Текст книги "На перекрестках времени. Научно-фантастические рассказы"

Автор книги: Евгений Войскунский

Соавторы: Исай Лукодьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Пока нет, – признался Михаил.

– Я тоже не сразу понял. Только задумываться начал. Конечно, война, не до того, а я все же нет-нет, да и подумаю. Начал книжки специальные почитывать. А после войны ушел в запас, поступил на химический факультет – тогда-то и занялся всерьез. Понимаешь, вот, скажем, кожаная обувь. Изнашиваются подошвы. А живой человек ходит босиком, тоже протирает кожу, а она снова нарастает. И я подумал: нельзя ли сделать так, чтобы неживая кожа, подошва, тоже восстанавливалась?

– Напрасный труд, – улыбнулся Михаил. – Кожа для подметок теперь почти не применяется. Синтетики…

– Поди ты с синтетиками! – Платонов даже поморщился. – Экий ты, братец… Я же тебе про философскую проблему толкую. Ну-ка, посмотри на явление износа с высоких позиций. Все случаи можно свести к двум категориям. Первая – постепенный износ, постепенное изменение качества. Пример – ботинки. Хоть из кожи, хоть из синтетика. Как только ступил в новых ботинках на землю – начался износ. Точно определить, когда они придут в негодность, – трудно. Индивидуальное суждение. Один считает, что изношены, и выкидывает. Другой подбирает их и думает: фу, черт, почти новые ботинки выбросили, дай-кось поношу…

Михаил коротко рассмеялся.

– Теперь возьми вторую категорию: ступенчатый износ, – продолжал Платонов. – Пример – электрическая лампочка накаливания. Вот я включаю свет. Можешь ли ты сказать, сколько часов горела лампочка? Когда она перегорит?

– Действительно, – сказал Михаил. – Лампочка, вроде бы, не изнашивается. Она горит, горит – и вдруг перегорает.

– Именно! – Платонов встал и прошелся по веранде, сунув руки в карманы. – Вдруг перегорает. Ступенька, скачкообразный переход в новое качество… Разумеется, подавляющее большинство вещей подвержено первой категории износа – постепенной. И я стал размышлять: можно ли перевести подошвенную кожу в условия износа второй категории – чтобы ее износ имел не постепенный характер, а ступенчатый? Скажем, так: носишь ботинки носишь, а подошва все как новая. Затем истекает некий срок – и в один прекрасный день они мигом разваливаются. Никаких сомнений, можно ли их носить еще. Как электрическая лампочка – хлоп, и нет ее.

Платонов внезапно замолчал. Он облокотился о перила и словно высматривал что-то в темноте сада.

– Мысль интересная, – сказал Михаил. – Вещь все время новая до определенного срока.

– И вы сделали такие ботинки, которые не изнашиваются? – спросила Ася.

– Да.

– Но как вы этого добились? – заинтересованно спросил Михаил.

– Долгая история, дружок. В общем мы после многолетних опытов добились, что кожа органического происхождения сама восстанавливает изношенные клетки. Но… видишь ли, подошва не такая уж важная проблема. Дело в принципе, а он завел меня… и других… довольно далеко… – Платонов выпрямился. – Ну, об этом как-нибудь в другой раз.

– Хотите еще чаю? – сказала Ася. – Я сразу подумала, что вы изобретатель. Выходит, можно делать и пальто, и другие вещи, и они все время будут как новые?

– Можно делать и пальто… Ну, я пойду.

– Опять будете работать всю ночь?

– Возможно.

Тут у садовой калитки постучали. Игорь побежал открывать.

– Это дом Левитских? – донесся до веранды высокий женский голос.

– Да, – ответил Игорь.

– Скажите, пожалуйста, у вас живет Георгий Платонов?

У Платонова взлетели брови, когда он услышал этот голос. Он медленно спустился с веранды и шагнул навстречу стройной молодой женщине в сером костюме, которая вслед за Игорем шла по садовой дорожке.

– Георгий!

Она кинулась к нему и уткнулась лицом ему в грудь, он взял ее за вздрагивающие плечи, глаза его были полузакрыты.

– Зачем ты приехала? – сказал он. – Как ты меня нашла?

Женщина подняла мокрое от слез лицо.

– Нашла – и все…

– Пойдем ко мне, поговорим.

Он взял ее за руку и повел в свою комнату, на ходу пробормотав извинение.

– Пожалуйста, – откликнулась Ася. Поджав губы, она посмотрела на мужа. – Ну, что ты скажешь?

– Какое у нее лицо, – тихо проговорил Михаил.

– Хоть бы поздоровалась с нами… Однако у твоего старого дядюшки довольно молодые знакомые, ты не находишь?

– Может быть, это его жена…

– Жена? Значит, по-твоему, он сбежал от жены? Какой милый, резвый дядюшка!

– Перестань, Ася. Разве ты не видишь, у них что-то произошло.

– Вижу, вижу. Я все вижу. – Ася принялась споласкивать стаканы.

Михаил спустился в сад, вынес из пристроечки шланг и приладил его к водяной колонке. Он старался не смотреть в окно Платонова, но боковым зрением видел, что там не горит свет.

Тугая струя била из шланга, земля, трава и деревья жадно пили воду, и Михаил не жалел воды, чтобы они напились как следует.

Потом он вернулся на веранду, снова сел за прибранный стол, и Ася сказала:

– Надо идти спать.

Он не ответил.

– Что с тобой, Миша? Ты меня слышишь?

– Да. Мне не хочется спать.

Она подошла к нему сзади и обвила полными руками его шею.

– Я бы хотела, чтобы он поскорее уехал, Миша. Не сердись на меня, но мне кажется… он вносит в нашу жизнь какую-то смуту… Так спокойно было, когда мы его не знали…

Он погладил ее по руке.

Послышались шаги. Ася отошла к перилам веранды и скрестила руки на груди. Что еще преподнесут эти двое?..

Тихо отворилась стеклянная дверь. Платонов и женщина в сером костюме вышли на веранду.

– Я должна извиниться перед вами, – сказала женщина, на милом ее лице появилась смущенная улыбка ребенка, знающего, что его простят. – Меня зовут Галина Куломзина, я некоторое время была ассистенткой Георгия Ильича в Борках.

Михаил поспешно подвинул к ней плетеное кресло.

– Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо. Я привыкла заботиться о Георгии и… Словом, я приплыла сюда на «Балаклаве» и обошла весь город. У вас такой чудесный город, только очень устаешь от лестниц…

– Это верно. – Михаил улыбнулся. – К Кара-Буруну нужно привыкнуть.

– Я не знала, где остановился Георгий, и спрашивала буквально у всех встречных, описывала его внешность… Смешное и безнадежное занятие, не правда ли?.. Я даже ездила в Халцедоновую бухту и обошла все пансионаты. Наконец, меня надоумили пойти в курортное управление. К счастью, одна женщина, задержавшаяся там на работе, знала, что к одной из ее сотрудниц… к вам, – она улыбнулась Асе, – приехал погостить родственник…

«Это Шурочка» – подумала Ася и сказала вслух:

– Все хорошо, что хорошо кончается.

– Да… Я безумно устала, но, слава богу, я нашла его. – Галина долгим взглядом посмотрела на Платонова, неподвижно стоявшего у перил.

– Налить вам чаю? – спросила Ася.

– Минуточку, Ася, – вмешался Платонов. – Прежде всего: нельзя ли снять для Галины комнату здесь по соседству?

Ася изумленно посмотрела на него.

– Сейчас уже поздновато, – произнесла она с запинкой. – Но… почему бы вашей… ассистентке не остаться у нас? Игорь спит в саду, его комната свободна.

– Конечно, – сказал Михаил. – Располагайтесь в комнате Игоря.

– Благодарю вас. – Галина вздохнула. – Я так устала, что мне, право, безразлично…

– Кстати, куда это Игорь запропастился? – Ася поглядела в сад. – Игорь!

После того как незнакомая женщина кинулась к дяде Георгию, Игорь тихонько отступил в тень деревьев. Он пробрался в дальний угол сада и сел на выступ скалы. Смутное ощущение предстоящей разлуки охватило его. И Игорь подумал, что никогда и ни за что не женится, потому что там, где появляется женщина, сразу все идет кувырком.

А наутро Платонов исчез.

Первым, это обнаружил Игорь. За три недели он привык, что дядя Георгий будил его ни свет ни заря, но в это утро он проснулся сам. По солнцу Игорь определил, что обычный час побудки давно миновал. С неприятным ощущением некой перемены он, тихонько ступая босыми ногами, вошел в дом и приоткрыл дверь комнаты Платонова.

Дяди не было. Приборы все были свалены в углу в беспорядочной куче.

Ясно. Ушел в горы один.

Горшей обиды ему, Игорю, никто и никогда не наносил. Чтобы не заплакать, он поскорее залез на ореховое дерево, самое высокое в саду, и стал смотреть на море, голубое и серебряное в этот ранний час. Из бухты выходил белый теплоход, медленно разворачиваясь вправо.

«Балаклава», – подумал Игорь. И он представил себе, как в один прекрасный день он уплывет на белом теплоходе из Кара-Буруна, а потом приедет в Борки и будет жить у дяди Георгия и помогать ему в работе. И он все время поглядывал на дорогу – не возвращается ли дядя Георгий, и заранее представлял себе, как он сухо ответит на дядино приветствие и немного поломается перед тем как принять предложение идти на море.

Тут на веранду вышла та, вчерашняя. На ней был легкий сарафан – белый с синим. Она озабоченно поглядела по сторонам и ушла в дом. Потом на веранде появился отец. Он тоже огляделся, поправил виноградную плеть и позвал:

– Игорь!

Игорь неохотно откликнулся.

– Ну-ка, живо слезай, – сказал отец. – Ты видел утром дядю Георгия? Нет? Куда же он ушел?

Голос у отца был необычный, и Игорь понял: что-то произошло.

Потом они все стояли в комнате дяди Георгия. Михаил вертел в руках большой заклеенный пакет, на котором было четко написано: «Михаилу Левитскому. Вскрыть не ранее чем утром 24 августа». Это значило – завтра утром…

Вещей Платонова в комнате не было, он унес оба чемодана. Только приборы остались, да пустой ящик из-под ботинок, да две-три книжки.

– Он что же – уехал, не попрощавшись? – Ася покачала головой. – Не сказав ни слова…

Галина смотрела на пакет в руках Левитского. Не мигая, не отрывая взгляда, смотрела на пакет, в ее светло-карих глазах была тревога.

– Уехал? – растерянно сказал Игорь.

И тут он вспомнил про «Балаклаву», недавно отплывшую из Кара-Буруна.

– Сейчас узнаем, – сказал Михаил и подошел к телефону, не выпуская пакета из рук.

Он позвонил диспетчеру морского вокзала, и тот согласился запросить «Балаклаву» по радио.

– Михаил Петрович, – сказала Галина высоким звенящим голосом. – Очень прошу вас, вскройте пакет.

– Нет, Галина, – ответил он, – этого сделать я не могу.

– Странные все-таки манеры, – пробормотала Ася. – В таком преклонном возрасте выкидывать такие номера…

Галина посмотрела на нее.

– Простите за неуместное любопытство… Вы просто не представляете, как это важно… Вы знаете, сколько лет Георгию… Георгию Ильичу?

– Могу вам ответить, – сказал Михаил. – Дядя Георгий на двенадцать лет старше своей сестры, моей покойной матери. Ему семьдесят три – семьдесят четыре.

– Семьдесят… Боже мой… – прошептала Галина и сжала ладонями щеки.

Теперь настал черед Аси удивиться.

– Вы работаете с ним вместе и не знали, сколько ему лет?

– Он никогда не говорил… Я работала с ним недолго, четыре года… Но старожилы говорили, что он выглядел точно так же много лет назад. Я только знала – он старше Неймана…

– Дядя Георгий работал с Нейманом? – изумился Михаил.

– Да.

– Но позвольте… Я хорошо знаком с работами профессора Неймана. Он занимался проблемой долголетия, и это меня весьма интересовало, как гериатра. Но ведь дядя Георгий работал совсем в другой области… Он говорил об износе материалов – что-то о переводе постепенного износа в ступенчатую категорию. Что здесь общего?

– Не могу сейчас… Не в состоянии говорить об этом… – На Галине прямо лица не было. – Но именно со ступенчатого износа они начали свое сумасшедшее исследование… – Она отвернулась к окну.

– Что все-таки произошло с Нейманом? – спросила Ася с интересом. – В газетах писали – загадочная скоропостижная смерть, ничем не болел… Милочка, да что с вами? – вскричала она, увидев, что Галина плачет. – Ну, пожалуйста, успокойтесь… Игорь, быстро воды!

– Не надо. – Галина прерывисто вздохнула. – Кажется, самые тяжкие мои опасения… Михаил Петрович, вскройте пакет!

Михаил медленно покачал головой.

Тут зазвонил телефон, и он проворно снял трубку.

– Доктор Левитский? – услышал он. – Говорит диспетчер морского вокзала. Я связался по УКВ с «Балаклавой». В списках пассажиров Георгий Платонов не значится.

– Благодарю вас, – сказал Михаил и положил трубку. – На «Балаклаве» его нет.

– Значит, он здесь! – воскликнул Игорь.

– Да, из Кара-Буруна можно уехать только морем, – подтвердила Ася. – Милая, не надо волноваться…

– Я пойду. – Галина направилась к двери. – Пойду его искать.

– Я с вами! – встрепенулся Игорь.

– Минуточку. – Михаил встал у них на пути, его сухое тонкогубое лицо выглядело очень озабоченным, очень серьезным. – Послушайте меня, Галина. Давайте рассуждать логично. Георгий ушел с чемоданами – а они довольно тяжелы, – естественно, он не станет бродить с такой поклажей по городу. Скорее всего он остановился в гостинице или сдал чемоданы в камеру хранения вокзала. Я гораздо быстрее наведу справки по телефону, чем вы – рыская по городу. Прошу вас, наберитесь терпения. В городе всего три гостиницы.

Галина кивнула, отошла к окну.

– Игорь, тебе следовало бы пойти умыться, – негромко сказал Михаил и снял трубку.

Он позвонил в отель «Южный» и в другие две гостиницы, и отовсюду ответили, что – нет, Георгий Платонов у них не останавливался.

Михаил взглянул на часы, позвонил в санаторий «Долголетие» и попросил у главврача разрешения задержаться на час. Затем он вступил в сложные переговоры с администрацией морского вокзала, в результате которых выяснил, что человек по имени Георгий Платонов сегодня утром не сдавал в камеру хранения двух больших чемоданов.

Все это время Галина неподвижно стояла у окна, а Игорь, и не подумавший идти умываться, машинально листал книжки, оставленные дядей Георгием.

– Остается Халцедоновая, – сказал Михаил и вызвал, коммутатор курорта.

– Тише! – вдруг крикнула Галина. – В саду кто-то ходит… – Она высунулась в окно.

Да, скрип ракушек под ногами…

Галина побежала на веранду, все последовали за ней.

По садовой дорожке к веранде шел грузный человек в белой сетке и грубых холщовых штанах, в сандалиях на босу ногу. Пот приклеил к его лбу прядь седых волос, крупными каплями стекал по темно-медному лицу.

– Филипп! – Игорь понесся навстречу старому сапожнику.

– Здравствуй, мальчик, – сказал Филипп, пересиливая одышку. – Здравствуйте все.

Он поднялся на веранду и сел на стул. Четыре пары встревоженных глаз в упор смотрели на старика.

– Было время, когда крутые подъемы вызывали у меня песню, – сказал Филипп, шумно и часто дыша.

– Вы видели дядю Георгия? – нетерпеливо спросил Игорь. – Где он?..

– Я копал под скалой червей для наживки, а солнце еще не встало, – сказал Филипп и почесал мизинцем лохматую седую бровь. – Тут он и пришел. В руках у него было по чемодану, а в зубах травинка. «Филипп, я собираюсь уехать, могу я на время оставить у вас чемоданы?» Ну, если в них нет атомной бомбы, – так я ему сказал, – то поставьте их в тот уголок, под красавицей Гоффи. Мы сели и позавтракали помидорами и сыром. Он ел мало, а говорил еще меньше. – Филипп сделал паузу и долгим одобрительным взглядом посмотрел на Галину. – Сколько вам лет, спросил он меня, и я сказал – человеку не надо знать, сколько ему лет, потому что…

– Где он? – прервала его Галина. – Если вы знаете, то просто скажите: где он?

Филипп покачал головой.

– Слишком просто, красавица, – сказал он. – Но вы узнаете все, что знаю я. Человек, который вас так интересует, вынул из чемодана ботинки и подарил их мне. Они не знают износа, сказал он, и это лучшее, что я могу вам подарить как специалисту. Я взял ботинки и, поскольку я не верю в вечность подошвы…

– Боже мой, неужели нельзя по-человечески сказать: где он?

– По-человечески? Ага, по-человечески… Ну, так он попрощался со мной за руку и пошел по Трехмильному проезду вверх. Прогуляться, – так он сказал. Я начал работать и размышлять: что же такое было у него на лице? Оно мне показалось странным. И я решил прийти сюда и сказать вам то, что вы услышали. По-человечески… Принеси мне воды, сынок.

– Мама вам принесет! – Игорь уже сбегал с веранды. – Я знаю, где его искать! – донесся голос мальчика уже из-за деревьев. – Я найду!

Хлопнула калитка.

Филипп напился воды, посмотрел на Галину, кивнул и направился к калитке, и ракушки захрустели под его грузными шагами. Михаил пошел проводить старика.

– Доктор, я все хочу попросить вас, – сказал Филипп, берясь за щеколду: – дайте мне что-нибудь, чтобы я меньше потел во сне.

Игорь бежал по шероховатым плитам Трехмильного проезда, жесткая трава, торчащая из щелей, царапала его босые ноги. Он выскочил из дому в одних трусах, даже панамы не успел надеть, и теперь солнце начинало припекать ему голову.

Он очень торопился.

Дорога становилась все круче, Игорь запыхался и перешел с бега на быстрый шаг. Он старался экономно и правильно регулировать дыхание – как учил его дядя Георгий. Четыре шага – вдох, четыре шага – выдох.

Игорь и сам не знал, что заставляло его так торопиться. До сих пор он жил в окружении вещей и явлений ясных и привычных, как свет дня. Но последние события – приезд незнакомой женщины, непонятное бегство дяди Георгия, визит Филиппа – сбили мальчика с толку. Ему хотелось одного: вцепиться в сильную руку дяди Георгия, и тогда снова все будет хорошо и привычно.

Трехмильный проезд кончился. Влево уходила лесная дорога в Халцедоновую бухту, но Игорь знал, что дядя не любил этой дороги: он всегда предпочитал держаться ближе к морю. И Игорь без колебаний пошел направо по узкой тропинке, зигзагами сбегавшей в ущелье. Некоторое время он шел в тени моста электрички, продирался сквозь кусты дикого граната, потом, лавируя между стволами орехов, поднялся по противоположному склону ущелья и вышел к крутому обрыву над морем.

Он чуточку передохнул и потер большой палец ноги, больно ушибленный о корень дерева:

Затем Игорь двинулся по узкому карнизу – однажды они с дядей Георгием проходили здесь. Он старался не смотреть вниз, где под обрывом синело море, он медленно шел, прикасаясь левым плечом к скале и осторожно перешагивая кустики ежевики, тут и там стелющиеся по карнизу. В одном месте он увидел примятый кустик и раздавленные ягоды – это окончательно утвердило его в мысли, что дядя Георгий недавно здесь прошел.

Да, он недалеко. Наверно, за тем выступом, за которым сразу открывается вид на пляжи Халцедоновой. Еще десяток метров…

Дикий грохот и вой возникли так неожиданно, что Игорь вздрогнул. Это электричка, перелетев по стальному мосту через ущелье, мчалась по дороге, прорубленной в скалах, выше карниза, прямо над головой мальчика. Игорь знал, что отсюда электричку не увидит, но невольно задрал голову – ив тот же миг его правая нога встретила пустоту.

Он сорвался…

Его рука отчаянно цеплялась за карниз, но соскользнула с гладкого закругленного камня, и тут Игорь почувствовал, что живот прижат к колючему кусту. Он успел вцепиться руками в куст и повис над обрывом, тщетно пытаясь нащупать ногами спору.

– Дядя Георги-и-и-й!

– И-и-и… – откликнулось горное эхо.

Незадолго перед этим Георгий Платонов прошел по карнизу к тому месту за выступом скалы, откуда была видна Халцедоновая бухта.

Здесь он остановился, прижался спиной к теплому камню, сдвинул кепи на затылок.

Здесь никто его не видел, и ему не приходилось думать о выражении своего лица.

Он был один – наедине со своими мыслями.

Перед ним лежало огромное море, согретое южным солнцем. Он видел зеленые склоны гор, желтые пляжи и белые здания. В двух часах ходьбы его ждала прекрасная женщина…

Но он был уже бесконечно далек от всего этого.

Он знал, что напрасно тянет время, – но никак не мог оторваться от своих мыслей о Галине.

Пойми, я должен был бежать от тебя. Ты мешала мне. Я нуждался хоть в каком-нибудь душевном равновесии, чтобы закончить работу. Но ты мне мешала, и вот я тайком уехал – бежал от тебя. Так было лучше – лучше для нас обоих. А потом ты бы все поняла из моих записок, которые Михаил перешлет в Борки. И время залечило бы рану.

Но ты разыскала меня

Ты разыскала меня.

Ну, как объяснить тебе, моя единственная, что я уже не принадлежу жизни? Да, я здоров и силен, несмотря на мои семьдесят четыре. Мои движения точны, мышцы налиты силой, и сердце пульсирует ровно. Но через несколько часов… Через десять часов двадцать минут…

Бедняга Нейман, ему было лучше, ведь он не знал.

Открытый мною закон кратности обмена неотвратим и точен. Ничто не спасет меня. Ничто и никто – даже ты. Но все же… Безумный опыт, который я здесь проделал, дает какую-то возможность… Нет, не мне. Другим, кто будет после меня… Может быть, им удастся, следуя моим указаниям, нарушить кратность обмена… И значит, я не зря поработал здесь, в тишине и покое…

В тишине и покое?

Не надо обманывать себя. Покоя не было.

Но я не знал, что встречу здесь этого мальчика.

Если бы я знал…

Довольно тянуть.

Платонов смотрит на часы. Бежит по кругу секундная стрелка, исправно отсчитывая время.

Надо решаться.

Грохочет над головой электричка. Она везет к бархатным пляжам веселых, нарядных мужчин и женщин.

Ну, Георгий Платонов, может, ты оторвешь, наконец, спину от теплом скалы?

– Дядя Георги-и-ий!..

Игорь? Как он сюда попал?

Голос мальчика, зовущий на помощь, мгновенно возвращает Платонова к жизни. Торопливо он продвигается по карнизу, боком огибает выступ… Глаза его расширяются при виде мальчика, висящего над обрывом.

– Держись, Игорь! Я иду!

Корни куста давно тянулись. Теперь они не выдержали, поддались… Игорь, не выпуская из рук колючих веток, полетел вниз.

– А-а-а-а… – Голос его замер.

В тот же миг Платонов резко оттолкнулся от карниза и бросил свое тело в воздух. Синее море надвигалось на него. Сведя вытянутые руки перед головой, он, как нож, без брызг вошел в плотную воду, зашумевшую мимо ушей.

– Придется немного потерпеть, – сказал Михаил.

Мальчик кивнул. Пока отец промывал его ободранные грудь и живот, смазывал мазью и перевязывал, Игорь не издал ни звука. Он лежал, стиснув зубы и крепко держась левой рукой за руку дяди Георгия. Не вскрикнул, не застонал. Только в глазах у него были боль и крик.

– Ну, вот и все, – Михаил укрыл сына простыней. – Молодец, Игорь. Теперь постарайся уснуть.

Он приложил ладонь ко лбу мальчика, потом отошел от койки и сделал знак жене: пойдем, ему надо отдохнуть. Ася со вздохом поднялась.

– Легче тебе, сыночек?

– Да, мама, – шепнул Игорь.

Он все еще не отпускал руки дяди Георгия, неподвижно сидевшего возле койки. Ася задернула штору и вышла вслед за Михаилом из комнаты.

Платонов поднял голову, взгляд его остановился на Галине. Он устало улыбнулся ей и подумал: «Она смотрит на меня почти враждебно».

Через некоторое время Игорь уснул. Но как только Платонов осторожно попробовал высвободить руку, мальчик встрепенулся и сжал его пальцы еще сильнее.

И так было еще несколько раз.

Текло время, в комнате стало сумеречно: там, за окном, солнце клонилось к закату. Платонов украдкой взглянул на часы. Галина сидела напротив, лицом к лицу, и он встретил ее отчаянный взгляд и тихонько покачал головой.

Наконец ему удалось высвободить затекшую руку. Игорь ровно дышал во сне. Платонов обнял Галину за плечи, и они вышли на веранду.

Ася захлопотала, побежала в кухню, вернулась с подносом. От запаха еды Платонов ощутил легкое головокружение.

– Не суетись, Ася, – сказал он. – Обед никуда не уйдет. Посиди спокойно… Что пишут в газетах, Михаил?

– Не знаю. – Левитский поднял брови. – Я не читал сегодня.

Вечерний ветерок зашелестел в листве деревьев. Снизу, из города, донеслось пение скрипок, сухой говорок барабана.

Платонов выпрямился, скрипнуло плетеное кресло.

– Ну, что вы уставились на меня? – сказал он грубовато. – Эка невидаль: старикан, который зажился на свете…

Никто ему не ответил. Только Ася несмело сказала:

– Георгий Ильич, вы, наверно, голодный…

– Если хочешь, налей мне компоту.

Он принялся пить компот,

Галина резко поднялась, ногой отшвырнула стул.

– Георгий…

– Сядь, Галя, – прервал он ее. – Прошу тебя, сядь, – мягко повторил он. – Знаю, что должен сказать вам… Я хотел опередить свой час, но Игорь помешал мне… Послушай, Михаил, ты хорошо знаешь стариков, знаешь эти проклятые возрастные изменения, старческие болезни, слабость. Этот постепенный и неотвратимый износ организма. Дряхлеющий человек – черт возьми, что может быть печальней! – Упрямый огонек, хорошо знакомый Галине, зажегся в его серых главах. – Возня с кожей и другими материалами навела меня на мысль о переводе износа живого организма в ступенчатую категорию. Человек не должен изнашиваться постепенно, как башмак. Пусть он, достигнув зрелости, сохранит ее в состоянии полного расцвета – до последнего мгновенья. До последнего вздоха!

Платонов встал и прошелся по веранде. Затем он снова опустился в кресло и продолжал уже спокойнее:

– Я многие годы бился, изучая мозг. Потом мы стали работать с Нейманом. Мы установили: чтобы стабилизировать организм в фазе зрелости, надо разгрузить некоторые группы клеток мозга. Чтобы они тратили не одну свою биоэлектрическую энергию, а получали бы часть энергии извне, в виде периодической зарядки… Впрочем, в моих записях вы найдете все – и теоретические посылки, и описание нашей установки. Мне пришлось повторить первоначальные опыты с ботинками. Конечно, это скорее для душевного равновесия… Потом мне прислали приборы, и тогда… Ну, словом, я торопился закончить работу до двадцать третьего августа – и я успел, как видите… Михаил, передай мой пакет Галине, она увезет его в Борки.

– Значит, вы… – начал Михаил глухим голосом.

– Да. Нам не оставалось ничего другого, как испытать на себе. И мы это сделали – Нейман и я. Была очень важна дозировка – мы собрали ее в виде одного заряда… Ты помнишь, Галя, в прошлом году мы повторили…

– Я помню! – вскричала она. – Да если бы я знала, что вы затеяли, я бы разбила магнитный модулятор!

Она зарыдала. Ася молча гладила ее по плечу.

– Ужасно… – прошептал Михаил.

– Ужасно? Нет, дорогой племянник, это прекрасно! – с силой сказал Платонов. – Похож я на твоих стариков? То-то же! Мне за семьдесят, а я здоров и полон сил. Ужасно другое… Мне удалось сформулировать одну задачу для электронно-счетной машины, и она… Совершенно неожиданно для меня она вывела закон кратности обмена. Она безжалостно, с точностью до минуты, сообщила продолжительность эффекта… Я ничего не сказал Нейману: его час оказался ближе моего… Да, Нейман был счастлив: он не знал.

Платонов вдруг направился к двери и распахнул ее. За дверью, в коридорчике, стоял Игорь – белели бинты на его коричневом теле. В руке у него была зажата книга.

– Ты подслушивал? – тихо спросил Платонов.

Мальчик смотрел на него тревожными глазами. Словно кто-тo подтолкнул его – он бросился к Платонову и судорожно вцепился в него.

– Не уезжайте!.. – кричал он. – Дядя Георгий, не уезжайте! Не уезжайте!!

Платонов гладил его по голове.

– Ну, ну, Игорь, с чего ты взял?.. Ну-ка, успокойся. Будь мужчиной. Никуда я не уезжаю…

Он повел его в комнату и велел лечь.

– Ты давно проснулся?

– Нет, – прошептал Игорь. – Недавно… Я зажег свет, хотел почитать, а потом…

– Вот и хорошо. А теперь спи, дружок. Книжку дай сюда. Кто это?

– Это ваша. Вы ее оставили… «Портрет Дориана Грея».

– Вот как! Ну, Игорь, покойной ночи.

– Покойной ночи, дядя Георгий.

Платонов вернулся на веранду. Задумчиво полистал истрепанные страницы, потом вынул авторучку и размашисто написал на титульном листе: «Будущему ученому Игорю Левитскому на память о нарушителе законов природы Георгии Платонове. Не бойся того, что здесь написано».

Он положил книгу на стол, взглянул на часы.

– Мне пора…

Он пожал трясущуюся руку Михаила. Ася с плачем кинулась ему на шею.

– Мы никогда… никогда… – Михаил пытался что-то сказать, язык его не слушался.

– Все-таки хорошо, что я повидал вас, – сказал Платонов. – Хорошо и плохо… Ну, прощайте. Пойдем, Галина, проводи меня.

Они сидели на камне, еще хранящем тепло ушедшего дня. Море с шорохом набегало на крохотный пляжик, зажатый скалами. Справа виднелись городские огни, освещенный куб морского вокзала, цепочка огней на набережной.

– Мы часто купались здесь с Игорем.

Галина не ответила. Она, казалось, окаменела.

Платонов притянул ее к себе.

– Будь умницей, Галина… Продолжай работать. Продолжай работать, слышишь? Со старостью надо бороться – но только так, чтобы это не было противоестественно в круговороте природы. Ты слышишь меня?.. Ступенчатый износ – правильная идея. Но человек не должен знать своего часа. Это мешает жить… Ты слышишь? Поезжай в Ленинград к Зыбину, отдай ему запись последнего опыта. Там указан путь… Галя, очнись! Слушай! Я нащупал возможность нарушить кратность обмена. Ты с Зыбиным обязана довести это до конца.

Он встал, снял с руки часы, взглянул на них еще раз – и с силой ударил о камень. И отшвырнул в море.

– Я иду, Галя… Жизнь вышла из океана. Мы носим океан в своей соленой крови. Я хочу, чтобы это произошло в море…

– Не пущу! – крикнула Галина, изо всех сил обхватив его руками. – Не пущу, не пущу! – исступленно повторяла она.

Он гладил ее по голове, по плечам. Лицо его было запрокинуто вверх, к звездному рою, но он не видел звезд: он крепко зажмурил глаза.

Потом он решительно отвел ее руки. Быстро сбросил одежду и вошел в теплую черную воду. Зашуршала галька.

Женщина, рыдая, бросилась за ним.

– Будь умницей, Галина. У меня мало времени, а я хочу доплыть до выхода из бухты…

Стоя на берегу, она еще видела некоторое время его голову и руки – мерно появляющиеся и исчезающие. Потом темнота скрыла его, но еще долго слышала женщина в ночной темноте тихий плеск воды под его руками.