Текст книги "Самиздат"

Автор книги: Евгений Дьячков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– «Ну хорошо, хорошо», – примирительно сказал бывший Веселый: «Хочешь закапывай. Одного только не пойму, зачем ты в догхантеры пошел. Не из того ты теста, правильный какой-то, неудобный».

– «Сын у меня из-за такой вот дворняги погиб», – сдавливая тяжелый вздох сказал Злой.

– «Неужели порвали собаки на смерть?!», – взвился с новой энергией Веселый: «Прям пожрали мальца?!»

– «Типун тебя на язык!», – прикрикнул Злой: «Погладил вот такую шавку и подцепил заразу! Сгорел Тимурка за неделю».

– «Ого, извини», – пробормотал Веселый: «А, что за зараза такая страшная?»

– «Врачи сказали атипичная пневмония, но я не верю!», -зло сказал Злой: «Это все та шавка, если бы я не разрешил ему ее погладить! Если бы я ее прогнал!»

– «Все сдох паскуда», – сказал Веселый, вновь вспыхнувшее веселье от рассказа Злого стало быстро угасать. От досады он собрался пнуть испускающего дух щенка, как его глаза чем-то резануло. Будто яркие фары в темноте обожгли его роговицу, но на дворе был яркий день и никаких фар рядом не было. Боль в глазах прошла, но давящее чувство чужого полного опасности взгляда осталось. Веселье кончилось и бывший Веселый заметался на месте словно ужаленный ядовитой змеей. В приступе паники он был готов убежать к своей машине, но боязнь опозорится перед подельником не дала ему это сделать.

В этот момент за глаза схватился Злой. Понимание того, что товарищу тоже плохо приободрило бывшего Веселого и он отойдя в сторону преисполнился надежды, что и его злого друга постигнет приступ паники. Но Злой повел себя странно. Сначала он долго пытался проморгаться, а потом на его глазах проступили слезы. Он словно сумасшедший тянул свои руки в пустоту и кричал: «Тимурка, Тимурочка, прости!»

Часть 7

Сначала я заглянул в лицо Веселого и меня замутило от черноты его души. Его скрутило от той боли, что лилась из моих глаз вместо слез, а меня замутило от его грязных желаний и подлых мыслей. Мне хотелось смотреть в его глаза и выжечь из него всю эту грязь, но щенок почти умер и мое время на Земле пошло на секунды. И тогда я заглянул в глаза Злого.

Как же ты постарел папа. Как же ты озлобился, папочка. Я смотрел в глаза родного отца и плакал, плакал по детски размазывая несуществующие слезы, с громкими всхлипами и искренностью доступной только детской душе. И в этот момент что-то произошло, как будто папа увидел меня. Его блуждающий взгляд споткнулся на мне и на его глазах навернулись огромные слезы. Он точно увидел меня! Он тянул ко мне руки и обливаясь слезами кричал: «Тимурка, Тимурочка, прости!»

Мой отец, который после моей смерти озлобился на весь мир и решил, что его враги безвинные собаки. Это он был угрюмым и злым все эти годы, это он убивал бедных собак пытаясь унять свою боль и злобу. Сейчас он плакал и злоба покидала его. Он смотрел на меня и его душа светлела. Он добрел, а за моей спиной росли крылья. Щенок умер и пришло мое время вновь покинуть землю. Мои крылья были небольшими, едва прикрывали лопатки, но их силы хватило чтобы моей душе оторваться от земли. Я взлетал все выше и смотрел вниз.

Там внизу мой отец лежал на земле и плакал прижимая к груди убитого щенка. Сегодня на земле стало одной доброй душой больше, а вместе именуемом накопитель появился еще один ангел с небольшими, но честно заработанными крыльями.

Я написал ее в запой, сидя на скамейке у обшарпанного подъезда старого дома. На два часа я словно провалился сам в себя и писал. Писал потому что, мне надо было. А когда написал… Прочел и выбросил. Скомкал листы криво исписанной бумаги и бросил мимо урны.

– «Ты что творишь, поскудник!», – закричал на меня кто-то сверху.

Я приподнялся и увидел, как на меня из окна первого этажа грозно смотрит старушка. Так я первый раз увидел Галину Петровну.

Глава 3

В тот раз я попытался исправиться, подобрал бумагу и кинул ее еще раз в урну, но мне помешал порыв ветра. Он подхватил измятые листы и загнал в открытую дверь подъезда.

– «Хулиган!», – закричала старушка и резво скрылась извиду.

Я представил, как она через пару мгновений выбежит из подъезда с веником и решил сбежать.

Писательский зуд отступил на долго, толи мне хватило той нелепицы, что я написал, толи работа и быт отвлекли меня от графоманства. Злополучную скамейку я тоже старался обходить стороной. Мне всегда было удобно проходить через этот не большой дворик по дороге на работу и обратно. Но мне казалось, что злая старушка все еще держит на меня обиду за мусор и подстерегает в глубине обшарпанного подъезда.

И я почти оказался прав. Однажды уже привыкнув к новому маршруту я не спеша возвращался домой по улочке параллельной опасному пути, как из-за угла старой бакалеи прям на меня выскочила та старушка.

– «А ну стоять!», – внушающим страх низким голосом просипела она и мертвой хваткой вцепилась в рукав моего пиджака.

Я еще не успел сориентироваться, а она уже потянула меня в сторону злополучного подъезда.

– «Бабушка, простите меня. Я больше не буду», – промямлил я и попытался остаться на месте. Но в бабушке оказалось на удивление много сил и мне пришлось пусть нехотя, но все же следовать за ней.

Еще пару раз я пытался извиняться и просил отпустить меня, но старушка в ответ только усиленно сопела и тащила меня дальше. Возле скамейки, на которой я писал сказку она остановилась, отпустила мой рукав и тяжело дыша сказала: «Давай».

– «Что, простите?», – не понял я: «что давать?»

– «Сказки свои или рассказы, что у тебя есть там», – сказала старушка показывая пальцем на мой потрепанный портфель.

– «Почему нет?», – удивленно спросила она и села на скамейку.

– «Не пишу», – я пожал плечами и добавил: «не получается».

Бабушка пристально посмотрела на меня и сказала: «Я конечно не читала, больно мне надо. Но каракули твои, те что ты, паскудник, в подъезд забросил».

– «Так я не бросал, это ветер», – пытаясь оправдаться перебелил я старушку.

– «Цыц!», – цыкнула она и продолжила: «каракули те я соседу отдала. Он причитал и сказал, чтобы я еще принесла. Он мне подписку на Комсомолку оплатит если принесу, годовую».

– «Ему понравилось?»

– «Ну не то что бы понравилось», – ответила старушка: «он так сказал: «Нелепица конечно, но занятная». Так что давай мил человек неси еще».

– «Правда нет больше».

– «Тогда напиши и неси. Завтра. Сосед сам тебя примет, а мне подписку. Не подведи старуху, паскудник», – сказала бабушка и так улыбнулась мне крупными прокуренными зубами, что я решил не подводить ее.

СКАЗКА №2

Ева старалась дышать глубже, чтобы унять колотившую ее дрожь. Ее нервы словно перетянутые струны гитары натужно гудели в ожидании когда же им можно будет лопнуть под рвущими движениями сухих пальцев музыканта. Она бы с удовольствием сейчас впала в беспамятство или даже сошла с ума, но у нее дети. И их надо кормить. Мысли о вечно недоедающих малышах придали ей сил и она наконец успокоилась.

Она еще раз осмотрела свое новое место работы. Небольшая металлическая комната с покрытым керамической плиткой полом. Почти всю площадь стен и потолка украшали тонкие узоры ржавчины. Особенно буйно она разрасталась по углам уничтожив в них все намеки на покраску. Ржавчина уже давно стала главной бедой их «Ковчега», но если в основных помещениях с ней старались бороться, то в этой комнате борьба была давно проиграна. Благо яркие лампы дневного света низко свисающие из под потолка разгоняли унылость этого места в темные углы и под сверкающие нержавейкой разделочные столы.

Ева аккуратно разгладила на коленях толстый потертый клеенчатый фартук тускло-желтого цвета. Ева несколько раз стирала этот ужасный передник с хозяйственным мылом, но он все равно ужасно вонял тухлятиной и мерзко прилипал мокрой изнанкой к голому телу. Она должна носить фартук на голое тело, это было одним из условий получения этой работы. Причем не самым мерзким. Ей пришлось целый год спать с этим ублюдочным Петром Александровичем. С этим старым жирным боровом, но это все ради детей. В моменты тошнотворной близости с трясущимся от вожделения и отдышки стариком она думала о них и этой работе. Слава богу непомерная похоть этой свиньи была обуздана старческой немощью и омерзительные визиты Петра Александровича становились все реже и реже. Но все же в надежде на возрождение своего либидо он заставил ее носить этот фартук на голое тело.

Помимо этого она должна будет делать ему каждый вечер порцию мяса. Все таки жадности в нем было больше чем похоти. Или быть может это такой закон замещения либидо у стареющих мужчин. Возможно чем меньше они хотят женщину тем больше им хочется жрать? Хотя на их «Ковчеге» все хотели есть и эта проблема преследует людей с самого детства Евы. Она еще помнила времена когда на столе был хлеб и овощи, а ее дети такой роскоши уже не видели, а про сладкое слышали только из сказок про пряничный домик. Очень уж быстро на верхних палубах «Ковчега» кончилась еда. Это случилось после восстания Нижних. Эти события Ева помнила очень хорошо.

Она вспомнила, как мама рассказывала ей историю «Ковчега». Мама, как и все взрослые в детских воспоминаниях Евы родилась на Земле. Это была старая измученная людьми планета. Люди очень долго раскапывали ее недра и уничтожали природу не думая о последствиях. И земля не выдержала, она стала разрушаться. Мама много и долго рассказывала Еве про мировые войны и экологические катастрофы, но Ева мало что запомнила. Зато она хорошо помнила историю самого «Ковчега». Когда людям стало понятно, что на Земле у них больше нет будущего они стали строить большие космические корабли для переселения на далекую планету возле звезды Альфа – Центавра. Их построили шесть штук и это «Ковчег» был третьим. Для того, чтобы попасть на борт «Ковчега» надо было заплатить огромные деньги. А учитывая, что в виду близкой катастрофы обычные деньги теряли свою ценность  попасть на борт удалось только тем кто держал свои сбережения в драгоценных камнях и металлах. Мать Евы была одной из этих счастливчиков. Ее семья смогла купить только один билет, хотя ее отец входил в десятку богатейших людей страны.

Когда все пассажирские места были распроданы оказалось, что на «Ковчегах» нужна обслуга. Помимо экипажей требовались техники, уборщики, трюмные и многие другие чернорабочие. И тогда среди тех кто не смог купить себе билет провели жесткий отбор на вакантные должности. Главной особенностью этого отбора стало то, что комиссия стремилась не просто набрать работяг, а вывезти максимально разнообразный генофонд на новую планету. И в результате получилось, что в роли обслуги оказались лучшие люди планеты. Ученые и художники, спортсмены и просто люди с качественным геномом. Лучшая часть человечества оказалась в трюме, а богатая на верхних палубах. Богачи стали опасаться такого соседства и потребовали жесткого разделения между нижними пассажирами и верхними.

В конструкцию «Ковчега» внесли изменения, чтобы исключить возможность попадания Нижних на верхние палубы без разрешения. Конечно их присутствие требовалось наверху. Чинить и убирать, поднимать продукты из трюма и развлекать Верхних, все это требовало постоянного присутствия некоторого количества Нижних наверху. Но эту проблему решили довольно просто. Во первых Нижние постоянно обитали внизу и наверх ходили, как на работу. А во вторых каждому Нижнему вживили в грудную клетку маленькую бомбу с дистанционным управлением. Система управления взрывателями должна будет постепенно самоуничтожится на поверхности новой планеты, чтобы исключить рабство. Но пока «Ковчег» все еще летел к своей цели система действовала.

Именно из-за того, что «Ковчег» до сих пор не достиг своей цели и случилось восстание Нижних. Шли годы, а корабль все еще летел в бескрайнем космосе к своей цели. Верхние особо не заботились эти фактом, они прожигали свои жизни в огромный квартирах и у роскошных бассейнов. Пока к ним не обратились Нижние, по их расчетам даже со всеми погрешностями «Ковчег» должен был приземлиться на новой планете пять лет назад. Но Верхние их не слушали пока не оказалось, что запасы продовольствия стали подходить к концу. Конечно же внизу были оранжереи и фермы, разводили скот и рыбу, но основные запасы хранились в кладовых, которые стремительно пустели.

Опять же население «Ковчега» быстро росло, как у Верхних, так и у Нижних рождались дети. Население росло, а продуктов становилось все меньше. Нижние пытались экономить, а Верхние закатывали истерики когда не получали привычного разнообразия. Это привело к стычкам и смертям. Гибли конечно же Нижние, так как напуганные Верхние при маломальском акте агрессии тут же взрывали взбунтовавшимся сердца. И тогда Нижние выдвинули ультиматум. Они требовали допустить их к управлению ковчегом, иначе они перестанут доставлять наверх продукты питания. В ответ обезумевшие от страха Верхние взорвали всех Нижних кто был на их палубах. Они пытались взорвать вообще всех Нижних, но для тех кто не поднимался наверх взрыватель не работал.

Тогда Нижние забаррикадировали все проходы вниз и решили, что время расставит все по своим местам. У них были пусть и оскудевшие кладовые, но все же с продовольствием. У них были оранжереи и фермы, не много мяса и рыбы. Наверху же не сталось ничего.

Голод почти уничтожил все человеческое в жалкой кучке Верхних. Насилие захлестнуло бывших богачей, но все же они справились. Чтобы сколотить состояние надо быть тоже человеком так сказать с волей и мозгами. Сначала был избран Совет старейшин и наведен жесткий порядок в рядах Верхних. Проблема пропитания стояла так остро, что были выявлены попытки каннибализма, но  Совет не дал так низко пасть Верхним. Первым делом было наложено вето на поедание человечины, после этого старейшины разработали продовольственную программу.

Кстати ее автором и был Петр Александрович, что позволило ему в условиях постоянного недоедания быть сытым и лоснящимся от жира. Конечно же Верхние завели свою хиленькую оранжерею, но она пока работала только на создание запаса посевного материала. Да и то в большинстве своем это были декоративные растения. Был и свой скотный двор где старались разводить и не сожрать раньше времени декоративных собачек и кошечек. Тех домашних питомцев, которых Верхние взяли в путешествие к новому дому. Но все это были капли в море. Главным же постулатом продовольственной программы стало определение Нижних, как не людей, как животных. Пусть разумных, но все таки животных. Только животные могли так поступить с Верхними, а если у кого и возникали сомнения по этому поводу, то они сразу улетучивались при появлении запаха свежеприготовленного мяса.

После этого Верхние расчистили несколько проходов вниз и вооружившись арсеналом огнестрельного оружия, который естественно был расположен на верхних палубах отправились на охоту. С тех пор у Верхних каждый мужчина должен ходить на охоту, конечно если он не старейшина и добывать мясо. Конечно же Нижние не стали сидеть и смотреть, как их отстреливают и превращают в стейки.

Они смогли создать простые но эффективные средства защиты от копья до не сложных образцов огнестрельного оружия. И поставки дичи сократились, Нижние стали убивать Верхних охотников. Правда они не поедали тела павших от чего Верхние еще больше утвердились в мыслях о том, что Нижние животные и логика им чужда. Рано или поздно они бы перестреляли Верхних охотников, ведь защищаться удобней чем нападать на вооруженного зверя на его территории, но и тут изворотливость Верхних взяла верх. Старейшины смогли создать переносные активаторы взрывателей. Они были громоздкими и имели небольшой радиус действия, но это устройство переломило ход борьбы Верхних с животными Нижними.

Теперь охотники планомерно зачищали коридоры нижних палуб и собирали теплые туши Нижних с разорванными сердцами. Но совсем проблему голода это не решило. Верхние не могли взять и истребить все стадо Нижних. Это было бы полной катастрофой. Конечно были сторонники идеи о том, что в трюме есть фермы и оранжереи, возможно есть еще запасы в кладовых, но все это было когда Нижние еще не стали животными. И логично было полагать, что сейчас все эти блага потеряны или в крайне запущённом состоянии. Поэтому Верхним приходилось держать себя в черном теле и тщательно следить за сохранением популяции Нижних.

Среди Верхних были введены карточки на мясо и Еве, так как она не охотник и не старейшина полагались лишь кости и обрезки. Для того, чтобы нормально питаться Ева стала торговать телом. Она была красивой девушкой и свои молодые годы провела в сытости. Иногда питаясь лучше чем совет старейшин. Но шли годы, появились дети. Конечно на них тоже давали карточки, дети ценились у Верхних, так как все помнили куда и зачем летит «Ковчег». Но этого не хватало, а после двух родов клиенты ушли к более молодым конкуренткам. И тогда в ее жизни появился Петр Александрович. Он был без ума от нее, а ее мутило от одного его вида, но она всегда помнила о своих детях. Ночами она плакала от отвращения к жирному старику с дурным дыханием, а после ругая себя за глупость благодарила бога  за такого кормильца для ее детей.

Конечно она понимала, что такое счастье не бывает долгим. Петр Александрович в любой момент может увлечься более молодой голодной женщиной или не дай бог умереть от ожирения. И с первого дня она стала ласкового уговаривать его взять ее на работу в разделочный цех. Он старался отговориться, но когда женщина страстно добивается своего устоять не сможет ни один мужчина. Конечно, он много раз откладывал это назначение, он боялся что его обвинят в продвижении любовницы. Но все старейшины пристраивали своих родственников и любовниц в места потеплей и он сдался.

И вот теперь Ева сидела на стуле в клеенчатом фартуке на голое тело в своей разделочной, в свой первый рабочий день. Воспоминания о истории «Ковчега» успокоили ее нервы и теперь она с тягучим словно мед спокойствием вспоминала алгоритм разделки туши. Она еще ни разу этого не делала, но была уверенна в своих силах. Петр Александрович долго гонял ее по теории мясницкого дела и часто водя по ее мягкой коже толстым пальцем рисовал схему отделения мясных кусков от туши. Обязательно больно тыкая грязным ногтем в те места, которые полагались ему так сказать вне конкурса.

Дверь распахнулась так резко и с таким рвущим слух скрипом, что Ева громко взвизгнула и подскочила. В разделочную вошел охотник. Это был высокий грязный худощавый мужчина средних лет. Он втащил в комнату небольшую тушку и увидев сексуальный наряд Евы расплылся в похабной улыбке. Немного постояв он смачно сплюнув на пол и вышел. Дверь еще раз мерзко скрипнув оставила Еву с ее новой работой наедине.

На полу лежало маленькое тело ребенка укутанного в грязные рваные лохмотья. Тонкие голые ножки нелепо торчали из тряпичной кучи. А спутанные немытые волосы венчали тряпичную кучку с другой стороны. Детеныши Нижних особенно ценились в меню Верхних. У них не было взрывателя на сердце и оно было одним из главных деликатесов у старейшин. Она и ее дети никогда не ели сердца, сегодня на украдет кусочек своим малышам. С такими веселыми мыслями Ева приступила к делу.

Она аккуратно перевернула тушку на спину. Сквозь длинные спутанные волосы Ева смогла рассмотреть милое детское лицо. «Девочка, лет шести», – подумала Ева и аккуратно перенесла тушку на разделочный стол. Вообще думать человеческими категориями о Нижних было дурным тоном, но как назвать в своих мыслях девочку по другому Ева не знала. Стараясь отогнать крамольные мысли она деловито вытянула тушку на холодной столешнице и одним взмахом острого ножа срезала с нее  все тряпки.

Тушка пошевелилась. У Евы от ужаса перехватило дыхание и нож с громким звоном выпал из ее ослабевших рук. «Девочка живая!», – от осознания этого факта у Евы скрутило желудок.

Закусив нижнюю губу Ева старалась взять себя в руки. Конечно ее предупреждал Петр Александрович, что к ней часто будут попадать еще живые подранки, которых взяли не с помощью взрывателя, а обычной пулей. И она знала, как надо перерезать горло, чтобы успеть собрать почти всю кровь. Но она не предполагала, что к ней на стол попадет «Девочка», слово «Тушка» ни как не хотело цепляться к этому беззащитному ребенку. Быть может если бы ребенок попал к ней через месяц работы или хотя бы через пару недель. Тогда бы она деловито умертвила звереныша и приступила бы к его разделке. Но судьба распорядилась иначе и теперь на ее столе лежала Девочка и убедить себя в том, что это тушка Ева не могла.

Ребенок перевернулся на бок и скрутился калачиком. На Еву из под челки с неподдельным интересом смотрели по детски большие зеленые глаза.

– «Холодно», – жалобно протянул детский голосок: «Тетя отдай платишко, холодно».

Ева подавив выкрик отскочила от разделочного стола в сторону. Никто не утверждал, что Нижние не умеют разговаривать, но это как то само сложилось в ее голове. Еда не умеет разговаривать, все Верхние так думали.

Девочка приподнялась и потирая ушибы уселась на столе свесив ноги. Она подслеповато осмотрела комнату и раскачивая ногами стала рассматривать нелепый наряд Евы. Еве стало неловко, она как смогла расправила фартук на голом теле поняв всю неловкость наготы под чужими взглядом Она кинула девочке ее порезанное одеяние. Ребенок не переставая раскачивать ногами деловито подхватила свою одежду и огорченно покачав головой осмотрела порез на одежде.

Ева была на грани истерики, она понимала, что если она не убьет этого ребенка сейчас же, то она не сделает этого никогда. А у нее голодные дети, ей надо быть сильной ради своих детей. Пока Девочка натягивала порезанные лохмотья в голове у Евы пронеслась целая кавалькада мыслей. Казалось сейчас голова взорвется от этого роя беспорядочных причинно-следственных связей, воспоминаний и страхов, но одно было понятно либо жизнь этой бедняжки либо жизни ее детей.

Ева быстрым шагом подошла к столу. Надо действовать быстро. Аккуратно перерезать горло она точно не сможет, поэтому по дороге к разделочному столу Ева ловко подхватила с полки тяжелый топорик. «Проблему надо решать одни ударом, раз и навсегда. Она столько пережила в этой жизни, переживет и это. Главное не смотреть в глаза этой «Девочке», нет «Тушке», «Тушке», у «Тушек» нет детских глаз», – мысли отстукивали в висках свой яростный ритм. В глазах Евы потемнело от прилившей к ним крови.

Ребенок еще не понял грозящей опасности  и широко улыбаясь протянула ручки навстречу бегущей к ней смешной женщине. Ева зажмурилась и тихо подвывая схватила «Тушку» за тонкую шею. Детский крик захлебнулся в задавленном горле. Ева не открывая глаз  опрокинула ребенка на холодный металл разделочного стола и вскинула топорик.

– «Стойте!», – резко прозвучал незнакомый голос. В секундной тишине диким визгом откликнулось лезвие топорика ударившего по нержавеющей стали разделочного стола.

Ева сидела на мягком стуле в незнакомой комнате. В совсем не знакомой комнате. Таких она никогда не видела. Вокруг все сверкало чистотой, все было белым и никакой ржавчины. Ее мысли еле-еле ворочались в тяжёлой голове. Напротив нее сидел мужчина в белом элегантном костюме и широко улыбался большими белыми зубами. В голове медленно проплывали картинки последних мгновений ее жизни перед тем, как она отключилась. Громкий протяжный крик – «Стойте!». Она зажмурившись бьет топориком по поверхности стола, в комнату врываются необычно одетые мужчины и отбирают у нее топорик. Она удивляется их чистоте и крупному телосложению. Ей ставят укол в шею и она засыпает.

– «Здравствуйте, Ева!», – дружелюбно поприветствовал ее незнакомец и снова заулыбался.

Ева захотела ответить ему вежливым приветствием, но почему-то в голове было пусто и громко шумело. Она несколько раз попыталась сосредоточится, но от этого в голове начинало шуметь еще сильней.

– «Не напрягайтесь, Ева. Вы сейчас под препаратами и это сделано только вам во благо. Как только пройдет первый шок мы сразу уберем медикаментозное сопровождение», – улыбаясь сказал незнакомец.

Ева мало, что поняла из сказанного этим человеком. В ее голове сформировался один вопрос, очень важный вопрос: «Где ее дети?».

Видимо вопрос перекочевал из ее мыслей на лицо сложив из мимических мышц недвусмысленное выражение.

– «Я понимаю, что у вас цела куча вопросов ко мне, Ева», – удовлетворенно сказал мужчина в белом костюме и продолжил: «Вы сейчас мало, что поймете, но я все же вкратце обрисую ситуацию. Двадцать восемь лет назад под эгидой ООН был дан старт эксперименту «Ковчег». На территории Дальнего Востока СССР был построен подземный комплекс имитирующий космический корабль. Для участия в эксперименте было отобрано две тысячи человек. Целью эксперимента было изучение социальных процессов в условиях "длительного полета к далекой планете". Для чистоты эксперимента всем участникам полета была проведена временная коррекция памяти. Все они помнили о мировой катастрофе и невозможности возращения на землю. Так же мы специально задали условия социального неравенства, для катализации межгрупповых и индивидуальных стрессовых процессов. Эксперимент должен был закончится через десять лет, внушенные события памяти должны были уступить место реальности. Но этого не случилось. Участники эксперимента не вспомнили о том, что находятся в подземном комплексе и что почти все они ученные добровольно участвующие в эксперименте».

Ева мало что поняла из сказанного. Большинство слов из долгого монолога неизвестного мужчины воспринимались ее мозгом, как неприятный шум. Но он не смог отвлечь ее от главного вопроса: «Где ее дети?». Она еще раз попробовала озвучить его, но удалось только пошевелить губами. Собеседник воспринял это, как сигнал к действию и продолжил: «Конечно вас волнует вопрос, почему эксперимент не остановили так сказать снаружи? К сожалению почти сразу после начала эксперимента в стране начались не лучшие времена. Советский союз распался, а про эксперимент все забыли. Так сказать не до этого было, страна выживала. Не так, как вы конечно, но простым гражданам тоже пришлось не легко. Главное, что мы вас нашли и теперь все будет хорошо».

Мужчина заулыбался еще старательней. Ева еще сильней сосредоточилась пытаясь озвучить свой вопрос о детях.

– «Многие из ваших коллег по эксперименту возмущаются, как мы могли установить, так сказать Нижним, взрывные устройства на сердце», – мужчина сделал многозначительную паузу: «А не было никаких взрывателей! Понимаете? Это был эксперимент по эффекту плацебо, мы даже не предполагали такого результата. Конечно с человеческой точки зрения столько смертей это печально, но с научной точки зрения это прорыв! Несомненно, прорыв. Самое печальное это же конечно каннибализм. И в этом поверьте, Ева, нет вашей вины. Это просто жестокое стечение обстоятельств, но опыт приобретенный в ходе этого эксперимента бесценен!»

Наконец Ева смогла взять контроль над своими связками и выдавить из пересохшего горла: «Где мои дети?»

– «Что, простите?», – переспросил незнакомый мужчина.

– «Где мои дети?», – прохрипела Ева: «Где мои дети? Где мои дети?!»

– «Все, все, я услышал вас, Ева. Не напрягайте связки», – успокаивая затараторил мужчина: «С ними все хорошо, я бы даже сказал отлично. Сейчас вы все увидите!»

Мужчина достал из кармана небольшой пульт и направил его на стену за своей спиной. Стена пару секунд помигала мягким желтым цветом, а потом на ней появилось изображение. Огромная картинка показывала большую светлую комнату. В ней было много детей, которые играли яркими игрушками. Камера сместилась вправо и остановилась на паре смеющихся детей. Ева не сразу узнала своих сына и дочь. Такими чистыми и хорошо одетыми она не видела их с самого их рождения. Их лица заметно округлились, а на щеках играл здоровый румянец. Они были счастливы. Ева облегченно выдохнула, с детьми все в порядке.

Волнение совсем оставило ее уступив место сонливости и безразличию. Она обязательно потом вспомнит все то, что сегодня ей говорил это незнакомец. Обязательно вспомнит, может быть завтра или послезавтра. Ей некуда торопится, наконец ее дети сыты и им ничего не угрожает. Она почти закрыла слипающиеся глаза когда на экране к ее детям подошла девочка. Она предложила ее сыну поменяться кубиками и он с радостью согласился. Что то в ней было знакомым. Ева старательно вгляделась в лицо девочки. Нет она ее не знала, но эти большие яркие зеленые глаза. Эти глаза она уже видела, но вот только где. В этот момент непослушная челка девочки скрыла от Евы будоражащие ее сознание глаза.

Словно почувствовав, что Еве не видно ее глаз девочка поправила челку. Вернее попыталась. Она машинально подняла правую руку, чтобы привычным движением пальцев откинуть непослушную прядь в сторону. Но вместо маленькой ручки в кадре появилась культя.  Чуть ниже хрупкого плечика была тугая повязка и больше ничего. Девочка досадно скривилась, но через мгновение решила не унывать и убрала челку левой рукой. Потом взяла левой же рукой поменянный кубик и убежала из кадра. Дети Евы засмеялись, а она закричала.

– «Что случилось, Ева?», – мужчина не сразу понял, что привело ее в ужас.

– «Де-во-чка», – всхлипывая выдавила из себя Ева.

– «А-а-а, я понял. Вы думаете это вы лишили ее руки?», – мужчина быстро выключил экран: «Это не вы, Ева вы тут совсем не причем. Это другая девочка, с ней случился несчастный случай пару месяцев назад. Это не ваша вина, Ева. Хотя признаюсь сходство есть».

Ева облегченно вздохнула и постаралась взять себя в руки.

– «Ту девочку вы, Ева, зарубили», – ласково сказал незнакомец: «Одним ударом развалили ей череп на двое».

В этот раз Ева не кричала. В ее голове всплыли детали последних мгновений в разделочной. Визгливый удар лезвия топорика почти скрыл чавкающий смачный звук возникший за мгновение до него в разрубленной детской головке. Теплая струйка тягучей крови затекла за край фартука и испачкала ее худощавое тело. Ее ноздри затрепетали словно крылья бабочки когда их коснулся сладкий запах свежей крови, а рот наполнился слюной. «Если бы не эти люди она бы стала хорошим мясником», – подумала Ева и потеряла сознание.

Я закончил читать.

Семен Игнатьевич, сидел в своем кожаном кресле и молчал. Мы с ним знакомы не более часа. Это он оказался тем соседом, что готов был оформить подписку настойчивой старушке за мои рассказы.

После разговора его соседкой, с Галиной Петровной я отправился домой и сразу сел за работу. Времени было не много, а написать хотелось что-нибудь интересное. После полуночи, когда я закончил мне казалось, что получилось. А вот сейчас, когда я прочитал свой рассказ вслух уверенность в этом пропала.