Текст книги "Бубновый туз"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 18
ДАВАЙ НАЧНЕМ СНАЧАЛА

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – откликнулся Игнат.

В кабинет вошла Феоктистова.

– Ты меня вызывал? – спросила она.

Женщина смотрела прямо перед собой, удивительно, но она умудрилась не встретиться с ним взглядом.

– Садись, – кивнул Сарычев на свободный стул.

Мария Сергеевна, подобрав юбку, села на стул, распрямив гибкую спину. В этот раз она была воплощением покорности, и Сарычеву это нравилось. Алый бантик на гибкой шее и сложенные на столе руки придавали ей сходство с юной курсисткой. Руки у женщины были длинными и тонкими, с изящными пальцами. Они невольно притягивали взгляд.

– Почему ты меня избегаешь? – спросил Игнат, сосредоточив внимание на ее светло-розовых ноготках.

Пальчики дрогнули, выбили какую-то рваную дробь на поверхности стола и, успокоившись, распрямились.

– А какие же еще у нас должны быть отношения, кроме рабочих? Ты мой начальник, а я твоя подчиненная. Ты меня вызвал, и я к тебе пришла.

– Перестань, – отмахнулся Сарычев. – Не о том ты говоришь.

Не без горечи он осознал, что допустил ошибку. Не так следовало начинать разговор – надо бы переступить через собственные амбиции, прийти к ней в кабинет с покаянным видом и извиниться за все прошлое.

Женщины ценят такие вещи.

– Ты меня вызвал по делу или просто поговорить?

– Мария, почему ты так...

– Если просто поговорить, то давай отложим разговор до следующего раза. Сейчас у меня накопилось очень много работы. С минуты на минуту должны привести подследственного, и мне нужно его допросить.

– Послушай, Мария... Я понимаю, что я вел себя с тобой неправильно. Прямо скажу, как дурак! Но ты же знаешь, что все это я делал не со зла. Давай начнем все сначала. Ты нужна мне!

Их разделял старый дубовый стол. Немного, если подумать. Но Игнат неожиданно остро осознал, что в действительности между ними пролегает пропасть. А тонкие женские пальчики, что так приковывали его внимание, находились где-то за пределами досягаемости.

– Ты говоришь очень серьезные слова, Игнат. Ими просто так не бросаются.

– А я и не бросаюсь.

– Давай оставим все как есть. Зачем усложнять.

– Ничего не понимаю, что же все-таки произошло между нами? Я не смог подъехать вовремя! На это у меня были серьезные причины. Когда уже собрался к тебе, мне сообщили, что объявился Кирьян Курахин. Ты же знаешь, что это значит!

Мария пожала плечами, ее губы болезненно скривились:

– Я тебя понимаю. Все правильно. Ты и должен был так поступить.

Феоктистова поднялась.

– Мария...

– Не надо, Игнат... Ты опоздал. Я сейчас с другим.

– Это серьезно?

– Во всяком случае, для меня, – решительно ответила Мария и, одернув кожаную куртку, вышла из кабинета.

* * *

– Почему мы с тобой все время прячемся? – в отчаянии воскликнула Мария. – У меня такое чувство, что ты меня стесняешься.

– Перестань...

– Может, я какая-то кривая или косая? Объясни мне!

– Не говори ерунды, – отмахнулся Кирьян, погладив Марию по гладкому бедру. – С такой бабой где угодно можно появиться. Э-эх, не знаешь ты себе настоящую цену!

С Марией было интересно. Поначалу ему казалось, что их связывает только постель – дикое, необузданное совокупление, где они были союзниками в своем стремлении утолить жгучую животную похоть. И только присмотревшись, Фартовый обнаружил, что это не так. Для достижения такой гармонии должны присутствовать сильные чувства, которые без всякого стыда отметают все условности в удовлетворении единственного желания – получить благодать и наделить ею другого.

Мария обладала утонченным вкусом во всем: в одежде, в манерах, в поведении. И вместе с тем продолжала удивлять – однажды она принесла для веселья несколько французских открыток вольного содержания, изъятых у одного торговца. Вместе они долго хохотали над раскрепощенностью тамошних красавиц.

В эту же ночь Мария подивила его своей горячностью, не уступая в разудалости француженкам. Закусив губу, Кирьян изнывал от наслаждения, опасаясь раньше времени дать слабину, и когда, наконец, тело содрогнулось в мощнейшем экстазе, Мария вытерла губы и весело поинтересовалась:

– Тебе было хорошо?

– Да... Я у тебя хотел спросить: этому тоже обучали на Бестужевских курсах?

– А ты нахал! – усмехнулась Мария без всякой злобы. – Ты слышал что-нибудь о самообразовании?

– Приходилось.

– Так вот... До этого я знала только голую теорию. И была рада применить ее на практике.

Сладко потянувшись, Кирьян подумал о пользе такого самообразования. Оказывается, вещь полезная – на такие штуки способна не каждая девка из публичного дома. А уж они-то известные мастерицы!

После близости хотелось покоя – раскинуть руки, позабыться на некоторое время. Но Мария уже в который раз втягивала его в разговоры и требовала от него новых доказательств привязанности. Своим поведением она как бы утверждала, что ради любимого мужчины может зайти далеко, а вот на какие жертвы способен он сам?

– Тогда почему нам с тобой не сходить бы, к примеру, в театр? Я хочу, чтобы все видели, что я не одна, что у меня есть любимый мужчина.

Свидетелем их разговора была только луна, хитро заглядывающая в окно. Света было ровно столько, чтобы видеть контуры обнаженного женского тела, а вот его собственной улыбки не рассмотреть. И Кирьян был рад этому обстоятельству.

– Я не люблю театр, – сдержанно ответил он.

– Ты не любишь театр? – удивленно спросила Мария, повернувшись к нему.

В полумраке он любовался волнующим изгибом ее бедер.

– Хм... А почему я должен любить театр? – искренне удивился Кирьян. – Это водка, что ли?

– Какой ты все-таки противный, – фыркнула женщина.

– Да там и смотреть-то не на что. Одни «ахи» и «охи». Я в детстве в Марьиной Роще жил, вот там у нас мужички собирались на кулачный бой! Сойдутся стенка на стенку и давай метелить друг друга. Выбитые зубы, кровь фонтаном, поломанные носы. Вот там настоящий театр, это я понимаю! Со всей округи народ сходился посмотреть на такое зрелище! Бабы сарафаны нарядные наденут, платки цветастые повяжут, а мужики в поддевках, в яловых сапогах.

– Господи! – ахнула Мария, закатив глаза. – С кем же я связалась! Ну хорошо, ты не любишь театр, а может, тогда сходим в цирк? Там забавные представления, медведи танцуют...

– Не нравится мне, когда животные в цепях, – поморщился Кирьян. – Поэтому я и в цирк не хожу.

– Знаешь, Матвей, мы с тобой все ходим по каким-то темным переулкам, как будто бы прячемся от кого-то. А ты не боишься, что нас могут просто ограбить какие-нибудь жиганы?

Кирьян насилу удержался от смеха и был рад тому, что в комнате было темно, иначе ему пришлось бы искать объяснение столь неожиданному веселью.

– Ну ты же работаешь в Чека. Это тебя должны бояться, ты носишь «наган», так что как-нибудь отобьемся! – уверил Кирьян.

– Что ты такое говоришь! Я всего лишь слабая женщина, которая сама нуждается в защите. Если бы ты знал, как трудно работать бабе среди мужиков.

– Тем более такой красивой.

– И это тоже, кстати... Вот например, сейчас меня добивается мой начальник. Я тебе, кажется, о нем рассказывала.

– Что-то не припомню, – как можно равнодушнее отвечал Фартовый. – Как же его зовут?

Кирьян весь превратился в слух, даже повернулся в ее сторону, опасаясь пропустить малейшее словечко.

– Его зовут Игнат Сарычев. Когда-то у меня был с ним роман... Но очень непродолжительный. Это было в Петрограде... Тебе это интересно?

– И ты еще спрашиваешь? Меня интересует каждая мелочь твоей жизни.

Мария вздохнула:

– В то время он находился в моем подчинении.

– Наверняка ему это было неприятно.

– Возможно... Но дело даже не в этом. Сейчас я его заместитель.

– А ты не можешь уйти от него?

Мария накинула одеяло на голые ноги.

– Не могу. Так было решено в ЦК. О моем назначении лично хлопотал Дзержинский.

– А сама что ты думаешь?

– Ну не моя это работа! Среди мужиков я становлюсь грубой, несдержанной. Эта среда портит меня. Порой я даже не пойму, кого берут на службу в милицию! При царе он был известный налетчик, а сейчас представляет власть! А говорит, что сидел за политику и деньги добывал на революционные нужды! Но если раньше он воровал и грабил втихаря, то сейчас делает это совершенно открыто, но уже от имени советской власти.

– Да, таких хватает, – неопределенно протянул Кирьян.

– Ты даже не представляешь, что сейчас делается! – гневно воскликнула Мария. – У меня сложилось такое впечатление, что все мужское население ринулось служить в Чека и в милицию, чтобы получить от этого какую-то свою выгоду. Едва ли не каждый месяц мы пачками увольняем недобросовестных работников – и все без толку! Ты чего молчишь? Ты ничего не хочешь мне сказать?

У противоположной стены стояли напольные часы с боем. Редкая искусная работа, выполненная из двадцати пород дерева. Такое наследство досталось Марии от прежнего хозяина. Помнится, года два назад при налете в Сивцевом Вражке Кирьян с подельником зашли в квартиру, где стояли точно такие же часы. Почему-то они не работали. Тогда Копыто первый обратил внимание на эту странность – вещь дорогая, а не работает. Открыли дверцу, потянули за цепочку, а нижний шкафчик возьми да и выдвинись. А в нем оказалась металлическая коробка, до самого верха заполненная золотыми червонцами.

При взгляде на эти часы Кирьяну всякий раз хотелось посмотреть их начинку, а может, и эти «ходики» тоже богаты на драгоценные металлы? Но его сдерживало присутствие комиссарши. Он с улыбкой подумал о том, что когда-нибудь для него это не станет большим препятствием, но сейчас следует обождать.

Часы мелодично пробили три раза. Пора делом заниматься, не лежать же с бабой до самого рассвета.

Кирьян поднялся, взял со стула рубашку.

– Идти мне надо.

– Куда? – испуганно спросила женщина.

– Знаешь ли... Я тебе не сказал... тут мне кузен попросил помочь... Дела там всякие... Надо через весь город идти.

Кирьян говорил проникновенно, в какой-то момент он даже сам поверил тому, что в три часа ночи готов идти через весь город, для того чтобы с самого утра помочь своему кузену.

– А утром пойти нельзя?

– Пораньше приду, побыстрее сделаю, скорее освобожусь.

– Может, все-таки останешься? – предприняла последнюю попытку Мария. – Сейчас по городу ходить небезопасно.

Кирьян внимательно посмотрел на Марию. А может, она действительно его любит?

– Я это понимаю, но все равно – надо идти.

Кирьян оделся.

– Дай мне слово, что ты поедешь на извозчике, – неожиданно потребовала Мария.

– Я так и сделаю, – пообещал Кирьян.

– Когда мне ждать тебя?

Кирьян не любил, когда женщины задают подобный вопрос. Он предпочитал не связывать себя обещаниями.

– Как сложится... Но обещаю быть у тебя, как только освобожусь.

– Хорошо... Закрой как следует дверь.

Кирьян посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого. И все-таки нужно будет как-нибудь заняться этими «ходиками». Наверняка они содержат кое-какие тайны.

Глава 19
ПОБРЯКУШКИ ДЛЯ КРАЛИ

Захлопнув дверь, Кирьян вышел во двор и через темный проходной двор прошел на соседнюю улицу. В густой тени пятиэтажного дома пролетка была едва различима.

– Гурьян! – окликнул возницу Фартовый. – Ты тут часом не уснул?

– Едва не сморило. Крепился! Уснешь, а тебя кто-нибудь по темечку жахнет. Что так долго?

– У барышни я был, а такие дела за пять минут не сделаешь.

– Оно и верно, особенно когда баба шибко горячо обнимает. А только я уже волноваться начал. Думал, как бы не пришили ненароком, времена-то нынче неспокойные. Вот давеча, на прошлой неделе, пятеро уркачей троих жиганов в трактире на Ямской порезали. Хрен их поймет, чего они там не поделили!

– Ты, Гурьян, не переживай, – весело вскочил в пролетку Кирьян. – Поживу еще! Трогай на Моховую!

– А что там?

– Все-то тебе скажи, – усмехнулся Кирьян.

* * *

Кирьян выглянул из пролетки. Поначалу он подумал, что нарвался на засаду, – на углу, где должна была состояться встреча, нетерпеливой походкой расхаживал мужчина в кожаной тужурке и фуражке.

Внутри все обмерло – засада!

Но в этот момент мужчина обернулся, и Кирьян узнал в нем Егора Копыто.

Тьфу ты, черт бы его побрал!

Широко улыбнувшись, Егор подошел к пролетке.

– Ждать заставляешь. Люди поважнее приходят попозднее? – уколол жиган.

– Зараза тебя подери, – беззлобно выругался Кирьян. – Я ведь, глядя на тебя, думал, что меня чекисты пасут.

– Хм... Ты ведь сам сказал при параде быть, – усмехнулся Егор.

– Ладно... Как он там?

– На месте.

– Кто наколку дал?

– Валет.

– Ты вот что, Гурьян, – повернулся Кирьян к кучеру. – Не уезжай далеко. Понадобишься.

– Как скажешь, – охотно отозвался кучер.

Прошли по Моховой, остановились около аптеки. В трех крайних окнах, где размещалась лаборатория, горел свет, очевидно, хозяин не спал и колдовал со своими химикатами.

Здесь частенько патрулировал наряд милиции – обходили кварталы, не забывая заглядывать в самые темные закоулки.

– Сейчас должны подойти, – вытащил Егор из кармана часы. – Топают, как по расписанию. Ага... А вот и они! – обрадованно воскликнул он, показав на четверку красноармейцев, вышедших из-за угла.

– Пойдем! – сказал Кирьян и уверенно двинулся навстречу.

Красноармейцы шли парами, четко друг за другом, положив винтовки на плечи. По тому, как они шли, Кирьян понимал, что парни не видят в них угрозы, принимая за обычных полуночных прохожих. Глянули разок и потеряли интерес. Спокойный район создавал иллюзию безопасности, но парням не следовало бы расслабляться – чревато! Серьезная пальба случается и здесь. Лица молодые, ровным счетом ничего такого, что указывало бы на их революционную нетерпимость. А вот глаза озороватые. Ребячьи. Думают наверняка о каком-нибудь баловстве. Что ж, придется предоставить им такую возможность.

Подождав, пока красноармейцы подойдут, Кирьян остановился напротив них и веско представился:

– Начальник московской Чека Сарычев. Вот мое удостоверение, товарищ...

Лица красноармейцев мгновенно преисполнились революционным долгом.

– Ничего за время дежурства не случилось?

– Никак нет, товарищ Сарычев, – доложил тот, что находился ближе всех. Росточка невысокого, но литые плечи выпирали бугром даже через плотное сукно шинели. – Все тихо.

– Вам зачитывали двадцать седьмой приказ Председателя ВЧК товарища Дзержинского? – строго спросил Кирьян.

Красноармейцы переглянулись, потом все тот же говорливый паренек обескураженно пожал плечами:

– Что-то не припоминаем. – И заметно встревоженным голосом спросил: – А о чем он?

– В случае необходимости вы поступаете в распоряжение Чека. – Сделав паузу, Кирьян добавил: – Вот сейчас как раз и возникла та самая необходимость. Вы готовы выполнить свой революционный долг, товарищи красноармейцы?

– Всегда готовы, товарищ Сарычев, – вступил в разговор верзила с широким веснушчатым лицом.

– Я и не сомневался в вас, товарищи красноармейцы, – кивнул Фартовый. – Нужно будет провести обыск в квартире одного контры. Ваша задача заключается в том, чтобы пресекать любые действия преступников. Они могут прятать листовки контрреволюционного содержания, запрещенную литературу, прокламации, какие-то документы, указывающие на их враждебную деятельность. Нас интересует любая информация о контрреволюционном подполье. Вам все понятно, товарищи?

– Так точно, товарищ Сарычев.

– Товарищ Кириллов, – обратился Кирьян к молчаливо стоящему Егору, – помните, как мы проводили обыск у контрреволюционера Гуревича?

– Прекрасно помню, товарищ Сарычев, – с воодушевлением откликнулся Егор Копыто. – Этот Гуревич оказался координатором подполья.

– В тот раз мы нашли список всех участников подполья. Жена Гуревича оказалась очень хитрой бабой, – хмыкнул Кирьян, – хотела этот список сжечь в печке, да хорошо, красноармейцы оказались расторопными, сумели перехватить листок.

– Можете не сомневаться, товарищ Сарычев, мы не подведем, – заверил конопатый.

– И еще я вас хочу предупредить, товарищи, – строгим голосом продолжал напутствовать красноармейцев Кирьян, сосредоточив взгляд на конопатом: – Враг может принимать любое обличье, чтобы воткнуть ядовитый кинжал в спину революции... Пойдемте, товарищи! Держите ухо востро, от этой контры можно ждать любых провокаций.

Развернувшись, Фартовый направился к аптеке. Будто бы дожидаясь в столь поздний час гостей, фармацевт не спал – в окне промелькнула его сгорбленная фигура и исчезла в глубине комнаты.

Кирьян уверенно заколотил в дверь:

– Открывайте, Чека!

За дверью – тишина. Кирьян застучал громче:

– Открывайте!

– Кто там? – послышался откуда-то из глубины комнаты встревоженный голос.

– Гражданин Гусман?

– Он самый. А с кем имею дело?

– Чрезвычайная комиссия!

– Позвольте у вас спросить, – раздался из-за двери настороженный голос, – а у вас имеются документы?

– Разумеется, можете взглянуть.

Дверь слегка приоткрылась, и в проеме показалась седая шевелюра аптекаря.

– Сделайте любезность, предъявите.

– Пожалуйста, – раскрыл Кирьян удостоверение.

Приладив пенсне на левый глаз, старик очень внимательно принялся изучать удостоверение.

– Хм... действительно Чека.

– А вы ожидали увидеть кого-нибудь другого?

– Я вообще никого не ждал! Только зачем я вам понадобился... товарищи? – распахнул аптекарь дверь. – У меня нет ничего, кроме касторки. Если разве только кто-нибудь из ваших сотрудников заболел, тогда другое дело! Я всегда рад послужить властям, даже денег не возьму. Я человек законопослушный, у меня никогда не было причин для ссоры с советской властью.

Кирьян вошел в комнату. Следом так же решительно прошли красноармейцы, постукивая прикладами об узкий проем.

В коридоре было темно, пахло скипидаром и какой-то приторно-едкой больничной гадостью.

– Включите свет, гражданин, – потребовал Кирьян.

– Конечно же, – засуетился старик. – Где же выключатель-то?.. Никогда не найдешь сразу. Ах, вот он! – Щелкнул тумблер, и помещение тотчас наполнилось ярким светом. – Знаете, мои сейчас уехали к брату, так что я холостякую... Хе-хе-хе... Право, даже не знаю, как вам помочь. Но я действительно не тот человек, который может навредить советской власти. В соседнем доме находится ювелирный магазин Иосифа Брумеля, вот поверьте, – перешел старик на шепот, – там у него многое чего не в порядке. А на прошлой неделе он весьма нелестно отозвался о товарище Дзержинском.

Кирьян огляделся. На первый взгляд небогато.

– Не беспокойтесь, гражданин аптекарь, – усмехнулся Кирьян, – мы и до него доберемся. Тюрьмы у советской власти просторные, так что места на всякую контру хватит.

Критически осмотревшись вокруг, Кирьян с сомнением перевел взгляд на Егора – не похоже, чтоб здесь водились большие деньги. Может, наколочка неверная? В ответ Егор лишь прикрыл глаза, заверив, что все в порядке.

Ну-ну, поглядим!

– Что-то у вас здесь небогато, – поделился вслух своими сомнениями Курахин.

– А откуда тут быть богатству? – встрепенулся старик. – Ведь не в Алмазный фонд пришли! Родственников у меня куча! Всех нужно одеть, накормить, напоить! И всеми этими делами должен заниматься несчастный Гусман! Я, товарищ чекист, едва концы с концами свожу. Вы не представляете, как сейчас трудно. А налоги! Они просто меня сведут с ума.

Прошли в служебное помещение. Все шкафы были заставлены колбами и банками самых разных размеров с надписями и без них, в иных плескались какие-то растворы, ярко окрашенные в различные цвета. Помещение напоминало лабораторию средневекового алхимика, насквозь пропитанную всяческими едкими эфирами.

– Фу! – поморщился Фартовый. – Чем же таким вы людей травите?

– А лекарства, молодой человек, и не бывают вкусными, – хмуро заметил Гусман. – Если вы, конечно, помните...

На рукавах темно-синего халата аптекаря поблескивал белый порошок. На столе стояли весы. Видно, он только что занимался расфасовкой препаратов.

В комнате не было ничего такого, что указывало бы на достаток: старый стол с изрядно затертой и поцарапанной столешницей, словно им пользовались еще со времен Авиценны; дощатый пол, испятнанный реактивами, обшарпанные шкафы.

– Мы располагаем информацией, что вы храните у себя литературу контрреволюционного содержания, – с серьезным видом объявил Кирьян, мимоходом осмотрев лабораторию.

Услышав «новость», старик поперхнулся. И, отдышавшись, возмущенно заговорил:

– Теперь я знаю, откуда идет лихо! Это Брумель, который работает на соседней улице! Он всегда мне завидовал, – посетовал Гусман. – А ведь мы, евреи, должны держаться вместе. Все мне завидуют, считают, что у меня богатые клиенты. А вы поработайте так же, как старый Абрам, до самого утра! Тогда и у вас появится хорошая клиентура! Они же молодые, не любят трудиться, любят только считать чужие деньги.

Старик был возбужден. На дряблых щеках проступил лихорадочный алый румянец.

– Вот эти товарищи, – показал Кирьян на красноармейцев, державшихся плотной группой, – будут понятыми.

Парни с интересом наблюдали за происходящим. Было заметно, что в подобной операции они участвуют впервые. Их молодые лица были преисполнены революционного энтузиазма.

– Я все это понимаю, товарищи, – аптекарь прижал к груди сухие, сморщенные ладони. – Только совсем не нужно трясти этими страшными винтовками. Старый бедный еврей не собирается бежать от советской власти, потому что она ему, как мать родная!

– Сколько у вас комнат? – спросил Кирьян.

– Семь.

– Ого, – выразительно протянул Кирьян. – Вот тебе и бедный аптекарь!

– А вы думаете, что это много? – с некоторым вызовом спросил Гусман. – Ведь мне же нужно где-то готовить свои препараты, хранить их. А ведь еще нужно встречать важных клиентов, – загибал он длинные узловатые пальцы. – Вот и набирается...

– Приступайте, товарищ Кириллов, – повернулся Кирьян к Егору. – Будем тщательно обыскивать все семь комнат.

– Бедная моя покойная Кларочка, – скорбно закачал головой Гусман. – Хорошо, что ты не дожила до позора старого Абрама.

Открыв шкаф, Кирьян выгреб на пол белье.

– А это что за прокламации?! – возмущенно воскликнул он, потрясая листком бумаги.

– Позвольте, – близоруко сощурился Абрам Гусман.

– Товарищи понятые, прошу взглянуть на этот листок. Я вытащил его из этого шкафа. Листовка контрреволюционного содержания. Называется: «Как долго продержатся Советы?» Может, вы нам скажете, гражданин Гусман, где же находятся остальные прокламации?

– Позвольте! Я впервые вижу эти бумаги. Какое отношение они могут иметь к моему делу?! Я бедный старый еврей...

– Ах ты, контрик! Так ты еще и не сознаешься! Товарищи красноармейцы, – повернулся Курахин к милиционерам. – Отведите этого контрика в районный отдел. Там ему быстро язык развяжут! А мы здесь пока проведем обыск.

– А ну пошел! – скинул с плеча винтовку конопатый красноармеец. – На выход!

– Только не надо наставлять на меня оружие, я с детства не переносил грохота.

– Поторопись!

– На улице холодно, если я не надену на шею шарф, то моя Кларочка будет очень переживать.

Аптекарь надел пальто. Очень тщательно завязал шарф и, повернувшись к Кирьяну, сказал:

– Я вижу, что вы здесь главный. Очень вас прошу, только не трогайте ничего на столе. Я тут взвесил градиенты. Уж очень не хотелось бы мне составлять их заново. Знаете, это такая кропотливая работа! Я готов, товарищи красноармейцы, – приподнял подбородок Гусман.

Старика вывели.

Прильнув к окну, Копыто наблюдал за тем, как красноармейцы повели аптекаря в районный отдел. Возмущаясь, Гусман некоторое время размахивал руками, что-то пытаясь втолковать своим сопровождающим, а потом, смирившись, зашагал молчком, заложив за спину руки.

– А старичок-то с гонором, – заметил Кирьян и, повернувшись к Егору, спросил: – Ты хочешь сказать, что у этого хрыча есть золото? Здесь, кроме склянок, ничего нет!

– Здесь оно, – яростно возражал Копыто, вытряхивая из комода вещи.

На пол полетели какие-то халаты, тряпье, покатилась упавшая с полки металлическая банка.

Масса нужных и ненужных предметов. Было все, кроме золота!

– Валет сказал, что он для сына своего копит. Тот за кордон намылился.

– Понятно... Вскрывай подвал.

В углу отыскался металлический прут. Поднатужившись, Егор поддел полы. Скрипнув, гвозди неохотно повылезали из досок.

– Ничего! – выдохнул Кирьян.

– Давай еще одну. Вот эту половицу. – Егор вставил в расщелину прут.

Доска натужно застонала и, обломившись, ощетинилась острыми щепами.

– Уверен, оно лежит где-то здесь. Старый хрыч всю жизнь копил деньги. Только поискать надо... А где ты эту листовку-то взял? – спросил Егор Копыто.

– С прошлой квартиры прихватил, – отозвался Кирьян. – Тот гинеколог стопроцентный контрик был. У него связи с эсерами оставались. Так что мы его по делу выпотрошили.

– Постой, а может, аптекарь где-то между склянок золотишко спрятал?

– Да у него их здесь тысячи, склянок-то!

– Придется посмотреть.

Распахнули шкаф. За ним аккуратно, бочок к бочку, стояли банки.

– Внимательно смотри, где-то здесь. Больше негде.

Раздвинули банки, заглянули внутрь. У стенки стояли три колбы с высокими горлышками.

Кирьян взял одну.

– Ого, тяжелая! Кажется, ртуть.

– Не разбей.

– Хм... Да в ней золото расплавленное, – заликовал Кирьян. – А наш старичок, оказывается, не промах! Умеет прятать.

– Значит, он золотишко переплавляет и в колбы его прячет! Ишь чего придумал!

– Давай сюда, – взяв колбу, Кирьян осторожно положил ее в сумку. – Уверен, это еще не все. Ищи!

– Три дня назад Валет видел, как он к ювелиру Мамедову заходил, брошь заказывал. Наверняка где-то и бриллиантики запрятаны.

Егор обладал каким-то невероятным чутьем на ценности. Ему требовалось всего лишь несколько минут, чтобы почувствовать, в каком именно месте запрятаны золото и деньги. Причем драгоценности он извлекал из самых неожиданных мест. Никто так и не мог понять, каким образом он их находил, но, по собственному признанию Егора, он чувствовал их запах.

Как бы там ни было, пошныряв по комнатам, он без труда отыскивал малейшую заначку.

Прошли в кабинет.

Все строго, аккуратно, как в каком-то ответственном учреждении. Старик понимал толк в порядке. У стены, видно, предназначенный специально для гостей стоял мягкий диван, обитый темно-желтой кожей. По обе стороны от него кресла, такие же внушительные, а на дубовом резном столе – мраморный чернильный прибор. Взгляд притягивала огромная чернильница, выполненная в форме жабы, из огромного рта которой торчала длинная агатовая ручка.

Несмотря на старенький халат, с которым аптекарь не расставался, роскошь старый Абрам Гусман ценил. И принимал визитеров в своем кабинете в дорогом костюме.

Егор подошел к стеклянному шкафу, где на полках стояли банки с растворами. Здесь же фолианты в кожаных переплетах, а у задней стенки небольшая, выкрашенная в зеленый цвет стеклянная банка, на которой оранжевыми крупными буквами было написано «Яд».

Кирьян поднял банку. Внимательно осмотрел ее со всех сторон. Она была хорошо запечатана. Герметично. Ничего удивительного. Не исключено, что яд летуч, а потому подобная мера предосторожности совсем не лишняя.

Но какого дьявола ей находиться в кабинете хозяина среди книг и храниться, как самой большой ценности?! Кирьян потряс банку, внутри что-то перекатывалось.

Осторожно, стараясь не порезаться, Кирьян стукнул банку о мраморное пресс-папье. Раздался глуховатый стук, но банка так и не открылась.

– Там что-то есть.

Металлическая крышка была подогнана крепко, просто так и не подступиться.

– Там где-то тесак лежал, – махнул в сторону лаборатории Егор. – Ковырнуть надо.

Вернулся он через минуту с увесистым длинным ножом. Приладившись, жиган уверенно ударил по центру крышки. Металл смялся, но продолжал держаться.

– Посильнее давай!

Еще два удара, и искореженная крышка отлетела. Заглянув вовнутрь, Кирьян увидел аккуратно сложенные бумажные пакетики. Их было много, десятка три.

Вытряхнув пакетики на стол, он взял один из них. «Вес небольшой, на золото не потянет», – ворохнулось разочарование. Под пальцами прощупывались какие-то твердые горошинки. Осторожно развернув бумагу, Курахин невольно выдохнул – на его ладони лежало несколько крупных бриллиантов.

– Ничего себе, – присвистнул Егор. – Я же чувствовал, что они где-то здесь!

Кирьян развернул следующий пакетик – на этот раз в нем оказались броши, сделанные из какого-то белого металла, в который были вправлены изумруды.

– Это платина, – восторженно сообщил из-за плеча Егор Копыто. – Валька Стрекоза из платины колье носила.

Изумруды были насыщенного светло-зеленого цвета, необыкновенной прозрачности. Белый металл, окаймлявший их грани, только подчеркивал чистоту камней. Такие побрякушки способны украсить любую шею.

– Где она его взяла?

Фартовый бережно перебирал в пальцах твердые зеленые капельки.

– Один нэпман для своей крали в ювелирном купил. Сунул в карман пальто и пошел пролетку ловить. Когда через толпу пробирался, так Валька у него и свистнула.

Камушки были красивые, успокаивающе поблескивали. На них хотелось смотреть долго. Кирьяну вдруг подумалось о том, что у Марии точно такие же глаза – зеленые, с задорным блеском.

– Это я возьму себе, – положил Кирьян колье в карман.

Егор Копыто только пожал плечами:

– Как скажешь, ты за «ивана».

Оставляя себе в долю подобные украшения, Фартовый подчеркивал свое лидерство среди остальных. Как правило, никто из жиганов не возражал – Кирьян имел на это право и мог позволить большее.

Фартовый разворачивал пакетик за пакетиком, и в каждом из них находились драгоценности. Изделия были весьма искусными, на многих из них были проставлены именные клейма. Драгоценности можно было мерить горстями.

– На сколько же здесь потянет? – восхищенно спросил Егор.

– Не знаю, – покачал головой Кирьян. – На много! – Подняв брошь, сказал: – Только одна эта штука на пару миллионов рубликов потянет. Видел клеймо?

– Ну?

– Вот тебе и ну! Французская работа. А французы умеют делать. Я себе беру вот это, – сгреб Кирьян половину драгоценностей. – А тебе остальное. Без обид?

– О чем речь, Кирьян! – почти оскорбился Егор. – Все путем!

Взяв со стола полотенце, Кирьян завернул в него драгоценности и крепко завязал.

– Товарищам красноармейцам можно было бы выделить долю. Но они у нас люди идейные и за так готовы работать. Впрочем, если подойдут, пай обещаю, – с усмешкой сказал он.

Смерив взглядом Егора, лихорадочно рассовывающего драгоценности по карманам, поторопил:

– Ну что копаешься? Сваливаем!

У пролетки Кирьян увидел какого-то крепкого мужчину. Темнота скрывала его лицо, заметив приближающихся людей, он кивнул кучеру на прощание и пошел по улице.

– Кто таков? – строго спросил Кирьян.

– Из одной деревни мы, – смущенно ответил Гурьян.

– Вот что хочу тебе сказать, ты свои дела мне тут не верти. Если что узнаю, так разом голову отверну, – строго предупредил его Фартовый. – Ты меня понял, Гурьян?