Текст книги "На перекрестках времени. Научно-фантастические рассказы"

Автор книги: Евгений Войскунский

Соавторы: Исай Лукодьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ПОЛНОЗЕМЛИЕ

11 АПРЕЛЯ

Селеногорск взбудоражен. Такое впечатление, что все посходили с ума. Утром, когда я столкнулась в коридоре с Веригиным, я подумала, что, может быть, пригодится моя медицина. У него были красные, воспаленные глаза и вообще, я сказала бы, вид лунатика – если бы это не звучало смешно.

Я предложила Веригину выпить экстракта криногена, который он обожал, но он отмахнулся и побежал в радиорубку.

Давно я заметила, что с наступлением полноземлия наши ребята взвинчиваются. Да и мне становится как-то не по себе, даром что я уже около четырех лет живу в этой пещере, выдолбленной во внешнем склоне кратера Птоломея: беспричинное возбуждение сменяется беспричинной же грустью, и все время хочется пить. Конечно, тут прежде всего – воздействие сильного света, идущего от Земли. Но не только. У меня накопилось порядочно наблюдений, и я над ними раздумываю.

Вообще же мне особенно нечего тут делать. В Селеногорске никто не болеет, если не считать старого Шандора, у которого иногда побаливает новая печень (это бывает первое время, пока печень «осваивается»), да еще Володи Лермана с его вечными ушибами и растяжениями связок.

За завтраком астрофизики галдели, как скворцы, наткнувшиеся на ультразвуковое заграждение. Я только и слышала: «тау-частицы, тау-частицы»… Кажется, только Алеша Новиков сохранял относительное спокойствие. Он улыбнулся мне, пододвинул кофейник и сказал:

– С наступающим. Марта.

Я вспомнила, что завтра День Космонавтики.

В столовую вошел Виктор Доля. Глаза у него были воспалены, рыжие волосы – не чесаны. Видно, он только что сменился с вахты у большого инкрата. Все так и накинулись на него;

– Ну что, Виктор? Как Стрелец?

– Стрелец полыхает, – сказал Виктор и, сморщившись, потер глаза.

Я попросила Алешу вразумительно рассказать, что, собственно, произошло.

– Выброс материи в центре Галактики, – ответил он с набитым ртом.

– Но это не ново. Я слышу это уже много лет…

– Выброс колоссально возрос. Резко усилился поток тау-частнц. Ночью Веригин ворвался к Шандору и стащил его с постели.

Опять тау-частицы. Только это я и слышу здесь…

– Завтра, – продолжал Алеша, – прибывает куча космогонистов. Ларин, Крафт, Воробьева…

– Воробьева? Тина Воробьева?

– Да, – сказал Алеша и подлил мне кофе.

Он говорил что-то еще, но я плохо слушала. Вот как, значит. Прилетает Тина. Давно я ее не видела.

– Опять отложили наш вылет, – сказал Алеша. – Сколько можно околачиваться на Луне?

«Действительно, сколько?» – подумала я.

12 АПРЕЛЯ

День Космонавтики у нас обычно отмечается праздничным обедом – всегда очень веселым. Каждый раз меня бесконечно трогает особо предупредительное отношение ребят. Я тоже смеюсь и шучу и стараюсь изо всех сил победить тоску. Что поделаешь: я твердо знаю, что никто никогда не заменит мне Федора. Добродушного моего гиганта…

Но сегодня было не до праздничного обеда. Около полудня мы вышли на поверхность. На террасе, под которой в Море Облаков раскинулся космодром Луна-6, мы ожидали прибытия корабля. Тут были все: астрофизики нашей обсерватории, и космодромная команда, и экипаж «Юрия Гагарина», который вот уже три недели томится в ожидании вылета. Только неугомонный селенолог Володя Лерман залез в танкетку и умчался на ту сторону, к своим бурильным автоматам. Будет лазать по немыслимым крутизнам. А к вечеру заглянет ко мне и, пряча за иронической улыбкой смущение, попросит примочку для ушибов.

За четыре года я привыкла к Луне, к ее бурой, ноздреватой поверхности, где все – вверх-вниз; привыкла к обнаженному черному небу, утыканному звездами; даже к коварным колодцам, присыпанным легким, как пена, шлаком. К одному не могу привыкнуть – к полноземлию.

Глаз не могу отвести от Земли. Ее огромный диск висит над головой.

– Марта. Марта, надо ль плакать, если Дидель вышел в поле…

– Перестаньте, – прошу я.

Я действительно готова заплакать. Алеша не знает, что Федор тоже любил Багрицкого.

Корабль прилунялся долго. Жуками поползли по космодрому банкетки.

Прибывшие все в одинаковых скафандрах, не разберешь, кто где. Голоса, голоса – конечно, о тау-частицах. И вдруг – уверенный, быстрый, напористый голос: «Я предупреждал, что это зависит от волокнистого строения туманности…»

Значит, и Герман Скрипкин прилетел. Ну что ж…

Я вспомнила: кто-то рассказывал, что он никуда Тину одну не отпускает. О нем вообще много говорили. Да он и сам часто высказывался в астрофизических вестниках – всегда запальчиво и резковато.

В Селеногорске, когда мы вылезли из скафандров, Тина Воробьева бросилась ко мне. Мы обнялись.

– Безумно рада тебя видеть, – сказала она.

– И я рада…

Тина была все такая же – хрупкая, тоненькая, белокурая. Только вот под глазами у нее появились припухлости.

В институтские годы (Тина окончила профилактический факультет, а я – лечебный) она отличалась прекрасной памятью. На сессиях она, вздернув тоненькие брови и глядя куда-то вверх, почти дословно пересказывала тексты учебников. Тина мне казалась замкнутой и несколько анемичной. С тем большим изумлением следила я в последние годы за ее неожиданным взлетом, за интересными теоретическими работами, которые выдвинули ее в число видных космогонистов. Так бывает: готовится человек к одной профессии, а проявит себя в совершенно другой.

– Мы с Германом часто тебя вспоминаем, – сказала Тина. – Почему ты за столько лет ни разу не прилетала на Землю?

– Я прилетала в прошлом году. В Ленинград.

Тина укоризненно развела руками:

– И не дала нам знать о себе! Как не стыдно. Марта…

– Она зазналась, – услышала я за спиной и, обернувшись, увидела Германа Скрипкина.

– Здравствуй, Марта Роосаар, – сказал он, как мне показалось, подчеркнуто. – Здравствуй, лунный доктор. Как поживаешь?

– Хорошо, – сказала я.

– Рад слышать. Постоянно находиться в обществе Доли – завидная доля. – Он засмеялся. – Я уже не говорю о таком светиле астрофизики, как старик Шандор.

Я хотела ответить, что их общество вполне меня устраивает, но тут бурей налетел Костя Веригин.

– Герман, дружище! – закричал он. – Хватай под мышку свою светлую голову и пойдем смотреть, как образуются звезды. Тина, идемте!

Они помчались в обсерваторию, к большому инкрату…

Селеногорск – это в сущности длинный и узкий коридор, ведущий в круглый зал обсерватории; по бокам коридора – клетушки комнат, радиорубка, столовая, библиотека. В эту-то библиотеку и втиснулось население городка вместе с гостями.

Вначале все было довольно чинно. Веригин сделал сообщение. Он торопился, глотал слова и быстро набрасывал указкой-лучом на экране цифры расчетов.

Потом Шандор Саллаи вознес над собранием свою великолепную седую голову. Насколько я поняла, смысл его слов заключался в следующем: теперь можно считать доказанным, что тау-частицы являются основным носителем огромной энергии, сосредоточенной в ядре Галактики…

Вдруг раздался язвительный голос Германа:

– Не вы ли, товарищ Саллаи, утверждали, что в нашей Галактике не существует условий для возникновения частиц столь высоких энергий?

– Да, – сухо ответил Шандор, – раньше я так полагал. Но я не делаю фетиша из своих взглядов.

– Не надо, Герман, забывать, что именно Шандор Саллаи открыл семнадцать лет назад тау-частицы, – сказал Веригин.

– Этот отрадный факт общеизвестен. – Герман порывисто поднялся. Волосы над высоким его лбом странно торчали вперед и в стороны, худое лицо казалось перечеркнутым длинной линией рта. – Но с тех пор, – напористо заговорил он, – Шандор Саллаи не внес в астрофизику ни единого бита информации. Понадобился катаклизм в созвездии Стрельца, чтобы вы тут очнулись от семнадцатилетней спячки…

– Спячки? – пророкотал мощный бас Виктора Доли. – Да вы что, товарищ Скрипкин? Тау-излучатели – это, по-вашему, спячка?

– Я имею в виду теоретическую мысль, а не героические потуги практиков. Сплошная цепь ошибок и заблуждений, начатая Шандором Саллаи…

Тут поднялся такой шум, что и передать не могу. Я просто не узнавала ребят. Доля, уставив на Германа палец, кричал, что привык разговаривать с учеными, а не с ветхозаветными прокурорами. Свен Эриксон заявил, что пописывать бойкие статейки в журналах, конечно, легче, чем годами сидеть у большого инкравизора.

Я смотрела на Тину. Она молча сидела между Германом и Эриксоном, скрестив руки на груди, и, часто моргая, глядела на графин с водой. Она не вмешивалась в спор – и правильно делала.

Старый Шандор вдруг пошел к выходу. Я встревожилась и выскочила за ним в коридор.

– В чем-то он прав, – сказал Шандор, принимая из моих рук стакан с экстрактом криногена, – но этот его тон…

Он не договорил и залпом осушил стакан.

Вечером в медпункте я обрабатывала раствором очередной синяк на лодыжке Володи Лермана. Вдруг распахнулась дверь – на пороге стоял Скрипкин.

– Ты занята? – спросил он.

Я познакомила его с Володей.

– Читал вашу брошюру о селеногенных породах, – сразу сказал Герман. – Любопытно. Впрочем, мысль о «сонных микроорганизмах» высказывал еще десять лет назад Стаффорд Хаксли.

– Я не претендую на первооткрытие, – проворчал Володя. – Я излагаю факты.

– Ну да, конечно, здесь только и делают, что излагают факты.

Володя поспешил уйти.

– У тебя удивительная способность – ярить людей, – сказала я.

– Ты находишь? – Герман опустился в кресло и смотрел на меня, прищурив глаза. – Ты почти не изменилась, – сказал он, помолчав. – Златокудра и зеленоглаза… Довольна своей жизнью?

– Да.

– Меня потрясла гибель Федора, – негромко сказал он. – В Космоцентре хотят поставить ему памятник.

– Я видела проект.

Опять мы помолчали.

– Значит, доктор. Лунный доктор Марта Роосаар…

– Хочешь сказать, что это не так уж много?

– Ну, почему же, – возразил он. – Не каждому греметь на всю Вселенную.

В медпункт заглянул Веригин:

– Герман, ты с Тиной расположишься в моем кабинете. Уюта не гарантирую, тесноту гарантирую, микрофон общей связи не работает – ну да он тебе и не нужен…

– Спасибо, Костя. Меня вполне устраивает.

– Фу, кажется, всех разместил. – Веригин исчез.

– Пойду, лунный доктор, – сказал Герман, поднимаясь. – Работать надо.

Я его окликнула, когда он был уже в дверях:

– Это правда, что ты никуда не отпускаешь Тину одну?

– На Луну бы, во всяком случае, не отпустил, – сказал он подчеркнуто и вышел.

Я всегда считала, что унаследовала от своих эстонских предков уравновешенность. Но когда вдруг сотрясся пол, я взвизгнула и испытала нелепое желание кинуться на грудь к кому-нибудь сильному – а ведь я прекрасно знала, что это стартовал рейсовый на Марс…

Хорошо, что никто не слышал моего визга. Полноземлие ужасно все-таки будоражит…

Осторожный стук в дверь. Это, верно, Алеша…

13 АПРЕЛЯ, полдень

Полдень – это по земным часам. У нас на Луне сейчас долгая морозная ночь.

Не могу себе простить вчерашнего. Никогда себе не прощу.

Надо было холодно указать на дверь, когда он ко мне потянулся.

Не смогла…

Я рассказала ему все. О девчоночьей влюбленности в Федора Чернышева и своем восторженном письме к нему. Кто не влюблялся в космонавтов?.. Потом, уже в институтские годы, – дружба с Германом. Его серьезность, его незаурядный ум много значили для меня. Я не очень умела анализировать свои чувства, но когда Герман попросил меня стать его женой, я отказалась наотрез. Почему? Сама не знаю. Что-то в нем было… ну, что-то отталкивало… Потом – это было в День Космонавтики – знакомство с Федором. Он приехал к нам в институт на праздничный вечер, он танцевал со мной…

Светлый мой, добрый мой…

Не знаю, был ли кто-нибудь когда-нибудь так безмерно счастлив, как я…

Федор ушел в рейс и не вернулся. Его последняя радиограмма оборвалась на моем имени… Ну, это все знают.

Он стартовал со старого космодрома Луна-5. Я попросилась на Луну: хотелось быть там, где он проходил в последний раз. И вот я почти четыре года живу в Селеногорске. Я наблюдаю за новой печенью старого Шандора и прикладываю примочки к Володиным ушибам. Прав Герман: не каждому греметь…

Я выплакала всю себя. «Милый Алеша, – сказала я ему, – на Земле полно чудесных девчонок. Зачем тебе пепельный свет?» Он ответил: «Через семь лет я вернусь и разыщу тебя, где бы ты ни была».

Вот так, я не Героиня. Всего лишь женщина, которой нужно быть нужной не только человечеству, но и человеку…

13 АПРЕЛЯ, вечер

Снова совещание в библиотеке. Тина Воробьева выступила первой. Она говорила умно, и слушали ее, по-моему, уважительно. Но – странно! – никак не могла я отделаться от впечатления, что она, как некогда в институте, читает заученный текст. Она, вздернув тоненькие шелковистые брови, поглядывала вверх и часто моргала… Ее высокий голос то и дело замирал, как бы ломаясь о глубокомысленные паузы.

Герман сидел рядом с ней, слушал, подперев лоб ладонью. Несколько раз он исподлобья взглянул на меня.

И еще два глаза – два сияющих глаза – были устремлены на меня. Я старалась не смотреть на Алешу.

Когда Тина села, Шандор обратился к ней:

– Согласен с вами, что мои высказывания об источниках тау-энергии – не более чем гипотеза. Но, скажите на милость, какими расчетами вы подтвердите, что те крохи тау-излучения, которые доходят до нас…

– Полагаю, – перебил его Герман, – товарищу Саллаи известно, что центр Галактики укрыт от нас газо-пылевыми облаками. Поэтому достоверно мы может утверждать лишь одно: двадцать пять тысяч лет назад произошел интенсивный выброс сгустков материи из ядра…

– Я спрашиваю Тину, – сухо сказал Шандор.

– Что и привело к усилению потока тау-частиц, – продолжал Герман. – Но что дает вам основание считать это явление общеметагалактической закономерностью? Почему Веригин и вы, товарищ Саллаи, настаиваете на явной ошибке поспешного обобщения? А я вот не убежден, что идет образование новой звезды. Почему бы не связать явление с разумной жизнью, которая…

– Простите, но я спрашиваю Тину, – повторил Шандор. – Ваша гипотеза о высокоразвитых мирах в центральных областях Галактики нам известна…

Но Германа уже нельзя было остановить. Насколько я поняла, он связывал явление с неким экспериментом неких обитателей центра Галактики – с гигантским накоплением энергии, что ли.

– А что думаете об этом вы, Тина? – спросил Веригин.

Она помигала на него, чуть слышно ответила:

– Я… я согласна с Германом.

– Веригин, при всем моем к нему уважении, громоздит ошибку на ошибку, – заявил Герман и вдруг развернул рулончик цветного пластика. – Вот своего рода регистр его заблуждений, я изобразил их схематически..

Так. Теперь он принялся за Веригина…

Костя выслушал его до конца, не перебивая. Потом он поднялся, негромко сказал:

– Хотел бы я знать, Герман Скрипкин, по какому праву ты присвоил себе роль непогрешимого судьи?

– Я отметаю эти дивергенции! – запальчиво выкрикнул Герман. – Говори по существу вопроса.

– Это по существу! – раздался громовой бас Виктора Доли. – Прекратите нападать на исследователей. Время крикливых разоблачений, знаете ли, давно миновало…

– Постой, Виктор, – сказал Веригин. – Существо вопроса, Герман, в том, что ты – в плену собственной схемы, под которую усердно подгоняешь науку. Именно отсюда твоя нетерпимость, твоя неистовая самовлюбленность…

– Правильно! – гаркнул Доля. – Ошибаться может каждый, но не надо лезть!

14 АПРЕЛЯ

Сегодня в семнадцать сорок по земному времени на корабле «Юрий Гагарин» ушел в Пространство Алеша.

15 АПРЕЛЯ

Полноземлие кончается, на земной диск наползает тень.

У ребят неважное настроение. Даже ласковый Джи удрученно улыбается. За обедом я спросила его, что с ним стряслось. Джи промолчал, за него ответил Эриксон:

– Наш друг Скрипкин обозвал его работу о релятивистских электронах чушью. – И добавил, хлопнув Джи по плечу: – Не горюй, человек. Не для Скрипкина вперяем мы, как сказал поэт, пытливый взгляд в звездный лик Вселенной.

– Завтра он улетит на Землю, – буркнул Веригин.

– И воцарится на Луне мир, в человецех благоволение, – подхватил Эриксон. – Пойду-ка я починю линию общей связи. Где мой любимый тестер?

После обеда Веригин зашел ко мне в медпункт выпить экстракту. Я спросила, нет ли новых сообщений с «Гагарина».

– Разгоняется, – ответил он между двумя глотками.

Я видела, что он занят своими мыслями – о тау-частицах, конечно. А я думала об Алеше. Давно уже мне не было так радостно – и так жутко…

Вдруг в динамике щелкнуло, мы услышали взволнованный высокий голос:

– … Невозможно. Ты всех восстановил против себя, даже Костю.

– Они не любят, когда им говорят правду, – отозвался угрюмый голос Германа.

Мы с Веригиным остолбенели. Это Свен починил линию, и те Двое говорят в Катиной кабинете при включенном микрофоне…

– Я больше не могу! – В голосе Тины послышались слезы. – Не хочу больше подписывать твои умные статьи и выступать по твоим шпаргалкам. Это обман!

– Я делаю это для тебя. Тина…

– Нет! Просто ты хочешь что-то доказать кому-то! – Она всхлипнула.

Веригин шагнул к динамику, резко выключил его.

– Жаль мне его, – проговорил он, помолчав, и нервно потер лоб.

– Она от него не уйдет, – сказала я.

– Может быть… Но все равно, он будет наказан самым страшным наказанием – одиночеством.

О «ПУТЕШЕСТВИИ» ВО ВРЕМЕНИ
О рассказах этого сборника

Авторы несомненно увлекательного научно-фантастического сборника рассказов «На перекрестках времени» затронули немало интересных научных проблем. Одна из них – проблема, которая волновала и волнует очень многих – это путешествие в будущее и прошлое.

Как к этой проблеме отнеслись писатели-фантасты, мы уже знаем. Что же говорит об этом современная наука?

Начнем с того, что под возможностью «путешествия» во времени следует подразумевать возможность получать сейчас информацию о расположении материальных объектов и их взаимодействии в будущем или в прошлом. Оказывается, ученые в простейших случаях умеют это делать, и с известными оговорками «частичное путешествие» в будущее и в прошлое возможно. Возьмем астрономический пример.

Как известно, окружающие Солнце планеты движутся, подчиняясь законам механики и закону всемирного тяготения. Практически на их движение не влияет ничто, кроме сил тяготения. Поэтому ученые, зная координаты планет и их скорости в настоящий момент, могут очень точно рассчитать положение любой планеты на сотни и тысячи лет вперед и назад. Классический пример такого предсказания – это открытие планеты Нептун. Ее обнаружил немецкий астроном Иоганн Галле именно там, где по вычислениям французского астронома Урбана Леверье должно было находиться «неизвестное» тело, из-за которого «неправильно» двигалась по орбите планета Уран.

Хорошо известны и законы движения ближайших к Земле звезд нашей Галактики. Вот почему сегодня с помощью астрономов можно даже создать мультфильм, в котором зрители увидят «кусочек» будущего или прошедшего, например, небо над Москвой в 1147 году и в 2147 году. Но это относится только к небу, точнее, к положению звезд и планет на небесном своде.

А нельзя ли предсказать положение планет и звезд на нашем небе через миллион или через миллиард лет? Ответ на этот вопрос будет отрицательный. Дело в том, что координаты и в положении звезд или планет приводят к тому, что при расчете в будущее или прошедшее неточность будет нарастать. При расчете на несколько миллионов лет вперед она станет столь значительной, что о предсказании положения данного небесного тела не будет смысла говорить.

Ну, а можно ли реально увидеть будущее людей? Давайте попытаемся предсказать поведение определенного человека в ближайшем будущем. Подойдем к этой задаче чисто механически (как это предлагал известный французский математик Лаплас). Представим себе, что все атомы, составляющие данного человека, связаны только механически. Предположим, нам каким-то образом удалось узнать начальные координаты и скорости всех атомов и, вложив эти сведения в электронную машину, мы заставили ее решить уравнения движения всех атомов, то есть предсказать дальнейшее движение (поведение) человека. Начнем с того, что во взрослом человеке примерно 3 1027 атомов. Иными словами, такой машине пришлось бы решить 9x1027 уравнений движения (по 3 уравнения для координат х, у и z каждого из атомов). Даже фантастам представить себе такую вычислительную машину трудно.

Ведь современные быстродействующие цифровые электронные машины, занимающие целые здания, решают одновременно только десятки подобных уравнений. Значит, предсказать поведение такого механического человека безнадежно.

Но дело усложнено еще и тем, что законы взаимодействия атомов и молекул в организме человека неизмеримо сложнее законов механики, да вдобавок сегодня не все эти законы взаимодействия изучены. Кроме того, поведение человека необычайно тесно связано с окружающим его миром: вспомним, что лишенные зрения и слуха люди большую часть времени спят. Поэтому предсказание будущего и путешествие в прошлое в смысле получения полной и достаточно точной картины окружающего нас мира невозможно.

Несмотря на такой пессимистический вывод о путешествиях в будущее и прошлое, следует отметить, что все же есть еще другие возможности «приближенного предсказания». Например, сейчас (правда, с довольно большой ошибкой из-за недостаточной информации) ученые умеют предсказывать погоду. Даже все развитие современной науки можно рассматривать отчасти как борьбу за расширение возможностей предсказания. В некоторых случаях это предсказание результата опыта, в других – предсказание явлений в природе.

В заключение этого небольшого обсуждения возможностей путешествия в будущее или прошлое, подумаем, сможет ли наш современник перешагнуть через рубеж, который ставит для него срок человеческой жизни, и прожить часть своей жизни вместе с нашими потомками, в далеком будущем. Принципиально такая возможность существует. Теория относительности утверждает, что в очень быстро движущейся системе замедляются все ритмы (изменяются масштабы времени), все процессы, в том числе, конечно, и ритмы в живом организме. Но этот эффект может стать заметным лишь при приближении скорости движения к скорости света. Пока он практически обнаружен только в ядерных реакциях. Здесь на опыте наблюдалось, что элементарные частицы – мезоны «живут» от момента рождения до распада различное время в зависимости от их скорости. Чем скорость ближе к скорости света, тем дольше время жизни мезона.

Чтобы осуществить опыт с человеком, пожелавшим провести часть своей жизни с потомками, необходимо посадить его в космический корабль, который смог бы развить субсветовую скорость. При длительном полете на таком корабле космонавт, вернувшись на Землю, окажется постаревшим меньше, чем люди на Земле. Но скорость полета действительно должна быть весьма близкой к скорости света. Если скорость корабля составит 0,99 от скорости света, то пока на Земле пройдет 200 лет, на корабле пройдет примерно 30 лет. У современных космических кораблей скорость значительно меньше скорости света. Поэтому такой эффект в них невелик. Можно подсчитать, что разница во времени для космонавта Валерия Быковского и жителей Земли составила за 119 часов его полета всего 0,0002 секунды. Иными словами, космонавт постарел за это время на 0,0002 секунды меньше, чем жители Земли.

Вы обратили уже, очевидно, внимание на то, что мы в основном говорим о путешествии в будущее. А как же обстоит дело с путешествием в прошлое?

Если говорить о таком путешествии в прошлое, какое совершают археологи, то условия для него есть всегда. С развитием науки, с широким применением новых химических, физических и биологических методов при археологических исследованиях картина прошлого на нашей планете становится все более четкой. Поэтому описанный в рассказе «Алатырь-камень» случай по существу, может быть, и не следует считать фантастическим. Действительно, физикам давно известно, что оптическое изображение предмета можно получить и не имея линзы. Для этого достаточно иметь темную камеру с маленьким отверстием (ее называют иногда камерой-обскурой). А «запомнить» изображение может не только фотопластинка, покрытая слоем хлористого серебра. Это могут сделать и полученные недавно вещества – электреты. Электрет – электростатический аналог постоянного магнита. Если его поместить в электрическое поле, то направление электрического поля и его величина отразится, «запомнится» в ориентации молекул электрета. Причем эта ориентация может сохраняться долго. В некоторых из электретов (в так называемых фотоэлектретах), если поместить их в электрическое поле и освещать светом, степень ориентации молекул в освещенных и темных местах будет, подобно фотопластинке, сохранять изображение. Таким образом, появился другой, в принципе, способ образования естественного фотодокумента – свидетеля событий древних времен был в свое время превосходно описан И. Ефремовым в известном рассказе «Тень минувшего». Не исключено, что в будущем археологам удастся отыскать естественные фотографии, сделанные природой много лет назад.

В заключение нашего небольшого комментария коснемся еще одной физической проблемы. В рассказе «Формула невозможного» герои попадают в управляемую гравитационную ловушку, созданную кибернетическими машинами, которые вышли из подчинения их создателей. По нашему мнению, самой фантастичной является именно эта гравитационная ловушка. Физики, работающие в области гравитации, хорошо знают, что создать такие тела (вещества), которые за счет гравитационного взаимодействия отталкивались бы, а не притягивались, нельзя. И поэтому для создания космических кораблей, использующих антигравитацию, или для таких ловушек современная наука не оставляет никаких надежд.

Но если очень уж придирчиво отнестись к строгости формулировки такого запрета, то небольшая лазейка остается. Дело в том, что из закона всемирного тяготения следует, что все тела (без исключения) в одинаковом гравитационном поле должны падать с одним и тем же ускорением. Этот факт много раз проверялся на опыте. Согласно последним измерениям, которые были проделаны в 1961–1963 годах в Принстонском университете (США), разница в ускорениях у разных тел не превышает 10–11 части (одной сотой от одной миллиардной). Вот в такой части может быть и можно найти отталкивание у двух тел. По видимому, с такой же незначительной вероятностью и следует считать возможным существование различных гравитационных машин, в частности управляемых гравитационных ловушек.

В. Борисов, кандидат физико-математических наук

* * *

Действие всех рассказов этого сборника происходит «на перекрестках времени». Эти перекрестки – разные, и на каждом из них по-разному скрещиваются разновременные события. Но, конечно, понятие «перекрестков» весьма и весьма условно.

Рассказ «Формула невозможного» тоже повествует о «перекрестках времени». Тут мы одновременно встречаем три вида разумной жизни, соответствующие разным временам: разумная жизнь Земли, современной героям рассказа – космонавтам; разумная жизнь прошлого «планеты тихих идиотов», создавшая Большой центр; и, наконец, жизнь, которую разумной можно назвать лишь в кавычках – современная «тихим идиотам», регрессировавшим потомкам существ высочайшей технической культуры, – жизнь, близкая к жизни низших животных, но лишенная элементов борьбы за существование.

В «Формуле невозможного» мы по существу встречаемся с другой стороной знаменитой «Машины времени» Герберта Уэллса.

«Машина времени» была написана Уэллсом в 1895 году как грозное предостережение тем, кто полагает, что эксплуататоры и эксплуатируемые могут «гармонично сочетать интересы», тем, кто верит в разглагольствования о «народном капитализме», в отношение капиталиста к рабочим, как отцам к детям. Уэллс тогда предположил, что к 802701 году нашей эры потомки капиталистов – элои – выродятся в человекообразный скот, а рабочие – в морлоков, ночных подземных животных, которые доставляют элоям корм и одежду, но зато поедают их. Вот как описывал знаменитый фантаст ход этого регресса:

«Когда-то человечество достигло такого положения, когда жизнь и собственность оказались в полной безопасности. Богатый знал, что его благосостояние и комфорт обеспечены, а бедный довольствовался тем, что ему обеспечены жизнь и труд. Безусловно, в таком мире не было ни проблемы безработицы, ни нерешенных социальных вопросов. А за всем этим последовал великий покой.

Мы забываем о законе природы, по которому гибкость ума появляется как возмещение за опасности, заботы и изменчивость жизни… Там, где нет перемен и нет необходимости в них, разум бездействует…»

«Тихие идиоты» – это ведь те же элои. Но их предки, создав Большой центр – автоматическое мыслящее устройство, удовлетворяющее все потребности «хозяев», – перестали нуждаться в эксплуатируемых и попросту уничтожили их. Это выглядит не так уж фантастично. Ведь даже современный уровень техники позволяет создавать полностью автоматизированные производства, которые могут работать почти без участия людей. А империалисты только и мечтают о том, как бы обойтись без рабочих, ради прибылей они готовы уничтожить население целых стран. И вполне логично, что потомки капиталистов, получив возможность создать нечто вроде Большого центра, если дать им волю, вполне могут поступить, как предки «тихих идиотов».

И «Формула невозможного» – это своеобразное предостережение тем, кто полагает, что мир во всем мире настанет сам собой, кто забыл о классовой борьбе и живет в мире идеалистических иллюзий.

Теперь о кибернетическом устройстве – Большом центре. Вопрос о том, сможет ли машина мыслить, служил и продолжает служить темой оживленных дискуссий. С общих позиций можно сказать, что поскольку мозг человека вполне материален, в принципе любой мыслительный процесс может быть математически смоделирован. Следовательно, создать машину, способную к нелогичным поступкам, в принципе возможно – в случае надобности. Однако Большой центр был логичной машиной и задача Буридана оказалась для него «формулой невозможного».

Здесь следует сделать оговорку: даже чисто логичная машина способна к нелогичному поступку, необходимому для решения «формулы невозможного».

Большой центр, составленный из чрезвычайно надежных элементов, подключает все новые и новые мощности на решение «формулы невозможного». Будучи сложным и совершенным устройством, он должен затратить неопределенно много времени, пока сумма накопленных ошибок не составит один шаг, сделав который, машина будет способна к нелогичному поступку. Приведет ли это в условиях рассказа к восстановлению режима и сколько это займет времени – неизвестно, но, во всяком случае, это не будет продолжаться бесконечно.

Еще один «перекресток времени» – совмещение зрелости и старости в одном человеческом организме, описанное в рассказе «Прощание на берегу».