Текст книги "Мне приказал ОН"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Слышны по коридору шаги, я спешно заскакиваю в кабинку и прикрываюсь дверцей. Кто то вошел и пошел в соседнюю кабинку. Слышу плещется вода. Наконец немец спустил воду.

– Ты чего? – слышен акцент.

– Да вот, угорь вскочил, – это голос Лешки.

– Угорь... А... Нарыв...Как это у вас..., в баню ходить надо..., в парнуху... Ха-ха-ха...

Хлопает дверь. Шаги удаляются.

– И что же мне светит? Что там предлагает Сталин? Опять штрафной... или тюрьма до победного конца?

– Это небольшой выбор, ты прав, но есть еще один вариант... служба в отдаленном гарнизоне на Чукотке.

– Врешь. Это они уже только обещают. Никогда еще эта система не прощала, своих предателей.

– Ты, другое дело, у тебя слишком известная фамилия. Смотри сам, там наверху предлагают сделку, просят все, отец, Вера, наконец.

– При чем здесь Вера?

– Она беременна. У нее будет ребенок от тебя.

– Это ты специально...?

– Она просила, когда тебя увижу отдать письмо и адрес, где она возможно будет рожать. Вот возьми.

Открываю дверцу и протягиваю ему пакет. Он не глядя запихивает бумаги в карман.

– Мне здесь задерживаться больше нельзя. Где я тебя могу найти?

– Я тебя сам найду.

Лешка торопливо уходит. Я медленно хромаю к кухне.

В кухню влетает официант и направляется ко мне.

– Ну что? – тихо спрашивает он.

– Мне нужно убраться, – отвечаю ему, склонившись к уху. – В следующую субботу в тоже время, откройте мне дверь.

Он кивает головой.

– Пошли.

Мы идем к черному ходу.

Сейфулин передает мне палочку.

– Как там? – шепотом спрашивает Григорий.

– Никак. Продолжение следует.

Мы идем по темным улицам, стараясь не нарваться на патрулей. Как только входим в дом к Марине Сергеевне, я всем своим командую.

– Собирайтесь, мы уходим. Кроме Григория, он останется здесь для связи.

– Может подождете до утра? – предлагает хозяйка.

– Нет. Григорий, подойди сюда.

Мы отходим в сторону.

– Я не знаю, как себя сейчас поведет Свищев, – тихо говорю ему, – толи он поднимет гестапо, толи промолчит, но я подстраховываюсь и ухожу. Предыдущие группы захвата погибли и кто в этом виноват, нам не сообщили. Если в городе будет неспокойно, не рискуй, затаись. Мы прибудем в следующую субботу, если что то возникнет, ну например, начнутся повальные поиски, облавы, усиление патрулей, прибытие дополнительной жандармерии, нарисуй углем на стенке сарая, которая обращена к огородам, круг. Если все спокойно – вертикальную черту.

– Понял.

– Тогда счастливо оставаться.

Мы идем в кромешной темноте по огородам, впереди Павел, он ведет группу в лес.

Уже очень холодно и мы ежимся в своих полу брезентовых плащах. В лесу совсем темно и приходится все время подсвечивать спину впереди идущего товарища. Наконец Павел остановился.

– Куда теперь, товарищ лейтенант?

– Надо найти место, чтобы организовать стоянку. Хорошо бы там разжечь костер и согреться.

– Понятно.

Павел нашел яму, за вывороченной из земли, громадной елью. Это была стена из земли и корней. У нас только один топор и мы поочередно рубим жерди и ветви, чтобы сотворить что то на подобии шалаша. Когда внутри загорелся костер все ожили.

– Так что дальше, товарищ лейтенант? – спрашивает Павел.

– Будем ждать.

– Вы с ним говорили?

– Да.

– Ну и как?

– Это мы выясним на следующей встрече. Дарья включай рацию, дай в центр шифровку, что переговоры начались...

Неделя прошла тягуче медленно. Наконец мы тронулись обратно. В Сентябре дни короче и мы пошли в часа три, чтобы к пяти быть у Марины Сергеевны. Так же ползем по огородам, подкрадываемся к сараям и ... столбенеем. Дома Марины Сергеевны нет, одни головешки, да печь с трубой, вытянутая как рубка корабля вверх. Сарай не потревожен, хотя дрова из него частично выкинуты и дверь выломана. На задней стенке углем нарисована жирная черта вниз... Что же произошло?

– Слушайте меня все. Дарья, спрячь радиостанцию, закопай ее под стенкой сарая. Остальным, все лишнее оставить здесь, взять с собой оружие и гранаты. Сейфулин, дорогу до казино помнишь?

– Да.

– Веди.

Уже темно, но мы чуть не нарвались на патруль, пришлось просидеть в парадной дома. Когда вышли к казино, было около восьми вечера.

– Ребята, надо сделать у черного входа засаду. Сейфулин, перекроешь улицу, мало ли, вдруг придется прорываться через главный вход, но все равно, надо и держать под пристальным вниманием эти двери. Дарья, держи под прицелом черный ход с противоположной стороны улицы. Павел, помоги ей сориентироваться, а сам потом заляжешь здесь, между этими бочками с отходами.

– Понятно, товарищ лейтенант.

– По местам.

В девять часов щелкнула задвижка двери. Тот же плюгавенький официант ведет меня на кухню и заталкивает в угол, на очистку лука и морковки. Все остальные повара также безразличны ко мне и делают свое дело. Проходит часа полтора, из зала входит официант и кивает мне головой. Я опять отправляюсь к уборной.

Их пяти кабинок, одна закрыта.

– Леша...

Дверь открывается и пистолет упирается мне в грудь.

– Привет, Серега.

– Я пришел за ответом.

– Не будет тебе никакого ответа. Я все обдумал и ни одному твоему слову не поверил.

– Даже с Верой?

– Даже с Верой. Я ее почерк не знаю, и не верю, что писала она. Но не в этом дело, то что я переспал с бабой и она сама нарвалась, так это не моя вина. Плевал я на всех этих сук. Здесь их тоже до дури.

– Хорошо, что же дальше?

– Я тебя сдам.

– Ты также сдал предыдущих, вот почему ты стал таким. Мы то думали, что на тебе крови нет.

– Неправда, те сами в петлю полезли, они в меня стреляли.

– Если я пойду прочь, ты меня тоже убьешь?

– Убью. Порву сразу со всеми окончательно. Со Сталиным, отцом, прошлым, с... Верой или как там... Мы взяли Сталинград...

Он так и сказал, МЫ. И тут во мне закипела злость. Я рванул его руку с пистолетом в бок и правой дал в зубы. Лешка и раньше был слабее меня, но у меня сейчас за плечами была не та спортивная форма, а многомесячная больница и страшные боли в животе. Не смотря на это, Хрущев повалился на стульчак. Я крутанул пистолет и Лешка взвыл.

– Ой.

Пистолет оказался в моих руках. У него губы в крови и он держит одну руку у рта, другая на коленях с неестественно распухшим пальцем. Лешка сплевывает два зуба в стенку.

– Тебе от сюда не выйти, – выдавил он.

Слышны чьи то шаги. Я захлопываю дверцу, закидываю крючок и, запрыгнув на планки прибитые для устойчивости к стенке, наставляю пистолет к Лешкиному виску.

– Свищев, – слышен гортанный звук, – у тебя все в порядке?

Я придавливаю ствол к его голове.

– Все в порядке, гер... капитан.

– Чего у тебя с голосом?

– Зуб, заболел.

– Не ешь много сладкого. Твоя Машка прелесть, отдай ее мне.

– Не могу. Я обещал ей...

– Ха-ха-ха. Обещал. Таким курочкам, можно что угодно обещать. Пока ты здесь обсераешься, ее уведет лейтенант Крамер.

– Пусть только попробует.

– Ну-ну. Не задерживайся долго.

Слышен звук воды. Четко звучат шаги и хлопает дверь. Я жду когда шаги совсем пропадут в коридоре. Соскакиваю на пол и откидываю крючок..

– Пошли.

– Нет. Никуда не пойду.

Я подождал когда Лешка выпрямится, а затем двинул стволом в живот и когда он согнулся от боли, заехал рукояткой пистолета по голове. Он обмяк. Я сгибаюсь, поддеваю его под свое плечо и выпрямившись, направляюсь к коридору. Дикая боль рванула в животе, меня сразу охватил пот. Но мыль бьется одна, только бы никто из фашистов не вошел в коридор. Я проковылял до кухни и перед изумленными , бросившими свою работу поварами , иду к двери черного хода. Отодвигаю задвижку и выхожу в темноту ночи. И тут яркий свет фар ударил в лицо. Напротив стоит машина, попался – только и понял я. Требовательный голос на плохом русском пролаял.

– Брось офицера. Руки, вверх.

Боль давит в животе так, что мне сейчас просто не до команд, хочется просто упасть и замереть... Грохот выстрелов будоражит ночь. Наверно в меня. Я падаю вместе с Лешкой на землю...

Меня подбирают руки Павла.

– Быстрее, лейтенант, сейчас набегут...

Где-то вдоль улицы стрельба и гремят разрывы гранат.

– Что со мной?

– Вы упали.

– А этот...?

– Забросил в машину.

– Какую машину?

– Не до объяснений. Пошли.

Рядом Дарья, они тащат меня волоком. Головой забрасывают на заднее сидение машины, прямо на живот неподвижного Лешки. Павел заводит машину и задом разворачивается на улицу. Вдруг что то плюхается мне на спину, и слышится отчаянный крик Сейфулина.

– Пошел.

От этой тяжести я совсем... сдох. Опять потерял сознание.

Меня приводит в чувство вода, она льется на подбородок и затекает под рубашку на грудь. Кругом темно, только фонарики освещают лицо.

– Лейтенант, все в порядке? – слышен голос Дарьи.

– Где мы?

– Где то на лесной дороге.

– А что с этим, Свищевым?

– Упакован, – это уже голос Сейфулина.

– Павел, сориентируйся, надо спрятать машину и вернуться в Россошь за радиостанцией.

– Сейчас.

Фонарики сдвинулись вперед.

– Не могу, товарищ лейтенант, надо дождаться рассвета. Мы мчались по первым попавшимся дорогам, у меня нет ни каких ориентиров.

– Хорошо, ждем рассвета.

Мы подняли над машиной брезент и затихли, подремывая.

Утром Павел прошелся по дороге вперед и назад, потом пришел к машине.

– Я думаю, надо машину бросить вон там в кустах и идти на юг...

– Нам нужна радиостанция.

– Я знаю. Поэтому предлагаю разделиться. Вы втроем, вместе с пленным идете к речке Новая Калитва, до этого поворота, – он показывает мне карту, и ждете меня. Я приду с радиостанцией. Если через три дня ничего не появлюсь, уходите...

– Пойдет. Будь осторожней. Григорий наверно погиб из-за неосторожности...

– Почему так думаете?

– Он мне оставил знак, что все в порядке...

– Хорошо, я пошел.

Павел от нас уходит. Мы закатываем машину в кусты. Я развязываю Лешке рот.

– Пошли.

– Не пойду.

– Дурак, тебе была обещана жизнь, а так... получишь пулю и загнешься здесь.

– Хорошо, иду.

– Сейфулин...

– Я

– Пленного под твою ответственность. Руки не освобождать, привязать дополнительно веревку и как на поводке вести до места...

– А если он захочет?

– Сними штаны сам, потом застегни, но перед этим привяжи конец веревки за что-нибудь...

– Есть.

Весь день мы шли до реки, и когда вышли на берег, я повел отряд на запад к изгибу реки. На месте встречи, мы замаскировались в кустах и сделали из лапника, что-то похожее на лежанки.

– Эх, пожрать бы, – говорит Сейфулин. – Мы же все свои мешки там оставили.

– Лучше попей воды, она рядом.

– Ну ее... Неужели Павел не догадается захватить еды.

Павел пришел на следующий день, усталый как черт. Он принес радиостанцию и мешок с едой, все же догадался...

– Ну что там в городе?

– Суматоха. Кругом полно патрулей, дороги перекрыты жандармами.

– Дарья, когда у тебя связь?

– Вечером.

– Тогда ребята всем в воду?

– Что???

У них полное недоумение.

– Нам надо на ту сторону реки.

– Но вода такая холодная, что сразу загнемся.

– Река метров двенадцать. Не успеем замерзнуть.

– А как же этого?

Они кивают на пленного.

– Развязать. Вас три человека, попытается удрать, пристрелить и утопить, но сначала сделайте небольшой плот. Радиостанция должна быть сухой.

Дно реки поганое, все в ветвях, корнях и обрушившихся деревьях. Проклиная все на свете, наш отряд и Лешка перебираемся на тот берег. Я разрешаю в лесу, сделать из плащ-палаток шатер и разжечь костер. Мы долго греемся, потом Лешку связываем опять. Вечером Дарья выходит на связь.

– Вам ответ. Вот.

При свете фонариков и отблесков костра, читаю.

– "Поздравляем, с успешной операцией. Ждите выхода в эфир завтра. Лавр."

– Кто это? – удивляется Сейфулин.

– Лаврентий Павлович... Берия, наш нарком.

Наступила жуткая тишина.

Прошла половина суток, на том берегу лай и шум. Мы залегли в кустарнике, приготовившись к бою. Вдоль берега идут солдаты с собаками. Они проходят нас и идут дальше вверх по течению.

– Почему же нас не учуяли? – удивляется Дарья.

– Сейчас большие росы по ночам, – пытается объяснить Павел, – если бы они шли за нами через два часа...

– Значит они шли за тобой Павел, по твоим следам, – говорю я.

– Не может быть, Я был осторожен.

– Хорошо, что мы вовремя переправились, – замечает Дарья.

Мы опять дождались очередного сеанса связи. Дарья, писк морзянки быстро переносит в блокнот в виде колонок цифр.

– Странно, они попросили подождать и не прерывать связь.

Она расшифровывает и бледнеет. Голос ее почти охрип.

– Это вас, он...

– Кто?

– Сталин.

Я выдергиваю лист бумаги.

" Немедленно. Лично лейтенанту Маркову. Приказываю расстрелять предателя родины. Василий."

– Сообщи, шифровку принял. Выполняю приказание.

Дарья зашифровывает ответ и передав в эфир, опять получает колонки цифр. На этот раз эта шифровка из управления НКВД.

"После выполнения приказа, отправляетесь на запад, В районе Обояни войдете в отряд Кичкаря. Там получите указания. Кант. "

– Ну что же нам все ясно. Поднимайтесь, Свищев. Пошли.

Я вывожу его из нашего убежища и веду в лес. Перед большой сосной разворачиваю.

– Серега, меня приказали расстрелять?

– Да.

– А ты им верил...

– Верю и сейчас.

– Вытащи у меня из кармана портсигар. Там письмо и адрес Веры. Позаботься о ней.

Я выдергиваю из нагрудного кармана кителя металлический портсигар с красивыми тиснеными вензелями и узорами, весьма большую редкость на фронте. Раскрываю его и вижу там чуть сыроватые бумаги.

– Хорошо.

Я поднимаю пистолет. У Лешки из глаз льются слезы.

– Прощай, Серега.

Несколько раз стреляю ему в грудь. Он кулем падает на землю. Ко мне подходит Павел и Сейфулин. Павел вдруг выдергивает пистолет и стреляет Лешке в голову.

– Зачем это? Уже не нужно, он мертв.

– Мне приказано сделать контрольный выстрел.

Я не спрашиваю, кто приказал, но я уже знаю, кто в нашем отряде подослан палачом.

Теперь мы свободны от лишнего "груза", по приказу идем на запад.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Кончилась война. Я не дошел даже до Германии. Сначала попал в партизанский отряд Кичкаря, потом из-за болезни живота, меня на самолете отправили в Москву, опять долго лечился. Лишь, в декабре 1944 года, меня комиссовали и разрешили ехать в Ейск. Там я женился на Тасе, устроился работать на обувной фабрике.

Июль 1965 года.

Опять в Москве. Жара не обычная. Меня встречает Дарья. Располневшая до невозможности. Она хлопает по плечу и говорит.

– А ты ничего. Хорошо выглядишь.

– Тогда я был доходягой.

– Помню, мне все тогда казалось, что ты потом обливаешься, от того, что трусишь. Потом Сейфулин сказал, в чем дело. Сильный ты мужик, Сережа.

– А где Сейфулин?

– Где то в Казани, служит в милиции. Важный стал. Павла убили где– то в Кенигсберге. А Григория не убили, ты знаешь, он дожил до победы...

– Что же с ним было?

– Сейфулин мне сказал. Григорий попался из-за предательства, проболтался в тюрьмах, а потом наши под Корсунем его освободили. Но дожил мужик до встречи, умер и причем, в день смерти Сталина. Ты сейчас куда поедешь, ко мне или в гостиницу?

– Хочу поехать к нему..., на дачу...

– Как хочешь, я тебя отвезу, но предупреждаю, там забор, охрана, к нему не пройти...

– Давай попытаемся.

Дарья ведет к "москвичу". За рулем усатый мужчина.

– Знакомься, мой муж, Костя.

Тот кивает головой.

– Сергей.

– Залезай в машину, я буду указывать маршрут.

Мы садимся в машину.

– Как там Тася?

– Молодцом. Уже завуч в школе.

– А сын?

– В артиллерийском училище на втором курсе.

– По стопам папочки пошел. Направо, потом опять прямо, – она указывает мужу куда ехать.

– А твоя дочь, уже выскочила за муж.

– Дуры сразу за муж не выскакивают, умчалась на великую стройку, город Шевченко возводят... Теперь влево...

Машина послушно сворачивает влево.

Мы едем час, наконец появляется высокий двух метровый забор.

– Приехали. Ты уж иди к калитке сам.

– Хорошо.

Я долго давил на кнопку звонка. Молодой парень в светлой рубахе, открыл дверь.

– Вам чего?

– Мне бы поговорить с Никитой Сергеевичем.

– Вам назначали?

– Нет.

– Тогда не могу.

– Скажите ему, старый фронтовик, хочет кое что уточнить для истории.

Тот смотрит на мою грудь. Орден Ленина, Красной Звезды, медали "за отвагу" и "Сталинградскую битву", полученные мной за Харьковскую операцию и действия под Россошью.

– Ваши документы.

Я достаю паспорт. Охранник долго читает, посматривая на меня.

– Я сейчас поговорю.

Меня впустили через четверть часа. Охранник ведет через сад к небольшой беседке. На скамейке он, Никита Сергеевич, без традиционной шляпы, чуть усталый, в помятом костюме, но глаза безумно любопытные.

– Марков Сергей Павлович, я о вас не слышал... Где вы воевали?

– На Барвенковском выступе, потом в одной операции под Воронежем в конце 1942 года.

При слове "Барвенковском", Никита Сергеевич поморщился. Еще бы, он же был там, в должности Члена Военного Совета Армии и его часть вины лежит на этом поражении.

– Что же вас интересует?

– Незначительная операция под Россошью.

– Я не знаю о ней.

– Меня туда послал Сталин.

Хрущев сразу изменился, улыбка пропала на его лице.

– Рассказывайте.

– Мне было приказано, поймать вашего сына, Алексея... Я выполнил эту операцию...

Бывший генсек молчит и тут с трудом говорит.

– У меня нет сына, Алексея.

– Перед смертью Алексей, – я сделал вид, что не слышал этой фразы, просил вам передать вот это...

– Что это?

– Портсигар, с письмом его девушки Веры.

– Я повторяю, у меня нет сына. Я вычеркнул его из жизни.

– Вера родила дочку, она дочка Алексея.

– Меня это не интересует, чья дочь.

– Видите ли, я решил выполнить последнюю волю умершего. Ваше право выбросить эту вещь. Я пожалуй, пойду.

Я встаю и выхожу из беседки.

– Постойте, – раздается сзади голос. Никита Сергеевич спешно спускается ко мне. – Я вас прошу, никому никогда не рассказывайте эту историю. Эта боль моего сердца, заноза в нем. Я его действительно выкинул вон из памяти и живу этим с 42 года.

– Хорошо. Я никому не буду об этом рассказывать.

Он жмет мою руку.

– До свидания.

Охранник неожиданно вынырнул из-за деревьев и повел меня на выход.

Портсигар с письмом Веры остался лежать на скамейке в беседке.

Продолжение этой истории было через три дня, когда меня пригласили в КГБ. Просто позвонили в гостиницу и попросили зайти на Лубянку к 10 утра. Я пришел, мне выписали пропуск на третий этаж и вот в огромном кабинете сидят двое пожилых людей и с любопытством глядят на меня.

– Сергей Павлович, нам бы хотелось узнать, все о сыне Свищева, Алексее.

Ишь, значит за мной после встречи Никитой, наблюдали, а разговор наверно сумели записать.

– Видите ли, это долгая история.

– У нас время есть, мы подождем.

– Хорошо.

Я им рассказываю о моей встрече с Алешкой в Ейске, как мы попали в штрафной батальон, как он бежал и как мне было приказано его ловить.

– А мы ломали голову, кто его..., вон как оно обернулось, – заметил старший, – в архивах, только всего несколько слов: " Послана группа для его уничтожения". Спасибо за информацию.

– Значит вы все это хотели рассказать Никите Сергеевичу? – спросил другой.

– Он меня не захотел слушать. Сказал, что это не его сын...

– Ладно. Вы кажется здесь в Москве на встрече друзей?

– Да.

– Тогда не будем вас больше задерживать. До свидания, Сергей Павлович.

Умер Никита Сергеевич Свищев, через пару лет пал от руки бандитов подполковник милиции в отставке Сейфулин. Дарья свихнулась на нервной почве, и оказалась в псих больнице. Остался я, со своей маленькой тайной.

Однажды приехал навестить нас сын, он уже командир части. Вот на рыбалке, под водочку, я ему и выложил все. Он хмыкнул.

– Хочешь я расскажу эту историю одному писаке. Пусть прославит твое прошлое на весь Союз.

– Думаешь разрешат.

– Придет время, разрешат.