Текст книги "За пределом беспредела (На воле)"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Пойдем с нами, Карась, побалуемся автоматами, пока наши девушки здесь пистолетиками развлекаются. Ты, кажется, предпочитаешь «узи»?

– Да. Очень удобная штука, за полсекунды целую толпу положить можно.

– А ты практичный, Карась.

– Есть с кого пример брать!

– Да ты еще и шутник. Молодец, мне нравятся ребята с юмором, – похлопал Карася по плечу Колян. – Знаешь, у меня для тебя имеется небольшой сюрприз.

Колян дружески обнял Карася за плечи, и оба двинулись в глубину леса. Братья Спиридоновы шли немного позади. Угрюмый с Хорьком отстали еще на не сколько шагов.

– Какой сюрприз? – голос Карася неожиданно дрогнул от смутного предчувствия беды.

Колян обожал сюрпризы, вот только все они были недобрыми – этакий злодейский факир, у которого в репертуаре сплошь номера с печальным финалом.

– Что ты вдруг так напрягся? – с наигранной лаской поинтересовался Николай. – Расслабься! А ты ведь хитрец, – ласково погрозил он Карасю пальцем, – ты ведь и сам обожаешь сюрпризы.

Метрах в тридцати маячили две фигуры с укороченными АКМ – это пехота оберегала развлечения бригадира. Незаметно за разговором вышли на поляну с мишенями.

– Не понимаю, о чем ты, Колян?

– О чем, говоришь? – Радченко убрал с плеча Карася руку. Походило на то, что дружеские объятия закончились. – Да о твоих стволах, которые дали осечку. А ты, видно, и вправду большой шутник. Неужели ты думал, что я смогу позабыть об этом? А может, решил, что раз накормил меня шашлыками, так я о них и не вспомню? Валек, дай-ка мне ствол.

Крашеный блондин протянул Коляну «узи». Николай дернул затвор и одобрительно качнул головой.

– Та-ак, патрон уже сидит. Здесь полный магазин, это хорошо. Ну, чего застыл? – остановил Колян жесткий взгляд на Карасе. – Иди к мишеням. Там твое место.

– Колян, да ты что… да я ведь…

– Ты не дрейфь, Карась, глупости все это. Наши автоматы ведь не стреляют. Помнишь, вчера выехали на стрелку и у Хорька осечка была? Так вот и сейчас ничего не получится. Ну чего ты застыл? Топай к мишеням. Быстрее! – скомандовал Колян и направил короткий ствол прямо в лицо Карасю.

– Колян, ты чего это?.. Колян, да свои же, – пятясь, бормотал Карась.

– Иди, иди! Твои автоматы все равно не стреляют. Так что не волнуйся!

Кто-то рядом заржал. Колян скосил глаза – это был Хорек. Он с готовностью откликался на всякую потеху, особенно на «шутки» бригадира. Чуть в стороне стояли близнецы Спиридоновы. Даже на их вечно сумрачных лицах появилось выражение злорадного удовольствия от придуманного шефом зловещего аттракциона.

Колян держал «узи» на вытянутой руке. Сильная рука не дрожала, а Карась отступал все дальше.

– Достаточно, – сказал Николай, качнув стволом. – Вот здесь твое место… Между покойным Лукой и Матвеем, – показал атаман стволом на две соседние мишени.

– Колян, ты бы не…

Карась не договорил – пороховые газы яростно выплюнули из дула короткую очередь.

Бригадир не спеша подошел к лежащему навзничь убитому, брезгливо поморщился, взглянув на искаженное болью лицо, и процедил:

– Никогда не любил покойников. Закопайте его, да поглубже. А мне нужно идти, дочка дожидается. Я обещал насобирать ей земляники.

Колян швырнул пропахший пороховой гарью «узи» на землю и добавил:

– А осечки-то, оказывается, не всегда бывают. Вот она какая, жизнь: строишь планы, о чем-то думаешь, загадываешь, а смерть ходит где-то рядом. Что-то не везет нам с этими оружейниками. А мишени он смастерил неплохие. Постреляйте, ребята, не портить же себе праздник.

Глава 19.ДОЛЛАРЫ НЕ ПАХНУТ

– Я хочу предложить тебе конкретную работу, Николай. Ты будешь моей тенью, будешь сопровождать меня со своими ребятами повсюду. Мы доросли до больших дел, и сейчас настало время, чтобы перевернуть мир.

Павел Несторович выглядел очень возбужденным. Его дела складывались на редкость удачно. Уже минул месяц, как он переехал в новый офис, и теперь он больше смахивал на удачливого предпринимателя, чем на лидера центристской партии. На пожертвованные деньги он купил ярко-красную «Ауди», нанял шофера, а обслуга теперь состояла из двух десятков человек. Это в совковые времена он выстаивал очереди, чтобы поесть пельмешек в стеклянной забегаловке. Сейчас Павел Несторович предпочитал только самое лучшее, и двое посыльных доставляли ему в офис обеды из дорогих ресторанов города.

Численность его партии за последние несколько месяцев увеличилась вдвое, а финансовые вклады текли рекой. Кроме вездесущих пенсионеров, с которых можно было выжать только пятак на предвыборную кампанию, ему удалось привлечь в свои ряды нескольких крупных предпринимателей, согласившихся ежемесячно переводить на его счета весьма солидные суммы. Особым трофеем, потешавшим его самолюбие, был генеральный директор совместного немецко-российского банка, едва ли не самый состоятельный человек в регионе. Благодаря его пожертвованиям партийная касса значительно пополнилась, да и сам Павел Несторович сумел нагулять некоторый жирок, открыв валютный счет в Германии.

– Ты все сказал? – хмуро поинтересовался Николай.

Бригадир Николай Радченко сидел почти у самого входа, с торца длинного стола, покрытого темно-зеленым сукном. Его несказанно раздражала байская привычка Павла Несторовича держать гостей не ближе пяти метров от себя. Можно было подумать, что партийный лидер опасается подцепить какую-то смертельную бациллу.

– Ты что?! – изумленно вскинулся на Радченко лидер местных центристов.

С самого начала знакомства Гордеев обращался к Николаю покровительственным тоном, а не так давно вообще перешел на «ты», полагая, что в лице Радченко приобрел верного и безропотного соратника, способного жертвовать свои деньги не только на мифическое обустройство России, но и на конкретное повышение благосостояния самого вождя. В отличие от Павла Несторовича Николай Радченко ранее всегда был деликатен в общении и никогда не переступал той черты, за которой начиналось панибратство.

– Павлуша, ты меня, видно, за фраера держишь, – поднялся Николай со своего места, с шумом отодвинув громоздкий стул. – Ты мне все о деньгах талдычишь, а сам никогда не задавал вопроса, откуда же все-таки баксы берутся? Или доллары не пахнут?

Николай уверенно приближался, резко отодвигая с дороги стулья.

– О чем ты?! – В глазах Гордеева появился неподдельный страх.

Николаю приходилось видеть Павла Несторовича и надутым, словно мыльный пузырь, и тогда создавалось впечатление, что достаточно к нему притронуться, как он взорвется бесчисленным количеством ядовитых брызг. Бывал Павел Несторович цинично-рассудительным, и тогда его слова напоминали кислоту, способную разъесть крепчайший металл. Но сейчас Гордеев откровенно трусил, и его лицо по цвету ничем не отличалось от обыкновенной штукатурки.

– А то, что денежки ты брал паленые, пернатый ты мой! И достаточно мне будет шепнуть кое-кому и кое-что, и твоя долбанная партия вместе с ее лидером лет на пятнадцать заляжет на нары.

– О чем ты, Коля?!

– К твоему сведению, драгоценный ты мой, я не бизнесмен, а бандит. И ты получишь не политическую статью, а самую что ни на есть уголовную. За сотрудничество и пособничество. Тебя устраивает такая перспектива? Ближайшие пять лет твое место будет не в Государственной Думе, а у параши, рядом с лагерными «петухами»!

– Чего ты от меня хочешь?

Гордеев поднялся. Выглядел он подавленно. Колян ухмыльнулся:

– Расслабься, Павлуша. Позволишь мне так тебя называть?

– Изволь, если это тебе доставляет удовольствие, – поморщился, словно от зубной боли, Гордеев.

Колян сделал вид, что не заметил сарказма Павла Несторовича.

– Для начала давай все-таки присядем. Хочу тебе признаться: надоело мне сидеть в самом конце стола. Мое место здесь, – он уверенно оттеснил Гордеева в сторону, оставив ему местечко по правую руку от себя. – Вот так-то будет справедливее. А ты присаживайся, Павел Несторович, чего застыл верстовым столбом? Сел?.. Вот так-то оно лучше будет. Так вот, хочу тебе сказать: как только я вхожу в этот кабинет, ты должен освобождать мне стул. Деньги, на которые ты пьешь, жрешь, шикуешь с бабами, мои! А следовательно, и весь этот кабинет со всеми потрохами принадлежит мне. Усек?.. Это первое! Второе: я предлагаю оставить все так, как есть. Ты будешь получать и деньги, по-прежнему станешь устраивать свои поэтические тусовки, точить на них лясы: Будешь сорить долларами в кабаках, тратить их на баб:

– Послушай:

Щеки Павла Несторовича слегка порозовели – он понемногу приходил в себя и готовился к отпору.

– Нет уж, я долго слушал твою болтовню, теперь ты слушай меня. Ты находишься у меня вот здесь, – сжал Николай кулак. – Мне нравятся твои честолюбивые замашки, только давай не будем пока рваться в Москву. Широко шагаешь – штаны порвешь. Всему свое время. Столица далеко, а ты мне нужен здесь. У тебя очень неплохо подвешен язык, ты умеешь вешать лапшу на уши толпе, в городе у тебя наберется немало сторонников: Поэтому для начала тебе нужно будет баллотироваться в мэры.

Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Кто бы мог подумать, что под маской простодушного парня, сущего лоха, прячется такой монстр! Вот метаморфоза!

– Но ведь мэра никто не снимал. А выборы еще не скоро: – начал оправляться от шока Гордеев. Теперь он мог смотреть в глаза Радченко, не отводя взгляда.

– Снимут! – серьезно сказал Николай. – Указ уже подписан.

– И кем же, позволь спросить?

– Мной. Его «снимут» через восемь минут, – посмотрел Николай на часы, – из снайперской винтовки на пересечении улиц Краснококшайской и Симоновской. Ну так как, даешь согласие, Павел Несторович?

– Ты сущий дьявол!

– Это слишком лестная для меня характеристика, – улыбнулся Николай Радченко. – Я немного пониже чином. Со своей стороны я обещаю сделать все, чтобы в кресло мэра сел именно ты. Жизнь – штука длинная, если сознательно ее не укорачивать: Когда-нибудь вернешь должок:

Послышалась приглушенная трель. Николай сунул руку в карман кожаной куртки и выудил из него мобильный телефон.

– Слушаю: Уже? Вот как: Хорошо: – Не прощаясь, он отключил аппарат.

– Вот видишь, Павлуша, я не пророк, но получилось все именно так, как я и предсказывал. Теперь у нашего бывшего мэра большая дыра во лбу, она сильно попортила его внешность. Ну а ты давай готовься к выборам.

Радченко поднялся и направился к двери, однако у самого порога неожиданно обернулся:

– И еще вот что! Программа должна быть понятной всем. Пиши ее попроще. И не забудь вставить туда такой актуальный пунктик, как борьба с организованными преступными группировками. Это тебе добавит голосов. А то, знаешь ли, в последнее время в нашем городе черт-те что творится. Дня не проходит, чтобы кого-нибудь не грохнули. А теперь вот мэра застрелили: А насчет того, чтобы стать твоим телохранителем, так я согласен. Ну ладно, ты здесь извилинами пока шевели, а я к тебе на днях заеду.

Дверь мягко закрылась, но Павел Несторович еще долго смотрел на нее невидящим взглядом.

Глава 20.ПРОЩАЙ, ДРУЖОК

Глухарь вышел из повиновения. Сей прискорбный факт следовало признать. Радченко и раньше испытывал тягу к самостоятельности – приходилось прилагать массу усилий, чтобы за очередной, мягко говоря, проступок его не отправили лет на пятнадцать куда-нибудь в заполярные широты. Майор Громовский предполагал, что подслушивающие устройства, закупленные, кстати, в Англии, Глухарь использует не только для того, чтобы знать, о чем Гордеев треплется по телефону со своими соратниками, но и для того, чтобы быть в курсе разговоров самого Громовского с московским начальством. Во всяком случае, майор уже дважды слышал в телефонной трубке очень подозрительные щелчки. Он вживил в телефон противоподслушивающее устройство, но даже после этого не ощутил твердой уверенности в том, что надежно защищен от чужих ушей.

Накануне из центра он получил конкретный приказ – убрать Глухаря. Тот уже выполнил свою миссию – так замарал Гордеева, что тому была уготована прямая дорога не в депутатское кресло, а на скамью подсудимых. В дальнейшем им можно будет манипулировать в зависимости от политической конъюнктуры.

Конечно, Глухаря можно было сдать ментам, уличив его во многих мокрых делах, к которым он стал в последнее время испытывать прямо-таки патологическую слабость, но майор Громовский опасался, что в этом случае ненароком может всплыть и его имя и тогда откроется, что Радченко действовал под крышей ФСБ. Разве он может позволить себе бросить тень на «контору»! Целесообразнее расправиться с непокорным Глухарем втихую, где-нибудь в лесу, изуродовав при этом его труп до неузнаваемости.

Подумав, Громовский выбрал для предстоящей акции укромное местечко далеко за городом, где в лесах после давнишних деяний горе-мелиораторов осталось множество всяких траншей, канав и ям. Любая из них вполне годилась для могилы Глухаря.

Майор снял трубку и набрал номер мобильного телефона Радченко.

– У меня к тебе есть неотложное дело, – начал Громовский без предисловий.

– Слушаю.

В голосе Глухаря слышались властно-пренебрежительные нотки. Майор в который раз отметил значительную перемену в поведении своего подопечного. Совсем зарвался, падла!

– Знаешь небольшой лесок у Беломорского шоссе?

– Еще бы! В свое время я там впервые бабу трахнул.

– Отлично! Я тебя жду там сегодня в семь часов вечера. Заодно предашься приятным воспоминаниям. И не тащи ты, ради Бога, свою охрану! Она совершенно не нужна. Разговор предстоит приватный. Я на днях уезжаю и хочу без свидетелей познакомить тебя с человеком, с которым ты будешь работать дальше.

– Надолго уезжаешь?

– Нет. Месяца на три: Ну максимум на четыре, – добавил майор как можно более убедительным тоном. – Хорошо, буду, – безмятежно сказал Колян. – У тебя есть ко мне еще что-нибудь?

– Обо всем прочем переговорим при встрече:

Майор достал табельный ПМ, повертел его в руках и благоразумно решил, что для устранения Глухаря подобная штуковина непригодна. Наверняка где-то в милицейских фондах хранятся отстрелянные пули из его пистолета, а по ним легко выйти и на хозяина. Конечно, большими неприятностями подобная «засветка» не обернется, но кому понравится в свободное время писать объяснительные, заполнять ненужные бумаги, когда вечер можно провести с красивой женщиной, сидя где-нибудь в полумраке уютного ресторана с бутылкой хорошего вина. Для устранения Глухаря подойдет обыкновенный наган. Главное его преимущество состоит в том, что он не выбрасывает гильз; второе – что не дает осечек, и к тому же в оружейной коллекции майора их было целых четыре.

Громовский выдвинул ящик шкафа. Здесь, на самом дне, завернутые в бархатные тряпицы, пропахшие оружейной смазкой, лежали четыре нагана. Майор остановил свой выбор на образце 1895 года. Рукоятка револьвера была изрядно потерта, но работал он по-прежнему безотказно. Можно было не сомневаться в том, что эта «игрушка» сменила многих хозяев. Будь металл более разговорчивым, он наверняка поведал бы немало забавных историй времен гражданской войны.

«Сегодня тебе тоже придется послужить, дружок», – пробурчал Громовский. Майор разобрал наган, оторвал кусок ветоши и принялся аккуратно протирать каждую деталь.

Негромкой соловьиной трелью прозвучал дверной звонок. У порога был чужой. Громовский никого не ждал, он вообще терпеть не мог гостей, даже званых, к каждому из них относясь почти как к неприятелю, совершившему дерзкое вторжение в его домашнюю твердыню.

Майор положил наган на место и задвинул ящик.

В квартире было две двери. Первая, внешняя, – стальная, способная противостоять даже гранатомету, вторая, внутренняя, – полегче, но тоже прочная, из крепкого дуба, поэтому взломов и налетов Петр Иванович не боялся.

Отомкнув первую дверь, Громовский посмотрел в глазок. На пороге стоял милиционер с сержантскими лычками, очень высокого роста – этакий дядя Степа из знаменитой детской книжки Сергея Михалкова. Милиционер посмотрел на часы и вновь нетерпеливо надавил на звонок. В этот раз соловьиная трель была более продолжительной.

– Чего надо? – недружелюбно поинтересовался майор.

– Здесь живет Громовский Петр Иванович?

– Здесь: В чем дело?

– А дело в том, что вы уже почти целый год не платите за квартиру, и РЭУ подало на выселение, – строго объявил сержант.

По его решительному тону чувствовалось, что он готов немедленно приступить к штурму и выкурить из-за крепких дверей злостного неплательщика.

Глупость ситуации заключалась в том, что все, о чем говорил сержант, могло оказаться правдой. Квартира, в которой проживал майор, находилась на балансе ФСБ, но об этом не знал даже начальник домоуправления. Деньги на оплату жилья шли как бы с личного счета майора в банке, но частенько по вине бухгалтерии ФСБ случались задержки с перечислением. Не исключено, что досадная оплошность произошла и на этот раз. Громовский открыл один замок, второй.

– Послушайте, я вам сейчас все объясню, – сказал он, приоткрыв дверь.

Он успел заметить, как левая рука сержанта взметнулась вверх. В лицо майору ударил горький запах, пол под его ногами накренился, он зашатался и повалился навзничь. Петр Громовский открыл глаза и первое, что увидел, была довольно расплывшаяся физиономия Николая Радченко, оперативная кличка Глухарь. Здесь же, в комнате, вольготно развалившись на диване, сидел уже знакомый сержант милиции.

– А ты ведь сука, майор, – радостно сообщил Глухарь.

Голова была неимоверно тяжелой, казалось, повернуть ее невозможно. Громовский попробовал пошевелить рукой, но ничего не получилось. Через секунду он осознал, что привязан к креслу крепкой бечевой.

– Почему так сурово? – спросил майор.

– A потому что угробить меня хотел. На свиданьице вызывал, а сам девять граммов свинца готовил. И после всего этого ты хочешь сказать, что ты не сука?

– С чего ты взял, что я хотел тебя убрать?! Развяжи наконец руки!

– И он еще спрашивает? – укоризненно покачал головой Радченко, обращаясь к сержанту, который равнодушно взирал на пленника. – Кому же ты тогда вчера дал согласие убрать меня? Кажется, звоночек был из Москвы? А ты болван и олух, майор, я переиграл тебя. Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты позабыл, откуда меня выдернул. Так я тебе напомню: из специальной школы МВД! А нас там учили разным хитростям, и, знаешь, весьма толково учили. Вот, посмотри на эту штучку. – Двумя пальцами Николай держал маленький микрофон. – Он был вмонтирован в твой телефон, несколько таких игрушек находятся еще в комнатах, в сортире и даже на балконе. Это на случай, если к тебе придут нужные гости, и ты решишь покурить на свежем воздухе, а заодно и поговорить о делишках. А что в этой руке, как ты думаешь? – показал Николай кулак.

– Я не гадалка!

– А в ней пленка. Угрюмый, включи.

«Сержант» поднялся, взял с ладони босса кассеты и вставил их в портативный магнитофон.

«Петруша, – раздался уверенный мужской голос, – ты не находишь, что твои питомцы чересчур расшалились? Скоро о них будут говорить даже в Москве. Если ты не хочешь неприятностей лично для себя, то должен избавиться от их главного: Глухаря, кажется?» – «Да, это его оперативная кличка».

Майор узнал собственный голос, попробовал пошевелиться, но напрасно: путы связали его, как кокон – гусеницу.

«Он уже выполнил свою задачу, извалял Гордеева в дерьме по самые уши, так что тому и через двадцать лет не отмыться. Надеюсь, когда я тебе позвоню в следующий раз, по Глухарю уже пропоют заупокойную. Ты меня хорошо понял, Петруша?» – «Так точно». – «Вот и действуй».

«Сержант» выключил магнитофон.

– Что ты скажешь на это, Петруша?

На лбу майора выступили крупные капли пота.

– Это недоразумение, Николай. Я хотел с тобой просто переговорить:

Радченко громко расхохотался, хлопнув себя ладонями по коленям.

– Угрюмый, ты слышал?

– Да, Колян, – вяло улыбнулся Федор. Он плотно вошел в образ строгого стража порядка и, казалось, не хотел из него выходить.

– Как интересно! Выходит, ты пригласил меня на свидание в лес, чтобы признаться в любви? Слышь, Угрюмый, а наш майор, оказывается, в попку любит баловаться. Может быть, трахнем его перед тем, как придушить?

– Николай, не делай глупостей, о которых потом будешь горько жалеть! Тебя вычислят! – крикнул Громовский, испуганно вытаращив глаза.

– Хочу тебе сказать, майор, что я тебя убью не только потому, что ты хотел избавиться от меня. В этот раз столкнулись наши интересы. Ты хотел держать на привязи Гордеева? Так вот, вместо тебя это буду делать я. Угрюмый, задуши нашего майора. Прощай, дружок, – легонько похлопал Радченко Громовского по щеке и, насвистывая что-то бодренькое, направился к выходу.