Текст книги "Блин – охотник за ворами"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава IX
РАССЛЕДОВАНИЕ ЛЕЙТЕНАНТА ГУСЬКОВА

Блинков-младший не понимал, что происходит. То есть ясно, что сержант заговорил ему зубы, а сам послал вредную смотрительницу за Гуськовым. Но за что его задержали? Почему так зло и торжествующе смотрит Ларисик?!

А непонятное продолжалось. Блинкова-младшего повели не в служебные помещения музея, откуда прибегал полковник Агеев, а к главному входу.

Спускаясь по лестнице, сержант что-то убежденно втолковывал Гуськову. Наверное, объяснял, какого опасного преступника они задержали, потому что лейтенант в ответ отпускал замечания вроде: «Да ну!» и «Что ты говоришь!»

Блинков-младший со скованными за спиной руками шел впереди. Поднимавшиеся навстречу экскурсанты не обращали на него внимания – мало ли почему он заложил руки за спину.

У выхода из музея Гуськов для надежности отстегнул один браслет наручников с Митькиного запястья и защелкнул у себя на руке. Значит, поверил сержанту.

– Мы так в наручниках и по городу пойдем? – спросил Блинков-младший.

– Здесь рядом, – коротко ответил Гуськов и потащил задержанного по улице. Сержант шел сзади, как конвоир.

На них оборачивались прохожие. Кто-то позлорадствовал: «Сцапали голубчика!», а кто-то ахнул: «Детей в наручниках водят!» Такого позоpa Блинков-младший не испытывал еще ни разу в жизни!

По ту сторону улицы он заметил вывеску райотдела милиции. Гуськов с сержантом явно вели его туда. Стало еще непонятнее. «Особо тяжкое преступление», в котором подозревали Митьку, – это, конечно же, ограбление музея. Но при чем тут райотдел, если розыск по этому делу вел полковник Агеев? В райотделах, по-старому отделениях, милиции не служат оперативники в полковничьем звании. Агеев наверняка из МУРа.

Особняк райотдела был старым и замызганным. Краска на двери шелушилась. Справа от входа за исцарапанной перегородкой сидел дежурный, капитан милиции в форме. Он равнодушно поднял глаза на вошедших и снова уткнулся куда-то вниз. Похоже, на коленях у капитана лежала книжка.

Гуськов и сержант провели Блинкова-младшего по коридору и остановились у решетки зоопар-кового вида. За толстыми прутьями была клетка с дощатым помостом и окошком, закрытым издырявленным листом железа. На помосте валялись двое оборванцев с опухшими и синими, как баклажан, физиономиями. Один спал, а другой, сняв грязный зимний сапог, ковырялся между пальцев у себя на ноге. Заметив Блинкова-младшего, оборванец по-свойски ему подмигнул:

– Что, пацан, замели? По форточкам лазил или машины «раздевал»?

– Разговорчики! – прикрикнул на него Гуськов, отстегивая браслет наручников с запястья Блинкова-младшего. – Растяпа я, ключи забыл взять. Сереж, покарауль его.

И лейтенант ушел за ключами, оставив Блинкова-младшего под охраной сержанта Сережи.

Клетка выглядела чистой, но воняло оттуда, как из самой жуткой уборной. Ароматы явно шли от оборванцев. Митек понял, что это самая настоящая камера предварительного заключения и что сейчас его запрут вместе с преступниками. И оборванец это понял.

– Закурить есть? – спросил он.

– Не курю, – осипшим голосом ответил Блинков-младший.

– Скажешь мамке, чтоб принесла сигарет и хавки, – деловито потребовал оборванец. В его голосе слышалась угроза.

Блинков-младший оглянулся на сержанта. Тот с безразличным видом смотрел в сторону, как будто ничего не слышал.

А в конце коридора, позвякивая ключами, появился лейтенант Гуськов. Блинкова-младшего прошиб холодный пот. Нет, этого не могло быть! Чтобы его, одаренного подростка, единственного сына контрразведчицы и ученого-ботаника, бросили за решетку вместе с уголовниками! Чтобы он валялся на этом деревянном настиле, на котором, похоже, и спят не раздеваясь, и едят!

– Привыкай, – заметил сержант. – Теперь тебе долго придется на шконках париться.

– Что такое шконки? – спросил Блинков-младший.

– Нары. И вообще на чем спят.

Лейтенант подошел, держа в руке приготовленный ключ, взял Блинкова-младшего под локоть…

…И провел мимо страшной камеры. Ключом он отпер обычную дверь, за которой оказался обычный кабинет, только с решеткой на окне.

– Оставь надежду всяк сюда входящий, – продекламировал Гуськов, подталкивая Блинкова-младшего через порог.

Митек понял, что его не зря оставляли ждать рядом с камерой. Начиналось психологическое давление на задержанного.

Меблировку кабинета составляли сейф, два письменных стола и три стула. Сильно пахло застоявшимся табачным дымом. На подоконнике красовалась банка с водой, полная размокших окурков.

Стол Гуськова Митек узнал сразу. Над ним, как в детском саду, была налеплена переводная картинка: гусь.

А еще лейтенант собирал таблички со всякими служебными надписями: «Поставь стопор, проверь упор», «Носи каску», «Чоловичий туалет». Эти таблички безо всякого порядка висели над столом. Чаще всего встречалась надпись «Не влезай, убьет» и картинки с пробитыми молнией черепами. Похоже, у лейтенанта было своеобразное чувство юмора.

Усевшись за стол, Гуськов достал какой-то разграфленный бланк и кивком предложил сесть Блинкову-младшему. Сержант встал у Митьки за спиной.

– Ну, рассказывай, – приказал Гуськов.

– О чем? – спросил Блинков-младший.

– Как ты дошел до жизни такой. Блинкову-младшему вдруг стало так легко, что

он чуть не рассмеялся. У него в школе был завхоз из бывших милиционеров. Бывает, разобьют стекло, и завхоз начинает расследование. Сцапает первого попавшегося ученика, приведет к себе и скажет: «Ну, рассказывай, как ты дошел до жизни такой». Если будешь молчать, он может целый час продержать у себя. Нужно плаксивым голосом нести любую ерунду: «Владислав Петрович, я, честное слово, только разок затянулся!», хотя ты и не курил. Тогда завхоз решит, что ты раскололся, но, к сожалению, не в том преступлении. И отпустит.

– Ты чего улыбаешься? – строго спросил Гуськов и через Митькину голову пожаловался сержанту: – Улыбается. Не понимает, куда попал. Отправить его, что ли, в «обезьянник» до выяснения личности?

Предложение было такое нелепое, что Блинков-младший совсем развеселился.

– Я, что ли, буду сидеть, а личность сама собой выясняться?

Гуськов посмотрел на него добрыми усталыми глазами и поделился одним из секретов своей трудной профессии:

– Нет, мой маленький друг, ты будешь просто сидеть, пока сам не запросишься на допрос. Но мне будет некогда. Вот когда ты начнешь рыдать, размазывая сопли, я, может, выкрою для тебя минутку.

– Я ни в чем не виноват! – взвыл Блинков-младший.

– Невиноватых людей не бывает, – сообщил Гуськов, занося над бланком ручку. – Учти, если я сейчас заполню протокол допроса, это будет документ. Даже я сам не имею права его порвать. Мне придется взять папочку, – он достал из стола пустую картонную папку с надписью «Дело №», – подшить протокол сюда и завести на тебя уголовное дело! А это, мой маленький друг, не просто привод в милицию. Это почти что судимость. Тебя после этого ни в один институт не примут. Собираешься в институте-то учиться?

– Собираюсь, – буркнул Блинков-младший. До соплей дело не дошло, но рыдать уже хотелось.

– Собирается, – подхватил Гуськов. Он снова обращался к сержанту: – Учиться собирается, а сам ворует. Только учти, на зоне институтов нету!

– В чем меня обвиняют? – спросил Блинков-младший.

– А ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Гуськов и тяжело вздохнул. – Ну, ладно, не желаешь по-хорошему, придется заполнить протокол. Фамилия?

Блинков-младший обдумывал этот вопрос еще по дороге. Назваться Гогой Демидовым? Но этот обман годился для Ларисика, а милиционеры раскроют его мгновенно. Ведь он даже не знает, в какой школе учится этот Гога. И Митек назвал свою настоящую фамилию.

– Блинков? – удивился сержант. – Мама же у тебя Демидова!

– У нее девичья фамилия, – ответил Блинков-младший и не соврал. Когда мама вышла замуж за папу, она оставила свою девичью фамилию, чтобы не менять ее в контрразведчицких документах. Только, разумеется, она была не Демидова, а Гавриловская.

– Проверим, – сказал Гуськов. – Домашний телефон у тебя есть?

Блинков-младший назвал свой номер, и лейтенант начал звонить. Но цифры набрал совсем другие. Ответили ему очень быстро. Прикрыв трубку ладонью, лейтенант коротко пробормотал что-то непонятное и обычным голосом потребовал:

– Девочки, пробейте-ка мне номер… – и повторил телефон Блинкова-младшего.

Не прошло и минуты, как «девочки» ответили. Гуськов начал что-то быстро записывать в протокол. Блинков-младший через стол прочитал вверх ногами свой адрес и мамину фамилию. Ну да, квартиру получала у себя в контрразведке мама, и телефон записан тоже на нее.

Гуськов аккуратно положил трубку и вдруг закричал:

– Врешь! Милицию хочешь обмануть?! Кем тебе приходится О. Б. Гавриловская?! Или ты этот номер взял с потолка?!

– Она моя мама.

– Ты сказал, что твоя мама – Демидова! – наседал Гуськов.

– Это не я, а сержант! – огрызнулся Блинков-младший. – А я сказал, что у нее девичья фамилия.

Гуськов снова схватил ручку и стал что-то быстро записывать, прикрывшись от Блинкова-младшего ладонью.

– С кем ты был в музее?

– Один, вы же сами видели, – прикинулся шлангом Блинков-младший. – Да в чем дело-то?

Сержант, который молча стоял у него за спиной, наклонился и гаркнул в самое ухо:

– А в том, что настоящая Демидова приехала в музей через полчаса после вас! Что за женщина была с тобой?!

У Блинкова-младшего сердце ухнуло в пятки. Представляете, кем он был в глазах милиционеров?!

Мамина маскировка раскрыта. Конечно, Ларисик рассказала сержанту, что самозваная «миллионерша» лазила на стремянку, к проводам охранной сигнализации. Зачем? Заметала следы? Или готовила следующее преступление? Ясно одно: самозванка связана с ворами. А Блинков-младший связан с самозванкой!

Митек понял, что просто так его не отпустят. Придется выдавать мамину служебную тайну.

– Выворачивай карманы! – рявкнул сержант.

У него был такой страшный голос, что Блинков-младший повиновался не задумываясь. На стол вылетели скомканные деньги, завернутый в бумажку окурок преступника и китайский складной ножик.

– Холодное оружие, – заметил сержант, хотя дохленький ножик никак не мог считаться оружием.

Гуськов потянулся к бумажке с окурком.

– Не трогайте! – закричал Блинков-младший и рванулся через стол к милиционеру.

Плюх! Руки сержанта обхватили его за плечи и с силой усадили на стул. А Гуськова только раззадорил Митькин крик. Он развернул бумажку, брезгливо взял двумя пальцами окурок и понюхал.

– Обычная сигарета. «Кэмел», – прочитал он фирменный знак на окурке и метким броском отправил его в банку с водой, служившую пепельницей.

Окурок упал поверх других, плававших в настоявшейся табачной жиже, и стал намокать. Важнейшее вещественное доказательство по делу «Младенца с наганом» пропадало на глазах! На фильтре же осталась слюна преступника, а по ней, как известно, определяют группу крови. Блинков-младший дернулся к банке, но сержант держал его крепко.

– Вы сами не понимаете, что наделали! – простонал Митек. – Позвоните маме.

– Ну вот, мой маленький друг, ты и потек. Говори настоящий телефон, – довольным голосом сказал лейтенант.

Он действительно не понимал, что наделал, но прекрасно видел: Блинков-младший готов выдать женщину, с которой был в музее.

– Телефон за окурок, – быстро сказал Блинков-младший.

Лейтенант пожал плечами. Истолковав это как знак согласия, Блинков-младший быстренько выловил окурок из банки и снова завернул его в бумажку. А потом назвал телефон контрразведки, только не мамин, а дежурного в приемной. Когда звонишь в приемную, дежурный не алекает, как штатские, а представляется по званию: «майор Иванов». Это должно произвести впечатление на Гуськова.

Лейтенант накрутил на диске две первые цифры, остановился, присвистнул и положил трубку.

– Знакомый телефончик. Ты бы еще «01» сказал, – осуждающе заметил он. – Ты хоть знаешь, что это за номер?

– Знаю, раз говорю. А моя мама там подполковник, – кивнул Блинков-младший. Говорить при сержанте слово «контрразведка» не хотелось, а Гуськов должен был понять его и так.

– Если она подполковник, то я Чебурашка, – съехидничал сержант.

Гуськов махнул на него рукой – помолчи! – и задумался. Лицо его мрачнело на глазах.

Блинков-младший уже не сомневался, что райотдельские Холмсы влезли не в свое дело. Никто им не поручал расследование кражи в музее. Но ж очень легко и соблазнительно все выглядело: припугнуть мальчишку, тот выдаст самозваную «миллионершу», а она должна знать, кто похитил картины…

За раскрытие такого скандального дела обязательно должны наградить. Наверное, Гуськов уже мысленно сверлил дырочку для ордена. И вдруг мальчишка называет телефон контрразведки! Позвонить, проверить его? Но контрразведчики в ответ поинтересуются, что это за Гуськов такой и по какому праву он вмешивается в их операцию. Не звонить? Но как отпустить мальчишку без проверки? Телефон приемной контрразведки не такой уж секретный. Он для свидетелей по уголовным делам, журналистов и вообще штатских людей. Преступник мог знать его и подучить мальчишку: «Будут приставать менты – дай им этот телефон, они сразу отвяжутся».

– Откуда ты знаешь этот номер? – севшим голосом спросил Гуськов.

– Я правду сказал. Позвоните, если не верите, – пожал плечами Блинков-младший.

– И позвоню! – повысил голос Гуськов. Было видно, что он так и разрывается на части.

Позвонишь – и заработаешь то ли орден (если Митек связан с преступниками), то ли нахлобучку (если он говорит правду). Не позвонишь – ничего не заработаешь. Будешь и дальше ловить пьянчуг и сажать в «обезьянник».

Гуськов тяжело вздохнул и торопливо, чтобы не передумать, приказал сержанту:

– Сережа, сейчас ты проводишь мальчика до метро и вернешься на пост.

– Его будут расспрашивать, – подсказал Блинков– младший.

– И никому ничего не скажешь. Отвечай, что вышла ошибка, и все тут.

– Что ты, Володя?! – изумился сержант. Он так ничего и не понял. – Ты бы видел эту «под-полковничиху»! Юбка до пупа и кило брюликов. Воровка она!

– Делай, что говорят! – прикрикнул Гуськов.

Ворча, как большая обиженная собака, сержант за руку поднял Блинкова-младшего со стула и повел к выходу.

– Без фокусов, Сережа! – вдогонку предупредил его лейтенант.

Сержант, не прощаясь, с силой захлопнул дверь и повел Блинкова-младшего по коридору. Проходя мимо камеры, он с большим сожалением поглядел на оборванцев. Судя по всему, у него так и чесались руки подсадить к ним Блинкова-младшего.

Глава X
ИСТОРИЯ С МОНОЙ ЛИЗОЙ

Конечно, до метро сержант его не проводил, а только вывел на улицу и ушел, пригрозив напоследок: – Чтоб я тебя больше не видел в музее! Блинков-младший побрел к метро. На душе скребли кошки.

Улики по делу «Младенца с наганом» в плачевном состоянии. Окурок намок, следы почти затоптаны, замок на дверях чулана захватан его, Блинкова-младшего, руками. Операция контрразведки выдана Гуськову, да и болтливый сержант может о многом догадаться.

Мало того, скрывать сегодняшние приключения от мамы нельзя. А то вдруг она, ничего не зная, решит еще раз приехать в музей под видом Демидовой?

Словом, Блинкова-младшего ждали большие неприятности. Причем он сам решил сунуть голову в пасть льву, то есть одному подполковнику контрразведки. Потому что любил этого подполковника и не хотел подводить.

У метро с лотка продавали книжку «Как обокрасть музей» из серии «Сделай сам». Блинков-младший удивился только тому, что это ценное пособие вовремя попалось ему на глаза. Рядом на лотке лежала «Поваренная книга анархиста» с рецептами самодельной взрывчатки. По сравнению с ней советы «Как обокрасть музей» выглядели невинно, как «Курочка Ряба».

Он купил увесистый томик и стал читать, как только сел в вагон.

На самом деле книжка не давала советов типа «перережьте красный проводок, и сигнализация отключится». Но там очень подробно рассказывалось об удавшихся подделках картин, о кражах, а то и об убийствах из-за музейных ценностей. Блинков-младший начал, понятно, с краж. И почти сразу же наткнулся на историю, поразительно напоминавшую ту, что случилась в музее имени Юрия Ремизова.

Картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза» – самая известная в мире. Скорее всего она и самая дорогая. Только никто не знает ее сегодняшней цены. Половину тысячелетия «Мона Лиза» украшает королевские дворцы и музеи Франции.

Известность защищает такие картины от кражи лучше всякой охраны. Ведь если найдется наглый и удачливый вор, который сумеет похитить «Мону Лизу», то кому он ее продаст? Ни один коллекционер не захочет покупать краденую картину даже по дешевке, миллиона за два долларов. Ее нельзя ни на стену повесить, ни показать знакомым. На краденый шедевр и смотреть придется по-воровски, заперев двери и занавесив окна, а кому это нужно?

Так считал весь мир до 22 августа 1911 года. В тот день стало известно, что накануне, в понедельник 21 августа, «Мона Лиза» была похищена из зала № 47 знаменитого музея Лувр.

Разразился международный скандал!

Французские газеты стали валить все на кайзера Германии. Будто бы он приказал украсть картину, чтобы унизить Францию. Немецкие газеты ответили в том духе, что сами вы дураки.

Ну и, конечно, все подозревали богатейших людей планеты. А кто, как не миллиардер, мог бы выкупить у вора самую дорогую картину в мире?

Как только стало известно о похищении, в Лувр примчались высокие полицейские чины Франции во главе с министром внутренних дел. На боковой лестнице нашли раму от картины. Этой лестницей пользовались только служители Лувра…

Понедельник, когда произошла кража, был выходным, но в музее работали уборщики, реставраторы, фотографы, сторожа и смотрители. Картина была написана не на полотне, а на тополевой доске. Ее не обмотаешь вокруг тела, чтобы обмануть сторожей. Как же вор (или воры?) смогли вынести «Мону Лизу» у всех на глазах?!

Криминалисты заметили, что на одной из дверей нет ручки, но не придали этому значения. А на следующий день в уголовную полицию пришел случайный свидетель, кассир Букэ. В день кражи он шел по Луврской набережной и видел, как незнакомый прохожий что-то выбросил в ров. Прохожий нес под одеждой какую-то доску… Прочитав в газетах о похищении «Моны Лизы», Букэ обыскал ров, нашел ту самую пропавшую из Лувра дверную ручку и принес в полицию.

Стало ясно, что кражу в Лувре совершил вор-одиночка, и не профессиональный преступник, а жалкий лох. Он даже не позаботился о карете, чтобы увезти похищенное. Так и шел по городу с бесценной картиной под полой!

Увы, это лишь осложняло расследование. Легче найти профессионального вора, ведь у полиции всегда есть осведомители в преступном мире. А похититель картины ничем не отличался от миллионов других людей… Расследование увязло на месте.

Пока секретные службы разыскивали «Мону Лизу», она лежала в сундучке под кроватью безработного художника Винченцо Перруджиа. Только двадцать восемь месяцев спустя он предложил купить «Мону Лизу» одному антиквару и, конечно, попался. Тогда-то Перруджиа рассказал полицейским, как было дело.

Несколько недель художник работал в Лувре и успел изучить все музейные порядки.

В день кражи он дождался у входа в галерею маляров. Они работали по выходным, чтобы не мешать посетителям. Сторож не заметил, что маляров стало на одного больше, и вместе с ними пропустил в музей вора.

А Перруджиа, отстав от маляров, превратился в «стекольщика». Он бродил по залу с веревочкой, измеряя картины, которые якобы собирался застеклить. А сам дожидался, когда уйдет единственный свидетель – фотограф.

Наконец похититель остался совсем один. Он снял со стены картину, вытащил ее на боковую лестницу и там избавился от тяжелой рамы. Тополевая доска с «Моной Лизой» поместилась под полой рабочего халата…

Оставалось выйти из музея. Но дверь черного хода была заперта.

Перруджиа складным ножом отвинтил с двери ручку, спрятал ее в карман и начал дальше разбирать замок, чтобы вытащить язычок. И вдруг он услышал шаги по ту сторону двери! Не смутившись, вор дождался, пока человек с той стороны откроет дверь, поблагодарил его и был таков.

Потом, уже на Луврской набережной, он выбросил ручку, которая оттопыривала карман и мешала придерживать картину под халатом.

Блинков-младший сидел в несущемся сквозь темный тоннель вагоне метро и мрачно улыбался.

Ясно, что Монтер знал историю похищения «Мо-ны Лизы». Он действовал почти как Перруджиа. Тот изображал то маляра, то стекольщика, а Монтер – телефонного мастера. А с ручкой все совпадало зеркально! Может быть, Монтер прочел ту же книжку, которая сейчас лежала на коленях у Блинкова-младшего?

Это был читающий преступник, образованный преступник! Да оно и понятно: необразованный подломает киоск, и вся недолга. А чтобы обворовать музей, нужно разбираться в картинах.

Монтер, конечно, понимал, что после дерзкого ограбления музея по его следу бросятся лучшие разыскники Москвы. Но ему и в голову не могло прийти, что среди них окажется незаметный восьмиклассник. А между тем Блинков-младший сейчас знал о Монтере больше всех!

Он знал, что преступник курит сигареты «Кэмел», носит остроносые ботинки, стаптывает каблуки наружу, читал о похищении «Моны Лизы» и знаком с кем-то из сотрудников музея.

По размеру ноги можно приблизительно узнать рост, по окурку, если он еще годится для экспертизы, – группу крови. С такими приметами найти Монтера – дело техники!

Увы, мир устроен не для восьмиклассников. В нем правят взрослые. Блинков-младший не мог реализовать свою информацию, как говорят оперативники перед тем, как надеть наручники на преступника.

Будь он офицером контрразведки или милиции, список музейных работников уже лежал бы у него на столе. Он вызывал бы их и расспрашивал: «Нет ли у вас знакомого, который курит «Кэмел», носит ботинки сорок первого размера, а главное, интересовался выставкой Ремизова?»

Но, к несчастью, восьмиклассникам не то чтобы запрещено вести допросы, а просто на этот счет ничего не сказано ни в одном законе. Можете сами проверить. Восьмиклассники нигде даже не упоминаются. Есть специальные законы о матерях, о студентах, об оленеводах Крайнего Севера и о рыбьих мальках. А о восьмиклассниках – фигушки!

Так что придется отдать улики маме. Все-таки она не чужая Блинкову-младшему. Глядишь, найдет картины и получит звание полковника. Тогда он будет полковничьим сыном, а это не так уж плохо в неполных четырнадцать лет.

Но совсем отказываться от расследования Блинков-младший не собирался. Пускай мама пользуется добытой им информацией. Ему не жалко, он раскопает другую. Скажем, выяснит, что случилось с дверной ручкой.

Пока он принял такую версию: позавчера вечером Монтер спрятался в чулане уборщицы, а когда все ушли, отключил сигнализацию, украл картины и ушел. Ключа от музея у Монтера не было. Он отвинтил ручку, чтобы вынуть язычок замка и отпереть дверь. Точь-в-точь как похититель «Моны Лизы».

Все вроде бы сходилось. Но для очистки совести нужно было разобраться с конструкцией замка и проверить, когда в музее начинают уборку. Если по утрам, то версия Блинкова-младшего верна. Если по вечерам, то никуда она не годится. Вечером уборщица зашла бы в чулан за своими тряпками и наткнулась на Монтера.

Контрразведчику ничего не стоило бы позвонить директору музея и узнать, когда приходят уборщицы. А восьмикласснику не скажут даже такой ерунды. Нужно ехать в музей и бродить по залам, пока выгонять не станут. Если уборщицы придут вечером, они обязательно начнут работу на глазах у последних посетителей. Потому что нет ни одной уборщицы, которая не старается сделать свой незаметный и скромный труд заметным и нескромным.

Но Блинкову-младшему нельзя было появляться в музее. Сегодня это уже чуть не кончилось заключением в «обезьяннике», Испытывать судьбу во второй раз стал бы только ненормальный.

Ему нужен был напарник. Само собой, Блинков-младший подумал об Ирке.