Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 1"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

24. Офицер «по особым поручениям» – военный министр в Болгарии

В жизни разведчика обычное дело, когда, выполнив за рубежом поставленное перед ним задание, он возвращается на родину. В этом отношении судьба полковника русской армии Петра Дмитриевича Паренсова уникальна: он успешно справился с возложенным на него секретным заданием по Болгарии и остался в столице освобожденной страны уже не в качестве разведчика-нелегала, а в ранге военного министра временной администрации, осуществлявшей переход от турецкой вассальной зависимости к государственной самостоятельности.

В 70-е годы XIX века живописные ландшафты многострадального Балканского полуострова буквально «дышали» порохом. После поражения в Крымской войне Россия была по рукам и ногам связана кабальными обязательствами. Однако позднее, после отмены статей Парижского договора о «нейтрализации Черного моря», она получила возможность более активно участвовать в решении политических вопросов этого региона. Российское правительство не ставило перед собой задачу захватить Константинополь и проливы, ему достаточно было укрепить свое политическое и экономическое влияние на Балканах. Возник тот редкий в истории случай, когда чаяния русского народа, всей душой поддерживавшего борьбу братьев-славян за независимость, совпали с планами правящих кругов Петербурга.

Итоги Крымской войны не смогли остановить процесс распада Османской империи. Огромного размаха достигло национально-освободительное движение народов Балканского полуострова. В 1875 году вспыхнуло антитурецкое восстание в Боснии и Герцеговине, пламя которого перекинулось на территорию Сербии, Черногории, Македонии и Болгарии. В апреле 1876 года против турецкого засилья выступили болгары. На борьбу поднялись свыше 30 тысяч человек во главе с национальным героем, поэтом и революционером Христо Ботевым. Необученные, плохо вооруженные люди (местным жителям запрещалось иметь какое-либо оружие) с лозунгами «Свобода или смерть!» героически противостояли частям регулярной турецкой армии.

Правительство России оказывало моральную, материальную и дипломатическую поддержку балканским народам, борющимся за свое освобождение, поскольку это отвечало интересам ее политики закрепления в регионе. Однако к решительным действиям и вступлению в войну против Турции правительство еще готово не было. Остались незавершенными военные реформы, начатые после поражения в Крымской войне, слабо работала военная промышленность, не хватало обученных резервов. Самый живой отклик в сердцах русского народа вызвали сообщения о восстаниях на Балканах. Был организован сбор средств, участие в котором приняли крупнейшие ученые России – Д.И. Менделеев, И.И. Мечников и др. На Балканы стали отправляться русские добровольцы – солдаты и офицеры, врачи, писатели и художники. Среди них те, чьи имена золотыми буквами навечно вписаны в историю нашего Отечества – врачи С.П. Боткин и Н.Ф. Склифосовский, художники В.Д. Поленов и К.Е. Маковский, писатель Г.И. Успенский.

Однако эта поддержка не могла оказать решающего воздействия, а Александр II и канцлер А.М. Горчаков, понимая всю сложность экономического и военно-политического положения России, проводили консультации с западноевропейскими державами. Воспользовавшись пассивностью некоторых европейских правительств, Турция с непомерной жестокостью приступила к «наведению порядка» на Балканах. Турки нанесли серьезное поражение сербской армии, задушили национальное движение в Боснии и Герцеговине. Буквально в море крови было потоплено апрельское восстание в Болгарии – опустошено 58 селений, убито 12 тысяч болгар, без различия пола и возраста. Вереницей потянулись караваны с «живым товаром» на невольничьи рынки обширной Османской империи.

Эта резня вызвала резкое негодование всего цивилизованного мира. Сложившаяся обстановка подтолкнула дипломатов России и ряда других держав выступить с обращением к правительству султана о проведении реформы с целью облегчить невыносимое положение христианских народов на территории империи. Порта игнорировала это обращение. А когда, опираясь на тайную поддержку из Лондона, султан в декабре 1876 года категорически отверг выработанный конференцией послов в Константинополе проект предоставления автономии некоторым провинциям в Болгарии, Боснии и Герцеговине, стало ясно – войны не миновать.

В спешном порядке Россия начала к ней готовиться. В январе 1877 года она заключила соглашение с Австро-Венгрией о сохранении нейтралитета, а в марте – с Румынией о пропуске русских войск через ее территорию. Настала пора приведения в боевую готовность воинских частей.

Основная тяжесть предстоящих боев ложилась на сосредоточенную в Бессарабии мощную группировку российской армии, которой командовал великий князь Николай Николаевич. Настроение в армии было на подъеме. Офицеры и солдаты понимали, что им предстоит освободить своих славянских братьев-болгар от многовекового турецкого ига. Но командованию требовалась дополнительная военно-политическая информация, которая позволила бы России избежать больших военных потерь на предполагавшемся театре военных действий. Необходимо было получить четкие сведения о положении дел на территории Болгарии, дислокации гарнизонов турецкой армии, их численности и вооружении, постоянно строившихся новых оборонительных укреплениях турок.

Вызов полковника П.Д. Паренсова в ставку главнокомандующего не оказался для него неожиданностью: повод мог быть только один – состоявшийся несколько дней назад разговор у великого князя Николая Николаевича. Его, офицера «по особым поручениям», пригласили к главнокомандующему для обсуждения проблем получения достоверной секретной информации о потенциальном противнике. В заключение беседы, будучи специалистом разведывательного дела, П.Д. Паренсов предложил великому князю свою кандидатуру в качестве негласного представителя полевого штаба российской армии в Болгарии. Ничего не сказал тогда Николай Николаевич, задумался. А потом на прощание лишь крепко пожал руку полковнику. С тем и расстались. И вот снова вызов в ставку. Предчувствие близкой работы вызывало приятное легкое волнение, будоражило. Никакого беспокойства П.Д. Паренсов не испытывал. Многолетняя служба уже приучила спокойно воспринимать такого рода задания. Несомненно, определенный риск и опасность присутствовали в этом деле, но боевому офицеру к этому не привыкать.

Пребывание в ставке оказалось коротким. Ему вручили документы на имя Пауля Паульсона и три тысячи рублей на расходы, связанные с организацией разведывательной работы за границей.

В скором времени в Бухаресте объявился «дальний родственник» российского консула в Румынии барона Стюарта, прибывший сюда из Кишинева. Он ежедневно наносил визиты, заводил новые знакомства, катался по городу в лакированной коляске, иногда кутил или играл в карты. В общем, вел себя так, как это было принято, ничем особым не отличаясь от людей светского круга, не обремененных государственной службой. И только по возвращении домой Пауль Паульсон вновь становился самим собой, подробно анализировал проведенные беседы, изучал установленные контакты и тщательно подбирал помощников, в первую очередь среди болгарских патриотов, готовых бескорыстно и преданно служить делу освобождения своей родины и оказать ему посильную помощь в решении поставленных перед ним задач.

Он познакомился со многими представителями болгарской эмиграции в Бухаресте, которые объединялись вокруг известного болгарского писателя Л. Каравелова, издававшего журнал «Отечество» и газету «Независимость». Но больший интерес для него представляли болгары, которые жили по ту сторону Дуная и могли передать ему нужные сведения.

Одним из таких помощников П.Д. Паренсова был крупный зерноторговец и банкир Евлогий Георгиев. Братья Христо и Евлогий Георгиевы были известными в Болгарии людьми. Значительные средства выделяли они для поддержания народного просвещения. Именно на их деньги создавались национальные школы, открывались сельские «читалища». В память о них болгарский народ отлил бронзовые статуи братьев, и по сей день стоящие у входа в Софийский университет, одними из основателей которого они являются.

Они, как говорится, у всех на виду. Но мало кто догадывается о другой, секретной жизни братьев Георгиевых. Они были патриотами и для освобождения своей родины пошли на огромный риск, поставляя одновременно с зерном в Румынию секретные сведения для русской разведки. А рисковали они многим. По ту сторону Дуная было достаточно единственного доноса, чтобы оба брата погибли мучительной смертью.

Ценные сведения получал П.Д. Паренсов и от других негласных источников. Среди них был купец Григорий Начович, который вел свои дела по обе стороны Дуная. Он сообщал о прохождении военных судов и речных укреплениях турок. Помощник начальника товарной станции Рущукско-Варненской железной дороги регулярно информировал о передвижении турецких войск на его участке железной дорога, о перевозках артиллерии, боеприпасов, продовольственных грузов.

В полевой штаб российской армии от П.Д. Паренсова стали регулярно поступать сведения о личном составе и передвижении турецкой армии в придунайской Болгарии, кораблях и минных заграждениях на Дунае, состоянии укреплений и других оборонительных сооружений, новинках вооружения и прибытии египетских войск для подкрепления, продовольственных запасах и складах военной амуниции.

П.Д. Паренсов и сам неоднократно пересекал Дунай под предлогом необходимости навестить могилу своего «русского родственника», а на самом деле – для рекогносцировки местности и уточнения турецких военных позиций. Переданные им в полевой штаб русской армии сведения были надежны, проверены и четко отвечали на вопросы, интересующие командование, готовившееся к началу боевых действий. Его немалая заслуга состоит в том, что, форсировав Дунай 15 июня 1877 г., передовой отряд российских войск под командованием генерала И.В. Гурко уже 25 июня освободил город Тырново и овладел горными перевалами через Балканский хребет.

С началом войны потребность в получении достоверных сведений о противнике возросла, и П.Д. Паренсов блестяще справился с этой задачей. Созданная им агентурная сеть продолжала работать. «Я понимал необходимость иметь постоянную агентуру и сделал опыты, доставившие прекрасные результаты», – рассказывал он своим коллегам по полевому штабу.

Разведывательная деятельность Петра Дмитриевича была оценена по заслугам его непосредственным шефом – управляющим Военно-ученым комитетом, будущим начальником Главного штаба российской армии генералом Н. Обручевым. «Никогда еще, – писал он, – данные о турецкой армии не были столь тщательно и подробно разработаны, как перед минувшею войной: до местонахождения каждого батальона, каждого эскадрона, каждой батареи…»

Отгремели кровопролитные бои на Шипкинском перевале, навечно запечатленные в картинах русского художника В.В. Верещагина. Взят Плевен, освобождена Болгария, и русские войска, остановившись в 12 километрах от Константинополя, победоносно завершили эту войну. Подписаны Сан-Стефанский, а затем и Берлинский договоры. Они до минимума свели итоги победы российского оружия, но Болгария, хоть и сильно урезанная по территории, все же получила независимость. Для оказания помощи в становлении болгарской государственности была образована особая форма временной администрации – Русское гражданское управление во главе с Верховным комиссаром России генерал-адъютантом князем А.М. Дондуковым-Корсаковым. Во время войны он командовал 13-м армейским корпусом, а затем так называемым восточным отрядом российских войск. Военное ведомство было предложено возглавить П.Д. Паренсову.

Как оценить деятельность кабинета, просуществовавшего менее года? Как представители России, они, естественно, в первую очередь действовали в интересах своего государства, стремясь максимально сочетать их с интересами новообразованного Болгарского княжества. По условиям Берлинского соглашения российское военное присутствие на Балканах ограничивалось 9 месяцами. Следовательно, обеспечить интересы России в регионе можно было лишь одним путем – создав жизнеспособное государство, которое выступало бы как союзник России и могло бы противостоять турецкой гегемонии. И с этой задачей кабинет справился.

За короткое время Русское гражданское управление сумело провести реформу налоговой системы, создать органы самоуправления, подготовить выборы в Великое народное собрание (парламент) Болгарии. В стране, где ни один болгарин до войны не допускался к административной деятельности, было срочно подготовлено более трех тысяч чиновников различного уровня, которые постепенно заменяли на руководящих постах русских офицеров. Могут возразить, что, мол, все это делалось по указке из Петербурга, в собственных интересах. Это, конечно, не лишено оснований, но сомнительно, чтобы представители одной из самых жестких абсолютистских монархий получили указание об организации системы самоуправления, проведении парламентских выборов и оказании помощи в подготовке проекта конституции. Все это объясняется тем, что среди российского офицерства всегда было немало прогрессивно настроенных людей. Поэтому здесь, в Болгарии, они дали шанс новой стране получить то, чего не имели сами, – наиболее передовую по тем временам либерально-демократическую конституцию, которая затем вошла в историю Болгарии под названием «Тырновской».

Решать глобальные задачи Русскому гражданскому управлению пришлось на фоне повседневных текущих проблем – обеспечение жильем и продовольствием потянувшихся из южных районов Болгарии еще остающихся в составе Турции беженцев, а их было около 200 тысяч человек, судебное разбирательство претензий некоторых мусульман, пожелавших возвратиться и требовавших компенсации за свое имущество.

Возглавив военное ведомство, П.Д. Паренсов активно включился в работу по формированию новой болгарской армии. На базе ополченских батальонов было развернуто земское войско. Из резервов русской армии было безвозмездно передано вооружение, боеприпасы, обмундирование, армейское снаряжение, а также несколько военных судов. Для формирования национальных армейских кадров в Софии было открыто военное училище, в котором преподавали российские офицеры. Многие болгары были отправлены, в Россию, в военные учебные заведения по различным родам войск. В итоге уже к началу 1879 года земское войско насчитывало 25 тысяч хорошо обученных солдат и офицеров. Это потребовало немалых усилий от П.Д. Паренсова и его сотрудников, ведь на протяжении многих веков болгары не имели своих воинских формирований и жестоко карались турками за одно хранение даже холодного оружия.

Память о русских воинах-освободителях до сих пор жива в народной памяти болгар. В Софии, других городах страны появилось немало памятников, связанных с той войной. И сейчас в болгарской столице можно посидеть в уютных небольших ресторанчиках на улице графа Игнатьева, посмотреть на театральные афиши на улице генерала Гурко, пройтись по бульвару генерала Скобелева, который венчает шпиль монумента русским воинам, погибшим при освобождении Болгарии, услышать перезвон софийских трамваев на бульваре князя Дондукова. Но среди этих имен не встретишь полковника П.Д. Паренсова, так много сделавшего для становления независимой Болгарии. Конечно, ему, как разведчику, не привыкать оставаться в тени.

25. Есаул Ливкин в Индии и Китае

Конец XIX века в истории России отмечен нарастанием противоречий с Англией в Азии. Укрепившись в Индии, англичане строили планы проникновения в Среднюю Азию и Приуралье через Афганистан с юга и через Тибет с востока. В свою очередь, Россия также стремилась распространить свое влияние на эти регионы.

Россия и Англия ревниво следили за действиями друг друга в Афганистане и Тибете. Россия считала, что англичане, усилив свои позиции в Афганистане и завоевав Тибет, который откроет им дорогу в Синьцзян, окажутся на южных и восточных границах Средней Азии. Англия же опасалась, что Россия через Афганистан может выйти за западные границы Индии, где положение у нее было весьма нестабильным.

В таких условиях особое значение приобрело для России постоянное слежение за ситуацией в Афганистане, Персии, Индии, Китае, Тибете и других районах Азии, где могли быть затронуты интересы империи.

Эти интересы имели не только геополитический характер. В это время в Индии разразилась эпидемия чумы, что вызывало серьезную обеспокоенность у российского правительства. Чума через Афганистан могла распространиться на территорию России. По высочайшему повелению была создана специальная комиссия во главе с принцем А.П. Ольденбургским. Под его началом вдоль границы с Афганистаном были сформированы карантинные отряды, на обустройство которых требовались значительные суммы из государственной казны.

Отсутствие надежной информации об эпидемиологической обстановке в Индии и приграничных с ней районах Афганистана серьезно осложняло работу. От вероятности проникновения чумы в Среднюю Азию во многом зависел объем затрат на противочумные меры.

В этой обстановке было принято решение направить в Индию опытного разведчика. Выбор пал на есаула Уральского казачьего войска Давида Ивановича Ливкина. В 1898 году, когда готовилась эта операция, ему было 35 лет. Родился он в городе Гурьеве, где с самого детства соприкасался с выходцами из Средней Азии. В дальнейшем большая часть его службы проходила в районах Востока, где он хорошо изучил нравы, обычаи, психологию, религиозные ритуалы представителей многих восточных национальностей.

Ливкин окончил военное училище, трехгодичные курсы восточных языков для офицеров при учебном отделении Азиатского департамента МИД России. На курсах изучали арабский, турецкий, персидский, французский языки, международное и мусульманское право. Помимо полученных Ливкиным знаний по иностранным языкам на курсах он владел татарским, киргизским и английским языками, которые выучил ранее самостоятельно.

Ливкин уже неоднократно проявил себя как опытный и смелый офицер при выполнении заданий за границей.

По указанию начальника Закаспийской области генерала Туманова он выехал в Самарканд для встречи с принцем Ольденбургским. Принц сразу же предупредил, что данная операция носит исключительно деликатный характер из-за взаимоотношений с Англией и должна проводиться с особой осторожностью.

Практическая подготовка Ливкина к выполнению задания проводилась под непосредственным руководством принца. Сначала по предложению Ливкина был принят вариант поездки по документам иностранного купца, Однако незадолго до выезда принц Ольденбургский изменил свое решение и предложил Ливкину выехать в Индию в качестве адвоката полковника князя Орбелиани, который должен был ехать под видом богатого русского вельможи, отыскивающего права на наследство после смерти родственника в Мадрасе. Этот вариант, по мнению принца, позволял надежнее организовать связь и давал больше шансов избежать провала. Предполагалось, что Ливкин, действуя под видом адвоката, будет иметь возможность собирать необходимую информацию и через князя переправлять ее в Россию.

Вместе с тем Ливкину было дано право в случае каких-либо осложнений на маршруте следования действовать самостоятельно по первому варианту.

Ливкин попросил разрешения взять в поездку своего надежного человека – персидского купца Мирзу Мехди, который вел торговые дела в Персии, Египте и России, Мирза Мехди располагал большими связями среди купечества в этих странах, и Ливкин рассчитывал на его помощь в установлении необходимых контактов с персидскими, египетскими и другими торговыми фирмами.

Большое внимание было уделено разработке маршрута поездки. Ехать через Афганистан было нельзя, так как это сразу бы привлекло внимание англичан, тем более что путь в этом случае пролегал бы через северо-западные провинции Индии, которые англо-индийские власти усиленно охраняли от проникновения иностранцев. Было решено использовать путь через Европу, Суэцкий канал и далее в Индию.

29 октября с паспортом на имя купца Магомета Гасанова, уроженца Кавказа, Ливкин вместе с князем Орбелиани выехал в Вену. Там нужно было решить, как действовать дальше – выступать в роли адвоката князя или самостоятельно.

По приезде в Вену Ливкин обратил внимание на то, что иностранцы и местные постояльцы гостиницы, где они поселились, уже знали, что группа едет в Индию. Не нравилось и поведение самого князя, который придавал слишком большое значение внешней мишуре и слишком слабо представлял характер предстоящей работы.

В беседе с ним выяснилось, что у Орбелиани никаких родственников в Индии нет, никакой переписки по вопросу наследства не велось и не ведется, что сама легенда о наследстве ничем не подкрепляется и при первой же проверке лопнет как мыльный пузырь. Кроме того, сам Ливкин для роли адвоката не подходил. Стало ясно, что продолжать путешествие с князем нельзя. Поэтому Ливкин принял решение использовать первый вариант. С князем была достигнута договоренность о конспиративных встречах в Порт-Саиде и Бомбее, где будет передаваться добытая информация.

В качестве промежуточной страны был избран Египет. Давид Иванович планировал провести всю подготовительную работу в Порт-Саиде. В частности, он надеялся с помощью Мирзы Мехди привлечь к сотрудничеству двух-трех помощников и использовать их в дальнейшем в изучении эпидемиологической обстановки в Индии. Нужно было также приобрести персидский паспорт и дальше выступать под видом персидского купца. Данные для этого у него были. Внешне он был похож на человека восточной национальности, хорошо владел Персидским языком, отлично знал нравы и обычаи этой страны – все это давало уверенность, что он успешно справится с избранной им ролью.

Порт-Саид в те годы был центром международной торговли, где имелись иностранные колонии и вели торговлю купцы из Персии, Индии, ряда арабских стран, Европы.

Мирза Мехди оказался исключительно полезным спутником. Он свел Ливкина с нужными людьми, через которых за определенную плату получил настоящий персидский паспорт. В дальнейшем он познакомил его с человеком по имени Хаджи Нияз, занимавшимся торговлей драгоценными камнями и располагавшим большими связями среди купцов в Индии, где неоднократно бывал по делам.

С Мирзой Мехди и Хаджи Ниязом Ливкин договорился о том, чтобы они выехали в Индию и помогли ему в организации работы по изучению эпидемиологической обстановки. Важная роль предназначалась Хаджи Ниязу. Он должен был через своего надежного человека в Индии подобрать двух агентов, которые могли бы беспрепятственно обследовать северо-западную часть Индии, а также восточные районы Афганистана.

Для закрепления отношений с Хаджи Ниязом и Мирзой Мехди Ливкин не только использовал материальные стимулы, но и прибег к помощи одного крупного религиозного мусульманского авторитета. Этот человек хорошо относился к России. Узнав о том, какую благородную миссию выполняет Ливкин, он обязал Хаджи Нияза и Мирзу Мехди оказывать ему любую помощь, которая только потребуется. Теперь Хаджи Нияз и Мирза Мехди были связаны с ним не только имевшимися договоренностями, но и ответственностью, которую они несли перед своим духовным лидером.

Большая работа была проведена по созданию дополнительного канала связи с Россией, через который можно было бы передавать добытую информацию. У Давида Ивановича были большие сомнения в том, что Орбелиани обеспечит надежную связь. Уже по приезде в Порт-Саид он столкнулся с первыми нарушениями достигнутых договоренностей. Согласно разработанным условиям, князь должен был находиться в Порт-Саиде до приезда туда Ливкина, где намечались их встреча и окончательная доработка плана действий в Индии. Но, как обнаружилось, Орбелиани не стал задерживаться в Египте и проследовал напрямую в Индию.

Ливкин вынужден был искать возможность, которая могла бы обеспечить передачу информации через Порт-Саид в Одессу. С помощью своих помощников он нашел надежного человека в одном из иностранных консульств, согласившегося получать корреспонденцию, которая будет поступать из Индии, и передавать ее по назначению. Этот человек имел дипломатический статус и с точки зрения безопасности полностью отвечал требованиям, необходимым для выполнения этой работы.

Созданный канал связи через Порт-Саид давал возможность не только пересылать добытую информацию, но и получать из России необходимые указания, деньги и т. д. Не исключалось использование и линии связи через Орбелиани. Однако ввиду потери контакта с ним предстояло выяснить его местонахождение и убедиться в возможности поддержания с ним регулярных отношений.

В этих целях Ливкин поручил Мирзе Мехди выехать в Бомбей и попытаться установить, где проживает Орбелиани, какова обстановка вокруг него и можно ли рассчитывать на пересылку через него информации.

Отправив Мирзу Мехди в Индию, Ливкин вместе с Хаджи Ниязом вплотную занялся отработкой вопроса, связанного с подбором агентов из числа индийцев для обследования заданных районов. Для этого необходимо было прежде всего определить, кого из знакомых Хаджи Нияза в Индии можно было бы использовать для подбора нужных людей.

Было решено обратиться к хорошему знакомому Хаджи Нияза афганскому купцу Худе Бахшу, проживавшему в городе Лахор в Индии. Последний вел торговлю как в Индии, так и в Афганистане и имел широкие связи в местных торговых кругах. Хаджи Нияз характеризовал его как честного и вполне надежного человека.

Он написал ему письмо с просьбой подобрать двух грамотных и надежных людей, которые могли бы свободно путешествовать в восточном Афганистане и западных провинциях Индии и выяснять положение с чумой. Просьба легендировалась коммерческими интересами фирмы, которая опасалась вместе с импортируемыми из Индии товарами занести чуму в Египет. Ответ Хаджи Нияз просил направить на его имя в город Хайдарабад в Индию, куда он собирался в ближайшие дни выехать.

Из Порт-Саида Ливкин вместе с Хаджи Ниязом выехал, не сразу в Индию, а сначала прибыл на Цейлон. Он ознакомился там с рынком драгоценных камней, установил контакты с местными купцами, приобрел небольшую партию камней и только затем высадился в Индии. Это было небольшое местечко Тотикорин, где особого контроля за въезжающими не было, а оттуда через Мадрас направился в Хайдарабад.

Ливкин выдавал себя за торговца драгоценными камнями и другими редкими колониальными товарами. Этим и объяснял посещение Цейлона – одного из крупных рынков камней. В случае проверки, чего никак нельзя было исключать, факты «торговой деятельности» Ливкина как в Порт-Саиде, так и в Коломбо нашли бы соответствующее подтверждение.

В Хайдарабаде Хаджи Нияз получил письмо от Худа Бахша, который сообщал, что продолжает подыскивать нужных людей и, как только закончит эту работу, направит их к нему. Через несколько дней Худа Бахш сам прибыл в Хайдарабад вместе с двумя помощниками. Худа Бахш произвел весьма благоприятное впечатление на Ливкина. Остался доволен он и помощниками, один из которых был выходцем из Кашмира по имени Шамседдин, другой – Абдулла Хан – был афганцем, проживавшим в Индии. Оба оказались грамотными, что по тем временам было редкостью, много путешествовали и хорошо были знакомы с районами, где предстояло вести работу.

Однако, прежде чем окончательно был решен вопрос и агенты отправились по своим маршрутам, Ливкин несколько дней, следуя восточным обычаям, провел с ними в дружеских беседах и одновременно вместе с Хаджи Ниязом изучал их с точки зрения надежности и пригодности для использования. Как пишет Ливкин в своем отчете, только «после долгих дружественных разговоров о самых разнообразных предметах, обменов визитами и обильных угощений Хаджи Нияз наконец выразил уверенность в том, что на этих лиц можно положиться»[78]78
  РГВИА, ф. 970, оп.3, д.1594, с.40.


[Закрыть].

Шамседдин и Абдулла Хан поручение Ливкина приняли со всей серьезностью. Была оговорена цена за выполнение задания – 500 рупий. Худа Бахшу в знак дружбы и уважения был сделан подарок – перстень с бриллиантами и, кроме того, было обещано особое вознаграждение в 500 рупий, если агенты хорошо исполнят поручение.

Одновременно Ливкин планировал посетить Бомбей, поскольку по расстоянию это было недалеко, и попытаться установить связь с Орбелиани. Однако эту поездку пришлось отменить, так как поступило сообщение от Мирзы Мехди, что после долгих поисков ему удалось установить местонахождение князя и встретиться с его слугой. Тот сообщил, что за ними установлена слежка и что они полностью находятся под контролем полиции. После встречи со слугой Мирза Мехди был задержан полицией и допрошен. Дальнейшие попытки по установлению контакта с князем были сочтены нецелесообразными.

После анализа полученных от своих помощников сообщений Ливкин пришел к выводу, что в порученных для проверки районах положение благополучно, в Афганистане и прилегающих к нему районах Индии чумы нет. В Петербург было направлено первое сообщение об этом. Однако работа продолжалась.

Наиболее опасными местами, откуда чума могла проникнуть в Россию, Ливкин считал приграничные с Афганистаном районы Индии и Кашмир. Поэтому он лично с особой тщательностью проверял информацию относительно обстановки в этих районах. Его пребывание в Амритсаре и Лахоре давало возможность беседовать с людьми, прибывающими из интересовавших его мест.

Работа близилась к завершению. В Петербург было направлено уже несколько сообщений. Ливкин дал команду о возвращении агентов. В то же время его не покидала мысль о том, что болезнь может распространиться на северную и северо-западную часть Индии. Хотя она и пошла на убыль, но это не снимало угрозы для территории России.

Для контроля за ситуацией он решил подобрать надежного человека, который должен будет регулярно направлять ему сообщения в Россию. Таким человеком стал торговец Ибрагим-бей, которого Ливкин хорошо изучил и проверил на конкретных делах.

После подробных бесед со своими помощниками по поводу их работы и полученных впечатлений он выразил им благодарность, выдал причитающиеся суммы и в сопровождении Хаджи Нияза отбыл в Карачи, где находился наиболее опасный очаг эпидемии. В это время смертность в городе достигала 34 случаев в день. После Карачи Ливкин посетил Бомбей, где также находился крупный очаг эпидемии.

На основании изучения полученных о чуме данных Ливкин сделал вывод, что англо-индийские власти достаточно энергично и квалифицированно организовали работу по борьбе с чумой и их усилия дают положительные результаты. Однако разведчик считал, что, пока эпидемия полностью не ликвидирована, есть опасность заноса ее в другие районы, в том числе и на территорию России. Он был свидетелем возникновения небольшого очага заболевания недалеко от Дели. Он посетил это место и в результате бесед с врачами установил, что болезнь была занесена из Карачи, откуда прибыли два человека к своим родственникам. Такого рода занос эпидемии не исключался на любую территорию, в том числе в Афганистан и далее в Среднюю Азию через торговцев или паломников.