Текст книги "37-й пост"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Он говорит, что полевые командиры на этой дороге не хотят вступать в бой с русскими, что это добровольцы, которые под руководством родственника Максуда, Исмаила хотели задержать вас до прибытия главных частей, которые двигаются за русскими.

– Дух, тоже доброволец?

– Доброволец.

– А где сейчас Исмаил?

– Ушел в горы.

– Значит за нами идет Максуд?

– Да.

– Положите его здесь у дороги. Все равно умрет.

– Если он не врет, – замечает Хворостов, – то главная опасность сзади, а не спереди.

– Она везде. Плохо быть последним.

Теперь мы едем почти первыми, впереди лишь маячит разведчик, оторвавшись от колонны метров на сто. На броне нет раненого, который стеснялся Ковалевой, он убит и теперь лежит в одном из грузовиков. Прижавшись к башне, сидит Джафаров, его левая рука в шине. При прыжке с БТР он упал на камни и сломал руку. У Коцюбинского вся щека рассажена об камни, докторша замазала все йодом и теперь подсохшая кровь, создала из лица маску урода. Как я не гнал Ковалеву на другие машины, она все равно едет с нами, также поджав колени и прижавшись к другой стороне башни. Здесь же сидит и бывший пленник лейтенант Петров. Этот держится на стреме, крепко держа в руках автомат. Из бывшего состава нет также другого легко раненого, я его отправил на другие машины.

– Сержант, а чего вы не захотели на другой транспорт, подает голос Петров.

– Здесь роднее.

– Но зато теперь в два раза опаснее.

– С Коцюбинским сразу страх пропадет. Если бы не его консервная банка, быть нам всем в одеялах.

– Как что, так Коцюбинский, – ворчит молодой.

Мы проезжаем какой то перевал и тут разведчик впереди нас останавливается.

– Первый, – слышится с него, – впереди провал...

Наш БТР подъезжает к нему. Перед нами возникла удивительная панорама. Дорога километра три была прямолинейна, как натянутая нитка она медленно спускалась вниз и также медленно поднималась к противоположному склону гор.

Все на броне насторожены и готовы скатится с машины.

– Второй, третий подтянитесь все ко мне, – прошу я по связи всю колонну.

У бронетранспортера собираются все офицеры.

– Ну и видок, – говорит Хворостов, – если там стоит хотя бы одно орудие всей колонне конец.

– Я тоже так думаю. Когда то здесь духи уничтожили целый мехполк. Петров, иди к разведчику, веди БТР на ту сторону. Проскочи потом еще на километр в глубь и если все чисто, вернись на тот гребень и сразу вызывай нас. Лейтенант, – киваю Хворостову, – ставь танк и орудие здесь. Если БТР обстреляют, фитили по высоте.

Офицеры разошлись.

– А вы чего здесь? – обращаюсь я к сидящим на броне. – Марш от сюда.

Я протянул руку Ковалевой, но она соскочила сама. Все убрались с брони. Лейтенант перехватил автомат и побежал к разведчику, там, взобравшись на броню, присел за башней.

– Приготовились, Петров пошел.

Мы наблюдаем за движущейся машиной.

Петров проехал по всей дороге до самого подъема, пропал за горбом вершины и вскоре возвратился обратно. Он подал сигнал, что все в порядке и колонна тронулась по этой странному пути.

Как только мы перебрались через каньон, я приказал всем остановиться и опять собрал офицеров.

– Товарищи офицеры, если тот маджохед был прав, то за нами идет Максуд и он захочет любым путем нас достать. Хорошо бы ему преподнести урок.

– А если дух не прав? – засомневался Костров.

– Прав он или не прав, но то что Максуд на хвосте я не сомневаюсь. В силу своего личного отношения ко мне, он не захочет дать нам возможность уйти на родину.

– Старлей, я так тоже думаю, – говорит Петров. – Если и встречать Максуда то только здесь.

– Раз так, маскируйте танк, выдвигайте между камней орудие. А бронетранспортеры подготовьте к неожиданному маневру. Всю пехоту на возвышенности и не высовываться. Джафаров. Сержант Джафаров.

Он стоит рядом. Ему уже привязали руку к груди.

– Воевать то можешь?

– Могу.

– Бери Коцюбинского, еще пару полу инвалидов и иди туда за хребет. Чтобы на нас с тыла не напали, охраняй дорогу.

– Пошли, Корявый, – обращается сержант к Коцюбинскому.

– Пошли, Однолапый...

Они показались к вечеру. Без разведки, колонна бронетранспортеров и несколько грузовых машин двигались по дороге. Вскоре больше сорока машин вошли в каньон и первые стали подниматься по откосу к нам.

– Хворостов, давай.

Заревел двигатель танка он вышел на горб дороги и начал стрелять вниз. Забухало орудие. Колонна Максура сразу затормозила и гранатометчики Петрова выпустили первые ракеты. Наши БТРы выкатились на крошечные пятачки возвышенности и своими пушечками молотили грузовики Максуда. Неожиданно танк прекратил стрельбу.

– Хворостов, в чем дело?

– Снаряды кончились.

– Как кончились?

– Так. Их всего было шестнадцать.

Через минут пять и орудие прекратило стрельбу. Там тоже доложили, что боеприпасов нет.

– Черт подери, отбой. Где там Петров?

Мы дождались лейтенанта Петрова с солдатами и, посадив всех на машины, тронулись в путь. У башни сидит по прежнему Ковалева.

– А где сержант? – спрашивает она.

– Сейчас посадим.

Мы проехали метров триста и увидели Джафарова и его солдат, они стояли вдоль дороги и махали руками.

Весь состав опять на броне. Джафаров посмеивается над Коцюбинским.

– Ты у нас как талисман...

– Это почему же?

– Ты и раньше был не подарок, поэтому духи при виде твоей рожи всегда палили от страха не туда куда надо, а сейчас будут просто разбегаться...

– Иди ты в...

– Ну нельзя же так, Коцюба, здесь же женщины.

Коцюбинский сплевывает и со злостью отворачивается.

– Ребята, присматривайте за дорогой, – просит лейтенант Петров, – не отвлекайтесь, мы еще прошли не все испытания.

Наступила тишина. Через минут десять Петров обращается ко мне.

– Как ты думаешь, что сейчас делает Максуд?

– Если жив, то по радио ведет переговоры с полевыми командирами, что впереди нас.

– Думаешь нас все же поджидают?

– Я здесь воюю давно и думаю, что сейчас надо ждать не прямого нападения, а мелких пакостей. Разгром колонны Максуда уже известен по всей округе, поэтому в лоб не полезут...

– Значит, жди мин и камнепадов...

– Еще забыл про снайперов...

Ковалева поежилась, теперь мы до рези в глазах смотрим на дорогу и горы.

Через два часа попадается село, на его окраине, трое вооруженных бородачей, стоят рядом с нашим разведчиком на дороге и машут руками. Бронетранспортер с чиханием останавливается рядом с ними.

– Бекет, среди вас есть Бекет? – коряво спрашивает один из афганцев.

– Я старший лейтенант Бекетов.

– Бекет, мы предлагаем мир. Я командир отряда контролирующего семьдесят километров дороги. Ты не трогаешь нас, мы тебя спокойно пропускаем.

– Я согласен.

– Тогда прощай, Бекет, пусть тебя убьют другие...

– Прощайте, чтобы вы без меня сдохли...

Мы любезно раскланиваемся. В их глазах ненависть и ярость. БТР медленно разгоняется.

– Интересно, выдержат они договор или нет, – спрашивает врачиха.

– Посмотри налево и направо, здесь громадное село, почти город. Мы могли бы его смести его с лица земли...

– Чем, – отзывается Петров, – у танка ни одного снаряда, гранат мало...

– Но они то не знают...

– В этом наше спасение.

Колонна тянется по центральной улице. Похоже для афганцев война закончилась. Спокойно ходят люди, чуть ли не под колесами бегают дети, кое-кто даже машет нам рукой.

Проскочили этот городок и на сухих однообразных плато стали попадаться сельскохозяйственные поля с маисом и кукурузой... и мелкие деревеньки.

– Скоро ночь, где мы приткнемся? – спрашивает Петров.

– Надо использовать благоприятную обстановку. Проскочить эту нейтральную территорию и ночью прихватить еще километров двести, если конечно удастся...

Утром всегда ослаблено внимание. До наших, по моим подсчетам, километров двадцать. Только что рассвет вступил в свои права и мы поеживаясь от холода, въезжаем на последнюю каракулю горных дорог.

– Тормози, – орет Павлов, – тормози.

– Стоп, – кричу я в лорингафон, дублируя его команду.

Грохот взрыва обрушивается на машину. Меня скидывает на крупный гравий и сверху чье то тело плюхается на спину. Опять оглох, в голове звон, с трудом пытаюсь подняться и отталкиваю мягкое тело человека. Да это же врачиха.

– Галя, ты как?

Она поднимает голову и открывает рот. Губы шевелятся, но я ее не слышу.

– Чего ты говоришь? Я ничего не слышу.

Меня хватают за плечи чьи то руки. Я оглядываюсь. Это лейтенант Петров, он оттаскивает меня в сторону. Постепенно звон исчезает и до меня доносятся звуки.

– Лейтенант, ты как?

– Чего то с моей головой. Лучше посмотри Королеву.

Петров уже трясет врачиху.

– Вы способны встать?

– Я ничего..., я могу...? – cтонет она.

– Там надо посмотреть людей.

Пытаюсь встать и закололо так, словно в голову впились тысячи гвоздей. Подъехал еще один бронетранспортер, с него попрыгали солдаты. Меня поддерживает Костров.

– Старлей, ты в порядке?

– Что с машиной?

– Наехали на мину.

Я стараюсь сосредоточится на дорогу впереди машины. Постепенно резкость восстанавливается и видна небольшая воронка у истерзанного колеса БТР.

– Как же разведчик прошел?

– Черт его знает, точно между минами колеса прошли.

– У нас много пострадало?

– Почти все. Погиб шофер, в тяжелом состоянии радист и раненые на мешках внутри машины.

– А как врачиха?

– Блюет. Вон там за камнем.

Теперь виден, торчащий из-за камня, вздрагивающий зад Ковалевой. Я пытаюсь распрямится и опять боль, но она уже током прошла по телу.

– Пошли людей расчистить дорогу.

– Хорошо. Стоять можешь?

– Могу.

Костров побежал к приближающимся машинам. Теперь я могу медленно оглядеться. На краю дороги лежит Коцюбинский, рядом с ним сидит прислонившись на камни Джафаров и тупо смотрит на дорогу. Недалеко, уже кто то в одеяло, завернул тело водителя. Остальные пострадавшие лежат на другой стороне дороги.

Два солдата осторожно осматривают дорогу и через пол часа докладывают, что все в порядке, дорога очищена. Нам приходится бросить уже негодный бронетранспортер и укороченная колонна опять тронулась в путь. На этот раз я сижу на втором бронетранспортере, а в первом разведывательном, едет за старшего Костров. У нас на броне людей, как селедок в бочке, кроме старого состава, здесь все прежние знакомые, Джафаров, Коцюбинский, Королева. Лейтенант Петров поехал вместе с Костровым.

Через час с правой стороны дороги возникает большое поселение. Идущий впереди бронетранспортер вдруг резко сворачивает и начинает обстреливать дома. Стреляют все, и те кто сидят на броне, и из башни, и даже из боковых лючков в броне. Наш БТР так же включился в это неистовство. Сжав зубы, с яростью палит Коцюбинский, Джафаров, придавив автомат к башне стреляет прицельно. Кто то из солдат встал и лупит из автомата веером. Вспыхнула ближайшая мазанка. В это время подъехал танк и сходу рванул корпусом в ближайшее строение и пошел, пошел дальше, по всему глинобитному поселку. С него спешно соскочили солдаты и, разинув рот, смотрят на вал пыли и обломков, двигающийся к центру поселения.

Меня дергает Королева за руку. Она прижимается ко мне и кричит в ухо.

– Останови ты это безумие.

– Бесполезно, они обозлены.

– Но там же ни в чем не повинные люди.

– Это их участок дороги и кто т о из них заминировал дорогу.

– Да сделай же что-нибудь.

– Прекратить стрельбу, – ору я и для начала выстрелил из пистолета над ушами ближайших двух парней.

Стрельба начала стихать и вскоре совсем прекратилась. Колонна неподвижно замерла, только труженик танк продолжать давить и утюжить поселок.

Похоже все устали. Ночь, проведенная в дороге, сказалась на людях. Уже мало кто следит за окружающей местностью, солдаты дремлют, а я не даю команды становиться и отдохнуть. До наших осталось ровно полтора часа.

Мы прибыли на ближайший контрольный пункт. Его командир, худощавый капитан с удивлением смотрит на проходящую колонну. Наш БТР останавливается рядом с ним.

– Вы от куда? – спрашивает нас офицер.

– С 37 поста.

– Разве его... не это... Мы же были уверены, что вас давно нет...

– Нет, не это... мы живы и целы.

– О вас мне никто не сообщал... По этой дороге уже год из наших никто не проезжал.

– А мы прорвались...

– Я пойду доложу о вас в штаб...

– Товарищ капитан, – я спрыгиваю на землю, – мои люди устали. Вы не против, если мы здесь встанем и пару часов отдохнем.

– Хорошо. Вам все равно через тоннель сейчас не пройти. Там такое столпотворение... Отдыхайте и мне спокойней, как никак почти батальон за спиной. Встаньте там, вон за той высотой. Мои люди все просматривают, сразу предупредят если что.

– Сзади наш катили маджохеды, так что будьте внимательны.

Меня будит командир поста.

– Старлей, проснись, маджохеды.

Я тут же отрываюсь от брони и соскакиваю на землю. Привыкшие к чуткому сну солдаты, тревожно подняли головы.

– Где?

– Развернулись перед постом, но не нападают.

– Почему так поздно разбудил?

– Странно все. Не нападают, только разворачиваются, причем нагло. Открыто ходят, открыто стоят.

– В ружье, тревога, – подаю я команду. – Выйти из-за холма. Развернуться лицом к посту.

Колонна ожила. Бронетранспортеры зашумели моторами, выезжая на исходные позиции перед постом, солдаты спешно группировались за ними.

Духи, действительно вели себя странно, они совсем не остерегались. Их БТРы спокойно стояли, вытянувшись в неровную линию, перед ними группировались маджохеды и что то кричали нам. Появилась белая тряпка, несколько людей, размахивая ей, шли к нам.

– Бекет, у вас есть Бекет...

– Чего это они? – удивляется капитан, командир поста.

– Это они ко мне. Мой старые друзья. Я пойду на встречу, держите их на прицеле. Где переводчик? Передайте по цепочке, переводчика сюда, – кричу своим.

Маленький солдатик отрывается от второго от меня БТРа и несется ко мне.

Капитан доводит нас до своих окопов и спрыгивает в них, я же перескакиваю, а бедный переводчик сначала залезает в окоп потом бежит влево и по земляной аппарели вылезает на поверхность, опять мчится ко мне, делая такой невообразимый зигзаг. Теперь мы идем по нейтральной земле к приближающимся парламентерам.

Я его сразу узнал. Это Максур со своими приближенными.

– Привет, Бекет, – тараторит переводчик.

– Разве ты еще жив Максур? Я думал, что оторвал тебе голову в ущелье.

– Не нашлась еще пуля или снаряд, чтобы поразить меня.

– Жаль.

У него только нервно дернулась бровь, но Максур взял себя в руки.

– Мне поручено предложить тебе перемирие.

– Ты же хотел мой череп видеть у себя дома, как же пересилишь себя и не начнешь первым стрелять?

– Я не только хотел твой череп, я хотел скормить собакам твое сердце, смешать с навозом твои кости, впрочем... мне и сейчас хочется тебя проткнуть вертелом и жарить на костре...

– Максур, если тебе нужен я, мира не будет, если тебе нужен мир, выкинь из головы мысль о мести.

– Это не моя воля, высший шариат республики и новый президент постановили прекратить военные действия. Убегающего шакала нельзя доводить до бешенства.

– Впервые ты сказал разумные вещи. Прощай, Максур, мы приняли мир с автоматами на изготовку.

– Прощай. Хоть бы ты сдох.

Я повернулся и пошел к своим. Солдатик переводчик шел рядом.

Часа через четыре опять появился капитан.

– Старлей, твой батальон ждут у туннеля. Только что по рации начальник штаба дивизии дал шифровку.

– А вы? Когда снимут вас?

– А нам приказано продержаться сутки и идти за вами.

– Счастливо отделаться от духов. Чтобы никто у вас не был убит или ранен.

Колонна опять движется по шоссе. Солдаты повеселели, уже нет того напряжения и почти никто не следит за ближайшими холмами. Джафаров мурлыкает какую то песню, Коцюбинский ковыряет засохшую кровь со щеки, машину трясет и у него опять стало кровоточить, врачиха мечтает о чем то своем, солдаты переговариваются или курят.

– Наши, – вопит молодой солдат.

На пересечении дорог мы замечаем замершую цепочку грузовиков. Сначала там встревожились, увидев нас, но, услышав вопли радости наших солдат, паника прекратилась. Едем вдоль колонн и вдруг, на большом разрыве их, заметили регулировщика, отмахивающего флажком. К БТРу подходит капитан, с повязкой на руке.

– Кто старший?

– Я. Старший лейтенант Бекетов.

– Вам приказано, грузовые машины, оставить здесь. Всех раненых и мертвых переместить туда. БТРы и танки отправить к туннелю в распоряжение полковника Макрецова.

– Что произошло?

– Пробка. В туннеле пробка. Вам все по месту объяснят.

Опять унылый вид. Справа проплывает бесконечная колонна застывших машин, бензовозов, пушек...

– Там что то произошло? – спросила меня врачиха, как всегда мертвой хваткой вцепившись в кронштейн башни..

– Похоже произошло несчастье, но мне ничего не разъяснили.

Мы подъезжаем к скоплению техники. Большая группа военных сосредоточилась у двух газиков. Я спрыгиваю с БТРа и иду туда. Толстый полковник выделялся среди всех. Он оторвал голову от карты, расстеленной на капоте, и уставился на меня.

– Откуда, старший лейтенант.

– С 37 поста. Прорвались сюда по южному шоссе.

– С 37? Странно... По южному шоссе..., но мы там не воевали. Я не слышал о вас. Сколько у вас БТР?

– Девять машин и один танк.

– Прекрасно. Всех лишних людей с машин снять, оставить только шофера и еще кого-нибудь, кто умеет водить БТР. В туннели пробка, от отработанного газа машин, травятся люди, уже скончалось несколько человек. Задача выволочь сюда все застрявшие машины. Я здесь собрал еще несколько БТР возьмите над ними командование. Дайте шоферам противогазы или заставьте одеть марлевые повязки, пропитанные водой. У вас фельдшер или врач есть?

– Врачиха.

– Хорошо. Разверните здесь походный медицинский пункт, используйте для этого своих солдат. Всех отравленных и погибших вот на эту площадку.

Он показывает вправо от туннеля, где раньше была, площадка для ожидания.

– Но если там застряло много техники, то на этой площадки она не разместится. Сколько там машин?

– Не знаю. Знаю одно, тоннель односторонний, поэтому если один БТР туда зайдет, другим надо ждать здесь у входа. Как только он вернется и притащит сюда машину, заезжает следующий. Здесь вы снимаете всех , кого найдете и транспортируете машину дальше, чтобы не загружать эту площадку. Вот в этот район, это ближайшая пустая площадка.

Полковник тыкает пальцем на карту. Я вижу на ней кружок, километров за двадцать от туннеля.

– Я понял. Разрешите съездить с первой машиной в туннель?

– Нет. Занимайтесь здесь приемом пострадавших.

– Есть.

Солдаты вопросительно смотрят на меня.

– Всем. Долой с машины. Поступаете в распоряжение лейтенанта Ковалевой.

– Меня? – она в недоумении открыла рот.

– Да. Разворачивайте здесь медицинский пункт. Сейчас сюда будут прибывать отравленные и мертвые.

– Господи. Когда это кончится? Уже войне конец, а жертвам нет конца. Мальчики, тащите вон на ту площадку одеяла, плащ-палатки, НЗ и воду. А вы, она обращается к Коцюбинскому и Джафарову, – пройдитесь по колонне и соберите медикаменты, особенно поищите кислородные баллоны.

– Баллоны?

– Да, да.

– Но где они здесь?

– Ищите, может чего и найдете. В этой нелепой войне всякие чудеса возможны.

БТРов набралось много, со всех частей понемногу. Первый ушел носом, а приполз кормой, ведя на прицепе "Урал", накрытый тентом. Мои ребята тут же на смотровой площадке распотрошили его. Восемь человек без памяти лежат на одеялах. БТР поволок машину дальше, а уже в туннель заехал следующий.

БТРы притащили из туннеля около сорока машин. На площадке лежат в беспамятстве солдаты и офицеры, в стороне у самой подошвы скального склона завернуты в одеяло покойники. Несколько очухавшихся военнослужащих отползли в сторону или ушли к машинам, возле которых полно солдат. Уже стемнело, к нам подкинули еще нескольких врачей и санитарок, увеличили число бронетранспортеров для вывоза машин. Я подсел к грязному, как шахтеру под землей, капитану. Он сидит, облокотившись на камень и вяло поливает свою голову водой из бутылки.

– Как себя чувствуете?

– Хреново. Голова болит. До родины было два шага, а так и не дошел.

– Скоро вас отправят.

– Дудки, раз здесь этот толстый придурок, Макрецов, значит командующий что то задумал.

– Что там произошло в туннеле?

– Как всегда, неразбериха и трусость при бегстве. Шоферы замучались за баранками машин уже вторые сутки непрерывно удирают из этой сволочной страны. Эти, говнюки – офицеры– тыловики, вывозят все, от рваных кальсон до вагонов радиоэлектроники, после грабежей центральных складок Кабула. Вот и произошло несчастье, один из шоферов заснул за баранкой, врезался боком в стенку тоннеля и его машину боком отшвырнуло, под колеса, ехавшего попятам "Урала". Сзади этой пробки прибывали и прибывали машины и никто не догадался дать команду выключить двигатели. Так и стояли, пока люди не стали падать в обморок... Даже после этого, половина машин двигатели не отключила...

– Там нет вентиляции?

– А при строительстве этого туннеля вентиляцию не предусматривали. Считали, есть вход в гору, через тридцать километров выход, должна быть естественная циркуляция воздуха... О..., смотри, сам боров идет сюда, не тебя ли он ищет.

К нам подошел полковник Макрецов.

– Можно вас, старший лейтенант? – Мы отходим в сторону. – Доложите, как обстановка?

– Двадцать два человека мертвы, около двухсот отравлены газом.

– Понятно. Теперь слушайте внимательно. Через восемь часов сюда прибудет арьергард, прикрывающий нас по дороге на Кабул. Ему надо освободить дорогу. Там за туннелем наша земля и будет осуществлена торжественная встреча последних войск из Афганистана. За ней пойдут колонны застрявшие здесь. Командующий решил, чтобы не омрачать настроение граждан нашей страны, всех мертвых и тяжело раненых, также задохнувшихся вывезти в следующую ночь...

– Но их же всех вырежут маджохеды. Основные же боевые части уйдут завтра...

– Вот чтобы этого не было, соберите своих солдат и офицеров, всю свою технику и оседлайте вот этот перекресток, – полковник достанет карту и показывает злополучную дорогу, на которой я встретился с нашими. – Создайте здесь заслон.

Нас всех перебьют, – мелькнула мысль, – опять не повезло.

– Для вашего усиления, к себе присоедините отступающий пост с южного направления.

– У меня нет снарядов к пушкам и патронов.

– Вам все выдадут. Вон у крайней машины майор Селезнев, – Он кивает на толстенькую фигуру военного, лопающего большую банку консервированной каши с мясом, – обратитесь к нему, он все достанет. Машин со снаряжением и боеприпасами у него полно, так что будете обеспечены под завязку.

– Разрешите сейчас моих людей вывести от сюда, – я киваю на площадку заваленную мертвыми и отравленными людьми, – надо им дать отдохнуть.

– Выводите.

– А как же эти..., – киваю на лежащих.

– Сейчас организуем пустые машины и положим их туда. Когда вы утром следующего дня приедете сюда, пропустите всех перед собой в туннель.

– Как же они здесь сначала на жаре, потом ночью в холоде, без квалифицированной пом...

– Это не ваше дело, старший лейтенант. Вам приказано выйти последним, выходите. После вас не должно быть ни одной машины.

– Разрешите идти.

– Идите.

Стало почти темно. Офицеры уныло стоят передо мной.

– Собрать все машины, всех солдат, мы едем обратно на перекресток дорог, будем там прикрывать отступающие части.

– Что они там, сдурели? – возмущается лейтенант Хворостов. – Опять мы. Мало нам 37 поста, так и здесь, как штрафников опять каждую гнилую дыру заталкивают.

– А где полки прикрытия? – спросил Петров.

– Они парадным шагом сегодня утром пройдут перед трибунами, там за хребтом. Показуха, мать ее..., а мы за это своими жизнями отдувайся

– Показушники, хреновы, – тоже ругается Костров. – Им наплевать, что здесь столпилось столько людей и техники, больных и раненых, которым срочно нужна помощь... Ишь, что придумали, перед телеками повертеться, показать, какие мы лихие...

И тут наш замполит вывернул такой мат, длинной в полторы минуты, что у меня даже кожу защипало под бинтами.

– И это говорит замполит, – хмыкаю я.

– И говорю. Ради вшивой политики, им угробить несколько тысяч человек, что скопилось здесь, раз плюнуть. Вся эта война, я признаюсь вам честно, пахнет говном, и за этот запах, мы должны погибать.

Мы все разинув рот смотрим на разбушевавшегося старлея.

– Хватит, – останавливаю я его, – вон там несколько машин, видишь охрана при них... Подтащи туда танк и машину, пусть получат снаряды, там же нас всех заправят горючим, тушенкой, водой и выдадут патроны. Тыловики уже получили приказ. Иди, действуй.

Замполит, как пьяный уходит в темноту.

– А вам, ребята, – говорю остальным, – собрать всех людей. Через два часа выезжаем.

На броне сидят темные фигуры. Я фонариком освещаю лица.

– Джафаров, все на месте?

– Так точно.

– А это кто? Ковалева? Вы что здесь делаете? Вам приказано принимать пострадавших здесь...

– Плевала я на эти приказы. Там врачей и санитаров уже полным полно. Без меня справятся.

– Слезайте. Оставайтесь здесь.

– Товарищ старший лейтенант, я приписана к этой части и для того чтобы меня отсюда сняли, нужен... танк...

– Правильно, – раздается голос Коцюбинского, – будьте танком, товарищ старший лейтенант.

Все засмеялись.

– Разговорчики. Черт с вами, поехали.

Колонна в темноте идет по шоссе в обратную сторону.

На перекрестке, звенят лопаты, слышно кряхтение и мат– пере мат. Солдаты роют укрытия, таскают камни в этой не родной противной земле. Наступает рассвет и вдруг задрожала земля. Все прервали работу. Сзади нас по шоссе с развернутыми знаменами проезжают боевые полки. Впереди, на БТР из люка торчит сам командующий, он небрежно взглянул на нас и проехал дальше.

– Это они должны стоять здесь, а не мы, – слышен голос сержанта.

– Прекратить треп, всем за работу, – это уже голос "свихнувшийся" Кострова.

Ко мне подходит капитан, командир поста, он явно не доволен тем, что попал в мое подчинение, да еще к младшему по званию.

– Товарищ старший лейтенант, на моем участке духи все прибывают и прибывают... Не боятся, сволочи.

– Как это?

– Подошли еще около двадцати бронетранспортеров, несколько пушек и много-много пехоты. Открыто ходят, галдят.

– Пойдем посмотрим.

Действительно, вид невероятный. Техники много, она стоит открыто и кучами, кругом жгут костры, вокруг них сидят духи, отдыхают или жуют. По лагерю бродят отдельные воины, дети и даже собаки.

– Может вдарить по ним, – предлагает капитан.

– Они в ответ с такой силой так вдарят, что сметут нас как щепку. Нам надо дождаться следующего утра, пропустить последние колонны, потом смываемся и мы.

– Смотрите, от них отделяется человек и машет белой тряпкой.

– Не стреляйте, пропустите и позовите мне переводчика

Через двадцать минут ко мне подводят парня с редкой бороденкой в нелепой тюремной шапочке. Он заговорил и переводчик поспешно затараторил.

– Мне нужен Бекет.

– Это я.

– Мой хозяин, уважаемый Максур, прислал меня сказать вам, что если к утром не уберетесь, он нарушит перемирие. Завтра утром, на нашей территории не должно быть ни одного неверного.

– Передай ему, что я согласен. Утром я уйду.

Парень кланяется, стреляет глазами по сторонам, солдаты выталкивают его за бруствер.

Вечером у меня в щели собрались все офицеры. Замполит приволок две бутылки водки и торжественно выставил их на камень.

– Откуда достал?

– Да еще там у туннеля, достал у интендантов. Эти, гады, везли машину водки и тут же торговали...

– Разливай.

Мы наливаем водку по кружкам, я передаю одну Гале.

– Будешь?

– Буду.

– За конец войне.

Все выпивают, Ковалева морщится, но тянет кружку до дна. Мы спешно заедаем водку хлебом с селедкой.

– Я все же духам не верю, – вдруг говорит Костров, – навалятся на нас ночью и все.

– Что будет, то будет. Последняя ночь в Афгане. Слышите, за нами гул. Это идут колонны, последний шум войны.

– Так мы и уходим, никого не победив? – вдруг спрашивает Галя. – Зачем же тогда все эти жертвы?

– Мы выполняли интернациональный долг, – это говорит капитан, которого прикрепили ко мне.

– Был бы ты на 37 посту, никогда бы не ляпнул таких вещей, – парирует ему Костров. – Считай, что это вторая, после войны 1905 года с Японией, самая позорная война в истории России.

– Ну уж ты и скажешь...

– Он прав, – это уже Хворостов, он кивает на замполита. – В войне, в которой неизвестно за что воюешь, от которой уже все устали, нет выигрыша. Докторша спрашивала зачем такие жертвы, так я скажу, непонятно зачем. Американцы ради своих амбиций, сунулись во Вьетнам и получили по морде, мы повторили тот же путь.

Все замолчали. Вдали гудела колонна машин.

– А вот что будет со мной? – это вдруг спросил лейтенант Петров. Попал в плен, теперь не карьеры, не армии мне не видать.

– Я в наградные на тебя представлю, может все и образуется, – говорю ему я.

– Ты не знаешь нашу тыловую сволоту. Это в других странах, бывший пленный – человек, а у нас нет...

– Не скули раньше времени, – вдруг сказал замполит. – Еще до дома доехать надо.

Опять наступила тишина.

– Ладно ребята, – это уже говорю я, – давайте не расслабляться. Если еще выдержите по одной, давайте допьем и по своим местам. Хоть она и последняя ночь, но самая тревожная.

Никто выпить не отказывается. Молча допивают водку и уходят по своим местам. Рядом со мной осталась докторша, она сидит на одеяле, закутавшись в теплую куртку, и прижалась к стенке окопа.

– Галя, куда поедешь после войны?

– К дочке, в Тамбов, она там у родителей.

– А муж где?

– Муж объелся груш. Нет мужа.

Она замолчала и я понял, что она не хочет больше распространяться на эту тему.

– Как же ты оказалась в армии?

– Призвали. Как врача призвали, два года тому назад.

– Но ты могла бы и не согласиться.

– Могла бы, да муторно чего то на душе было, вот и согласилась.

На шоссе по-прежнему шумели колонны машин.

– Давай я тебе голову перебинтую, – вдруг сказала Галя. – Если приедешь на родину, может это будет последняя повязка войны, сделанная на Афганской земле.

Мы выдержали до утра. Гул машин на дороге исчез и я приказал готовиться в поход. Вместе с нами просыпаются духи. Мы выезжаем на шоссе, там пусто. Теперь колонна движется к туннелю. За нами на расстоянии, примерно на метров 400, двигаются БТРы душманов.

На нашем бронетранспортере все та же команда: Джафаров с перевязанной рукой; Коцюбинский, как то повзрослевший, со щекой, заляпанной корками высохшей крови; Королева с ободранными коленями, ее брюки явно нуждались в ремонте; лейтенант Петров, много претерпевший в плену, и теперь, с тревогой смотрящий вперед. Я тоже выгляжу не лучше и представляю какой я грязный и усталый.

У туннеля уже установили шлагбаум, два бронетранспортера охраняют вход в черный провал в скале. К нам выходит майор и пристально смотря на нас, кричит.

– Кто старший?

– Я. Старший лейтенант Бекетов, командир 37 поста. Со мной полу батальон, по приказу полковника Мокрецова прикрывал от духов южное шоссе.