин Гидаспов.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – Костиков собрался, было, еще и честь отдать по-солдатски, но сдержался – не до шуток, да и висевшая на правом плече сумка мешала. – Владимир Иванович, мой непосредственный начальник сказал, что я понадобился вам по очень важному и срочному делу?

– Да-да, – Сереге показалось, что начальник РУВД слегка смутился. – Здравствуй, Сергей… Михайлович, здравствуй, – Заводнов подошел к нему и пожал руку.

– Да не мне ты понадобился, а нашему общему знакомому Дмитрию Вильгельмовичу. Это лично у него и лично к тебе какое-то важное дело. Так что не буду вам мешать, поговорите тут наедине…

– Владимир Иванович, а я думал… – но за полковником уже закрылась обитая кожей дверь.

– Думал, говоришь… – негромко сказал Сереге в спину Гидаспов.

Серега повернулся к человеку из организации, название которой лучше не произносить вслух. С момента их первой встречи у Сереги в Коньково, а это был вечер среды, прошло почти шесть дней, но за это недолгий отрезок времени господин Гидаспов заметно изменился. Он и без того был худощав, но теперь, казалось, глаза впали еще глубже, губы стали тоньше, а подбородок острее – отличный типаж для злодея в каком-нибудь мультфильме. Серега мог дать голову на отсечение, что виновницей этого была не диета, а бессонница.

– Здравствуйте, Дмитрий Вильгельмович, – он слегка наклонил голову.

Не соизволив поздороваться в ответ и, не отрывая от Костикова едкого взгляда, тот занял кресло хозяина кабинета. Ничтоже сумняшеся, Костиков повесил на спинку ближайшего стула свою сумку, выдвинул его из-за стола и тоже сел – почему бы и нет.

– Сам ничего рассказать не хочешь? – спросил Гидаспов небольшой паузы. В огромном кресле он выглядел совсем дистрофиком.

– Не выспался я сегодня, – вынудил себя зевнуть Серега. – Есть хочу. Пивка бы с удовольствием выпил. Холодненького. Пару баночек «Балтики» экспортной. От водки тоже бы не отказался. По дороге домой куплю бутылочку. А дома достану из холодильника щуку, которую вчера поймал, и пожарю ее с репчатым луком. Мировой, между прочим, закусон.

– Щуку подводным ружьем добыл? – наконец-то прервал затянувшуюся тираду Гидаспов.

– Окститесь, Дмитрий Вильгельмович! – деланно отмахнулся от него Серега. – Как можно рыболова, к тому же еще и спортсмена с подводными убийцами сравнивать?!

– Подводными убийцами? – будто удивившись, переспросил хитрый человек. – А рыболовы, к тому же еще и спортсмены разве рыбу… не того?

– Речь не пор это! – затронутый вопрос сто раз обсуждался в компании знакомых Костикову рыболовов. – Подводные охотники просто-напросто расстреливают рыбу, иногда в упор. Рыболовы же, к примеру, как я, спиннингисты, предлагают той же щуке выбор – хватать приманку или нет. Захотела сожрать более мелкую рыбешку, будь готова, что ею окажется блесна, не захотела, плыви себе дальше. К тому же сейчас среди рыболовов, и особенно у спортсменов стал модным принцип «поймал – отпусти».

– Неужели и в самом деле отпускаете?

– Лично я вчера отпустил первую пойманную щуку обратно в реку. Для подводных охотников такой принцип априори невозможен, убитую рыбу отпускать смысла нет.

– Априори невозможен, – задумчиво повторил Гидаспов и то ли попросил, то ли приказал: – Передай-ка мне свою сумку.

Не спрашивая, с какой стати у хитрого человека возникло такое желание, Серега снял висевшую на спинке стула сумку, поставил ее на гладкую поверхность стола и толкнул. Не предназначенная для скольжения, сумка почти сразу завалилась на бок, но Серега и бровью не повел, и Гидаспову пришлось привстать и протянуть руку, чтобы до нее добраться. Он залез в нее словно в собственную вещь, немного покопался, извлек на свет божий черную «таблетку» и положил перед собой на стол.

– Знаешь, что это такое?

– Батарейка, наверное, – пожал плечами Серега.

– Ну да. Вторая такая «батарейка» была в твоем рюкзаке.

– Откуда же они в моих вещах взялись? – Серега нахмурился. – Точно помню, я их туда не засовывал.

– Хватит придуриваться, Сергей Михайлович, – Гидаспов, морщась, пощипал переносицу. – Лучше давай начистоту.

– Дмитрий Вильгельмович, вы помните фильм «Высокий блондин в черном ботинке», где Пьер Ришар в главной роли? Пародию на Джеймса Бонда и всякое там шпионство?

С ответом хитрый человек не торопился, и Костиков продолжил:

– Когда за главным героем, якобы за супер-пупер засекреченным агентом, слежку установили, а он – ни сном, ни духом. Прикольный фильм. Там еще и вторая серия была – «Возвращение…»

– Да-да. В той серии Высокий блондин тоже чудом выкрутился. Но он, в отличие от некоторых, действительно был ни к чему такому непричастен.

– Почему вы уверены, что именно я к чему-то причастен? Потому что был знаком с Владом Моховым?

– Был, значит, знаком… – Гидаспов сделал ударение на первом слове.

– Придираетесь к словам? – Серега откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Так я могу вообще с вами не разговаривать. Меня сюда Владимир Иванович, так сказать, по дружбе пригласил. А кто вы такой, я ведать не ведаю и…

– Тебе корочки показать? – усмехнулся Гидаспов. – Или повесткой, куда следует вызвать?

– Конечно, покажите! И повестку, будьте добры, предъявите. А то устроили шпионские страсти. Только я вам не Пьер Ришар…

– Маячки слежения, – в очередной раз прервал его хитрый человек, – в сумке и рюкзаке Сергея Михайловича Костикова оставил я. Они рассчитаны на пять суток непрерывной работы, после чего им требуется подзарядка, либо замена. По истечение этих дней я ничего не стал бы подзаряжать, менять и навсегда оставил бы в покое гражданина Костикова, веди он себя, как действительно ни к чему не причастный, обычный, простой человек.

Гидаспов поднялся с кресла и, прихватив маячок, вышел из-за стола.

– Но гражданин Костиков почему-то повел себя совсем не как простой человек. Начал играть в какие-то прятки, где-то по несколько дней скрываться. С какой стати, господин Костиков?

– Вы играете, я играю…

– Я с тобой не играю! – повысил голос Гидаспов.

– Да ты скажи, какая вина на мне, боярин? – невозмутимо процитировал Серега фразу из любимого фильма про сменившего профессию Ивана Васильевича.

– Куда маячок из рюкзака подевал? – прошипел Гидаспов, остановившийся по другую сторону стола от Костикова.

– Так я же рассказывал, что вчера первую щуку обратно на волю отпустил. Вот вместе с маячком в желудке я ее и отпустил.

– Тьфу ты! – треснул кулаками по столу хитрый человек. – А мои-то олухи нырять стали, думали… – Он вдруг рассмеялся, но как-то скрипуче, совсем не радостно.

– Да-а-а, простой гражданин Сергей Михайлович Костиков. Ловко, ловко…

– Я могу быть свободен?

Не спуская с него колючих глаз, господин Гидаспов вновь сел за стол – напротив Костикова.

– Наш Завод что-то слишком сильно к тебе благоволит. Прямо, как к племяннику. К любимому племяннику. С чего бы это?

– А давайте у него спросим… – наивно предложил Серега, но его словно не слышали.

– Меньше, чем за месяц не без твоей помощи было раскрыто два серьезнейших преступления. Допустим, что в первом случае ты действительно, как говорится, «вспомнил все», принял участие в задержании, в итоге враг пойман и наказан. Второй случай сложнее. Слишком много в нем случайностей, совпадений. Все как-то киношно, сплошные «рояли в кустах»…

– Я-то тут при чем? – удалось вставить Сереге. – Тогда действительно…

– И во втором случае при большой натяжке можно со всеми случайностями и совпадениями согласиться. Мало ли чего в жизни ни бывает. Но! Вдруг выясняется, что главный персонаж двух вышеперечисленных случаев замешен еще и в очень странном исчезновении двух знакомых ему людей.

– Ни в чем я не замешен!

– Сначала неожиданно для всех пропал Владислав Мохов. Он, правда, человек эксцентричный, способный умотать в какие-нибудь жаркие страны на ту же рыбалку. Но не на полтора же месяца! У него здесь все-таки бизнес. Затем каким-то непонятным образом испарилась проститутка Машка. По словам господина Новикова, испарилась она из твоей, скульптор Шуба, квартиры.

– Фолуфанит ваш господин Новиков.

– Что значит – фолуфанит? – не понял Гидаспов.

– Это анекдот такой старый. Когда мужик болел за хоккеиста Полупанова, но букву «п» не выговаривал и кричал: «Фолуфанов, Фолуфанов!» А, когда его поправили, ответил: «Не физди, не физди!» Неужели не слышали, Дмитрий Вильгельмович?

– Четыре! – Гидаспов почему-то показал только три пальца. – За полтора месяца четыре неординарных случая, связанных с тобой, донельзя простой гражданин Костиков.

– Вы мне сегодня во сне приснились, – вроде бы, ни к месту сказал Серега и заметил, что в лице хитрого человека что-то почти неуловимо дрогнуло. – Будто бы вы на болоте клюкву собирали.

– Что!? – так пронзительно вскрикнул Гидаспов, что Серега даже с места вскочил. В следующую секунду обитая кожей дверь распахнулась, в кабинет вошел полковник Заводнов и обеспокоенно поинтересовался:

– Какие-то проблемы?

– Все в порядке, Владимир Иванович, – как ни в чем не бывало, ответил Гидаспов. – Мы уже закончили со скульптором Шубой. Кстати, товарищ полковник, ты хоккеиста Полупанова помнишь?

– Фолуфанова-то? Как не помнить!

Покинув здание РУВД, Костиков свернул в первый же двор, где имелись лавочки, и на одной из них выпотрошил свою сумку. Один маячок слежения остался у господина Гидаспова, но вдруг он незаметно подложил другой, со свежим аккумулятором. На всякий случай и себя обшарил с головы до ног – мало ли!

Маячка не было, но почему бы где-то неподалеку не быть гидасповским олухам, как он сам их назвал. Поэтому Серега «включил тактику бдительности», разработанную водителем Сливой: нет-нет да оглядывался, всматривался в лица людей, стараясь их запомнить и, возможно, вычислить следаков. Пора было наведаться в потаенную квартиру, и проколоться он не имел права.

Выйдя из метро на «Сухаревской», для начала посетил рыболовный магазин, в котором выбрал и купил несколько блесен и журнал «Рыбалка на Руси», в котором частенько публиковал свои статьи и короткие рассказы Игорь Акимов. После магазина заглянул в соседствующую с ним чебуречную – ту самую, свою любимую.

Сегодня во время работы «сбербанковский» маршрут обедать не заезжал, Серега проголодался и взял себе сразу четыре чебурека, стограммовую бутылочку водки и бутылку холодного пива. Расположившись за столиком у окна, он ел, пил, поглядывал на не очень людную улицу и на посетителей – не ли среди них гидасповских олухов?

Четвертый чебурек Костиков не осилил, но еще раз встал в очередь и попросил на раздаче еще три фирменных блюда, одну маленькую бутылочку водки и две бутылки пива – с собой в пакетик. Как Серега ни старался, слежки за собой так и не обнаружил. Тем не менее, до потаенной квартиры добирался дворами, как и водитель Слива, сконцентрировавшись и утроив бдительность.

Запах чебуречной не выветрился из его одежды, но все-таки, войдя в потаенную квартиру, Серега уловил другой, незнакомый запашок. Не разуваясь, он устремился в большую комнату, где на придвинутом к стене столу располагалась страна Застолье. Бросил беглый взгляд на цивильную территорию – все в порядке, все живчики, вроде бы, занимаются привычными делами. Но зато на территории Глухомани…

На гладкой поверхности одного из валунов горел костер! От него и исходил непривычный запах. Но костров и вообще открытого огня в Застолье до этого момента не было и не должно было быть! Тем не менее, язычки пламени лизали аккуратно сложенные дровишки, а над огнем висел котелок с булькающей водой, которую помешивала длинной палкой одна из «фашисток», в которой скульптор узнал Герду – копию Кессы-критикессы.

У Шубы отвисла челюсть. Откуда взялся огонь? Хотя, именно Герду он слепил с зажатой в зубах сигаретой. Скульптор припомнил, что во время лепки амуниции для носивших погоны девушек, он подразумевал, что в этой амуниции присутствуют скрытые от глаз, но необходимые детали. По идее, если бы он оставил им автоматы и пистолеты, то, конечно же, с набитыми патронами магазинами. Отсюда следовал вывод, что и в карманах и подсумках живчиков могли находиться необходимые в обиходе вещи, в том числе сигареты, спички, зажигалки. Наверняка, и во фляжках у них был шнапс, имелись и какие-нибудь галеты с шоколадом, и лекарства, и соль, специи…

Не просто же так Герда что-то варит в котелке. Чтобы обеспечить себя горячей пищей, девчонки вполне могли насобирать грибов, или поймать зайца, или рыбу в реке.

Еще одну девчонку – абсолютно голую Шуба увидел как раз на обрывистом берегу реки и не мог не восхититься ее, пусть и маленькой, но идеально сложенной фигуркой. Именно такой представлял он себе в голом виде мажористую поэтессу Ларису, когда брался за пластилин, чтобы слепить фашистку Софью!

Ее одежда: китель, нижнее белье и кепи были аккуратно сложены в сторонке, рядом ровно стояли укороченные сапожки, сама же Софья забросила в речку привязанную к ремню солдатскую каску, которую, видимо, одолжила ей Герда, подняла ее, доверху наполненную водой и опрокинула себе на голову. Вот и каске найдено применение.

Серега заставил себя прекратить любование красавицей, перевел взгляд, и его нижняя челюсть отвисла вновь. Увиденная скульптором сценка была достойна эпизода из откровеннейшего порнофильма. В сценке участвовали двое: Артур и Изольда – копия, учившейся на факультете прозы Аллы Федоровой. На территории Глухомани среди невысоких березок Изольда была госпожой, Артур же был в роли подчиненного. Полностью лишенный одежды, он лежал на спине, руки его были заведены за ствол одной из березок и связаны. Оставшаяся только в фуражке доминирующая Изольда, расположилась сверху. Невооруженным глазом было видно, что происходящее доставляет ей массу удовольствия.

Скульптор отыскал взглядом четвертую девицу, и придержал рукой челюсть, чтобы не отвисла в третий раз. Копия худенькой студентки-поэтессы Риты, нареченная Эммой, осталась в том же виде, в котором Шуба ее слепил: в офицерской фуражке с донельзя задранным козырьком, украшенном наградами кителе, черных чулках на поясе и черных перчатках с зажатой в них плеткой.

А вот плетки Серега не помнил, может быть, тоже подразумевал ее во время лепки, как необходимый атрибут, соответствующий этому образу? Но плетка в руках Эммы явно была не просто так, не исключено, что именно ее боялся человек на болоте, ползающий на карачках и собирающий в лукошко ягоды. Выходит, не просто так закричал господин Гидаспов, когда Серега соврал, что видел его во сне, собирающим клюкву!

Вообще-то происходящее на территории Глухомани требовалось незамедлительно запечатлеть хотя бы на камеру мобильника. Ох, какой же мультик получился бы!

Кажется, только один Гидаспов из шестерых новеньких живчиков заметил нависшего над Застольем Вышнего. Остальные встрепенулись лишь после традиционного:

– Внимание, мелкота! Слушай сюда!

Поглощенная бурлящим над огнем котелком Герда, вскочила на ноги и приветственно помахала ему руками; только что облившаяся водой Софья, бросилась к своей, аккуратно сложенной одежде; Изольда перестала трахать Артура, чему бильярдный шар, судя по гримасе, был безмерно рад; Эмма, ударив плеткой по сапогу, что-то приказала Гидаспову, и тот начал выбираться на твердую землю…

– Быстренько собрались все вокруг костра! – велел живчикам скульптор Шуба.

Он хотел, было, сделать им очередное внушение, в первую очередь, относительно разжигания огня и курения в Застолье, но на ум пришла другая мысль. Переключив внимание на цивильную территорию, Шуба обратился к одному из самых первых ее обитателей:

– Федот, к тебе просьба. Надо немножечко побыть не только глашатаем, но и парламентером. Короче, сейчас я перенесу тебя на новую территорию, то есть, в Глухомань. Там с позавчерашнего вечера обосновались четыре бабы и два мужика. Коротенько расскажешь им про Застолье, про вашу жизнь и существующие запреты, которые ни в коем случае нельзя нарушать. Тебе понятно?

Хорошо. Я прикажу им сдать спички, зажигалки и тому подобное, и ты это проконтролируешь. Нет, блин! Без Никодима тебе не справиться.

Никодим, слушай сюда! Блин! Зинаида, давай-ка, и ты меня послушай…

Проведя необходимый, как ему казалось, инструктаж, Вышний перенес троицу ветеранов на валун с догорающим костром, на котором успели собраться все новенькие живчики. Ветераны были не с пустыми руками: у Зинаиды – бидон парного молока и корзиночка с куриными яйцами; у Федота – большая корзина с овощами и фруктами, собранными в саду-огороде, и буханка черного хлеба; у Никодима – только что испеченный рыбный пирог и бутыль браги.

– Внимание! Старенькие и новенькие, – обратился Вышний ко всем сразу. – Чтобы не тратить времени, я сам вас друг с другом познакомлю, а потом можете недолго пообщаться. Итак, эти два бородатых мужчины обитают в Застолье почти два месяца. Главным на цивильной территории – Никодим, он со своими обязанностями справляется и спуску никому не дает. Глашатаем, то есть, непосредственным переговорщиком со мной, является Федот, прошу любить и жаловать. Ну и наша хозяюшка Зинаида, так сказать, кормилица и поилица.

Теперь представлю новичков, которые, кстати, не знают своих здешних имен. Особы прекрасного пола: Алла Федорова, отныне ты – Изольда; фашистка Рита – думаю, ты уже догадалось, что зовешься Эммой; мажорка Лариса – здесь ты будешь Софьей; и наша кашеварка Кесса-критикесса впредь будет зваться Гердой. Кстати, что там у тебя в котелке? Скажи Федоту, – он переведет? Ага, все-таки грибной. А зайца слабо было поймать? Ладно, захотите мясца, – поймаете.

Осталось представить еще двух живчиков, как я понимаю, оказавшихся в подчинении у особ прекрасного пола? Надеюсь, никаким избиениям они не подверглись? Федот? Даже так? Позволили собой командовать с радостью? Кто бы мог подумать!

Итак, отныне имя нашего ягодника просто Вильгельмыч, а плейбоя – за сверкающую лысину, можно называть Арктур – так, кстати, называется ярчайшая звезда в созвездии Волопаса.

В недалеком будущем новички, так или иначе переберутся из Глухомани на цивильную территорию, где у каждого будут собственное жилье в четырех стенах – с нормальной кроватью и постельным бельем, свое место за общим столом и горячая еда. Хотя будут и обязанности. Можете мне поверить, обязанности совсем не тягостные. Но пока что вы останетесь здесь, на территории Глухомани, на которой впредь я запрещаю использовать огонь, в каком бы то ни было виде. Поэтому, дамы и господа, немедленно сдайте Федоту и Никодиму спички и зажигалки, а заодно и курево. После чего каждый из вас может написать в тетрадке, которую даст Федот, свои пожелания – лично мне. Только коротко. Выполняйте!

Отдав распоряжение, Шуба включил камеру мобильника. Как и следовало ожидать, Изольда, Эмма, Софья и Герда тут же обступили Зинаиду и засыпали ее вопросами. Два, судя по всему, порядком оголодавших мужика-живчика первым делом набросились на принесенную Никодимом и Федотом еду. Рыбный пирог Вильгельмыч с Арктуром умяли за считанные секунды. И бутылку браги, не церемонясь, опустошили до последней капли.

Тем временем Никодим с Федотом, тоже не церемонясь, вывернули у них карманы, отобрав зажигалку и какие-то мелочи, на что оголодавшие почти не отреагировали. Обыскивать девушек не пришлось – у кого имелись, сами отдали и спички, и сигареты, которые комендант, ничтоже сумняшеся, бросил в костер. Шубе было очень интересно, как на это отреагирует заядлый курильщик Федот. Кажется, у глашатая ни один мускул на лице не дрогнул – неужели распрощался с вредной привычной?

Оказалось, что девушки вполне могут обойтись без его «переговорной» тетрадки – у троих имелись планшетки, в которых были блокнотики с карандашами.

– Так, – привлек к себе внимание скульптор. – Сразу в трех блокнотах писать не надо. Достаточно одного. Зинаида, объясни им, что просить смысл есть, а что – бесполезно. Федот, проконтролируй. Никодим, еще раз тебя прошу, растолкуй мужикам внятно, со своей колокольни, что они из себя представляют здесь и сейчас. И чтобы все происходило с уважением друг к другу.

Шуба вспомнил, что все еще не разулся, не помыл руки и вообще-то не прочь и выпить. Благодаря своим пальцам, небольшим порциям разноцветного пластилина и проявившимся у него способностям, он мог за несколько минут обеспечить живчикам великолепный обед, накрыть поляну, точнее – самый крупный в Глухомани валун изысканнейшими деликатесами, самой дорогущей по понятиям нормального мира выпивкой. Сам же скульптор на этот раз удовольствовался разогретыми в микроволновке чебуреком, ста граммами водки и бутылочкой пива, что, впрочем, тоже было довольно недурственно.

С недопитой бутылкой пива Шуба вернулся в большую комнату, как оказалось, очень вовремя. Без всякого уважения Изольда с Эммой под руководством Зинаиды связывали руки Вильгельмычу и Арктуру. У потухшего костра рядом с Федотом сидела Софья и оба они, явно смакуя, затягивались сигаретами. Никодима на валуне не было, он тащил за руку в кусты хохочущую и не особо сильно упирающуюся Герду.

Вместо того чтобы кричать и как-то останавливать живчиков, Шуба вновь взялся за мобильник и включил записывающую видеокамеру.

Серега пожалел, что вместе с троицей живчиков-ветеранов временно не переместил на территорию Глухомани еще и Владмоха. Прикольно было бы понаблюдать за его встречей с копией компаньона по бизнесу; интересно, сколько бы и тот, и другой наговорили бы друг другу! Но этой сценой скульптору предстояло насладиться в недалеком будущем.

Громким окриком Вышний прервал спонтанное развитие событий на самом крупном валуне Глухомани и вокруг него. Зинаида с двумя лукошками, наполненными клюквой и орехами, досмоливший сигарету Федот и Никодим, не успевший добиться взаимности от Герды, были перенесены обратно на цивильную территорию. После чего Вышний, воспользовавшись увеличительным стеклом, взялся за чтение блокнота, а затем приступил к исполнению просьб и пожеланий четырех девиц.

Видимо, те прислушались к советам Зинаиды и не стали писать всякую ерунду и заведомо невыполнимые Вышним пожелания. Но и без ерунды некоторые просьбы он проигнорировал. В том числе самую первую – четыре пары штанов. Просьба была вполне разумной, но не для того он старался, создавая девиц полуодетыми и эротически-привлекательными, чтобы сразу напяливать на них балахоны. Быть может позже… если будут хорошо себя вести.

С постельным бельем, всякими там подушками и одеялами хлопоты тоже были напрасны. Поспали без пуховых перин три ночи на мху под березками, поспят и еще недельку. Косметику тоже кто-то пытался попросить, но эта запись была зачеркнута, наверное, Зинаидой. Что же касаемо еды и питья, тут скульптор готов был слепить практически все, что от него хотели, даже ананасы с шампанским. Этому он и посвятил теплый майский вечер, а когда закончил с продуктами, взялся за создание назревшей в уме композиции «Люди опасной профессии». Работал Шуба быстро и вдохновенно.

* * *

В последнее время Серега Костиков практически не пользовался своим мобильником, резонно подозревая, что его могут прослушивать люди господина Гидаспова. В телефонных разговорах никаких секретов для любопытных ушей он все равно не раскрыл бы, но очень не хотелось никого из друзей и знакомых в разборки с хитрым человеком вмешивать.

В среду утром не успел Костиков прийти на работу, как его подозвал к городскому телефону дежурный по инкассации. Звонил Игорь Акимов – недовольный и обиженный на Серегу, с которым, однако, ему срочно требовалось встретиться. Серега и сам чувствовал вину перед другом, с которым не общался с того самого дня, то есть, с пятницы, когда писатель согласился принять участие в «шпионских играх». К тому же Серега еще и денег Игорю был должен – коробки с пластилином и спиртное с продуктами, поэтому пообещал примчаться к нему в офис сразу по окончании работы: и из финансовой кабалы вылезти, и за помощь отблагодарить.

Маршрут с Гаврилычем – за старшего и с Бугром – за рулем откатали без эксцессов. С предложением выйти поработать во вторую смену ни дежурный, ни начальство к Костикову не обратились, хотя он все равно бы отказался, но зато теперь с абсолютно спокойной совестью сдал оружие и выдвинулся в Армянский переулок, к Акимову в офис.

По дороге Серега купил все необходимое для заглаживания вины перед товарищем, но в душе все равно понимал, что для окончательной реабилитации необходимо нечто большее. Поэтому, поразмыслив и взвесив все «за и против», он решил кое-что Игорю показать, а именно – произведенные накануне съемки новой территории Застолья с ее обитателями.

Акимов встретил его в приподнятом, даже возбужденном настроении. Серега, возвращая должок, принялся искренне перед ним извиняться, что пропал, что не звонил и тому подобное, но писатель только отмахнулся – мол, с кем ни бывает. Серега даже засомневался, стоит ли в таком случае показывать ему «Мультик – 2». Но после второй стопочки вспомнил один из своих же девизов: «лучше исполнить задуманное, чем не исполнить и потом мучиться», отбросил сомнения и попросил Игоря подключить мобильник к монитору – на воспроизведение видеозаписи.

Пока писатель возился с проводами, он в третий раз наполнил стопочки, они чокнулись, глядя на появившееся на экране изображение, после чего Серега выпил, а Игорь так и застыл с недонесенным до рта спиртным.

Сереге подумалось, что друг вот-вот с головой влезет в экран монитора, на котором всего-навсего четыре блондинки занимались кто чем: одна сидела у костра, другая доминировала над привязанным к дереву мужиком, третья «пасла» еще одного мужика, собирающего на болоте клюкву, а четвертая обливалась водой на берегу бурлящей реки. На нее-то, главным образом, и пялился во все глаза Игорь.

– Как думаешь, похоже получились? – прервал затянувшееся молчание Серега.

– Похоже, – хрипло выдавил из себя Игорь и наконец-то опрокинул стопочку. – Это же все… они?

– Ну, да, твои сокурсницы, – невозмутимо подтвердил Серега.

– Именно в фашистской форме…

– Кое-кто совсем без формы, – Серега взял пульт и нажал на кнопку «пауза». В мультике застыла картинка с Изольдой и Артуром.

– Но они же не настоя…

– Что, значит, не настоящие? Эй, писатель-фантаст, вспомни-ка кое-что и включи мозги!

– Шуба, давай еще выпьем, а? – попросил Акимов…

– Знаешь, Шуба, что самое интересное? – спустя некоторое время, спросил писатель у друга-скульптора. Полностью «Мультик – 2» Серега показывать ему не стал. Зато отрывок до момента появления Никодима на валуне они посмотрели трижды. На экране каждая из светловолосых красавиц выглядела очень уж эротично.

– Самое интересно, что вчера ближе к ночи мне позвонила Кесса-критикесса, то есть, Ксения…

– В мультфильме она тоже с косичками, но зовут ее Герда, – подсказал Шуба.

– И первым делом стала интересоваться тобой. Одно время мне казалось, что Ксения ко мне не очень ровно дышит, и тут вдруг… Мне-то не жалко, просто я удивился вчера. Сказал, что ты крутой чел и все такое, и она отстала – временно. Еще больше я удивился, когда чуть позже звякнула Алка Федорова вместе с Риткой…

– Изольда вместе с Эммой…

– Что?

– Так зовут живчиков, слепленных моими пальцами – пластилиновые копии Аллы и Риты.