Текст книги "Я тоже виноват"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Эй, вы там, слышите меня, – ору вверх.

– Слышим, – раздается глухой голос.

– Поднимай.

Хватаюсь за трос и встаю на крюк.

Прежде всего в лабораторию. Анна Павловна заведующая отделом анализа встретила меня неприветливо.

– Вот не ожидала увидеть вас, Юрий Андреевич.

– Я был в отпуске.

– А мне показалась, что вы нарочно бросили на произвол судьбы Анатолия Григорьевича. Он здесь, бедный, так крутился...

– Ну что вы, Анна Павловна. Я без задней мысли поехал отдыхать, ведь два года не был в отпуске.

– Слышала, что вас включили в комиссию по этому взрыву.

– Да, директор вызвал меня с отпуска , чтобы я помог разобраться.

– И есть уже какие то выводы?

– Помилуйте, Анна Павловна, только сегодня приступил к работе. Какие выводы?

– А зачем ко мне пришли?

– Нужно провести анализ. На пресс-форме после взрыва остались налеты. Хорошо бы провести исследование, узнать, что это такое.

– Где эти налеты?

Я достаю сложенную диаграмму и осторожно раскручиваю ее. На белой поверхности бумаги немного красноватого порошка.

– Не густо. Но попытаемся, что-нибудь сделать.

Анна Павловна на селекторе нажимает кнопку.

– Любочка, подойди ко мне, – просит она в микрофон и тут же захрипел динамик.

– Иду.

– Я только что приехал, много чего не знаю, не подскажите, Анна Павловна, кто пострадал в цеху.

– Трое погибло, шесть человек ранено.

– Кто погиб. Там на воротах, я не видел фотографий...

– И уже не увидите. Вы слишком долго до нас добирались, их похоронили позавчера. Это были: прессовщица Клавдия Яковлевна, оператор Галя Сидорова и шофер Гриша.

– Клавдия Яковлевна, Галя, боже мой, какой ужас. А кто ранен?

– Прессовщицы Вера Кулибина, Марина Паршина...

– Постойте, постойте, прессовщица Марина Паршина?

– Ну да. Я забыла, вы же ничего не знаете. Анатолий Григорьевич перевел ее из мастеров в прессовщицы.

В двери вошла худенькая девушка в белом халате.

– Здрасте, – робко сказала она мне. – Что нужно, Анна Павловна?

– Возьми на анализ этот порошок, – просит ее начальница, указывая на диаграмму. – Сделать нужно срочно.

– Только верните мне диаграмку, – прошу я.

– Я сейчас пересыплю и принесу вам.

Девушка осторожно заворачивает остатки порошка и уходит из кабинета.

– Так кто еще ранен?

– Кладовщица Маша Пронина, грузчик Иван, вот его фамилии не помню и Сергей Трофимович.

– А это кто? Я не знаю такого.

– Это новый технолог. Анатолий Григорьевич взял его на работу сразу же, как стал начальником.

– А как же Миша?

– Это такой курчавый мальчик?

– Да.

– Кажется он после вашего отъезда в отпуск, перевелся в отдел главного технолога.

– В какой больнице раненые, не подскажете?

– Да в нашей, на Конногвардейской.

– Мне когда придти за анализом?

– У вас домашний телефон не изменился?

– Нет.

– Я его по старой памяти помню, позвоню вам или постараюсь поймать здесь...

– Спасибо, Анна Павловна.

– Ты, Юра, только без эмоций. Раз у тебя не все сошлось с Анатолием Григорьевичем, это не значит топить его до конца...

– Я постараюсь, Анна Павловна.

Марина Ивановна лежала в большой палате на шестерых, три койки справа, три слева. Палата полупуста, заняты только две кровати. Когда я подошел к одной из них и позвал: "Марина...", девушка замотанная в простынь, медленно открыла глаза. Боже мой, она совсем не похожа на того ершистого технолога в цеху, как-то повзрослела и глаза полны муки.

– Юрий... Юрий Андреевич... Пришли значит.

– Пришел... Как себя чувствуешь?

– Ничего, врач сказал, что все в порядке, иду на поправку.

Я подтаскиваю стул к ее койке и сажусь на него.

– Ты можешь поговорить со мной?

– Конечно.

– Расскажи, что было после того, как я ушел в отпуск.

– Все плохо. Видно бог карает меня за грешную жизнь. Новый начальник цеха предложил мне уволиться, когда я отказалась, придрался к беспорядку в боксах и за нарушение техники безопасности, сразу же перевел меня из мастеров в прессовщицы. Как я мучалась с этими пресс-формами, теоретически все знала, а на практике, все познала синяками и слабыми руками. Клавочка мне помогала, учила меня...

– Кто в тот злополучный день прессовал в боксе номер шесть?

– Наташа, я числилась на подмене, но в основном находилась во втором боксе.

– Как же так получилось, что тебя задело...?

– Сама не понимаю. Когда раздался взрыв в шестом боксе, я была в пультовой. Сразу же завыла сирена, по инструкции выскочила из пультовой в коридор, а где то сбоку, как ахнет. Тут меня и ударило в бок, сразу потеряла сознание. Девчата говорят, что было бы еще больше жертв, если бы, ребята всех раненых сразу не вытащили на улицу, наш цех медленно разрушался и это позволило спастись многим.

– С какого бока тебя ударило?

– Кажется с левого крыла цеха. Наташу жалко, говорят ее вытащили из бокса, уже мертвой, стекло не выдержало взрыва и давление сразу погубило девочку.

– А кто ее вытаскивал?

– Наш новый технолог, вроде ничего мужик, только забитый какой то. Каждый раз как увидит Анатолия Григорьевича, сразу трястись начинает. Кстати он тоже здесь, лечится, приходил ко мне. Сергей Трофимович повредил ногу, совсем нелепо, уже цех рухнул, ничего не угрожало, а он зачем то полез на кучу битого кирпича, оступился и упал на арматуру.

– Клава где погибла?

– В коридоре, ее бокс был рядом со складом. Она тоже выскочила из пультовой, а тут и взрыв...

– Почему же взорвался склад?

– Я... мне передали, что крыша шестого бокса, вместе с верхней частью пресса рухнули на него, а мы только что получили полторы тонны перхлората и всякой другой дряни.

– Понятно. А теперь, можешь мне сказать, как твои дела с милицией?

– Никак. После моего освобождения, следователи вызывали только один раз. Дело закрыто.

– Не понял.

– Я же не сказала самого главного. Моего родственника убили в тюрьме и сразу же все обвинение пропало...

– Кто убил?

– Думаю те, кто его сюда посылал.

– Живем как на вулкане...

– А вы хорошо выглядите, Юрий Андреевич...

– Конечно, я же отдыхал.

– Можно вам личный вопрос?

– Давай?

– Почему вы меня не трахнули, тогда... в своей квартире, ведь была же такая возможность и не раз...

– Была. Я относился к тебе, как к противной, пьяной девчонке, все время нарывающейся на неприятности и не хотел связываться.

– А сейчас?

– Что сейчас?

– Полюбили бы вы меня?

– Слушай, давай не будем развивать эту тему, тем более ты больна... Выпишешься, поговорим...

– Значит не хотите говорить.

– Не хочу. Я принес тебе несколько мандарин, – вытаскиваю из карманов четыре оранжевых плода и кладу ей на одеяло. – Поправляйся быстрее...

– Юрий Андреевич, приходите ко мне почаще...

– Хорошо.

Сергей Трофимович болтался в коридоре. Лысый пожилой человек, ловко скакал на одной ноге, помогая себе костылем.

– Так вот вы какой, Юрий Андреевич...

– Не ожидали увидеть такого?

– Мне Анатолий Григорьевич все говорил о вас не очень ласковые слова, поэтому я представлял вас таким крепышом, почти квадратным мужчиной.

– Забавно. Я сейчас в комиссии по взрыву, поэтому попросил бы вас выделить мне несколько минут.

– Пожалуйста. Здесь уже были следователи, какие-то профессора, я уже все им рассказал, что знал. Странно, что вы пришли ко мне.

– Почему?

– Мне кажется, вы один знаете почему произошел взрыв.

– А вы разве не догадались?

– Нет. Наталья мне доложила, что поползла вверх температура пресс-формы. Я понял, что случилось что то непоправимое, но процесс остановить уже было невозможно.

– Это был какой опыт?

– Да уже больше сорока сделали...

– Вы отрабатывали ПАВ?

– Да.

– А Мишин опыт учли?

– В принципе, я не знаю, что там придумал Миша, но когда начальником цеха стал Анатолий Григорьевич, а вы ушли в отпуск, ваш молодой технолог сразу подал заявление с просьбой об переводе в другой отдел. Его отпустили.

– Какой ПАВ был последним?

– Что то на основании фторсодержащих. Я точно не помню формулу, но он был анионным. Вы его название можете увидеть в технологической карте.

– Понятно.

– Я так ничего не понял. Вы считаете, что в этом подъеме температуры был виноват ПАВ?

– Пока еще затрудняюсь точно сказать.

По коридору передвигалась толстая сестра, она всем встречным говорила только одну фразу.

– Всем в столовую, обед накрыт.

– Я пойду..., – вопросительно смотрит на меня Сергей Трофимович.

– Да... да... Пожалуйста.

Комнатку мне выделили в спортивном комитете. Я разложил диаграммы, вытащенные из пультовой шестого цеха и пытался их расшифровать. В дверь постучали.

– Войдите.

В помещение вошел Анатолий Григорьевич.

– Здравствуй, Юрий Андреевич. С трудом нашел тебя. Мне уже в дирекции объяснили, где ты прячешься.

– У меня не было места для работы, вот администрация и предложили это помещение.

– Можно, присесть?

– Да, садитесь.

Он присаживается на стул, напротив меня.

– Чего-нибудь нашли по взрыву, Юрий Андреевич?

– Пока еще, нет.

– Можно я скажу свое мнение? Никто из членов комиссии со мной не пожелал говорить по этому поводу. Может вы соизволите выслушать?

– Это их право, но если вы хотите, поделитесь со мной, Анатолий Григорьевич.

– Во всем виновата прессовщица и отдел главного технолога. Во первых, технологический отдел подсунул нам неверную технологию, изменив режим прессования. Во вторых, нужно было при повышении температуры прессования, отключить обогрев пресс-формы и охладить ее обдувом воздуха. А эта работница заметалась и ничего не сделала.

– Сделала. Она отключила пресс-форму.

– С чего вы взяли?

– Вот здесь по диаграммам видно, – я выкладываю перед ним ленту с записью. – Выключила она ее минут за пять до взрыва. График температуры еще по инерции поднимается вверх и вот начался выход на плато.

– Откуда вы достали эти документы?

– Из бокса номер шесть.

– Так, так, так и от чего же тогда произошел взрыв?

– Я разбираюсь, пока ничего не могу сказать.

– Понятно. Ну ладно, не буду вам мешать. Разбирайтесь дальше Юрий Андреевич.

Он кряхтя поднимается со стула и идет к двери. И..., прежде чем исчезнуть, как всегда по привычке, выкидывает гадость.

– Если бы вы в бытность, когда исполняли обязанности начальника цеха, не дали согласия на проведение экспериментов, то в цехе не было бы взрыва.

Вечером до меня дозвонилась Саша.

– Как дела, бирюк? – услышал я ее милый голос.

– Привет, вот не ожидал, что ты обо мне вспомнишь.

– Еще бы, тебя забыть не возможно. Колоритная ты фигура, Юрочка.

– Короче, Сашенька. Я ведь догадываюсь, что у тебя что то произошло. Так просто ты бы не позвонила.

– Юрочка, ты провидец. Я выхожу за муж...

– За меня?

– Нет. За хорошего человека.

– Так... Я значит плохой.

– Нет. Ты замечательный, но я все же выбрала другого. Хочу пригласить тебя на свадьбу.

Это был удар в под дых. То-то Сашка перед отпуском шарахалась от меня...

– Я не пойду. Извини, но у меня много дел.

Бросил трубку на рычаг и выдернул телефон из вилки. И тут я почувствовал тошноту одиночества. Пусть ты один, но когда есть надежда, она согревает. Сейчас меня не согревает ничего...

Мишу нашел в курилке.

– Юрий Андреевич..., – обрадовано кинулся он ко мне.

– Привет, Михаил.

– Здравствуйте, Юрий Андреевич.

Мы долго трясем друг другу руки.

– А ведь я к тебе по делу.

– Я так и понял. Столько событий произошло за ваше отсутствие. Думал, обязательно придете ко мне.

– Почему так думал?

– Так говорят, вы в комиссии. Значит, наверняка появитесь здесь.

– Правильно думал. Давай отойдем в сторону, поговорим.

Вы выбираемся на лестничную площадку и останавливаемся у окна.

– А теперь расскажи, что же все таки произошло с аварией в цеху, начал я.

– Это все упрямство Анатолия Григорьевича. Вы знаете почему завалили мой вариант с мылом?

– Нет, не знаю.

– Потому что это все слишком просто и дешево. В тот раз при лабораторном анализе выяснилось, что мыло в таком ничтожном количестве практически не влияет на свойство пороха, значит по идее надо было кончить испытания и начать подготовку к производству новых порошин. Но не тут то было. Анатолию Григорьевичу было не выгодно бросать такой заказ. Помните, за него же давали бешеные деньги. Вы же сами все наши огрехи и лишние финансовые затраты сбрасывали на него. Новый начальник цеха сразу же понял, что финансовые потоки можно пустить и по другим каналам...

– Не понял, что это значит?

– Все просто, например повысить оклады и премии работникам.

– Но что же здесь плохого?

– Вроде бы и ничего, но... он сам себе платил такие суммы, что ойе-ей... А тут же стали прикармливаться такие лишние по отношению цеха люди, что мне даже стыдно назвать их фамилии.

– И это все за два месяца моего отсутствия?

– Разве этого мало?

– Нет. Так что же дальше?

– А дальше, Анатолий Григорьевич добился продолжения испытания, сославшись на то, что промышленность гонит не качественные соли жирных кислот, то есть мыла и естественно, в такое производство их пускать нельзя. Испытания продолжили, искали ПАВ дальше. Химическая лаборатория предложила фторпроизводный ПАВ, но с условием, что мы уменьшим температурный режим, но удлиним процесс прессования. Вот тут то Григорьевич взбрызнулся, как это так– удлинить процесс, два дня прессовать порошину, да за это время можно сделать две. Не важно, что брак, важно, что за каждую порошину, даже за бракованную, шли деньги. Надавил на своего технолога, уломал начальника нашего отдела и... А дальше произошло то, о чем и можно было предположить. Игнорировав низкотемпературный режим, они стазу стали прессовать при предельной температур. И тут у них реакция пошла самопроизвольно. Высокая температура, разрушила связи фторпроизводного ПАВ и образовалось подлое соединение аш-фтор. Эта гадость сразу вступила в реакцию с металлом пресс-формы, температура бешено поползла вверх, компоненты смеси стали разлагаться и... все. Это все таки порох.

– Так, и ты все это знал?

– Я потом, после взрыва разобрался.

– Говорил кому нибудь об этом?

– Меня никто не спрашивал. Я хотел было все же поговорить с главным технологом, но потом здраво рассудил, в последнюю получку техотдел от цеха получил хорошую премию и навряд ли нам надо самим себя убивать.

– Хороши, нечего сказать.

– Юрий Андреевич, в моей цепи умозаключений нет самого важного доказательства, злополучная порошина исчезла, она же взорвалась.

– Пресс-форма то осталась.

– Вы опоздали. Вчера вечером, по приказу дирекции, спешно стали разбирать развалины цеха. Начали разбирать с шестого бокса и тут же остатки пресс-формы с металлоломом вывезли на свалку.

– Почему я не знал? А как же комиссия? Сначала надо было спросить ее.

– Спросили. Вчера ваш председатель комиссии дал добро на разборку цеха.

– Сволочь.

– Поосторожней. Я вас не узнаю, Юрий Андреевич.

– Извини, Миша. Мне надо все осмыслить, я пойду...

– Да-да.

Этот день я потратил в бухгалтерии и плановом отделе. Если бы не знакомые молодые женщины работающие там, навряд ли что получил. Копался в книгах, делал выписки, расчеты, набрал весьма добротный материал.

В аналитической лаборатории я сразу же нарвался на Любочку.

– Юрий Андреевич, я вас искала, – защебетала она, подскочив ко мне.

– Здравствуй, Любочка.

– Здрасте. Я провела анализ вашего порошка и знаете что нашла, следы фтористых соединений.

– Акт составила?

– А как же, все отдала на подпись Анне Павловне.

– Спасибо тебе, Любочка. Я сейчас иду к ней.

Начальница лаборатории не стала церемонится. Сразу передала мне акт.

– Юра, не знаю, что ты там выведешь из нашего анализа, но судя по всему дело уже закрывается. Мне сообщили, что в два часа у директора собирается комиссия, чтобы подвести окончательный итог.

– Я понял. Спасибо, Анна Павловна.

За длинным столом сидит с десяток человек. Председатель комиссии предоставил слово профессору Малинину, который и читает заключение...

– Таким образом, собранные факты подтверждают, что виной всему является человеческий фактор. Технолог цеха самопроизвольно изменил технологию прессования. Есть предположение, что ПАВ, при резком подъеме температуры, вступил в реакцию с компонентами пороха, разложился и стал активно действовать с металлом матрицы и пуансона...

Черт, да он же почти все знает, только причем здесь технолог цеха.

... – Последствия взрыва были бы гораздо меньше, если бы непогода. Северо-западный ураганный ветер отнес крышу бокса и верхнюю часть пресса на склад цеха. В результате произошла дополнительная серия взрывов, погубившая трех человек и нанесшая ранение четверым работникам цеха. У меня все. Если какие нибудь замечания или предложения к акту.

– Есть, – я поднял руку. – По поводу разложения ПАВ у меня нет замечаний, действительно выделившийся фтор вступил в реакцию с металлом, что вызвало резкий подскок температуры. Я не согласен с формулировкой о человеческом факторе. Историю с аварией надо рассматривать гораздо раньше, два месяца тому назад, с того момента, когда новый руководитель цеха добился продолжения испытания, после уже удачного получения образца. Да-да, когда Анатолий Григорьевич еще не был начальником цеха, был получен вполне приличный образец порошины. Казалось, тогда можно было бы начинать ее доводку и кончать испытания, но этого не произошло. Почему это было сделано? Я не поленился поднял бухгалтерские книги и сделал весьма интересные выписки. Вот они, – кладу перед собой несколько листков бумаги. – В течении двух месяцев цех сделал сорок одну порошину, потратив на изготовление сумасшедшие суммы денег, около ста пятидесяти тысяч рублей. Часть денег разошлись на премии и большие добавки посторонним людям, не имеющим к производству никакого отношения, некоторым сотрудникам завода, а также лично начальнику цеха. Вот копии документов, – опять складываю несколько листков. – Ни технолог цеха, ни прессовщица, не виноваты в том, что произошло. Технологический отдел выдал вполне нормальную технологию, но по приказу начальника цеха, ее изменил технолог цеха и сумев заручится поддержкой главного технолога, ее запустили в производство. Анатолия Григорьевича не интересовал конечный положительный результат, его интересовала дальнейшая денежная подпитка цеха и фактически из-за этого он загубил испытание и цех. У меня все. Документы можете взять

Я толкнул стопочку к председателю комиссии. Все молчали. Директор насупился и смотрел в стол. Малинин чесал пальцем скулу и задумчиво смотрел на меня, наконец он сказал.

– Я думаю, мы должны передать все эти дела в прокуратуру, пусть она разберется со всеми безобразиями в цеху. Свою техническую сторону мы добросовестно выполнили и ее результаты зафиксируем в актах и протоколах. Ваше заключение тоже оформим и вышлем во все инстанции. Кто за это предложение?

Все, кроме директора подняли руки.

На следующий день вызвали в дирекцию. Директор сидел с лицом сфинкс за своим столом.

– Садитесь, Юрий Андреевич.

Я поудобней уместился в кресле.

– Вы сделали весьма нехорошее выступление на комиссии, – начал говорить директор.

– Что-нибудь не так?

– Все не так. Если бы вы пришли ко мне перед совещанием и поделились своими соображениями, может быть не было тяжелых последствий для завода. Сегодня сюда из-за вашего расследования прибыли представители прокуратуры и пожалуй еще более накалили обстановку.

– Но почему?

– Да потому, что премии получал не только цех, но и руководители завода. Значит теперь трясут и нас.

– Это конечно, нехорошо. Может быть я действительно был не прав, но меня больше всего покоробило то, что виновным оказывается стрелочник. Ведь все свалили на технолога цеха. Конечно вы правы, надо было поговорить с вами, но события неслись с такой быстротой, что последнее заключение из лаборатории я получил за два часа до совещания.

Сфинкс немного смягчился.

– Мы здесь подумали и вот что хотим вам предложить. Цеха по прессовке пороха нет, построят его, ну... может быть через пол года или год. Значит держать на должности таких специалистов, как вы, пока не имеет смысла.

– А как же технологический отдел завода? Вы обещали его мне.

– Мы решили, что пока не сделаем новый цех, старого начальника отдела с его огромным опытом на пенсию не отпустим. Пусть налаживает новое более современное производство.

– Значит меня увольняете?

– Зачем? Нет. Мы хотим вам предложить место зам директора по производству на большом оборонном заводе под Кировом. С министерством мы уже согласовали, осталось только ваше согласие.

– Под Кировым?

– Да. Чего вас удивило?

– Нет, ничего, только уж Киров то уж больно далеко... Можно подумать, хоть два дня.

– Да хоть неделю.

– Я через два дня вам скажу.

– Поймите только одно, мы вам больше, ничего лучшего предложить не можем.

– Я все понял.

Здесь и дурак сообразит, значит катитесь за ворота.

Марина Ивановна стояла в дверях моей квартиры.

– Боже мой. Ты случайно не сбежала с больницы?

– Ушла.

– Но ты же еще не поправилась.

– Я поправилась. Можно зайти?

– Конечно.

Она села в кресло и оглядела комнату.

– У вас все по старому.

– Да. Тебе чай заварить?

– Не надо. Я пришла с вами поговорить по поводу взрыва. Хочу признаться, цех взорвала я.

– О чем вы говорите Марина Ивановна? Мы провели анализы, все четко определили.

– Не все. Я вам все выложу, как на духу. Когда Миша узнал, что Анатолий Григорьевич решил изменить технологию, он прибежал ко мне в панике. "Марина, – сказал он, – они же идиоты, не понимают, что повышение температуры может вызвать интенсивную реакцию и разложение ПАВ, а там дальше, я не могу даже предсказать, что будет."

"Может произойти взрыв?"

"Может."

"Ты говорил с главным технологом?"

"Говорил, но он не поверил, вытурил меня из кабинета."

"Я не знаю, что делать."

"Зато знаю я. Надо постараться незаметно подсоединить сзади потенциометра КСП-4 небольшое сопротивление. Третья клемма в колодке, чет-нечет. Сигнал с пресс формы сразу покажет высокую температуру, а на самом деле все будет нормально. Вот оно, сопротивление. "

И тут Миша дает мне маленький красный цилиндр на жестких проводках.

"Но, после прессования порошина может не получиться."

"Господи, о чем ты заботишься. Черт с ней, с порошиной, хоть сотня браков, лишь бы не разнести цех."

Я ему поверила и решила подсунуть сопротивление в потенциометр.

– Стой, если ты все же подсоединила сопротивление, то почему температура все же поднялась?

– Я ошиблась. Когда развернула КСП, то с ужасом увидела, что колодки с клеммами три. В какую залезть, я не знала, Миша мне не подсказал, к тому же времени было мало, Наталья вот– вот должна прийти и я решилась, открыла верхнюю колодку, отсчитала третью клемму и подсоединила сопротивление.

– Так, но ведь верхняя колодка не подсоединяет термопары к пресс форме, она соединена с реле...

– Это я потом узнала, после взрыва, когда ко мне пришел в палату Миша и все расспросил. Он же мне и объяснил, что произошло, ограничители температуры сработали и дали сигнал на реле, а то не могло отключить спирали пресс формы, так как сопротивление в системе, просто блокировала катушку реле.

– И когда ты подсунула сопротивление в потенциометр? В какой момент?

– Наталья захотела в туалет и попросила меня посидеть в пультовой за это время. Я же была на заменах... Вот тогда и подсунула..., все торопилась.

Я задумался. Если это правда, что же делать? Исправить заключение комиссии, но для этого надо провести новое расследование. Заявить в прокуратуру на Марину и Мишку... Это подло, но с другой стороны погибли люди... И зачем она это мне сказала?

– Господи, как мне хочется напиться, – взвыл я.

– Ты не против, если я с тобой.

Я пошел к холодильнику, вытащил бутылку водки и банку маринованных грибов, прихватил из буфета два стакана и пару вилок. Все это свалил на стол. Разлил водку по стаканам и сунул Марине.

– На.

– За что выпьем?

Чтоб ты... сдохла, – мысленно послал ей рефлекс, но ответа не получил.

– Чтобы все закончилось хорошо, – вместо этого комплимента сказал я.

Марина ловко выдула стакан, подтянулась к столу и выхватив из банки грибок пальцами, сунула его в рот.

– Что то очень крепковато, – буркнула она.

Мне уже ничего не хотелось говорить. Я также пальцами вытащил гриб и заел горькое пойло. Бутылку мы выдули за двадцать минут. Так как водки больше в доме не было принялись за пиво. Я выпил пол банки и только тут почувствовал, что поплыл...

Проснулся от жажды, в горле сухо и противно, башка раскалывается на тысячи кусочков. За окном темно, в комнате тоже. Я лежал на диване с пустой пивной банкой в руке и пытался вспомнить, что же произошло. С трудом поднялся и пошлепал в кухню. Напился холодного чаю и... почувствовал, что опять окосел. Решил пойти в спальню, отлежаться. Несмотря на прилив алкоголя, я застыл на пороге комнаты. В моей постели уютно уместилась Марина. Девушка бесцеремонно укрылась одеялом и посапывала в две ноздри.

Позвонил брату Марины Володе и попросил срочно приехать ко мне домой.

Володя появился через двадцать минут и мы с ним засели на кухне.

– Привет, Юрка. Что произошло?

– Плохо дело, Вовка, я запил.

– Это на тебя не похоже. Хотя вонища...

– Сейчас в моей спальне спит Марина.

– Поздравляю.

– Лучше не поздравляй. Я тебе расскажу историю, от которой запил.

– Давай.

И я ему рассказал, все рассказал, как у меня был конфликт с Мариной и Анатолием Григорьевичем, как меня скинули с должности и как произошел взрыв цеха. Володя внимательно выслушал и задал несколько вопросов.

– Она тебе сама сказала, что поставила сопротивление?

– Сама.

– Может быть врет?

– Не знаю. Комиссия сделала другое заключение. Сейчас нельзя установить, сунула Марина в потенциометр что-нибудь или нет. Бокс разобрали, а металлолом отправили на переплавку. Такое впечатление, что кто то специально торопился, чтобы прикрыть следствие.

– Так что тебя волнует?

– Погибли и ранены люди и теперь я мучаюсь, по чьей вине они страдали.

– Ты прав, старик. Где эта кошка?

– Какая, кошка?

– Моя сестра, Марина?

– В спальне.

– Вот что, Юрка. Я ее родня, у нас кровь одна и я с ней разберусь сам. Ты посиди здесь, пойду поговорю с ней.

Володя уходит. Прошел час и вдруг я услышал в прихожей голос.

– Юра, мы уходим.

Я вышел к ним. Марина вся заплакана, Володя красный от гнева.

– Юрка, извини, мы торопимся, попрощайся с моей сестрой.

– До свидания, Марина.

– Прощайте, Юрий Андреевич.

И отвернулась от меня.

Вот так и кончилась эта история. Я никому не рассказал, что мне сообщила Марина. После того, как ее увез от меня Володя, девушка исчезла из города и как мне сообщил потом ее брат, она исчезла из города навсегда. С Мишей я разговаривал через три дня, после того как дал согласие на переезд в Киров. Вызвал его к себе в комнатку в спорткомитете и устроил допрос.

– Почему ты мне сказал все сразу тогда...?

Умненький парень все понял, он догадался, что я все знаю.

– Я не хотел подводить Марину.

– Но из-за тебя погибли люди. Наталья не знала, что реле не сработает, из-за этого температура в пресс-форме выросла в два раза.

– Мои расчеты были верны, если бы Марина сделала все как надо, аварии бы не было. И потом, Юрий Андреевич, цех так и так должен был взорваться, при том технологическом режиме, который был дан. Я же пытался этого избежать и очень жаль, что Марина ошиблась, не догадалась какие клеммы закоротить. Поймите, мы пытались ликвидировать аварию... Пытались.

– Ладно, не будем больше ворошить прошлое, жаль, что все так получилось.

– Юрий Андреевич, у меня к вам вопрос. А вы-то узнав всю историю, почему потом не донесли на нас с Мариной в прокуратуру?

– Не знаю. На этот вопрос мне очень трудно что-то ответить. Ваш неудачный опыт подорвал мою веру в справедливость. Я понимаю, может вы хотели сделать лучше, но увы, все получилось, как всегда... То что я не отнес заявление в прокуратуру, повлияло многое: здесь и подлость Анатолия Григорьевича, и то, что я не нужен на этом заводе, и жалость к вам и... погибшим. Ты думаешь, я перенес все спокойно? Нет, эта история, вернее эта тайна, будет мучить меня всю жизнь. Она теперь, как заноза сидит в сердце и я собираюсь уехать от сюда буквально травмированный...

– Вы знаете, где Марина?

– Нет.

– И совсем не интересуетесь, где она?

– Нет.

– А жаль. Выходит, ее вы все таки не простили.

– Не надо меня жалеть. Прощай, Миша.

Вот так, мы сухо простились.

Уже перед отъездом в Киров, я все же решил позвонить Саше, поздравить ее со свадьбой и простится.

– Кто это? – слышу ее тревожный голос в трубке.

– Это я.

– Юра?

– Я.

– Юрка, поганец, где ты был?

– В основном, на работе.

– Я не могла до тебя дозвонится. Приезжай немедленно ко мне.

– Что-нибудь случилось?

– Случилось. Я вся взвинчена и готова сделать с собой, что угодно. Мой жених оказался сволочью. Свадьбы не будет.

И тут она зарыдала в трубку.

– Хорошо еду.

В доме у Саши бедлам, вещи разбросаны. Она сама, как фурия мечется по квартире, от страха дочка с матерью закрылись в комнате. Когда я вошел, Александра обхватила меня за шею и зарыдала.

– Понимаешь... Юра..., он подлец, у него... оказывается есть ...

– Успокойся. Надо ко всему относится философски.

– Тебе легко сказать... Ты... бетонобойный..., сухарь...

– Я самый ужасный, это знаю.

– Нет, ты хороший, это я дрянь. Понимаешь, этот гад, подмазался к Светке, прямо, как ангел и я дура растаяла, а на самом деле... Сволочь, мерзавец...

– Давай сядем, поговорим.

Она неохотно отрывается от моей шеи.

– Пойдем на кухню, – вдруг спокойно и устало говорит она. – Я тебя чаем попою.

Сидя на табуретке, она успокаивается окончательно.

– Так что же мне теперь делать, Юра?

– Выходи лучше за муж за меня. Я тебе давно это предлагаю.

– Ты думаешь, так будет лучше?

– Конечно. Поедем со мной в Киров, я уже там договорился с работой, нам дадут квартирку и заживем, как нормальные люди.

– В Киров? Так значит, ты из-за меня... решил убраться в другой город. Юрка, я не знаю..., – на ее глазах опять появились слезы, – Неужели из-за меня? Неужели не мог вынести мой отказ?

Я не стал говорить про заводские неприятности и решил соврать.

– Из-за тебя.

– Господи, какая же я дура...