Текст книги "Записки опера Особого отдела."

Автор книги: Евгений Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 18

Следующий день вернул Чернова к повседневной рутине. Нужно было согласовать с командованием списки экипажей, запланированных на предстоящую боевую службу в Средиземном море, оформить ряду офицеров допуска к секретным документам и работам, а также продолжить отбор кандидатов из числа офицеров и матросов для работы в органах КГБ. Несколько месяцев назад Игорь подобрал одного матроса в качестве кандидата для поступления в Высшую школу КГБ СССР. Им оказался паренек из Ленинграда – Евгений Корякин. Он вырос в семье подводника, капитана второго ранга. После школы поступал в Военный институт иностранных языков, хотел быть военным переводчиком, но не прошел по конкурсу. По результатам проведенной спецпроверки причин для отказа от дальнейшего его оформления не было. Настал этап, когда нужно было проверить его пригодность к оперативной работе на выполнении отдельных поручений. В связи с этим оперрабортник рекомендовал ему установить дружеские отношения с матросом Лобановым и выяснить возможные изменения в его поведении и дальнейших планах. Для обеспечения их конспиративных встреч Чернов договорился со старшиной полка, что тот еженедельно будет направлять именно этого матроса для уборки служебного кабинета. Такая практика существовала во всех частях ВМФ. Более того, на кораблях за каждым офицером был закреплен матрос, в обязанности которого входила ежедневная приборка в его каюте.

В десять часов от работы с документами Игоря отвлек вошедший матрос Корякин.

– Товарищ капитан, матрос Корякин для приборки прибыл, – доложил он.

– Заходи, Женя, присаживайся. Убирать сегодня не надо, давай лучше поговорим о наших делах, – капитан поздоровался с матросом и предложил присесть на свободный стул.

Они обменялись несколькими ни к чему не обязывающими фразами, а затем Чернов задал вопрос в отношении Лобанова:

– Ну, как там поживает наш академик? Жаловался, что я поймал его со спиртом?

– Не просто жаловался, а возмущался, – с улыбкой ответил парень и продолжил: – Я лучше расскажу по порядку. Предпринимать какие-то действия для установления с ним близких отношений мне не пришлось. Знакомы мы около года, он, правда, старше меня на призыв. Но учитывая, что в казарме его почти нет, то и друзей у него мало. Ко мне он сам потянулся, когда узнал, что я из Питера… Извините, из Ленинграда, – матрос смущенно прервался. Коренные ленинградцы всегда называли свой город именно так. – Учитывая, что основная масса матросов у нас либо из Поволжья, либо из Средней Азии, то нам сам Бог велел держаться вместе. Он мне все рассказывал о своей прошлой жизни, учебе в МВТУ, о своей девушке. И скажу, что до отпуска он был открытым и доброжелательным. А после отпуска, особенно после второго, его как подменили. Он перестал со всеми общаться. Отвечает как-то односложно. В казарме старается не задерживаться и сразу бежит в вычислительный центр. Если раньше мы с ребятами вечером иногда приходили к нему в карты поиграть или телевизор посмотреть, то сейчас он никого даже на порог не пускает. Хотя, казалось бы, через пару недель – дембель, а он чего-то боится. Но самое интересное в другом, – матрос сделал паузу и добавил: – Обычно все стремятся попасть в приказ на увольнение в первую партию. А этот сам попросил старшину, чтобы его уволили в июне. Такое ощущение, что у него здесь какие-то дела незавершенные.

– А с чего ты взял, что он просил об этом старшину? – спросил Чернов.

– После "залета" с вами ему объявили три наряда вне очереди. Когда он сходил в караул, то сам сказал, что попросит старшину два последующих наряда заменить увольнением в последней партии.

– И когда он об этом сказал? – уточнил Игорь.

– Да, вчера вечером.

– Хорошо, а в чем заключалось его возмущение после задержания мною? – продолжал допытываться капитан.

– Он нес спирт баталерщику. Тот достал ему две новые майки – тельняшки. Дома он кому-то их обещал. Так вот, сначала он возмущался, что спирт забрали. А потом его понесло. Начал говорить, что армия насквозь прогнила, офицеры – сплошь одна пьянь. Матрос вообще бесправный. Что вся страна такая. Извините, но я все повторять не буду, – парень в силу своего воспитания не хотел повторять услышанное сотруднику КГБ, боясь навредить своей репутации. – Скажу последнее. Он заявил, что, когда закончит МВТУ, то обязательно эмигрирует за границу и будет там заниматься научной деятельностью, потому что в нашей стране для себя перспектив не видит.

Кандидат на учебу закончил свой рассказ. Видимо, не просто было ему все произнести, потому что он весь покрылся испариной, и руки предательски дрожали. Чернов не стал больше задавать ему вопросов. Все, что хотел узнать, он сегодня услышал.

– Спасибо, Женя. Ты успешно справился со своим поручением. А теперь нужно проверить твою склонность к писательской деятельности, – Игорь пристально посмотрел на матроса и пояснил: – Оперативная работа – это не только засады, операции и конспиративные встречи с негласными источниками. Пятьдесят процентов успеха зависит от того, как опер сможет описать полученную информацию и преподнести ее начальству. Поэтому давай посмотрим, как ты справишься с этой задачей. Вот тебе лист бумаги и постарайся последовательно и подробно расписать все, что ты мне рассказал и, может быть, хотел рассказать, но упустил. – Чернов пододвинул Корякину бумагу и ручку, а сам вышел из-за стола и пересел в кресло.

– Я не буду тебе мешать. Считай, что нашего разговора не было, а тебе нужно передать мне эту информацию любой ценой. – Игорь откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Матрос в течение двух минут крутил пальцами авторучку, обдумывая текст, а затем, почесав затылок, приступил к написанию отчета.

Игорь молча обдумывал только что полученную информацию. Мотив действий Лобанова теперь был ему понятен. Загадкой оставалось его желание демобилизоваться в последней партии. "Корякин, возможно, прав, говоря о незавершенных делах. Но что же еще держит Лобанова? Что он не успел сделать? – размышлял Чернов. – Пора его остановить, пока он не сделал того, о чем мы догадываемся. Завтра же нужно решить вопрос с руководством о выходе на прямой контакт с Лобановым".

– Кажется, все написал, – прервал матрос размышления Чернова.

Он протянул лист бумаги капитану. Тот быстро пробежал глазами по тексту и остался удовлетворенным. Информация была изложена лаконично, сухо и в то же время объемно.

– Молодец, в тебе пропадает писательский талант. Может, пока не поздно, пойдешь учиться в литературный институт, а не ВКШ? – подмигнул Игорь матросу.

– Нет, товарищ капитан. Я хочу быть чекистом, – улыбаясь, ответил Корякин.

– Смотри, чтобы потом не пожалел, – Чернов протянул руку кандидату в органы, давая понять, что на сегодня время их общения закончилось.

После обеда капитан Чернов уже сидел в кабинете Можайского. Он передал ему отчет Корякина и молча ждал реакции начальника. Тот, в свою очередь, прочитав документ, поднял глаза на подчиненного и спросил:

– И какие мысли родились по этому поводу?

– Мотив действий Лобанова теперь ясен. Парень не просто хочет заработать себе денег на диссертации командира, но получить определенные дивиденды от иностранных спецслужб, чтобы потом сбежать за границу. Я думаю, что его вербовка ничего не даст. При таких настроениях и планах маловероятно, что он будет работать в интересах КГБ. Я предлагаю проконсультироваться с нашими юристами и довести его до уголовного дела.

– Какой же вы кровожадный, мой юный друг, – с иронией начал Можайский, – я согласен с тобой, но нужно делать поправку на возраст. В двадцать лет в нем говорит еще юношеский максимализм. Теперь что касается вербовки. Я за свою оперативную жизнь вербовал и на патриотической основе, и на материальной, и на зависимости, и даже с использованием компрматериалов. Так вот, самые работоспособные агенты те, которых вербуют либо на зависимости, либо последних. Только разговор между нами, а то потом меня обвинят в подрыве основ советской контрразведки, – чуть понизив голос, предупредил капитана подполковник. – На патриотической основе вербуют многих. Эти многие соглашаются, но мало кто из них представляет собой какую-то ценность по своим возможностям и способностям. На материальной основе работают до тех пор, пока есть деньги. В военной контрразведке это не практикуется. А вот последующие две основы заслуживают отдельного разговора. Допустим, мы завербуем Лобанова. Мы, то есть КГБ, поможем ему восстановиться в училище, и все годы учебы он будет зависим от нас. Вся дальнейшая карьера его будет также зависеть от нас. Мы всегда сможем вспомнить ему диссертацию Шкилева. Даже если он сбежит за границу, мы всегда сможем умышленно допустить "утечку" информации о том, что он агент КГБ. Уверяю тебя, не сладко ему там придется. Так что никуда он не денется. Другого выхода у него нет. Теперь дождемся результатов экспертиз и перейдем к активным действиям. Ты будешь работать с Лобановым, а мы с полковником Иващенко будем обрабатывать Шкилева.

При этих словах Чернов нахмурился. Меньше всего Игорю хотелось быть источником неприятностей для командира полка. Можайский как опытный психолог понял настроение Игоря и по-дружески заверил его:

– Не волнуйся, завершающую стадию этого дела беру на себя. Я обставлю все так, что ты останешься в стороне. Но безнаказанно его халатность оставлять нельзя. Он взрослый мужик и должен был думать, что делает.

Подполковник еще раз взял в руки отчет кандидата в органы, просмотрел его и положил в свой сейф.

ГЛАВА 19

Прошла неделя. За это время из Управления КГБ СССР по Мурманской области в Особый отдел поступили результаты графологической экспертизы. Как и ожидалось, почерк в тетради и в объяснительной признаны идентичными. Автором записей признан матрос Лобанов.

Еще через три дня из 8-го отдела Северного флота поступило заключение о степени секретности материала, содержащегося в представленных фотокопиях. В частности, там было изложено следующее: "Оценить степень секретности предъявленных вами материалов не представляется возможным, так как документ не имеет ни начала, ни завершающей части. Вместе с тем анализ имеющейся части материала свидетельствует о наличии в нем сведений, составляющих военную тайну".

Капитан Чернов несколько раз перечитал данное заключение и вернул его Можайскому.

– "Военная тайна" – это лучше, чем ничего, – высказал свое мнение Игорь.

– Лично для тебя – это идеальный выход, – сказал Можайский и пристально посмотрел на капитана, ожидая от него уточняющего вопроса.

– И в чем же его идеальность? – не заставил себя долго ждать капитан.

– Для дикорастущих и перспективных оперов, но не обремененных практическим опытом, разъясняю, – начал пояснять Можайский. – Одной из главных задач контрразведчика на оперативно-обслуживаемом объекте является защита государственных секретов. Если б мы получили заключение, согласно которому эти фотокопии были признаны "совершенно секретными", то есть составляли государственную тайну, каково было бы твое положение? Как оперативный работник ты не выполнил свое основное предназначение. Сведения, составляющие государственную тайну, попали в руки вероятного противника. Вывод один – оперработник не соответствует занимаемой должности. Если ты думаешь, что я накручиваю тень на плетень, то ты ошибаешься. Вспомни случаи, когда Беленко угнал МиГ-25 в Японию, а капитан Зуев – МиГ-29 в Турцию. Ты думаешь, как сложилась судьба тех оперов, которые обслуживали эти авиаполки? – Можайский сделал непродолжительную паузу. Чернов продолжал молча его слушать. – То-то же. На их служебной карьере был поставлен жирный крест. А ситуация почти аналогичная. В тех случаях совершенно секретная техника попала в руки противника. В твоем случае совершенно секретная разработка попала в те же руки. Так что если бы мы получили то заключение, на которое ты надеялся, то пополнил бы ряды "сбитых летчиков", как называют специалистов, чья карьера закончилась по независящим от них причинам.

Можайский улыбнулся, глядя на мрачного Чернова, и добавил:

– А теперь возьмем нашу ситуацию. Мы не знаем, в каком объеме передал Лобанов диссертацию иностранцам, и не будем особенно глубоко рыть в этом направлении, чтобы ты сам в эту яму не свалился. То, что нам удалось получить, не имеет ни начала, ни конца. Значит, можно сделать вывод, что противник еще не получил информацию в полном объеме. И главное здесь, что не попала она к ним в руки, благодаря твоим усилиям. Конечно, не без помощи руководителей, но мы скромно не будем претендовать на твои лавры. А тот кусок диссертации, который был признан военной тайной, – это головная боль командования. Военная тайна не является государственной, а относится к категории служебной. И в том, что произошла частичная утечка, – основная вина командира полка и начальника штаба как лиц, отвечающих за режим секретности в части.

Он вышел из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Затем вновь обратился к капитану:

– Надеюсь, теперь ты понял, как тебе повезло?

– Понял, – хмуро ответил Игорь. Он вспомнил предостережения майора Мухина по этому поводу и еще раз убедился, что опытный опер проявляется не только в результативности своей работы, но и в умении предвидеть нежелательные последствия своих действий и избежать их.

Чернов сидел молча, уставившись глазами в одну точку, и вдруг произнес:

– А я знаю, почему Лобанов хотел уволиться в последней партии.

Горящими глазами он посмотрел на начальника и, не дожидаясь с его стороны вопроса, продолжил:

– Мы не читали эту диссертацию. Когда я нашел ее, то по форме написания понял, что начала в ней нет. А закончена она или нет, я этого определить не мог. Если она не закончена, то Лобанов ждал ее окончания. Все, как всегда, очень просто. Видимо, первую часть он уже передал иностранцам, теперь нужно передать вторую.

– Ну, вопрос по первой части мы поднимать не будем, коль уж решили не возбуждать уголовное дело. А вот в беседе с Лобановым ты этот вопрос подними. Чем больше ты из него выжмешь компры, тем плотнее он будет сидеть у нас на крючке, – посоветовал начальник.

Офицеры еще просидели в кабинете около часа, обсуждая планы реализации этого дела. Наконец, когда все проблемы были обсуждены, Можайский, прощаясь, сказал:

– Завтра я решу все организационные вопросы в штабе ВВС, а послезавтра жди нас в гости.

Он пожал руку подчиненному, сел за стол и принялся листать телефонный справочник абонентов штаба ВВС.

Через два дня, когда Игорь пришел на службу, его несколько удивил царивший в штабе ажиотаж. Несколько матросов в спешном порядке мыли полы и стены в штабе, а офицеры и прапорщики убирали прилегающую территорию.

В коридоре Игорь увидел заместителя начальника штаба майора Абдулова, тот нес на подпись командиру папку с документами.

– Что случилось? Из-за чего такой переполох? – поинтересовался у него Чернов.

– Ждем внезапную комиссию ВВС флота по проверке службы войск. А ты, кстати, не в курсе, чем вызвана эта проверка?

– А я откуда могу знать? – удивленно ответил Игорь.

– Говорят, что в составе комиссии будет твой шеф, поэтому думал, что ты знаешь, – пояснил свой вопрос майор.

– Если бы было что-то серьезное, мне бы он сообщил. Вероятнее всего, решил осмотреть подконтрольные объекты, – успокоил его опер.

– Извини, Игорь, мне срочно нужно к командиру. Потом поговорим, – сказал Абдулов и поспешил на доклад.

Капитан Чернов зашел в свой кабинет, повесил шинель в шкаф и стал наблюдать за происходящим на улице. Окна его кабинета выходили на плац, поэтому Игорь сидел и, глядя в окно, ожидал приезда проверяющих.

Около десяти часов к штабу полка подъехали два автомобиля "Волга" и "УАЗ". Из них вышли заместитель начальника штаба ВВС СФ по службе войск полковник Дегтярев, старший офицер инженерно-авиационной службы ВВС подполковник Калинкин, начальник противопожарной службы майор Горлов, подполковник Можайский и еще два старших офицера, фамилии которых Чернов не знал.

К старшему группы тотчас подбежал комендант гарнизона майор Кулик и доложил об обстановке в гарнизоне. Игорь также вышел на плац поприветствовать своего начальника. Офицеры штаба ВВС приняли доклады от начальников подведомственных служб и направились к командиру полка. В этот момент Можайский отвел в сторону Чернова и полушепотом спросил:

– Напомни мне, где Лобанов прячет тетрадь?

– В диване, там на днище фанера не закреплена. Если ее немного приподнять, то сразу увидите сверток.

– Хорошо. Думаю, на месте разберусь. С нами ходить не надо, это шоу надолго. Когда все закончим, я к тебе зайду сам, – дал последнее указание подполковник и присоединился к группе.

После того как проверяющие посетили кабинет Шкилева, они пошли смотреть комнату для хранения оружия офицеров и прапорщиков, параллельно проверяя знания дежурными своих функциональных обязанностей.

Ближе к концу рабочего дня, когда комиссия проверила несение службы во всех подразделениях, в карауле и на аэродроме, они наконец добралась до вычислительного центра. Претензий к порядку на объекте и противопожарным мерам ни у кого не появилось. Группу постоянно сопровождал капитан Бондаренко, и вопросов к нему не возникло, за исключением одного.

– У вас здесь установлена дорогостоящая аппаратура, – спросил подполковник Можайский, – а как организована охрана данного объекта?

– У нас круглосуточная охрана, – с гордостью ответил Бондаренко. – Приказом по части дежурным назначен матрос Лобанов, который постоянно находится здесь.

– А когда же он отдыхает, если круглосуточно несет службу? – задал вопрос полковник Дегтярев.

– С этим нет проблем, у него на объекте есть комната отдыха, – доложил капитан и показал на закрытую дверь.

– Открывайте, посмотрим, – равнодушно приказал полковник.

– Дежурный по вычислительному центру матрос Лобанов, – представился проверяющим матрос.

Дегтярев молча осмотрел помещение и сказал ему:

– Ну-ка, сынок, выйди покури, мне с твоим начальником пообщаться надо.

Бондаренко, еще минуту назад надеявшийся на похвалу, вдруг заметно изменился в лице и обреченно посмотрел на полковника.

– Товарищ капитан, это что за ночлежка? Почему матрос находится вне подразделения? – заорал Дегтярев.

– Приказом определили. Это же не я придумал, – залепетал капитан.

– А телевизор в комнате, магнитофон, чайник – это тоже приказ командира? – не унимался председатель комиссии. – Вы что? Первый день на флоте? Не знаете, что разрешено иметь матросу, а что нет?

Ярость полковника начинала нарастать по мере того, как он находил все новые и новые нарушения. Игральные карты, найденные в столе, он вообще бросил в лицо Бондаренко.

– Почему парадная форма и спортивный костюм находятся здесь, а не в баталерке? Неужели контролировать единственного вашего матроса должен полковник из штаба ВВС? Я вижу, что вам, товарищ капитан, надоело сидеть в тепле, мозги от безделья начали плавиться. Думаю, вам пора вернуться туда, откуда пришли. На стоянку вертолетов. Там от вас пользы больше будет… А что тут? – полковник поднял сиденье дивана и стал выбрасывать на пол простыни и подушки. Когда полость дивана опустела, в разговор вмешался Можайский:

– А там что? – он подошел к мебели, поднял незакрепленный край фанеры. К его удивлению там ничего не было. Подполковник стал хаотично дергать все рейки и пружины, пока не сдвинул диван с места. В углу на полу лежал сверток, завернутый в газету.

– Что это? – обратился Дегтярев к капитану и, взяв в руки находку, стал ее разворачивать.

– Не могу знать, товарищ полковник, – ответил Бондаренко.

– Да что вы вообще знаете? – махнул на него рукой проверяющий.

– Позвольте взглянуть? – попросил Можайский.

– Пожалуйста, – полковник передал ему тетрадь.

Подполковник быстро посмотрел содержание и убедился, что в руках у него именно то, что нужно.

– Вы не возражаете, если я заберу эту тетрадь для изучения? – скорее констатировал факт, нежели спросил Можайский у полковника.

– Да, конечно. Забирайте, можете и этого капитана забрать к себе, может, после беседы в Особом отделе у него мозги заработают, – Дегтярев кивнул в сторону поникшего капитана.

– Капитан Бондаренко мне не нужен, а вот вечному дежурному я бы задал пару вопросов, – ответил начальник Особого отдела.

– Бондаренко, позови своего Анику-воина, – приказал капитану полковник.

Тот, ни слова не говоря, бегом выскочил на улицу и позвал растерянного матроса.

– Что это за тетрадь? – спросил Лобанова Можайский, продолжая читать ее содержание.

– Это мой конспект, я собираюсь после службы восстанавливаться в вузе и повторяю пройденный материал, – не моргнув глазом, соврал матрос.

– И на каком факультете вы учились? – поинтересовался офицер.

– Факультет робототехники и комплексной автоматизации, – сразу ответил Лобанов.

– Что-то, я смотрю, конспект совсем не соответствует вашей специализации, – Можайский пристально посмотрел на матроса. Тот, не сказав ни слова в ответ, опустил голову и густо покраснел. Полковник Дегтярев с недоумением посмотрел сначала на подполковника, потом на матроса, но воздержался от вопросов. Ему нужно было закончить разговор с Бондаренко.

– Короче так, сегодня к ужину вы, майор Кулик, – обратился он к коменданту, – докладываете мне, что все это барахло принял на хранение старшина полка. А в отношении вас, капитан Бондаренко, решение будет принято отдельно.

Полковник, не подавая руки на прощание, направился на выход. Все офицеры комиссии последовали за ним.

– Товарищи, садитесь в машины, сейчас поедем обратно, – дал команду он своим коллегам и, взяв под локоть Можайского, отвел его в сторону. – Как я понимаю, вы нашли то, что хотели? – полковник загадочно улыбнулся.

– Надеюсь, что да. Спасибо вам за помощь, – офицеры пожали друг другу руки.

– А в отношении Бондаренко вы действительно будете принимать какие-то меры? – поинтересовался Можайский.

– Нет, конечно, – ответил полковник. – Кому он нужен на стоянке? Пусть здесь до пенсии добивает. Не мог же я без повода устроить такой "шмон". А капитан переживет, периодически всем нужны такие встряски, чтобы не расхолаживались.

Он засмеялся и пошел к своему автомобилю.

Около девятнадцати часов в кабинет Чернова зашел уставший, но довольный Можайский. Он победно бросил на стол тетрадь и стал снимать шинель.

– Ну, ты меня и заставил подергаться, – поправляя волосы перед зеркалом, начал он рассказывать. – Представляешь, поднимаю угол фанеры на днище, а там ничего нет.

– Как нет? – удивился Игорь. – А где ж она была?

– Видимо в прошлый раз, когда ты ее возвращал на место, глубоко засунул под обшивку. Я ее нашел только тогда, когда сам диван отодвинул. Представь мое состояние. Руководство всех уровней ждет завершения этого дела, и тут вдруг тетради нет… Ладно, это уже в прошлом. У тебя чай есть?

– Конечно, сейчас включу чайник, – Чернов стал расставлять чашки на стол.

– А пока чайник закипает, давай обговорим завтрашний день. Я тетрадь заберу с собой, завтра утром ты вызови к себе Лобанова, а Иван Петрович в это время вызовет Шкилева, чтобы они не смогли обговорить общую версию, а там в телефонном режиме будем обмениваться информацией. Когда будешь разговаривать с Бондаренко, успокой его, что никто его переводить на стоянку не будет.

– А что, у вас там дело и до этого дошло? – улыбаясь, спросил Чернов.

– Ты бы видел, какой там спектакль устроил полковник Дегтярев. Он так драл бедного капитана, я в какой-то момент подумал, что он вот-вот заплачет. Да, полковник на своем месте. Настоящий службист, – с восторгом отметил Можайский.

– Бедный Владимир Федорович, мне его искренне жаль. За что мужик страдает? – посетовал Чернов.

– Ничего. Любую ситуацию нужно использовать в своих целях. Скажешь ему, что ты через начальника договорился о том, чтобы его оставили на месте. Он еще твоим должником будет себя чувствовать, – пошутил Можайский.

Дальше они пили чай, и подполковник рассказывал о прошедшем мероприятии со своими комментариями и наблюдениями.

На следующий день после построения полка Игорь позвонил в вычислительный центр.

– Слушаю, капитан Бондаренко, – хмуро ответил начальник центра.

– Владимир Федорович, добрый день, – поприветствовал его опер.

– Кому добрый, а кому и не очень, – ответил тем же тоном капитан.

– А что так? – делая вид, что ничего не произошло, поинтересовался Игорь.

– А то вы не знаете, – вновь перешел на официальный тон Бондаренко. – Вчера тут ваш шеф такую бучу закрутил, что я теперь готовлюсь либо звезду с погон снимать, либо на стоянку уходить. Как чувствовал, что этот Лобанов меня подставит.

Капитан вздохнул в трубку и замолчал.

– Федорович, не все так страшно, как кажется. Мой шеф вчера переговорил с полковником Дегтяревым, и они договорились, что в отношении вас никаких мер предпринимать не будут. Мы своих людей ценим и не подставляем, – многозначительно отметил Чернов. – А вот с Лобановым, я хотел бы сейчас пообщаться.

– Сейчас пришлю, – уже более оживленно ответил Бондаренко и положил трубку.

А в это время командиру полка полковнику Шкилеву позвонил полковник Иващенко.

– Добрый день, Леонид Павлович. Начальник Особого отдела ВВС флота полковник Иващенко беспокоит вас. Нам нужно поговорить.

– Здравия желаю, – не ожидая ничего хорошего от этого звонка, ответил Шкилев. – Пожалуйста, я на месте.

– И я на месте, – давая понять, что разговор должен пройти на территории Особого отдела, парировал Иващенко.

– Хорошо, я буду через пятнадцать минут, – согласился командир и стал надевать шинель.

– Товарищ капитан, матрос Лобанов по вашему приказанию прибыл, – доложил Лобанов, входя в кабинет Чернова.

– Присаживайся, – Игорь указал ему на стул возле приставного стола. – Догадываешься, по какому поводу я тебя вызвал?

– Так точно, – ответил матрос.

– Ну, вот и отлично. Тогда не будем терять время. Рассказывай, как у тебя оказалась диссертация командира полка, и для чего ты ее себе переписал?

Матрос не поднимая глаз, опустив руки под стол, сразу начал отвечать:

– Мне ее дал мой начальник, капитан Бондаренко для того, чтобы я сделал расчеты, – и все.

– Если тебе нужно было сделать расчеты, зачем ты тогда переписывал текст?

– Чтобы потом не сбиться, какие результаты к каким данным относятся, – также быстро ответил Лобанов. Видимо, вчера он рассмотрел все возможные варианты вопросов и продумал ответы к ним.

– Звучит убедительно. Если б не одно "но", – Игорь сделал многозначительную паузу и пристально посмотрел в глаза матросу. – Диссертация командира имеет гриф "Совершенно секретно", а ты самовольно переписал ее в незарегистрированную тетрадь. А это уже можно расценить как незаконный сбор секретных сведений.

– Товарищ капитан, я, конечно, военнослужащий срочной службы, но не дурак, как вы меня воспринимаете. Я выполнял приказание своего начальника. По своим служебным обязанностям допуска к секретам не имею, и секретной рабочей тетради у меня нет, чтобы в ней делать записи. Поэтому, если кто-то и допустил нарушение режима секретности, то, во всяком случае, не я. И ничего я не похищал и не собирал. Тетрадь командира полка находится в секретной части. А эти рабочие выписки я сделал и забыл куда засунул, потому что мне они не нужны. Как вы сами заметили, дальше вычислительного центра они не ушли. Товарищ капитан, я не пойму, какие ко мне претензии? – с вызывающей улыбкой спросил матрос.

"Видимо, парня вчера кто-то хорошо проинструктировал, – подумал Чернов, – надо подбираться к нему с другой стороны".

– Претензий у меня к тебе много. Я вижу, что после задержания со спиртом ты меня воспринимаешь не совсем серьезно. Неужели ты думаешь, что мой начальник нашел эту тетрадь случайно? У нас случайного ничего не бывает. Я нашел ее давно. И то злополучное задержание было инсценировано только для того, чтобы получить образец твоего почерка. А получив образец твоего почерка, я смог убедиться, что именно ты сделал эти записи. Коль ты не хочешь рассказывать, зачем ты переписал диссертацию командира и для кого, поведем разговор в другом русле.

Игорь сложил ладони в замок и монотонным голосом начал выдвигать свои аргументы:

– Когда ты призвался на флот, то давал подписку, что в период службы не имеешь права контактировать с иностранцами. Было такое? – чуть повысив голос, спросил матроса Чернов.

– Было. Но я с иностранцами никогда не общался, – невозмутимо ответил Лобанов.

– А вот здесь позволь тебе не поверить. Ты попал в поле зрения наших коллег в Москве еще в свой первый отпуск, – начал блефовать Игорь. – В отделе есть фотография, когда ты заходишь в здание советско-норвежского совместного предприятия "Хорет", и есть магнитофонная запись твоего разговора с иностранцем из этой фирмы.

При этих словах улыбка с лица Лобанова сошла. У него нервно начал дергаться левый глаз.

– Ну, он не иностранец, он наш соотечественник из Прибалтики, – попытался оправдаться матрос и понял, что проговорился.

– Ошибаешься. Он гражданин Норвегии. А теперь посмотрим, будешь ты мне дальше врать или начнешь говорить правду. Сейчас от твоих показаний зависит, кем ты выступишь на процессе, свидетелем или главным подозреваемым, – продолжал свою игру капитан.

– На каком процессе? – удивленно переспросил Лобанов.

– Как на каком? На судебном, по факту шпионажа.

– А какой разговор у вас записан на пленку? – вновь спросил матрос.

– Слишком много у тебя вопросов, а я бы хотел услышать ответы. Но если для тебя это имеет значение, то все разговоры. А теперь я слушаю тебя, начинай по порядку. Кому принадлежала инициатива передачи диссертации командира полка иностранцам? На каких условиях ты передал первую часть работы и, наконец, сколько тебе должны были заплатить за нее? Я-то, конечно, ответы на эти вопросы знаю, но хотелось бы их услышать от тебя.

– Товарищ капитан, – дрожащим голосом заговорил Лобанов, – разрешите задать вам последний вопрос?

– Слушаю.

– Меня посадят? – обреченно спросил он, – На сколько лет?

– Скажу тебе откровенно. У тебя есть два выхода. Первый: ты мне рассказываешь все честно и, если твои ответы совпадают с нашими данными, мы тебе поможем восстановиться в училище, начнем плодотворное сотрудничество и с твоей помощью разоблачим иностранного шпиона. Второй вариант: ты продолжаешь вешать мне лапшу на уши, потом излагаешь ее на бумаге, а затем следователь КГБ в Москве разобьет твои данные имеющимися у них доказательствами. И тогда привлекут к ответственности тебя за передачу иностранному гражданину сведений, составляющих государственную тайну. А иностранца выдворят из страны за противоправную деятельность – и все.