Текст книги "Конец таежной банды"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Дай бог, чтобы так, – вздохнул Патрикей.

– Главное – не дать им запалить крепость, – добавил Пакин задумчиво, – и защитить тылы. Хотя со скал они вряд ли к нам подберутся.

5

– А что, как эти староверы к советской власти настроены, ты их прощупывал? – спросил Алексей у Трефилова, когда они подъезжали к скиту старообрядцев.

– Угадай как, – хмуро буркнул начальник милиции, – считают нас демонами, советскую власть – властью антихриста. Распевают псалмы да занимаются сплошной контрреволюцией. Я бы их всех к стенке поставил.

– Понятно, – протянул Алексей и, внезапно спохватившись, спросил: – Оружие у них имеется?

– Нет, бог миловал, – ответил Трефилов. – Так-то они мирные, вреда никому не делают, но в колхоз вступать отказались. Теперь они тоже в планах на переселение стоят. Не хотят добровольно работать на благо народа, значит, будут работать принудительно.

– А что там за народ вообще? – спросил Алексей, немного расслабившись. Ему очень не хотелось начинать войну еще и со старообрядцами, не закончив с бандой. Но раз оружия нет, то одной проблемой меньше.

– Население – одни бабы, – сообщил Трефилов с блеклой улыбкой, – несколько стариков да пара детишек. Главная – схимонахиня Ефросинья, старая грымза, каких еще свет не видывал. У нее под началом больше двадцати инокинь разного возраста.

Пока он рассказывал, их небольшой отряд выехал на большую поляну, застроенную десятком почерневших и перекосившихся бревенчатых срубов, которые одновременно являлись монашескими кельями. У домов раскинулись огороды с грядами картошки, свеклы и репы. По дороге стаей ходили гуси, сновали куры и другая живность. На окраине поселения виднелось небольшое кладбище – могилы с деревянными крестами и голбцами. Худощавая женщина в черном монашеском одеянии вела корову. Заметив приехавших, она заметалась по дороге и потянула животное за сарай.

Мальчик лет шести и девочка десяти уставились на них, как на чудо.

– Антон Семенович, думаю, вы вряд ли найдете что полезное здесь для своей книги, – обратился Алексей к Рыкову.

– Напротив, Алексей Николаевич, я уверен, что это место – неиссякаемый кладезь полезной информации, – с жаром возразил историк, сверкая стеклами очков. Он склонился с лошади к детям и вежливо спросил: – Ребятки, а не подскажете, где у вас тут главного найти можно? Мы приехали поговорить.

Дети не ответили. Не сговариваясь, они вскочили и бросились бежать. Секунда – и их уже след простыл.

– Вот пострелята, – добро улыбнулся Рыков в усы и посмотрел на Алексея, ожидая решения от него.

– Схимонахиня Ефросинья живет вон в том доме, можем заехать, – предложил Трефилов, указав на самый высокий и добротный дом. – У них там и молельная изба, и жилье. Может, накормит, если хорошо попросим.

– Идея неплохая, – похвалил Алексей, – заночуем здесь.

Они не спеша поехали к дому схимонахини. Люди выходили из домов и со страхом смотрели на бойцов отряда, будто это были всадники апокалипсиса. Каждый из старообрядцев счел за должное перекреститься, а иные крестились по нескольку раз и шептали молитвы. Напряжение возросло с обеих сторон: бойцы ожидали нападения, а старообрядцы – грабежа и арестов.

У дома схимонахини Алексей спешился, отдал коня Трефилову, подошел к двери и постучал. С другой стороны словно ждали этого, так как дверь немедленно распахнулась. Алексей даже вздрогнул от неожиданности. На пороге стояла девочка лет десяти, с вздернутым носом, толстой русой косой и лицом, покрытым веснушками.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он у ребенка, для вида сурово сдвинув брови.

– Дарьей Семеновой, я сирота и живу у матушки, – пролепетала испуганная девочка. – Вы меня арестуете?

– Позови Ефросинью, у нас к ней разговор, – буркнул Алексей неприветливо, – если не выйдет, мы сами войдем.

Тут же за спиной девочки появилась высокая худая старуха с крючковатым носом и мутными глазами навыкате, строго смотревшими из-под густых седых бровей. Кожа темная, точно выдубленная ветром и солнцем. Из-под платка у старухи выбивались длинные седые волосы. Жестом она отослала Дарью и посмотрела на гостей.

– Здравствуйте, – поздоровался Алексей, соображая, как бы правильней завязать разговор. С первого взгляда было ясно, что предводительница старообрядцев не просто старая грымза. В ней чувствовалась большая уверенность в себе, упрямство и хитрость. Он умел разбираться в людях, пришлось научиться этому, чтобы выжить.

– Здравствуйте, люди добрые. С чем пожаловали? – спросила Ефросинья.

Алексею показалось, что в вопросе звучит издевка. Она сделала ударение на слово «добрые».

– Проезжали мимо и решили заехать, посмотреть, как тут люди живут, – вежливо ответил Алексей.

– Люди здесь живут в мире и согласии с Богом и с собой, – с фальшивой любезностью разъяснила схимонахиня. – У нас нет преступлений, даже слова худого никто не скажет. Милиции здесь делать нечего.

– А позвольте нам самим решить, что делать, – так же любезно ответил Алексей и добавил, махнув Трефилову: – Войдем в хату и поговорим. Есть тема.

– А здесь что, нельзя поговорить? – спросила Ефросинья дрогнувшим голосом.

Алексей почувствовал, что старуха испугалась, и продолжал выбранную линию:

– Вообще-то мы можем прямо сейчас отвезти вас в управление и там получить необходимые сведения. Знаете про управление ОГПУ в Меднинске? Люди так боятся этого здания, что иногда от испуга оговаривают себя и признаются даже в том, чего не совершали…

– Хорошо, давайте зайдем и поговорим, – сдалась схимонахиня, отошла, пропуская его и Трефилова, закрыла за ними дверь и проводила к столу в небольшой комнате, соседствующей с молельной. – Вы, наверное, проголодались с дороги?

– Нет, это потом. Сначала разговор, – отрезал Алексей. – Мы получили сведения из достоверных источников, что вы сотрудничаете с бандой, грабящей поезда.

Старуха как стояла, так и села на лавку, едва не промахнувшись. В лице отразилось неподдельное изумление, челюсть отвисла. Кое-как собравшись, она пролепетала:

– Ничего такого не было. Вас ввели в заблуждение.

Трефилов посмотрел на него, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, но в глазах читался вопрос. Подмигнув ему, Алексей продолжал:

– Вы можете не отпираться. Бандиты наезжают сюда. У нас имеются показания одного члена вашей общины. Врать ему не было никакого смысла. Он сам к нам пришел и во всем признался. Знаете, матушка, ваши действия подпадают под расстрельную статью. Все очень плохо…

– Нет, кто вам все это сообщил, – в сильном волнении старуха вновь вскочила на ноги. Ее трясло словно от лихорадки. Глаза сверкали, ноздри раздувались. В лице неестественная бледность. Казалось, еще чуть-чуть и монахиню хватит удар. – Это Панкрат, верно, это он меня предал, – предположила она, срываясь на крик, – он давно целит на мое место. Не верьте ему! Он оболгал меня. Все это неправда!

– Да что с ней разговаривать, – буркнул, подыгрывая ему, Трефилов, – выведем да расстреляем, а остальные сами все расскажут и покажут.

– Может, оно и верно, – пожал плечами Алексей и нарочито грубо схватил старуху за плечо. – Пошли, хватит ломать комедию, контра. Мы знаем, что ты благородного происхождения. Простым людям церковь схиму не давала.

– Нет, я все расскажу, – шарахнулась от него к стене Ефросинья.

– Ладно, – кивнул Алексей и сел на лавку перед столом, – рассказывайте, я внимательно слушаю.

Трефилов тоже сел и для острастки положил на стол перед собой револьвер. Старуха рассказывала, стоя у стены и косясь на оружие. Алексей грубо оборвал ее, когда схимонахиня стала лепетать что-то о том, что она всегда была против связей общины с внешним миром, и о том, сколько снаружи зла.

– Ближе к делу, – рявкнул он, ударив по столу ладонью.

– Это все из-за Афанасия Порфирьевича. Он знакомый атаманши или ее какой-то дальний родственник. Она к нему заезжает иногда. Но ни я, ни мои люди не помогают им. Они все грешники и творят зло.

– Поподробнее об этом Афанасии Порфирьевиче, а то я не совсем понял, – попросил Алексей, – он что, не из ваших?

– Да, мы его приютили. Много лет назад, году в девятнадцатом он вышел к нашему поселению из тайги весь израненный. Кто-то ослепил его, и он много дней бродил по лесу, пока не вышел на скит. Мы не могли отказать ему в помощи, приютили, вылечили, и он стал здесь жить, даже научился сам себя обеспечивать.

– А как атаманша узнала о том, что он здесь находится? – поинтересовался Трефилов, по привычке выискивая в рассказе подозреваемой нестыковки.

– Это было несколько лет назад. К нашему селенью вышла раненая девушка, – не смутившись, продолжала Ефросинья. – Она даже не помнила, кто она и как попала в лес. Мы приняли ее, выходили, к девушке вернулась память, и оказалось, что зовут ее Анисьей, что она дочь атамана банды, которую разгромили у Зеленой речки. Здесь у нас она и увидела Афанасия Порфирьевича и очень обрадовалась. Потом вернулась назад в лес и сама стала атаманшей. Вот теперь время от времени заезжает, проведывает.

– Как часто это бывает? – поинтересовался Алексей.

– Раз в неделю, я точно не считала, но где-то так, – неуверенно ответила схимонахиня.

– На этой неделе она уже приезжала? – спросил со своей стороны Трефилов.

– Нет.

– Тогда веди нас к этому Афанасию, потолкуем с ним, – приказал Алексей, – а потом уже и перекусим чем бог послал, как говорится. Вижу, вы тут не бедствуете, пока остальные вокруг голодают.

– Ну, так мы как работали на земле, так и продолжаем работать, – смиренно ответила Ефросинья, опустив глаза, – лес нас кормит, река, земля. Всего Бог дает в достатке.

– Ладно, идем, – оборвал ее Алексей.

Странный старик жил на окраине поселения в маленьком покосившемся доме. Ефросинья несколько раз крикнула, называя его по имени, когда они стояли на крыльце. Затем скрипнула дверь, медленно открылась, и из темноты выступил старец, каких обычно изображали на старинных гравюрах, описывавших библейские сюжеты. Длинные, абсолютно белые волосы. Белая седая борода до пояса. Роста он был немного выше среднего, плечистый, крепкий. Лицо сильное, волевое, почти без морщин. Глаза закрывала черная повязка. В руках старец держал посох. Ни дать ни взять, сам старик Ной.

– С тобой гости, Ефросинья? – мягко поинтересовался он сильным звучным голосом. – Извините, в дом не приглашаю, там у меня темно, а свечей не водится.

– Выйдите тогда, пожалуйста, к нам сюда, – вежливо попросил Алексей, приглядываясь к старику. На самом деле старик был не так стар, как казалось на первый взгляд. Немногим больше шестидесяти. Походка твердая и выправка военная.

– Чем я заинтересовал милицию? – невесело улыбнулся Афанасий Порфирьевич.

– Откуда вы знаете, что мы из милиции? – удивился Трефилов.

– Ну а откуда еще, – вздохнул старик, – разговариваете вы как военные, и запах от вас, как от военных, но войскам тут делать нечего. Значит, милиция или ГПУ.

– Здорово, – покачал головой Трефилов.

– Вы не возражаете, если, пока мы будем разговаривать, мои коллеги проверят дом? – с нажимом спросил Алексей у старика.

– Проверяйте, мне скрывать нечего, – пожал плечами старик и подставил лицо солнечным лучам.

Алексей кивнул Трефилову на избушку слепого. Тот понял все без слов и, взяв двух человек, со свечами вошел внутрь.

– Вы контактируете с главарем банды, грабящей поезда на железной дороге, вернее, с девушкой-атаманшей, которая руководит бандитами, – отчеканил Алексей, надвигаясь на старика, – знаете, что положено за такие дела? Расстрел! И даже не пробуйте отпираться.

– А я и не буду отпираться, – усмехнулся старик. Он не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. – Она заезжает ко мне сюда. Я ее об этом не прошу. Она дочь моей двоюродной сестры. Привозит еду. Я же не могу ее выгнать и сказать, что мне ничего не нужно. Мы с ней ни о чем не сговаривались, я ей не помогал, потому что не могу физически. От меня сейчас мало пользы. Так что не пойму, в чем мое преступление.

– В том, что вы должны были сообщить в соответствующие органы, что с вами в контакт вошла преступница, а раз не сообщили, то стали соучастником всех ее преступлений, – пояснил Алексей.

– Интересно, и как бы я сообщил? Телефона у нас тут нет, – возмутился Афанасий Порфирьевич, – до города я не дойду. Мы живем здесь обособленно и ни с кем не общаемся. Даже не знаем, что в мире творится. Да я и знать не знал, что она совершила какое-то преступление.

– Это все отговорки, – рявкнул на него Алексей, – захотели бы, нашли бы способ сообщить! И не врите, что она ничего вам не рассказывала о своих делишках.

– К сожалению, я ничего не могу вам доказать, – развел руками Афанасий Порфирьевич, – можете меня расстрелять. У меня жизнь не такая сладкая, чтобы за нее цепляться. Надоел этот мрак и беспомощность. Сделайте милость.

Алексей молчал. Он смотрел на старика и видел, что тот не врал. Ему действительно было плевать на свою жизнь.

– Так, ладно, мне хотелось бы посмотреть ваши документы, господин хороший, – нашелся, наконец, что сказать Алексей, когда арсенал техники запугивания был исчерпан.

– У меня нет документов, – ответил старик с некоторой растерянностью, – потерял, а где, не помню.

– Как так, память, что ли, отшибло, – не поверил Алексей, – я тебе не Ванька-дурак! Не надо мне сказки травить! Отвечай, служил в белой армии после семнадцатого года?

– Не знаю, – пожал плечами Афанасий Порфирьевич и разгладил рукой бороду, – я себя-то не помню. Не помню, как глаз лишился. Очнулся только здесь. Скитницы меня выходили.

– Знаешь что, мил-человек, – едва сдерживая злобу, начал Алексей, – мы тебя сейчас арестуем, отвезем в город и посадим в карцер, пока ты не вспомнишь, откуда ты и кем был. – И пояснил: – Карцер – это такой каменный мешок метр на метр, без окон. Одни каменные стены и крысы. Что скажешь?

– Да делайте, что хотите, – отмахнулся Афанасий Порфирьевич, но по лицу его пробежала тень. Слепой-то слепой, и тем не менее кожей он все равно ощущал солнечный свет, тепло, а потому лишаться этого ему совсем не хотелось.

– Значит, не будешь говорить? – ледяным тоном уточнил Алексей.

– Да говорю же, не помню, – воскликнул старик с тоской и отчаянием, – как мне вам еще объяснить!

Из дома показался Трефилов. Следом вышли его бойцы. На лицах – разочарование. Обыск закончился очень быстро, потому что у старика в доме вообще ничего не было, кроме стола, стула да кровати. Из одежды несколько драных рубах да старые потертые штаны, у дверей валенки и пара лаптей.

– Ну что? – поинтересовался у начальника милиции Алексей.

– Да ничего, нашли вот какую-то хрень, – буркнул Трефилов, протягивая Алексею ананас. – Не знаю, что это. Овощ, что ли, какой или корень. Наверное, этот его из леса приволок, – кивнул он на старика.

– Это ананас, фрукт такой заграничный, – сдерживая улыбку, пояснил Алексей и спросил у слепца: – Дед, откуда у тебя это? В тайге такие не растут.

– Евдокия принесла, они из поезда взяли, который вез продукты для ваших партийных вождей, – сухо ответил Афанасий Порфирьевич.

– Врешь, – удивленно воскликнул Трефилов.

– Ну а откуда я еще могу это взять, – тяжело вздохнул старик.

– Странно, – протянул Алексей и сразу подумал про спецстоловую. Ананасов там не подавали, но, может, это только ему. А кого-то там, наверное, еще и не тем потчуют, пока люди вокруг с голода дохнут.

– А может, он связан с заграничными шпионами, и они ему ананасами платят, – выдвинул дикую теорию Трефилов.

– Ладно, хватит огород городить, – скривился Алексей, – отойдем на пару слов.

Он увлек начальника милиции в сторону от всех и спросил:

– Вы точно хорошо смотрели? Любой клочок бумаги может оказаться важной уликой.

– Да там ни одного клочка не было. Вообще никаких бумаг, – хмуро ответил Трефилов и, спохватившись, достал из кармана диковинную награду в виде меча в терновом венце на грязной потрепанной Георгиевской ленточке. – Вот еще эту штуку нашли. Я не стал при всех показывать. Хотел сначала у тебя спросить. Похоже, такими в царской армии офицеров награждали.

Алексей повертел в руках награду и покачал головой:

– Мне такие ни разу не попадались, но действительно похоже на Георгиевский крест.

– Белый он. Надо его к стенке, – горячо зашептал Трефилов, оглядываясь по сторонам.

– Тебе бы только стрелять, – фыркнул Алексей.

– А ты что предлагаешь? – обиженно спросил начальник милиции.

– Предлагаю использовать его как приманку, – признался Алексей. – Раз он родственник этой атаманши и она ему ананасы носит, значит, попытается выручить старика, коли тот в беду попадет. Пустим слух, что мы собираемся его завтра публично расстрелять, посадим под домашний арест и будем охранять. Обязательно кто-нибудь из местных донесет бандитам, и ночью они попытаются вызволить его. А мы устроим им засаду.

– Это хорошо, конечно, – кивнул задумчиво Трефилов, – но что, если бандиты не придут его выручать? Зачем им рисковать из-за убогого.

– Если не придут, тогда мы их будем сами искать и найдем, – заверил Алексей.

К ним подошел историк. Он хотел что-то сказать, но, увидев в руках у Алексея крест, удивился и поинтересовался:

– Откуда у вас это?

– Нашли, – ответил за Алексея Трефилов.

– Это достаточно редкая награда царской армии, – заметил Рыков.

– Антон Семенович, что значит редкая? – заинтересовался Алексей. – За какие заслуги их вручали?

– В армии Колчака подобные награды собирались давать за освобождение Сибири от красных, – ответил Рыков с умным видом, – но вручить успели совсем немного.

– Значит, этот старик отъявленная контра, – сделал вывод Трефилов.

– Возможно, – криво улыбнулся Рыков, – надо спросить у него самого.

– Спросим, – пообещал Алексей и подошел к схимонахине. – Моим солдатам нужно отдохнуть и поесть. Распределите их по дворам и проследите, чтобы местные отнеслись с пониманием, или мы сами тут все распределим без вашей помощи.

– Я все сделаю, – кротко пообещала Ефросинья. В старухе не осталось и намека на гордость.

– Этого под арест, – указал Алексей бойцам на старика, – а завтра на рассвете расстрелять. Пусть ночь подумает.

Говорил он специально громко, чтобы все слышали. Ефросинья со скорбным лицом скрестила руки на груди. Старик лишь мрачно ухмыльнулся.

– А можно мне с ним ночью поговорить? – почему-то шепотом поинтересовался Рыков.

– Говори, – пожал плечами Алексей, – худого от этого не будет. Но и толку вряд ли дождешься.

* * *

Евдокия нахмурилась, разглядывая подходившего Пакина. Влас вел девочку лет десяти, лицо которой показалось ей смутно знакомым. Потом она вспомнила, что видела девчонку в поселении староверов, где одно время жила ее сестра. Определенно это именно та самая девочка – курносый нос, веснушки, толстая коса и большие напряженные зеленые глаза. Спутать трудно, но что она делает в их лагере?

– Здравствуй, Евдокия, вот привел к тебе гонца, – сообщил Пакин, остановившись напротив атаманши, и легонько подтолкнул к ней девочку.

– О чем вы? – не поняла Евдокия.

– Я со скита, меня к вам матушка послала, – затараторила девочка, – беда у нас. Приехали красные. Угрожали матушке Ефросинье. Потом приказали кормить их. И ходили по домам с обысками. Афанасия Порфирьевича арестовали и сказали, что утром расстреляют.

– Как, за что? – опешила Евдокия.

– У него нашли что-то, – пояснила девочка и продолжила: – Матушка просила у вас помощи, чтобы вы заступились. Красные вас ищут и не успокоятся, пока не узнают, где ваша крепость. Матушка боится, что они могут совсем озвереть.

К словам девочка присовокупила свернутый лист пергамента, исписанный убористым почерком. Евдокия развернула послание, пробежала глазами и опустила с задумчивым видом. Монахиня предлагала устроить отвлекающий маневр и выманить красных со скита. Военных действий в самом ските Ефросинья не хотела. Просила поторопиться.

– Что думаешь? – спросил Пакин у нее.

– Надо что-то делать, – ответила Евдокия и еще раз взглянула на письмо, – я знаю их методы. Не узнают, что им надо, начнут пытать и расстреливать дальше.

– А, по-моему, мы не должны ввязываться в это дело, – спокойно возразил Пакин, – надо думать, как защитить крепость. Красные придут сюда. У нас мало времени на приготовления. Сейчас нельзя распылять силы.

– А Афанасий Порфирьевич как же, – с возмущением воскликнула Евдокия, – его же расстреляют!

– Афанасий был мне как брат, но сейчас, я думаю, все подстроено специально, – произнес Пакин с мрачным видом, – его используют как приманку. Красные прознали, что вы родственники.

– Какая разница, мы все равно должны его выручить, – рубанула воздух ребром ладони Евдокия. Вид у нее был самый решительный.

– Нет, слишком велик риск, – покачал головой Пакин.

– В конце концов, не ты здесь решаешь, – гневно напомнила ему Евдокия.

– Что ж, верно, не я, – согласился Пакин, – соберем совет и все вместе решим…

На совете было много разговоров и мнений, но общее решение совпало со словами Пакина. Никто не хотел рисковать своей жизнью из-за кучки староверов и слепого старика. Совет постановил остаться в крепости и готовиться к обороне, рыть окопы, укреплять стены, строить блиндажи. Анисья, заменявшая сестру, не знала, что ей делать. Хотелось плакать от бессилия. Соратники виновато отводили глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом. Чувствуя себя совершенно одинокой, Анисья ушла, вернулась домой и застала сестру у зеркала примеряющей модное платье, одно из тех, что они добыли из разграбленного поезда.

– Что решили? – спросила она, не оборачиваясь.

– Они все предатели, – всхлипнула Анисья и, стиснув зубы, бросила плеть на стол, – испугались. Все отказались! Даже Серый.

– Ничего удивительного, – вздохнула Евдокия, – если бы у староверов было золото или с них можно было что-то взять, Серый бы пошел, а так предприятие не обещает ничего, кроме пули. В лучшем случае спасенные скажут тебе спасибо.

– Я не сдамся, – упрямо заявила Анисья, меряя комнату шагами, – сама, если что, пойду. С Емельяном вдвоем пойдем и выручим дядю Афанасия.

– Если бы он согласился жить здесь, ничего этого бы не случилось, – ворчливо напомнила сестре Евдокия, – чего он кочевряжился? Видите ли, наш образ жизни не отвечал его моральным принципам. Вот теперь получает за свои принципы.

Она повернулась у зеркала и спросила у сестры:

– Как я тебе в этом? По-моему, очень недурно.

– Ты что же, собираешься отдать его на растерзание, – изумилась Анисья, – ты, как все они! Сдалась!

– Ничего я не сдалась, – строго ответила Евдокия и села на лавку рядом с сестрой, – я договорюсь с Серым. Он пойдет и поможет нам. Я сама поеду в скит. Мы вытащим крестного. А ты останешься здесь, потому что нельзя оставлять хозяйство без надзора.

– Нет, я поеду! – с жаром возразила Анисья.

– Не спорь, все равно не переспоришь, – улыбнулась Евдокия, – сказала, поеду, значит, поеду.

– Хорошо, езжай, только осторожней, – сдалась Анисья. По личному опыту она знала, что сестру не переспоришь. Проще согласиться. К тому же у Евдокии было больше опыта в боевых операциях, и людей она убивала легко, без угрызений совести. У Анисьи все было по-другому. Она не могла спокойно относиться к насильственной смерти. Ее постоянно мучили сомнения.

– Мы все провернем так, что красные не успеют ничего сообразить, – уверенно пообещала Евдокия.

– Пакин сказал, что это ловушка, – вспомнила Анисья.

– Даже если ловушка, – фыркнула Евдокия, – у них руки коротки, чтобы нас остановить. Если понадобится, весь их отряд положим.

– А Серый согласится? – с сомнением спросила Анисья.

– Куда он денется, – ухмыльнулась Евдокия.