Текст книги "Драма на границе (СИ)"

Автор книги: Евгений Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

   – Давай выпьем за нас. За наше счастье, чтобы мы всегда были вместе. – Он сделал паузу и уже голосом, полным сожаления, добавил: – Во всяком случае, ты навсегда останешься в моем сердце.

   – Зачем так грустно, – засмеялась девушка, – Я не бог весть куда уезжаю. До Таганрога всего 60 километров. Мы сможем приезжать друг к другу на выходные.

   – Мне нельзя выезжать за границу, без разрешения командования, – буркнул Андрей.

   – Значит, я буду приезжать к тебе, – весело сказала девушка и поцеловала парня в щеку.

   До рассвета, они целовались в стогу, затем стреляли по бутылкам из автомата, пугая спящих птиц. А в завершении Андрей предложил Заре самой сесть за руль.

   Когда на горизонте появились первые лучи восходящего солнца, Зара сказала:

   – Я уезжаю первым автобусом. Отвези меня в пансионат, мне еще нужно собрать вещи. Да, и подруга, наверное, волнуется, я ведь телефон оставила в номере.

   – Позвони с моего, – предложил Андрей и протянул ей телефон Петрова.

   Девушка набрала номер и поднесла аппарат к уху, затем, взглянув на Андрея, сказала:

   – Вызов заблокирован. Ты видимо все деньги выговорил, когда звонил мне.

   – Наверно, – он небрежно бросил телефон в салон и помог Заре сесть в салон.

   До пансионата они ехали молча, периодически обмениваясь взаимными улыбками. Остановившись возле ворот, девушка сказала, не выходя из машины:

   – Давай не будем устраивать долгих проводов. Я не люблю лишних слез и тяжких вздохов. До автобусной остановки мы доберемся сами. Провожать нас не надо.

   Она на прощание погладила Андрея ладонью по щеке, а потом поцеловала в губы.

   Андрей захотел ее обнять, но Зара выскочила из машины и, не оборачиваясь, уверенным шагом направилась к своему корпусу. Маменко провожал ее долгим взглядом, пока она не скрылась за поворотом.

   – Ну, вот и все, – обреченно сказал он и двинулся с места.

   Он ехал куда глаза глядя, не видя дороги. Отдавая все же отчет в том, что его могут начать искать, он свернул с трассы и дальше помчался по проселочным дорогам. Только сейчас он осознал, что совершил настоящее убийство, за которое должен понести суровое наказание. Сначала он решил, что нужно вернуться на заставу и чистосердечно во всем признаться. Но, тут же отогнал от себя эту мысль, В этом случае он больше никогда не сможет увидеть Зару. Он ехал дальше по заброшенным, заросшим бурьянам дорогам, пока автомобиль, как раненый конь не завалился набок и резко остановился. Правым колесом он заехал в глубокую яму, из которой выбраться уже не смог. Андрей вышел из автомобиля, вытащил из-за кресла автомат и ремень со снаряжением.

   "Это мне, пожалуй, ни к чему, – подумал он, глядя на штык-нож и пустой магазин в подсумке. Как можно дальше от машины, он раскидал их в разные стороны и, оставив, на сиденье ремень с пустым подсумком, направился в степь. Повесив автомат на плечо, он стал напряженно думать, как ему выйти из этого положения. И тут у него возник план. Из потенциального убийцы он может стать жертвой неизвестных бандитов. Ведь свидетелей все равно нет. Маменко проверил магазин в автомате, там был один патрон, еще один оставался в патроннике. «Отлично, – подумал он, – сделаю в себя два выстрела для убедительности. При двух ранениях ни у кого не возникнет мысли о членовредительстве». Теперь оставалось решить, в какую часть тела лучше выстрелить. Руки и ноги, как вариант, отпали сразу, так как можно было повредить кость и навечно остаться инвалидом. Плечи и грудь тоже вызвали у него глубокие сомнения. Он сел в траву и стал напряженно думать. Затем, восстановив все свои скромные знания в анатомии человека, он решил выстрелить себе в бок, причем так, чтобы не задеть тазовую кость и не повредить печень. Он расстегнул тужурку, заправил полу на спине под ремень и приставил ствол автомата к правому боку. Затем, снял левый сапог, правой рукой, насколько было возможно, оттянул кожу вместе с тельняшкой, а левой зафиксировал ствол, чтобы тот не дернулся в момент стрельбы. Закончив приготовления, он большим пальцем ноги нажал на спусковой крючок.

   Среди утренней тишины раздался оглушительный выстрел, а вслед за ним не человеческий крик. Маменко никогда не предполагал, что это может быть так больно. В глазах у него потемнело, и резко стала кружиться голова. Он лег на землю и опустил веки. Мысль о втором выстреле уже не возникла.

   Когда боль немного притупилась, он встал и поплелся до ближайшей посадки. За ней оказалась проселочная дорога и поле подсолнечника. Что было сил, Маменко забросил автомат подальше в подсолнухи, и пошел прямо в надежде встреть людей на своем пути. Идти становилось все труднее и труднее. Наконец, он увидел на поле стадо коров, и пастуха, косившего сено. Застегнув тужурку на все пуговицы, он, размахивая рукой, вышел ему навстречу.

   Глава 13

   – Да-а, Маменко, – на выдохе протянул Рыбаков, – Наломал ты дров.

   – Меня теперь посадят? – тихо спросил солдат.

   – А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил подполковник.

   Парень опустил голову, по его щеке покатилась слеза.

   – Товарищ, подполковник, скажите, я перед арестом смогу увидеть Зару? – с надеждой в глазах спросил Маменко.

   Рыбаков, перечитывая исписанные листы бумаги, посмотрел на солдата и честно сказал:

   – Боюсь, что увидеться ты сможешь с ней только на очной ставке.

   Парень уткнулся лицом в подушку и от отчаяния зарыдал в полный голос.

   – Только не это, – причитал он, – Я не выдержу этого позора. Я не хочу, чтобы они считала меня подонком.

   Рыбаков протянул к нему руку, чтобы успокоить, но тут же ее одернул. Он не знал, как себя вести по отношению к этому молодому человеку. История, услышанная от него, вызывала у Виктора чувство сожаления. Но, внутренний голос твердил обратное. Фактически этот парень лишил жизни другого человека, у которого были родители, молодая жена и к концу лета они ожидали своего первенца. Ничто не может оправдать убийство.

   Рыбаков вышел в коридор, там его ждал Косовский. Не успел Виктор открыть рот, как майор его перебил:

   – В палате хорошая акустика, а дверь плотно не закрывается, поэтому я все слышал.

   – Ну и что скажете?

   – А что я могу сказать, – невозмутимо ответил помощник военного прокурора, – Эту версию нужно тоже проверять, как и все другие.

   Приоткрыв дверь и заглянув в палату, он крикнул:

   -Маменко, ты куда деньги спрятал?

   – Наши потратил на «Шампанское» и сладости, а российские спрятал здесь в туалете под бочком, – не отрывая головы от подушки, ответил солдат.

   – Ну, Виктор Андреевич, охраняйте арестанта, а я пойду, возьму понятых и начну досматривать сортир, – улыбнулся Косовский.

   Рыбаков остался в коридоре, заходить в палату, и общаться дальше с Маменко у него не было желания. Он стоял и думал, как один поступок или не вовремя сказанное слово, может в корне сломать человеку всю последующую жизнь. Если б Маменко не схватился за оружие и не спровоцировал Петрова на драку, то не было бы этого злополучного выстрела. Если б Петров, не позарился на сомнительный заработок на границе, а выполнил свой служебный долг, то остался бы живым. Ах, если б, если б.... Как говорили классики «История не любит сослагательного наклонения», поэтому у каждого своя судьба. Так размышлял Рыбаков, молча, наблюдая за солдатом через открытую дверь палаты.

   Не прошло и десяти минут, как вернулся Косовский. Внешне он казался подавленным.

   – Что-то случилось? – спросил его Рыбаков, – Деньги пропали?

   – Да нет, – вяло ответил майор, – Пожалуйста, – Он протянул Рыбакову шесть купюр достоинством по сто рублей. – Вот чего стоит человеческая жизнь, шестьсот рублей, сто двадцать гривень на наши деньги.

   Он присел на стул, стоящий в коридоре и задумчиво посмотрел в окно.

   – Вы знаете, Виктор Андреевич, – обратился он к Рыбакову, – Я уже десять лет работаю в прокуратуре, многое повидал, но никак не могу привыкнуть к тому, что жизни можно лишиться из-за пустяка. В подобных ситуациях мне всегда жаль родителей. Я сам, как отец двоих детей, знаю, как тяжело их поднимать и воспитывать, как радуешься их успехам, сколько надежд на них возлагаешь...– он вновь замолчал, потом резко встал и добавил:

   – А потом вот так, из-за какой-то мелочи, вроде шестисот рублей, все это остается в прошлом.

   Он тяжело вздохнул и, перейдя на деловой тон, продолжил:

   – И так, Виктор Андреевич, я предлагаю связаться с командованием Погранотряда и начать поиски оружия. Помимо убийства, умышленного или непреднамеренного, это решит баллистическая экспертиза; на нем еще повиснут «нарушение правил несения пограничной службы», «Халатное обращение с оружием», «Хищение оружия и боеприпасов». Этот букет статей Уголовного Кодекса я на вскидку пока предполагаю. По рассказу Маменко, я не услышал, куда он дел пистолет Петрова. Не исключено, что может всплыть еще одна статья. Сейчас сюда приедет наш следователь и я предлагаю разбиться на группы. Нужно прочесать поле, где они ночью стреляли, собрать все гильзы, найти штык-нож, автомат и пистолет. Так что, дня на два прогулки на чистом воздухе нам обеспечены.

   – Я думаю, мы найдем их раньше, – предположил Рыбаков, – Предлагаю, взять с собой Маменко и пусть он нам на месте все покажет, а солдат для поиска тоже вызовем сюда.

   – Не возражаю, – ответил Косовский, – С командованием договариваться, это уже ваш вопрос.

   Как и предполагалось, все гильзы от автомата были найдены в диком поле возле стога сена. Сам автомат нашли в подсолнухах, где он указал. Штык-нож и магазин пришлось искать дольше, потому что Маменко не мог вспомнить в какую сторону его бросил. Гораздо сложнее оказалось найти пистолет. Арестованный постоянно путался, и не мог точно вспомнить, на каком этапе своего движения выбросил оружие, а самое главное, куда. Наконец, когда и солдаты, и офицеры изрядно утомились от безуспешных поисков, Маменко обратился к Косовскому:

   – Товарищ, майор, я хочу в туалет.

   – Отойди в сторону и делай свои дела, – ответил ему помощник прокурора.

   – Я по-другому хочу, – опустив глаза, произнес Маменко.

   Косовский подозвал к себе двух солдат и приказал им:

   – Проводите задержанного в посадку, и смотрите, глаз с него не спускайте.

   – А как же я в наручниках все это сделаю? – показав руки, спросил Маменко.

   – Вот, черт, – беззлобно возмутился майор, – Может тебя еще подержать, как ребенка.

   Он подозвал к себе одного из сопровождавших и протянул тому ключ.

   – Снимешь ему наручники, когда он сядет, а потом сразу же наденешь.

   – Понял, – ответил солдат и пошел догонять Маменко.

   Рыбаков с Косовским отошли в тень и уселись прямо в траву.

   – Что ему грозит, – кивнув сторону задержанного, спросил Рыбаков.

   – По совокупности статей, ему светит двенадцать лет, – задумчиво произнес майор, – Но если родители найдут хорошего адвоката и тот сможет доказать, что этот выстрел был непроизвольный, плюс его сотрудничество со следствием, то, можно будет сократить срок до восьми лет. А дальше, все будет от него зависеть.

   – Очень я сомневаюсь, что родители в своем райцентре найдут хорошего адвоката, а из города не каждый согласится ездить. На одни транспортные расходы придется потратить кучу денег. – Ответил Виктор.

   Они просидели так около десяти минут, как вдруг услышали крик:

   – Сюда, сюда, – доносились голоса из посадки.

   – Что там случилось,– вскочил на ноги Косовский.

   Рыбаков быстро поднялся и побежал в ту сторону, откуда звучали голоса. Майор не отставал от него. Царапая руки и лицо о сухие ветки, они пробрались к небольшой лужайке. Там, пристегнутыми наручниками друг к другу через разветвленный ствол дерева, стояли двое солдат, сопровождавших Маменко. Задержанного рядом не было.

   – Что тут происходит? – закричал Косовский.

   – Мы, как Вы и сказали, расстегнули ему наручники, – начал рассказывать один из солдат, – Он ушел в кусты и через несколько секунд вышел оттуда с пистолетом в руках. Заставил нас пристегнуться, а сам побежал туда, – они оба показали свободными руками в сторону поля подсолнечника.

   -Бежим за ним, – крикнул Косовскому Рыбаков, – далеко он не уйдет с зашитым боком.

   В июне подсолнухи еще поднялись в полную свою высоту, и на поверхности желтых шапок в поле мелькала голова беглого солдата.

   Виктор бросился за ним, стараясь не упустить его из виду. Бежать по такому полю оказалось очень сложно, ноги постоянно цеплялись за стебли и Виктор насколько раз упал. К сожалению, и возраст уже давал о себе знать. Восстанавливать дыхание после каждого падения становилось все сложнее и сложнее. Бег по пересеченной местности уже был не для него. Тем не менее, почти у самого края поля, ему все же удалось догнать беглеца. И то, скорее лишь потому, что тот упал. Виктор подошел к нему, и едва переводя дыхание, сказал:

   – Не дури, Маменко, ты же сам себе хуже делаешь.

   Солдат повернулся лицом к Рыбакову и направил на него пистолет.

   – Уходите, товарищ подполковник, хуже, чем я себе сделал, я уже не сделаю.

   Только сейчас Виктор вспомнил, что не взял с собой оружие.

   – Андрей, – стараясь спокойно говорить, начал Рыбаков, – Хватит смертей. Ты сделал ошибку и понесешь за нее ответственность, но зачем наказывать своих родителей. – Виктор короткими шагами незаметно приближался к нему.

   – Пусть лучше для родителей буду я мертвым, чем зеком, – вытирая слезы, прокричал Маменко.

   – Глупости, – тем же спокойным продолжал Виктор, – Для родителей ты всегда будешь любимым сыном, лишь бы оставался живым.

   – Да, как вы не понимаете, что я с этим дальше жить не смогу.

   Рыбаков подошел еще ближе к нему, ему оставалось сделать еще один шаг и он смог бы дотянуться до пистолета и выбить его из рук, но в этот момент Андрей поднес ствол к горлу и нажал на спусковой крючок.

   Э П И Л О Г

   Прапорщика Алексея Петрова похоронили на городском кладбище со всеми воинскими почестями. Руководство Государственной пограничной Службы Украины не поддержало инициативу личного состава заставы присвоить подразделению имя Петрова. Командующий генерал-лейтенант Лейдин осенью вышел в отставку. Начальник заставы капитан Тарасов был уволен в запас за серьезные упущения в службе. Майор Косовский получил очередное воинское звание и был переведен на должность заместителя военного прокурора соседнего гарнизона. Подполковник Рыбаков остался на прежнем месте.

   Когда, где и как похоронили бывшего рядового Маменко, никто из военнослужащих не видел. Через полгода его родители продали дом и переехали в другой город.