Текст книги "Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Первая категория, ну надо же! Он смутно догадывался, что она девиант, но что такая сильная?..

Они знают, что он работает на ГВС. И, тем не менее, пришли к нему, чтобы нанять на работу. Значит, они не боятся властей. Почему?

Откуда они вообще столько о нем знают?

– Так как, господин Комора? – переспросила Яна. – Оплата обычная, и новых подарков тебе мы делать не собираемся. Но, по крайней мере, ты сможешь неплохо заработать за ту неделю, а то и дольше, что мы тут проболтаемся. Возможно, много больше – нам придется общаться с людьми, устроить встречу с которыми не так-то просто. И никакие бандиты тебя в нашем присутствии и пальцем тронуть не смогут. Ты согласен?

– Да, госпожа Яна, я согласен, – кивнул гид. – Подарков я и не жду. Десять тысяч маеров, которые ты отдала Праде – хм… считаем, что ты отплатила мои услуги на две недели вперед. На полный день.

– Десять тысяч маеров являлись компенсацией за доставленные тебе неприятности, господин Комора, – сообщила Канса. – Прости, у нас не так много своих денег, и больше мы не можем себе позволить…

– Да и по три с лишним тысячи маеров за день нервотрепки – нехилый заработок, – подмигнул Палек. – Мне лично столько никогда не платили.

– …так что за твои услуги мы платим поденно, – закончила Канса, метнув на него недовольный взгляд. – Обычную ставку. И тебе на руки, наличными, а не в агентство. А если мой муж снова начнет тебя доставать, только скажи – я ему все уши оборву.

– Тяжело одинокому мужику в женской компании, – Палек состроил унылую физиономию. – Они между собой сговариваются и против тебя объединяются. Каси, ты и так мне пол-уха уже оборвала. А я без ушей некрасивым стану, и тебя все подруги презирать начнут за такого мужа. Тебе оно надо?

– Не обращай внимания, господин Комора, – перебила Яна уже открывшую рот Кансу. – Лика период назад был единственным, кому почти не пришлось изображать кого-то другого. Но мы его контролируем. Ты уже пришел в себя? Если да, то нам нужно заехать в Палату гостей. Мы должны оставить сообщение… одной особе. А потом мы немного погуляем по городу, но сегодня не очень долго. Нужно устроиться в гостиницу, и мы тебя отпустим. Нормально?

– Как скажешь, госпожа, – согласился Комора, голова которого все еще шла кругом от валившихся на голову чудес. – Давайте поедем в город. Вы на машине?

– Мы… не беспокойся. Мы вполне поместимся в твоей машине.

Яна поднялась с пола и принялась отряхивать шорты.

– А завтра, – мечтательно проговорила она, – мы пойдем-таки на экскурсию во дворец Великого Скотовода!

02.06.858, деньдень. Граш, граница области Мураташ

Человеческая фигура с заложенными за спину руками стояла на вершине пологого холма. Ветер развевал гриву жестких смоляных волос, хлестал метелками перистого ковыля по ногам в коротких кожаных штанах, трепал расстегнутую на груди безрукавку. По степи быстро бежали тени облаков, и два гнедых коня паслись у подножия холма.

– Ты так стоишь уже почти полчаса, – не выдержал Саматта, выплевывая изо рта изжеванную травинку. – Рис, ты вообще здесь? И где наши встречающие? Только время попусту теряем…

– Извини, – Семен повернулся к нему. – Старые воспоминания. Ностальгия. Когда меня еще звали Тилосом, неподалеку отсюда я впервые встретил Тарону. Я пытался восстановить в памяти ландшафт. Тогда на Текире действовали законы физики Игры, и климат на континенте был весьма эклектичен. К югу отсюда начинались песчаные Великие Пустыни. Тарсаки пасли свои табуны к северу, но иногда забредали и сюда. Двенадцатилетняя девчонка сбежала в барханы и тренировалась там стрелять из самодельного лука. Ей всю левую руку до крови иссекло тетивой, но она упорно продолжала тренироваться. Упорная и упрямая, она чем-то походила на Кару. Не внешностью, нет. Но внутренней целеустремленностью. Тогда мы подружились.

Он опустился на землю, сорвал метелку ковыля и принялся рассеянно трепать ее в пальцах.

– Мне тогда было почти три с половиной века, если считать с момента биологического рождения. Глубокий старик в красивом, сильном и гибком, нестареющем теле киборга… Я знал, как управлять женщинами и полагал себя неуязвимым к женским чарам – и жестоко ошибся. Знаешь, я ее предал. Использовал ее любовь для того, чтобы манипулировать ей. Чтобы сорвать тарсачьи племена с обжитых мест и бросить войной на Север до того, как их вынудят атаковать наступающие с юга пустыни. Для того, чтобы столкнуть с гуланами и не допустить уничтожения северных княжеств. А потом я заставил ее убить меня – и после непрошенного пробуждения узнал, что прошло больше двух веков, и Тарона давно мертва. Убита предательским ударом в спину в поединке чести. И я даже не могу ей сказать…

Он замолчал.

– Ты любил ее? – спросил Саматта.

Бывший Серый Князь помолчал.

– Не знаю, – наконец откликнулся он. – Я не знаю. Возможно. Я всегда с нетерпением ожидал встреч с ней наедине, и нам было хорошо вместе. Я с большим трудом заставлял себя уходить. Любовь ли это? Мати, я не знаю. Я вообще не уверен, что могу любить. И что имею на это право.

– А что не так с правами? – отставной спецназовец поднял бровь. – Кто тебе запретил?

– Жизнь. Мати, ты вообще представляешь, что такое для бессмертного любить смертную женщину? Знать, что через десять, пятнадцать или двадцать лет она увянет, а через тридцать или сорок – умрет, а ты продолжишь жить как ни в чем не бывало? А дети? Ты не позволишь ей иметь ребенка от любимого мужчины, даже если она захочет? А она почти наверняка захочет. Каково знать, что ты переживешь своих потомков? Каково ТЕБЕ, Мати, знать, что ты переживешь собственную дочь? Внуков? Правнуков?

Саматта вздрогнул и медленно повернул голову к товарищу.

– Ты еще не задумывался? – печально спросил тот. – Ну, извини. Рано или поздно все равно бы до тебя дошло. Карина, Яна, Палек – сироты без родителей, без родственных связей. Одиночки в нашем мире. Их отношения с окружающими не выходят за рамки любви и дружбы, кровной связи ни с кем они не чувствуют. Почему Джао выбрал их кандидатами в новое поколение, я понимаю. А почему тебя и Цукку, знаешь?

– Нет. Я уже думал, но ответа не нашел.

– Все потому же. На самом деле ваши воспитанники нашли в вас родителей. Я вижу ваши отношения. Я наблюдал за вашей семьей в последние годы. Они слишком тяжело перенесли бы вашу смерть, зная, что никогда не умрут сами. Точно так же, как ты тяжело переживешь смерть дочери.

– Всего лишь из-за детей? – сухо спросил Саматта.

– Нет. В основном из-за детей. Но Джа умеет выбирать себе соратников и очень редко ошибается. У этого манипулятора, старого сукина сына, отменный нюх на людей. Я пока что плохо тебя знаю, Мати, но, думаю, ты его надежды в новом качестве оправдаешь. И я думаю – очень надеюсь – что он предусмотрел какое-то решение проблемы родственников. Иначе… мне страшно даже подумать, что способен натворить на Текире обезумевший от горя утраты Демиург, даже действующий исходя из благих намерений.

Саматта помолчал.

– Я давно не ребенок, Рис, – наконец откликнулся он. – Я дрался на грязной необъявленной войне, закончившейся позорным бегством. Я терял товарищей и в яростной драке, и от глупой шальной пули, пущенной кем-то наугад, и от тропических болезней, от которых полевые врачи не знали лекарств. Я убивал и рисковал умереть сам. Я знаю цену жизни и смерти. И я знаю цену любви. Наверное, я пока что еще не осознал как следует перемену… своей сущности, но думаю, что короткая жизнь с настоящей любовью все же лучше, чем серая унылая вечность. Если бы пятнадцать лет назад Дзи предложил мне стать Демиургом в обмен на отказ от Цу, я бы точно послал его подальше. И все-таки – ты любил Тарону?

– По человеческим меркам я древний старик, Мати, – медленно произнес Семен. – У меня было много женщин, но я ни разу не позволял своим чувствам зайти за определенную грань. Я всегда держал эмоциональную дистанцию, ничего им не обещая, и заботился, чтобы они не питали никаких долгосрочных надежд. Тарона… Неважно. Я использовал ее в своих целях, а она прекрасно это понимала и делала все, чтобы угадать любые мои желания, даже невысказанные. И из-за того погибла в конце концов задолго до срока. Вот чего я себе простить не могу до сих пор.

– Это случилось двести с лишним лет назад.

– Нет, чуть больше десяти лет назад, Мати. Для меня, во всяком случае. Два с лишним века, которые я провел в целебном сне, ничего для меня не значат. Но хватит. Что-то я не вовремя поддался сентиментальности. Они приближаются, готовься.

– Где? – встрепенулся Саматта. – Я не чувствую ни одной машины в окрестностях.

– Вон оттуда. Полторы версты, но они перемещаются между холмами, их пока не видно. Насчет же машин… Мати, ты думаешь, я усадил тебя на лошадь только для того, чтобы продемонстрировать, как добавлять новые навыки проекции? Гуланы и тарсаки и сегодня используют лошадей наравне с автомобилями. Для Повелителя Ветра или Матери клана конь – такой же символ древних традиций, какой для Дракона – меч. Настрой биосканер на фильтрацию по массе – скажем, больше центнера. Можно еще и по типу нервной деятельности, но сейчас излишне. А дальше – быстрое сканирование прилегающей территории.

– Ага, нашел. Шестеро на лошадях, один девиант, с низкой категорией, но эмпат. Девица, разумеется. И оружие. Чувствует мое сердце, переговоры обещают пройти… в интересном ключе, – пробормотал Саматта. – Рис, раз мы находимся на территории тарсаков, почему разговариваем с гуланами?

– Здесь давно не тарсачья территория. После того, как Тарона разбила и рассеяла объединенные гуланские племена, тарсакам самим пришлось очень несладко. Экология продолжала деградировать, Демиурги еще не успели остановить процессы опустынивания, так что тарсаки вынужденно перемешались с уцелевшими гуланами. С тех пор нет четких границ территорий, как до войны. Повелитель Ветра, с которым мы встречаемся – одна из наиболее влиятельных персон в Мураташе, да и в Граше тоже, и нам позарез нужно заполучить его на свою сторону. У тебя, кстати, проекция переведена в режим буферного контроля? Совершенно незачем эмпату твои настоящие эмоции читать.

– Вроде переведена.

– «Вроде»? Вообще-то буферный контроль либо включен, либо нет.

– Включен.

– Хорошо. Но учти, что буфер нивелирует только допороговые всплески эмоций и моторику. Постоянный уровень он пропускает до проекции неизменным, так что и эмпат, и опытный психолог сумеют в твоем общем настрое разобраться. Контролируй себя и ни в коем случае не поддавайся на провокации, если такие случатся. Все время помни, что они согласились на переговоры официально, а потому ни за что не нападут первыми.

– А нельзя совсем отключить широковещательную трансляцию эмоций всем желающим?

– Совсем – нельзя. Эмпат сразу почувствует, что ты не человек. Но можно перевести проекцию в полуавтономный режим, после чего она начинает жить в соответствии с запрограммированными шаблонами реакций. Прямой контроль проекции точкой концентрации сознания отключается, и ты начинаешь рулить ей, как оператор управляет роботом – отдаешь команду нажатием кнопки, а уж он сам ее как-то выполняет. Но у тебя нужных шаблонов пока нет, и чужие тебе не подойдут – все очень индивидуально. Заняться их созданием необходимо, но не сейчас. Вон, кстати, показались из-за холма.

– Вижу. Слушай, а нельзя как-то покороче изъясняться? «Запрограммированные шаблоны реакций», «точка концентрации сознания»…

– Звуком – не предусмотрено, и изобретать жаргон смысла нет. Привыкай к прямому общению, там ключевые понятия выражены одиночными символами, всё коротко и предельно ясно. Символьный язык разрабатывался земными искинами именно для того, чтобы максимально ускорить процесс общения между собой и тогдашними людьми. Давай, пора подниматься и всем своим видом демонстрировать, насколько стальные у нас яйца и прочие части тела. Еще раз прошу: контролируй себя и не поддавайся на провокации. Если не понимаешь, как реагировать, просто молчи с максимально высокомерным видом.

– Дора нужно было взять вместо меня. У него вид куда внушительнее.

– Дор, в отличие от тебя, не историк и о Граше знает куда меньше, чем следует. Не беспокойся, придет и его время.

Лже-шаман снова поднялся на ноги одним текучим плавным движением, выпрямился, расправив плечи, заложил руки за спину и принялся наблюдать за приближающейся кавалькадой. Саматта встал вслед за ним и начал неторопливо отряхивать свой камуфляжный комбинезон. Семен настаивал, чтобы они отправились на встречу безоружными, и хотя Саматта все же прихватил привычный армейский «ТаМа-3», без штурмовой винтовки он чувствовал себя голым и беззащитным: старые солдатские привычки и рефлексы возвращались на удивление быстро. Ну ничего. Он для пробы расправил манипуляторы, сменившие старые шокеры, и пошевелил ими вокруг себя. Невидимые щупальца слушались с трудом. И как только Кара и Яни ими управляются? Но отвесить оплеуху ими он сможет, и это главное. Семен оглянулся и подмигнул ему, и Саматта испытал некоторое облегчение. В конце концов, его единственное предназначение сегодня – продемонстрировать свою хмурую небритую рожу Большой Шишке.

Конная кавалькада, хотя и трусящая неспешной рысью, быстро приближалась. Саматта молча наблюдал за конниками. Впереди ехал массивный мужчина лет сорока с угольно-черной кожей, слишком темной даже для гуланов. Короткие кожаные штаны, такие же, как на Панариши, слишком плотная для стоящей жары кожаная куртка с обрезанными рукавами – с усиленной пластинчатой подкладкой, способной остановить пистолетную пулю в упор – могучие мускулы обнаженных плеч и шеи, широкое плоское лицо с мясистым приплюснутым носом и узким разрезом глаз, высокий лоб, обрамленный жесткими курчавыми волосами, с повязанной поверх алой лентой… Саматта не разбирался ни в лошадях, ни в способах езды на них, но то, что он видел дома в Манеже, а также то, чему Семен научил его, предполагали прямую посадку в седле с опорой ног на стремена. Но у лидера стремена болтались свободно по бокам коня, а сам он сидел не в седле, а на узорной попоне, поджав под себя пятки и обхватывая бока коня только бедрами. Такая посадка наверняка была страшно неудобна и неустойчива, но гулан, казалось, чувствовал себя легко и непринужденно.

– Обрати внимание, как он сидит, – прокомментировал Семен. – Такая поза позволяет выполнять настоящие акробатические трюки, а также мгновенно спешиваться, если коня завалили. Настоящим умением классической гуланской джигитовки сегодня владеют немногие, но оно высоко ценится среди знатоков.

– То есть в цирке он бы полные залы собирал? – саркастически уточнил Саматта.

– А он наверняка и собирает. Традиционные состязания во время кулхаев проводят до сих пор, и даже Повелители Ветра не считают зазорным в них участвовать. А уж там народищу собирается тьма, десятки тысяч.

– Понятно… – пробормотал Саматта. О кулхаях, чем-то средним между ярмарками и межплеменными переговорами, на которых решались самые разные вопросы – от военных до территориальных и торговых – он знал, но всегда полагал их атрибутом далекого прошлого. Что их проводят до сих пор, оказалось для него неожиданной новостью. Он сделал себе зарубку на память – освежить свои знания о современном Граше как можно быстрее, после чего перевел фокус взгляда на сопровождающих Повелителя Ветра.

Четверо мужчин особого интереса не представляли. Типичные гуланы, и по лицам, и по цвету кожи, и по одежде всадников – заурядной, но практичной, насколько вообще лошадиный способ перемещения может быть практичным в современном мире. У одного в сумке на крупе коня болтался спутниковый коммуникатор, и все оказались вооружены тяжелыми штурмовыми винтовками с подствольными гранатометами. Вот тебе и мирная встреча… Хорошо бы Рис оказался прав, и силу в ход пускать не пришлось. Впрочем, возможно, они просто страхуются на случай нападения в пути – все-таки здесь граница с Сураграшем, где бродят бывшие солдаты Дракона, озлобленные и растерянные, но от того не менее опасные.

Девушку-девианта Саматта оставил напоследок. Он чувствовал определенную неловкость, рассматривая ее. Огромный, висящий бесформенными складками балахон, укрывавший ее от макушки до пяток и оставлявший открытыми только глаза, явно предназначался для укрытия от посторонних, а фокусированный взгляд Демиурга показывал человека насквозь – в буквальном смысле вместе со всеми потрохами. Саматта мысленно извинился перед ней за невежливость и непрошенное вторжение, но изучить ее было необходимо во избежание неприятных сюрпризов.

Девиант оказалась совсем молодой девчушкой-гуланой, почти не оформленной девочкой, лет тринадцати или четырнадцати. Ее эффектор никак не тянул на категорию выше четвертой, но обладал развитой способностью к эмпатии. В интерпретации сканера поле нейросенсора струилось и переливалось вокруг девушки искристой приплюснутой сферой примерно в десять саженей в диаметре – при том, что у Яны не достигало и пяти. На руке у девочки обнаружился браслет непонятного назначения со слабеньким вмонтированным радиопередатчиком. А на шее… Саматта испытал короткий, но с трудом подавленный прилив бешенства, когда понял, что узорчатый серебряный обруч вокруг шеи на деле является неактивным импульсным блокиратором, а под массивной рубиновой брошью в передней его части рядом с батареей кроется заряд взрывчатки. Он быстро взглянул на остальных членов отряда – точно, у одного из сопровождающих на запястье браслет дистанционного управления, раз в секунду обменивающийся с ошейником кодированными пульсациями. И наверняка у него инструкции убить девчонку, если та вдруг выйдет из-под контроля. Мерзавцы… как они могут поступать с детьми таким образом?!

Он заставил себя успокоиться и изгнал из мыслей всякий намек на злость. Он, конечно, не мастер Пути, но и тёкусо неплохо учит, как достигать чистого незамутненного спокойствия, позволяющего в любой момент нанести врагу внезапный сокрушительный удар. Он снова одернул себя. Люди, которые к ним приближаются, не враги. Он не может относиться к ним как ко врагам – иначе эта девочка распознает недруга в нем самом, не понимая, чем на самом деле вызвано его отношение. И тогда переговоры пойдут насмарку. Спокойно. Прямо сейчас ей ничего не грозит. Да и вообще ошейник, скорее всего, перестраховка. Но перестраховка показательная…

Кавалькада остановилась у подножия холма рядом с лошадьми Панариши и Саматты, и люди спешились. Несмотря на свою массивность Повелитель Ветра соскользнул на землю легко и непринужденно, словно и не весил под центнер. Двигался он почти грациозно, словно танцор. Наверняка очень опасный боец в рукопашной схватке. В сопровождении девочки-эмпата и одного из мужчин – того, что с контроль-браслетом – он направился вверх по склону. Минуя чужих жеребцов, он на несколько мгновений замер перед ними, и Саматта явно почувствовал исходящие от него изумление и восхищение. Чем? Даже на его дилетантский взгляд их с Семеном лошади выглядели заметно красивее низкорослых лохматых лошадок гуланов – но неужели настолько красивее, что способны удивить опытного лошадника?

Третий мужчина остался с лошадями, остальные двое неторопливо побежали в разные стороны вокруг холма – занимать наблюдательные позиции.

– Я Тархан ах-Камитар, Повелитель Ветра Западных степей, – произнес гулан на поллахе, останавливаясь в пяти шагах от Семена с Саматтой. – Вы искали встречи со мной. Я пришел.

Он непринужденно сел на землю, скрестив ноги, и его спутник повторил движение. Девочка опустилась на пятки слева и позади них и неподвижно застыла, сложив руки на коленях и опустив голову. Под широкими рукавами балахона ее правая ладонь обхватила левое запястье, а пальцы легли на кнопки на браслете с передатчиком. Шевеление указательного пальца – и радиоимпульс отозвался двойным щелчком во вставленном в ухе Повелителя Ветра наушнике коммуникатора. Ага, вот, значит, как она сообщает ему о наших эмоциях…

Саматта сморгнул, переключаясь с фокусированного зрения на обычное. В конце концов, и дальше изучать ее под микроскопом в самом деле невежливо и не оправдывается никакой предосторожностью. Если гуланы попытаются напасть, он сумеет мягко их нейтрализовать, чего вполне достаточно.

– Чистой тебе воды, Повелитель Ветра, – отозвался Семен на том же языке, слегка склоняя голову. – Я Панариши, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша. Мой спутник – оой-генерал Саматта Касарий, мой первый заместитель и начальник Генерального штаба.

Саматта с трудом удержался от того, чтобы не вздохнуть от удивления. С каких пор он оказался оой-генералом? Он сел на пятки вслед за Панариши, расслабился и в меру своих актерских возможностей изобразил совершенно бесстрастную физиономию.

– Значит, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша? – медленно проговорил гулан. – Мне рассказывали про тебя совсем другое, шаман…

«Употреблена фамильярно-покровительственная форма местоимения, не имеющая аналогов в общем языке», – прошелестел на границе сознания комментарий универсального транслятора.

– …что ты всего лишь бродишь по Сураграшу, трусливо прячась от солдат Дракона. Что вся твоя «власть» строится на нелепых сказках, которые ты рассказываешь неграмотным земледельцам на плантациях маяки. Что ты указываешь лишь некоторым полевым командирам, да и то лишь до тех пор, пока им выгодно тебе подчиняться. Меня обманули, сан Панариши?

– Вероятно, момбацу сан Тархан, – лениво откликнулся Семен. – Ведь ты здесь. Значит, ты не веришь тем людям, а веришь другим, которые говорят совсем иное. Ты мудр, потому что поверить глупцу или предателю означает умереть. Мне тоже рассказывали про тебя разное, что я предпочел не услышать. Например, что твои люди по твоему личному указанию обеспечивали транзит крупных партий дистиллята маяки через земли ваших кланов и далее в порты на восточном побережье. И что они якобы убили нескольких Глаз Великого Скотовода, заподозривших неладное. А Глаза те, если слушать вздорных болтунов, принадлежали к Северным коленам, как и Первая Смотрящая, да не испытают жажды табуны ее народа. Представь только, что момбацу сама Кимица ах-Тамилла услышала бы такую чушь и хотя бы на мгновение ей поверила!

– Ты не менее мудр, чем я, момбацу сан Панариши, – кивнул гулан, и Саматта на мгновение заметил злой блеск в его глазах. На сей раз он и без комментария транслятора заметил, что Повелитель Ветра употребил подчеркнуто-вежливую форму местоимения. – Вот почему я тоже не поверил словам глупцов, нашептывавших мне в уши ядовитые речи. Цахарра Минтан, передавший твой зов, отозвался о тебе в превосходных выражениях, и, по первому впечатлению, я вижу, что он не ошибся. Я готов слушать тебя, главнокомандующий. Зачем ты призвал меня?

– Затем, что ты заслуженно пользуешься уважением по всему Мураташу. Мир меняется, и теперь Мураташ из далекой захолустной области превращается в провинцию на официальной, – он подчеркнул голосом, – границе Сураграша. Мы становимся соседями, момбацу сан Тархан, и соседями добрыми, если мне позволено надеяться. Прими заверения в моем искреннем уважении и позволь в ответ завоевать твое, Повелитель Ветра.

– Уважение поселилось в моем сердце с того момента, как я увидел твои глаза, – откликнулся Тархан. – Итак, о чем ты хотел со мной говорить, момбацу сан Панариши?

Следующие полтора часа Саматта все больше и больше чувствовал себя полным идиотом. Семен и Тархан обменивались цветистыми фразами, способными дать фору самому изысканному катонийскому этикету и, похоже, переводимыми транслятором весьма приблизительно. Они упоминали огромное количество имен – прежде, чем сбиться, Саматта насчитал сорок семь – и рассуждали о событиях, происходивших неизвестно где и неизвестно когда. То есть Саматта, разумеется, пытался следить за ходом беседы, добросовестно вызывая краткую справку по каждому упомянутому имени (не менее половины в базе знаний отсутствовали), но вскоре его голова пошла кругом, и он принялся пропускать беседу сквозь себя, не вдумываясь. Запись он включил, а время для анализа настанет позже. Он лишь старался оставаться синхронизированным с течением разговора, проникаясь манерой грубой лести, завуалированных угроз, тонких полунамеков и недоговоренностей. Семен определенно старался получить хоть какие-то гарантии нейтралитета кланов гуланских родов, на которые Тархан имел неоспоримое влияние, а также хотел чего-то, связанного с Великим Скотоводом. Взамен он предлагал вещи, среди которых Саматта сумел понять только намеки на некоторые территориальные уступки, а также на направление торговых потоков и связанный с ними сбор пошлин.

– Но я вижу, что твой генерал, момбацу сан Панариши, утомлен нашей беседой, – внезапно произнес гулан на общем, переводя взгляд на Саматту. – Нехорошо заставлять человека слушать скучные слова на чужом языке, да еще и в чужой незнакомой стране. Нам следовало бы встречаться не здесь, в голой степи, а в гостях у моего клана. Мы бы устроили великий пир, а заодно бы рассказали ему о наших привычках и обычаях, чтобы он смог полюбить чужую страну, в которую его забросила судьба. Наши женщины искусны и в приготовлении пищи, и в… других удовольствиях, которые наверняка не чужды гостю из просвещенной Катонии.

Его тон казался подчеркнуто дружелюбным, но на мгновение включенная эмпатия показала в гулане изрядную толику издевки и злорадства, смешанных с презрительным превосходством.

– Я с большим интересом слушал вашу беседу, момбацу сан Тархан, и получил от нее изрядное удовольствие, – проговорил он на поллахе подчеркнуто вежливым тоном, с удовольствием наблюдая нарастающее в гулане удивление. Он отчаянно надеялся, что транслятор передает хотя бы половину смысловых оттенков, которые он вкладывал в свою речь. – К моему огромному сожалению, я не имею чести знать примерно половину тех людей, о которых шла речь, но надеюсь, что судьба сведет меня с ними в самое ближайшее время. Разумеется, я могу лишь преклоняться перед древней мудростью твоего народа и надеюсь почерпнуть от нее хотя бы малую толику. И не только перед мудростью. Знаки у тебя на плече говорят, что ты восемь раз выходил победителем в таранхае, и я бы с удовольствием поучился у тебя благородному умению конной стрельбы из лука, которую пока что не сумел освоить. Уверен, такой выдающийся боец сумел бы преподать мне хороший урок.

– Ты говоришь на нашем языке, чужеземец, и осведомлен о наших обычаях, – Тархан снова перешел на поллах, и озадаченные нотки в его голосе почти сразу же сменились уважительными. – Прости мое непонимание, но как на такое способен воин из далекой Катонии?

– Я не всегда был солдатом, – пожал плечами Саматта. – Уволившись из катонийской армии, до недавнего времени я преподавал историю в университете. В том числе – историю Граша.

– Значит, ты понимаешь нас куда лучше, чем я думал, – гулан задумчиво сощурил глаза. – Ты хороший противник, момбацу сан Саматта. Я недооценил тебя, и рад, что не на поле боя. Никогда не думал, что изнеженный высокомерный Восток все еще способен рождать людей вроде тебя.

– Мы мало чем отличаемся друг от друга, момбацу сан Тархан. У нас у всех две руки, две ноги и одна голова. Мы говорим, едим и пьем, рожаем и воспитываем детей, среди нас есть трусы и храбрецы, умные и дураки. Мы такие же, как вы. Разве что давно не надеваем бомбы на шеи своим детям, – не удержался он от колкости в последний момент.

– Бомбы детям? – несколько секунд гулан непонимающе рассматривал его, потом внезапно уголки его рта поползли вниз и в стороны, а верхняя губа вздернулась, обнажая крупные, чуть желтоватые зубы. Он неторопливо обернулся влево, и сидящий за его плечом мужчина слегка отпрянул назад.

– Наваха, – скрежещущим голосом проговорил Повелитель Ветра, – я правильно понял иностранца, что ты опять нацепил на Миззу ошейник?

– Сан Тархан, я же не включил… – торопливо проговорил второй мужчина.

– Молчать! – резко оборвал его Тархан. Одним слитным движением он поднялся на ноги, разворачиваясь к своему спутнику, и страшно ударил его коленом в голову. В последний момент тот попытался уклониться, но не сумел – и с залитым кровью лицом опрокинулся на спину. Его нос, очевидно, оказался сломан, и от боли и шока он даже не мог застонать, только бессильно хватал ртом воздух. Тархан с силой пнул его в бок, еще и еще…

– Дядя! – девочка вскинулась, срывая капюшон. – Пожалуйста, не надо!

У гуланы оказалось симпатичное лицо, довольно светлое для женщины ее племени. Курчавящиеся длинные волосы свободной волной ниспадали на плечи, а светло-серые глаза поблескивали испугом. Тархан опустил занесенную для удара ногу и развернулся к ней.

– Мизза, почему ты не сказала мне? – зло спросил он, и на сей раз – Саматта проверил – его эмоции оказались совершенно искренними. – Я убью этого ублюдка кобылы и суслика! Я же ясно тебе объяснил, что не желаю ничего знать о бабских страхах, которыми заразились некоторые мужчины.

– Но я же могу оказаться опасной, дядя, – проговорила девушка, опуская голову. – Если я внезапно сойду с ума…

– Девианты не сходят с ума, момбацу сама Мизза, – сумрачно сказал ей Саматта. – По крайней мере, внезапно. У меня есть две приемные дочери-синомэ, давно повзрослевшие, и обе гораздо сильнее тебя, так что я знаю, о чем говорю. В ваших краях вообще слишком много идиотских выдумок о людях с особыми способностями. Ты нормальный человек, не сомневайся.

Тархан странно глянул на него, но промолчал. Семен скрестил на груди руки, из-под прикрытых ресниц наблюдая за сценой.

– Ты… не лжешь, момбацу сан, – неуверенно откликнулась девушка. – Ты веришь в то, что говоришь…

– Я не верю, я знаю. Момбацу сан Тархан, может, ты все-таки снимешь со своей племянницы эту дрянь?

Гулан, судя по его виду, проглотил едкий ответ. Он опустился перед девушкой на колени и раздернул у нее на шее балахон, так что стал виден серебристый обруч. Ни слова не говоря, он ухватился за него пальцами. На его руках вздулись внушительные мускулы, и ошейник с легким хрустом развалился надвое. Саматта слегка опешил: голыми руками порвать полусантиметровой толщины стальной прут – насколько же силен этот мужик? Впрочем, возможно, просто не выдержали замки. Тархан отбросил обломки в сторону и поднялся, отряхивая руки.

– Откуда ты узнал об ошейнике, чужак? – грубо спросил он. На время с него слетела вся показная цивилизованность, и перед Саматтой стоял дикарь – разгневанный и могучий, не терпящий никаких препятствий и противоречий. – Говори!

– Ты недооценил меня не только в части знания ваших обычаев, вождь, – ровным тоном откликнулся Саматта, расслабляясь и прикрывая глаза. – Нижайше извиняюсь, но на твой вопрос я не отвечу.