Текст книги "Морской узел"

Автор книги: Евгений Кулагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Евгений Кулагин
Морской узел

1

Бесконечная череда деревьев, необозримые поля, мелкие речки и огромные озера поочередно мелькали за окном. Я, не вникая в эту чехарду пейзажей, сидел, облокотившись на стенку в одном из купе вагона поезда, чуть прикрыв глаза, и наслаждался тихим стуком железных колес о стыки рельс.

Служебная командировка появилась практически сразу после праздников, и если бы я не боялся летать на самолетах, то мне пришлось бы только сегодня выезжать. А так я уже сутки трясусь в вагоне поезда. И впереди еще столько же.

Люди, меняя друг друга, незаметно появляются во время стоянки поезда на вокзалах больших и маленьких городов, сидят, спят и разговаривают, и также незаметно исчезают. Мне кажется, что я один терплю эту поездку от начала и до конца. Хотя раньше, раньше я очень любил дальние поездки на поезде. Может это была вынужденная мера, поскольку учился я далеко от дома, и мне приходилось раз в полгода ездить по железным дорогам нашей страны. Ведь во время поездки можно было не только хорошо выспаться, обдумать все то, что произошло за последние полгода и запланировать каждый день своего предстоящего отпуска, но и как следует насладиться тем, что ты один и никому ничего от тебя не нужно.

Хотя, были у меня пара поездок, когда попадались уж очень назойливые соседи, которых не отпугивало даже то, что я лежал с наушниками в ушах, отвернувшись от всех к стенке.

– Может чайку?

– Давай в карты с нами?

– Что-то ты такой не общительный.

– Слушай, со мной такая история приключилась.

К чему эти все беседы, знакомства, обещающие перерасти в дружбу? Желание как-то сократить время в пути, обсуждая все на свете, обсасывая одни и те же проблемы, замыкая в круг бессмысленные слова ни о чем? Или, может быть, выдумав невероятную историю своей жизни, очаровывать собеседника собой? А может, возможность выплеснуть на ничего не подозревающего спутника свои проблемы, погрузив его в тяжесть своей жизни?

В любом случае все, что происходит с тобой в жизни интересно только тебе самому. И заботит оно только самого тебя. И нужно ли об этом знать кому-то еще? Правда, бывают любители послушать, с радостью тратя свое время на чужие истории. Видимо судьба их притягивает друг к другу, соединяя в купе поездов.

В этот раз мне повезло как никогда. Один мой попутчик – молодой паренек, который сошел пару часов назад и ставший для меня замечательным собеседником, за все время выдавивший из себя два слова: «здравствуйте» и «до свидания». Второй – старенький дедушка, который прямо на моих глазах невероятным образом заскочил на верхнюю полку вместе со своей палочкой и уже сутки даже не шевелится, лежит, обнимая ее, повернувшись к стене. Главное, чтоб живой там был. Приходится во время остановок прислушиваться, дышит ли он.

Я открыл глаза. За окном снова лес, дикий, перемешавший деревья, связав их в непроходимую живую стену, и, только стоит очередному полю оборвать лесную полосу, открывается бесконечная даль, немного пугающая своей безлюдностью, дикостью и одиночеством. Какое же множество территорий не подвластно, не освоено, не уничтожено человеком. Часто видны давно заброшенные дома, иногда покосившиеся, в основном без стекол и признаков жизни, одиноко стоящие у подножий лесов, вдали полей, вдоль озер и рек. Люди уходят из небольших деревень, оставляя за собой ветхую историю своих предков. Век урбанизации. Все хотят комфорта и развлечения больших городов.

Леса редеют, строений становится все больше, появляются дороги и признаки обитаемости. Вот и они, первые дома при въезде в очередной большой город. Чем дальше мы входим вглубь города, тем больше огоньков развеивают спадающие сумерки. Темные окраины сменяются освещением центральных улиц, огнями больших магазинов и развлекательных центров. Из коридора слышу, что стоянка будет целых тридцать минут. Хороший повод прогуляться по перрону, покурить, вдохнуть морозный воздух неизвестного мне места.

***

Прогулка явно идет мне на пользу. Ноги затекли от отсутствия на них нагрузки. Тут довольно холодно, но я стойко держался на улице до самого отправления поезда. Людей немного. Немного желающих отправляться еще дальше к окраине страны. В основном по перрону расхаживали такие же, как и я – уставшие от поездки пассажиры. В наш вагон никто не вошел, уменьшая вероятность появления нового соседа по купе практически до нуля. Что не могло ни радовать меня. Мимо меня пару раз проносилась бодрая бабушка, на ходу активно предлагающая пирожки, мороженное, холодные пиво и воду. На удивление все холодное пользовалось спросом у пассажиров поезда.

– Давай заскакивай уже скорее! Сейчас тронется! – проводник громко окликнул меня.

Я залез в вагон и почти сразу поезд дал ход.

– Любите постоять до последнего, а потом бежите вдогонку, сопли раскидывая по пути!

– Это все с опытом приходит. Я обычно сначала высморкаюсь, а уж потом догоняю отходящий поезд.

– Очень смешно. Давай проходи уже.

Тепло вагона резко ударяет, обволакивая все тело согревающей негой, одурманивающее отбирает силы, заставляет поскорее скинуть куртку и сесть на свою койку.

Уже стемнело. Неудержимо манит лечь и заснуть, но сейчас только шесть. Несколько часов сна и привет бессонная ночь. Еще чуть-чуть потерпеть. Поезд набрал ход и довольно быстро вынырнул из горящего света города в черную гущу ночи. На небе ни облака, но луна еще молода – толком не освещает. Все смешалось в темноте.

Нужно продержаться пару часов. Иду к проводнику и заказываю кофе.

– А можно чуть ярче свет сделать?

– Это самое яркое, что есть.

Беру кофе. Ну, конечно же, оно налито в стакан, с металлическим подстаканником. Это классика. Классика, пережившая время и шагнувшая в будущее с далеких советских времен. Наверное, именно благодаря этому подстаканнику, на котором отчеканен локомотив, несущийся вперед, кофе в поезде имеет определенно одинаковый вкус. В разных поездах. В разных вагонах. У разных проводников. Это вкус дороги, ожидания и безмятежности.

Выхожу в тамбур. Достаю сигарету и подношу ко рту. Зажигалка. Огонь. Даже сквозь бесконечный стук колес и шум бряцающего металла на стыке вагонов отчетливо слышится манящее шуршание начинающего тлеть от затяжки табака. Первая затяжка. Все внимание на это магическое шуршание, взгляд на секунду теряется вдали внутренних ощущений. Выдох.

Почему я курю? Почему люди курят? Зависимость? Возможно. Но, думаю что дело и именно в этом моменте, в моменте, когда ты отстраняешься от всего, отрешаешься в легкость безделья. Выдох. И глоток кофе. Воспетое клеше – кофе и сигарета. Кто не курил – не поймет. Кто курил – не забудет. Надо бы бросить. Говорят вредно. Только вот как это сделать?

Возвращаю проводнику пустой стакан и иду в свое купе. Оно открыто. На соседней койке сидит девушка в темной дубленке с пушистым мехом на воротнике и серой шапкой-ушанкой, развязанные уши которой почти полностью прячут ее лицо.

– Какая Ваша койка?

– Та, на которой матрас и расстеленное белье.

– Я так и думала.

Она встала и, повернувшись ко мне спиной, стала поднимать кровать, чтобы уложить свою небольшую сумку. Аккуратно опустила кровать на место и все так же стоя ко мне спиной начала снимать свою дубленку. Она развернулась в поисках вешалки и, выхватив ее с торца верхней полки-кровати, ловко накинула на нее дубленку, подвинулась ближе и потянулась повесить вешалку обратно. Уже закрепляя ее на крючке, она взглянула на меня.

– Что Вы стоите? Проходите уже.

Я никогда не видел таких ярко-зеленых, безумно палящих глаз. Они словно обожгли меня своей необузданной дикостью, беспечной страстью и сумасшедшей силой притяжения. Курносый носик и довольно тонкие губы просто таяли от яростно-ослепительных глаз. Я никогда не робел и не стеснялся женщин, но сейчас. Сейчас она быстрым взглядом ввела меня в ступор замешательства.

– Что, мешаю?

Наивность молодости игриво отобразилась в ее глазах. Она не отрывала взгляд, словно пытаясь понять меня. Понять, отчего я завис, глядя на нее?

Оттянула ушки шапки и медленно сняла ее. Ярко рыжие волосы беспорядочно выскользнули, растрёпано упали на ее плечи, густыми локонами скрывая лицо и глаза.

Я вырвался из плена и медленно стал протискиваться в купе. Она отступила, давая возможность, не прикасаясь к ней, сесть на свою койку. А сама резко затворила дверь и начала приглаживать волосы, рассматривая себя в зеркало. Улыбнулась, видимо ее позабавил вид взъерошенных волос.

Я пытался отвернуться к окну, но взгляд, словно магнитом тянуло к ней. Неистовое желание изучить ее. Каждый изгиб ее молодого тела. Ей явно чуть больше двадцати. Она повернулась и села почти напротив меня. И только сейчас я обратил внимание, что все ее лицо было усыпано веснушками. Ну конечно. Непременные спутники всех рыжих.

Чуть наклонив голову, она стала внимательно жечь меня своим изучающим взглядом. Минута? Две? Час? Сколько времени мне понадобилось, чтобы отвернуться и уставиться в окно, поняв неловкость ситуации. Она улыбалась, глядя на мое невыразительное лицо.

Любовь с первого взгляда? Никогда не верил в эту чушь. Желание и похоть – вот что первым импульсом идет в мозг. Обычно следующий импульс – влечение, подходит значительно позже. Если вообще приходит на смену первому. Я увлекся ею. Настолько быстро, что импульс похоти даже не успел возникнуть. Меня влекло к ней. Немыслимо. По крайней мере, я не сталкивался с такой силой влечения раньше.

– Я не собираюсь с Вами знакомиться.

– Что?

Я снова повернул к ней лицо и уже не так растеряно посмотрел на нее.

– Я не собираюсь с Вами знакомиться!

– Очень хорошо, спасибо.

Улыбнулась.

– И приставать с разговорами я к Вам не буду!

Улыбнулся.

– Да Вы меня балуете. Еще раз спасибо.

Тишина. Не могу отвести от нее взгляд. Немного прищуриваясь, наслаждаюсь ее неестественной красотой, уже не теряя рассудок. Я – снова я. Расчетливый циник. Слабости нет места.

В купе входит проводник и проверяет ее билеты. Мы не отвлекаемся друг от друга.

– И беспокоить Вас я вовсе не хочу.

– Я уже понял. И откуда в Вас столько заботы к незнакомым людям?

Она замолчала. Молчание. Сколько оно длилось? Я снова отвернулся к окну, но, безусловно, чувствовал, что теперь она пристально изучает меня.

– Извините, Вы не могли бы мне помочь. Подать матрас. Я не достаю, высоко.

Как же просто женщина может мужчину сделать слабым. Еле сдержался, чтобы не подскочить с места. Медленно и аккуратно достал матрас и опустил на ее сиденье.

– Спасибо.

– Не за что.

Мы так и продолжили, сидеть молча. Каждый в своих мыслях. Глядя в темное окно пролетающего мимо времени.

***

Свет в купе вдруг погас, и загорелась тусклая лампочка ночного освещения. Время сна. Сна по требованию проводника. А ведь спать уже не хотелось. Не из-за кофе. Она продолжала молча сидеть, как будто прочитав мою нелюбовь к купейным знакомствам, сдерживала в себе свое желание поговорить. Я тоже сдерживал свое желание завести с ней разговор. Вопреки своим принципам очень хотел узнать, кто она?

Мне вдруг отчетливо ясно захотелось узнать о ней все. Влечение? Нет, думаю, я пропал.

– Извините.

Я вышел из купе и, прямо по пути доставая сигарету, направился в тамбур. Приятный холод обступил меня. Ритуал зажигания и, облокотившись на стенку вагона, начинаю медленно курить, бездумно глядя в темное замерзшее окно.

Мгновение, открывается дверь. Она, худенькая, в свитере и джинсах выскальзывает из вагона.

– Свои дома забыла. Угостите?

Достаю из кармана пачку и протягиваю ей.

– Да, пожалуйста.

Она неловко достает сигарету и, неаккуратно закрепив ее между двумя пальцами, притягивает к своим губам. Опытный курильщик уже только по этому может определить начинающего. Или вовсе не курящего.

– Можно огня?

– А нужно ли?

– Пожалуйста, можно огня?

Я подношу к сигарете зажигалку. Она затягивается. Моментально кашель отвергает ядовитый дым. Тушу огонь и жду, когда она окончательно откашляет из себя всю гадость сигареты.

– Для чего вы попробовали это?

– Ну, вы же курите.

Она стоит напротив меня. Ее глаза блестят в свете тусклой лампы тамбура, они наполнены слезами, вызванные кашлем. Лицо, такое вызывающе-дерзкое, вдруг стало таким отчаянно-нежным. Я наклонился к ней, пристально смотрю ей в глаза. Взволнованный вдох, она чуть прикрывает глаза.

Начинаю целовать ее. Она крепко обхватывает меня руками, неистово прижимает к себе. Сдержанно нежно беру ее голову в ладонь, стараясь слегка обуздать ее страсть, но. Поддаюсь этой нахлынувшей лавине желания.

Я слабо помню, как мы перебрались в купе. И уж тем более не помню, было ли нам какое дело до нашего мирного соседа на верхней полке. Зато неизгладимо в памяти остались дикость страсти, ярость движений, неимоверные попытки сдерживать свой крик. Это было безумие. Смесь отчаянного секса и неимоверной любви. Именно любви. Вихрь урагана закрутил расплесканную маленькими каплями на протяжении всей жизни любовь в единый водопад, который выплеснулся на нас в одну, ту самую ночь.

Мы лежим на моей кровати. Она так и оставила свой матрас свернутым, вместе с не распакованным бельем. Ее голова на моей груди. Ее тело обвивает меня. Она будто избавившись от чего-то, мирно спала на мне. До сих пор я не мог спать с женщинами. Именно спать, позволяя им находиться со мной в одной кровати до утра. Разные предлоги чтобы увильнуть от нелюбимого мной сонного сплетения.

Но сегодня. Сегодня я не хотел отрывать ее от себя. Она не просто моя. Она – это я. Как же я привык к ней. Всего пару часов, всего пара слов, но. Она – это я, это мое продолжение. Как быть без нее?

***

Утро неизбежно приближало нас к конечной станции. Проводник задолго до прибытия затеял шум, постепенно возвращающий всех жителей вагона к реальной жизни, вытягивая из сонного приключения ночи. Она открыла глаза.

– Твой взгляд. В тебе есть сила, даже когда ты обескуражен. Ты манишь меня, понимаешь?

– Да, понимаю.

Она вырвалась от меня и начала быстро одеваться. Глядя в зеркало, пыталась опять уложить свои неуклюже растрепанные волосы.

Куда полетело время? Я стараюсь насладиться каждым ее движением, поймать каждый ее взгляд. Она сквозь зеркало постоянно смотрит на меня, как будто пытаясь запомнить.

Сверху закряхтел дед, намекая нам поторопиться. Я быстро вскочил и оделся. Как приучили в армии. Мы снова сели друг напротив друга. Молчание. Снова молчание!

Дед, словно десантник, приземлился сверху прямо в свои валенки, абсолютно не касаясь ногами нижних коек. Пару раз стукнул палочкой по полу, вытащил со своей койки небольшую сумку, хмыкнул и похромал, опираясь на палочку, в тамбур. Привилегия выйти первым предоставляется тому, кто раньше ушел ждать.

Мы остались одни. Настырность моего взгляда рассеивалась, вдребезги разбивалась от неловкости ее печальных глаз.

– Может…

– Не надо, не провожай меня, пожалуйста.

Стук колес. Мы пытаемся запомнить друг друга.

Тишина.

Поезд остановился.

– Мне пора. Не прощаемся?

Она подмигнула мне.

– Не прощаемся.

Я улыбнулся. Она встала и выскочила из купе. Я не стал смотреть ей в след. Немного подождал и тоже направился на выход.

Раннее утро. Солнце только взошло, но снег, обагренный лучами, ярко слепит глаза. Я стою на ступеньках вагона и осматриваю перрон. Вот она. Обнимает и целует кого-то. Счастлива. Счастлива? Не переставая обнимать, он ведет ее к выходу. Она мельком смотрит на вагон. Грустная, извиняющаяся улыбка. Предназначенная мне. Яркий отблеск кольца на безымянном пальце – тоже для меня. И когда она успела его одеть?

– Саня!!!!!

Оборачиваюсь в другую сторону. А он совсем не изменился, такой же огромный, ушастый и непременно улыбающийся Леха.

Я спрыгнул на перрон.

2

Настя вышла из подъезда и засеменила по свежему снегу, которым всю ночь небо густо посыпало маленький городок. Солнце оживленно переливалось миллионами ярких отблесков, заставляя ее то и дело жмуриться. Она никуда не опаздывала, но все равно спешила. Спешила поскорее проскочить двор, быстрее сесть в автобус и уехать в соседний Большой город. Там она может затеряться в толпе, быть одной из сотен, тысяч незнакомых друг другу людей. Последнее время она старалась меньше появляться на улице, чтобы не встретить никого из знакомых. А если и выходила, то лишь чтобы отправиться на ненавистную, но, жизненно важную работу.

Она старалась неброско одеваться, чтобы лишний раз не привлекать внимание соседей, проходящих мимо людей. Не привлекать внимание мужчин. Как же она их ненавидела. Серые, расписанные завитками разноцветных цветов, сапоги, потрепанные темно-синие джинсы, надетые на теплые колготы, толстый одутловатый, растянутый шерстяной свитер, под безразмерной курткой, огромный шарф и некрасивая черная шапка, натянутая почти до самых глаз с легкостью скрывали ее, незаурядную удивительно красивую молодую девушку, от неизменно противных для нее блудливых мужских взглядов. И действительно, ей с легкостью удалось спрятать в бесформенную одежду свою поразительно стройную фигурку, манящую сексуальностью своих форм. Шарф, скрывавший половину ее лица, не давал шанса никому насладиться необычным по красоте лицом, с небольшим аккуратненьким носиком и невероятно красивыми губами. Лишь милые разительные голубые глаза были доступны для окружающих. Но, взгляд был тусклым, серым, отстраненным, абсолютно рассеянным в пространстве.

Да, так получилось, что ей пришлось устроиться работать именно туда. Сразу после школы поступить в институт не удалось. Туда, куда она хотела поступать – не было денег. Туда, куда ей можно было поступить, видимо, не было желания. К сожалению, помочь ей особо никто не пытался, да и не кому было. Родителей уже давно не было в живых, а Марина так безоглядно была занята обустройством своей личной жизни, что не замечала проблем своей младшей сестры. Да, собственно, ей никогда не было до них дела. Как и никому вокруг.

Настя вышла из двора к дороге и пошла по направлению к остановке. Уже почти подойдя к ней, она встретилась с идущей навстречу бывшей классной руководительницей Ольгой Владимировной. Узнает или нет? Узнала. От Ольги Владимировны не спрячешься. Настя это хорошо знала, помнив, как легко она замечала и ловила их, еще школьников, прячущихся по дворам и украдкой от всех курящих, или же прогуливающих уроки в толпе посетителей единственного в их городе кинотеатра.

– Привет Настенька!

– Здравствуйте, Ольга Владимировна

Настя оттянула с лица шарф и приветливо улыбнулась бывшей учительнице.

– Слушай, ты единственная со всего класса, о ком после выпуска я ни разу не слышала. Как ты?

– Да вроде все нормально, Ольга Владимировна.

– Поступила? Где ты сейчас учишься?

– Да, поступила. На технолога.

– Ну вот, видишь! Я же тебе говорила, что тебе пригодится мой предмет!

– Да, спасибо Ольга Владимировна. Я это уже поняла.

– И как учеба, нравится?

– Конечно. Вот сейчас как раз еду в Большой город. У меня пары.

– Тогда не буду тебя отвлекать. Давай, беги уже скорее.

– Хорошо, до свидания, Ольга Владимировна.

– Да, до свидания!

Настя побежала к остановке, снова натянув шарф на лицо. Там как раз подходил автобус. У них в городе автобусы шли всегда в единственном направлении – автовокзал Большого города.

– Настенька!

Она обернулась, приспустив шарф.

– Настюшь, не забудь, у нас через неделю встреча выпускников. В школе. Приходи обязательно.

– Хорошо, Ольга Владимировна!

Настя заскочила в автобус. На удивление он был не заполнен, как обычно, и ей без проблем удалось сесть на одно из нескольких свободных мест. Она повернула голову к окну и смотрела на пролетающие мимо дома, улицы, магазины, людей, скверы. В глазах туманно мелькали неизменные и до безразличия знакомые места. Вот автобус обогнул центральную площадь, объезжая их главный городской памятник-мемориал воину-победителю, и устремился по прямой в сторону контрольного пропускного пункта, являющегося официальным местом въезда и выезда из их военного городка.

Недолгая остановка. Дежурившие пограничники проверяют документы на наличие местной прописки, либо документы, разрешившие въезд в город. Такова особенность закрытых военных городков. Любой въезд не проживающего в городе человека должен быть обоснован и скреплен разрешающей бумажкой. Будь то оформленный временный пропуск или командировочные документы.

Автобус остановился возле забора и, пока проходила проверка, Настя отвела свой взгляд от окна и стала украдкой изучать находящихся в салоне автобуса людей. Два молодых парня, активно что-то обсуждающих, один из которых так жестикулирует руками, словно дирижер оркестра, постоянно задевая стекло аварийного выхода – явно студенты, ехавшие на учебу в один из институтов их соседнего Большого города. Бабушка, повязанная в шерстяной платок, потерянно смотрящая куда-то вдаль – наверняка едет в город решать свои какие-то социальные проблемы. Девушка, вызывающе накрашенная, одетая, несмотря на морозную погоду в легкую кожаную курточку и плотно обтягивающие черные атласные брючки – свидание, или встреча-знакомство. Мужчина, угрюмо смотрящий мутными уставшими глазами в окно, напрочь лишенный движения, как будто оберегая каждый джоуль энергии своего организма – бесспорно один из портовых рабочих Большого города. В углу взрослая женщина, ярко накрашенная, неброско одетая, озорно стреляющая маленькими глазками по салону – точно одна из продавщиц больших гастрономов. В хвосте автобуса – молодой парень, с невыразительным взглядом, упершимся куда-то в пол автобуса, прямо в растаявшую от снега слякоть, в потрепанной одежде, озлобленным недовольством серым лицом, нервно сжимающий свои руки в замок сплетения пальцев. Его лоб сморщен, от играющих в голове мыслей.

Это он. Настя узнала его. Он один из тех. Один из них. Это он, он, он.

Настя отвернулась к окну. Хотя, в этом ее наряде, с шарфом, она словно в маске, он вряд ли узнает ее. Вряд ли вспомнит ту, которой он поломал жизнь. Он, тот, кто изменил ее, кто дал понять: мир окружен злом и лишь возможность избежать столкновения с ним – есть истинное добро. Именно он помог ей разочароваться в жизни.

***

Это был один из последних их совместных вечеров перед выпуском из школы. Настя, две ее лучшие подруги и четверо их друзей-мальчиков. Они были всегда вместе и даже получили прозвище в школе – «неразлучники». Их объединяла безрассудность присущая молодости, независимость духа и единение мысли. Они прекрасно дополняли и независимо от ситуации помогали друг другу. Идеальная школьная дружба.

Настя была самой тихой из них. Она была ограничителем, надзором, останавливающим все выходящие за рамки правил морали и этики начинания их компании. Милая тихоня. Совесть «неразлучников».

В тот вечер они собрались у одной из ее подруг. Квартира большая, с тремя комнатами, довольно уютно обставленная. Естественно, все сделано предусмотрительно – взрослые отсутствовали. Зато присутствовал алкоголь. Решено было отпраздновать приближавшееся окончание школы «по-взрослому».

Стол не был загружен различными блюдами, сопровождающими застолье взрослых. Нарезки колбасы, сыра, пару купленных в магазине на сэкономленные деньги салатиков, остатки еды из холодильника, пару литров сока. И, самое главное – алкоголь. Они ведь уже взрослые.

Настя, как основа нравственности, как самая неиспорченная и невинная, пыталась возразжать начинаниям своих друзей, но под убаюкивающие слова подруг волей неволей поддалась и погрузилась в бесшабашное празднование перехода во взрослую жизнь. Знать бы тогда, насколько взрослой станет ее жизнь в тот вечер.

Ни разу не пробовавшая алкоголя, она быстро захмелела. Но, под озорные крики своих друзей, продолжала подражать подругам и пить еще и еще. Она знала, что она – единственная из них еще ни разу не пробовала алкоголь. Она знала, что она – единственная из своих подруг, очень любивших похвастать своими приключениями, осталась девственницей. Только она совсем не догадывалась, что ее лучшие подруги, ее девочки, или как они друг друга называли «сестры», в глубине души завидовали ей. Такой невинной. Такой здравомыслящей. Такой неиспорченной.

То, что не замечала она, замечали ее подруги. Мальчикам нравятся доступные девочки. Но влюбляются они в непорочных, освященных ореолом честности и чистоты. Настя не заметила, как своим поведением влюбила в себя не только парней своей компании, но и парней выпускных классов школы. По своей наивности она не воспринимала ухаживания и комплименты мальчиков как что-то серьезное. Она даже не могла представить, что кружащие вокруг нее парни, бесперебойно дерущиеся за школой и во дворах, рассчитывали получить ее благосклонность, ее взгляд, возможность хотя бы держать ее за руку. Вероятность многозначительно утвердить ее в статусе своей девушки.

Нет. В ней некому было воспитать чувство, что она нужна кому-то. Ее воспитали быть честной, искренней, чистой. Быть верной, но никак не ценной для кого-то, ее не научили уметь чувствовать неподдельное влечение к себе со стороны другого человека.

Зло окутывает каждого. Только лишь образуется брешь в душе – оно проникает, заполняя ее источающей ненавистью субстанцией, неугомонно бурлящей и срывающей человечность. Взрыв негативной энергии бьет по остаткам души и заставляет совершать поступки, вызывающие отвращение. В тот вечер, такой чистой и невинной девочке, близкие подруги приготовили дикое испытание.

Настя быстро потеряла понимание происходящего и под убаюкивающие соболезнования подруг была положена в соседней комнате на большую родительскую кровать. Но. Вечер продолжался. И «сестры» разыграли свой запланированный спектакль по развращению непокорной.

Она не знала, как они сделали это. Чем они прельстили, каким образом заставили их сделать это, но. Но, пока она лежала пьяная, абсолютно беспомощная, такая доступная, ее друзья, эти верные дружбе парни по очереди поимели ее. Ободряемые наставлением подруг, они друг за другом заходили к ней, спящей, и злобно, вседозволенно трахали ее. Ну конечно, она ведь такая недоступная. Такая правильная. На тебе, сука. От любви до ненависти. Молодость беспощадна. Она умеет незабвенно, неподражаемо любить и также коварно, жестоко разрушать. Они сломали ее.

Пробуждение было. Было ли пробуждение? Она, словно окунулась в бесконечный обжигающий круговорот отчаяния. Что впереди? Разве имеет значение? Где все. Кто-нибудь? Помогите!!!

Невыразимая тишина пьяных тел. Они даже не решились ей сказать обо всем. Притворились мертвыми. Скидывая все на алкоголь, срубивший их. Она, шатаясь, брела по квартире в поисках своих вещей. Между ног необъяснимо зудело обжигающей болью. Хоть бы дойти. Где куртка. Сапоги. Одеваюсь.

Она словно отдавала себе команды, которые хоть немного позволяли двигаться в реальной жизни. Хотя, двигаться не хотелось. Мир перевернулся. Что делать? Кому рассказать? Засмеют. Скажут, сама хотела! Сама виновата! Станут обзывать шлюхой! Но, ведь! Ведь я не такая! Я не хотела! Это все они!!!! Кому рассказать? Что делать? Сестре? Марина засмеет! Не поверит! В милицию? Доказательства, точно! Они ведь наверняка. Они наверняка. Как же стыдно. Я ведь сама напилась! Скажут, сама раздвинула! Нет, нельзя. Нельзя. Везде не поймут! Никто не поймет! Молчать. Выход – молчать! Господи, хоть бы никто не узнал. Никто не узнал о моем позоре!

Обувь одета. Шатаясь, выползаю из этого обратившегося в ад рая. У меня нет друзей! Нет! У меня нет никого! Я одна! Я одна! Никто не поможет мне! Что делать! Боже, как же так?! Как же так, почему я?! Что делать?

Твари! Как же я их ненавижу! За что они так со мной? Мы же были. Суки, чтоб вы все сдохли. Гореть вам всем в аду

– Аааааааааааааа!

Она закричала и упала на пол, между вторым и третьим этажом. Слезы полились из глаз. Безысходность, отчаяние. Конец. Это все. Жить дальше? Как?

– Ты че орешь?

Какой-то старикашка вылез из своей квартиры.

– А ну пошла на хер отсюда! А не то милицию вызову!

– Да, простите, я уже ухожу.

Слезы лились по ее щекам, она медленно поднялась, опираясь на обшарпанную исписанную похабностями стену подъезда, и так же медленно, шатаясь, начала спускаться вниз.

– Вот шалава, – услышала она возмущенный возглас в спину и следом звук закрывающейся двери, нервно защелкивающейся на все замки.

Что было потом? Она не помнила. Выпускной? Его не было для нее. Сестра силком выгнала, нарядив ее в мамино платье. Шептались ли у нее за спиной? А разве теперь для нее это имело значение? Она ушла, самая нежная непокорная и любимая девочка школы. Ушла не из школы. Не во взрослую жизнь. Ушла от себя. Ушла из нее, из жизни.

***

Автобус тронулся, и, разогнавшись, оставил ее размышления на контрольном пропускном пункте. Она снова абстрагировалась, оставив вакуум своим мыслям. Ничто не должно тревожить ее одиночества. Она только сама для себя. Сама в себе.

Большой город встретил суетой и обычной для густонаселенных мест безразличностью. То, что надо. Она медленно зашагала в сторону очередной остановки. Ей нужно добраться до центра. Именно там ее место работы.

Обычный дом, обычный подъезд со двора, в тишине от оживленного движения центральной улицы. То, что нужно. В центре города и совсем незаметно для всех. Она поднялась по лестнице на цокольный этаж одного из зданий. Вывеска над входом гласила: «Отель Эдем».

Настя прошла на ресепшен.

– О, привет Лола!

Ей ответила тучная женщина непонятного возраста. То ли она очень стара, то ли она просто перестала следить за собой последние лет десять.

– Здравствуйте, Маргарита Васильевна.

– Ты сегодня рано, хочешь попить кофе или сразу за работу?

Она мерзко засмеялась, своим смехом выражая надменность ситуации. Да, она обычный сутенер, спрятавшаяся под биркой «администратор отеля». А Настя – обычная проститутка, по прозвищу Лола.

Как она скатилась к этому? Или может все же пришла? А что ей делать, не поступившей в институт и жившей в закрытом военном городке? Идти в магазин за мизерную зарплату? Искать мужа среди военных, утопая потом в бесшабашном блядстве портового городка? Быть как сестра?

Но! Разве проституция – выход? Нет – это шанс для нее! Шанс накопить денег и покинуть это гиблое место. У нее есть план. Еще немного, немного потерпеть и он осуществится. Один растрогавшийся благодарный клиент как-то сказал ей:

– Ты естественная, живая. Ты не проститутка. В тебе есть душа. Уходи, пока эта профессия не затянет тебя на дно, пока черствость мужчин не потушит в тебе огонь свободы.

Как же его звали? Возможно Леша. Она не помнила, но это и не важно. Она не потеряет здесь свою душу. У нее нет души. Душа умерла. Тогда, за пару дней до выпускного. Теперь ею правит расчет. Обычный трезвый сухой расчет. Она точно знает, что хочет, и четко знает, что для этого нужно сделать. А нужно лишь еще немного потерпеть. Потерпеть этих ненавистных мужчин. Они все одинаковы. Ими всеми движет похоть.