Текст книги "Воровской дозор"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да, – ответил Феоктистов.

– Да ты не тушуйся… Ты мне нравишься, парень. Дело у вас молодое, быстрое. Понимаю тебя прекрасно, сам таковым был. – Голос у Елисеича звучал ровно, располагающе, прямо настоящий дедушка, дающий советы подрастающему внучку. Вот только в глубине его глаз мерцал бесноватый огонек, от которого невольно хотелось заслониться руками. – А вот если она про тебя дурное слово скажет, не обижайся… порву! – с прежней теплотой заключил он.

Потап неловко растянул губы, смешавшись под строгим взглядом, и ответил:

– Я не могу без нее, она моя судьба.

– Хм… Сильный ответ, – признал Елисеич. – Не ожидал… Знаешь, вокруг нее немало кавалеров вертелось, всем от ворот показала, а вот тебя почему-то приметила. Даже сам не знаю почему. А ведь такие молодцы были, ого-го! Может, ты скажешь почему?

– Надежде видней, – пожал плечами Потап.

– Конечно же видней… А ты – молодец, не побоялся, подошел к ней. Многие ухажеры, едва узнав, чья она, тут же в сторону отваливали. Вот что я тебе скажу. – Голос старика неожиданно потеплел, и сам он вдруг как-то размягчел, а у глаз образовались длинные морщинки, превратив закоренелого вора в обыкновенного добродушного папашу, пекущегося о судьбе любимого чада. – У меня, кроме нее, никого нет. С ее матерью я лет двадцать пять назад сошелся. Сразу после того, как откинулся… Подогнали мне «маруху», молодую девчонку, ей тогда едва восемнадцать стукнуло. Даже сам не понял, как меня засосало. А через год я уже не мог без нее, привык просто… И она ко мне тоже потянулась, как былинка какая-то. У нее ведь тоже, как и у меня, на всем белом свете никого не было. Так и жили вместе под одной крышей. А потом Надька родилась… Признаюсь, парня хотел, ведь свое дело кому-то передавать нужно было. А тут баба! Поначалу даже как-то подрастерялся, а потом ничего, привык… Сейчас даже не знаю, что бы я с пацаном делал. Родился бы какой-нибудь головорез, как бы я с ним справлялся? А с девчонкой совсем иное дело. Сколько ее ни гладь, никогда не испортишь, все впрок! Если у вас все заладится, я все вам оставлю. У меня кроме картин и разного антиквариата еще кое-что припасено на черный день. Мое дело продолжишь, а с нужными людьми я еще тебя познакомлю. Всему свой срок.

Этой же ночью, прихватив у копииста четыре картины, Потап отправился в опечатанную квартиру. Сняв со стены подлинники, он развесил на их место подделки и так же незаметно удалился.

За переданные картины Елисеич, не поскупившись, отвалил ему хорошие деньги.

– Вот, возьми… С Надей в кино сходишь.

Потап не сумел сдержать улыбку, на пожалованные деньги можно было несколько лет жить безбедно, ежедневно питаясь в ресторанах. Собственно, с этих денег и начался первый стартовый капитал. На них он купил себе первую машину, потом пару картин, положив начало внушительной коллекции, ставшей впоследствии одной из лучших частных собраний Европы. Понемногу стал обрастать собственными связями, появились заказчики из-за рубежа: состоятельные люди хотели непременно иметь русский авангард, на тот момент слывший в Европе едва ли не мессианским. И тогда он решил продать две картины Павла Филонова, доставшиеся ему от дальней родственницы художника. «Окно» за границу он пробил через служащего авиакомпании, который не однажды выручал его за солидную плату. Благо, что на гражданском самолете столько места, что провезти в нем можно не только пару картин, свернутых в обычные трубки, а десятки килограммов наркотиков и оружия. Но в тот раз пошло что-то не так, служащий занервничал, правда, груз все же взял. Как впоследствии оказалось, он находился под контролем у службы безопасности, которая вскоре отследила всю цепочку. Так что Потап Феоктистов попал в расставленную сеть одним из первых…

Отсидев восемь лет, он вернулся к Надежде, которая сумела его дождаться, а еще через пять лет, видно, предчувствуя близкую кончину, Елисеич передал ему всю свою коллекцию, официально назначив своим наследником. Имущество Потапа, и без того немалое, увеличилось втрое. Количество картин и антиквариата, включая коллекцию оружия, было столь впечатляющим, что другой такой коллекции просто не существовало.

И вот сейчас Феоктистов отправился в Лондон, чтобы отыскать следы своей пропажи.

Глава 8
Тайная комната, или Набросок Рембрандта

У Феоктистова с аукционным домом «Сотбис» за долгие годы сотрудничества сложились весьма тесные отношения, поэтому ему несложно было попасть на прием к самому высокопоставленному лицу и при надобности заручиться его поддержкой. Кроме того, сам Потап Викторович в последнее время серьезно занимался старым русским искусством, которое значительно поднялось в цене, поэтому руководство «Сотбис» всерьез рассчитывало на выгодное партнерство.

Сразу после приезда в Лондон Феоктистов направился в район Мейфер. Побродил среди праздношатающейся публики, поднявшей отчасти ему настроение, а затем повернул на фешенебельную улицу Бонд-стрит к офису аукционного дом «Сотбис». Постоял перед помпезным черным крыльцом, после чего решительно потянул на себя никелированную ручку и вошел в здание. Каждый сантиметр просторного холла едва ли не вопил о роскоши. Потап Викторович уверенно прошел через бдительную охрану, угадавшую в нем человека состоятельного, не однажды побывавшего в знаменитых стенах, и затопал дальше в сторону служебных помещений.

После капитального ремонта, вместе со сменой хозяина, «Сотбис» приобрел еще больший лоск, и даже на расстоянии версты чувствовалось, что от этого места буквально прет серьезными деньгами.

Однако чем больше становилось денег, тем быстрее улетучивалась былая душевность. В прежние годы устроиться в аукционный дом «Сотбис» было чрезвычайно трудно и весьма почетно, служба считалась элитарной: здесь находили себе места представители знатнейших аристократических фамилий. А сейчас в аукционный дом попадали исключительно по протекции – жены крупных чиновников, любовницы директоров, богатые балбесы, не нашедшие себе места в обычной жизни, случайные люди, привлеченные запахом больших денег. Только лишь незначительная часть приходила сюда работать из любви к большому искусству.

Единицы – по призванию.

И в прежние времена на «Сотбис» продавали краденые вещи, но чаще всего это случалось по недосмотру персонала, что основывалось на полном доверии к продавцу, с которым нередко устанавливались дружеские отношения. Отсутствовал единый каталог краденых вещей, чем пользовались грабители и их посредники, выкладывающие на аукционе ворованные вещи и сколачивающие при продаже значительные состояния.

Но если лет тридцать назад это были лишь единичные случаи, то сейчас краденое шло через «Сотбис» значительным потоком. Нашумевшие культурные ценности нередко оседали в секретных запасниках, дожидаясь часа, когда их можно будет выставить на торги.

Потап Викторович прошел мимо двух залов и направился прямиком в директорат, к заместителю аукционного дома господину Хардману Джою, такому же страстному коллекционеру, как и он сам, с которым у него в последние несколько лет сложились весьма приятельские отношения.

К Хардману нередко попадали весьма уникальные вещи, которые пожелали бы заполучить многие коллекционеры, но первым человеком, кому он звонил о поступлении достойных культурных ценностей, был Феоктистов. Чаще всего предлагалось старинное оружие, к которому у Потапа Викторовича была настоящая страсть… Разумеется, услуга мистера Хардмана не была бескорыстной, и от продажи он получал обговоренный процент. Но в любом случае такая сделка оказывалась значительно выгоднее, чем приобретение вещей на аукционе.

Так что у них находилось немало общих интересов.

Феоктистов вошел в довольно просторную прихожую, где у дубовой двери за небольшим столом сидела миловидная брюнетка лет двадцати пяти. Такая куколка не бывает бесхозной, за ней стоят чьи-то большие деньги. Интересно, не покровительствует ли девушке его старый добрый приятель ловелас Хардман?

– Я к господину Хардману, – сказал Потап Викторович.

– Как вас представить? – заинтересованно спросила секретарша.

– Я из России… господин Феоктистов.

– Кажется, я о вас слышала, – улыбнулась девушка. – Минуточку, – и, подняв трубку телефона, произнесла: – К вам господин Феоктистов. – Выслушав короткий ответ, повернулась к гостю: – Господин Хардман ждет вас.

В светлом просторном кабинете, обставленном с завидным вкусом, за длинным черным столом сидел мужчина лет сорока. Именно так выглядят удачливые люди: безукоризненные манеры, цветущая внешность, над которой ежечасно трудятся полдюжины докторов и массажистов, густая шевелюра каштановых волос, где толика седой пряди лишь подчеркивает его моложавость, солидный счет в банке, недвижимость по всему миру, отменное здоровье, необходимое для того, чтобы тратить деньги и получать все мыслимые удовольствия, дорогие костюмы, которые он менял куда чаще, чем носовые платки.

Тот еще типаж!

Широкая улыбка обезоруживала и располагала одновременно, наверняка добрую часть времени Хардман простаивал перед зеркалом, доводя до совершенства каждый мускул лицевого нерва. Несмотря на зревший внутри протест, Потап Феоктистов чувствовал, что попадает под его могучее обаяние. Мистер Хардман умел не только расположить к себе клиента, но и основательно выпотрошить его карманы.

Поднявшись из-за стола, Хардман уверенным шагом направился к вошедшему Феоктистову. Костюм стального цвета и модного покроя делал его долговязую фигуру еще более стройной, отчего он казался несколько выше, чем был на самом деле. Еще один тонкий расчет его имиджмейкеров, получавших за свои советы целое состояние.

– Потап, как же я рад тебя видеть!

Обнялись по-простому, почти что в русских традициях, как бывает между добрыми друзьями. Никакой напыщенности и чопорности, в которой любят обвинять англичан, в нем не было.

– Каждая встреча с тобой мне тоже приносит немало удовольствия, хотя сегодняшний день не самый подходящий для радости, – сдержанно ответил Феоктистов, после того как официальная часть встречи, с дружеским похлопыванием по плечу, была завершена.

– Твой английский становится все лучше.

– Я работаю над собой.

– Присаживайся, друг мой. – В голосе Хардмана послышалось должное сочувствие. Ко всем прочим достоинствам, он был невероятным психологом, и если его клиенты источали веселье, он старался выглядеть столь же жизнерадостным, если же клиент не имел привычки улыбаться, на его лицо ложилась трагическая печаль. – Знаю, уже наслышан. Дурные вести, как ты знаешь, распространяются стремительно. А что именно пропало?

– Пропала лучшая часть моей коллекции – фламандская живопись, коллекция оружия, французские и голландские миниатюры. – Феоктистов в сердцах махнул рукой и добавил: – Рассказывать, так только душу теребить.

– Чем я могу помочь, Потап?

– У тебя очень большое хозяйство.

– Да, этого хватает, – легко согласился Хардман, качнув породистой холеной головой. – Мы торгуем со всем миром.

– Я не исключаю того, что украденные вещи могут быть выставлены на «Сотбис».

– На аукционе? – с недоверием посмотрел Хардман на гостя, словно тот лично его упрекнул в краже. – Я хорошо знаком с твоей коллекцией. Ничего такого у нас не видел.

– Последний раз ты ее видел год назад. С того дня прошло очень много времени. Моя коллекция без конца пополняется, всего видеть ты не мог, – мягко возразил Феоктистов, заметив, как тот нахмурился. – А потом, в коллекции у меня имелись мелочи, которые можно легко и незаметно продать. Они теряются среди крупных вещей, и мои гости редко обращают на них внимание.

– И где, по-твоему, могут лежать… такие вещи? – подобрал нужное слово Джой, слепив понимающее лицо.

– В экспозиционных залах, фондах…

– Конечно, дорогой мой, можешь осмотреть все залы, никто тебя не ограничивает во времени. Ты же знаешь, что ты – мой самый дорогой гость.

– Экспозиционные залы я непременно осмотрю… Может быть, даже подберу кое-что для себя. Сейчас самое время пополнить коллекцию. Но я веду речь о тайном фонде… Ты понимаешь, о чем я? – понизив голос, спросил Потап Викторович.

Джой Хардман понимал, как никто другой. Он вообще отличался большой сообразительностью. Аристократичные манеры, передавшиеся ему от своего тишайшего батюшки, неплохо сочетались с коммерческой жилкой, доставшейся от практичной матушки. Так что прибыль он делал даже из навоза. А уж если речь шла об антиквариате, так это сам бог велел!

Существование тайного фонда на аукционе «Сотбис» являлось служебной секретной информацией, в которую была посвящена лишь верхушка руководства аукционного дома «Сотбис». Обычно в тайный фонд отправляли вещи, если неожиданно пропадал их анонимный продавец, туда нередко попадали и ценности, оставленные на экспертизу. А порой и вовсе складывалась щекотливая ситуация: полиция всего мира, сбившись с ног, искала пропавшие раритеты, совершенно не подозревая о том, что они хранятся в секретных запасниках дома «Сотбис». Когда о таких криминальных артефактах забывали окончательно, аукцион начинал действовать как обыкновенная антикварная лавка, – просто продавал товар заинтересованному покупателю, умеющему держать язык за зубами.

Фонд был огромен, и что самое интересное, он неизменно пополнялся из года в год.

– Не ожидал… Ты знаешь и об этом?

– Я много о чем знаю, – ответил Феоктистов. – А еще я знаю о том, что за этот фонд отвечаешь ты. И тебе ничего не стоит отдать распоряжение, чтобы меня туда пропустили.

– Ты преувеличиваешь мои возможности, – отрицательно покачал головой Хардман. – Все это не так. Меня тоже курируют… Я всего лишь хранитель. Эти ценности принадлежат очень многим. И если кто-то узнает, что я пускаю в него посторонних… Самое меньшее, что меня ожидает, – это увольнение. Думать о худшем просто не хочется, – слегка поморщился он. – А у меня на жизнь имеются кое-какие планы… Хотелось бы поменять старую жену на новую, съездить, наконец, на Аляску, куда я давно мечтаю попасть, родить мальчугана… А то получаются одни девки! Да и вообще, как-то не время!

– Хм… Ты не сказал, что хочешь посадить еще дерево, – хмыкнул Потап Викторович.

– Дерево? – удивленно переспросил Хардман. – При чем тут дерево? Ты же знаешь, что мой дом стоит в лесу. У меня там полно деревьев!

– Не обижайся, Джой, это у нас, у русских, есть такая присказка – чтобы не прожить жизнь зря, нужно построить дом, посадить дерево и вырастить сына.

– Вот видишь, я не сделал даже и половины! Так что мне есть над чем работать.

– И все-таки ты мне должен показать фонд. Я хочу убедиться, что там нет вещей из моей коллекции.

– Не доверяешь старому другу, – неодобрительно покачал головой Хардман. – Будь что-нибудь из твоего, я бы тебя непременно известил.

– А еще в России говорят – доверяй, но проверяй.

– Хм… Тоже верно. Ты умеешь убеждать, Потап… Скоро внушишь мне, что русские те же самые англичане, просто говорят на другом языке, и скверно то, что я поверю этому. Хорошо, согласен… Я представлю тебя как одного из возможных покупателей. Но сам понимаешь, фонд не супермаркет, я даю тебе час. Не больше! А потом тебя выведут. Ты согласен?

– А что мне еще остается делать, Джой?

– Пока иди в экспозиционные залы, тебя позовут. И не надо меня благодарить! – протестующе поднял директор руки.

Попрощавшись, Потап Викторович направился в залы живописи, где в этот день демонстрировалось современное искусство. Он аккуратно переходил от одной картины к другой, от одной витрины к следующей, но среди выставленных экспонатов своих вещей не обнаружил. Завтра следует наведаться в аукционный дом «Кристи». Может быть, там удастся что-нибудь выяснить.

– Мистер Феоктистов, – прозвучал за спиной мужской голос. Потап обернулся и увидел молодого служащего лет двадцати пяти, дежурно раздвинувшего в улыбке тонкие губы. – Позвольте вас проводить.

– Конечно, пойдемте, – кивнул Феоктистов и скорым шагом прошел через гулкий зал вслед за служащим.

Он почему-то не мог отделаться от ощущения, что за ним внимательно наблюдают. Стараясь не смотреть по сторонам, заметил над самым потолком зло блеснувший окуляр видеокамеры, затем другой, незаметно встроенный в колонну. Прошли еще через два небольших зала, вдоль стен были закреплены шкафы с миниатюрами семнадцатого века, принадлежавшие испанской короне (надо полагать, что в ближайшее время они станут предметом гордости какого-нибудь миллионера).

Дальше был небольшой слабо освещенный коридор с двумя дверьми, смотревшими друг на друга, будто два брата-близнеца. Одна дверь оформлена каким-то мраморным покрытием, другая – из темно-зеленого камня с белыми тонкими прожилками. Остановились перед темно-зеленой дверью, клерк вытащил небольшой прямоугольный кусочек пластика и провел магнитной полосой по замку. В толщине двери что-то негромко, но звонко щелкнуло, а потом она, будто бы нехотя, отомкнулась. Еще один ярко освещенный коридор, в конце которого стоял охранник в черном костюме.

– Прошу вас, нам сюда, – показал клерк на широкую дверь, сделанную под деревянное покрытие. На первый взгляд ее поверхность выглядела неровной, с торчащими занозистыми сучками, и Феоктистов невольно насторожился, опасаясь ободрать костюм о модерновую красоту.

Охранник расторопно приоткрыл дверь, и они вошли в просторное помещение, разделенное перегородками на многие отсеки, в каждом из которых, лишенные четкого порядка, стояли шкафы, витрины, за бронированными стеклами – небольшие картины, миниатюры, гравюры, иконы с серебряными окладами, украшенные драгоценными камнями. Стараясь не пропустить ни одного предмета, Потап Викторович переходил от одной витрины к другой. По своему содержанию выставленные экспонаты не отличались от тех, что продавались официально на аукционах. Здесь было все: начиная от украшений шумеров и заканчивая произведениями современных авторов, продолжавших творить и имевших мировую славу. Были даже картины Пикассо, Модильяни… Полотна двух гениев, непримиримых в жизни, теперь стояли рядышком, позабыв про разногласия своих создателей.

На одной из витрин Феоктистов увидел холст с нарисованной на нем в манере кубизма, синими и зелеными красками, сморщенной головой старика. Потап Викторович невольно подавил в себе изумление: с этой картиной он был знаком, она принадлежала его приятелю Жаку Рено из Парижа, большому поклоннику французского авангардизма. Вот только щекотливость ситуации заключалась в том, что два года назад его коллекция была ограблена, а то немногое, что всплывало на нелегальном рынке, было не столь значимо. И вот теперь в фонде «Сотбис» он видел одну из самых примечательных картин. Как же она сюда попала? Наверняка человека, который ее похитил, уже давно не было в живых. До заказчика она тоже не добралась. Возможно, ей пришлось пройти через многие руки, чтобы отыскать временный покой среди других картин, такого же криминального происхождения.

Стараясь не привлечь к себе внимания и не задержаться перед картиной больше положенного, Феоктистов шагнул к следующему холсту, висевшему по соседству, с головой средневекового воина, запечатленного крупным планом. «Бог ты мой!» – едва не воскликнул он, узнавая одного из стражников «Ночного дозора» Рембрандта. Этюд был выполнен в небрежно-грубоватой манере, крупными мазками и мог показаться всего-то несовершенной подделкой, но Феоктистов знал, что он принадлежит кисти Рембрандта. Даже по неточным спешным мазкам чувствовалась рука настоящего мастера. Это был всего лишь один из многочисленных этюдов, что рисует художник перед тем, как нужный образ, созданный его богатым воображением, вконец созревает и запечатлевается на картине. Нужно выбросить на поверхность немало пустой породы, чтобы добраться до руды. Еще одна загадка, спрятанная за двумя металлическими дверями, и, надо полагать, таких секретов фонд хранит немало.

Потап Викторович прошел дальше, и снова нервный спазм перехватил горло при виде картины «Дама в соболиной шляпке» Рубенса, нарисованной на доске. Эту картину на одном из английских аукционов анонимно хотел выставить его старинный приятель Гоша Ерофеев. Феоктистов не однажды вспоминал последнюю с ним встречу, когда тот делился своими планами. Единственное, в чем он не признался, куда именно отправил на продажу картину, но с довольным видом сообщил, что цену на Рубенса предлагают шикарную. Потом Гоша вдруг бесследно пропал. Феоктистов пытался отыскать следы исчезнувшей картины, но ничего не вышло. А теперь выясняется, что исчезнувшее творение обрело покой в тайном фонде аукционного дома «Сотбис». Глядя на шедевр, невольно думалось: так ли случайно было исчезновение самого Гоши?

Слегка приподняв картину, Потап Викторович осмотрел обратную сторону доски, узнавая неровности. Вне всякого сомнения, эта картина принадлежала Гоше Ерофееву.

Стараясь выглядеть равнодушным, Феоктистов зашагал к следующей картине…

– Вы все просмотрели? – неожиданно подошел к нему сопровождающий, привычно растянув губы в любезной улыбке.

– Еще не все, – буркнул Феоктистов. – Осталось три зала, сами видите.

– К сожалению, ничем не могу помочь. Ваше время истекло.

– Вы хотите сказать, что прошел уже час?

– Именно так.

– По-моему, всего лишь тридцать пять минут, – глянул Феоктистов на ручные часы.

– Вы неверно засекли время. Если задержитесь хотя бы на минуту, у нас у всех могут возникнуть большие неприятности.

– Хорошо, что с вами поделаешь, – недовольно покачал головой Потап. Откуда-то возникло ощущение, что он находился от разгадки всего-то на расстоянии шага. Он беспомощно посмотрел на экспозиции, стоявшие рядом, и, покачав головой, скорым шагом затопал за удаляющимся клерком.

– Я бы хотел поговорить с господином Хардманом, – обратился он к нему, когда они вышли из фонда.

В холле было многолюдно. Посетители пролистывали предложенные проспекты, приценивались, что-то отмечали карандашами. Обычная деловая суета, какая случается перед всякими торгами. Стоя посреди зала, вслушиваясь в обрывки разговоров проходивших мимо людей, Феоктистов обрел утраченное спокойствие. Фонд, заставленный многими единицами величайших произведений, теперь казался ему надуманным, плодом его болезненного воображения. Достаточно было всего-то постоять среди беспечных людей, чтобы понять это.

– Господин Хардман попросил передать вам, что ему нужно срочно уехать. Сейчас его нет в здании.

– Я не успел с ним попрощаться… и поблагодарить.

– У вас будет для этого возможность в следующий раз, – пожал плечами клерк, но потом вдруг спохватился: – Давайте, я вас провожу до дверей.

– Вы очень любезны, – невесело пробурчал Феоктистов, зашагав мимо настороженных секьюрити.

Оказавшись на улице, переполненной звучанием проезжающих мимо автомобилей, обрывками громких разговоров, сливавшихся в один продолжительный звук, Потап Викторович некоторое время постоял перед дверями «Сотбиса», понемногу приходя в себя и пытаясь осознать случившееся. Что-то в его посещении пошло не так. И совершенно непонятно, какая роль во всем этом деле принадлежит его старинному приятелю Джою Хардману. Может, в тайном фонде действительно имеются вещи из его коллекции? Если это не так, тогда почему прервали осмотр экспозиций?

Прошло некоторое время, прежде чем Потап Викторович осознал себя частью улицы и понял, что стоит в самом центре тротуара. Он вдруг почувствовал пронизывающий холод, пробравшийся через плотную ткань куртки, и, подняв воротник, зашагал к дому Феликса Горбача, проживавшего в торговом районе Вест-Энда, на Риджент-стрит.

Размеренно продвигаясь в спешащей толпе, Феоктистов в какой-то момент вдруг увидел, что находится на тротуаре один, а прохожие, еще минуту назад шедшие рядом, теперь находились на значительном расстоянии. В десяти метрах от себя он выделил молодую девушку, взиравшую на него широко раскрытыми глазами, в которых запечатлелся откровенный ужас, и вдруг поймал себя на том, что перестал слышать голоса улицы. Но уже в следующую секунду безмолвное пространство разорвал отчаянный, душераздирающий крик той самой девушки с выразительными глазами.

– Берегитесь!!

За спиной Феоктистов услышал отчетливый грохот надвигающегося автомобиля и, повернувшись, понял, что машина несется прямо на него. Резко отпрянув, он почувствовал, как автомобиль слегка шаркнул по его плечу, протолкнув вперед. Теряя равновесие, Потап Викторович сделал несколько шагов и упал, подвернув слегка ногу, а джип, скатившись по бордюру, уже затерялся в потоке транспорта.

– Кто-нибудь запомнил номер машины? – выкрикнула стоявшая рядом девушка. – Он просто какой-то ненормальный! Мистер, с вами все в порядке?

Потап, пытаясь подняться, увидел перед собой участливое лицо симпатичной мулатки.

– Вам помочь?

– Со мной все в порядке.

Слегка побаливала нога, но это совершеннейший пустяк, по сравнению с тем, что могло произойти.

– Может, вас проводить?

– Не нужно, я дойду сам, – отстранил Феоктистов протянутую ладонь. Поднял сумку, откатившуюся под ствол огромной липы, и пошел через участливо раздвинувшуюся перед ним толпу.