Текст книги "Воровская правда"
Автор книги: Евгений Сухов
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Вот это по-нашему. Лагерь должен напоминать город-сад! И не заставляй себя подгонять, чтобы я в тебе не разочаровался.
Беспалый круто развернулся и зашагал в сторону лесопилки.
Капитан едва поспевал за полковником. Эта прогулка больше напоминала бег на спринтерской дистанции. Он понимал, что если вызовет недовольство начальника, то это сильно осложнит ему дальнейшую службу: в кармане френча Беспалого лежал приказ о предоставлении особых полномочий за подписью самого товарища Берии. Эти особые полномочия позволяли полковнику вогнать в толщу тундры любого сомневающегося.
– Сделаю все, что смогу, товарищ полковник, – с подъемом заверил капитан. Он семенил за начальником, не разбирая дороги, и уже безнадежно перепачкал в грязи сапоги, галифе и даже шинель.
– Уж постарайся, родной! Еще у меня к тебе вот что: ты знаешь о том, что я сам бывший вор и был здесь на зоне смотрящим? – неожиданно остановившись, спросил Беспалый.
Такого вопроса капитан не ожидал. Открыв рот, он мучительно соображал, как следует поступить: сделать удивленное лицо или все-таки на всякий случай продемонстрировать свою осведомленность.
– Ладно, не тужься, – смилостивился полковник, – вижу, что знаешь. За скок с прихватом на кичеван угодил. Так вот, я хотел попросить тебя, капитан, не удивляться некоторым моим... странностям. Я вором был и вором останусь до гробовой доски. Одна из моих привычек – это давать своим подчиненным погоняла. Ты мне очень напоминаешь одну бескрылую смешную птицу. – Капитан слегка смутился, а Беспалый продолжал: – Отныне я буду называть тебя Пингвином! Не в обиде? Все путем?
Капитан с трудом улыбнулся:
– Все в порядке, товарищ полковник.
Тимофей Беспалый одобрительно похлопал капитана по плечу:
– Я вижу, что ты фартовый кентарь, но предупреждаю тебя: на прозвище откликаться обязательно, иначе я могу обидеться. Ну так что, Пингвин, договорились?
Капитан мрачновато улыбнулся – нетрудно было представить, каким смотрящим был Тимофей Беспалый.
– Так точно, товарищ полковник!
– Хорошо, что ты врубаешься с полуслова. Если бы ты парился у меня на зоне, то я непременно сделал бы тебя подпаханником. Ха-ха-ха! Эх, парень, у меня просто руки чешутся заняться серьезным делом. Я предвижу, что будет такая потеха, которую я буду вспоминать потом всю жизнь. Тебе приходилось видеть пресмыкающихся воров? Воров, которые лижут сапоги барину?
– Нет, – честно признался капитан.
– Это редкое зрелище, но тебе, Пингвин, я очень скоро предоставлю возможность увидеть такое.
– Буду ждать с нетерпением, товарищ полковник, – произнес капитан, стараясь скрыть охвативший его животный ужас.
Губы его расползлись в кривом подобии улыбки. Он знал, что улыбка вышла глупой и вымученной, но ничего не мог с собой поделать.
До партийного призыва на службу в органы МГБ Морозов работал обыкновенным сельским учителем, был незлобив и мягок. Самым большим злом, испытанным им в жизни, была отцовская порка за мелкие мальчишеские провинности. И сейчас, глядя на Тимофея Беспалого, капитан поймал себя на том, что этот человек одним только взглядом приводит его в неописуемый трепет и вызывает желание спрятаться от него куда-нибудь в самый дальний угол командирского барака.
– А знаешь, Пингвин, как я назову нашу операцию? – восторженно спросил Беспалый, входя на территорию промзоны. Ему не терпелось осмотреть ту часть лагеря, где воры в законе будут мастерить шкафы и стулья для российского обывателя.
– Никак нет, товарищ полковник, – после недолгого раздумья отреагировал капитан.
– Операция будет называться «Сучья зона»! А?! Каково? Здорово придумано? – И Тимофей Беспалый самодовольно расхохотался.
– Так точно, товарищ полковник!
Тимофей Беспалый остановился. Глядя сквозь четыре ряда колючей проволоки далеко в тундру, он сладко сощурился и изрек с огромным облегчением:
– Господи, как же хорошо, что не мне сидеть в этом лагере. – В его взгляде в эту минуту промелькнуло что-то по-настоящему дьявольское. – А теперь, Пингвин, вели включить сирены. Представляешь, никогда не думал, что их вой может быть так сладок. Это, видно, потому, что на поверки они отныне будут звать не меня! Ну, чего фонарем застыл? Хиляй давай!
Глава 11
ДАВНЕНЬКО Я НЕ РЕЗАЛ СУК!
Операция началась ровно в ноль часов следующего понедельника. Именно в этот час во всех уголках необъятной империи ГУЛАГа были распечатаны секретные пакеты с предписанием спешно этапировать в распоряжение полковника Беспалого всех воров в законе, паханов, подпаханников и их ближайших сподвижников.
Тюремная почта разнесла эту новость по всем лагерям. Было высказано предположение, что воров в законе хотят поместить в сучьи зоны на воспитание, – худшее придумать было невозможно. Этапированные воры отказывались подчиняться конвою, многие ударялись в бега, но большая часть, стиснутая охраной, вынуждена была следовать к месту назначения. Им более ничего не оставалось, как уповать на святых, что в загробном мире молятся за тюремных сидельцев перед богом.
Вместе со всеми последовал и Заки Зайдулла.
Худшее началось уже в вагоне, когда за заключенными задвинули двери столыпинских вагонов, и состав, пыхнув паром, медленно начинал набирать ход. Оказалось, что опера в одни и те же вагоны затолкали законных и ссученных воров. Блатные, припомнив былые обиды, резали друг друга нещадно. Поезд раз в сутки заводили на запасные пути, и под лай собак и брань конвоя заключенные стаскивали на голую землю закоченевшие трупы, после чего зэков вновь загоняли в стылые вагоны. К концу пути урок уменьшилось ровно наполовину, а выжившие были так обессилены борьбой и голодом, что едва могли передвигаться.
В зону к Беспалому эшелоны стали приходить только на третью неделю. У ворот колонии новоприбывших встречал сам Тимофей Егорович. В безукоризненно чистой и отглаженной форме, в начищенных сапогах, он выглядел неестественно на фоне колючей проволоки и караульных вышек. В таком облачении ему больше пошло бы вышагивать по паркетным полам в министерских коридорах столицы.
– Вас имеет честь приветствовать полковник Беспалый! Поверьте мне, голубчики, я научу вас многому. Вы у меня будете не только дисциплинированными и послушными, но и научитесь шить бушлаты, изготавливать мебель, валять валенки, строить дома, дороги, добывать полезные ископаемые и так далее, и так далее. Правильно я говорю, товарищ подполковник? – обратился Беспалый к своему заместителю Леватому.
– Так точно, – отчеканил тот.
Подполковник Николай Николаевич Леватый все никак не мог свыкнуться с мыслью, что прежний вор Тимоха Беспалый по кличке Удача, из которого он собственными руками вылепил крепкого пахана, стал его непосредственным начальником. И что теперь от капризной воли бывшего зэка зависели его, Леватого, личное благополучие и служебная карьера. Когда состоялось назначение Беспалого, он хотел возроптать, пожаловаться вышестоящему начальству, но скоро осознал свое полнейшее бессилие.
Присутствие Беспалого действовало на Леватого угнетающе. Николай Николаевич где-то слышал о том, что если поместить кролика и волка в соседних клетках, то первый сдохнет от отсутствия аппетита. Нечто подобное ощущал и Леватый в присутствии законного полковника. А Беспалый уверенно распоряжался своим бывшим начальником и многочисленным штатом, как будто командовать зоной было его истинным призванием. И если бы Беспалый грешным делом приказал Леватому пойти драить сортиры, то последний скорее всего не посмел бы воспротивиться этому приказу.
Беспалый же в обществе Леватого, наоборот, ощущал душевный подъем. Прежний начальник колонии был живым свидетельством того, какого небывалого успеха достиг бывший зэк. В то же самое время Тимофей Егорович понимал, что он ничем не обязан Леватому, и если потребуется для пользы дела свернуть ему шею, то сделать это можно незамедлительно, подобно тому как поступает хозяйка с бестолковой курицей. Особенно неприятно было то, что своего бывшего начальника Беспалый награждал обидными кличками, на которые Леватый был обязан отзываться бодрым задорным голосом. В противном случае новый начальник пообещал своему заму большие неприятности, от которых он сумеет спастить только в тюремной камере. Леватый точно знал: ослушайся он Беспалого, и тот без промедления выполнит свое страшное обещание.
– Вот что я тебе скажу, Николаич, – обратился Беспалый к Леватому, когда они возвращались вместе в командирский барак, – зону на локалки мы делить не будем, пусть воры живут на одной территории: я предвижу очень интересное развитие событий.
– Да они же просто перережут друг друга, – удивленно заметил Леватый. – Среди них же есть и ссученные воры.
– А мне плевать! – отрезал Беспалый. – Мой приказ: раздоры между ворами не гасить. Пускай хоть до последней капли крови выясняют между собой отношения.
– Хорошо, товарищ полковник, будет так, как вы сказали, – буркнул Леватый в ответ.
* * *
Такие встречи случаются только в аду. На небольшом участке земли, огороженном со всех сторон в четыре ряда колючей проволокой, лицом к лицу сошлось несколько сотен самых авторитетных, самых независимых воров в законе. Еще недавно все они составляли лагерную элиту – каждый имел право решать, что и как должно быть на зоне, кого карать, кого прощать; каждый самолично делил любую прибывающую с воли посылку; каждый имел собственную охрану и собственных пидоров; а еще каждый из них привык иметь свою кодлу, которая взирала на него с тем же благоговением, с каким верующие смотрят на своего пророка. Вся беда состояла в том, что количество паханов на одной территории перевалило критический рубеж: даже двум десяткам воров в законе здесь было бы тесновато, а что уж говорить о нескольких сотнях коронованных, привыкших повелевать простыми урками. Сейчас они могли убедиться, что не являются центром Вселенной и в каждом законном видели свое собственное, но очень искаженное изображение.
Задуманное Беспалым постепенно начинало приобретать реальные очертания. Напряжение на зоне росло с каждым днем, с каждым часом. Уже на четвертый день после прибытия на зону первой партии начались потасовки. Человек тридцать собрались у входа в один из бараков, чтобы выкурить папироску и перекинуться словечком.
– Давненько я не резал сук! – раздался в вечерней тишине голос рыжеволосого молодого вора лет двадцати восьми по кличке Варвар.
Варвар во время поверки подсчитал, что его кодла в лагере наиболее многочисленная, а это хорошая заявка на лидерство. Вместе со своей свитой он прибыл в лагерь одним из первых и уже считал себя здесь старожилом. Он успел подмять под себя сотни полторы урок: кого ласковым словом, кого авторитетом, непокорных – страхом, пригрозив порезать.
Тем вечером Варвар покумекал и решил, что пора уже расширять свое влияние и укреплять авторитет, тем более что вновь прибывшие показались ему вполне подходящими мальчиками для битья, которым досточно погрозить пальчиком и развести по темным углам.
Варвар был из потомственных каторжан. Отец его слыл знаменитым на всю Москву громилой, а мать была известной проституткой, специализировавшейся на малолетках и отдававшейся прыщавым гимназистам за пять гривенников. Он чрезвычайно гордился своей воровской родословной и любил рассказывать о том, что впервые отведал женщину в неполных двенадцать лет. Основным его ремеслом был грабеж; кражами он пренебрегал, к карманникам относился снисходительно. Он никогда не шел на компромиссы, считая их непростительной слабостью, а самым удачным аргументом в диалоге считал девять граммов свинца.
Варвар был ярко выраженным лидером и не желал делиться властью с кем бы то ни было.
– Уж не нас ли ты за сук принимаешь, конопатый? – ехидно произнес мужичонка лет пятидесяти в новеньком сером бушлате.
Это был знаменитый вор с погонялом Хрыч, известный всей Сибири тем, что в начале тридцатых годов сумел выиграть войну у жиганов на Алтае, устроив четырем десяткам непокорных поистине Варфоломеевскую ночь. За эту акцию жиганы приговорили его к смерти, после чего он окружил себя «торпедами», которые готовы были пожертвовать собой ради своего лидера.
– А ты что, падла, себя к сукам не относишь?! – гаркнул в ответ Варвар, не догадываясь еще, с кем имеет дело.
– Ефрем, убей этого ржавого, он мне не нравится, – обыденным тоном произнес Хрыч, как будто предложил попить чифирчику.
Ефрем был смертником. В прошлом месяце, играя в «три косточки», он умудрился проиграть Хрычу свою жизнь, и с тех пор старый вор в законе распоряжался им так, словно Ефрем являлся его собственностью. О непослушании не могло быть и речи – оно каралось смертью.
Понизив голос, Хрыч добавил:
– Если порешишь этого говорливого фраера, считай, что твой долг погашен. Лети, птаха!
– Будет сделано, – проговорил Ефрем, сделав шаг вперед. – Считай, что его душа уже отправилась к праотцам.
– Ну! Ну! Иди сюда, пернатый! – воскликнул Варвар почти радостно. – Я вижу, что тебе жить надоело. Молись, чтобы сдохнуть сразу и без мучений!
– Может, я его порешу, Варвар? Что ты будешь руки марать об эту нечисть? – обратился к вору парень лет двадцати пяти, один из его подпаханников. По своей природе он тоже был настоящим хищником и не мог долго существовать без потасовок и побоищ, выискивая для этого даже самый незначительный повод.
– Всем стоять! Я сам порешу обоих! – объявил Варвар. Он вытянул руку, и зэки увидели в его ладони отточенный до блеска нож. – Ну, давай же, чего ты ждешь, сука?!
Варвар обращался с ножом так же уверенно, как опытный хирург со скальпелем. Подобно фокуснику, он доставал его бог знает откуда, а потом точно так же перышко исчезало. Между блатарями частенько практиковались поединки на ножах, и Варвар пока не проиграл ни одного из них, всякий раз уверенно наматывая кишки противника на клинок. Лишь последняя дуэль оказалась для него не совсем удачной и весьма памятной – нож матерого уркача разрезал ему рубаху и, скользнув по шее, оставил на ней заметный шрам. Уркач закончил жизнь, пригвожденный перышком к стене, а гноившаяся рана еще долго напоминала Варвару о случившемся.
Смертник Ефрем шагнул вперед, держа в руке финку. Для него жизнь в рабах у Хрыча была невыносимой. Хрыч вообще был трудным хозяином, он частенько нещадно избивал своих рабов за самые ничтожные провинности. Так что Ефрем уже давно мечтал избавиться от тяжелого ярма. Сейчас освобождение было близко, как никогда, путь к нему лежал через труп наглого верзилы, называвшего себя Варваром. Чтобы убить его, Ефрему не нужно было даже разжигать в себе ненависть. Убийство было его обычной работой, которую он регулярно выполнял по решению сходняка. Ефрем считался в команде Хрыча штатным палачом и гордился своей должностью.
Ефрем не стал делать лишних движений, поскольку не собирался вступать с громилой в рукопашную схватку. Он лишь мгновенно выбросил руку вперед, и Варвар, сделав неуверенный шаг в сторону, схватился за горло, зашатался и, хрипя, упал на колени. Из горла у него торчал нож, а кровь тонкой неровной струйкой быстро сбегала по желобку на рукоять и капала на черный бушлат. Варвар пытался что-то сказать, но из его могучей груди вырывались только невнятные сиплые звуки. Он рухнул на колени, постоял с минуту, стекленеющими глазами обводя окружавших его зэков, а потом неловко завалился на бок.
– Убил, сука! – выдохнули стоявшие рядом воры.
А Ефрем радостно подумал о том, что с этой минуты он более не раб и теперь может с толком распоряжаться честно отработанной свободой. И уж чего он теперь точно никогда не будет делать, так это ставить на кон собственную жизнь, даже спьяну. Но не успел Ефрем отойти в сторону, как к нему подскочил низкорослый урка с перекошенным от злобы лицом и что было сил всадил палачу в бок длинную финку.
– Получай, сучара! – истерически крикнул коротышка.
Голос у коротышки был злорадный, он разом вывел всех из оцепенения, и уже в следующую секунду блатные, извлекая на свет божий припрятанные заточки, ножи и прочие орудия смерти, бросились резать друг друга без разбора и без оглядки.
Возле барака раздавались истошная брань, крики, стоны; перемешалось все – мат, проклятия, мольбы о помощи, визги, треск переломанных костей, чавканье кровавых внутренностей, вываливающихся из распоротых животов... Хрыч, вооружившись длинной финкой, окруженный кодлой верных ему зэков, словно король верными вассалами, вклинился в самую гущу драки и резал, резал.
– Бей сук! – орал он в обезумевшую толпу, обдуманно и взвешенно нанося удары.
Тимофей Беспалый равнодушно взирал на побоище, стоя на сторожевой вышке. «Началось!» – подумал он. Ему пришла в голову мысль, что если бы он сейчас не был начальником колонии и не имел бы охраны из автоматчиков, то наверняка принял бы участие в кровавой разборке.
Капитан Морозов вопросительно смотрел на полковника Беспалого.
– Что будем делать, товарищ полковник? Может, все-таки разнять их?
– О чем ты говоришь, Пингвин? Еще рано! Ты хочешь лишить зэков удовольствия, а меня такого неповторимого зрелища?! Я тебе никогда не прощу, если оно так быстро закончится. Ты только посмотри, какие у нас в стране богатыри! Из них прямо каждый Илья Муромец да Алеша Попович! Сколько удали, сколько куража! Можно только позавидовать. Знаешь что, Пингвин, ну вот ей-богу, если бы не мои полковничьи погоны, сам бы бросился в эту свалку. Ба! Да среди них немало людей, с которыми я знаком лично. Вон видишь того долговязого мужика с длинной заточкой? Когда-то мы вместе с ним чалились в одном из лагерей. Хочу сказать тебе, что вор он был авторитетный, такие, как он, не сдаются. Но и мы должны помнить слова нашего вождя товарища Сталина: если враг не сдается, его уничтожают! Эх, какие все-таки удальцы наши уголовнички! За воровскую идею они согласны не только шкурой пожертвовать, но и жизнь отдать, – не переставал удивляться Тимофей Беспалый. – Сейчас между суками и ворами начнется такая война, что только держись!
Хрыч по всем правилам военного искусства развернул свою кодлу и широким фронтом пошел на дрогнувшее воинство Варвара, лишившееся своего «главнокомандующего». Беспалый понимал, что еще немного, и людей Варвара прижмут к колючей проволоке, а там вырежут всех до единого. Зэки из других бараков внимательно следили за ходом сражения, понимая, что именно в эти минуты должен родиться новый пахан.
– Пальни-ка в воздух! – обратился Беспалый к молоденькому сержанту. Тот ждал этой команды, его указательный палец терпеливо лежал на спусковом крючке.
Очередь была короткой. Кашель автоматных выстрелов заглушил ругань. Драчуны мгновенно рассыпались.
– Теперь они, бляди, стрелять надумали, когда мы этих сук почти задавили! – завопил Хрыч. – Ладно, назад, братва! Хватит пока с них!
И более не оглядываясь, повел кодлу к своему бараку, оставив у заграждений раненых.
* * *
Вечером Хрыч организовал сходняк, на который сошлось с полсотни авторитетнейших воров, за каждым из них стояло по многочисленной команде урок. Помолчав с минуту и выдержав испытующие взгляды собравшихся, Хрыч тихо и спокойно начал:
– Вертухаи закрыли нас в мышеловку. Ясно, как божий день! Не желают пачкаться в крови, падлы, и хотят, чтобы мы сами перегрызли друг другу глотки. Мозга за мозгу заходит – это надо же додуматься, чтобы в одну зону собрать несколько сотен паханов! Такое мог придумать только дьявол или чекист со стажем...
– Или вор в законе! – громко вставил прибывший только нынешним утром зэк – татарин лет сорока с изборожденным морщинами сухощавым лицом и пронзительными черными глазами. – Я нашего нового кума – Тиму Беспалого – знаю уже четверть века. Он из беспризорников, как и я. Мы с ним в Москве промышляли. Когда-то он имел кликуху Удача. Видно, удача ему и впрямь улыбнулась – вона, в полковники ГБ выбился, барином заделался... Охренеть можно!
– А сам-то ты кто? – грозно поинтересовался Хрыч. – Ежели ты с Беспалым дружбу водил, кто знает, может, и ты... того? – не посмел он произнести бранного слова.
– Мулла мое погоняло. Может, слыхал? – спокойно ответил татарин.
– Слыхали о таком, – вразнобой отозвались зэки. – Авторитетный вор! Видно, Удача действительно настоящая сука, если поменял понятия на кусок кремлевского сала.
– И я Тимоху знавал! Мне он никогда не нравился! – высказался стоявший справа от Хрыча плешивый вор с погонялом Вареный. – Я с ним чалился на Соловках. Так он и там в чести у кума был!
– Видать, в НКВД сумели перековать бывшего карманника! – проговорил высохший, как корень старого дерева, вор лет шестидесяти. – Я его тоже немного знаю. Он всегда был себе на уме. Так что он запросто мог додуматься свести нас в одном месте и устроить кровавую баню.
Хрыч обернулся и посмотрел на свою кодлу. Он выиграл кровавое побоище, так с какой стати должен уступать в словесных баталиях?
– Бродяги! – Вор слегка повысил голос. – О Тимохе мы с вами еще успеем переговорить, но сначала мы должны определиться с порядком на зоне и не резать друг друга. Мы коронованные воры, а не беспредельщики! За каждым из нас стоит немало уркачей, но править на зоне должен кто-то один. Иначе закона не будет, потому что в одной берлоге не то что десяток – два медведя не уживаются! – Хрыч сделал паузу. Никто не отважился его перебить, и он понял, что отныне его слово для остальных будет законом. – Каждый из нас имеет право быть первым... Но так сложилось, а может, так определил бог, что паханом здесь должен быть я! Я завоевал это право пролитой кровью. И клянусь, что готов драться и дальше, если кто-то не согласен со мной!
– Бродяги! – проговорил в наступившей тишине Мулла. – Хрыч дело говорит. Порядок на зоне должен быть. Если его не будет, то мы и вправду перережем друг друга на радость чекистам: они ведь этого и хотят. Хрыч заслужил право быть паханом на нашей зоне. Каждый из нас видел, как он рубился. Варвар сам нарвался на пику. Давайте решим все по-людски, всем миром. Мы с вами достаточно нахлебались хозяйской пайки и знаем, до чего она горька. Не хотелось бы хлебать ее здесь вместе с кровушкой. Сколько же будет продолжаться резня между зэками? В тридцатые уркачи резались с жиганами. В войну законные резались с «автоматчиками» и суками, а теперь дошло до того, что урки пойдут друг на друга. Я против этого, бродяги, – уж лучше отрубить себе пальцы, чем поднять руку на такого же законного, как ты сам! Вспомните же воровские понятия, люди. Когда-то урка не имел права даже замахнуться на равного! А сейчас за полчаса было порезано пятнадцать воров.
– Верно, пусть правит Хрыч со своей кодлой! – поддержали Муллу остальные. – Он вор с понятием и обижать просто так никого не станет.
– А если что будет не по закону, тогда устроим правилку всем миром. А уж правило найдем, – постучал Мулла себя по поясу, где был припрятан нож.
На том и порешили.