Текст книги "Венец карьеры пахана"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Действовать следовало наверняка, чтобы затрат было как можно меньше. Несколько раз из Германии звонили и спрашивали, когда же, наконец, будут подвезены обещанные демантоиды. Чтобы не разочаровывать компаньонов, Никита сказал, что дело упирается в чисто технические вопросы.

От наплыва дурных новостей Бармалей ушел в глубокий загул и старался избегать всяких контактов. Никита дважды заходил к нему домой, пытаясь растрясти на поездку к рудникам, но всякий раз его встречали пьяные, мутные глаза. Бармалей совершенно не воспринимал, чего от него хотят.

В отделе рукописей архива работала однокурсница Никиты – Антонина, за которой он безуспешно пытался ухаживать на втором курсе. Если бы она была не столь строга, то, возможно, их отношения вылились бы в нешуточный роман. На третьем курсе она неожиданно вышла замуж, а затем ушла в академический отпуск и как-то выпала из поля зрения Никиты. И когда он неожиданно повстречал ее в здании архива, то, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что рад встрече. Да и сама Тоня довольно прозрачно высказалась о том, что не прочь продолжить отношения, прерванные годами, мимоходом поведав о том, что ее семейная жизнь не сложилась.

Никита не единожды убеждался в том, что не требуется много усилий, чтобы растопить одинокое женское сердце. Достаточно выразить сочувствие, поучаствовать в душевном разговоре, окунувшись в теплое прошлое, и – дело сделано. А вот коробка дорогих конфет – это уже для тела! Траты окупятся лаской, вне всякого сомнения.

Когда он как-то раз сидел в читальном зале, Тоня подошла к нему, наклонилась всем телом и томным шепотом сообщила о том, что у нее в архиве имеется именно то, чего он так настойчиво ищет. Никита в тот момент поймал себя на том, что даже не пытался вслушаться в смысл сказанного. Все свое внимание он сосредоточил на кулончике, висевшем на золотой цепочке. В середине этого кулона был закреплен изумруд в виде крохотного сердечка. Кулон слегка раскачивался и то и дело западал в ложбинку между грудями. Зрелище волнующее, а если включить богатое воображение, то и вовсе захватывало дух.

Антонина продолжала манить его даже по прошествии нескольких лет, так что не будет ничего удивительного в том, если через пару недель возобновления знакомства они окажутся в одной постели. Вполне закономерное развитие отношений. Правда, во всем этом присутствовала и некоторая грустинка, ведь все это могло состояться значительно раньше. Возможно, что и судьба его сложилась бы тогда как-то иначе.

Тоня сдержала слово, на следующий день она положила на его стол несколько папок, которые попали в архив из какого-то лагеря, каких в Свердловской области в сталинские времена было очень много. Внимательно полистав папки, Зиновьев подумал о том, что одной коробкой конфет тут не отделаться. Да за получение такой информации даже жениться можно!

Его внимание привлекли документы о лагере, где добывали металлы платиновой группы. Судя по тому, что было сохранено в деле, на рудниках работали исключительно смертники. Металл не радиоактивный, но в силу тяжелейших условий труда заключенные там долго не протягивали. Не так-то просто долбить гранитовую породу, вывозить ее на тачках по серпантинам. Так что работали там заключенные на износ. Кроме платины, они добывали еще и изумруды.

Никита открывал порыжевшие папки со смешанным чувством, вместе с обыкновенным любопытством здесь присутствовало еще и волнение, какое обычно появляется, когда прикасаешься к большой истории. На каждой из папок стоял гриф «Совершенно секретно», проставленный синим штемпелем и слегка затертый по краям.

Содержание папки начиналось с тонкого листа бумаги, которую уже тронул беспощадный тлен времени. На ней почерком примерного школьника кратко излагались детали массового побега из лагеря смертников, а поверх доклада широким росчерком было написано: «Виновных наказать! Сталин».

Никита уже в который раз вчитывался в каждую строчку написанного, словно пытался разгадать скрытый смысл написанного. Хотя чего тут было разгадывать! Подпись Верховного Главнокомандующего отдавала приказ на ликвидацию заключенных, бежавших из лагеря. Собственно, в судьбе заключенных мало что менялось – на руднике они поумирали бы от непосильного труда, а за пределами лагеря сгинули бы от пули солдата.

Трудно было поверить, что человек с почерком примерного школьника обладал столь исключительной властью. Впрочем, для того времени это было неудивительно. В сталинские времена даже люди с начальным образованием становились министрами. Взять хотя бы того же самого Абакумова, ведь отсутствие нормального образования не помешало ему стать наркомом государственной безопасности СССР. Главное – инициатива, напор и нестандартное мышление, а высшую школу вполне можно пройти уже в коридорах власти.

Никита перелистал несколько листочков дела. Папка была полна записей о добыче платины. Судя по расчерченным таблицам, в которых фиксировался каждый грамм добычи, и бравым рапортам, разведка и добыча металла велись очень интенсивно. Зиновьев перелистал еще несколько страниц, и его взору предстала фотография, которая была наклеена на обычный лист. Бумага слегка покоробилась и пожелтела, а по краям проступал клей, слегка свернувшись в мелкие кристаллики, которые уже крошились, оставляя белые рыхловатые пятнышки.

На фотографии было запечатлено десятка два застреленных зэков-беглецов, которые лежали нестройным рядком, а неподалеку, собравшись в круг, стояли несколько солдат НКВД. Странно, что подобный снимок сохранился, обычно такие вещи уничтожались в первую очередь.

Фотография невольно приковывала взгляд. Никита рассматривал лица офицеров и солдат НКВД, которых уже давно не было в живых. Заснятые врасплох, они выглядели раскрепощенными, даже улыбались, что никак не вязалось с двумя десятками покойников, лежавших от них всего лишь в нескольких шагах на примятой траве.

Никита продолжал смотреть на фотографию. Что-то в ней было не так. Точнее, невольно возникало ощущение, что ему уже приходилось бывать в этой местности, вот только он никак не мог вспомнить, когда он бывал там и где это место. А может, это неподалеку от их поселка? Нет, рельеф немного другой, тут небольшой склон, а в Изумрудном местность иная.

А это что за неясный предмет в углу снимка? Присмотревшись, Никита заметил нечеткий полукруг. Так оно и есть! Это самая обыкновенная тачка, на каких заключенные обычно перевозят породу. Неизвестный фотограф, сделавший этот снимок, оставил в углу орудие труда заключенных, поместив в центр наиболее важную часть кадра – два десятка трупов. Скорее всего, снимок был сделан для очередного отчета о том, что работа проведена в точности с полученными инструкциями.

Значит, где-то поблизости должен находиться рудник. Сейчас, возможно, уже забытый. Вход в штольню, как правило, засыпают, а отвалы быстро зарастают, и отыскать их бывает очень непросто.

На отдельном листочке в мелкую клетку все тем же старательным почерком прилежного ученика была написана докладная о том, что в случившемся бунте заключенных виноват начальник лагеря, не сумевший предотвратить надвигающуюся смуту. И если судить по содержанию докладной, то полковника Лаврова, не долго думая, отправили в соседний лагерь добывать платину.

А это что еще за документ? Зиновьев взял листок бумаги и удивленно прочитал: «Золотой самородок весом в пятьдесят девять граммов...» Ого! «Изумруд весом в пятьсот двадцать три грамма...» Получается, что кристалл изумруда был величиной почти с человеческую голову. Вещь уникальная, такой кристалл даже пилить жалко. Что же это за описание такое?

Господи, да это же протокол обыска, произведенного у начальника лагеря!

Зиновьеву неоднократно приходилось слышать о том, что самые внушительные коллекции самородков и драгоценных камней были собраны именно у начальников лагерей и у руководящих работников НКВД. С первыми все ясно, через них проходят тонны подобного материала и, конечно же, самые уникальные экземпляры они оставляют себе. А что касается вторых, то эти имели доступ к конфискованным драгоценностям.

Время от времени на рынке всплывают удивительные образцы самородков. И никого не удивляет то обстоятельство, что приносят их родственники почивших руководителей НКВД.

Никита вспомнил случай, произошедший в прошлом году, о котором впоследствии говорил весь Екатеринбург. В один из ювелирных магазинов был сдан золотой самородок размером с куриное яйцо. По самым скромным подсчетам его стоимость составляла около пятидесяти тысяч долларов. Самородок был собственностью вдовы генерала государственной безопасности, которая, не зная его истинной стоимости, использовала самородок в качестве гнета для засолки грибов. С ее точки зрения вещь вполне практичная, это не какой-нибудь громоздкий кирпич, а весьма миниатюрный и одновременно тяжелый предмет, очень удобный в обращении.

На необычный камушек, обросшей зеленой плесенью, обратила внимание ее двоюродная внучка, приехавшая из Москвы оформлять наследство. Ее удивило, какой этот камешек тяжелый. Она отнесла его для проверки к ювелиру. Молодая женщина едва не свалилась от изумления в обморок, когда услышала сколько стоит этот невзрачный «камушек».

Ювелир, которому перепал этот самородок, был в приятельских отношениях с Никитой и как-то за бутылочкой водки показал его ему. Восхищению Зиновьева не было предела. Самородок напоминал голову человека с торчащим носом. Многочисленные неровности походили на щеки и двойной подбородок. Если поднапрячь воображение, то в нем можно было увидеть скульптурный портрет Лаврентия Берия, а потому с чьей-то легкой руки самородок и назвали ласковым имечком – Лавруша.

И тут Никиту осенила удивительная догадка. Побег заключенных произошел осенью 1945, когда отношения между союзниками по антигитлеровской коалиции серьезно подпортились. Прежние договоренности позабылись или выполнялись не в срок. А изумруды, которые должны были передаваться союзникам по ленд-лизу, складировались в каком-то потаенном месте. Гохран не был готов к приему такого огромного количества изумрудов, а потому их просто решили припрятать до более благоприятных времен. Для этого запросто могли использовать заключенных, совершивших побег. Зачем же их умерщвлять просто так? Беглецов можно было использовать с толком, например, при захоронении изумрудов. И как только они выполнили свою работу, так тотчас были уничтожены. Если исходить из этого предположения, то объяснимо и покойнички, разложенные рядком, и наличие рядом тачки и отряда НКВД.

В этом случае сотрудники НКВД решили сразу две задачи: выполнили приказ на уничтожение беглецов и избавились от лишних свидетелей захоронения изумрудов.

Оставалось только найти то место, где были расстреляны заключенные, именно там и должны лежать изумруды. За пять лет хитничества Никита исходил практически весь Средний и Южный Урал. Пожалуй, не оставалось мест, куда бы он не заглянул. И его не покидало ощущение, что ему как-то уже приходилось бывать там, где расстреляли заключенных. Вот если бы объектив захватил немного больше местности, тогда можно было бы отметить две-три конкретные привязки и установить это место поточнее. Впрочем, по рельефу это место очень напоминает район, где он искал «зелень» в позапрошлом году. Очень похож склон, тот же угол наклона, переходящий в широкую низину. Правда, тот район, в котором он побывал, выглядел более заросшим, но если учитывать десятки лет, прошедшие после тех событий, то в этом нет ничего удивительного.

Не мешало бы иметь такую фотографию при себе. Посмотрев по сторонам, он вырвал из дела снимок и сунул его в карман. Закрыв папку, Зиновьев тщательно затянул ее тесемками и, подхватив под мышку, понес к Антонине вместе с остальными.

– Спасибо. Я все просмотрел, – положил он папки на стол.

– Ты нашел все что нужно?

Откровенничать совсем не хотелось.

– Не то чтобы нашел, – неопределенно ответил Никита, – но кое-что интересное имеется. Нужно как следует посмотреть еще раз.

– Ты будешь еще смотреть эти папки? Мне их пока оставить? – с некоторой надеждой в голосе спросила Тоня.

В глазах женщины на какую-то секунду вспыхнул огонек надежды. Гасить его не хотелось. Чего же лишать человека надежды?

Никита уверенно кивнул.

– Конечно. Я подойду завтра. Хотя нет, завтра у меня намечается одно срочное дельце. Но на этой неделе я обязательно зайду. Ты только не сдавай пока эти папки.

– Хорошо, я буду ждать, – засветились ее черные глазенки.

Значит, дела у Антонины и вправду складываются не самым лучшим образом, если она так крепко цепляется за своего прежнего ухажера. Веди она себя так лет десять назад, так он, не задумываясь, бросился бы к ней навстречу. А сейчас многое осталось в прошлом, да и прежнего куража тоже нет. А потом, если тратить душевные силы, так лучше с большей пользой – вон сколько молоденьких девиц кругом шныряет! Никита привык жить легко, не особенно-то обременяя себя обещаниями. И ночь, проведенная вместе, еще не повод для продолжения романа. Самое большее, на что он способен, так это на трогательный поцелуй при встрече.

Оказавшись на улице, Никита немедля набрал номер Бармалея, а когда в ответ раздался его хрипловатый басок, спросил:

– Ты как, Константин, отошел?

Бармалей тяжко вздохнул.

– Чифирем отпаиваюсь. Знаешь, у меня из головы эти демантоиды никак выйти не могут. Был у нас шанс разбогатеть, а мы его упустили. Теперь уже вряд ли повезет.

– Ты мне нужен трезвым. У меня есть интересная тема.

– Что за тема? – тотчас отозвался приятель. В его голосе послышались заинтересованные нотки.

– Как тебе девяносто ящиков первосортной «зелени»?

– Что еще за «зелень»? – недоверчиво спросил Константин.

– А та самая, что Сталин должен был отправить по ленд-лизу американцам.

Об этих ящиках среди хитников ходило немало легенд, и Бармалей не мог не слышать историю о загадочных ящиках с изумрудами.

– Ты хочешь сказать, что отыскал эти камушки? – раздался в ответ недоверчивый голос.

Никита сел на скамейку. Подобный разговор следовало вести обстоятельно, лаская взглядом проходящих мимо девушек.

– Пока не нашел, но, во всяком случае, похоже, я знаю, где именно следует их искать.

С минуту в трубке царило безмолвие. Никита невольно наслаждался красноречивым молчанием. С языка Бармалея в этот момент должны были слететь тысячи вопросов, но он решал непосильную для себя задачу – какой именно должен прозвучать первым.

За время затянувшейся паузы Зиновьев успел достать сигарету, чиркнуть зажигалкой и затянуться, пустив струйку дыма вслед хорошенькой девушке. Неожиданно красавица обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Этот жест можно было воспринимать как настойчивый призыв. Возможно, в другой обстановке он поспешил бы за ней следом, но сейчас, когда завязывалось дело на миллионы, глупо было бы разменивать его на пустяки.

Нарочито грозно ощерившись, Никита в ответ пошевелил кончиками пальцев. Девушка, обиженно дернув красивой головой, убыстрила шаг.

– И где же?

Неужели следовало столь долго выдерживать паузу, чтобы задать такой банальный вопрос?!

Никита довольно улыбнулся. Лучшего компаньона, чем Бармалей, отыскать было невозможно. Зиновьеву порой казалось, что в глаза Бармалея встроен лазер, способный пробить многометровую толщу породы. Во всяком случае, «зелень» он находил куда чаще, чем кто-либо другой. Однажды Зиновьев поинтересовался секретом его везения и услышал странный ответ: «Каждый камень обладает собственным запахом». При этом Бармалей говорил настолько серьезно, что усомниться в его словах не представлялось возможным.

По его словам, «зеленка» отдавала легким горчичным запахом, а вот от александритов или «шуриков» исходил сладковатый вкус карамели.

Как бы там ни было, но Бармалей был великий хитник, и работать с ним на пару – большая честь.

– Можешь мне не верить, но совсем недалеко отсюда, – радостно сообщил Зиновьев, пыхнув дымком. – Предлагаю съездить на следующей неделе.

В этот раз молчание Бармалея было не столь долгим.

– Хорошо. Я с тобой.

– Давай встретимся через пару часов и обговорим.

– Договорились.

Вот теперь можно идти к дому. Но у Зиновьева оставалось устойчивое ощущение того, что он чего-то не доделал. Как же он мог забыть! Уже третий раз на этой неделе ему звонил дед и просил зайти. Но Никита всякий раз находил причину, которая мешала ему выполнить просьбу деда.

Дед был ненавязчив, и у Никиты с ним сложились самые приятельские отношения. Во всяком случае, он никогда не лез к нему с нравоучениями, как это частенько случается с престарелыми родственниками, не пилил его за бесполезно потраченное время и не говорил о том, что когда-нибудь за повышенный интерес к «зелени» он обязательно угодит за решетку.

Хотя, в общем-то, это был самый обыкновенный старик, каких много. Совершенно ничем не отличающийся от остальных, разве что крепким не по годам здоровьем. Он прожил без особых потрясений свою долгую жизнь и, похоже, совершенно не сожалел о сереньких годах, канувших в небытие.

В детстве Никита помнил, что дед был значительно более суровым, и если внучок озорничал, так мог крепенько приложиться ладонью по мягкому месту. Однако в последнее время старик заметно размяк, сделался сентиментальным, мог пустить слезу, вспоминая молодость, а если и надоедал внуку, так только телефонными звонками.

После смерти бабки он сильно сдал. Любил говорить о том, что после Лизоньки сделался никому не нужен, разве только соседке, что убирала за умеренную плату его квартиру.

В общем, настал момент, когда следовало нанести визит деду.

Никита вдруг подумал о том, что по-настоящему никогда его не знал. Недавно тот совершенно неожиданно для всей родни купил шикарную квартиру в центре города, и оставалось только недоумевать, откуда у старика вдруг объявилась столь огромная наличность? Ведь всю свою жизнь он прожил на скромную зарплату плотника, а всех его накоплений хватило бы только на коврик для прихожей.

Его достаток можно было бы объяснить, если бы он занимался хитничеством и втихомолку нарывал понемногу «зелени», сплавляя камушки по отлаженным каналам. Но с хитниками дедуля не знался, и если чем и привлекала его природа, так это рыбалкой и охотой.

Никита дважды задавал деду вопрос о его неожиданном достатке, но тот всякий раз ускользал от прямого ответа. Обидно! В конце концов, если имеется какое-то наследство, так почему бы об этом не рассказать единственному внуку?

Дед только подсмеивался над обидой Никиты, но сдаваться, похоже, не собирался. А однажды так и объявил:

– Вот умру я, все тебе достанется.

Следовало бы, конечно, вызвать деда на откровенность. То, что дедуля непрост – факт! Колесо жизни основательно прошлось не только по его телу, но и по душе, а потому даже к внуку он относился с некоторой настороженностью. Кроме изрядного жизненного багажа, дед обладал еще и немалой смекалкой, которая позволяла ему рядиться в одежду эдакого простака, у которого даже в урожайный год не отыскать лишней горсточки пшеничных зерен.

До встречи с Бармалеем оставалось целых два часа, которые можно было использовать с толком. Во-первых, навестить деда, который наверняка по достоинству оценит его визит и на протяжении двух часов будет угощать его интересными историями, которые подкинула ему его длинная жизнь. А во-вторых, может, все-таки удастся вывести деда на откровенный разговор.

Дед встретил Никиту очень радушно. Хлопнув его по плечу, пропустил в просторный коридор.

Никита всегда мечтал жить именно в такой квартире. Просторной, удобной, современной. Чтобы ее украшала дорогая модная мебель... спальня с большой кроватью, на которую можно было бы завалить предмет своего обожания, и при этом оставаться уверенным, что не скрипнет ни единая пружина.

– Как твои дела, внучок? – спросил дед, когда Никита устроился на мягком диване.

Первое желание, которое возникло у Никиты, так это поделиться со стариком своими бедами, столь нежданно обрушившимися на него в последние дни. Но какое-то внутреннее предчувствие заставило его отказаться от подобного решения.

– У меня все в порядке, дед, – попытался улыбнуться Никита.

Взгляд Никиты упал на противоположную стену, на которой висела африканская маска из черного дерева. Работа тонкая и очень красивая. Наверняка стоит немалых денег. Прежде подобной тяги к искусству Никита за дедом не наблюдал. Вот крепко выпить и закусить – это как раз про него. Все остальное он считал баловством, на которое не стоило тратить ни времени, ни денег. А тут бабу на стене повесил с оттопыренными губами и, судя по тому, какие взгляды дед бросал на маску, этим приобретением он был весьма доволен. И, похоже, денег совершенно не жаль, а ведь такая штуковина стоит очень даже недешево.

Создавалось впечатление, что под конец жизни старичок решил ни в чем себя не ограничивать. На тумбочке стояла початая бутылка с изысканным коньяком «Камю». Глубокий янтарный цвет с золотым оттенком притягивал. На такой напиток хотелось смотреть, как на красивую женщину. Помнится, раньше старик предпочитал исключительно «Столичную», а сейчас, с приобретением новой квартиры у него заметно изменились и вкусы. Так сказать, под стиль.

Никита невольно сглотнул слюну, словно почувствовал на языке душистое коньячное послевкусие. Заметив взгляд Никиты, старик невольно улыбнулся.

– А работаешь где?

– Да так, по мелочам...

– Все хитничаешь?

Никита недружелюбно посмотрел на деда. А вот так разговаривать они не договаривались.

– А где мне еще работать? Я ведь больше ничего и не умею. А в камнях вроде разбираюсь.

– Не о том ты, внучок, говоришь, – с грустью в голосе сказал старик. – Ты горный институт ведь закончил, по специальности надо как-то устраиваться.

Внутри Никиты понемногу зародился огонек отчуждения. Прежде таких душещипательных разговоров старик не заводил. Раньше надо было бы воспитанием внука заниматься, когда времени у обоих побольше было, а не сейчас, когда малец уже третий десяток заканчивает.

– Дед, если ты меня собрался учить, так я пойду! – раздраженно проворчал Никита, ухватившись за подлокотники.

– Постой, сядь! – жестковато потребовал дед.

Никита удивленно посмотрел на старика. В голосе деда обнаружились нотки, которых прежде слышно не было.

– Чего еще?

– Я так говорю потому, что добра тебе желаю, – смягчился голос старика. – Ты мне ведь родной. Разве я стал бы кому-нибудь еще такое выговаривать? Вот ты мне ответь, как есть, чем думаешь дальше заниматься?

Старик не мог не заметить насупленной физиономии внука, однако сдаваться совсем не собирался.

– Честно? – с некоторым вызовом спросил Никита.

Старик улыбнулся.

– Конечно.

– Я тут в одном месте землицу присмотрел. Хотелось бы ее выкупить, – Никита старался говорить с некоторой ленцой, придавая голосу полнейшее равнодушие, хотя чувствовал, что голос, вопреки его желанию, зажигается от слова к слову. Даже какая-то настораживающая хрипотца сдавила горло, о которой он прежде никогда не подозревал. – В этом районе «зелень» сама из земли прет! Застолбил бы этот участок и копал бы его понемногу. Миллионов мне не надо, лишь бы на жизнь хватило. Квартиру, например, купить, вроде твоей. Чтобы отдыхать можно было два раза в год где-нибудь в теплых местах. Чтобы на столе всегда жранина была хорошая. Жениться надо, тут расходы сразу возрастут. Деньги всегда нужны.

– Вот что я тебе скажу, – голос старика сделался серьезным. – Ты дорогу в мою прежнюю халупу не позабыл?

Никита хотел съязвить, но каким-то внутренним чутьем вдруг понял, что для колкостей сейчас не самый подходящий момент.

– Даже если бы захотел, так не сумел бы.

Старик понимающе кивнул.

– Вот и хорошо. Знаешь, где ключ лежит?

– В почтовом ящике, наверное, как обычно.

– Верно. Откроешь дом, как зайдешь в горницу, у стены с правой стороны оторви плинтус. Под плинтусом у меня лежат две золотые монетки царской чеканки. Возьмешь их себе. Это тебе мой подарок.

– Ты это серьезно, дед? – удивленно и одновременно с некоторой надеждой спросил Никита. Сейчас деньги ему были нужны как никогда.

Не отвечая на вопрос, старик продолжал все тем же чуток взволнованным голосом:

– На старость себе берег, – махнув безнадежно рукой, он добавил: – Хотя для чего они мне теперь! Тебе, молодому, нужнее будут. Конечно, за эти деньги прииск не купишь, но кое-какой стартовый капитал приобретешь. Может, с кем-то еще скооперируешься. Друзья надежные есть?

– Имеются.

– Ну так чего же ты сидишь? – вдруг раздраженно спросил дед. – Иди забирай золотишко!

Никита поднялся.

– Спасибо, дед, – проникновенно поблагодарил он. – Выручил, я сейчас как раз на мели. Знаешь, тут за последнее время со мной такое приключилось...

– Ладно, потом расскажешь.

Дед подтолкнул Никиту к порогу.