355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Лосев » Миронов » Текст книги (страница 11)
Миронов
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 15:03

Текст книги "Миронов"


Автор книги: Евгений Лосев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

25

Вот уж никогда бы не поверил, если б сам не испытал такого состояния, что из церкви люди выходят умиротворенные и очищенные от скверны дурных поступков. И с просветленной совестью. Миронов вышел на паперть, новыми глазами взглянул на солнечный мир и на станицу. Улыбнулся в усы – так вот она какая, разжалованная столица Войска Донского!..

Разжалованная?.. Как и он, Миронов?.. 8 июня 1820 года Пушкин и Раевский посетили Старый Черкасск. Раевский писал жене: «Сей разжалованный город в станицу еще более обыкновенного залит водою. В нем осталось домов до семисот, в том числе несколько старых фамилий чиновников, как-то Ефремовых и пр., другие же перевезены в Черкасск. Но церквей не перевезли и их богатств, но не могли увезти памяти, что было первое гнездо донских казаков. Словом, Старый Черкасск останется вечным монументом, как для русских, так и для иностранных путешественников».

Никто не знает точно, когда возник городок Черкасск. На острове – с юга Дон, с трех других сторон – протока. Одни утверждают, в 1500 году, другие – в 1570-м... Но с 1644 года Черкасск становится столицей донских казаков. К 1764 году он настолько был уже известен, что сюда со своими товарами приезжали купцы из Греции, Турции, Италии, Франции, Персии... В Черкасске есть где развернуться своим и заморским купцам – действовало 203 лавки, 25 прилавков, 30 кабаков... Круглый год здесь всегда можно купить хлеб, мясо, рыбу, овощи, сукно, гвозди, лес, кожи... В мае 1805 года открылась первая на Дону гимназия. Интересен перечень изучаемых предметов: математика, физика, история, география, статистика, философия, логика, политэкономия, восточные языки, латинский, немецкий, французский. И сразу же закладывались основы новой морали: преподавателям употреблять розги строго воспрещалось, как и вводить в обиход бранные слова...

История Черкасска – это история Дона. Все, что появлялось необыкновенного, вначале здесь опробовалось, а потом уж расходилось по всему Войску Донскому. Здесь даже впервые была сыграна такая свадьба, которую до сих пор помнит вся Россия. Венчался знаменитый донской атаман Степан Ефремов на Меланье, простой казачке неописуемой красоты. Народ гулял без перерыва целую неделю. Столы, уставленные яствами и напитками, стояли по всем улицам городка. И все равно люди не могли поесть и испить всего, что было наготовлено на «Маланьину» свадьбу. И пошла гулять по белому свету известная поговорка... Сама Меланья Карповна тоже вошла в историю тем, что для нее впервые была изготовлена коляска и запряжены кони, чего казаки сроду не делали, считая хомут оскорблением благородного животного. Она же, Меланья, придумала забаву – в специальных водоемах катать на осетрах именитых гостей...

Князь Юрий Долгорукий по приказу царского правительства прибыл на Дон для поимки и возвращения беглых крестьян. Но ведь с «Дона выдачи нет!». Казаки возмутились и подняли бунт, который возглавил атаман станицы Бахмутской Кондратий Афанасьевич Булавин... Он разослал во все концы воззвания, призывая «атаманов-молодцов, дорожных охотников, воров и разбойников с ним погулять, по чисту полю красно походить, сладко попить и поесть, на добрых конях поездить»...

Князь Юрий Долгорукий был затолкан в мешок и выброшен в воду. Взбунтовавшиеся казаки захватили Черкасск, предали смертной казни атамана Войска Донского Лукьяна Максимова и его старшин. На Войсковом Кругу новым атаманом избрали Кондратия Булавина, который сразу же перебрался в богатый атаманский дом. Это событие произошло 9 мая, а 7 июля 1708 года богатые казаки напали на этот дом, захватили его и убили Булавина. Отвезли в Азов, губернатору. Там отрубили голову и, заспиртовав, приготовили для показа Петру I...

Во главе карательного отряда на Дон прибыл князь Василий Долгорукий, брат Юрия Долгорукого. В Черкасске казнили каждого десятого...

Миронову на всю жизнь врезались в память слова русского самодержца: Петр I, притесняя казаков, урезывая их вольнолюбие и свободу, заигрывал с ними и одновременно приказывал князю Василию Долгорукому в 1708 году: «Жечь без остатку, а людей рубить, и заводчиков на колесы и кольи, ибо сия сарынь кроме жесточи не может быть унята».

Вот вам и просветитель Петр Великий, обожествляемый монарх, прорубивший окно в Европу, с горечью думал Миронов. Ну, ладно, нас считают азиатской, дикой страной, бесконечной и необъятной, и этим объясняется нелепость и жестокость наших деяний. А как поступают в культурных, высокообразованных, цивилизованных странах, допустим, во Франции, которая считается «страной меры»? 1685 год. Подавление восстания народа. «Людей рвали щипцами, сажали на пики, поджаривали, обваривали, душили, вешали за нос...» Значит, всюду в мире беспощадность, если в руках у победителей оружие и они не только безнаказанно им пользуются, но еще и поощряют наградой того, кто больше других убьет безоружных невинных людей. Чушь!.. Они – герои!.. Им – поощрение отовсюду: ордена, поместья, деньги, чины, восторг толпы и... женщин... Что же такое – человек? В чем его суть? Может быть, и так называемый героизм бессмыслен? Вечны лишь – правда, добро и благородство? Вечна природа.

И Миронову вдруг больше всего на свете захотелось оказаться в родной донской степи, полежать на шелковистой траве, вдыхая ее аромат, ощутить прикосновение метелок ковыля. Пригибаемые вольным ветром, они опахивают, щекочут лицо...

Может быть, не стоило и прорубать это самое окно в Европу и, обдирая тела, одежды и души, влезать в него? Не лучше ли было бы, как истинному христианину, пользоваться дверью?.. И достойнее, и безопаснее, и разумнее. Да и потом, зачем рубить окно, когда уже построен дом? Надо, по-видимому, заранее знать, что оно необходимо для солнца и света, и заранее закладывать его в саму конструкцию здания. Но наша необъятность, бескрайность и бесконтрольность, наверное, и предопределяют катастрофичность истории великого государства Российского, где позволено и разрешено все, где царствует единственное право – сила власти. Уж грешить, так чтоб пыль столбом, а уж каяться, так до кровавых шишек на лбу. Как хвастливый цыган-конокрад, хоть раз проскакать на худой лошадке-кляче, да галопом...

Петр I облагодетельствовал своим посещением Дон четырежды: в 1695, 1696, 1698, 1709 годах. В один из приездов пожаловал Войску Донскому серебряную печать: «Печать Войска Донского». А войсковым атаманам – насеку, украшенную серебряной оправой: «Насека Войска Донского, 1704 года». И грамоту от 21 сентября «За верность престолу».

Дорогой ценой платили донские казаки принудительной «вере престолу»...

Три тысячи семейств увел на Кубань, потом в Турцию атаман Игнат Некрасов, первый заместитель Кондратия Булавина.

Миронов, походив по станице и посмотрев на жителей Старочеркасской, подумал, что ведь по внешнему виду они – казаки, точно такие же, как его родной станицы Усть-Медведицкой: «Почти все смуглые и румяного лица, волосы черные и черноусые, острого взгляда, смелы, храбры, хитры, остроумны, горды, самолюбивы, пронырливы, насмешливы. Болезней мало знают, наибольшая часть умирает против неприятеля и от старости».

Разжалованная казачья станица Старочеркасская... Бунтарская. Атаманы с бешеной энергией: Василий Ус... Игнат Некрасов... Степан Разин... Кондратий Булавин... Семен Драный... Никита Голый... Емельян Пугачев... Иван Рубцов... Степан Ефремов... Братья Грузиновы, Евграф и Петр... Они не смирялись. И все время рвали путы, отстаивая казачью вольность.

И тут выявляется интересная деталь. Когда во главе донских казаков стоял настоящий Казачий Круг, на котором все дела войска решались принародно и самим народом, тогда не случалось ни единого бунта и восстания. «Донцы меж себя атаманов и иных начальных избирают и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу». И если уж выбрали и сказали: «Любо!», то подчинялись беспрекословно: «Куда наш атаман взгляд кинет, туда мы головы свои бросим». Строжайше блюли закон: «С Дона выдачи нет».

И как только царское правительство запустило «высокую руку» в дела вольнолюбивого Войска Донского, так и начались бунты и восстания. И не только порушился вековой закон, которым гордились и дорожили казаки: «С Дона выдачи нет», но царское правительство издало указ, что если атаманы будут принимать «новопришлых людей, то будет смертная казнь без пощады, а на всю станицу войсковая пеня, городок будет разорен и в юрте будет отказано».

Самодержавие начало беспощадно расправляться не только с казачьей вольницей, но даже с их памятью. Дом, где родился и жил Емельян Пугачев, был сожжен дотла и совершен ритуал, смысл которого – считать это место оскверненным... А саму станицу Зимовейскую перенесли на другую сторону Дона и окрестили Потемкинской. «По причине той, что государственный злодей Емельян Пугачев родился в этой станице» – так сообщал фаворит царицы, светлейший князь Потемкин атаману Войска Донского. При этом милостиво разрешил, чтобы донские казаки с восторгом приняли титул станицы такой высокопоставленной особы, как имя самого светлейшего князя, могущественного фаворита Екатерины II.

Уничтожались лучшие сыны донского казачества... Уничтожались дома... Станицы... Стирались с лица донской земли. «У-у, цари-благодетели!..» – Миронов даже зубами скрипнул... Закабаленным, бесправным народом легче управлять, потому – расправа. Значит, казаки должны стать собственностью государства? И жить по его указке? Но ведь такое противоречило всему укладу жизни казаков!.. А кому какое дело до всяких там «укладов жизни» – есть власть царского правительства, и никаких вольностей! Но ведь вольность, традиции, веками созданные, выше всяких государственных претензий, которыми опутывается гражданское право человека быть самим собой! Пеленает его и сначала не дает свободно дышать, а потом надетые оковы превращают народ в рабов, бесправных, послушных и безвольных. Так какой толк от такого племени?

Монаршие милости для казаков хуже нашествия Тамерлана... Эх, не было в то время его, Миронова, на Дону, он бы им показал!.. Кому это им? Ты уже показал... Успокойся, приляг на жесткий тюремный топчанчик да повспоминай, как ты завоевывал свободу. Как рвал свою душу и тело, отстаивая ее, и горло тоже – на каждом перекрестке орал за свободу... Вот и получил награду – Бутырский каземат... И ведь не враги его засунули сюда – тогда бы и жаловаться не на кого. А то ведь свои братья по классу, братья по борьбе, по завоеванию этой самой свободы, будь она трижды... Что? Проклята или священна?.. Да не надо сюда впутывать гражданскую войну! Не надо торопиться. Он еще до нее не дошел. И уж если дал себе самому слово все вспомнить, причем по порядку, то и будет этого придерживаться, и никто его не собьет с этой мысли! Никто! Слышите?..

На чем он остановился? Ага, на разжалованной станице Старочеркасской. Гуманизм... Милосердие?.. Это же слово выкинуто из лексикона. Победа. Революция. Враги. Расстрел. Контрреволюция. Контра. Репрессии. Террор. Голод. Разруха. Сровняем с землей тюрьмы и церкви. Бога нет. Жестокость. Равнодушие. Тюрьма... Все раскалено до мрака... Страшно жить... Но жить надо, хотя уж для того, чтобы додумать все до конца в эти унылые, позорные дни, может быть, кому-то пригодится?.. Он еще и тут рассчитывает пользу какую-то кому-то принести?..

Но ведь Миронов звал казаков в светлое будущее. Не щадил себя. Но теперь и его не пощадили. И каземат Бутырской тюрьмы яркое тому подтверждение... Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным... Главное, не отвлекаться. Не сентиментальничать. Не злобиться. И не взвинчиваться!.. Запрещает это себе. И не убегать в область случайных воспоминаний. Достоинство и выдержка. Иначе сил не останется. Конечно, легче умереть, чем выдержать такое напряжение!.. Терпение. Он чист. Открыт. Правдив. Если он честно и искренне вспомнит все и, может быть, даже повинится, то это что-нибудь да значит... Память пережитого непрерывна. Хотя и больно! Потому что память, прошлое – всегда больно. И неприятно, все равно как есть сырую рыбу...

При всем своем катастрофическом положении Миронов ясно представляет себя отличным если не ото всех людей, то от очень многих. Индивидуальность. Личность. Физические страдания не должны заглушать его внутренний духовный мир. Потому что он считает себя, как бы это точнее выразить, выше всего обыденного, кроме живой природы. Поэтому обязан выразить свою человеческую суть. Не имеет права умерщвлять рожденную мысль. Да, откровенно сказать, не собирается. Это его духовная энергия. Его душа. Самоистребление ее считает недостойным. Свободу он потерял, но душа осталась. И, может быть, удастся и коснуться самых тонких и глубоких ее струн, убегая от всего материального. Привести в действие только сердце и интеллект. Может, это будут мгновения, когда он может подумать о себе прежде, чем о других, ведь какие-то задатки в него вложила природа. И вот их реализация...

Но какое отношение имеет все это к разжалованию столицы Войска Донского? По сути дела, никакого. Просто память об этом событии навеяла мысли. Или напомнила его собственное разжалование? Или по-прежнему он продолжает вести спор с самим собой? Какое искупление может спасти отчаянное положение? Ведь он завоевывал и утверждал власть, которая теперь не только его опозорила, по и пытается физически... убить. Как это – убить Миронова, командарма Второй Конной армии? Он водил в бой тысячи бойцов!.. Тысячи жизней были в его руках, и он волен был послать их на смерть или оставить в живых. А зачем ему это нужно было? Зачем?.. Может, он просто убийца?.. А теперь не может спасти свою собственную неповторимую жизнь?.. Чушь какая-то... Бред... Или его смерть поможет сблизиться с миром?.. Сколько же в нем накопилось?..

Он разжалованный?.. Так это когда было... А может быть, это как ушиб в юности, а болеть он начинает только к старости? Разжалованный... Как удар большого колокола с колокольни монастырского храма Воскресения. Подростком еще был. Босой. Бежал легко по тропинке по-над самым берегом Дона. Когда все так было просто и только мечты будоражили голову. Ударили в большой колокол. Вода, как известно, почти не пропускает в свою глубину низкие звуки – отражает их. Бывало, одни ребята громко бьют по воде, а другие ради интереса ныряют и остаются под водою, прислушиваясь к еле уловимым шумам. Но вот что случилось в тот раз с Филькой. Он никак не ожидал, что его может подстерегать опасность, потому что вообще не признавал страха. За что и поплатился. Старые казаки предупреждали, что надо в это время раскрывать рот и тогда не оглохнешь. Только не сказали, когда тот случай подоспеет... Так вот, когда ударили в большой церковный колокол, Филька, беззаботно насвистывая, бежал по-над самой водой. Она колокольный звон не приняла, а сразу же оттолкнула от себя. Филька мгновенно оглох, покачнулся и, как куль с овсом, упал в воду. На какое-то мгновение потерял сознание. Но то ли испуг помог ему всплыть наверх, то ли вода отрезвила, а вернее всего, время не пришло уйти в мир иной, но, однако, глухота сразу же прошла. Ожидая очередного удара колокола, Филька нырял под воду и оттуда прислушивался к глухим ударам, одновременно подгребая руками за нависшую над Доном скалу... Стало быть, верно говорят: бог не без милости, казак не без счастья.

Сейчас Миронов находился точно в таком же состоянии, когда ударил большой колокол и он шматом полетел в воду. Оглушенный, потерянный и беспомощный. Только добавилось ощущение нереальности происходящего, будто все происходит не с ним, с кем-то другим, а он со стороны наблюдает... Вообще-то не так уж и плохо понаблюдать самого себя со стороны. А зачем? Имеет ли смысл его жизнь теперь?! Нет, не теперь, но тогда?.. Вся жизнь? Тогда в чем он был, ее смысл? Если есть смысл, то почему – каменный мешок, который давит, сжимает и не дает даже глубоко вздохнуть. Во всем теле какая-то чугунность. Может быть, в этой железной решетке, которая запеленала окно, истина?..

Миронов подошел ближе к окну, может, удастся увидеть кусочек голубого неба или лучик солнца... В Усть-Медведицкой, наверное, солнце уже растопило снег и звенящие ручьи весело и звонко бегут к Дону. Стеша вышла из дому и, прижмурив глаза, подставила свое лицо к солнцу. Чему-то улыбается? Или лицо каменное, ни под каким солнцем уж не оттает?

Но ведь слезы восторга и счастья текли по ее щекам! Текли... Когда во время венчания в церкви священник произносил: «Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение и союз любви положивый им неразрушимый». Да и у него самого дрожали руки, когда он надевал кольцо на палец Стеши и никак не мог примерить, на который из них... Ее горячие слезы падали, и слышно было, как они разбивались о его руки... Но в чем он виноват? Как это случилось?.. Стеша... Но он же насовсем не расстался с ней. Приезжал всегда домой. Деньги присылал... Вот-вот, Стеше, молодой, красивой, гордой до отчаяния казачке, только это и нужно было, чтобы он наспех заскакивал в курень и тут же начинал торопиться, потому что его ждала за бугром Надя-Надюша... То-то радости Стеше...

А детей он не потеряет? Дочери... Старший сын Никодим... Младший Артимон... Есть ли его вина?.. Человек так устроен, что даже за свое счастье он предпочитает, чтобы кто-то другой отвечал... Голос Стеши будто донесся из глубины камеры... «Ты любишь меня?.. Я очень тебе нравлюсь? Всегда мой, до самой березки?.. Ха-ха-ха...» – «Ты моя хохотушка. Колокольчик, что ли, у тебя во рту?..» – «Ха-ха-ха... Все завидуют мне, что я такого казака-молодца окрутила. Ха-ха-ха...» – «Ты сначала хохочешь, потом слова выговариваешь. Надо же такую особенность иметь». – «Ха-ха-ха... Я же счастливая...» – «Чудо мое... Колдунья...» – «А мне и слова не нужны – я их смехом тебе расскажу: ха-ха-ха... А хочешь, спляшу». – «Чудо мое... Гибкая, как донская лоза...» Но ведь невозможно все это вернуть! Как невозможно войти в одну и ту же воду Дона. Глупо даже думать об этом. Как и о том, допустим, чтобы сейчас ему ординарец подал любимого коня. Он без стремян вскинет свое молодое, упругое тело в седло. Шпор своему любимцу давать не будет, потому что умный конь сам понимает, в каком состоянии находится его хозяин, которого сейчас может успокоить или привести в себя только бешеная скачка по степному раздолью, где вольный ветер разгуливает в роскошных ковылях...

Любовь рождает вновь и преображает человека. «То-то и видно, как она тебя преобразила», – будто услышал Миронов чей-то злой голос... Все кончилось. Лицо Стеши будто растворилось, туман накрыл ее лицо, и все померкло. Осталась только память. Жестокая и немилосердная. Ласковая, как гремучая змея... Вся жизнь – ложь? Истоптана, исковеркана. Никчемность и пустота вокруг. А ведь когда-то от него исходила светоносная сила. Благожелательность передавалась всем, кем он командовал, и, может быть, потому казаки с охотой шли с ним в бой. Потому что он всюду и везде был честным. Это главное в командире. Доброта. И неукротимая сила победы. Талант полководца. Откуда он? Ведь грамоты – только юнкерское казачье училище. Ну, а допустим, Пугачев, Разин, Булавин, Некрасов и такого образования не имели, а командовали десятками тысяч войск... Значит, талантливы донские казаки от матушки-природы... Неужто он закончит жизнь здесь?! Скорбный крик вырвался из груди. Гнев. Ужас...

Война продолжалась. Но когда-нибудь наступит конец этому грехопадению?! Что творится в его голове? Вопросов много, а ответов почему-то меньше. Или он мастер только задавать вопросы, а отвечает пусть другой?.. Но ведь родной Дон выстрелил в него! В сердце, которое ничего выше не имело, чем любовь к Отечеству. Сколько же боли в сердце! Что же он с ним сделал?.. А как было просто, когда он босой, с кнутом через плечо, шествовал по степи в роли всемогущего атамана... Войска Донского. Дон... Дон... Дон... Как набат большого колокола. Умный и честный человек не может не жить на Дону. Здесь все светлое, высокое. Воскрешающее все и всех, живущих на земле.

26

Старинный город Черкасск, центр Войска Донского, по указу его императорского величества Александра I в 1805 году был разжалован в рядовую станицу, именуемую теперь Старочеркасской. А новой столицей стал город Новочеркасск, построенный по замыслу войскового атамана графа Платова, при слиянии малых рек Тулузы и Аксая. Но ведь это место было удалено от судоходного Дона и лишало казаков выгоднейшего водного пути! Начальство уверило общественность, что будет прорыт канал от речки Аксай и искусственный рукав соединит Новочеркасск с судоходным Доном и даст выход к Азовскому морю. Но, как говорят на Дону, человек предполагает, а господь бог располагает. Канал должен быть прорыт на расстояние в 70 верст. Стоимость – 2 миллиона рублей. Много раз возвращались казаки к мысли о строительстве канала. Особенно при войсковом наказном атамане князе Н. И. Святополк-Мирском. Двумя землечерпалками даже начали пробную расчистку фарватера реки Аксай, да вскоре и бросили... И так по сей день...

31 декабря 1804 года поступило высочайшее повеление положить основание новому Черкасску, а 18 мая 1805 года последовала закладка его... Весной 1806 года, погрузив на лодки и плоты имущество, флотилия во главе с войсковым атаманом Платовым двинулась к новому месту жительства. Стреляли из пушек. Колокола всех церквей поначалу трезвонили, а по удалении каравана лодок начали бить в набат Тревожно и грустно было на душе у донских казаков. Как почти и у всех, когда они покидают родовое гнездо, где прошло детство, юность...

На Черкасске старом, кроме буйства известных атаманов, руководителей восстаний, которые военной силой пытались отстоять свою «вольницу», лежит еще один грех, может быть, даже главнейший, о нем как-то редко поминают, да он и не очень известен. Речь идет о братьях Грузиновых. Несвойственную казакам тактику они пытались использовать, чтобы изменить существующий строй. Хотя на первый взгляд казалось бы, зачем им надо было, ведь они принадлежали к богатейшему сословию донского казачества. Почему они включились в борьбу против царя, который их обласкал и возвеличил? Так ведь и Стенька Разин – сын богача!..

А тебе, Филиппу Козьмичу Миронову, чего недоставало? Правда, ты вышел в жизнь не из богатой семьи, но уже достиг чина войскового старшины и потомственного дворянства. Чего еще желать? Да и на этом высоком взлете карьера не кончалась. Впереди была учеба в императорской академии и звание полковника генерального штаба. О таком трудно было даже мечтать... Он же хорошо знает, что о нем докладывал по инстанции командир 32-го донского полка полковник Ружейников: «Миронов очень способный и храбрый офицер, и его следовало бы послать на учебу в академию генерального штаба, но этого, к сожалению, сделать нельзя: он чересчур революционно настроен. Я нарочно посылаю его в самые опасные операции. Сына у него убили, а его, окаянного, и пули не берут».

Ну чего ему, Миронову, не хватало? Горя?.. Наград?.. Славы?.. Чинов?.. Все было. Всего, кажется, хватало. Даже слишком... Но он все равно довольным не был, и не своим внутренним миром, а внешним, окружающим его. Иначе говоря, тем социальным строем, который дал ему в жизни если не все, то очень многое. Так почему он выступал против государственности? Потом... Потом об этом... Ну, обуздал бы немного свой характер, потерпел бы. И блестящая карьера обеспечена. Почему же человек кладет на карту самое сокровенное ради осуществления чаще всего мифической цели? Почему спокойно не живет?

Работал бы, любил, радовался жизни... Так нет же, все с великим трудом скопленное богатство кидает в пасть ненасытному молоху и очертя голову начинает заново экономить «по грошам»...

Но ведь Миронов в борьбу вступил за счастье народа. А народ просил его об этом? Странный вопрос. Разве сам Миронов не видел, что надо бороться? Вон как, значит, сам видел, по собственному разумению и понятию ввязался в братоубийственную войну и считает, что выполнил благородную миссию, на которую его никто не уполномочивал, кроме личных амбиций? Но ведь народ в беде был!.. И, чтобы помочь одним, надо было убивать других?.. Не так все просто! Сложно убивать? Совесть мучает? Да не в этом дело!.. Потом... Потом об этом...

Восемь орденов и георгиевское оружие... Чин войскового старшины. Блестящий казачий офицер, будущий наказной атаман. Потомственное дворянство, о чем он даже понарошку не мог и мечтать... Все бросил! Будто ничего этого не было и остался «гол как сокол». Пастухом с хутора Буерак-Сенюткина. Добавил только: «Гражданин Миронов» – без звания, наград и чинов. Это какая же сила, внутренняя, духовная, так тряхнула сознание?! Говорят, что самая большая глупость – это ум, направленный не в ту сторону... Может быть, это и так, но гуси считают трасу вкуснее свиных отбивных... Потом... Потом... Нет уж, додумай до конца хоть один раз. Или стыд ест глаза? А чего стыдиться-то?.. Да, он боролся за счастье людей... Это хорошо. А Стешу сделал несчастной. Но при чем здесь она?! Он же за счастье всего человечества боролся!.. Но ведь оно, как известно, состоит из людей и их счастья. И каждый отдельно взятый человек велик. И имеет право на счастье. И с его несчастьем или гибелью кончается и рушится весь мир. Вся планета! Весь подлунный мир! Уход из жизни одного конкретного человека – это же глобальная катастрофа, значительней которой нет и не может быть на всем белом свете. Разве это не так?.. Но ведь он полюбил другую. А Стешу – убил... Так какая же здесь борьба за счастье людей? Но ведь любовь к Наде-Надюше настолько светла и всепоглощающа, что, кажется, способна оживить и осчастливить все и всех вокруг. И Стешу?..

А вообще-то окружающие не только не хотят быть осчастливленными, глядя на двух влюбленных, а наоборот, даже на дух не надо им этого щедрого дара. Кроме всего прочего, в их душах рождается противодействующее чувство: зависть, злоба, недоброжелательность. «Старик окрутил дитя-девицу... Смутное время, вот душа-девица и одарила так называемой „любовью“ старика... Всюду голод, разруха, кровь льется, а их лихоманка разжигает... Любовь!.. Знаем ей цену – распутство это, больше ничего... Ишь, страсти-мордасти развели!.. Туда же, вокруг ихнего блуда свет сияет, чуть ли не как от святых икон... Пообнимается ночью в жаркой перине седой бобер, а утром выскакивает вгорячах – „Ш-ша-ш-ки вон!“ – за счастье народа...»

Потом... Потом... Сейчас он вспоминает о судьбе братьев Грузиновых. Значит, опять уходит от честного и прямого разговора с самим собою? Еще успеет... Главное все-таки в жизни – это добро и зло, ложь и честность, война и мир... Любовь – и Стеша... Тьфу!.. Надя-Надюша... Надя-Надюша... Тебе все звезды, которые бродят, будто заплутавшись, в темноте... Стеша, подойди ко мне, я прикоснусь рукой к твоим чудесным волосам. Они пахнут росистым утренним лугом и лазоревыми цветами... О, собака!.. Ты как бешеный пес, исцарапанный в драке!.. Теперь лежишь на тюремном топчане и зализываешь раны... Борец за счастье народное!..

Ему показалось, что он слышит чей-то язвительно-насмешливый голос. Вскочил с топчана и крикнул: «Кто тут?! А-а!..» – зарычал Миронов и повалился на свое жесткое ложе. «Дайте мне додумать о Грузиновых...» – словно пес, поджавший хвост, виновато смотрящий на хозяина и пытающийся лизнуть руку, так и он просительно обратился к кому-то или чему-то неведомому... Может быть, к совести?.. Сложная это материя. Кто-то танцует и поет, кто-то плачет и стонет от горя, а кто-то от нежности и страсти... Опять он сбивается на свои утехи!..

Итак, о Грузиновых в конце концов.

Евграф и Петр со своим отцом Осипом Грузиновым участвовали в различных походах «за зипунами». Старший, Евграф, получил чин войскового старшины Войска Донского, а через год – новый чин, уже от императора Павла I, полковника и должность командира эскадрона лейб-гвардии казачьего полка. За усердие по службе царь пожаловал ему десять тысяч десятин земли и тысячу душ крепостных, но, к ужасу придворных, полковник не только не торопился принять столь дорогой подарок всемогущего императора, а давал понять, что он его вообще не примет... Пренебрег высочайшим приглашением императора. .. «За ложное рапортование себя больным» указом царя Евграф Грузинов был исключен со службы и вместе с братом Петром, подполковником, отправлен на Дон, в родной Черкасск.

Здесь Евграф много читал, писал, размышляя над тем, как «для всех под солнцем живущих народов всеусилить щастие, дав им свободу и волю...».

Миронову показалось, что мечтания отставного полковника Евграфа Грузинова чем-то напоминают утопии Кампанеллы... Но, знакомясь дальше с его судьбой, он уже по-другому думал, особенно по прочтении таких строк: «Вступился было за Отечество Пугач (речь идет о Емельяне Пугачеве), но его спалили. Я не так, как Пугач, но еще лучше сделаю: как возьмусь за меч, го вся Россия затрясется...» Выходит, не такой уж это мирный ученый-затворник. В нем, как и в Разине, Булавине, Пугачеве, Некрасове, Усе и других мятежных атаманах-донцах, кипела горячая мятежная казачья кровь. Братьев арестовали 12 августа 1800 года. Мужественно и благородно вел себя на допросах Евграф Грузинов – гордо молчал, заявив в гневе судьям: «Велите меня вывести и задушить, я говорить не хочу. Несчастья ради другого, истину не кажу!..» Братьев Грузиновых, Евграфа и Петра подвергли наказанию кнутом... Вырвали ноздри и наложили клеймо на лоб и щеки. Забитые до смерти, они мерли в страшных мучениях...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю