Текст книги "Я тоже виноват"
Автор книги: Евгений Кукаркин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Только, пожалуйста, без ЧП.
– Не беспокойтесь, Юрий Андреевич, все будет нормально.
Первый опыт изготовления новой порошины провалился.
Дома тихо, у меня свое хобби. Сижу за рабочим столом и по книге, об истории самолетов, из отходов пластмасс изготавливаю их макеты. Уже десятки самолетиков от самых первобытных братьев Рай и Фарманов до современных боевых истребителей и бомбардировщиков красуются на полках стеллажей. Работа трудная, ручная, особенно где требуется изготовить мельчайшие детали и даже без лупы не обойтись.
Хлопнула входная дверь.
– Кто там? – кричу, даже не сдвинувшись с места.
– Это я, – слышу голос Марины и тут же ее требовательные нотки к кому то. – Ставьте сюда. Спасибо. Вот вам деньги, как договорились.
– Спасибо, хозяйка, – раздается сиплый голос и тут же хлопнула дверь.
Поспешно выскакиваю из-за стола и бегу в прихожую. Марина стоит у двух здоровых чемоданов.
– Вот, Юрий Андреевич, привезла.
– Вижу. Чемоданы будут мешать на проходе, если ты не против, я сброшу их во встроенный шкафчик.
– Нет, не против.
Я схватился за ручку чемодана.
– Ого, уж не кирпичи ли там?
– Нет, книги...
– Хороший вес.
Дотаскиваю вещи до шкафчика и прячу там.
– Ну я пошла, Юрий Андреевич.
– Иди.
Второй день неудача. Порошина не получилась. Когда развели пресс-форму, куски пороха опять прилипли к металлу, окончательно развалив заготовку. Главный конструктор сомнительно трясет головой.
– Чего то не то..., – кривит губы он.
– Но мы же сейчас прессуем изделия для ракет, – говорю ему, – там схожий состав, почему же не получается.
– Состав другой, эта штука будет помощней той и не всякие опробованные добавки уже подойдут сюда. Видишь, старый ПАВ уже не подходит, да и толщина порошины другая, поэтому режим прессования изменен. Здесь можно считать все новое.
Я качаю головой.
– Видно у нас с вами будет очень длительная работа.
– Что поделаешь. Пока дают деньги, будем делать.
К пресс-форме подходит Миша и два слесаря с пластмассовыми скребками.
– Просьба, всем покинуть бокс, – просит мой технолог.
Саша в темно-синем платье и выглядит привлекательно. Я довез ее до клуба текстильщиков и у входа сразу же увидел Лешку со своей женой.
– Ба... Да это же Александра, – Лешка сразу потянул к ней руку. Здравствуй Сашенька. Ты выглядишь еще лучше, чем тогда на вокзале, когда провожали нас.
– Леша, здравствуй. Ты тоже здорово изменился, стал солидней...
– Познакомься, моя жена, Лена.
Они. разглядывая друг друга, пожимают руки.
– А я думал, с кем придет Юрка, – продолжает Лешка, – и не ожидал увидеть тебя. Надо же, как быстро летит время.
– Ты прав.
– Пойдемте в клуб. Сегодня будем гулять.
У входа в зал стоит наш бывший командир полка подполковник Сергей Павлович.
– Ребята, вы... Юрий, Леша, вот так встреча.
Он обхватывает нас за плечи и прижимает к себе.
– Сегодня радостный день встреч и горечь воспоминаний. Все же не следует нам забывать те годы, когда мы были связаны сильной дружбой и надеждой выжить. Идите, ребята, там много собралось наших... – подполковник подталкивает нас к залу.
Здесь полно знакомых лиц, но как изменились ребята, кто потолстел, кто похудел, кто выглядит безобразно, кто моложаво. Несколько инвалидов сидят в креслах с большими букетами цветов. К нам подошло несколько парней, эти учились вместе со мной в институте. Ко мне и Саше тянутся руки.
– Сашенька, какая ты..., – восхищенно глядит на нее Коля Румянцев.
– Мальчики, девочки, неужели это вы, – Гриша Шмелев нагло целует Сашу в щеку, а меня небрежно похлопывает по плечу.
– Ребята, как рада вас видеть..., – Саша по очереди обнимает их.
– Пойдемте, я там столик сообразил, – Гриша тащит Сашу за собой, вся наша группа идет за ним.
Это не столик, это стол. За ним две молодые женщины, которым нас сначала представляют, потом к ним подсаживается Гриша и Коля, это их примадонны. Еще двое бывших бойцов нашего взвода, толи со своими женами, толи подругами. Одного из них я знаю, это Володя Паршин, пулеметчик, демобилизовался из Афгана, раньше меня на год.
– Юрка, привет, – он тянет мне руку через стол.
– Привет.
– Хотел Машку, мою сестру, привести сюда, а она как узнала, что ты придешь, сразу отказалась. Чем это ты ее напугал?
– Машку?
И тут мне словно стукнуло по голове. Машка, это Марина Паршина, мастер цеха. Черт, никуда не деться от нее.
– Слушай, я даже не представлял, что она твоя сестра.
– Маша, твоя хорошая знакомая? – невинно спрашивает меня Саша.
– Она работает со мной в цеху.
– А...
– Ничего, ты Машку держи в ежовых рукавицах, – продолжает мысль Володя, – она жалуется, что ты несносный, въедливый тип...
– Это точно, – кивает головой Саша.
И тут они рассмеялись. Мы уселись за стол и приготовились пировать. Разговоры и воспоминания витали в воздухе...
Здесь сильно не разгуляешься, на столе только шампанское и фрукты, но находчивые афганцы уже выдернули припрятанные в складках одежды бутылки с водкой и шум встречи стал охватывать всех присутствующих. Выступил с данью к павшим командир полка, с здравицами – замполит и начальник штаба, орали перегретые спиртным сослуживцы, Саша пила небольшими порциями шампанское и похоже одна была более менее трезвой среди всех приглашенных. Заиграла музыка, это нанятый небольшой ансамбль пытался встряхнуть бывших сослуживцев. К Саше подлетел Гриша Шмелев.
– Александра, нечего рассиживать со своим бирюком, пойдем встряхнемся.
– Ты танцевать то можешь? – усмехается она.
– Я все могу. Пошли.
– Ты не против? – оборачивается ко мне Саша.
– Иди... иди.
Они уходят в другую половину зала, где уже организовалось что то на подобии – сбойчика. Хмельные пары пытаются двигаться в такт музыке. Мои друзья за столом шумят, вспоминая выжженную землю Афгана. Володя Паршин через стол рассказывает мне о себе.
– Я ведь из дома после войны ушел. Тошно было смотреть на родню, все там на меня смотрели, как на лишний рот. У меня тогда с работой было туго. В доме теснота. Нашел девчонку, вот она моя Ниночка, – он нежно кивает на свою подругу, – с нормальными родителями, женился на ней и ушел из дома. Осталась у родителей Машка, жалко мне ее, славная девчонка, но вот задавлена мамашей и глупостей много делает из-за нее.
– А мне она казалась очень ершистой.
– Конечно так и будет, вы же там как кошка с собакой. Она мне рассказывала все о тебе.
– Часто встречаешься с семьей?
– Помогаю... Как никак вырос то там.
Вечер вступает в последнюю фазу, когда надравшиеся афганцы чувствуют, что пора выпустить пары. Уже организовалась компания двинуть на ночь в баню и опробовать там сауну. Во главе с замполитом эти парни шумно уходят, утаскивая своих подружек. Володя примыкает к ним и за столом осталось несколько редких пар. Саша спрашивает меня.
– Юра, нам не пора?
– Да, поехали.
– Ты меня проводишь до дома? – спрашивает меня Александра.
– Конечно.
В такси я прижимаюсь к Саше.
– Поехали лучше ко мне.
– Юра, уже поздно. Меня ждет мама, Светка. Давай в следующий раз.
Теперь ее не уговоришь, я это знаю. Расслаблено откинулся на спинку.
– Не расстраивайся, – улыбается Саша.
– Я не расстраиваюсь, я злюсь.
Сашу проводил до дома и поехал к себе. Поднимаюсь по лестнице до своего этажа и вижу на подоконнике знакомый силуэт.
– Марина Ивановна? Что вы здесь делаете?
– Я... пришла к тебе..., но ключ... забыла, оставила дома...
Да она пьяная в стельку. От нее несет перегаром за версту.
– Марина Ивановна, вам надо домой или где вы там спите...
– Я... хочу спать с тобой..
И тут она икнула и стала подниматься с подоконника. Я понял, что никуда она уже добраться не может. Девушка вцепилась в стенку и медленно стала перебираться ко мне. Не дойдя шаг она, повалилась и мне пришлось ее подхватить.
– Надо же, нажраться как свинья.
– А вы тоже... нажрались...
Тут Марина отключилась, пришлось затаскивать ее в мою квартиру.
Пьяную куклу опять свалил на диван. Немного пришел в себя, окунулся под душем и вернулся в комнату. Как и в тот раз, раздел ее до гола и накрыл одеялом. Вот навязалась на мою голову. И так что у нас завтра... суббота, выходной день. Для кого– нибудь может быть и выходной, а у меня завтра похороны Василия Герасимовича. Все же немного высплюсь, хоть до одиннадцати.
Утром проснулся и вышел в гостиную.
– Эй...
Но что это? На диване Марины нет, как нет на стуле ее платья и одежды. Обошел всю квартиру... пусто. Ну и хорошо, меньше нервотрепки.
На кладбище мало народу. От цеха почти несколько человек, хотя приглашали всех. Прессовщица Клавдия Яковлевна встретила как родного.
– Юрий Андреевич, вот хорошо, что пришли. Представляете от завода вы из начальства, почти один...
– Каждый приходит по своей совести...
– Вот именно, мужик столько лет заводу отдал, а эти, никакого почтения... Да что с них взять, все молодые..., начальство, считай, пять раз менялось, пока Василий был начальником цеха.
– А где же наш профорг?
– Не пришел. Ему сейчас не до этого. Анатолий кляпает очередной пасквиль...
– Что это значит?
– А вы не догадываетесь? Он теперь метит на место Василия Григорьевича, вот и пишет тысячи бумаг, доказывая, что без него цех не пойдет в гору.
– А пасквиль то на кого?
– На вас, на кого же. Пока вы ему один дорогу перекрываете.
Настроение у меня окончательно испортилось. Подъехали машины с гробом и родственниками. Начался ритуал прощания. Кто то толкнул меня в плечо.
– Это я, Юрий Андреевич, – шепчет голос сзади.
Да это же Марина.
– Где ты была?
– Пораньше встала, ездила в морг к Василию Григорьевичу, а от туда сюда.
– Тихо, давай простимся до конца.
Я не поехал на поминки, а отправился к себе домой.
В воскресение отоспаться не дают. Бесконечные звонки в дверь поднимают с кровати. Сонный подхожу к двери.
– Кто там?
– Милиция.
– Чего?
– Милиция. Откройте дверь.
– Сейчас, оденусь.
Натягиваю штаны и рубаху, осторожно открываю дверь. Действительно на пороге два милиционера, четверо человек в штатском и одна женщина.
– У нас ордер, на обыск.
Милиционер протягивает мне бумагу, а один из штатских нахально отталкивает меня и проходит в квартиру, за ним послушно входят остальные. Я растерянно гляжу на них. Что еще произошло?
Обыск проходит быстро, мебели у меня мало, зато в прихожей находят два Марининых чемодана и подзывают меня к ним.
– Ваши чемоданы? – спрашивает меня милиционер.
– Нет. Мне их принесла знакомая на хранение.
– Вы знаете их содержимое?
– Нет.
– Гриша, помоги мне положить их на стол, – командует милиционер своему напарнику.
Они с трудом подтаскивают чемоданы к столу. Один затаскивают на него. Старший из гражданских тоже стал помогать, он копошится с замками и вот наконец крышка открылась.
– Граждане, понятые, – говорит милиционер, – подойдите поближе.
Женщина и мужик в косоворотке послушно подходят ближе. Из чемодана извлекаю небольшой мешочек, развязывают перевязь и высыпают на стол желтоватый песок.
– Смотрите, этот песок по внешнему виду похож на золото.
– Золото?
Я ошеломлен.
– Здесь около двадцати мешочков. Мы предполагаем, что в каждом мешочке почти килограмм, а это значит в чемодане около двадцати килограмм золота. Все что вы видите, составим протокол, а потом содержимое проверим в лаборатории управления и там же точно все взвесим, а сейчас откроем второй чемодан.
Сволочь Марина, в какую пакость меня затянула. Во втором чемодане тоже самое, те же мешочки с песком.
В управлении милиции меня долго держали, составляли массу бумаг, задавали десятки вопросов и, к моему великому удивлению, отпустили домой. Напоследок, капитан, что меня допрашивал, сказал.
– Вас спас ключ.
– Какой ключ?
– Тот, что вы дали своей сожительнице, любовнице или как там... Марии Паршиной. У нее нашли ключ от вашей квартиры. Она сначала отпиралась от всего, даже от вас, а после такой находки раскололась.
– И что она рассказала?
– А вот это вам знать не положено. Лучше отправляйтесь домой.
Воскресение пропало.
Мастер цеха, Марина Ивановна на работу не пришла. Мне пришлось срочно сделать перестановку кадров. Я вызвал Клавдию Яковлевну.
– Зачем вызывали, Юрий Андреевич, – спросила она, едва переступив порог кабинета.
– Марина Ивановна не вышла на работу. У меня к вам просьба, возьмите ее участок, а вместо себя для работы в боксе, вызовите со второй смены Наталью.
– А что с Машей такое?
– Пока не знаю. Буду выяснять.
– Хорошо, Юрий Андреевич, я возьму ее участок.
Как только прессовщица ушла, я стал звонить Марии домой. Трубка отозвалась мне хриплым голосом.
– Алле...
– Здравствуйте. Можно мне позвать Марину Ивановну.
– А кто это говорит?
– Это звонят с ее работы. Маша сегодня не вышла на работу. Я начальник цеха и очень волнуюсь за нее.
– Она видно долго не придет. Маша сидит в тюрьме.
– Вы ее отец?
– Да.
– За что ее посадили, можете сказать?
– Могу. Это мой идиот, родственничек, приехал из Сибири и привез ненужный товар, а потом впутал в свои дела бедную девочку...
– А Володя где, он знает что произошло с сестрой?
– Знает, мы звонили ему.
– Вы извините, что вас потревожил, у вас такие неприятности...
– Ничего, ничего. Машку только жалко.
Трубку бросили. Ну вот, я так и думал, что ее посадят.
Опять с опытной порошиной неудача. Не хочет чертова штука выходить из пресс-формы. Технологи из бюро и конструктора разочаровано смотрят на изуродованные куски от огромного бруска.
– Не знаю, что и делать? – говорит мне главный конструктор проекта, лаборатория дала рекомендации, не одна не подходит. Придется идти на ухудшение свойств, вставлять ПАВы, влияющие на структуру.
– Юрий Андреевич, – это меня окрикивает наш технолог Миша, – разрешите мне в следующий раз отпрессовать порошину. У меня есть одна мыслишка.
Руководитель проекта резко поворачивается к нему.
– Что за идея?
– Это пока мой секрет.
– Юра, разреши ему, пусть попробует. Если загубит еще порошину, все простим. А вдруг... выйдет, – умоляюще смотрит на меня главный конструктор.
– Ладно, пусть пробует.
Все таки Мишка умница и может что-то придумать.
В середине рабочего дня позвонил Володя, брат Марины.
– Юрка, привет.
– Здорово, Володя. Я сегодня звонил к вам домой, все знаю.
– Юрка, надо Машку спасать вытащить ее из тюряги.
– Как?
– Возьми ее на поруки. Напиши ходатайство от завода, что мол добросовестный работник, на хорошем счету, порядочный человек и так далее.
– Ладно, попробую.
– Как сделаешь, мы с тобой к прокурору пойдем, поговорим с ним. Только сделай бумагу побыстрей.
– Хорошо.
Повесил трубку и задумался. В этой бумаги помимо подписей руководителей предприятия нужна еще одна, нашего подонка, профсоюзного деятеля, Анатолия Григорьевича. Этот даст повод покуражиться и еще наделает гадостей
Анатолий Григорьевич кривит губы, читая подготовленное мною, ходатайство.
– Это еще что такое? Мы начинаем спасать уголовников...
– Она не уголовник, ее впутали в неприятную историю... К тому же Марина Ивановна наш человек, работает вместе с нами и ее судьба может быть в наших руках.
– Нет, такие вещи должны завершаться правоохранительными органами, а не нами. Виновата, пусть отвечает по закону, не виновата..., там разберутся и извиняться. Подписывать не буду.
Я понял, что от меня ждут покаяния и выдернув бумагу из рук проф бога, молча направился на выход.
В коридоре наткнулся на Клавдию Яковлевну.
– Юрий Андреевич, я вас ищу, – сразу же заговорила она, – как быть со сменой в вечер. Я же Наталью сюда выдернула... Может мне... У вас неприятности, – вдруг перевела разговор она. – Этот тип? – кивает на дверь Анатолия Григорьевича.
– Он отказался подписать ходатайство. Оно очень нужно для меня.
– Дайте посмотреть.
Она берет у меня из рук бумагу внимательно ее читает.
– Так вот, что произошло с Машей. Идите к себе Юрий Андреевич, я что-нибудь придумаю.
Клавдия Яковлевна решительно входит в кабинет профсоюзного деятеля.
К концу дня Клавдия Яковлевна зашла в мой кабинет.
– Вот бумага, Юрий Андреевич. Я ее сама оформила.
Я с удивлением вижу, что на ходатайстве стоят все подписи от директора до Анатолия Григорьевича и поставлена печать.
– Как вам это удалось?
– Пусть только попробуют мне что то отказать. Я ведь хай подниму до самого Владивостока.
– Спасибо, Клавдия Яковлевна.
– Ничего... Я ведь знаю, Машка хороший человек, а за таких надо побороться.
Я и Володя сидим перед помощником главного прокурора района. У него закончился рабочий день, но настырный Володя добился, чтобы нас приняли.
– Я в курсе дела Марии Паршиной, – говорит нам прокурор.
– Так нельзя изменить меру пресечения? – говорю я. – Человек может случайно оказался в этой связке.
– Я понимаю. Одно дело, когда человек не знал, что попал в переплет преступной организации. Это, например, касается вас. Мы поняли, что вы даже понятия не имели, что вам подсунули... Другое дело, когда человек знал и способствовал действиям преступников. Как участник преступления, он должен быть осужден. Так и Марина Ивановна Паршина, к сожалению, она участник...
– Но каждый участник преступления имеет свою долю вины. Я не думаю, что Паршина, занималась воровством или сбытом, она просто перевезла чемоданы...
– Да, но с корыстными целями. Ей за это обещали вознаграждение.
– Но за это наверно необязательно лишать ее свободы, – вступил в разговор брат. – Неужели, если вина сестры только в том, что она перевезла чемоданы и за это посулили ей деньги, обязательно сажать ее в камеру с насильниками и убийцами. Ведь вы вправе оставить ее на свободе и вызывать на допрос, когда это будет необходимо.
– Вы, кажется оба участники Афганской войны? – вдруг перевел тему прокурор.
– Да.
– Кто из вас звонил подполковнику Сергей Павловичу?
– Я, – сказал Володя.
– Вы серьезные ребята. Я уважаю афганцев. Такую трескотню подняли, вплоть до министерства юстиции и обороны.
– Так помогите нам. Вот Юрий Андреевич привез ходатайство. Завод берет на поруки Марину.
– Я сейчас не знаю, что делать. Дело Паршиной запросила районная прокуратура, это результат вашего давления на министерства. Что она решит, то и будет. Давайте я подколю ваше ходатайство и попрошу моего начальника нанести на ней свою резолюцию. Может это и поможет.
Прошло два дня, а я не могу понять, откуда в цеху узнали об этой истории. Что то в отношении людей ко мне изменилось, все с любопытством глядят на меня, а за спиной перешептываются. Уже бесцеремонно в мой кабинет вламывается Анатолий Григорьевич и по хозяйски плюхается в кресло.
– Как дела, Юрий Андреевич?
– Нормально.
– А что там у тебя было с милицией?
– Ничего.
– А мне сообщили, что ты замешан в контрабанде золота.
– Кто сообщил?
– Это неважно. Важно другое, ты, начальник цеха, непогрешимое лицо для своих подчиненных вляпался в это дело.
– Что вы хотите от меня, Анатолий Григорьевич?
– Только одного, вам надо подать заявление об уходе.
– Я могу разочаровать вас, Анатолий Григорьевич, ни в какое дело я не вляпался, мне даже не предъявлено обвинение и отпущен я не под подписку и даже не свидетелем.
– Это еще неизвестно. Мне сказали, что ваше дело еще могут пересмотреть. Тем более, что в нашем цеху у вас был соучастник, это мастер Мария Паршина, которая сейчас сидит в тюрьме и дает показания, весьма неприятные для вас.
– Это тоже вас сказал неизвестный источник?
– Какое вам дело, кто сказал. Важен факт.
– Тогда я вам все отвечу. Никуда с этой должности я не уйду. А то что там несут про меня, собирайте в отдельную папочку, пригодиться.
– Дело ваше. Так и так, придется с вами расставаться. Я желал вам добра, по собственному желанию уйти лучше, чем получить в трудовой книжке надпись, что вас выгнали... Это скажется и на вашем дальнейшем трудоустройстве.
И тут в кабинет без стука врывается Миша.
– Юрий Андреевич, я сделал. Порошина вышла из пресс-формы...
– Пойдем посмотрим.
Порошина лежит на лотке, сверкая глянцевостью стенок. Главный конструктор щупает ее руками.
– Хорошо получилось, – говорит он. – Как ты это сделал? – спрашивает он Мишу.
– Я добавил одну вещь, но сейчас не скажу какую. Порошину надо на анализ. Может я что-нибудь нарушил из ее свойств, – отвечает наш технолог. Если все в порядке, сразу сообщу свой секрет.
– Сейчас все сделаем. Ребята повезут ее куда надо.
Появились ребята, почему то в военной форме, закутали порошину одеялом и увезли на тачке в коридор.
Главный шлепает Мишку по плечу.
– Чего ты сидишь у этого бирюка в подручных? – кивает он на меня. – Иди к нам, будешь главным технологом проекта.
– Нет уж. Не люблю копаться в бумагах, лучше иметь дело с живыми вещами.
Когда все уходят, Миша доверчиво мне докладывает.
– А ведь я, Юрий Андреевич, вместо ПАВа бросил в порошок с компонентами мыло...
– Какое мыло? – недоумеваю я.
– Обыкновенное, хозяйственное... Растворил его в воде до гелеобразного состояния и все туда...
– Мда... Жди теперь результаты анализа.
Сижу дома и тут звонок в дверь. Я открываю и вижу... Марину Ивановну.
– Здравствуйте, Юрий Андреевич, – осторожно говорит она.
– Здравствуй, заходи.
Она входит в прихожую и мнется.
– Я ненадолго, Юрий Андреевич.
– Ненадолго, так ненадолго, иди в гостиную. Сядем, поговорим.
Она по привычке подогнула колени и село в кресло. Я сел напротив.
– Когда выпустили? – первый задал вопрос я.
– Только что. Я из КПЗ прямо к вам.
– Ну теперь все рассказывай...
– Да в общем то все это грустная история. Привез родственник из Сибири ворованное с прииска золото. Хотел здесь по своим каналам его загнать, но просчитался. За ним следили до последнего момента...
– Странно, но дождались бы, когда он это золото будет передавать, а не прятать по разным квартирам.
– Все испортил нелепый случай, родственник гульнул и по пьянке, кого то там порезал и оказался в тюрьме. Вся операция милицейских сразу застопорилась, вот они и решились все прервать и вернуть золото. Юрий Андреевич, я виновата во всем этом деле, втянула вас, теперь может испортила не только себе, но и вам жизнь. Простите меня, Юрий Андреевич.
– Мне в милиции сказали, что ты согласилась прятать чемоданы за деньги.
– Было такое.
– И что ты первоначально, пыталась все свалить на меня.
– Этого не было, клянусь, я ни ничем не пыталась вас подвести. В милиции сначала стали давить на меня, требовать, чтобы подтвердила, что вы участвуете в сделке с моим родственником, но я сразу сказала, что все сделала сама.
– А причем здесь ключ?
– Какой ключ?
– От моей квартиры, который нашли у тебя.
– Ах, вон оно что? – Марина задумалась. – То-то в милиции все время пытались узнать, когда я получила этот ключ. Что то у них по срокам не сошлось. Как я думаю, если бы я получила этот ключ на две недели раньше, то может быть у вас были неприятности..
– Как же ты доказала, что ключ тебе попался после свадьбы?
– Это не надо было доказывать. Нас прослушивали. В милиции была запись всех моих телефонных разговоров с родственником. Я там проговорилась еще до его приезда, когда от вас получила ключ.
– Понятно. Что теперь будем делать дальше?
– Я не знаю. Мне прокурор показал ходатайство завода, где меня берут на поруки. Значит, придется быть с вами. Я же еще под следствием, отпущена до суда.
– Тогда выходи завтра на работу.
– Я выйду. А там все уже все знают?
– Знают.
– Ну что же, придется потерпеть. Я пойду, Юрий Андреевич. Еще раз прошу, простите меня.
– Хорошо, иди.
Меня вызывает директор. Я сижу против него и он с доброжелательной улыбкой начинает разговор.
– Как в цеху дела, Юрий Андреевич?
– Пока все в порядке, Алексей Иванович. План выполняем, эксперимент с порошиной вроде бы прошел удачно.
Директор кивает головой.
– А что там произошло с Марией Паршиной?
– Запуталась девочка, но думаю, все с ней будет в порядке. Она уже выпущена на свободу и работает в цеху.
– А у вас? Вы тоже оказались впутаны в эту историю.
– Это ведь как посмотреть, Алексей Иванович. С одной стороны, вроде бы и прикоснулся, с другой – все обвинения с меня сняты.
– Понятно. Сейчас стоит вопрос о назначении начальника цеха и дирекция в затруднении поставить вас или другого человека. Кроме нас, есть и другие силы, которые не хотят, что бы вы получили назначение на эту должность. Например, из министерства пришла рекомендация на одного неплохого специалиста. Против вас они имеют только один факт, это то, что вы, как сами говорите, прикоснулись к уголовному делу.
– И кто же этот неплохой специалист?
– Ваш профорг, Анатолий Григорьевич.
– Да это уж классный специалист. Вуз он окончил двадцать лет назад и по специальности не работал совсем. Но раз уж все решено, куда же тогда поставят меня?
– Так и останетесь, заместителем.
– Честно говоря, у меня аллергия на Анатолия Григорьевича и очень противоположное от министерства мнение. Во первых не считаю его специалистом, а во вторых, у нас с ним полное расхождение по всем производственным и бытовым вопросам.
– Юрий Андреевич, я бы с радостью вас разделил, но пока других вакантных должностей у меня нет. Поработайте с Анатолием Григорьевичем, а через два месяца уйдет на пенсию Владимир Иванович, начальник технологического отдела, вот и займете его место. Это я вам твердо обещаю.
– Значит у вас все уже решено?
– Да.
– Тогда отпустите меня в отпуск. Я уже второй год не отдыхал.
– В отпуск?
– Ну, да, за два года.
– Многовато конечно, впрочем..., сдавайте цех новому начальнику и отправляйтесь. Может это даже правильно, придете через два месяца и мы вас переведем. Пишите прямо здесь заявление.
Анатолий Григорьевич уже занял кабинет Василия Герасимовича.
– Я очень рад вас видеть, Юрий Андреевич, – слащаво улыбается он.
– Цех принимать, когда будете?
– Сейчас. Прямо сейчас будем составлять акт. Что творится в цехе я знаю, уточним только в бухгалтерии, какие финансы у нас остались и вперед...
– Хорошо. Вызовем секретаршу и начнем.
Когда мы расписались в акте о приемке цеха и отправили документ в дирекцию, я решил выложить свои козыри.
– Анатолий Григорьевич, я с завтрашнего числа иду в отпуск.
– Как в отпуск? Я вас не отпускаю.
– Приказ директором уже подписан, так что извините. Я уже два года не отдыхал и имею права...
– Что за приказ? Я должен вас отпустить, а не директор.
– Приказ подписан до вашего назначения. Так что я пойду...
Вышел из кабинета и пошел в прессовочный участок.
– Мария Ивановна, – остановился около нее, – с завтрашнего числа я в отпуске.
– А кто вместо вас?
– Начальником цеха назначен Анатолий Григорьевич.
– Вот оно как все повернулось.
– Все нормально.
Я пошел дальше.
Саша отказалась ехать со мной в Болгарию. Сослалась на новую интересную работу и сложившиеся семейные обстоятельства. Пришлось укатить в Варну одному. Пофлиртовал с девушками, попил вино и провалялся на пляже всего 21 день.
Вторую половину отпуска решил поехал к родственникам в Сибирь, где бездарно потратил время на рыбалках и загулах с родней. Но за три дня до отлета домой, почтальон принес мне телеграмму, где меня просили срочно вернуться на завод.
В приемной, секретарша, увидев меня, сразу заторопилась.
– Юрий Андреевич, вас давно ждут.
Директор встретил нахмуренно и сразу же резко задал вопрос.
– Почему так поздно прибыл?
– С трудом поменял билеты на самолет.
– У нас здесь ЧП.
– Что произошло?
– Твой цех взорвался.
– Как взорвался? Этого быть не может. Там предусмотрена система защиты.
– Неудачно сработала твоя система защиты. Взорвался 6 бокс и крыша, вместо того чтобы отлететь в сторону, под действием ураганного ветра рухнула на правое крыло здания, где находились ваши склады. Пожар и мелкие взрывы разрушили здание. Есть погибшие и очень много раненых. Вчера прибыла государственная комиссия, я включил тебя в нее от завода.
– Господи, что же произошло?
– Вот и разберись. Ты же в конце концов специалист.
– А как же Анатолий Григорьевич?
– Никак. Сам определишься кто и как. Сейчас иди разбирайся.
Председатель комиссии, седой мужик, торопливо пожал руку.
– Мне уже говорили о вас. Так сказать, бывший обиженный начальник...
– Я не бывший. Как был на должности зама, так и остался...
– Знаю, всю документацию уже переворошил. В отпуск то укатил, чтобы не портить отношения с... Впрочем, сейчас это не будем разбирать. У нас в комиссии каждый занимается своим делом. Я бы попросил вас заняться технической стороной дела. Профессор Маликов тоже занимается этим вопросом, но я по опыту знаю, технарь от научных работников всегда отличается своим мнением. Поэтому подготовьте свое заключение о взрыве и ни в коем случае не согласовывайте его с мнением профессора.
– Понятно.
– Тогда приступайте.
Вот и цех, вернее то, что от него осталось, нелепые бетонные коробки боксов, засыпаны битым кирпичом, рядом хаос перекрытий и строительного мусора бывшего одноэтажного здания. Недалеко от меня кран, двое работяг курят папиросы, сидя в его кабине. Я подхожу к ним.
– Вы чего здесь делаете, ребята?
– Да вот, прислали нас растаскивать плиты из завала..., а тут пришел какой-то тип и говорит, что комиссия еще не закончила работу и остановил нас. Бригадир пошел уточнять...
– А не могли бы вы меня на тросе закинуть внутрь вон той коробки, – я пальцем показываю на 6 бокс.
Все входы в боксы завалены кирпичом и есть только один способ очутиться внутри, перелететь через бетонные стенки, они одни и остались, ведь вырванную крышу унесло от взрыва.
– А вы кто?
– Я член комиссии...
– Да в общем то можно, но трос грязный, все в масле будете.
– Перчатки есть?
– Есть. Я вам даже могу курточку подкинуть.
– Тогда давайте их сюда и подкатывайте к стене.
Трос медленно опускается и я пытаюсь разглядеть, что творится внутри бокса. Верхней плиты пресса нет, ее унесло вместе с крышей, кривые, толстые штанги от нижней плиты, нелепо уставились в стенки бокса. По размерам искореженной матрицы, я понял, что это взорвалась экспериментальная пресс-форма. Соскакиваю с крюка на пол. Солнечные лучи не могут проникнуть в этот куб, но еще светло и можно рассмотреть всю обстановку. Бетонную дверь в цех совсем не тронуло. Зато рядом, небольшое бронированное стекло в стене, все равно не выдержало давления и растрескавшись, вышло из пазов держателей и вползло наполовину в пультовую. Я подошел к этому окошку и заглянул внутрь. В крошечном помещении никого. Подтягиваюсь за держатели окна и стараюсь влезть в узкую щель между отошедшим стеклом и рамой. Прямо грудью свалился на маленький столик, здесь два рабочих журнала. Читать невозможно, так как почти совсем темно, да это и не надо. На стенах самописцы, я ощупью вскрываю крышки, снимаю круглые диаграммы , а также диаграммные ленты, сложенные гармошкой. Нащупал брезентовый мешок, в котором обычно операторы носят приборы и все бумаги и журналы запихиваю в них. Кажется все. Выползаю через окошко в бокс и подхожу к остаткам пресс-формы. Даже при слабом свете меня поразила краснота налета, пятнами покрывшую матрицу, особенно там, где прижимался пуансон. Лезу в сумку, достаю одну из диаграмм и ключами от квартиры пытаюсь соскрести налет на бумаги. Это с трудом удается. Закручиваю диаграмму в пакетик и кладу в сумку.