Текст книги "Из чернил построен дом (СИ)"

Автор книги: Евгений Конокрадов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Из чернил построен дом,

  Только тени живут в нем.

  И по улице по той

  Всяк проходит стороной.

  Солнце свой не кажет глаз,

  Отвернулся старый вяз,

  Ставни в окнах всех вокруг...

  Не ходи туда, мой друг...

   Отрывок из детской песенки, неизвестного авторства.

Гедомина Фери не сочла нужным обращать внимание на предупреждающие окрики, на размахивающих руками людей и сразу же вошла внутрь. С весьма решительным видом. Зачем тратить время на разговоры с теми, кто все равно ничего не может объяснить внятно, если можно увидеть самой? Насчет увидеть – это, впрочем, было преждевременно. На улице было довольно солнечно и тепло (для октября), в доме же было темно как ночью. Неестественно темно.

Волшебница создала небольшой магический огонек, он по всем законам должен был осветить комнату целиком, вплоть до самых углов, но вместо этого сжался на ладони словно испуганный котенок, почти погас. Глубокие тени, лежащие вдоль стен, даже не поколебались. На дощатом полу были видны валявшиеся как попало потухшие факелы. Похоже обычные источники света еще более бесполезны, те, кто был тут до нее испытали такие же проблемы. Геда нахмурилась, негромко пробормотала что-то себе под нос и прибавила силы заклинанию. Огонек вспыхнул, темнота забеспокоилась, задрожала, попряталась в углах. Сильно лучше не стало, неприятное ощущение никуда не делось. Но ведь при всем при этом в доме не было никого живого, насколько чародейка могла судить, ничего опасного, иначе бы ониксовое ожерелье, висящее под рубашкой дало бы ей знать. И бабка, хозяйка этого места, уже неделю как покоится на кладбище, и никаких осложнений там не вызывает. Девушка осведомилась заранее, а то бывали случаи... Бабка получается лежит, гниет тихонько, а у нее в жилище такое вот. Поддержание заклинания меж тем отнимало у Геды все больше сил. Она сама не заметила как, но огонь снова стал тусклым, на лбу выступил пот. Тишина давила на уши, удивительно что никакие звуки с улицы сюда не доносились. Было холодно, руку выгнутую в неестественном положении начинало сводить. Очень хотелось уйти. В любом случае сейчас Геда не была в состоянии обеспечить освещения достаточного для чего-либо. А мысль искать что-то, ползая тут в темноте, в этого рода темноте, вызывала чувство гадливости, почти тошноту. Она в задумчивости сама не заметила, как выскочила наружу.

И чуть не ослепла от солнца. Такое ощущение, что десять (или сколько она там пробыла) минут внутри стерли все воспоминания о тепле и ярких красках, накопленные за предыдущие годы жизни. Пока она медленно пыталась восстановить зрение, ненамного приоткрывая то один, то другой глаз, вокруг галдели невидимые люди, задавая неуместные вопросы, споря, кто-то в задних рядах вполголоса ругался и называл ее ведьмой.

– Эй ты! – она ткнула наугад пальцем в генеральном направлении, где предполагался какой-нибудь человек – Веди меня к альдерману.

Геда иногда и сама удивлялась откуда у нее появлялся этот сверхуверенный тон в голосе, ведь что делать и что происходит она пока не очень понимала.

– Никому не входить – бросила она напоследок в толпу. – гули е**** отгрызут.

Толпа от такого восхищенно примолкла. «И где ты только набралась подобного?» – спрашивал Вэл всегда в такие моменты – «ведь приличная девушка вроде, из хорошей семьи.» «Ну... от тебя например.» – ответила бы она. – «сколько лет по дорогам шляемся, только мы с тобой, и от кого бы я могла понабраться еще?» Но вместо этого спросил пахнущий луком мужик, что вел ее по узким улочкам городка.

– Надолго в Ненртоне, госпожа? – попытался завести он светскую беседу.

– У вас что тут дороги совсем не моют? – раздраженно ответила вопросом Геда, обходя очередную лужу лучше-не-узнавать чего.

– Так а чего их мыть, дождик пойдет и само вымоется, сталбыть.

«Д****** деревенские» – пробормотала Геда себе под нос.

– Ась? – переспросил проводник.

– До субботы, говорю, пробуду.

– Ааа, добро... добро... вы уж изловите гуля то этого? А то дом сносить уже хотели изза оказии, а у помершей то внучка живет в соседней губернии, наследница сталбыть, как снести то тогда, не по закону выйдет, а мы в Ненроне законопослушные, сталбыть.

– Бабка покойная, чем-то занималась по жизни или так, смерти ждала? – в отчаянии спросила Геда.

– Так это, ниче она не ждала, бойкая старухенция была, не слышала токо уже, зато глазастая жуть. Книги она переписывала, рукописИ там всякие объявления, красиво говорят почеркивала, сам то я не знаю, читать это для баб больше все, да для евнухов. – гордо закончил проводник. Геда закатила глаза.

Альдерманом оказался точно такой же мужик, как и те что толклись снаружи, разве что с бородой чуть почище и брюхом чуть побольше. Он восседал на лавке в довольно светлой избе, в углу копошилась ребятня, а женщина штопала носки, сидя у печи. Общение шло в тесном семейном кругу, так сказать.

– Шото я никак не возьму в толк, что вы от меня хотите? – прогудел он, выслушав Гедину речь.

– Что тебе конкретно непонятно, господин староста? Бабка умершая, кто к ней приходил на неделе предшествующей кончине, какие заказы ей давали выполнять?

– Это то я понял. – спокойно отвечал массивный собеседник. – чего я не понял, то как я должен это вам узнавать? Мы тут простите не столица, мы тут за всеми бабками в городе не следим и за их посетителями учета не ведем.

– Можно же поузнавать у соседей, у знакомых и так далее.

– Можно... – лениво согласился мужчина.

– И когда появится эта информация?

– Вы, госпожа магиня, неправильно поняли, можно это значит вам можно, узнавайте если хотите, а мне нельзя, колени больные, такую тяжесть переносить – он похлопал себя по пузу.

– Разве у тебя тут нет стражи в подчинении, официальных как бы лиц.

– Есть, ну а как же, двое у ворот дежурят, вы их видали, наверное, когда въезжали, а еще двое патрулируют. Но это у них это так называется, обычно они в кабаке рядом с площадью жопы просиживают. Может они помогут, но я бы не рассчитывал. Они как бы это помягче, тупенькие мальца. Родители им дела подходящего не смогли найти, вот и отдали в стражу.

– Это из-за зимы холодной – не выдержала женщина у печи. – пошли эти оболтусы по малолетству за город за хворостом, им бошки то и надуло.

– Есть такая версия – солидно заметил староста. – А еще есть версия, что они такие уродились потому как их маманька со своим значит братом, очень любила совместно овец ходить пасти в молодости, если вы понимаете о чем ...

– Что ты несешь, старый ты маразматик? – возмутилась жена. – вы не слушайте его, он сплетничает побольше любой тетки. Старостой выбрали еще, у народа совсем ума то нет, а и туда им, выборы подавай.

– Ты на народ не бреши, женщина, демократия худого не порешает. – мужик заговорщицки подмигнул Геде, которая потихоньку начинала выходить из себя.

– Ладно, замечательно, хрен с вами со всеми, сама все разузнаю. – заявила она, собравшись, уходить.

– Милсдарыня, погодите, вы это... Может оно не надо все вот это вот расследование и прочее. Скажем, что прокляла дом ведьма и надо его снести и место солью засыпать и дело с концом. Мне то они не поверят, а вот если вы им сообщите, что опасно, вот, и надо мол немедленно сносить, то поверят. А то видите ли, вбило мужичье себе в голову, что нельзя не дождавшись внучки, не по закону, понимаете ли. С каких пор им закон важен вдруг стал то. Скажем, что надо снести, и снесем, а? Как вам идейка?

На самом то деле, у Геды было большое желание именно так и поступить, но она боялась, что после придется объяснять Вэлу или Аливии или еще кому, почему она не попыталась разузнать что-либо прежде, чем сносить дома. Объяснять свои действия Геда не любила.

– Ну нет, господин староста, это же получается воля народа, а как можно против воли народной то пойти? Демократия, как ты сам заметил, неправильного вывода не сделает.

Жена у печи издала неудобоваримый звук, принятый Гедой за смешок, толстый представитель власти только махнул рукой.

– Ну и пес с вами, возитесь если хотите.

Возиться Геде совсем не хотелось, но раз уж влезла...

****

Благо в этой провинции у Геды была хорошая репутация (по какой-то загадочной причине), много лет назад она тут что-то хорошее сделала и помогла кому-то, честно признаться она и сама уже не помнила, что именно произошло, но слава о чародейке Гедомине Фери ходила. Это помогало, в основном выражаясь в том, что народ от нее не шарахался как в иных местах, и на вопросы отвечал, как мог, в силу своего народного разумения. Прямо живи тут и радуйся, кабы городок не был таким замызганным.

Но от соседей покойной бабки толку было немного. Геда убила на это весь следующий день. Никого они не заметили, ничего не видели, но бабка говорят работала над чем-то, поскольку на улице бывала редко. А над чем работала? Да хрен его знает. А кто к ней последний приходил и дал ей этот заказ? Да как же упомнить такое, госпожа. И так далее, по кругу. В конце, правда нашелся один подросток, который очень уж старался помочь, поскольку девушка (в основном от безысходности) решила подпустить немного самых древних в мире чар, называемых по-простому женской привлекательностью. Паренек так вытягивался в струну, пытаясь казаться выше, что девушка опасалась, как бы он себе не потянул какую мышцу ненароком.

– Да, – заявил он – помню, кто приходил, то был кузнец с хутора Денима, он просил написать пару копий объявлений о том, что продаются подковы, самовывоз, два ведра и еще всякий товар металлический.

На вопрос откуда мальчишка располагает такими подробностями, он сказал, что пока кузнец был внутри, он разговорился с его племянником, сидевшим в телеге и охранявшим два ведра означенных подков.

– Переписать пару объявлений – это не работа на две недели, по времени не совпадает – разочарованно заключила Геда. – Кто-то еще может был?

Юноша, заволновавшийся, что красивая леди разочаровалась конкретно в нем, грустно покачал головой.

– Я могу еще поспрашивать в округе, может кто вспомнит, а потом передам вам.

Геда одарила его еле заметной улыбкой.

– Очень хорошо. Назначаю тебя ответственным за сбор разведданных, доложишь мне в таверну, сам знаешь какую, она у вас тут одна. – сама не понимая почему перешла она на военный жаргон.

Когда она уходила, он, казалось, все также стоял по стойке смирно с идиотским выражением на лице.

Ни ночной ни вечерней жизни в Ненртоне не было, Геда уже начала подозревать, что и титул города Ненртону никто не присваивал, по сути это было здоровенное село. Даже в таверне, где она снимала самую большую комнату (вернее делила ее с насекомыми), к вечеру народу не набралось. В общей зале сидела разве что пара грустных купцов, какой то мутный тип спал на столе в обнимку с кружкой браги, да скучающая служанка, сняв башмаки, грела пятки у очага.

– И что всегда у вас так немноголюдно? – поинтересовалась Геда, подойдя поближе к огню.

– Иногда бывает больше, караван если купеческий проедет али война какая. Вот как герцог Каламари пошел закон в Хло-Цауни восстанавливать, так у нас тут рота стояла конная, всех баб в округе перещупали! – с непонятной гордостью заявила девушка.

– Закон восстанавливать, ну-ну, я бы это не так назвала, конечно... – Чародейка сомневалась, что девицу интересует лекция по истории, и продолжать не стала.

– Но то давно было уже. – печально заметила собеседница. – я еще маленькая была, а после что? ничего интересного. Крестьяне урожай продают на ярмарке по осени и все считай. Хотя вот месяц назад приезжали какие-то богатенькие.

– Богатенькие?

– Да, купцы тоже вроде как, но товаров не везли телегами как это бывает. Я спросила у одного, что помоложе, ночевали они тут, чем мол они промышляют. «Редкими вещами, драгоценностями, книгами, специями» – ответил тот. «Ох, это вы не по адресу: денег у нас нет ни у кого, специи не едим, да и читать то умеет разве что пара человек всего.» – так я ему сказала, и права оказалась, недолго пробыли то. Эх, за что нам такой город, скука смертная, надо было попроситься с ними уехать, мир повидать, вот и мальчонка на меня засматривался.

– Книги значит... а к бабке-переписчице не заходили случайно?

Про несчастный бабкин дом было, разумеется, известно уже всем в Ненртоне.

– Это мне неизвестно, госпожа, я тут занята была в основном.

– А я все равно сделаю предположение, что заходили. – произнесла упрямо Геда, разочарования тем что расследование не продвигается никуда и никак. – и что-то они ей там оставили.

– Как вам угодно, госпожа. – пробормотала ничего не понимающая девушка.

– Понимаешь ли, то что там в доме твориться не есть обычное течение дел. Значит произошло что-то не обычное, а поскольку в вашем Ненртоне само по себе ничего произойти не может (как максимум вырастет ну очень гигантская репа), поэтому я сделаю вывод, что это было влияние извне. Какой-то заказ, какая-то рукопись, что-то такое.

– Ммм... – поучаствовала в диалоге служанка.

– Так что завтра, с утреца, я поднимусь и пойду обратно, и надеюсь, найду что-нибудь... рукописеподобное.

Собеседница Геды молчала, не зная требуется ли от нее ответная реплика или чародейка беседует сама с собой. Погрелись молча, думая каждая о своем еще несколько минут.

– Госпожа, а может, чтобы вам завтра с утра выглядеть блистательно, – Геда покосилась на девицу с подозрением. – может я вам приготовлю горячую ванну, у нас даже есть мыло!

«Ни хрена ж себе цивилизация!» – чуть было не брякнула волшебница.

– Вот здорово будет! – продолжала воодушевленная молчанием служанка. – А потом я вам косы могу заплести, очень красиво получается у меня, все хвалят. У вас такие чудесные волосы, госпожа... А? как вам?

– Не. – отрезала Геда. – Не надо.

– А как же косы? – жалобно спросила девица. – жалко ведь...

– И так сойдет. – Чародейка поспешила встать и направиться к себе в номер, но увидев огорченное лицо своей новой знакомой не выдержала. – Ну хрен с тобой, принеси мыло в номер.

– А воду?

– Сама нагрею... – Сверкнула она глазами. – колдовством!

– О-о-о. – восхищенно протянула служанка ей вслед. – вот бы посмотреть.

Но Геда уже ушла, опасаясь дальнейших разговоров на эти темы. По правде говоря смотреть было бы абсолютно не на что, поскольку ничего она греть не стала и просто упала спать, даже не раздеваясь.

****

С утреца, как и было обещано, еще до восхода солнца Геде, думавшей было незаметно дойти до дома помершей ни с кем не пересекаясь, прямо у входа в таверну посчастливилось встретиться с представителями местной интеллегенции. В одном из полуживых (вследствие пьянства) можно было узнать мутного типа из общей залы накануне. Второй был Геде незнаком, но качеством, впрочем, отличался не сильно. Этот и начал беседу, по-видимому перепутав волшебницу с одной из девушек работавших в гостинице.

– Привет, м-м-м-илая, не подскажешь как пройти к цирюльнику? – видимо, алкаш считал это чрезвычайно остроумным, несмотря на то что слово «цирюльник» у него получилось выговорить раза с третьего.

– Боюсь, цирюльников в этом городе не держат, папаша. Кажется, ниже по улице живет гробовщик, может он подойдет? – Юная Геда может быть и смутилась бы от такой встречи, но Геду нынешнего образца уже давно было не смутить какими-то забулдыгами.

– Так это же я. – встрепенулся второй из алкашей. – я гробовщик, я уже на месте! чего изволите?

На секунду его пропитые глаза прояснились и он увидел к кому конкретно они собрались приставать.

– Ой, вот же... – вырвалось у него и он быстро и пьяно зашептал что-то на ухо товарищу.

– Чародейка значится, добро. – того было не пронять. – так у меня есть дело по вашей части!

– А ну-ка! Удиви меня. – подзуживала Геда.

Приятель алкаша, алкаш-гробовщик, видя, куда клонится мероприятие, предпочел удалиться за угол, откуда вскорости послышались характерные булькающие звуки, больше он благоразумно не показывался.

– Так у меня это значится, чирей выскочил, прям на заднице. – не унимался его друг. – может вы посмотрите? вы же типа врача, а?

Над Гедой раздался звук открывающегося окна, наша вчерашняя знакомая служанка, выглянула посмотреть, что происходит.

– Ты что совсем крышей поехал? – заорала она. – Сейчас как возьму половник, как спущусь. Я тебе покажу, скотина такая! К госпоже волшебнице со своими пьяными непотребствами приставать!

«Охренеть, отлично получилось пробраться, ни с кем не пересекаясь.» – думала про себя Геда, слушая их ругань. Через полминуты, уже немного протрезвевший от такого натиска пьяница, начал разворачиваться, чтобы удалиться, но и чародейка была уже достаточно зла, чтобы не закончивать так просто.

– Эй, погоди! С чирьем! Это опасная болезнь, нельзя запускать, давай-ка посмотрим, что там у тебя.

Геда легонько взмахнула рукой, штаны мужика разошлись по швам и сползли вниз, он запутался и шлепнулся прямо в лужу (найти такое место, чтобы упасть не в лужу в Ненртоне не представлялось возможным). Наверху заржала девица.

– Вот это я понимаю, магия! Будешь знать, козлина! – поливала она незадачливого алкаша.

«Мда, магическая жизнь у меня цветет, конечно. Очень по-взрослому. АМ бы гордилась.» – грустно подумала Геда про себя, очень быстро ей стало стыдно за свою несдержанность.

****

В предрассветных сумерках бабкино жилище выглядело не очень приятно, это еще усугублялось тем, что в этот день погода решила побыть по осеннему мрачной и пасмурной. Дом выглядел меньше чем вчера, он словно бы затаился в тенях, которые непонятно с чего именно (солнца то не предполагалось) были особенно черными и густыми. Этой чернотой дом казалось как бы отделялся от соседних зданий, или это соседние здания отпрянули от него, как от чумного. «Это все мое воображение рисует. И плохое настроение.» – говорила себе Геда, но так и не решалась войти внутрь. «Карррр!» – громогласно заявила на это огромная ворона, сидевшая на крыше напротив. «Нахер пошла!» – ответила ей девушка. «Карр...» – обиженно произнесла ворона и улетела. «Вот и поговорили.» – пробурчала Геда и открыла дверь.

Она сама не знала чего ожидать, может быть что на нее полезет какое-то страшилище, может что изнутри повалит дым или, что гнилой запах сшибет ее с ног, она ожидала чего угодно, но не произошло ничего. Все было как и до этого, сыро, неприятно, но никакой немедленной опасности чародейка не чувствовала. Геда надела заранее подготовленные перчатки из тонкой кожи, а после из небольшой наплечной сумки она извлекла бережно замотанный сверток, развязав, достала оттуда вполне ординарно выглядящую свечу и ступила внутрь дома. Тьма объяла Геду, она не став медлить, пробурчала себе под нос что-то заклинательное, свеча загорелась. Светила не очень, пламя тряслось как осинка на ветру, и освещала совсем немного пространства, но все-таки свеча горела и свое дело делала. Геда, немного подумала, вздохнула (одна такая свеча стоила как пол ненртона), и зажгла вторую. Так стало более менее возможно работать. Но действовать надо было быстро. Она прошла из прихожей в единственную жилую комнату.

Гнетущая тишина, на полу между кучами непонятного хлама мечутся тени. Стол затянут будто плесенью, чем-то склизким, неживым. Бумаг нет никаких, нет книг, ничего. Кто-то унес все что было? Или это бабка сама? Нужно искать дальше. Может быть в шкафу? Где-то должны быть ее запасы для копий и всего остального. Темнота висит в углах паутиной, она словно вещественна. Звуки тонут в этой комнате будто в вязком болоте. Cлышно только что с потолка капает вода. Шкаф также вычищен полностью, остались только стопки пустой бумаги и какие-то склянки. Кто-то точно здесь побывал, заметал следы. От каменного пола тащит холодом, хочется уйти, но дело еще не закончено.

То что вызвало это должно все еще находиться тут. Иначе эффект бы не усиливался с каждым новым днем. Но где? Внизу в пыли и плесени? Или где-то еще? Как же тяжело тут думается, как медленно течет мысль. Свеча дрожит и мерцает, сражаясь с невидимой силой. Тот кто унес все бумаги, обыскал все очевидные места, но источника несчастья не нашел, если и вовсе искал именно его. Может быть бабка догадалась, что сделала что-то не то, и сама попыталась избавиться ... попыталась выкинуть, или уничтожить физически? Может быть сжечь? Неподалеку от печи валяются глиняные осколки, сломанная посуда, видимо бабка упала тут. Но ведь она погибла вне дома? Или нет? Голова отказывается вспоминать. В потухшей печной пасти кучи золы и еще темнее чем в остальной комнате. Половником достать все что там есть, угли, пепел, жженая бумага.

Как же гадостно копаться во всем этом. Бесполезное занятие, пустота. Кажется одна бумага сожжена не до конца. Но что на ней написано, не понять. Она абсолютно черна, но меж тем не лишилась целостности. Это оно? Геда пытается не сильно надорвать край, но бумажка не поддается. Где смотрит через нее на свет, но свет не проходит сквозь нее, бумага поглощает все. Дует невидимый ветер, свеча на столе гаснет. Геда беспомощно оглядывается, тени беснуются в окружающей тьме. И на этом фоне, еще чернее чем тени и тьма, она видит силуэт. Силуэт бесхвостой будто бы собаки с неестественно вытянутой мордой. Непонятно почему ее переполняет ужас, она бросает ненавистную бумагу на пол. Вторая свеча гаснет. Никаких мыслей нет. На ощупь она пытается выбраться из комнаты, ударяясь об углы. Кажется никогда в своей долгой жизни не была она так напугана, непонятно чем.

 

  –

Геда сидела прямо на земле, прислонясь спиной к забору, ее не заботила грязь и сырость, ее ничего не заботило. В голове была только одна мысль: «Кошмар закончился. Жива!» И серые облака, и падающие на лицо дождевые капли, и промозглый ветер приносили ей неизъяснимую радость. После минут пяти, более менее придя в себя, волшебница со стоном поднялась, нашла сброшенные перчатки, подняла их и с отвращением закинула внутрь дома, закрыла дверь.

– Карррр! – сказала старая знакомая ворона.

– Угу – ответила Геда. – Согласна. Все к хреновой матери...

 

  ****

 

– ... Сжечь!

– Чего прям огнем что ли? Что прям-таки пожар устраивать? – уныло поинтересовался староста. – может попроще как-то можно?

Они стояли неподалеку от рынка, где Геда нашла упитанного представителя закона, инспектировавшего вместе с одним из стражников (из тех, которым надуло головы) рыбные ряды. Или как это у него называется. Кто-то украл рыбину или вроде того, Геду это совершенно не интересовало.

– Нельзя попроще. Ты вообще там был? Внутрь заходил? Это... что бы это ни было, оно скоро распространится и на соседние здания, и пес его знает, что будет дальше.

– Я, госпожа Фери, правильно ли понял, что вы не в курсе, с чем имеете дело?

– Я, господин староста, предпочту и не узнавать, если честно. – Геда передернула плечами, вспоминая недавнее посещение дома.

– Должен заметить, позавчера вы были настроены более оптимистично.

– Солнышко светило, настроение было хорошее. Нет, серьезно, ты сходи туда, посмотри сам.

– Да я верю, верю, госпожа Фери ... мне рассказывали, там не очень... Но вот прям таки огнем? Мы ж целый город сжечь можем.

– Не надо волноваться, соседей попросим наружу, по периметру поставим людей, бочек с водой натаскаем. Кроме того, самое главное, я надеюсь, что смогу проконтролировать пламя. Я, как ты наверное в курсе, немного чародейка, все-таки.

Геда знала, то, чем она собиралась жечь дом, остановить будет трудновато, но говорить такое в данный момент было бы неразумно.

– Надеетесь ... ну-ну. – вид у старосты был весьма кислый. – А как мы горожанам это обоснуем?

– Эту честь я предоставлю вам. Не зря же вас выбрали главным в городе то? Вы по-видимому с народом говорить умеете.

– Сразу сказал же, что надо сносить. – вздохнул он. – Хренова бабка. Это ведь из-за писанины все, да? Не отвечайте, сам догадался. Взял бы, да запретил бы книги эти все к хреновой матери. Так люди же разноются... причем сами не читают гады, но точно...

Геда, не став дослушивать, развернулась и ушла, у нее было еще много дел. То, что она задумала, требовало подготовки.

****

Весь следующий день и часть ночи Геда была занята, но мало того что она была занята сама, чародейка умудрялась поднять на уши и остальной город (село). Сначала она заявилась в кузницу и затребовала все запасы угля, что там были, перенести к бабкиному дому, одно ведро угля она забрала с собой. Работающие в кузнице напряглись, но послушались. Потом Геда направилась в маленькую церквушку, и опустошила запасы того, что священнослужители называли серой. Сама Геда сказала, что это не сера, а какая-то грязь и чудо, что оно вообще горит. Подумала и добавила, что чудеса это как раз по части церквей. Толпа заворчала. После вся делегация проследовала в местную аптеку, где Геда долго ходила и высматривала что-то на полках, поругавшись несколько раз с аптекарем. А в конце и вовсе, выставив того за дверь собственной же аптеки, заперлась внутри. В окнах было видно, как она натянула новую пару перчаток и самодельную маску принялась над чем-то работать. Впрочем, вскоре она задернула занавески, и что конкретно она там производила, осталось неизвестным. Народ собравшийся перед входом (в Ненртоне особо заняться то было нечем, а тут такое) недовольно гудел, высказывалось мнение, что неплохо бы зазнавшуюся колдунью выставить вон. В конце концов, как мы помним, население Ненртона предпочитало твердую руку закона всяким там колдунам, выселяющих честных работяг из их жилищ и реквизирующих их уголь. Но к действиям переходить никто не спешил, а власть благоразумно в местах деятельности волшебницы не появлялась. Когда в итоге температура кипения народного недовольства дошла до предела, и кто-то подошел уже к двери, в здании громыхнуло так, что у присутствующих заложило уши, а вспышкой из окон прилично так осветило улицу (к тому моменту был уже вечер). Толпа испарилась.

Поздно ночью Геда вышла наружу с довольно объемным глиняным горшком в руках и направилась в гостиницу, наступая в лужи из-за того что горшкок загораживал обзор, и матерясь себе под нос. Особо наблюдательный человек смог бы подметить, что на одном из пальцев волшебницы больше не было кольца с обсидианом. Впрочем, в Ненртоне таких наблюдательных людей не было. Само огнеопасное мероприятие было демократически решено (единогласно Гедой) проводить утром назавтра. Чародейка полагала, то насколько светло на улице тоже играет роль в происходящем внутри бабкиного дома. Хоть она и не могла бы объяснить какую именно роль и почему.

****

Конечно, неспособность объяснить происходящее должна была бы существенно раздражать порядочного ученого, коими, в том числе безусловно являются настоящие волшебники. И Гедомина Фери, как к ней не относись, внесла некоторый заметный вклад в дело развития магической науки. Но все же, она в первую очередь была практиком, ибо маги-теоретики не ползают по лужам разнообразных ненртонов и прочих деревень, выискивая непонятно какую нечисть. Наверное потом, в часы спокойного отдыха где-нибудь в безопасности и комфорте она может и вспоминала, и задумывалась над природой этого неясного явления, но смеем вас уверить, что задумывалась не сильно, и в основном не в исследовательском ключе. Да и вообще, больше ругалась непечатными словами. За свою долгую жизнь Гедомина выучила очень много ругательств, и даже изобрела пару новых. Тоже внесла свой вклад, так сказать. К слову ее вклад в магическую науку во многом состоял в области горючих, сильно горючих, и ну-очень-сильно горючих веществ. Эти достижения народной алхимии и были продемонстрированы собственно народу на следующий день.

Пришли, понятное дело, все, кто мог ходить, официальные лица и к ним причастные разогнали толпу более менее, но любопытные физиономии все равно выглядывали изо всех окрестных окон и из-за всех углов.

По распоряжению чародейки с соседних крыш, где она была, поснимали всю солому, основательно обложили что можно мокрыми тряпками. Срубили под корень стоящее неподалеку дерево, чтобы пожар не перекинулся. Семьи временно выселенных удовольствия понятно не выказывали, впрочем, одного мимолетного взгляда на бабкин дом было достаточно, чтобы согласиться с предложенными мерами. Только самые стойкие смотрели на него дольше, даже издалека было некомфортно, народное недовольство сменилось народной солидарностью. Довольно бойко, не задерживаясь внутри надолго (выходили пошатываясь и хватая ртами воздух) мужики с кузницы раскидали уголь по комнате. Сверху и снизу накидали сухого хвороста, для лучшего поджига. Конечно, надо было бы разложить все внутри более структурно, но такой возможности натурально не было, приходилось работать в темноте (по понятным причинам). Поскольку источник неприятностей, сожженная бумажка, была брошена примерно в центре комнаты, то на ней сверху оказалась водружена наибольшая куча угля. Геду это абсолютно устраивало. По ее же совету открыли все окна и двери, для лучшей как она выразилась «циркуляции воздуха», что это за циркуляция такая никто из присутствующих в Ненртоне понятия не имел.

Про свою таинственную находку Геда, разумеется, никого не уведомляла. Иначе пришлось бы отвечать на вопрос: почему бы эту бумажку просто отсюда не унести. Надо признать, что подобный вопрос был в какой-то мере резонным. Для себя Геда ответила примерно таким образом, что она не знает, что делать с заразной вещью, поскольку любое место, куда она ее принесет, вероятно тут же начнет подвергаться этому тлетворному влиянию. Конечно, можно бы было отдать бумагу кому-то из магических коллег с обширной лабораторией и соответствующими средствами к исследованиям, но ... по правде говоря, Геда никому из таких коллег не доверяла (в том числе даже и своей бывшей наставнице Аливии-Моргане). И добровольно отдать то, что могло стать оружием в их руках... нет уж, увольте. А еще, на дне души, лежал страх того, что тогда ей физически придется нести куда-то эту вещь. Так что решение уничтожить все причастное к этому непонятному и злому колдовству было для Геды естественным. Эта прямолинейность была всегда в чертах ее характера, а склонность к разбирательству и компромиссам нет. С философской точки зрения, она всегда считала, что в мире существует и так слишком много плохого и несправедливого, и сохранять зло ради какого-то абстрактного научного интереса не было для нее приоритетом. В таком случае черная бумажка с неизвестным заклинанием, нагоняющая тьму и разлагающая дома, не есть что-то, что имеет весомые права на существование. Одномоментно проведя примерно такое рассуждение в своей голове, Геда и приступила к действиям. И больше к этим рассуждениям она не возвращалась, тратить время, передумывая одно и то же, девушка не терпела.