Текст книги "Судьба Застолья"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Серега Костиков, только что на нетвердых ногах покинувший стены Литературного института, был целиком и полностью согласен с этими прописными истинами. Сегодня Серега намешал слабые алкогольные напитки с крепкими, но при этом он еще и очень даже неплохо закусывал. Правда, после знатной посиделки в «Хобби», закуской служила всего лишь шоколадка. Зато в «Хобби» он довольно внушительно набил живот, и, возможно, поэтому сейчас, при подходе к метро, вдруг ощутил, что не очень уж и пьяный.

Что сбежал, недосмотрев спектакль, сделал абсолютно правильно, а вот позволить себе преспокойно ехать домой в Коньково, было опрометчиво. У Артура Новикова, конечно же, и без Костикова дел хватало, но совладелец ресторана «Фазан и сазан» вряд ли забыл и простил ему чебуречную на Сухаревской. Да и не только в чебуречной было дело.

Серега и Артур были, что называется, враги по жизни. Но если Костиков, работая инкассатором, при необходимости защитить государственные ценности мог бы выстрелить в преступника, то для Новикова инструкций не существовало и закон был не писан. Серега прекрасно это понимал и не то чтобы боялся Артура, но знал, что от него можно ожидать чего угодно. Ну, и что же ему теперь – из-за этого бильярдного шара в родной квартире не появляться?!

Перед тем, как спуститься в метро, Костиков позвонил по мобильнику человеку, номер телефона которого узнал только сегодня:

– Алло, Гагик Георгиевич? Это Сергей, инкассатор, который из пластилина лепит… Да, дорогой, да, да… Гагик Георгиевич, здесь такое дело… Если вы в самом деле хотите, чтобы в вашем «Хобби» были выставлены мои композиции, то выдвигайтесь прямо сейчас к метро «Коньково»… Да, потому что потом у меня может не получиться. Да. Только прихватите с собой пять или шесть коробок, типа из-под обуви, а то все композиции не поместятся.

Хозяин «Хобби» не заставил себя ждать, порадовав Костикова еще и тем, что помимо водителя в его навороченной иномарке оказался работавший в закусочной вышибала по имени Вартан – этакий шкаф, рядом с которым на заднем сиденье Костикову пришлось сидеть бочком. А вот подходящих коробок Гагик Георгиевич привез всего три – больше не нашел, да и откуда в закусочной вдруг возьмутся коробки из-под обуви.

Серега-то по этому поводу не переживал, для него главным было появиться у себя дома не в одиночку, а, так сказать, в сопровождении. И сопровождение оказалось довольно внушительным, хотя, возможно и бесполезным, потому что ни Артура, ни его бугаев Костиков во дворе не заметил и слегка успокоился.

Зато Гагик Георгиевич, увидев творения скульптора, не на шутку взволновался. И от того, что их оказалось так много, и все такие, что глаз не оторвать, особенно – хулиганские, особенно те, которые «с сюрпризом». И от того, что при всем желании в три принесенные Вартаном коробки не помещалась даже половина композиций. Так, наверное, переживал бы купальщик, вылезший в одних плавках на людный пляж и обнаруживший прямо перед носом вынесенный приливом на берег и расколовшийся сундук с золотыми монетами. Сереге даже немного жалко его стало.

– Да не расстраивайтесь вы так, Гагик Георгиевич, – утешил он. – Придумает что-нибудь для тары. Наверняка, в кладовке коробки отыщутся. Вы, главное определитесь, что брать, а что для вернисажа не подходит.

– Все подходит, дорогой, все! Ты, я гляжу, кого хочешь слепить можешь. И меня сможешь, а? Я заплачу, сколько скажешь, заплачу!

– Почему бы нет, – улыбнулся скульптор. – Вы мне только свою фотографию дайте и сюжет обозначьте. А о цене договоримся.

– Обязательно договоримся, дорогой, обязательно…

Словоизлияния хозяина закусочной прервал резкий дверной звонок, который тут же повторился.

– Гостей ждешь, дорогой? – слегка нахмурился Гагик Георгиевич.

– Незваных, – хмыкнул Серега и пошел открывать дверь.

– Вартан! – кивнул вышибале Гагик Георгиевич, и тот вдруг оказался у двери раньше Костикова, который, прежде чем ее открыть, посмотрел в глазок.

Собственно никого другого увидеть на лестничной площадке Костиков и не ожидал. Но если раньше «бильярдный шар» заявлялся к нему либо один, либо вместе с Катей, то теперь за спиной Артура маячили те самые бугаи из чебуречной на Сухаревке, с которыми так ловко разобрался армейский друг Костикова Славка Баукин. Находись сейчас Серега в своей квартире один, открывать дверь даже и не подумал бы. Но рядом с ним был шкафоподобный Вартан, а в комнате остался Гагик Георгиевич, который, как подозревал Серега, имел в определенных кругах некий авторитет.

– Кто бы мог подумать, Артур Арутюнянович, собственной персоной! – с напускной веселостью, сказал он, распахивая дверь. – И, как всегда – без предварительного приглашения!

– Шуба, мы знаем, что у тебя гости, – сказал Артур, глядя снизу вверх на Вартана, шагнувшего вперед и почти полностью заслонившего Костикова. – Но у нас есть к тебе очень важный разговор.

– У кого это – у вас? – откуда-то из-под подмышки вышибалы поинтересовался Серега.

– Ты заочно знаком с Дмитрием Вильгельмовичем, – Артур чуть посторонился, и Серега к своему ужасу увидел господина Гидаспова, показавшегося из-за спины одного из бугаев.

– Дмитрий Вильгельмович, а это тот самый инкассатор Сергей Михайлович Костиков, или, как его еще называют, скульптор Шуба.

– Да-да, – Гидаспов, обозначив улыбку, кивнул Костикову. – Только беседовать на лестничной площадке как-то не очень…

– Зачем же на лестничной площадке, – Серега не без труда сдвинул Вартана чуть в сторону. – Проходите в квартиру. Только она у меня тесненькая…

– Благодарю за приглашение, – вновь обозначил улыбку господин Гидаспов и, бросив через плечо: – Артур – со мной, вы двое – ждите здесь, – шагнул через порог.

– И угостить гостей нечем, – посторонился Серега. – Разве что могу предложить чай с земляничным вареньем.

– Ничего страшного, – даже не спросив, обязательно ли разуваться, Гидаспов уверенно прошел в комнату, где резко остановился, судя по всему, никак не ожидав увидеть хозяина закусочной «Хобби». Костиков сразу понял, что представлять их друг другу не надо. Не ускользнуло от его внимания и то, что они были в каких угодно отношениях, но только не в приятельских. Во всяком случае, обменяться рукопожатием гости не удосужились.

– Сто лет не ел земляничного варенья, – прервал возникшую паузу господин Гидаспов.

– Артур, на кухне есть электрический чайник. Наполни его водой и включи, – словно слабоумной прислуге отдал распоряжение Костиков. И добавил: – чашки с блюдцами – в шкафчике, сполосни их. Сахарный песок – в сахарнице на столе. Варенье в холодильнике найдешь.

От такой наглости растерялся не только Артур, но, кажется, и господин Гидаспов, повернувшийся к Сереге и пристально посмотревший ему в глаза.

– Гагик Георгиевич, а как вы насчет испить чайковского? – Костиков не стал играть в «кто кого переглядит» с человеком из конторы, название которой лучше не произносить вслух. – С домашним вареньицем! Земляничным!!!

– Спасибо, дорогой, спасибо! Но у меня дела, сам знаешь, дорогой, надо торопиться. Вот сейчас заберу твой вернисаж и…

– Да-да-да, Гагик Георгиевич. Все понимаю. Вы пока что выкладывайте приглянувшиеся композиции на стол, а я буду убирать их в коробочки.

На какое-то время и тот, и другой, казалось, абсолютно забыли об остальных присутствующих: не застыл в проеме двери вышибала Вартан, не гремел на кухне посудой в несвойственной для себя роли Артур Новиков, не стоял столбом посередине комнаты Дмитрий Вильгельмович Гидаспов…

Повинуясь подсказкам скульптора, Гагик Георгиевич с величайшей осторожностью, двумя руками доставал из серванта пластилиновые поделки, а Шуба с не меньшей осторожностью помещал их на дно коробок из-под обуви и перемычками пластилина фиксировал их между собой – чтобы не сдвинулись при транспортировке. Когда в трех коробках не осталось места, Костиков сунулся в кладовку, из которой, с горем-пополам выудил еще три запыленные коробки с давно состарившимися, но до сих пор не выброшенными, ботинками и кроссовками. Обувь, наконец-то, была отправлена в мешок для мусора, коробки же протерты от пыли и постепенно так же заполнены пластилиновыми композициями.

И даже в шесть коробок не поместилось все, созданное пальцами скульптора. В первую очередь Гагик Георгиевич, конечно же, уделил внимание композициям «хулиганским»: «На диване», «В ванне», «Анна Каренина и находчивый грибник» и тому подобное в темах «Бытовуха», «Активный отдых», «Ученье – свет», «Наша служба»… И уж только потом он дошел до безобидной, в моральном плане теме «Рыбалка и охота».

Как раз одной коробки для этой темы и не хватило. Но Гагик Георгиевич и без того был донельзя доволен, и его признательность Шубе, во всяком случае на словах, казалось, не знает границ. Тем не менее, было очевидно, что задерживаться в гостях у Костикова ему как-то не климатило, и, нагрузив коробками Вартана, Гагик Георгиевич стал прощаться.

– Как только выберешь свободную минутку, дорогой, милости прошу в мое заведение, – сказал он уже на пороге. – Покушаешь, вернисаж свой посмотришь, заодно мою фотографию заберешь, и мы вместе сюжет новой композиции обсудим. Договорились, дорогой?

– Договорились, Гагик Георгиевич. Как только проголодаюсь – сразу к вам.

– Чем быстрее проголодаешься, тем лучше, дорогой! Жду с большим нетерпением!

– Артур! Что там с чаем?! – громогласно поинтересовался господин Гидаспов, не успела за Гагиком Георгиевичем и Вартаном закрыться дверь. За все время, пока шел процесс укладывания композиции в коробки, он не произнес ни слова и, по всей видимости, был очень раздражен.

– Давно заварен, Дмитрий Вильгельмович, – вышел из кухни не менее недовольный Артур.

– И – что? Хочешь сказать, остыл?! – казалось, окажись сейчас в руках Гидаспова плетка, и он примется хлестать ею все, попавшееся под руку.

– Я не в теме, Дмитрий Вильгельмович, – голос Артура потускнел. – Я в чае вообще не разбираюсь.

– Куда уж тебе! Привык, понимаешь… – Гидаспов осекся. – Ладно, бог с ним, с чаем. Мы здесь не для этого. Да, Костиков?

– Вы меня спрашиваете? – почти искренне удивился тот.

– Ладно. Ладно! Не корчи из себя деревенского простачка.

А вот этот ярлык – «деревенский простачок» Шубе очень даже понравился. Вообще-то, сам себя он считал человеком весьма сложным. Хотя бы потому, что во многом имел собственную нерушимую точку зрения.

– Простачок-то ты простачок… – протянул Гидаспов. – А вот скажите-ка мне, Сергей Михайлович, каким образом вы оказались знакомы с господином Михальянцем?

– С каким еще Михальянцем? – удивился Костиков.

– Да с которым вы только что тут разве что не лобызались! – господин Гидаспов в сердцах махнул рукой, в которой могла бы быть зажата плетка.

– А! Так вы про Гагика Георгиевич? Извините, Дмитрий Вильгельмович, но, как говорит один мой знакомый, Москва – очень тесный городишко! Ну, а если без обиняков, так мы же инкассируем его заведение – закусочную «Хобби». Кстати, если любите изысканную пищу, то очень рекомендую…

– Я не нуждаюсь в ваших рекомендациях, гражданин Костиков! – отрезал Гидаспов.

– Кстати, теперь в «Хобби» мой минивернисаж будет выставлен, – добавил Серега абсолютно спокойно. Так же спокойно взял со стола одну из пластилиновых фигурок рыболова, которой не хватило места в коробках из-под обуви, подул на нее со всех сторон и бережно убрал обратно в сервант.

– А скажите-ка мне, Сергей Михайлович, все эти пластилиновые фигурки скопированы с реальных людей?

Не зная на самом деле точного ответа, Шуба пожал плечами.

– Заводнов не нарадуется созданной вами композицией «Охотники на привале». И ведь действительно, все три персонажа вышли довольно похожими на свои прототипы. Хотя вживую никого, за исключением Владимира Ивановича вы прежде не видели…

– У меня была фотография.

– Когда появится фото Михальянца, вы и его слепите?

– Гагика Георгиевича можно и по памяти. У него лицо запоминающееся, с характерными национальными особенностями: брови, глаза, носяра… Таких лепить просто… – Шуба хотел, было, добавить – «в отличие от Гидаспова», на создание копии которого у него ушло прилично времени, но удержался.

– Хм, а всякую там местность или интерьер квартиры создавать сложно?

– По времени довольно затратно. Да и пальцы порой устают перемешивать пластилин, чтобы придать ему однотонный и естественный цвет…

– Что-то я не вижу у вас под рукой, так сказать, рабочего материала… – то ли спросил, то ли констатировал Гидаспов, в очередной раз, оглядев комнату. После чего перевел взгляд на Артура. – А мне докладывали, что не так давно Владислав Мохов притащил сюда целую хозяйственную сумку, набитую коробками с пластилином.

– Пластилин – материал расходный, – развел руками скульптор.

– И его хозяйственная сумка что-то не наблюдается…

– Так вы пошарьте по потайным углам моей квартирки, Дмитрий Вильгельмович, – скрестил руки на груди Костиков. – Наверняка, найдете столь важный предмет обихода, как хозяйственная сумка. А господин Новиков вам с обыском поможет, у него и опыт в этом деле имеется.

– Как все просто, да, Сергей Михайлович? – господин Гидаспов, хоть и без приглашения, но, наконец-то, соизволил усесться на выдвинутый из-за стола стул. Шуба последовал его примеру, только Артур остался стоять у входа в комнату.

– Пластилин, расходный материал закончился, хоть его и было сорок коробок; сумка отыщется где-нибудь на антресолях, либо вы вспомните, что она порвалась и давно выброшена на помойку… Потом вдруг, откуда ни возьмись, найдутся исчезнувшие больше месяца тому назад миллионер Владислав Мохов и простая девушка Маша… И они расскажут, что все это время находились в каком-то странном месте, покинуть которое означало физическое исчезновение.

– Хотите сказать, что Влад с Машкой, типа, на зону попали? – чтобы хоть как-то поддержать разговор, предположил Шуба.

– Эта типа зона, называется «Застолье», – пристально глядя ему в глаза, сказал Гидаспов. Шуба понятия не имел, до какой степени может владеть собой, своей мимикой…

– Застолье – это когда нормальные люди сидят тесной компанией за столом, пьют и закусывают, – сказал он и демонстративно зевнул.

– А еще это некое место, которое почему-то вдруг стало навязчиво сниться одной нашей общей знакомой… Вообще-то ее сценическое имя Бенгалка. Но кое-кто упорно называл ее Нинидзе…

– Помнится, в советском кино была артистка с такой фамилией… Хорошая артистка.

– Да-да. Так вот, в ее снах некто почему-то называл ее то Ниночка, то Нинидзе. Этот некто вообще любил всем прозвища давать. К примеру, Никодимище, Тамара-сан или Владмох.

– Меня – так вообще все Шубой называют, – усмехнулся Костиков. – А уж какие прозвища у нас в инкассации!

– Да-да. Боярин, Фуфел.… Так вот, эта самая Бенгалка, она же – Нинидзе, с которой вы совсем недавно имели встречу в заведении «Кошачья берлога», в своих снах неоднократно видела этих самых Боярина с Фуфелом. И еще несколько людей, с которыми в жизни была незнакома, но которых узнала по фото. В этих же снах присутствовала и ее землячка из села Ведное Тверской области, и никто иной, как Владислав Мохов.

– Сны – такая неизученная штука…

– Да. Как и способности человека, – Гидаспов вперил взгляд в Шубу.

– Когда вы покинете мои хоромы, мне, возможно, тоже приснятся все эти люди. Вместе с Бенгалкой-Нинидзе…

– Дмитрий Вильгельмович, он издевается, – подал голос Артур. – Может быть, стоит…

– Не стоит! – словно от надоедливой мухи отмахнулся от него хитрый человек.

В ту же секунду Костиков почувствовал легкий укол в шею…

* * *

Проснулся Шуба по звонку будильника – совершенно не выспавшийся, с побаливающей головой и с ощущением чего-то не сделанного накануне. Или чего-то забытого? Казалось, вчера произошло что-то важное, только он никак не мог восстановить в памяти, что именно. Возможно, потому, что для начала он старался вспомнить сегодняшние сны. Хотя бы один сон. Но вспомнить ничего не получалось.

Более того, он не помнил, как ложился спать, как разувался, раздевался, да и как вернулся вчера домой – словно память отшибло. И только когда поднялся и заострил рассеивающееся внимание на том, что в серванте отсутствует большая часть композиций, вспомнил и о Гагике Георгиевиче, и об Артуре с господином Гидасповым, и о разговоре с этим хитрым человеком.

Гидаспову стало известно про Застолье! Неважно, что узнал он это со слов проститутки, «видевшей Застолье и его обитателей» в своих снах. Важно и очень опасно, что «Застолье» отложилось у него в голове, что теперь он знает название территории, пусть даже зоны, где искать Влада Мохова! Что он может интересоваться о «Застолье» у прототипов живчиков, которых назвала Нинидзе-Бенгалка. У того же капитана Клюева, у той же Кати Жайворонок… И не просто интересоваться!

Вчера Гидаспов завился к нему домой и принялся расспрашивать, давить, а потом, потом Шуба вдруг впал в беспамятство, уснул… Может быть его усыпили? Не исключено, что во время этого сна без снов, его память каким-то образом обследовали, – мало ли, какая техника на службе организации, в которой служит хитрый человек! А уж квартиру-то его обыскали наверняка.

Что они могли искать? Следы пребывания в квартире Влада и Машки – их одежду, обувь, ценности. Вещи «опластилинившейся» парочки Шуба сразу после их превращений выбрасывал на помойку. Наличные деньги отправлял в свой кошелек. Другие ценности: золотые сережки, цепочку и перстенек Маши, и кредитные карточки Влада со временем нашли место в холодильнике потаенной квартиры на Сретенке.

Что еще? Допустим, полковник Заводнов проговорился Гидаспову, что был свидетелем затеянного скульптором «эксперимента» для обнаружения грабителей инкассаторов. О загадочном и никому, кроме самого скульптора, непонятном, но, тем не менее, эффективном эксперименте. Если же принять во внимание, что не прошло и месяца, как тот же самый скульптор-экспериментатор оказался причастен к раскрытию еще одного преступления, то такой человек, как Гидаспов невольно должен был взять его на заметку, разобраться в происходящем и в итоге докопаться до истины.

Для начала покопаться в его квартире и, ничего в ней не найдя, установить какие-нибудь скрытые камеры, приборы прослушивания и тому подобное. Но не проще ли было взять, да и прижать, что называется «к ногтю» простого московского инкассатора? Не просто побеседовать, как вчера вечером, а допросить, как это умеют делать в некоторых организациях?

Получалось, что не проще. Получалось, не таким простым парнем был Серега Костиков – он и в друзьях-приятелях с начальником РУВД, он и геройски проявивший себя гражданин, за что даже награжденный почетной грамотой…

Бред, конечно, что какая-то там почетная грамота могла связать руки такому человеку, как господин Гидаспов, но, как ни крути, а выходило, что как раз руки-то свои Дмитрий Вильгельмович и не распустил. Или все-таки?

Бестолково слонявшийся из угла в угол и переставлявший вещи с места на место Серега, в очередной раз посмотрел на часы и понял, что попить чайку перед выходом на работу уже не успевает.

На маршрут, обслуживающий сбербанки в утреннюю смену, Костиков выехал на новеньком броневике итальянского производства, за рулем которого был Генка Козырев по прозвищу Слива. Был четверг, согласно графику, в этот день сборщиком ходил Николай Гаврилович, и Серегу это вполне устраивало. Ему было о чем подумать, не отвлекаясь на то, чтобы указывать водителю дорогу и бегать по точкам. Тем более что Слива имел привычку сразу же после того, как сборщик покидал машину, хвататься за книгу и проглатывать страницу за страницей до его возвращения обратно.

В свое время Генка Козырев закончил курсы скорочтения и утверждал, что с тех пор прочитывает в день, как минимум, одну книгу. Костиков в его словах не то чтобы сомневался, просто не очень одобрял, такое «черпание информации». Ему нравилось при чтении наслаждаться языком автора, следить за ходом его мысли, ставить себя на место героев и сопереживать им. Как все это можно совместить при чтении по диагонали, он не понимал.

Но, глядя на поглощенного чтением Генку Козырева, который, кстати, получил свое прозвище за то, что неизменно называл «волосатыми сливами» плоды киви, Серега подумал, что этот страстный любитель детективных и приключенческих романов может кое в чем его просветить. И когда сборщик вернулся из очередного сбербанка, и водитель тронул броневик с места, старший маршрута обратился и к тому и другому:

– Мужики, а у вас никогда не возникало такого ощущения, что за вами следят?

– У меня возникало, – тут же откликнулся водитель. – Можно даже сказать, что всегда возникает, когда я с получкой домой возвращаюсь. Так и кажется, что в каком-нибудь темном углу или в подъезде собственного же дома приставят нож к горлу и – «кошелек или жизнь!» Ну, или того хуже – кирпичом по голове и пробуждение в реанимации, а денежки тю-тю…

– Получается, Слива, это у тебя фобия такая. Боязнь лишиться зарплаты.

– Сам ты, Шуба, фобия, – не согласился водитель. – По-научному, фобия это неконтролируемый, иррациональный страх. У меня же это и не страх вовсе, а просто осторожность, которую я контролирую.

– Контролируешь осторожность?

– Ну, да. Я, чтобы не нарваться на неприятности, в данном случае, чтобы не лишиться денег, всегда осторожничаю и подстраховываюсь.

– То есть?

– Ну-у… Мы с мужиками хоть каждый раз и обмываем получку, но я перед этим основную часть денег делю на две части и убираю в разные карманы. К тому же, я никогда один из гаража не ухожу. Ну, а в троллейбусе или метро, каким бы пьяным ни был, стараюсь вычислить и запомнить подозрительных личностей, так сказать, потенциальных грабителей. И потом, когда выхожу на улицу, обязательно несколько раз оглядываюсь, чтобы убедиться, не идет ли за мной кто-нибудь из этих потенциальных. Ну, и при подходе к своему подъезду непременно концентрируюсь и утраиваю бдительность…

– Надо же, – хмыкнул Гаврилыч. – Настоящую тактику бдительности разработал!

– Ну, да. Пока живу, ни разу не грабанули.

– Если ты такой осторожный, почему ж тогда во время маршрута книжки читаешь?

– Ну, так у нас же броневик. За такими стенами и стеклами можно не осторожничать.

– Да ты и на обычной «Волге» тоже от книг не отрывался.

– Я тогда одним глазом читал, другим потенциальных грабителей вычислял. Но после того как Скворца кокнули, а Боярина с Шубой покалечили, я только и делал, что головой по сторонам вертел и ствол наготове держал…

Водитель остановил машину напротив очередного сбербанка, и схватился за книгу, как только когда дверь за ушедшим сборщиком закрылась.

– Слива, – отвлек его Костиков, – а ты хотя бы один детектив про инкассаторов читал? Я имею в виду – не зарубежный, а наш.

– Не-а, – на секунду задумавшись, ответил тот. – Кино, помню, смотрел. Но – отстой какой-то.

– А хотел бы прочитать?

– Ну-у-у… – оторвавшись от чтения, Слива почесал лоб. – Скорее, не хотел бы.

– Как это? – удивился Костиков.

– Понимаешь, Шуба. Я ведь очень много дюдюктивных романов перечитал. И практически всегда в них расследуется уже совершенное преступление. Ну, и мне как-то не очень хочется читать про ограбленных инкассаторов. А еще больше не хочется представлять, что ограбили мой маршрут, понимаешь. Допустим, про то, как нас с тобой ограбили. Мы же просто так, за здорово живешь, ограбить себя не позволили бы. Значит, нас для начала должны были бы ликвидировать. Очень не хочется мне читать про то, как нас ликвидируют.

– Кого ликвидируют? – спросил сборщик, вернувшийся в машину и услышавший последние слова водителя.

– Всех грабителей и мошенников ликвидируют, Николай Гаврилович, – сказал Шуба. – Это у меня навязчивая идея такая, чтобы их всех не в тюрьмы сажали, а уничтожали.

– Слышал я уже твою навязчивую, Шуба, слышал, – прокряхтел ветеран инкассации. – Даже размышлял над идеей этой. И, знаешь… – Николай Гаврилович обернулся к Костикову, – возможно, по большому счету ты и прав.

– Вот! Вот!!! – возликовал Серега. – Наконец-то, со мной согласился хоть один человек.

– Я сказал – по большому счету, – попытался остудить пыл Николай Гаврилович. – То есть, если стопроцентно доказано, что конкретный человек действительно совершил серьезнейшее преступление, тогда не тюрьма должна о нем плакать, а петля…

– А я настаиваю на том, что человек достоин петли за любое преступление! – в очередной раз завелся Серега.

– Вообще – за любое? – спросил водитель.

– Вообще. Если это предписано законом.

– Ну-у-у…

– Чего, Слива мнешься? Законы нарушаешь?

– Сам ты нарушаешь!

– В любом случае должна быть градация! – повысил голос Николай Гаврилович. – Степень наказания должна зависеть от тяжести преступления.

– Обязательно! – согласно закивал Слива, в то время как Шуба недовольно хмыкнул.

– Закон можно до такой степени ужесточить, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Вот, в нашей инкассаторской инструкции черным по белому написано, что нельзя отклоняться от маршрута и тому подобное. Однако же мы постоянно заезжаем куда-то по своим делам, и пивком балуемся, и вон книги читаем… А почему?

– Потому что степень наказания за нарушение инструкции мы вполне можем пережить, – сказал Костиков.

– Вот именно.

– Так, а я про что?! Пусть наказание будет жесточайшим, и фиг я стану нарушать эту гребаную инструкцию. Если за безбилетный проезд будут расстреливать, а у меня не будет денег, так я лучше пешком пойду, чем рисковать на контролеров с автоматами нарваться.

– Слова, слова… – сказал Николай Гаврилович, вылезая из броневика, остановившегося напротив следующего сбербанка.

– А вот нифига не слова! – крикнул ему вдогонку Шуба. И сказал водителю:

– Кстати, Слива, надо будет в «Детский мир» заехать, а то у меня пластилин закончился…

– Какие-нибудь мысли в плане новых композиций? – спросил тот, знакомый с увлечением Шубы. – Надеюсь, что-нибудь эротико-сексуальное?

– Естественно! Только на этот раз все будет происходить в салоне автомобиля, – сходу начал придумывать сюжет скульптор. – На заднем сидении…

– Ха! Представляю себе!

– Правда, пока не решил, какую лучше всего машину лепить. Понятно, что легковушку и какую-нибудь служебную. Допустим, такси – с шашечками на дверях или ментовскую – с мигалкой…

– Ты лучше наш, инкассаторский броневик слепи – с зеленой полосой. И пусть девка будет располагаться прямо на мешках с деньгами.

– А, что, это идея, – кивнул Шуба. – Типа, сборщик возвращается с точки, смотрит, а в броневике, который, согласно инструкции, должен быть закупорен на все кнопки, двери нараспашку, и творится такое! Старший маршрута – с одной стороны пристроился, водитель – с другой…

– Точно!!! – восхитился Слива.

– И назову композицию «Люди опасной профессии».

– Ха-ха-ха! – зашелся смехом водитель. – А сборщиком обязательно надо слепить Гаврилыча. Он – личность очень калорийная. Типичный такой ветеран-инкассатор. Ха-ха-а-а…

– Согласен, что личность калорийная. Только если Гаврилыч себя в такой композиции узнает, а он узнает, то мне лучше под его руку не попадаться.

– Ну, в таком случае, пусть он на месте старшего будет. Еще прикольнее!

– Тогда Гаврилыч точно за пистолет схватится. Он же по-жизни примерный семьянин.

– Гы-гы-гы! – заржал Слива. – Но согласись, прикольно бы получилось.

– Согласен, согласен. Вон, возвращается наш примерный семьянин. Слива, ты только не вздумай Гаврилычу о наших идеях рассказывать. Даже намекать не смей!

– Понял я, понял. Гы-гы-гы…

Смех – смехом, но пока Костиков обсуждал со Сливой идею создания «инкассаторской» композиции, у него родилась другая, более значимая идея. И воплотить ее в жизнь он решил, не откладывая в долгий ящик.

Пять коробок пластилина Серега Костиков купил в «Детском мире», куда по его просьбе заехал Генка Козырев после завершения работы маршрута, вернее после того, как все ценности были благополучно развезены по сберегательным банкам. В супермаркете закупил продуктов, чтобы по дороге домой, не терять времени.

Вообще-то Костиков вот уже который день мечтал смотаться после работы на электричке под Звенигород, чтобы повести вечерню зорьку на Москве-реке и поспиннинговать, в надежде поймать щучку-другую. Еще больше Сереге хотелось встретиться с Дашей Завидоновой, которую он не видел уже три дня. Но, увы, сегодня он был вынужден отказаться и от рыбалки, и от встречи с любимой девушкой.

Он сказал ей об этом по телефону, воспользовавшись аппаратом дежурного по инкассации. Ему показалось, что Даша расстроилась, но что ж теперь поделать. На секретный номер капитана Клюева он позвонил с мобильника Сливы, посетовав, что на его мобильнике кончились деньги. Вкратце рассказал Борисычу о визите в Коньково господина Гидаспова и высказал опасения, что тот мог установить в его комнате какие-нибудь жучки или скрытые камеры. Разубеждать в этом приятеля милиционер не стал, хотя и намекнул, что Шуба «не такого высокого полета орел», чтобы за ним наблюдать и прослушивать разговоры.

Тем не менее, посоветовал хорошенько осмотреть на наличие посторонних предметов сумку, которую Костиков постоянно таскал с собой, и в которой на данный момент находились зонт, книга и коробки с пластилином. Таким предметом могла оказаться, к примеру, миниатюрная клипса-маячок, передающая сигнал о своем местоположении.

Этот совет показался, ставшим слишком мнительным, Костикову очень важным и своевременным. Вернувшись домой, он первым делом разгрузил сумку и принялся тщательно ее обследовать. И ведь нашел! Нашел за дерматиновой подкладкой днища незнакомый предмет, по форме больше всего напоминающий батарейку-таблетку, черного цвета, без каких-либо надписей. Лишних и ненужных вещей в сумке оказалось предостаточно, но этот цилиндрик был точно не его. Однако выбрасывать предполагаемый «маячок» он не стал, спрятал обратно за подкладку. Вот когда придет время посетить потаенную квартиру, тогда и придется решать судьбу хитрого приборчика.

Зато никаких скрытых камер у себя дома Серега Костиков, как ни старался, не обнаружил. Скорее всего, их и не было. Возможно, где-то «притаились» подслушивающие приборы, но это Серегу почти не волновало, вести какие-то секретные разговоры он ни с кем не собирался. Включив музыкальный центр и поставив диск со своей любимой группой «Чиж и К», он в приподнятом настроении занялся приготовлением незамысловатого ужина.

Накануне Серега объедался в закусочной «Хобби», сегодня можно было обойтись пельменями – со сливочным маслом и майонезом. Вдобавок к пельменям открыл давно стоявшую в холодильнике банку маринованных овощей: огурчики, помидорчики, перец, что-то еще. Надо было хорошенько подкрепиться, прежде чем нагрузить работой свои способные к созданию неповторимых пластилиновых композиций пальцы.