Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 1"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

10 июня 1856 г. – знаменательный день в истории российской разведки – Александром II была утверждена первая инструкция о работе военных агентов. Вот ее текст:

«Каждому агенту вменяется в обязанность приобретать наивозможно точные и положительные сведения о нижеследующих предметах:

1. О числе, составе, устройстве и расположении как сухопутных, так и морских сил.

2. О способах правительства к пополнению и умножению вооруженных сил своих и к снабжению войск и флота оружием и другими военными потребностями.

3. О различных передвижениях войск, как приведенных уже в исполнение, так и предполагаемых, стараясь по мере возможности проникнуть в истинную цель сих передвижений.

4. О нынешнем состоянии крепостей, предпринимаемых новых фортификационных работах для укрепления берегов и других пунктов.

5. Об опытах правительства над изобретениями и усовершенствованиями оружия и других военных потребностей, имеющих влияние на военное искусство.

6. О лагерных сборах войск и о маневрах.

7. О духе войск и образе мыслей офицеров и высших чинов.

8. О состоянии различных частей военного управления, как-то: артиллерийского, инженерного, комиссариатского, провиантского со всеми их отраслями.

9. О всех замечательных преобразованиях в войсках и изменениях в воинских уставах, вооружении и обмундировании.

10. О новейших сочинениях, касающихся до военных наук, а также о картах-планах, вновь издаваемых, в особенности тех местностей, о которых сведения могут быть нам полезны.

11. О состоянии военно-учебных заведений, в отношении устройства их, методов преподавания наук и господствующего духа в этих заведениях.

12. Об устройстве генерального штаба и о степени познаний офицеров, оный составляющих.

(Статья эта для агента, посылаемого в Турцию, где не устроен еще генеральный штаб, заменена следующим пунктом: «О лицах, составляющих военное управление Турции, степени их познаний, способности каждого и доверенности к нему правительства и подчиненных лиц».)

13. О способах к передвижению войск по железным дорогам, с возможными подробностями о числе войск и времени окончания ими передвижения между данными пунктами.

14. Об улучшениях военной администрации вообще для скорейшего исполнения письменных дел и сокращения времени в передаче приказаний.

15. Все означенные сведения собирать с самою строгою осторожностью и осмотрительностью и тщательно избегать всего, что бы могло навлечь на агента малейшее подозрение местного правительства.

16. Каждому агенту состоять в полной зависимости и подчиненности от начальника миссии, при коем находится. Без его разрешения ничего особенного не предпринимать, испрашивать наставлений и руководствоваться ими в точности. Собранные сведения, в особенности кои могут быть в связи с политическими отношениями, прежде отправления их к военному министру предварительно докладывать начальнику миссии и в случае экстренно необходимых расходов испрашивать от него пособия»[66]66
  Там же.


[Закрыть].

Эти подробные царские наставления, как и многие приведенные ранее примеры, свидетельствуют о том, как претворялось в практику понимание важности организации разведывательной работы за рубежом.

22. Гусар, разведчик, министр – в одном лице

Мы расскажем о трех ипостасях, трех этапах биографии одной и той же личности – Николая Павловича Игнатьева, человека выдающихся способностей, солидного военного и дипломатического опыта, бурного темперамента, редкостного упорства и бесстрашия. Родился он в 1832 году в старинной дворянской семье. Его отец – Павел Николаевич Игнатьев – имел генеральский чин и занимал высокие посты на государственной службе: директор Пажеского корпуса, дежурный генерал Главного штаба, Петербургский генерал-губернатор и, наконец, в 1872–1879 годах – председатель Комитета министров. В 1877 году род Игнатьевых был удостоен графского титула.

Николай Игнатьев воспитывался в Пажеском корпусе у отца, затем окончил академию Генерального штаба, служил в гусарах. Служба в полку была короткой, но гусарская лихость и отвага остались в душе молодого офицера на всю жизнь.

В возрасте 24 лет в звании полковника Николай направлен царем в Лондон для изучения истории внешней политики «владычицы морей». И не только истории… Царь, отправляя молодого военного агента на Британские острова, дал ему личное поручение «изучать все новейшие достижения артиллерийского и инженерного дела в Англии и установить возможность их применения в России, а также привести в ясность военно-политические замыслы врагов наших в Европе и Азии»[67]67
  ЦГАОР СССР, ф.730 («Н.П. Игнатьев»), оп.1, д. 124, л.2.


[Закрыть].

Однажды, когда в Лондоне в Британском музее был впервые выставлен на всеобщее обозрение до того строго засекреченный новейший образец патрона, Николай внешне невозмутимо, почти безразлично подошел к стенду и взял в руки этот единственный в своем роде экспонат. Группе посетителей предложили проследовать в другой зал. Николай же, как бы по ошибке, сунул патрон в карман. Не удержался гусар – соблазн был слишком велик, уж очень хотелось немедленно заполучить патрон. Служитель музея, наблюдавший за посетителями, попросил положить «предмет» на место, но Николай сделал удивленное лицо, развел руками и, сославшись на свою дипломатическую неприкосновенность, пулей вылетел из музея и скрылся в посольстве. После такой выходки ему, конечно, пришлось покинуть Лондон. В Петербурге его слегка пожурили, но в общем встретили благосклонно.

Вскоре Н.П. Игнатьев возглавил одну из российских экспедиций в Среднюю Азию с целью разведать возможность установления дипломатических и торговых отношений с Бухарой. Эмир Бухарский приветливо отнесся к российскому посланцу, и стороны довольно быстро договорились об учреждении русского торгового агентства в Бухаре, о сокращении пошлин на российские товары и предоставлении свободного плавания по Аму-Дарье российским судам. Этого было бы вполне достаточно, но только не для Николая Павловича. По собственной инициативе он добился еще одной немаловажной уступки от эмира. Он упросил его изгнать из страны ряд агентов английских спецслужб, о которых знал еще по работе в Лондоне.

Прочитав докладную записку Игнатьева, Александр II написал на полях: «Читал с большим любопытством и удовольствием. Надобно отдать справедливость генерал-майору Игнатьеву, что он действовал умно и ловко и большего достиг, чем мы могли ожидать»[68]68
  Красный архив, 1934 г., т. 2 (63), с. 15, 17, 20, 83.


[Закрыть].

С не меньшим успехом в интересах России, хоть и снова весьма рискованно, действовал Николай Павлович в Китае, куда был направлен в 1860 году для установления русско-китайской границы и для содействия развитию приграничной торговли. Игнатьев прибыл в Китай в разгар англо-франко-китайской войны, когда терпевшим поражение за поражением китайцам было не до переговоров с Россией. Да и западные державы отнюдь не собирались допустить усиления русского влияния в Китае. Поэтому ни одна из воюющих сторон не проявляла ни малейшего интереса к предложениям о начале миротворческих контактов с российским представителем. Тогда, воспользовавшись разногласиями в лагере англо-французских союзников, Николай Павлович сумел установить личные «деловые» контакты и с французами, и с англичанами. Он снабжал их данными о Китае, которые получал от русской духовной миссии в Пекине, и во многом искусно способствовал усилению англо-французского соперничества. В то же время Игнатьев помогал китайцам разобраться в истинных устремлениях западных держав и тем самым заслужил их полное доверие. Поэтому когда англо-французские войска приблизились к Пекину, китайские власти обратились именно к Игнатьеву с просьбой о посредничестве в переговорах с ними. Благодаря его усилиям Пекин был спасен от разрушения и разграбления, после чего китайская сторона подписала 14 ноября 1860 г, русско-китайский договор, согласно которому определялся совместный участок границы в Приморье, в общих чертах устанавливалась граница в Центральной Азии, предоставлялись существенные привилегии для российского купечества.

После подписания Пекинского договора около ста сибирских купцов направили Н.П. Игнатьеву торжественный адрес с благодарностью за содействие успешному развитию торговых отношений с Китаем.

В 28 лет Н.П. Игнатьев становится самым молодым в России генерал-адъютантом, а год спустя – директором Азиатского департамента МИД, отвечающего за внешнеполитические операции России в Азии и на Дальнем Востоке.

Но Игнатьеву с его клокочущим от избытка энергии темпераментом этот пост, хотя и весьма почетный, был не по душе. Он, по свидетельству современников, тяготился кабинетной работой, и, когда император поздравил Николая Павловича с новым назначением, учтиво, но твердо ответил, что не желал бы долго оставаться на этом посту[69]69
  См. ЦГАОР СССР, ф.730, оп.1, д.507, л.14.


[Закрыть]. Он искал активной, пусть полной опасностей, но увлекательной работы. И когда канцлер А.М. Горчаков предложил ему должность посланника в Константинополе, он, не раздумывая, согласился. У него в голове уже готов был план решения извечных российских проблем с проливами: либо непосредственный их захват силой, либо установление контроля над ними. Решение этих вопросов он видел в поддержке национально-освободительных движений славянских народов, которые расшатывали и ослабляли исторического противника России – Османскую империю. Н.П. Игнатьев был уверен, что единство православных стран поднимет международный престиж России и будет способствовать отмене тягостных ограничений, введенных англо-франко-турецкой коалицией после Крымской войны. Николай Павлович свято верил в то, что историческая миссия России состояла в собирании славянских земель и ограждении их от агрессии других государств. В своих служебных записках он отмечал: «В видах ограждения будущности России я считаю необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью русского царя и чтобы отнюдь не допускать усиления влияния никакой другой державы…»[70]70
  Игнатьев Н.П. Записки//Исторический вестник. – 1914. – № 1. – С. 55.


[Закрыть].

Николай Павлович с редким упорством и энергией взялся за выполнение своего плана. Он был прекрасно информирован о положении дел в турецком правительстве и в стране в целом, получал из архива турецкого министерства почт и телеграфов копии важнейших секретных документов и, как утверждали сослуживцы, его трудно было удивить какой-либо секретной дипломатической новостью. С помощью константинопольских христиан, сербских и греческих дипломатов Игнатьев получал секретные сведения о положении Османской империи и ее внешнеполитической деятельности. В числе агентов были и турецкие чиновники, информировавшие Игнатьева о решениях правительства.

Проблема часто состояла не в том, чтобы получить «секретный» или «особо секретный» документ турецкого правительства, а в том, как переправить его в Россию, чтобы об этом не узнала турецкая контрразведка. Поскольку каждый раз посылать личного курьера на родину было делом весьма накладным, а направлять документ или его содержание в специальных пакетах с сургучной гербовой печатью – опасно, так как такие пакеты вскрывались турками в первую очередь и запечатывались по прочтении без малейших следов вскрытия, Игнатьев решил прибегнуть к следующей рискованной затее; он стал отправлять всю свою корреспонденцию в самых обычных письмах, запечатанных в грошовые конверты, которые пролежали некоторое время вместе с селедкой и мылом. Он заставлял своего лакея писать адрес не на имя российского министра иностранных дел, а его дворника или истопника по частному адресу. И это действительно спасало его корреспонденцию от перлюстрации[71]71
  Майский С. «Черный кабинет». – М.: изд. «Былое», 1922.


[Закрыть].

По свидетельству современников, Николай Павлович стал прибегать к такой уловке после курьезного случая еще во время работы в Лондоне. Однажды Игнатьев получил письмо из Петербурга с явными следами вскрытия. Он немедленно попросил экстренную встречу с английским министром иностранных дел и упрекнул его в том, что британские спецслужбы используют «черный кабинет», где тайно читают личную и служебную корреспонденцию членов русской миссии в Лондоне. Министр дал «честное слово», что в Англии нет такого учреждения, которое называлось бы «черным кабинетом». Но, будучи уличенным во лжи и припертым к стене в деле со злополучным конвертом, не нашел ничего лучшего, как заявить настырному российскому дипломату: «А что же я, по-вашему, должен был вам сказать? Неужели вы думаете, что нам не интересно знать, что вам пишет ваш министр и что вы ему доносите про нас?..»

Кстати, в России того времени существовал собственный «черный кабинет», из которого поступало много ценных сведений о переписке иностранных послов со своими правительствами. Как утверждал автор книги «Черный кабинет», бывший царский цензор С. Майский, иностранная дипломатическая корреспонденция попадала в руки российских «специалистов» практически полностью. Попадала она в «черный кабинет» и тогда, когда сдавалась на почту всего за несколько минут до отправления ее на вокзал. В коллекции российской секретной экспедиции имелся полный набор безукоризненно скопированных печатей для зарубежной переписки всех находившихся в Петербурге посольств и консульств, а также их соответствующих министерств иностранных дел. У российского «черного кабинета» имелись копии многих шифров, с помощью которых эта корреспонденция быстро прочитывалась и переводилась, но уже не в «черном кабинете», а в однотипном с ним учреждении при российском Министерстве иностранных дел, куда попадали тексты всех получаемых зарубежными посольствами шифрованных телеграмм. В некоторых случаях там оказывались и весьма секретные документы, которые отправлялись со специальными курьерами в кожаных портфелях с «хитрыми» замками. Для получения такого рода корреспонденции, утверждал бывший царский цензор, пускался в ход «презренный металл», и не было случая, чтобы золото не открывало любого замка и не давало возможности всего за несколько минут взглянуть глазом фотообъектива на содержание тщательно запечатанных вложений секретного портфеля. В этих делах все сводилось только к тому, замечал С. Майский, во сколько червонцев обойдутся российской казне все эти манипуляции.

Но вернемся к Н.П. Игнатьеву – большому энтузиасту тайных операций. Тринадцать лет проработал он в Константинополе и очень много сделал для успешного проведения в жизнь российской внешнеполитической линии. Его неисчерпаемая энергия и пытливый ум во многом способствовали тому, что вскоре после приезда в Турцию он занял видное место в дипломатическом корпусе, стал со временем его дуайеном. Игнатьев завоевал личные симпатии многих турецких министров и самого султана. Заглазно Николая Павловича называли «всесильным московским пашой» – первым после султана лицом по влиянию в турецкой столице. Очевидцы вспоминали, что когда Игнатьев выезжал на белом коне в расшитом золотом генеральском мундире на богослужение или на прием во дворец к султану, то это производило большое впечатление на местную публику. Н.П. Игнатьев считал, что представитель великой державы должен выглядеть внушительно.

Вернувшись в Россию, Игнатьев стал играть первостепенную роль в выработке новой, динамичной внешней политики России. Его политические рекомендации во многом способствовали победам России в очередной русско-турецкой войне. А Сан-Стефанский мирный договор, заключенный 19 февраля 1878 г., по мнению Н.П. Игнатьева, хотя и не полностью воздал должное России, тем не менее явился большим успехом русской дипломатии в глазах тогдашней Европы. С восторгом и ликованием встретили заключение Сан-Стефанского договора в Болгарии. В торжественном адресе, подписанном более чем 230 тысячами болгар, выражалась великая благодарность русскому народу за помощь в освобождении от пятивекового османского ига. Этот триумф полностью разделял и Николай Павлович Игнатьев.

Будучи в конце своей политической карьеры министром внутренних дел России, граф продолжал использовать методы разведки даже для решения внутриполитических проблем. Игнатьев разработал оригинальную разведывательную операцию, которую князь Петр Алексеевич Кропоткин подробно описал в своей книге «Записки революционера». По его свидетельству, Николай Павлович в целях предотвращения возможного цареубийства организовал в Женеве специальный эмигрантский печатный орган, выступавший против индивидуального террора и насилия. Цель издания – расколоть ряды заговорщиков против царя и изолировать крайне радикальные элементы. Игнатьев специально засылал в Швейцарию своих агентов, чтобы те при личных встречах с потенциальными террористами убеждали своих собеседников в необходимости отказаться от радикальных методов политической борьбы и вести ее в «легальных и допустимых рамках». Как вспоминал Кропоткин, Игнатьев даже обещал, что правительство не будет прибегать к казням террористов, что Чернышевского выпустят из тюрьмы и что будет назначена государственная комиссия для пересмотра положения всех сосланных административным путем в Сибирь, если прекратится террор. По словам Кропоткина, этот «компромисс» сработал на какое-то время[72]72
  Кропоткин П.А. Записки революционера. – М.: «Мысль», 1990. – С.418.


[Закрыть]. Вскоре Н.П. Игнатьев отошел от активных государственных дел.

По свидетельству племянника, Алексея Алексеевича Игнатьева – генерал-лейтенанта, царского разведчика, перешедшего в 1917 году на сторону Советской власти, автора известных мемуаров «Пятьдесят лет в строю», Николай Павлович в конце жизни занялся «фантастическими» финансовыми авантюрами. Владея сорока имениями, разбросанными по всей России, он кончил жизнь полунищим. Граф Игнатьев оказался единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили… арест.

Умер граф уже в нашем веке – в 1908 году.

23. Россия – США: попытки сближения

В январе 1866 года представители московского купечества посетили директора Московской консерватории Николая Григорьевича Рубинштейна и попросили его подготовить для публичного исполнения несколько музыкальных произведений американских авторов в связи с предстоящим банкетом в честь американского посланника К. Клея. Рубинштейн охотно выполнил просьбу именитых купцов, и состоявшийся концерт вошел в историю как «первое исполнение американской музыки и первый обед, устроенный московским купечеством в честь представителей иностранного государства»[73]73
  Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски, 1834–1867. – М.: «Наука», 1990. – С.170.


[Закрыть]. Как писали в те дни «Московские ведомости», «между русскими и американцами никогда не было ни антипатии, ни серьезного столкновения интересов, и только от России США неизменно слышали слова симпатии и дружбы»[74]74
  Московские ведомости. – 1866. – 21 янв.


[Закрыть].

И это было вполне естественно: США долгое время оставались слишком далеки от российских политических проблем, а Россия – от американских. Но одна общая проблема все-таки существовала: Аляска и Алеутские острова. Эти территории давно интересовали американцев и англичан, которые хотели бы завладеть ими. Царское правительство уделяло мало внимания их развитию, а после поражения в Крымской войне (1853–1856 гг.), к тому же, и не имело сил для их военной защиты от возможного неожиданного нападения. Кроме того, Петербург рассчитывал на поддержку американцев в вопросе о ликвидации кабальных условий Парижских соглашений, заключенных после Крымской войны. Так родилась идея о продаже этих территорий американцам.

В 1867 году Аляска и Алеутские острова стали предметом торга между двумя странами. Американский государственный секретарь тех дней Уильям Ч. Сьюард и посол России в США барон Э.А. Стекль проявили редкие для людей их положения разведывательные способности, пытаясь узнать негласным образом о крайних позициях сторон в этой торговой сделке.

Русские использовали все свои связи и контакты в правительстве и конгрессе, чтобы выяснить, на какую окончательную сумму за продаваемые территории можно рассчитывать, а американцы искусно выпытывали у российских чиновников посольства, какое количество долларов может в конце концов удовлетворить российскую сторону в этом торге. Подобные действия торговых партнеров, по современным понятиям, можно по праву причислить к самым первым известным нам разведывательным операциям США против России и России против США.

После долгого и обоюдного зондажа стороны договорились о продаже Аляски Америке. В Вашингтоне было объявлено, что-стоимость сделки составляет 7,2 миллиона долларов, и конгресс США выделил соответствующую сумму. «Это самая ценная территория, приобретенная Соединенными Штатами после Калифорнии», – писала в те дни американская газета «Дейли Орегониан».

Российская печать отнеслась к сделке более пессимистично. Газета «Биржевые ведомости» – орган деловых кругов – писала: «Правда, Россия не много имеет пользы от своих американских владений, да и по политическим соображениям ей нет большой надобности сохранять за собой эти владения, но, во всяком случае, вряд ли кто решился бы предложить нашему правительству за «Русскую Америку» такую ничтожную цену, как 7 000 000 долларов»[75]75
  Биржевые ведомости. – 1867. – 23 марта. – № 79. – С. 2 (Политическое обозрение).


[Закрыть].

Нашлись люди, которые сразу же обратили внимание на явное несоответствие стоимости Аляски в американской и российской печати. Куда же девались 200 тысяч долларов? На этот вопрос предстояло официально отвечать канцлеру А.М. Горчакову, и он направил запрос в российское посольство в Вашингтоне. Объясняя эту «странную» ситуацию, первый секретарь посольства В.А. Бодиско в шифрованной телеграмме лично канцлеру ответил, что некоторые российские миссии за границей «располагают фондами на разведку» и никто, кроме глав государств, не имеет права знать, на что они были употреблены. Нетрудно предположить, что какая-то часть денег, полученных за Аляску, осела именно в этом секретном фонде. Официального разъяснения по этому поводу не последовало…

Так это или иначе, но действия российских дипломатов в Вашингтоне были милостиво одобрены Александром II. Канцлер Горчаков направил в российское посольство в Вашингтоне специальное письмо от 28 апреля 1867 г., в котором передал Стеклю царское «спасибо» и сообщил о награждении его и секретаря миссии В. Бодиско 30 тысячами рублей серебром.

Взаимный интерес России и Америки стал быстро расти по мере промышленного развития двух стран. И это обстоятельство, естественно, давало определенный импульс для постоянного, порой негласного, наблюдения за успехами друг друга на мировых рынках, а также за достижениями в области передовых технологий и промышленного производства. Когда в середине 70-х годов прошлого века поток дешевой американской нефти, полученной по новейшим тогда технологиям, буквально залил этим ценным энергетическим продуктом мировой рынок и Россия стала нести огромные финансовые потери, так как ее нефтедобывающие и нефтеперерабатывающие предприятия не выдерживали конкуренции с американскими производителями нефтепродуктов, встал вопрос о перенесении американского опыта на российскую почву. К этому времени в России из ста действующих нефтеперерабатывающих предприятий осталось только четыре; остальные закрылись, не выдержав конкуренции. Вот тогда-то чиновникам из правительственного аппарата России и пришла в голову разумная, но запоздавшая на несколько десятилетий мысль «разобраться с американскими новшествами» в области нефтедобычи и нефтепереработки. Кандидата в «разведчики» долго разыскивать не пришлось, он оказался прямо-таки «под боком». Им стал специалист с мировым именем – великий русский химик Дмитрий Иванович Менделеев.

В июне 1876 года, когда отмечался 100-летний юбилей принятия Декларации независимости, он приехал в США на международную выставку технических новинок. «Ратник русской науки» был разносторонним химиком, специалистом по разработке методов добычи нефти, ее очистки и переработки.

Поездку Д.И. Менделеева в США организовали совместно Министерство финансов и Русское техническое общество, осуществлявшее прямые контакты с военным ведомством, имевшим свои «чисто профессиональные интересы» в этом заокеанском турне ученого.

Дмитрий Иванович Менделеев начал свою работу в США со знакомства с официальной нефтяной статистикой. В вашингтонских технических библиотеках, научных институтах и правительственных департаментах Менделеев изучил «системный подход» к расширению нефтяного производства и был в высшей степени удовлетворен состоянием учета сведений и статистики по нефтедобыче.

Во время поездок по США и в ходе работы филадельфийской выставки российский ученый имел много личных контактов и встреч с видными американскими специалистами и учеными. Он отмечал высокий профессиональный уровень и интеллигентность американских коллег. «С кем из ученых или техников ни приходилось нам иметь дело – все до одного были до крайности обязательными. Немногих первых связей было достаточно для того, чтобы сразу получить большой и разнообразный круг знакомства»[76]76
  Менделеев Д.И. По нефтяным делам//Собр. соч. – Т.Х. – С.490.


[Закрыть].

С практической и научной точек зрения самой продуктивной и информационно насыщенной была поездка Д.И. Менделеева в сердце американского промышленного производства тех дней – город Питтсбург. Русский ученый часто посещал нефтяные скважины, насосные станции и нефтепроводы. Это дало возможность своими глазами увидеть не только преимущества американского нефтяного бизнеса, но и его негативные особенности. «При всей кажущейся грандиозности нефтяного дела в США, – писал в своем отчете о поездке Дмитрий Иванович, – слияние различных малых частных предприятий и фирм делается не для того, чтобы двинуть вперед нефтяную промышленность, а чтобы достигнуть монополизма, при котором нет особого и настоятельного интереса расширять производство, а может быть, только стремление поддержать высокую цену или ее поднять»[77]77
  ММА, бумаги Д.И. Менделеева, ф.1, д.21, л.32.


[Закрыть].

Д.И. Менделеев интересовался в США не только вопросами нефтяного производства. По просьбе российского военного ведомства он старался найти секрет изготовления бездымного пороха и узнать, насколько успешны разработки американских химиков в этом направлении. Его усилия увенчались успехом. Полученная по этому вопросу информация позволила Менделееву не только воспроизвести засекреченные американцами химические формулы взрывоопасного «продукта», но и разработать на их основе новое поколение эффективных и сравнительно недорогих российских порохов.

Находясь в США, Дмитрий Иванович не мог не обратить внимания на массовое производство и широкое распространение среди населения различных видов оружия. В одной из заметок, сделанных российским ученым в записной книжке, было написано: «С железом своим Америка производит револьверы и ружья – ничего лучшего не придумала; а говорит: мир и покой».

Безоблачные дни российско-американских отношений второй половины XIX столетия подходили к концу. И здесь немалую роль сыграли появившиеся к тому времени межгосударственные противоречия: острая заокеанская хлебная конкуренция, соперничество двух стран на нефтяном рынке. Не способствовали добрососедским отношениям и частые «набеги» американских зверопромышленников и бизнесменов за территории «Русской Америки», то есть на Охотское побережье, Чукотку и Камчатку. Политика движения на восток, проводившаяся российским правительством, в свою очередь, не встречала одобрения со стороны американцев. Все это капля за каплей усиливало сначала взаимную «озабоченность», «беспокойство», а затем и «отчужденность» в российско-американских отношениях, а следовательно, и желание с помощью негласных средств «наверняка» знать о намерениях друг друга. Поэтому штат посольств США в Петербурге и России в Вашингтоне постепенно увеличивался – отнюдь не только за счет кадровых профессиональных дипломатов. Но это уже происходило чуть позже – в первые десятилетия нынешнего, XX века.