Текст книги "Сказ о друкаре Иване и его книгах"
Автор книги: Евгений Осетров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Осетров Евгений
Сказ о друкаре Иване и его книгах
Евгений Иванович Осетров
Сказ о друкаре Иване и его книгах
Книги – реки,
наполняющие вселенную мудростью.
(Похвала книгам)
К ЧИТАТЕЛЮ
Чтение
вот лучшее учение.
(А. Пушкин)
Книга – окно в мир.
Откроешь страницу, другую – раздвинутся стены комнаты, станет видно далеко-далеко; услышишь голоса тех, кто жил давным-давно или кто теперь от тебя за тридевять земель, за лесами и морями.
Перелистаешь цветные картинки и увидишь, как старик тянет неводом золотую рыбку, как Робинзон Крузо строит хижину на зелёном необитаемом острове, как по лесной дороге бредёт медведь на липовой ноге, на берёзовой клюке.
Обо всём на свете рассказывают книги. Ты можешь побывать, не выходя из комнаты, в жарких и холодных странах, в морских и подземных глубинах, подняться к звёздам, прогуляться по горам на Луне...
Ничто по могуществу не может сравниться с книгой, терпеливо ждущей тебя на полке. Ты ещё знакомишься с азбукой, учишь буквы, складываешь из них слова, а книга уже знает, что придёт день и час, когда ты откроешь её...
Протяни руку – и книга заговорит о том, что тебе предстоит узнать. Книга радуется и печалится вместе с тобой, она – надёжный друг, верный товарищ.
Потрогаем пальцами гладкий книжный корешок, спросим:
– Откуда взялось печатное творение? Кто его придумал? Давно ли? И какой была самая первая книга?
Обо всём этом и пойдёт наш сказ.
СЛОВО В ЖЕМЧУГАХ
Эту книгу ни продати,
ни отдати нельзя.
(Подпись на старой книге)
Не надо думать, что книги всегда были такими, какими ты видишь их теперь перед собой.
В старину книги писались от руки. Работа подвигалась медленно. На изготовление одной-единственной рукописи-книги уходило иногда пять-семь лет. Писец должен был обладать чётким и красивым почерком. Каждая буква часто даже не писалась, а рисовалась. Подбирались тщательно чернила, писали даже растворённым золотом или серебром. Начальную строку новой главы выделяли красными чернилами, отсюда и пошло выражение – начать с красной строки.
Для зачинки перьев – гусиных, лебяжьих, павьих – применяли ножички. А сделает писец ошибку, заметит и подчистит ножичком, покроет подчищенное место белилами и напишет вновь.
Переписанные листы украшали рисунками, одевали в переплёты из деревянных досок, обтянутых кожей, делали изображения-тиснения. На обложках помещали драгоценные камни, золотые или серебряные застёжки.
В старину любили говорить: "Книжное слово в жемчугах ходит".
Действительно, книга стоила больших денег. Одну книгу можно было обменять на табун коней, стадо коров, на собольи шубы. Но и в ту пору книга ценилась больше не за украшения, а за то, что в ней написано. С благоговением люди произносили: "книжный свет".
Около тысячи лет назад в Киевской Руси, ещё при князе Ярославе Мудром, было переведено на славянский язык много заморских книг.
Сначала книги переписывались в Киеве и Новгороде, а затем начали переписывать книги и в других городах Руси – в Чернигове, Суздале, Владимире-на-Клязьме, Старой Рязани, Твери и, наконец, "книжный свет" пришёл в Москву.
* * *
В златоверхом древнем Киеве, на крутом берегу седого Днепра, там, где возвышается Софийский собор, сидели писцы-переписчики и усердно выводили буквы.
Один из киевских летописцев написал восторженную Похвалу книгам. Её повторяли несколько столетий подряд и помнят в наше время:
"Великая польза бывает от книжного учения.
Книги – реки, напояющие Вселенную мудростью.
В книгах – несчётная глубина, ими мы в печали утешаемся..."
МОСКВА ДУМУ ДУМАЕТ
Книжная премудрость
подобна есть
солнечной светлости
(Старинная азбука)
Жизнь книги, как и жизнь человека, была полна опасностей. Рукописные творения гибли при нашествии врагов, в походах и странствиях, при пожарах, наводнениях и других бедствиях. Когда приближался неприятель, люди уносили за надёжные крепостные стены не только хлеб и воду, но и книги, – книги укрепляли, утешали, вселяли надежду.
"Загнали за Можай", – говорили в Москве, и все понимали, что отброшен недруг за границу Московского княжества. От Можайска до Москвы – по нашим понятиям – рукой подать, всего сто с небольшим вёрст. Но тогда, в те времена, Можайск был крепостью, сторожевым городом. Не раз он спасал Московский Кремль и весь стольный град на семи холмах. С годами Московское княжество ширилось, богатело, присоединяло к себе всё новые и новые земли... Когда же Иван Грозный взял под свою властную, сильную руку в 1552 году далёкий город на Волге – Казань, а через несколько лет и город Астрахань, перед окрепшей Русью открылись необъятные просторы. Можно было теперь по реке Волге плыть к Хвалынскому морю – так раньше называли Каспийское. Малопроторёнными дорогами устремились землепроходцы за Урал-Камень, в Сибирь, богатую мехами, золотом и всяким иным добром.
В новых землях, удалённых от Москвы на сотни и тысячи вёрст, понадобились книги – узнавать законы, отправлять службу, вести переписку, учить детей грамоте.
* * *
С Востока и Запада, с Севера и Юга скачут в Москву гонцы за книгами, да где их взять?
Скрипит переписчик гусиным перышком, торопится, делает ошибки, пропуски – всё равно мало успевает.
Иван Грозный гневно говорил: "Писцы пишут с неисправленных переводов, а написав, не правят же, опись к описи (ошибка к ошибке) прибывает..."
Москва строго-настрого указывала ближним и дальним землям, чтоб неисправных книг не продавать, не покупать, в церковь не вносить и по ним не петь.
Стали создавать артели переписчиков. Дело пошло намного быстрее, но рукописных книг всё равно не хватало.
Как быть?
Слали гонцов в Белокаменную за книгами...
Москва – всему голова – думу думает: где книг раздобыть?
ПЕРВЫЕ ТИПОГРАФЫ
Книга – чудо,
сотворенное в печатне.
(Старинное изречение)
Жил славный немецкий мастер Иоганн Гутенберг. Родился он в городе Майнце, проживал в Страсбурге, а потом опять в родной Майнц переехал.
Увлекался Гутенберг ручной работой, постоянно что-то изобретал, мастерил, придумывал. Но больше всего отличился он тогда, когда придумал буквы-литеры и научился отливать их из металла, набирать из них строчки и с помощью пресса оттискивать буквы на бумаге.
Теперь в этом нет ничего особенного, но тогда это было диво дивное.
Гутенберг отлил несколько наборов букв-литер, шрифтов, и начал печатать книги. Если переписчик упорным трудом, скрипя по бумаге гусиным пером, мог за два-три года изготовить десяток-другой рукописных книг, то у Гутенберга дело пошло быстрее, да и книги стоили дешевле рукописных. За несколько дней или недель можно было изготовить десятки и сотни совершенно одинаковых книг.
Поначалу, правда, печатали только слова – текст, а украшения ещё рисовали от руки. Потом научились печатать вместе с текстом и картинки.
Первые печатные издания очень напоминали по внешнему виду рукописные книги.
Вскоре печатни-типографии появились и в Италии, и в Чехии, во Франции, в Англии, Польше...
В славянских землях печатным делом прославился доктор Франциск Скорина. Был он родом из города Полоцка – почитался первым книжным печатником в Белоруссии и Литве.
Любил Скорина науки (учился в двух университетах), многое знал и умел. Сам же переводил, сам украшал свои книги, сам печатал. В этих изданиях видел он "вечную память и славу свою".
Были и другие славянские печатни. В Южной Европе, на Балканском полуострове, в далёкой славянской стране Черногории, захваченной турками, в городе Цетинье, в 1493 году удалось начать выпуск печатных славянских книг. Когда иноземные угнетатели помешали этому делу, то печатню перенесли в город Венецию. Иногда книги из Венеции доходили и до Москвы.
ЗАБОТА ГОСУДАРСТВЕННАЯ
Книжное слово
свет дневной.
(Старинное изречение)
Иностранные послы, купцы, монахи привозили иногда с собой в Москву белокаменную книги. В Кремлёвских палатах у Ивана Грозного находилась обширная библиотека славянских сочинений, рукописных книг на греческом, латинском и других языках.
Московский митрополит Макарий, живший в пору Ивана Грозного, приказал собрать книги, ходившие по Руси, исправить все ошибки и неточности и составить чтения на каждый день. Эти тома назвали – "Великие Четьи Минеи", – Великие (большие) книги для чтения ежедневно, на каждый день месяца. Теперь, когда мы смотрим на двенадцать толстых томов "Четьи Минеи", то видим, что на полках разместилась целая библиотека древнерусской литературы. Работа по составлению этих Великих чтений заняла много-много лет.
Но книг по-прежнему не хватало. Словесной мудрости ждала Казань, требовали Сибирь, Урал, Волга, другие земли. Всё чаще посматривали просвещённые москвитяне на книги, привозимые из других стран.
Учёный монах Максим Грек, приехавший в Московию из дальних мест, рассказывал, как он в юности дружил со знаменитым типографом-издателем книг в Венеции Альдом Мануцием, чьи издания малого формата расходились по всему миру. В Венеции, рассказывал Максим Грек, печатались книги на многих языках, иногда – и на славянском. Почему бы и Москве не обратиться к заманчивому способу?
Сначала хотели печатать книги на славянском языке в чужих землях. Но прикинули – далеко, да и возить трудно, дорого, неудобно. Не завести ли, мечталось, печатню в самой Москве? Но кто этим займётся? Кому это по плечу? Где такого человека отыскать?
ИВАН ФиДОРОВ
Духовные семена
надлежит мне
по свету рассеивать.
(Иван Фёдоров)
Нашёлся такой человек. Звали его – Иван Фёдоров. Слыл он в многолюдной Москве книжником. Трудно было отыскать в кремлёвских храмах и теремах сочинение, которое бы он не знал. Митрополит Макарий, проведший долгую жизнь среди книг, художников и писцов, видел, что дьякон Иван Фёдоров, как воин оружием, украшен премудростью. Отличал его Макарий более всех, даже царю Ивану Грозному о нём говаривал, что Иван Фёдоров хитр (способен), разумен и смышлён.
А какие руки были у Ивана Фёдорова – быстрые, сильные, проворные, любоваться не налюбуешься. За что ни возьмётся – всё у него получается. Писал Фёдоров быстро и красиво – самых лучших писцов брала зависть. Мог Иван любую букву затейливо начертать на бумаге, резал на досках изображения – гравюры. Пристрастился из Кремля ходить к Неглинной, на Пушечный Двор и научился там литейному делу... Словом, не было работы, которую бы не сумел и не смог бы сделать Иван Фёдоров.
Долгой зимней ночью зажжёт Иван светильник-лампаду, очинит гусиное перо, положит перед собой книгу и начнёт её переписывать. Гудит метель в маленькое слюдяное окно, ветер поёт в печной трубе, а Иван Фёдоров выводит букву за буквой, тщательно рисует узоры, читает и перечитывает слова. Одним ударом и дерева не срубить, а чтобы переписать "Пчелу" или "Золотую Цепь" – так называли старинные сборники – надо не разгибать спину несколько месяцев. Нелегкая работа, зато книга получается на славу. От строчки к строчке бежит рука; думает Иван о том, что дятел и дуб продалбливает. Не жаль бессонных ночей, а жаль тех, кто книг не имеет.
Когда же Иван Грозный решил завести в Москве Печатную избу, то новое и трудное дело поручили Ивану Фёдорову с его содругами. Никто не удивился этому выбору.
В народе про Ивана Фёдорова тогда так и говорили: хитрец, то есть такой умелец, что и в чужих землях не сыскать.
* * *
Прежде чем пройти на многолюдную Никольскую улицу, что ведёт на Красную площадь, Иван Фёдоров встал на зелёном пригорке и посмотрел вдаль, туда, где за Неглинной-рекой синели леса.
Иван Фёдоров смотрел на чистую, как слеза, воду, а перед глазами его возникала сказочной красоты Книга. Никто её ещё не писал. Родные славянские буквы, привычные для слуха слова, но вся Книга – на новый образец. Над ней не сидел согбенный переписчик. Она не привезена из-за три-девяти земель. Она – своя, родная, близкая. Московская. Её – оттискивают, печатают... Всего несколько часов – и вот уже две, десять, двадцать, сто, двести совершенно одинаковых книг. Книги укладывают на возы весёлые, добрые молодцы, и едут книги по дорогам – Казанской, Тверской, Владимирской...
Но это только сон. Неужели такое возможно? Неужели одна печатня сотни писцов заменит? И он, Иван Фёдоров, за один день сделает то, чего не смогут переписчики книг за всю осень и долгую зиму?
И пойдёт книжная слава Москвы, и потекут реки мудрости по всем краям земли российской.
НАЧАЛО
Доброе начало
половина дела
(Поговорка)
Скоро только сказка сказывается...
Много лет ждал Иван этого дня. О нём мечтал, когда при свете лучины срисовывал долгими зимними ночами затейливые буквы – одна краше другой со старых рукописных книг. Денёк этот виделся, когда Иван резал доски для гравюр-рисунков, отливал литеры-буквы, шрифты из металла, мастерил из дерева печатный станок. Последний был самого простого устройства – давило да выдвижная доска, на которой помещалась рама с набором, текстом. Когда нажимали рычаг, то давило опускалось на раму с набором, покрытым краской. На влажной бумаге, положенной между давилом и набором, получался оттиск отпечатанная страница.
В голубизне весеннего неба сияли золотые маковки кремлёвских соборов и теремов.
За Неглинной, над проталинами, звенели жаворонки.
В избе пахло оловом и свинцом.
Много недель пришлось потрудиться над отливкой литер-букв, шрифтов. Когда их оттискивали на бумаге, то они не отличались от тех, что писались рукой.
Много труда ушло и на изготовление разнообразнейших заставок, рисунков большого и малого размеров.
Рисунки изображали и кедровые шишки, и диковинные плоды – ананасы, маковые головки, виноградную листву.
Взял страницу Иван Фёдоров, оттиснул на ней узор, вырезанный на доске и смазанный чёрной краской. Потом оттиснул украшения, всё, что надо было напечатать для красоты красной краской. Дальше шли буквы более мелкие.
Вот и готова первая страница!
Иван Фёдоров внимательно просмотрел и прочёл её сам, потом дал прочитать лист Петру Мстиславцу, потом остальным помощникам, собравшимся в избе. Хорошо!
Не успел Иван Фёдоров налюбоваться делом своих рук, как во дворе раздался шум. Все бросились к окну и увидели возле ворот всадника в собольей шапке, соскочившего с коня. Двор заполнили повозки, и в Печатную избу вошли митрополит Макарий и царь Иван Васильевич, опиравшийся на костяной посох. Остановились возле печатного станка.
Иван Грозный взял в руки свежий, ещё пахнущий краской оттиск и долго держал его перед глазами. Потом передал оттиск Макарию. "Понравилось", подумал Иван Фёдоров и с облегчением вздохнул.
Книга – она называлась "Апостол" – выглядела внушительно и красиво. Она ещё очень напоминала рукописную книгу: по буквам, и по рисункам, и по заставкам-концовкам.
Стопы книг, тщательно сложенные на столах, говорили о том, что "Апостол" отпечатан на станке.
Каждая книга не отличалась от другой. Будто сотня старательнейших писцов трудилась несколько лет.
Это случилось в 1564 году.
Этот год и почитается началом московского да и всего русского книгопечатания.
Несколько книг, никак не помеченных, были в Москве напечатаны раньше. На их выпуске стольный град учился новому делу. В народе говорится: первый блин комом. Первые пробы были школой для будущих мастеров. "Апостол", созданный Фёдоровым и его содругами, и ныне поражает своим торжественным видом.
Среди первопечатников кроме Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца самым способным грамотеем и знающим дело человеком был Андроник Тимофеев. Его все уважали за быстроту и смышлёность. Прозвали же в шутку – "Невежей". Всем было известно о больших знаниях Андроника, и когда называли его – Невежей, то все улыбались – шутка есть шутка. Пройдёт несколько лет, и Андроник станет самостоятельным мастером, продолжит дело Ивана Фёдорова.
НЕСПОКОЙНОЕ ЖИТЬи
Будь грамотен,
да памятен.
(Поговорка)
После выхода "Апостола" стал Иван Фёдоров со своими подручными готовить к изданию новую книгу.
Это был "Часовник".
Но неспокойно было в Москве. Простой люд волновался, терпя притеснения со всех сторон.
Иван Фёдоров, наделённый умом, талантом и трудолюбием великим, верил книги его подобны золотым трубам. И возвестят они на четыре стороны света необходимость согласия и добра.
Но его работа не могла радовать писцов-подьячих, что добывали себе денежку на хлеб и квас перепиской книг.
Когда был жив митрополит Макарий, лукавые подьячие помалкивали, зная, что Макарий не даст в обиду Ивана Фёдорова. А как умер Макарий, так и пошёл гулять шепоток, что Печатная изба – дело "недоброе".
Недруги давно бы к Печатне подобрались, да боязно им было – царь скор на расправу.
А тут случилось, царь повздорил с боярами и уехал из Москвы в Александрову слободу.
Тёмными ночами жуткие мысли овладевали Иваном Фёдоровым. Казалось ему, что костром вспыхивают книги, а ведь ими одними он только и жив.
Вспомнилось Печатнику: читал он в древней повести, что в тяжкую пору надо быть мудрым, как змий, сильным, как лев, быстрым, как птица.
Стараясь не обращать внимания на то, что творилось в Москве, Иван Фёдоров продолжал своё дело, торопился.
Когда напечатали "Часовник", мастер даже поцеловал книгу и сказал: "Думал, не успеем закончить..."
Выглядел "Часовник" беднее, чем "Апостол", но всё равно печатные буквы с гордостью сообщали: "Окончена эта книга подвигами и тщанием, трудами и снисканием..."
Если "Апостол" выпускали год, то на "Часовник" ушло всего два месяца.
По "Часовнику" учили тогда детей грамоте: буквари были только рукописными и достать их, купить, было почти невозможно.
"Часовник" стал в то время книгой для многих.
Но в сердце жила тревога. Не знали, когда и откуда ждать беды.
По Москве ходили слухи о разбоях, поджогах, боярской измене...
На Никольской улице истошно кричал кто-то ночью, что де Печатный двор давно пора спалить, а печатников отдать воронам на съедение...
Куда жаловаться? Да и кому? До царя далеко, до ворогов близко.
Помощники Ивана Фёдорова волновались. Да и было из-за чего! За новое дело боялись больше, чем за собственную жизнь – ведь если погибнут литеры-буквы, то прощай Печатня, ни одной страницы, ни одной строки не наберёшь...
Молодой и дерзкий Андроник Невежа предлагал идти в Александрову слободу искать защиты у царя. Но до слободы почти пять дней пешего пути, да и какой приём там будет? Угодишь в руки опричников. У них же разговор короток вмиг расправятся...
И решил Иван Фёдоров вместе с малолетним сыном и с Петром Мстиславцем ехать в Литву, где жило много русских, украинцев, белорусов – все они нуждались в "книжном свете". Там и спокойнее, и дело можно лучше наладить. Да и польза "всему будет великая".
На рассвете обошёл Иван Фёдоров Кремль, постоял на Печатном дворе, простился с ним, как с родным домом. Не мог знать Первопечатник, что видит кремлёвские соборы, да и Москву-реку в последний раз.
В путь собирались тщательно. Уложили литеры-буквы, резные доски, краски и всё, что для дела необходимо.
Андроник Невежа решил переждать лихую годину в Москве, а там попытать счастье-удачу, пойти в Александрову слободу.
Многое из своего типографского хозяйства Иван Фёдоров оставил Андронику.
ДРУКАРЬ ИЗ МОСКОВИИ
Чужая сторона
дремучий бор.
(Поговорка)
Дороги узенькими цепочками пролегли через непроходимые леса. Ехавшему на подводе с имуществом приходилось опасаться всего – и лихих людей-разбойников, и непогоды, и бездорожья. Больше всего тревожила Ивана Фёдорова мысль о том, как примут в далёкой Литве. Пётр Мстиславец успокаивал содруга, что и в Литве тоже есть люди, чтящие славянскую книгу.
На чужбине незнакомца встречают по одёжке. Но для Ивана дорог был не нарядный кафтан, а его типографское дело. Слава же о золотых руках мастера-друкаря докатилась из Московии до Литвы. Ивана здесь начали уважительно именовать, помня о его московских печатных делах, Иваном Москвитиным.
Печатню же местные люди называли друкарней.
И стал Иван Фёдоров Печатник – Иваном Друкарём Москвитиным.
Ивана Друкаря ласково принимал и беседовал с ним сам король Сигизмунд Август. Пришельцев из Московии приютил старший воинский начальник – гетман Григорий Ходкевич, решивший в своём имении Заблудове, что возле города Белостока, основать друкарню-печатню.
Московские типографы нашли приют и поддержку, взялись горячо за работу. Целыми днями возились они с родными славянскими буквами, вчитывались в набираемые слова.
Иван постепенно успокоился и охотно показывал книги, привезённые из Москвы.
Григорий Ходкевич увидел, что Иван – великий мастер, и подарил ему "немалую весь", то есть большую деревню.
Не мог жить Друкарь без любимого дела – оно стало дороже жизни. Недаром стремился Иван Фёдоров "рассеивать духовные семена и всем по чину давать духовную пищу".
И когда у гетмана худо пошли дела, пришлось ему закрыть печатню – она требовала больших расходов.
Что делать Первопечатнику?
И снова сложил он свой скарб домашний и типографское имущество и отправился в дорогу, в богатый и славный город Львов.
Словно милостыню, вымаливал Иван Фёдоров деньги у горожан на печатню: богатые отказали, бедняки поддержали. И на собранные деньги заводит Москвитин-мастер печатню во Львове в 1574 году. С этого года началось украинское печатание.
Много волнений пришлось испытать Первопечатнику на чужбине, но знал Иван Фёдоров, что здешним простым людям он не "седьмая вода на киселе", как говорит старая пословица, а нужный, полезный человек. И с энергией брался Москвитин за новые дела, приговаривая: "Был чужак, стал свояк".
* * *
Довелось мастеру побывать и в далёких странах: и в зелёной Валахии, и в людном польском городе Кракове, и у подножия Альп, и на Дунае, и в городе дворцов и замков – Вене...
Поглядел Иван Друкарь на книги разные, простые и украшенные, толстые и тонкие... И ещё больше набрался мудрости, обрёл умения и пользы для своего дела.
БУКВАРЬ
Грамоте учиться
всегда пригодится.
(Пословица)
Ехал в Краков через Львов московский купец и, остановившись на отдых, зашёл к Ивану Москвитину. Тот порадовался – "на чужой сторонушке рад своей воронушке".
Достал купец из кованого сундучка книгу и похвалился:
– Нерукотворная.
Иван Друкарь и сам увидел, что книга не рукой писана, напечатана. Открыл её посредине, и сразу бросились в глаза знакомые буквы-литеры... Обрадовался Иван Друкарь, словно давнего друга встретил, – ведь книгу печатал его помощник ещё по "Апостолу" в Москве – Андроник Невежа, перебравшийся из боярской Москвы вместе с печатней в Александрову слободу. Не пропали книжные семена, брошенные Иваном в московскую почву. Поднялся хрупкий росток, не сгубили его заморозки, будет укореняться в земле, станет когда-нибудь могучим деревом. Так и учение – начинается с малого, с буквы, одного слова, а открывает великое.
Радуется Друкарь, и в ночных думах видится ему Москва, сияющая маковками соборов.
Ходят караульщики вдоль кремлёвских стен, а в кельях скрипят перьями писцы. Книги хотя и печатают, но их ещё совсем мало. Меж тем на Волге, Днепре, за Урал-Камнем подрастают малыши – читать они не умеют. Да и как научишься, когда книг нигде нет...
Словно молния, озаряет мысль – надо издать книгу для "скорого младенческого научения", Азбуку, книгу для всех.
Много ещё в русских, украинских и белорусских землях людей, что глядят в книгу, как слепые, – читать не умеют.
Букварь нужен!
Писать первый Букварь было некому.
И взялся Иван Фёдоров за эту работу сам.
Тщательно писал-рисовал Иван буквы, находил упражнения, примеры, чтобы младенцы учились не только письму – буквам и цифрам, но и добрым делам, хорошим мыслям.
Позаботился Друкарь и о красивых заставках-виньетках.
Книга получалась на славу. А в самом её конце премудрый автор поместил обращение к "возлюбленному русскому народу", советуя всем учить детей грамоте.
Пусть видят все и знают, что Азбука – наука, ребятам – не бука.
Так родился наш первый печатный учебник – Азбука, Букварь.
Пройдёт немного лет – во Львове, Остроге, Вильно, Киеве, Чернигове появится целое семейство всевозможных Азбук, Грамматик и всяких Словарей. Всем им отец – Иван Друкарь. От его Букваря и пошли другие Буквари, что и ныне являются первой книгой каждого из нас.
КАЛЕНДАРЬ
Земле прекрасно служил
книжек своих изданием.
(Старинные стихи)
Нелегко жилось Фёдорову во Львове, и он был рад, когда князь Константин Острожский – хлебосол и гостелюбец – решил в родовом замке завести печатню.
Быстро собрал Иван типографские пожитки и перебрался в Острог. Здесь и продолжил неутомимый Друкарь своё печатное дело.
О богатствах замка ходили легенды. Но дороже бочек с золотыми и серебряными слитками, оружия и конской сбруи, усыпанной жемчугами, была здешняя библиотека, в которой были собраны книги со всей Европы. Встречались здесь и славянские первопечатные книги, изданные в Венеции, Праге, Кракове... С жадностью склонялся над ними Иван Москвитин, охотно приобщаясь, как в молодости, в Москве, к словесной мудрости. Зрели в душе мечты о новых изданиях.
Многое удалось сделать Ивану Фёдорову в Остроге.
Среди других изданий был и Первый русский печатный календарь из скромных листочков, на которых были напечатаны стихи-вирши, посвящённые каждому месяцу.
Месяцы были обозначены в календаре на трёх языках, помечены были и даты, которые представлялись наиболее важными.
Стихи для календаря, хронологии, Ивана Фёдорова написал молодой тогда белорусский поэт Андрей Рымша, очевидно, учившийся в Остроге.
Случилось это рождение календаря почти четыреста лет назад, 5 мая 1581 года. От этого дня и ведут начало наши печатные календари.
Когда ты, читатель, срываешь вечером листок с численника-календаря, то помни о том, что его далёкого-далёкого предка отпечатал Иван Друкарь в Остроге.
ЧУДО ДРУКАРЯ
Не надо забывать,
что под книгой
кроется человек.
(Старинное изречение)
Радуется мореход, когда попутный ветер принесёт его корабль к заветному берегу.
Радуется путешественник, когда вдалеке после долгих скитаний увидит стены родного города.
Радуется писец, когда заканчивает труд над книгой, которой он посвятил многие годы.
Многое удалось сделать в жизни Ивану Фёдорову. Но, пожалуй, из всех его дел наибольший успех выпал на долю изданной им книги, которая получила наименование Острожской "Библии". Она – самая знаменитая среди других первопечатных славянских книг.
Лучшие библиотеки мира гордятся ею и ныне, как чудом печатного искусства.
Вот лежит она на столе передо мной, напоминая парусник, переплывший океан. Волны времени оставили свои пометы на страницах, ещё помнящих прикосновения рук Друкаря.
Чем же отличается от других фёдоровских книг Острожская "Библия"?
В неё первопечатник вложил всё своё умение, мастерство. Всем взяла эта книга – и толщиной (в ней свыше шестисот страниц!), и шрифтами, и заставками, и концовками, и разнообразными орнаментами-узорами... Один иноземный книжник, посмотрев Острожскую "Библию", воскликнул в восторге, что за один лист этой книги он бы отдал всю Англию!
Восторг современников понятен – никогда ещё славянские книги не печатались с таким мастерством. Только шрифтов было использовано шесть неслыханное дело и невиданное. Литеры-буквы – красивые, мелкие, убористые.
Часть книг из Острога была послана в Москву, и, видимо, понравились они Ивану Грозному. Царь охотно дарил Острожскую "Библию" знатным иностранцам. Так один экземпляр, как величайшая драгоценность, был подарен Иваном Грозным английскому послу.
В течение нескольких лет Острожская "Библия" разошлась в многочисленные славянские города и монастыри, а также крупные города Европы – в Рим, Париж и Гамбург.
Владельцы берегли её как зеницу ока. Потому большое число экземпляров и дошло до наших дней.
И ныне она своим внушительным видом славит дело рук Друкаря.
СНОВА В МОСКВЕ
Книга, как птица,
может весь свет облететь...
(Забытые стихи)
Друкарь Иван Фёдоров мечтал завести собственную печатню и выпускать книги, чтобы они вразумляли умеющих читать, слушать. Да бедность была постоянной спутницей Первопечатника.
Но добрая слава – дороже богатства.
Иван Фёдоров умер бедняком, но навсегда прославил себя и свои книги.
* * *
На могильной плите в городе Львове друзья Первопечатника выбили на камне его книжный знак и сделали следующую надпись, читаемую так:
"ИОАНН ФЕДОРОВИЧ, ДРУКАРЬ МОСКВИТИН,
КОТОРЫЙ СВОИМ ТЩАНИЕМ ПЕЧАТАНИЕ НЕБЫВАЛОЕ ОБНОВИЛ,
ПРЕСТАВИЛСЯ ВО ЛЬВОВЕ, ГОД 1583, ДЕКАБРЬ 5".
Так закончилась большая жизнь мастера.
Плита на могиле не сохранилась, но надпись дошла до нас.
Книги же Ивана Фёдорова оказались поистине бессмертными. Духовные семена, которые Иван Друкарь щедро рассыпал по свету, дали могучие всходы.
Каждая книга напоминает нам о Москвитине.
Москва навсегда сохранила память о Первопечатнике, навсегда оставила в своём городе прославленного мастера...
Стоит в центре Москвы памятник Ивану Фёдорову, на зелёном московском холме, на высоком чёрном с голубоватыми искрами камне...
Не утихает до ночи говор людской...
Вглядываются, проходя, люди и вспоминают слова:
ДРУКАРЬ КНИГ,
ПРЕД ТЕМ НЕВИДАННЫХ
Довелось вернуться Первопечатнику в Московию, книги его теперь знает вся Земля.
ПАМЯТЬ
Уважение к минувшему
вот черта, отличающая
образованность от дикости...
(А. Пушкин)
Видел ли ты, юный читатель, костёр на берегу реки? Весело полыхает пламя, прогоняя ночную тьму. Лишь начнёт огонь опадать, как заботливые руки подкидывают в него вязанку хвороста, и всё светлеет вокруг... Так и память о том, что минуло. Люди не забыли Первопечатника, Каждая книга, пришедшая к нам сегодня, напоминает об Иване Друкаре. Слава его подобна огню, который никогда не гаснет.
Всю жизнь, захватив из Москвы шрифты и печатные доски, скитаясь по дорогам, живя в городах, сёлах и замках, Иван Фёдоров создавал книги. И обучал он этому великому делу родных, близких, молодых и пожилых людей. Были у первого типографа ученики на московском Печатном дворе. Обучал он хитрому искусству и находясь в землях Великого княжества Литовского.
В наши дни учёные, внимательно разглядывая старинные книги, обнаружили, что печатные доски, которые возил с собою Иван Фёдоров, долго использовались в типографиях. С них делали оттиски спустя даже двести лет. Но ещё долговечнее его печатных форм оказались его ученики. Они работали сами и обучали других. Потом учителя обучали других учителей – так из поколения в поколение передавался Книжный свет.
Когда Иван Фёдоров в последний раз побывал на Кремлёвском холме, Москва уже умела печатать книги. Верный путь был проложен. И когда мы берём в руки издание, отпечатанное в семнадцатом столетии, то – будем помнить – перед нами творение тех, кто пошёл по следам Первопечатника.
А прекрасные книги, украшенные затейливыми заставками и чёткими рисунками, вышедшие из украинских и белорусских типографий, разве они не поют – из века в век – славу неутомимому Друкарю?
