Текст книги "Рисунки Виктора Кармазова (СИ)"

Автор книги: Евгений Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А чего сегодня было? Ничего не было, – слегка заплетающимся языком ответил Эмерсон и устремился в сторону метро.

Детали форс-мажора Виктор, естественно, никому открывать не стал. Зато убедительно потребовал и от того же Александра Ивановича, и от Евгения Овчинникова с Эмерсоном, чтобы о случившемся – никому ни слова, мол, все обошлось, и ладно.

У инкассаторов хватало так называемых «внутренних тайн экипажа». Нарушения инструкций случались постоянно, но если об этом знали только трое, то, наверняка до начальства эти «проколы» не дойдут. Если же дойдут, то вычислить болтуна будет несложно. Взять хотя бы историю с «торопыгами» и напившимся Евгением Овчинниковым – кроме водителя, Тимофеича и Виктора об этом до сих пор никто из инкассаторов не знал, и слава Богу.

– Погодь, – остановил Овчинников, собравшегося выйти из машины Виктора. – За мной ведь тоже должок. Давай-ка я тебя до дома доброшу…

* * *

Проснувшись, Виктор Кармазов первым делом поставил послушать «Пикник», и пока Эдмунд Шклярский пел про иероглиф, про праздник и про ночь, принял душ, попил чайку с бутербродом. Голова почти не болела – хорошо, что вчера половинил, даже четвертинил. На столе перед ним лежал томик Чернышевского с двумя чудесными страничками, точнее – с одной целой, с другой – порванной на четыре части.

Когда кружка осталась пустой, он открыл томик и на одной чудесной четвертинки быстро нарисовал эту кружку, но доверху наполненную чаем. Закрыл глаза и открыл – кружка на столе осталась пустой, чего, собственно, он и боялся.

Художник подрисовал на ободке кружки рыжего таракана, напротив него – чайную ложку, наполненную сахарным песком и, отложив карандаш, пошел в ванную комнату. Когда вернулся на кухню, ничего не изменилось ни с кружкой, стоявшей на столе, ни на рисунке: таракан не сдвинулся с места, сахарный песок с ложки в чай не пересыпался. Испортилась страничка, потеряла свои чудесные свойства!

На всякий случай выбрасывать обрывки Виктор не стал, убрал все в ту же книгу. Занес карандаш над пока что целой страницей. Чернышевский спрашивал: «Что делать?», Виктор задумался: «Что нарисовать?» Так, для начала бутылку пива в холодильнике – бутылку импортного пива, польского…

Да! Бутылка оказалась в холодильнике, холодненькая! Виктор открыл ее и жадно припал к горлышку. Бросил взгляд на рисунок – темное стекло не позволяло видеть, уменьшилось ли количество напитка в бутылке, но крышки на ней не было! Допив пиво, стер ластиком нарисованное и прислушался к себе – ощущение, что пил любимый напиток, не пропало. Впрочем, как и не исчезли на его спине царапины, оставленные Лиличкой. Да, последнюю чудесную страничку надо было беречь, как зеницу ока. Но лучше – заиметь еще один чудесный блокнот. Виктор почему-то был уверен, что в квартире у Александра Ивановича где-нибудь на антресолях обязательно завалялся еще один такой же.

Благодаря вчерашнему происшествию, предлог навестить соседа имелся, чем Виктор и решил воспользоваться без предварительного звонка. Для начала зашел в магазин и купил бутылку коньяка. Конечно, можно было эту бутылку нарисовать, будто она хранится у него в холодильнике, но по таким пустякам лишний раз использовать чудесную страницу не хотелось. Тем более, на такое дело не грех было потратить вчерашние чаевые. К коньяку повезло прикупить лимон, а также четыре шоколадки-медальки в золотистой фольге.

Вместо Александра Ивановича дверь ему открыла Верочка – та самая новенькая кассирша, из-за которой Виктор вчера задержался в магазине, как следствие, получил бутылкой по голове и так далее. Виктору как-то сразу стало не по себе, – все-таки такая молодя симпатичная девушка, и сошлась с Александром Ивановичем, который ей в отцы годится. Но тут же вспомнил, что сосед, назвал ее племянницей, дочерью своего родного брата. От сердца отлегло.

– Здравствуй, Верочка! – улыбнулся он девушке, будто давней знакомой и весело подмигнул.

– Ой! Здрасте! – Верочка захлопала длиннющими черными ресницами и, как и вчера, слегка зарделась.

– Александр Иванович дома?

– Дядя Саша на какой-то Птичий рынок уехал…

– А-а-а… понятно.

– Вы проходите, пожалуйста, – девушка посторонилась, и Виктор, чуть помедлив, переступил порог.

– Верочка, зачем же «на вы»? Я же тебе не дядя.

– А я с дядей как раз «на ты» разговариваю.

– Ну и правильно. Чего церемонии разводить! Ты, кстати, откуда приехала?

– Из Серпухова. Это город такой, в девяносто девяти километрах от Москвы…

– Да знаю, я, Верочка, знаю. Мы с твоим дядей туда на Цимлянку пару раз рыбачить ездили.

– Дядя Саша, как и я, в Серпухове родился, – обрадовано доложила она. – Потом в Истру переехал, а уж оттуда – сюда, в столицу.

– И когда Александр Иванович вернуться обещал?

– Не сказал. Он совсем недавно уехал…

Виктор тяжело вздохнул – похоже, сегодня с поисками чудесного блокнота ничего не получится. Но почему бы не попытаться приятно провести время с серпуховской красавицей. Он узнал ее на одном из фотоснимков в аккуратных рамочках, развешанных на стенах – видимо, сделанном во время выпускного вечера. Еще на одном снимке – с роскошным букетом роз в руках она, счастливо улыбающаяся стояла рядом с приобнявшим ее за плечи серьезным мужчиной.

– Верочка, а ты отечественную рок-музыку слушаешь?

– Слушаю, – она, вроде бы, собиралась провести гостя из коридора в комнату, но тут начала перечислять: «Воскресенье», «Наутилус Пампилиус»…

– А группу «Кино» с Виктором Цоем, – перебил ее Виктор.

– Люблю.

– А группу «Пикник»?

– Эдмунда Шклярского – обожаю!

– Так пойдем ко мне домой, – не стал тянуть кота за хвост Виктор. – Мне вчера две новых записи дали – как раз Цоя и Шклярского.

– Как пойдем? – не поняла Верочка.

– Да я в этом же доме живу, в соседнем подъезде. Ты можешь даже шлепанцы не снимать – на улице сухо.

– Ой, нет, я лучше переобуюсь!

* * *

Верочка к тому же переоделась, и на это у нее ушло не больше трех минут. Теперь вместо футболки и юбочки, на ней были сорочка и джинсы, а на ногах – кроссовки. Симпатичненько, но.… Еще через три минуты они оказались дома у Виктора.

Для гостей у него были припасены три пары тапочек, и ту, которая поновей, он предложил Верочке. Провел гостью в комнату, усадил на диван, вручил наушники и, не спрашивая, что именно для начала она хотела бы послушать, завел «Пикник». Так же, не спрашивая, готова ли она выпить еще до обеда, деловито выставил на стол коньяк, выложил на одно блюдечко шоколадки, на другое – лимон. Чтобы порезать лимон, сбегал на кухню за ножом, затем принес две хрустальные рюмки. Казалось, погрузившейся в музыку Верочке, нет никакого дела до этих приготовлений. Она даже как бы удивилась, когда Виктор бережно снял с нее наушники, вытащил штекер из магнитофона и кивнул на сервированный стол:

– Вот, хотел с твоим дядей выпить. Отблагодарить, так сказать, за то, что вчера вовремя мне на помощь пришел. Вместе с тобой…

– Но я не…

– Спасибо тебе, Верочка, – Виктор взял наполненные рюмки и одну поднес девушке, которую она взяла с некоторым замешательством.

– Давай, – предупреждая новые возражения, он чокнулся своей рюмкой с ее. – За мое здоровье!

Выпил, закусил долькой лимона и, подмигнув Верочке, протянул ей и лимончик, и шоколадку. Волей-неволей ей тоже пришлось выпить. Щечки у молоденькой кассирши сразу порозовели.

– А вы узнали, кто вас вчера ударил? – спросила она, закусывая лимон шоколадкой.

– Конечно, узнал, – он вновь наполнил рюмки коньяком. – Мужик, судя по всему, душевнобольной. Он, ведь, когда меня бутылкой по башке вырубил, вытащил у меня из кобуры пистолет – хотел нашу машину грабануть. Я вовремя успел его догнать и остановить. Морду набил, пистолет отобрал, хотел связать, да он вывернулся и удрал. Стрелять в спину я ему не стал.

– Вот это да! – распахнула ресницы Верочка.

– Это вы молодцы, что вовремя меня в чувство привели. Поэтому второй тост – за тебя и за Александра Ивановича!

Теперь Верочка уже сама взяла дольку лимона, а потом и шоколадку.

– Как тебе Шклярский? – Виктор кивнул на магнитофон.

– Классный! А вы можете дать мне катушку послушать?

– Да это не моя, во вторник отдавать надо, – сказал Виктор и, заметив скользнувшее в глазах гостьи разочарование, добавил:

– Но до вечера понедельника – можешь забирать.

– Ой! Спасибо вам.

– Да что ты все «выкаешь»! – возмутился он. – В общем, так, я знаю, как это исправить. Надо выпить на брудершафт.

– Ой…

– Возражения не принимаются, – Виктор вновь наполнил рюмки. – Знаешь, как это делается?

– Кто ж не знает…

– Тогда – давай!

Они переплели руки, выпили коньяк, но теперь вместо кислого лимона на закуску стал поцелуй – сладкий и долгий. За первым поцелуем последовал второй, третий. Верочка не то чтобы только губы подставляла, да чуть-чуть языком шевелила, – целовалась страстно, даже изобретательно, Виктор поймал себя на мысли, что она хоть и помоложе его года на три, но в этом деле намного искуснее.

Он схватил ее за грудь и, почувствовав, что под сорочкой нет бюстгальтера, осторожно стиснул упругий холмик, помял, слегка прищемил пальцами крохотный пенечек, который тут же стал чуть потолще и потверже. Не встречая сопротивления, вновь слился с Верочкой в долгом и сладком поцелуе, одновременно расстегивая пуговицы на сорочке. Как же все было бы проще и быстрее, не поменяй она футболку, на эту сорочку с несметным количеством пуговиц!

Наконец, он справился с маленькими перламутровыми врагами и дорвался губами и руками до обнаженных девичьих грудей – аппетитных и возбуждающих! Верочка издала еле слышный стон, и это добавило Виктору активности. Эх, если бы вместо джинсов на ней оставалась юбка! А тут – тугая клепка, неподатливая молния, а еще и вмешавшаяся в процесс раздевания девичья рука.

– Нельзя, – негромко сказал Верочка.

– Можно, – продолжил поползновения Виктор.

– Нет…

– Да….

– Нет. Нельзя! – девушка резко отпрянула.

– Почему?

– Только опосля свадьбы…

– Чего? – его пальцы вновь ухватились за молнию на джинсах.

– Опосля свадьбы! – Верочка вдруг схватила со стола бутылку с остатками коньяка и донышком врезала художнику по запястью.

Виктора словно ушатом холодной воды окатили. Это было не столько больно, сколько обидно. Что он такого сделал? Пригласил девушку в гости, угостил, начал флиртовать – все, казалось бы, по обоюдному влечению…

– За что? – серьезно спросил он.

– Прости, я не хотела! – Верочка схватила руку, которую только что ударила, и принялась осыпать ее поцелуями.

Такого Виктор вообще не ожидал – чтобы девушка целовала руку парню!

– Ну, хотя бы на «ты» перешли, – сказал он. – Наливай, а то я травмирован.

Верочка послушно наполнила рюмки, и они вновь выпили на брудершафт. Очередной поцелуй затянулся, не отрывая своих губ от ее – таких нежных и страстных, Виктор уложил Верочку на диван, навис над ней, потянул молнию на джинсах вниз, до упора. Его пальцы проникли под резинку ее трусиков, дальше, дальше… Но когда они почти добрались до заветного местечка, девушка вдруг напряглась и с такой силой оттолкнула Виктора, что он слетел с дивана и пребольно ударился лодыжкой о ножку стула.

– Я же сказала – опосля свадьбы! – крикнула Верочка и выбежала из комнаты, а потом хлопнула входной дверью.

– Ну не дура же! – Виктор сел на диван, потирая ушибленное место. – Из Серпухова она видите ли. Ты не из Серпухова, ты… дура!!!

Так его еще никогда не кидали – и в прямом, и в переносном смыслах. Случалось, конечно, что от понравившейся девушки не удавалось добиться взаимности, но чтобы быть отвергнутым в самый последний момент и до такой степени грубо!

А не нарисовать ли ее сейчас на чудесной странице – голышом, как в первый раз он нарисовал Лилю? Может, тогда у нее мозги нормально заработают. А если не заработают? Если опять закричит: «Опосля свадьбы!», отбиваться начнет… Нет, с него достаточно побаливающих запястья и лодыжки. Даже не в этом дело. Когда он нарисовал Лилю, она…

До Виктора вдруг дошло – нет не она, а ее копия очутилась в абсолютно незнакомом месте и некоторое время спустя воссоединилась с «оригиналом». Она могла подумать, что приключение в квартире Виктора ей просто приснилось, либо у нее случилось раздвоение личности. И то же самое – с Никитой, копия которого отметелила двух грабителей на улице Свободы. Вот только, как Лиля объяснит себе засосы на шее, а Никита – сбитые костяшки пальцев? Как хотят, так пусть и объясняют.

С Верочкой – абсолютно другая ситуация. Виктор пока не мог понять почему, но догадывался, что рисовать ее, другими словами, воплощать, пусть даже и ее копию, здесь и сейчас нельзя. Зато Лиличку – можно! Он взялся за карандаш.

Нарисовал на чудесной страничке стол с бутылкой коньяка – полной и закрытой, блюдечко – с колечками лимона, торт «Прага», – он запомнил, что именно этот торт больше всего любит Лиля, и еще – два блюдечка с чашками и чайными ложками. Потом нарисовал сидящую на диване Лилю, одетую в цветастое платьице. Она, живая, появилась у него дома после того как он поставил последнюю точку, засунул страничку в томик Чернышевского и на секунду прикрыл глаза…

* * *

– Лиличка, а где ты живешь, работаешь? – поинтересовался Виктор, трогая языком нижнюю губу, которую она укусила.

Они лежали рядышком – уставшие и довольные друг другом. Надо было бы принять душ, но чуть позже, когда дыхание восстановится.

– Работаю в Поречье, в санатории медсестрой, а живу в Одинцово, – она назвала свой домашний адрес и со стоном наслаждения потянулась. – Мне так с тобой хорошо…

– Мне с тобой тоже, – он чуть поморщился, – кажется, ее острые когтищи опять разодрали спину до крови.

– Ты чего?

– Полюбуйся, – он повернулся к Лиличке спиной.

– Ах… это… – она прикоснулась пальцами к царапинам, отчего Виктор вздрогнул. – Ну, так ты же меня трахаешь… Тем более, это все сон.

– А ты бы хотела увидеть этот сон еще раз?

– Очень бы хотела. И не только один раз, а много-много.

– Значит, увидишь.

– Витенька, я в туалет хочу.

– Иди, – он лежал с краю, поэтому сел, пропуская девушку. Лиля, не одеваясь, выскочила из комнаты и почему-то тут же остановилась.

– Витенька, а чьи это тут кроссовки… женские?

Он встал и выглянул в коридор. Кроссовки оставила Верочка – так торопилась, что убежала в его тапочках. Дура!

– Я тебе потом все объясню. Ты иди, а то я тоже хочу душик принять.

Лиля передернула плечами и прошла в ванную комнату, а он достал чудесную страницу, рисунок на которой кардинально изменился, и быстренько его стер.

* * *

Верочкины кроссовки стояли в коридоре. А одна из трех пар тапочек для гостей была в квартире Александра Ивановича. Наверное, стоило подождать, пока Верочка сама вернется, чтобы обменяться обувью, но у Виктора словно шило появилось в одном месте.

Накануне, когда она категорически отвергла его поползновения и убежала, а он, благодаря чудесной страничке, воплотил у себя дома Лилю и некоторое время спустя с ней расстался, Виктор об этом особо не задумывался. Остаток дня провел, попивая пиво, слушая музыку и рисуя на обычных листах эпизоды из рукописи «Криминальная рыбалка», но все больше – либо Верочку, либо Лилю, любо и ту, и другую вместе. А вот ночью девушки ему почему-то не приснились, зато в одном из снов он видел эти самые кроссовки. И теперь, воскресным утром ему хотелось побыстрее от них избавиться. Нет, не выбросить, а вернуть владелице.

На этот раз, прежде чем заявиться к Александру Ивановичу, позвонил ему по телефону. Тот, конечно же, со всевозможным радушием пригласил его в гости. Виктор засунул Верочкины кроссовки в пакет, в другой положил рукопись и с десяток соответствующих содержанию детектива рисунков – самых, по его мнению удачных, и направился в соседний подъезд.

Александр Иванович открыл дверь, словно караулил. Как выяснилось, он успел подсуетиться – на кухонном столе стояла запотевшая бутылка, стаканчики, легкая закуска – огурцы, редиска, а на плите поджаривалась яичница с колбасой и помидорами. За яичницей присматривала Верочка. Пакет с ее кроссовками Виктор незаметно для хозяина пристроил к прочей обуви. Запоздало вспомнил, что не захватил с собой ничего из спиртного – ну да ладно.

Пересматривая иллюстрации к своему детективу, Александр Иванович от восторга забыл обо всем на свете.

– Как же так? Откуда ты знал? Это же именно то, о чем я писал! – восклицал он и, кажется, вот-вот был готов прослезиться.

– Да я-то чего, – застеснялся Виктор. – Это у тебя такая история интересная, что сама для иллюстраций напрашивается.

– Нет! Нет! Ты как будто моими глазами все это видел! – повторял Александр Иванович. – А это что такое?

Виктор посмотрел на последний рисунок, который крутил так и сяк Александр Иванович. Этот рисунок попал сюда случайно, и на нем обнимались две обнаженные девушки – Верочка и Лиля. Верочка, только что выключившая газ под сковородкой с яичницей, тоже его увидела и вмиг покраснела. Хозяин квартиры, однако, этого не заметил, да, кажется и не успел узнать на картинке племянницу, либо просто и в мыслях не мог представить ее в подобном ракурсе.

– Это я так, для души, – Виктор выхватил листок из рук писателя, скомкал и засунул в карман своих джинсов. – Не придавай внимания, не обращай значения. У меня к тебе разговор есть, Иваныч.

– Так-так-так?

– Но сначала выпьем?

– Конечно! – Александр Иванович взялся за бутылку.

– Верочка, ты присоединишься? – спросил Виктор.

– Нет, я пью только вино, легкое, – невозмутимо возразила она, словно накануне не выпила вместе с ним несколько рюмок коньяка.

– Вина нет, – вздохнул Виктор и, как бы спохватившись, достал червонец. – Верочка, большая просьба, купи нам в магазине шампанского, а то надоела эта водка.

– Уважь, племянница, – поддержал Александр Иванович. – Только сразу подойди к продавщице винного и шепни, что от меня.

– Хорошо, дядя Саша, – не стала возражать Верочка, хотя и нахмурилась, беря деньги.

– Там, у двери пакетик возьми, – крикнул ей вдогонку Виктор.

* * *

– На самом деле у меня к тебе разговор двойной, – сказал Виктор, после того, как выпили по второй. – Как говорит мой лучший друг Никита, во-первых, хотелось бы еще чего-нибудь почитать из твоих нетленок…

– О! – откровенно обрадовался Александр Иванович. – Имеется одна вещица, тоже пока неопубликованная.

– Давай. А я к ней, если понравится, тоже чего-нибудь нарисую…

– Так это же прекрасно! – Александр Иванович сорвался места и, не успел Виктор съесть очередную редиску, как притащил и сунул ему в руки толстую стопку листков с текстом.

– Это историко-мистический роман. Рабочее название – «Тайна нефритового голубя». Там, кстати, основные действия в твоей и моей любимой Истре происходят.

– Какие-то у тебя названия своеобразные, – заметил Виктор, принимая рукопись.

– Да черт его знает, – Александр Иванович вновь взялся за бутылку. – Может, поэтому меня и не публикуют нифига.

– Не бойся, опубликуют, а те издатели, которые сегодня посылают куда подальше, потом от досады будут локти кусать, что вовремя тебя не приветили. Особенно, если к твоим нетленкам приложатся мои не менее конгениальные рисуночки.

– Да! Вот за эти твои добрые слова и пожелания я и поднимаю тост!

Выпив и закусив очередной редиской, Виктор обратился к хозяину квартиры с главным вопросом, ради которого сегодня его и навестил:

– Александр Иваныч, а давай на твоих антресолях поищем еще один блокнот с рыбачком на обложке.

– Поищем, – согласился тот, поднимаясь из-за стола.

Но когда он взгромоздился на табуретку и открыл дверцы антресолей, Виктор сразу погрустнел. Снизу доверху антресоли были забиты книгами, старыми газетами и журналами, всяким барахлом, так что, если во всех этих залежах даже имелся второй чудесный блокнот, на поиски его ушел бы ни один час. Александр Иванович посмотрел сверху на гостя и развел руками. В это время в скважине входной двери заскрежетал ключ, – вернулась Верочка.

– Да, – разочарованно кивнул Виктор, – давай, как-нибудь в следующий раз.

Вместо одной бутылки шампанского Верочка принесла две и к ним – шоколадку «Аленка».

– Ты это чего – свои деньги добавила? – слезая с табуретки, нахмурился Александр Иванович.

– Ну, надо же здоровье нашему пострадавшему поправить, – чуть смутилась она, при этом, мимолетно взглянув на Виктора.

– Тем более что все так хорошо закончилось, – поддержал он ее и, поморщившись, погладил себя по темечку.

До него вдруг дошло, что с появлением чудесного блокнота он постоянно страдает физически – то грабители на остановке напали, то Лиличка покусала-расцарапала, то «перовский» рыболов бутылкой по голове врезал, да и от Верочки вчера досталось…

– И как вы только можете такие два разных напитка смешивать? – захлопала девушка ресницами, когда Виктор после выпитой стопки водки приложился к бокалу с шампанским.

– Ты еще не видела, как закоренелые инкассаторы пьют, – усмехнулся Александр Иванович, а Виктор, положив в рот кусочек шоколадки, сказал:

– Я сейчас не смешивал, а чередовал. Когда смешивают водку с шампанским, это называется «Северное сияние». И, кстати, когда шампанское – с коньяком – это «Огни Москвы».

– Кошмар, какой-то, – передернула плечами Верочка.

– О! – спохватился Александр Иванович. – Кошмар будет, если мы рисунки шампанским зальем.

Он бережно собрал лежащие на краю стола рисунки Виктора и вышел из кухни.

– А еще – кошмар это то, что ты меня с какой-то… девкой нарисовал, – прошептала Верочка. – Отдай!

– Нет, – вздохнул Виктор. – Настоящий кошмар, это когда тебе в самый ответственный момент говорят: «Опосля свадьбы»…

* * *

«Если быть честным самому себе, то ежедневно по стольку принимая, чередуя и смешивая, эдак и спиться можно», – думал Виктор следующим утром, ощупывая раскалывающуюся голову.

Для многих, кого он знал в инкассации, водка перестала доставлять удовольствие, для них уже не с ней было хорошо, а без нее плохо. Взять тех же Михалыча с Тимофеичем или Торопа, да того же Боярина, который был всего на год старше Виктора, но при этом его по утрам трясло не меньше Пана Зюзи – так он изо дня в день назюзикивался. Нет, пора было прекращать все эти послемаршрутные «дозочки»! А то наступит время – карандаш из рук выпадать начнет.

Разве что позволить себе одну-две бутылочки пива в день. А ведь пиво именно сейчас ох как бы помогло! Но одеваться и идти на его поиски, не было никаких сил. Выручила чудесная страничка, на которой Виктор нарисовал две бутылки, стоявшие на нижней полке его холодильника. И они на самом деле оказались там – какое счастье!

Вообще-то неплохо было бы сегодня половить рыбку, скоротать вечерок со спиннингом в руках на той же Истре. Очень удобный вариант – пешком до платформы Тушино, на электричку и уже через час – на реке. И домой можно хоть на последней электричке вернуться, с другим-то транспортом связываться не надо. А завтра хорошенько выспаться и – на вечерний маршрут.

Кстати! Александр Иванович говорил, что новая «нетленка», названия которой Виктор не запомнил, тоже про Истру. Очень интересно. В Истре, в стареньком деревянном доме на окраине города, всю жизнь прожила родная бабушка Виктора, и он обязательно приезжал к ней на недельку-другую каждое лето. Александр Иванович, насколько по его рассказам помнил Виктор, имел квартиру где-то на улице Босова. Возможно, они когда-то и пересекались в этом небольшом подмосковном городке?

Виктор нашел пакет с рукописью, включил магнитофон, расположился на диване и, маленькими глоточками попивая пивко, принялся за чтение.

В романе речь в основном речь о приключениях истринской молодежи в самом конце семидесятых годов. Попутно рассказывалась история Новоиерусалимского монастыря, построенного в семнадцатом веке и считавшегося детищем Никона – патриарха Всея Руси.

Читалась рукопись очень легко, тем более, что Виктор в те же самые семидесятые неизменно гостил в Истре у бабушки, и все приключения семнадцатилетних парней очень живо себе представлял. А приключений хватало…

В романе все начиналось с того, что главный герой, москвич крадет из музея Новоиерусалимского монастыря миниатюрный складень, обладающий некими волшебными свойствами. Затем москвич влюбляется в местную красавицу, знакомится с ней, враждует с ее ухажером…

Чудесная страница и карандаш были под рукой, и Виктору очень захотелось отобразить на ней ситуацию, когда главный герой Андрей по прозвищу Монах, впервые увидел свою будущую возлюбленную. По тексту Андрей обратил на нее внимание, загорая на берегу Истры со своими друзьями. Девушка тоже пришла с двумя подружками и тоже для начала искупалась в реке:

«…В ней была какая-то изюминка: особые, неповторимые черточки в слегка удлиненном лице, тонких губах, глазах с поволокой, даже в слегка сутулой фигурке… – читал Виктор, держа карандаш над чудесной страничкой… – Искупавшись, девушки вскоре стали собираться уходить, но тут произошло нечто занимательное.

Та, что так понравилась Андрею, стоя неподалеку, повернулась к нему спиной, накинула на себя большое махровое полотенце, сняла трусики и стала их выжимать. Каким-то чутьем Андрей предугадал, что произойдет дальше: полотенце вдруг развязалось, почти свалилось с плеч, и ребята увидели голую девичью попку. Невольная „стриптезерша“ ойкнула, попыталась запахнуться, но неудачно и только со второго раза, совсем смутившись, прикрыла свое тело.

– Браво, русалочка! – захлопал в ладоши Митлз и засмеялся. Вместе с ним захихикали и ее подружки, одна из которых успела сделать пару фотографий. Да и сама „русалочка“, бросив взгляд на Андрея, улыбнулась, а он почувствовал, что краснеет…»

Виктор быстро нарисовал берег быстротекущей реки, трех только что искупавшихся девчонок, четверых парней, играющих в карты, и неподалеку от них – себя самого в семнадцатилетнем возрасте. Но последнюю точку не поставил, задумавшись, не выйдет ли такой эксперимент ему боком. Размышления прервал телефонный звонок.

– Дружище, ты хоть помнишь, какой сегодня день? – узнал он голос Никиты.

– Понедельник.

– А число?

– Э-э…

– Сегодня у Антона день рождения! – ускорил процесс воспоминаний Никита.

– Черт! А чего ж раньше не предупредил?

Виктор знал Антона столько же, сколько Никиту – дружили с детства. Отличный парень, компанейский, но к несчастью из-за какой-то, казалось бы, незначительной травмы головы в десятилетнем возрасте Антон полностью ослеп. Однако, как мужественный человек, в жизни не разочаровался, от компании не откололся, ходил с друзьями и на ночные костры, и купаться на Москву-реку, на уровне играл со всеми в карты и домино, а в шахматах вообще был лидером. И обязательно отмечал с друзьями свой день рождения.

– Зачем предупреждать! Сам должен помнить. Короче. Антон обязательно хочет выпить с тобой за свое здоровье, так что выдвигайся к нам в деревню на ближайшей электричке! – Приказным тоном сказал Никита. И, по большому счету, он был абсолютно прав.

* * *

Непривычный запах Виктор почувствовал, пройдя примерно половину пути от платформы до деревни. Не сразу догадался, что пахнет гарью, но вскоре убедился, что Никита не обманывал по поводу просеки – она действительно выгорела дотла. У Виктора, как у художника, мелькнул перед глазами образ великана, который среди зелени летнего леса оставил огромной кистью широкий и прямой черный мазок.

«Уж лучше бы дачи на просеке остались, чем такое уродство, – мелькнула мысль, которая тут же исчезла, когда неподалеку застучали топором, кто-то завел бензопилу. – Неужели восстанавливать решили? Ну-ну…»

От просеки до дома слепого приятеля было рукой подать.

– Здорово, Антон! – Виктор хлопнул друга по плечу и сжал его протянутую наугад пятерню.

– Витек! – как всегда узнал его по голосу Антон.

– Слушай, дружище, я в подарках ничего не смыслю, вот, держи денежку, – он передал ему в руку конверт.

– Главное, приехал… – Антон обнял его и крепко прижал к себе. Хоть и был слепым, а сила имелась – ни дня без тренировок.

Праздновали, как всегда у Антона в деревенском доме, где он жил вдвоем с матерью. Собрались родственники, соседи… Из друзей, помимо Никиты и Виктора были Генка и Низкий, а еще – Лариска, Ирка и Маринка – далеко не полная компания, с которой имениннику было что вспомнить.

Сидя за праздничным столом, они и вспоминали. Вспоминали, как однажды Никита чуть не поссорился с Витьком из-за того, что дружище пригласил Маринку на танец, который она обещала ему; как Лариска и Ирка даже не поссорились, а подрались из-за Генки, вырывая друг у друга волосы; как слепой Антон тащил на себе домой Низкого, вывихнувшего ногу…

Все это осталось в прошлом. Сейчас и Генка, и Низкий были женаты, Лариска, родила в гражданском браке мальчика и на жизнь ничуть не жаловалась; замужняя Ирка воспитывая дочь; и только Маринке, кстати, самой симпатичной из своих подружек, с мужиками как-то до сих пор не везло. С ней-то и начал флиртовать Никита, видимо, вспомнив «золотые годы».

Поглощая деревенские деликатесы, Лариска и Ирка щебетали о чем-то своем, женском. Генка и Низкий, налегая на водку, рассуждали о том, как плох стал московский «Спартак», разве что Федор Черенков, да Юрий Гаврилов на высоте. Ну, а Виктору было необходимо поговорить с Антоном с глазу на глаз, то есть, в данном случае, без лишних глаз и ушей, о чем он и попросил друга после очередной принятой стопки. Антон возражений не имел, вытащил Виктора из-за стола и провел в свою комнату.

– Вот, смотри, то есть, держи, – поправился Виктор, всучивая Антону в правую руку ластик. – Извини.

– Да, ерунда, дружище! Чего там извиняться! Я тебе сто раз говорил, – чем меньше людей вокруг будут зацикливаться, что я слепой, тем мне будет комфортней.

– Тогда, опять же, извини, но у меня к тебе вообще неожиданная просьба. И исполнить ее можешь только ты.

– Готов помочь.

– Здесь такое дело… – Виктор старался подобрать правильные слова, не сказав ничего лишнего. – Ты же знаешь, что я – художник?

– Жаль, картины твои увидеть не могу, – печально усмехнулся Антон.

– Жаль, – согласился Виктор, хотя как раз это ему и было надо. – Но тут-то ты мне и можешь помочь.

– Как это?

– Сейчас объясню.

– Может, лучше пойдем, самогоночки тяпнем.

– Тяпнем, но, чуть позже. Вот смотри, – Виктор положил на стол, за которым они сидели, чудесную страничку и прижал ее левой рукой Антона. – На этой странице я по памяти нарисовал карандашом один эпизод из своей жизни. А теперь мне необходимо воспроизвести его на этой же странице, но только после того, как рисунок будет стерт…

– А сам не можешь стереть? – задал Антон резонный вопрос.

– Не могу, дружище, в том-то и дело! – горячо сказал Виктор. – У самого, понимаешь ты, рука не поднимается. Там мне каждая черточка слишком дорога. Да, к тому же рисунок очень интимный, поэтому и друзьям показать не могу. Никому, кроме тебя, понимаешь?! Только не обижайся, дружище!