Текст книги "Евгений вновь, но не Онегин"
Автор книги: Евгений Корюкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Евгений Корюкин
Евгений вновь, но не Онегин
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог».
А. Пушкин «Евгений Онегин»
I
«Мой дядя жил всегда без правил
И до сих пор не занемог.
Он уваженье в грош не ставил
И не выдумывал, что мог.
Как можно рифмовать такие
Слова – ведь однокоренные!
О, интересно, Пушкин смог
Принять бы дерзкий мой упрёк?
Хотя в порыве вдохновенья
Какой порядочный поэт,
Творя поэму иль сонет,
Был строгим к своему творенью?
Мог он и смыслом пренебречь,
Была бы только внятной речь».
II
Так в размышленьи этом странном
Наш новый пребывал герой.
Да быть ему здесь безымянным
И появляться лишь порой!
Для современных поколений
Неважно – будет он Евгений,
Иван, Василий, Пётр, Федот,
Абрам… – нет, здесь не анекдот!
Сто лет назад, мы знаем с вами,
Один сатирик и поэт[1]1
Имеется в виду роман в стихах поэта-сатирика XIX в. Дмитрия Минаева (1835–1889) “Евгений Онегин нашего времени”.
[Закрыть]
Роман в стихах свой вывел в свет;
В нём был Базарова чертами
Онегин новый наделён;
Сюжет почти же сохранён.
III
Тут благородно подражанье,
И я решил, читатель мой,
Свое наивное созданье
Облечь онегинской строфой.
Поверьте, ямб четырехстопный –
Размер достаточно удобный:
Как ни крути – со всех сторон,
Как табурет, устойчив он.
Люблю гекзаметр[2]2
Гекзаметр – стихотворный размер в античной поэзии. Им написаны «Илиада» и «Одиссея» Гомера.
[Закрыть] я античный
Но попадись антисемит,
Сочтет (не всяк в душе пиит)[3]3
Пиит – устаревшая форма слова «поэт», часто встречается в поэзии 18–19 вв.
[Закрыть],
Его фамилией циничной.
Вот и Гомер, гласит молва,
Был древним греком лишь едва.
IV
Родным для нашего героя
Был город на брегах Невы.
Порой случается такое –
Жить там, где и родились вы.
А кто с лимитною пропиской
С лет молодых столкнулся близко
И Ленинградом был пленён,
С тех пор в нем и прописан он…
Герой же обладал наш скромно
Простым достоинством одним:
Был петербуржцем коренным –
Сказать посмейте: дар никчёмный!
Но знал он, искренний педант,
Что дар есть не всегда талант.
V
Обычным будучи ребёнком,
Пошел он в школу за углом;
Его примерным октябрёнком
Мечтать учили день за днём
О всем предписанном наследстве –
О пионерском славном детстве.
Со златокудрым Ильичом
На сером пиджачке своём
Носил он звездочку доколе
Под барабанов бравый бой
Он, от восторга сам не свой,
Был не введен в зал главный школе,
Где пятипалый символ днём
Зарделся галстука огнём.
VI
И дева старая – вожатый –
Под тяжкий шелест кумача
Его блюсти взывала свято
Тогда заветы Ильича;
И были всех важней на свете
«Святые» заповеди эти.
Им было трудно счет вести –
Их было больше десяти!
Не всё быть отроком весёлым…
Настала юности пора –
Что звалось шалостью вчера,
То пресекалось комсомолом!
Кто ж, комсомольцем юным став,
Не чтил доходчивый Устав!
VII
Все помнят: членство в комсомоле
Рождало в юношей сердцах
Неведомые им доколе
Смятенье и неясный страх.
У рядового даже члена
Имелось чувство: жизнь так тленна,
Когда в играющей крови
Нет важной составной – любви.
На юной девы грудь все чаще
Был взгляд пытливый устремлён…
Как будоражил чувства он –
Лик златом Ильича блестящий!
Так вытеснял коварный пол
Из подсознанья комсомол.
VIII
«Все мы учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь»[4]4
Из «Евгения Онегина».
[Закрыть],
Но и познания дорога
В убогий переходит путь.
Кто дать мог отроку толковый
Совет, хотя бы пустяковый,
Как знанья применить… Итог –
Забыл он скоро все, что мог.
Ну, разве в школе нас учили
Писать, не ставя запятых,
Ни дат и ни имен простых
Не знать, не помнить, что творили
До нас великие умы –
Так, чёрт возьми, что помним мы!
IX
Легко нам жить на белом свете –
Писать почти без запятых.
Что знаки препинанья эти! –
Мы запинаемся без них.
Ну, и, конечно, перл творенья –
Не выделять и обращенье.
Обычно пишет «грамотей»:
«Привет дружище брат Андрей!»
А если вводное уж слово
Или причастный оборот,
То их в гробу видал народ –
Как русский старый, так и новый.
Ах, шли б ко всем чертям скорей
Вы с пунктуацией своей!
X
Не говоря об эрудитах,
Их шишковатых головах,
Хранящих истин сонм избитых
Суть интеллектуальный прах, –
Давайте примем мы простое
За норму правило такое:
Не должен мозг быть у юнца
Подобен чреву огурца.
По осени всегда последний,
Созревший, семя выдает,
И вырастает в свой черед
Потомство вкусное, но бредни,
Какие может ум рождать
Незрелый, с чем употреблять?
XI
Кто с юных лет был равнодушен
К тому, что книгой мы зовём,
И лишь природе был послушен
В несложном естестве своём;
И не тревожило чьи чувства
Ничуть высокое искусство;
Кто мир на ощупь познавал,
И о духовном не алкал;
Чья лишь раз в год на флюорограмме
Душа «высокая» видна
И обреченно стеснена
Грудною клетки бренной рамой, –
Тот жизнь познал, как агроном
В колхозном поле чернозём.
XII
Герой наш числился студентом
В одном из ВУЗов городских,
Готовясь стать «ингредиентом»
В салате пресном «молодых
Специалистов» – так их праздно
Звал даже неуч самый разный.
А был студентом он тогда,
В восьмидесятые года…
Иных уж нет, кто ухмылялся
В Эпоху Пышных Похорон[5]5
Эпоха Пышных Похорон – так иронично в народе назывался период, когда вскоре один за другим ушли из жизни Генеральные секретари ЦК КПСС Леонид Брежнев, Юрий Андропов и Константин Черненко.
[Закрыть],
Когда раз в год со всех сторон
Марш невеселый раздавался.
О, смертен каждый человек –
Пусть он по должности генсек!
XIII
Тогда довольно было сложно
Понять кто прав, кто виноват.
Но как всегда благонадежно –
Когда все, думая, молчат!
Кто был гоним за убежденья,
Достоин ныне уваженья;
Кто бился с «внутренним врагом»,
Всплыл «перестроечным» дер…м.
Гнездо ли лучше иль скворечник,
Змеиный яд или елей?
Что хуже: диссидент-еврей
Иль все же русский КГБ-ешник?
Того, кто был в догадках смел,
Тогда ждал правильный удел.
XIV
Всё, чем «по праву» мы владели,
Уж в Лету кануло давно,
Но дух «согбенный» в «новом» теле
Живет во всяком все равно.
Исчезнут сотни поколений,
Пока души российской гений
Прозреет и снесет на склад
Патриархальный свой уклад.
Хотя уж стало силлогизмом,
Что Мы – ни Запад, ни Восток –
Культур непримиримых сток,
Очередным покрытый «измом».
Мы – коммунальный коридор –
Со всех сторон и крик, и сор.
XV
Учила Партия в те годы
Без пива Родину любить,
Но жаждал «патриот» свободы
Его космополитом пить.
Да пятилеток век ударный,
Вкус пиву придавал кошмарный!
Тому причиной – ерунда –
Водопроводная вода…
Менталитет наш нерадивый!
Ну, как найти хотя б одну
На карте мира нам страну,
Где так кощунственно бы к пиву
Мог относиться круглый год
Его пить любящий народ?
XVI
Представить можно ли шотландца,
Который виски б разбавлял,
Или же бармена-испанца,
В текилу, смертный, чтоб вливал
Он воду из Гвадалквивира[6]6
Гвадалквивир – река в Испании. Упоминается в стихотворении А. Пушкина «Ночной зефир…» («Ночной зефир / Струит эфир. / Шумит / Бежит / Гладалквивир…».
[Закрыть]
Под дуновение Зефира
И мог затем бы продолжать
Живым за стойкой торговать?
Но буржуазные их нравы
Тогда ЦК по всем статьям[7]7
ЦК – Центральный комитет КПСС (Коммунистической партии Советского Союза).
[Закрыть]
Все заклеймил, внушая нам,
Что там – они во всём не правы…
Нас правом наделил Застой
Лишь пены наблюдать отстой.
XVII
Оставив тут аспект моральный
(С ним тяжко на Руси «святой»),
Признаем, что национальный
Напиток все ж совсем иной.
При заполнении любого
Кроссворда памятное слово
Одно идет на трезвый ум,
Не пробуждая прочих дум,
Когда пять букв вписать нам надо.
И что бы ни был за вопрос
(Пусть он наивнейший до слез),
Перо царапает с отрадой
Одно лишь слово – нам оно
Как «водка» было вменено.
XVIII
Нет, пиво все ж не наш напиток!
Нам водка больше по нутру,
Пусть в нём порой её избыток
Лицо не красит поутру.
По вечерам – в большом подпитьи –
Все происходит по наитью:
Источник бед определить
И морду всласть ему набить,
Чтобы потом, прозрев с похмелья,
Его простить, облабызать…
Врагов взаимных уж искать,
Задавшись непонятной целью.
Убога русская юдоль…
Тут вам не мюнхенский Jawohl[8]8
Jawohl – так точно (с нем.).
[Закрыть].
XIX
Нет, не достичь в России в целом
Культуры их нам пития
«Да, скифы – мы!», но духом зрелым[9]9
«Да, скифы мы!» – из поэмы А. Блока «Возмездие».
[Закрыть]
Повергли натиск бытия:
Всегда в сознании томится
Желанье до смерти напиться…
Плохой в 30-х дал эффект
Пивной баварский «диалект»!
Подскажет даже опыт детский
Что, если дядям не допить,
То могут дел наворотить,
Что пагубен пример немецкий.
Кто пьян и уж не в силах пить,
Тот и врагов готов любить!
XX
Герой наш искренне и явно
Напитка оба уважал;
К ним безразличных, православный,
Шутя «неверными» он звал,
Усвоив ложно: мусульманин
Кумыс пьет, если он крестьянин,
А горожанин невзначай –
Коньяк или зеленый чай.
«Коль пиво – свыше «наказанье»,
То те, что были «спасены»,
Все к пиву вкуса лишены
Не в результате ль обрезанья?» –
Вот так за кружкою пивной
Наш философствовал герой.
XXI
Закончив институт успешно,
Пошел он в армию служить.
Спасла тут кафедра, конечно,
Военная, а то бы быть
Не лейтенантом симпатичным,
А только рядовым обычным.
Попал он в связи в батальон,
Где командиром взвода он
Служил положенное время,
Изведав «кадровый» сарказм,
Командно-строевой маразм,
Скрипучей портупеи бремя,
Уют просторных галифе
И страх пред «аuto da fe»[10]10
Auto da fe (аутодафе) – торжественное оглашение приговора инквизиции в Испании, Португалии; в общераспространённом употреблении – и само приведение приговора в действие, главным образом публичное сожжение осуждённых на костре
[Закрыть].
XXII
Свежи в мозгу воспоминанья
О «тяжких буднях боевых»
И показные испытанья
В канун проверок Главштабных –
Как, получив приказ, солдаты
Ретиво красили лопаты,
Паяльной лампой у ворот
«Неуставной» топили лед,
Зиме весной чтоб обернуться…
Не то инспектор-офицер,
Обхоженный сверх всяких мер,
Мог, сыт и пьян, вдруг поскользнуться
И мненье в раз переменить,
И о «бесчинствах» доложить!
XXIII
С солдатами политзанятья
Герой наш с толком проводил:
По карте с молодецкой статью
Указкой яростно водил,
Столицы вражеских стран НАТО
Учил зазубривать солдата
И всё, что только можно, про
Любимое Политбюро!
А в девять вечера на «Время»
(Тогда – по всем каналам трем
С тогдашним нашим Ильичом)[11]11
Имеется в виду Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев.
[Закрыть]
Солдат сгоняли вялых племя…
Да, был мозгов промывки час,
Когда «имело» «Время» нас!
XXIV
И в наши дни принципиально
Не изменилось ничего:
Поток вестей многоканальный
Всех душит нас до одного.
Вновь прессинг информационный
Наш давит разум обреченный;
Программы новостей подчас
Напоминают пересказ
Событий нудных в результате…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
