Текст книги "Самиздат"
Автор книги: Евгений Дьячков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
САМИЗДАТ
ГЛАВА 1
Семен Игнатьевич, как всегда сидел в своем кожаном кресле. Оно стояло в самом темном углу его не большой комнаты в коммуналке на Тамбовской. Кресло было старым, как и все в этой комнате. Однажды я зашел в комнату, когда обычно задернутые тяжелые шторы были распахнуты и увидел, на сколько убогая обстановка у старика. В тот раз он проворно, не по годам лихо вскочил из кресла и задернув шторы выгнал меня из комнаты. Целых две недели он не пускал меня к себе.
Нет, он не стеснялся своего потрепанного кресла или кособокого платяного шкафа со стопкой старых книг вместо одной из ножек. Он не переживал, что я наконец увидел его высохшее до состояния мумии старческое лицо. Он был зол. Страшно зол на меня, за то что я «не соизволил постучать, прежде чем ворваться в обитель пожилого человека».
Эти слова мне передала его соседка, в конце добавив: «Не ходи ты к этому старому черту, комнату он тебе не отпишет»! Она всегда так говорила, когда меня провожала. Для нас это стало некоторой традицией.
Соседка, тоже довольно пожилая особа, Галина Петровна не любила Семена Игнатьевича, как впрочем наверное и все остальное население земного шара. На мой взгляд она была не на много младше Семена Игнатьевича, вот только у них старость выглядела по разному. Если он был похож на засушенного дворянина, эдакого гусара с горящими глазами и пониманием важности своего бытия в мировой истории, то Галина Петровна была совсем другая. Маленького роста, полненькая старушка с тяжелым взглядом из под густых бровей. Чувствовался ее внутренний стержень, сила и решимость. На мой взгляд именно такие бабушки штурмуют собесы и осаждают поликлиники.
– «Пожалуй начнем, молодой человек», – откуда из глубины кожаной обивки кресла скомандовал Семен Игнатьевич».
– «Пятнадцать минут», – прокашлявшись выразительно начал я:
15 МИНУТ
Дверь. Он стоял почти уткнувшись носом в обшарпанную грязно-белого цвета дверь. Такие были у большинства населения Республики. Социальное жилье, социальные двери. Некоторые бросали вызов системе и перекрашивали двери в другие цвета, но за это рано или поздно наказывали. Да и краска была большим дефицитом.
Время «простоя» слава богу не шло в зачет свободного времени и поэтому Сергей никогда не торопился нажимать кнопку дверного звонка. Сначала надо полностью прийти в себя. Сознание раскрывалось словно бутон цветка под теплыми лучами майского солнца. Сначала «отключенный» вспоминал базовые знания. Имя, возраст, место проживания, условия «отключения», затем воспоминания накатывали все быстрее и быстрее. Детство вспоминалось всегда быстро и точно, остальное, как получится. Местами могут быть провалы в памяти. И если кто-то предпочитал «включаться», как можно быстрее, Сергей всегда ждал полного восстановления. Конечно его пугало, что на это полное восстановление десять лет назад он тратил пятнадцать минут, а сейчас тридцать, а иногда и сорок-пятьдесят. У всего есть своя цена.
Он нажал кнопку звонка. За дверью послышалось оживление, у его жены, как впрочем у любой женщины Республики большой опыт встречи мужа. Сергей терпеливо ждал. А в голове уже пульсировала одна мысль, – «пятнадцать минут» и как только откроется дверь в голове начнется обратный отсчет, конечно у него есть часы, в доме много часов и у всех есть таймер на пятнадцать минут.
Изнутри по двери постучали два раза, Сергей ответил таким же двойным стуком. Дверь распахнулась.
«Девятьсот», – мелькнуло в его голове.
– «Здравствуй, Сережа!», – жена заученным движением подвинула Сергею стул. Он еще садился, а она уже стягивала с него ботинки. В проеме двери в комнату появился сын. Он уже взрослый и все понимает. Это раньше он бежал, чтобы забраться папке на колени, чем сбивал отлаженный механизм встречи отца. Они тратили драгоценные минуты, жена злилась, а Сергей был по настоящему счастлив. Он бы очень хотел, чтобы Игорь бросил свой табель с оценками и повис на его шее и черт с ними с этими минутами. Но Игорь так уже не сделает. Он уже взрослый. Он знает цену времени.
– «Восемьсот сорок».
Игорь старательно вытягивал в сторону отца табель, оценки в табеле давно стали делать крупными, так сказать «в пику времени». Но с годами близорукость брала свое и пятерки сына становились расплывчатыми и иногда похожими на тройки. А все, даже такие незначительные неясности отнимают драгоценное время.
Сергей благосклонно кивнул сыну и тот быстро убрав оценки побежал на маленькую кухню.
Жена проворно сняла с Сергея комбинезон, и кинув перед ним домашние тапочки стала подталкивать его в направлении ванной комнаты. Сергей не любил эти тапочки, он согласно инструкции их надо одевать во время включения. Сегодня был день третьей схемы, поэтому душ принимать не надо, только помыть руки и за стол.
– «Шестьсот».
Игорь уже сидел за столом и старательно улыбался отцу. Иногда он делал это от чистого сердца, иногда по инструкции, потому что взрослый, потому что понимает.
Сергей быстро сел и взял в руки вилку. Это был сигнал для Игоря: «Сегодня мы проходили обитателей Тихого океана, мне очень понравились киты. Они такие огромные, такие сильные, а едят таких крошечных рачков».
Сергей молча слушал, кивал головой и старательно пережевывал ужин. Он очень не любил эти «семейные приемы пищи», столько времени на это уходит. Он прекрасно питается в «отключке». Конечно там его кормят питательным клеем из общего пистолета, но ему все равно, как и всем остальным. Конечно жена хитрила и его порция была в два раза меньше чем у Игоря. Поест он и клея на Комбинате, а пообщаться с сыном дорого стоит.
Игорь продолжал рассказывать про свой сегодняшний день, иногда поглядывая в заранее набросанный план. Сергей внимательно слушал, кивал и смеялся в забавных местах. А в голове щелкали секунды: «четыреста двадцать, четыреста девятнадцать». Это плохо, это синдром присутствия, последствие «отключения». Сергей должен сообщить об этом жене, а она психологу на Комбинат. Но тогда Сергею поменяют тариф отключения, а у него все распланировано. Надо просто взять себя в руки, надо потерпеть.
Пока жена и Игорь смеялись над смешной фразой учителя математики Сергей незаметно ущипнул себя за ляжку. Это помогает, но щипать надо очень больно, до слез.
Щипок помог. Следующую новость они обсуждали уже вместе. Согласно третьей схемы включения, они должны закончить ужин и Сергей должен поиграть с сыном. У Игоря уже были подготовлены в комнате пазлы и конструктор «Лего», но они решили продолжить семейный ужин. И пусть он уже был у них по первой схеме, но они же не роботы. Это их время.
«Сто двадцать секунд. Пора!», – подумал Сергей и резко встал. Дурная привычка, он однажды так сильно напугал маленького Игоря, что тот целых три дня не подходил к отцу. Целых сорок пять минут. В квартире зазвонили будильники, все таки он перестраховывается, всегда считает с опережением, но лучше так чем получить штраф.
Сергей быстро чмокнул сына в лоб и направился к выходу. Жена уже держала чистый комбинезон в одной руке и ложку для обувания в другой.
Пока Сергей застегивал липучки на ботинках жена открыла дверь. За ней уже стояли два доставщика с большой тележкой. Сергей ловко вскочил на платформу тележки на манер «Ганибала Лектора» и пока один доставщик застегивал ремни безопасности другой прятал в карман мелкую купюру, которую дала ему жена. С доставщиками надо дружить, если их разозлить то они могут уронить «отключенного», перепутать время доставки или даже адрес. Моя жена все понимала и всегда давала на чай этим «милым ребятам».
– «А как же зовут мою жену?», – подумал Сергей.
Дверь. Он стоял почти уткнувшись носом в обшарпанную грязно-белого цвета дверь. Его звали Сергей. Изнутри стучали уже два раза. По инструкции при отсутствии ответа они должны стучать не чаще чем раз в тридцать минут. Значит он тут минимум полтора часа. А воспоминания еще не восстановились. Инструкция в таких случаях требовала расслабиться и повторять все пункты инструкции два раза, все шестьдесят три пункта. Это должно помочь.
«Отключение – это обязанность каждого гражданина Республики».
«Уклонение от Отключения является уголовным преступлением и влечет за собой Отключение на сроки соответствующие тяжести деяния в плоть до пожизненного Отключения».
«Минимальный суточный период Отключения составляет четыре часа».
«Максимальный суточный период Отключения составляет двадцать три часа сорок пять минут».
«Каждый гражданин Республики в праве сам выбирать суточный период Отключения в рамках минимального и максимального периодов исходя из собственных целей и задач».
«Управление Комбинатов рекомендует каждому гражданину оптимальный период суточного Отключения для сохранения его здоровья и социальной функции».
– «А я ведь начинал, как вся молодежь с двенадцати часов», – неожиданно подумал Сергей и вместо перечня пунктов инструкции в его голове стали возникать другие мысли: «У родителей не было денег на образование и я пошел на Комбинат. Нам тогда всем рекомендовали отключаться на восемь часов, но мы все хотели побыстрее заработать себе на отдельную комнату, на пропуск на танцы, на билеты в кино. И мы сразу начинали с двенадцати. Конечно, кто то копил деньги, чтобы учиться, вкладывал в свое будущее время. Но большинство хотели жить и быть «включенными» пока молоды. Родители рассказывали, что когда то все были «включенными» и так же работали по восемь часов, а кто то больше. Все так же в жизни решали деньги, но у людей были выходные и отпуска. Личная жизнь и свободное время. Но все изменилось, когда случилась пандемия и как следствие экономический кризис. Человеческий труд оказался слишком дорогим и не всегда качественным. Тогда и придумали «Отключение». Человек по программе становиться живым роботом и максимально эффективно производит свой труд при минимальных затратах на его содержание».
Дверь распахнулась.
«Девятьсот», -привычно в голове начался отчет: «Дверь не должна была открываться без ответного стука».
Жена была не глупой женщиной. Если бы я и дальше стоял у двери то соседи бы настучали на Комбинат. И тогда прощай максимальный период суточного отключения. Прощай все планы.
– «Здравствуй, Сережа!», – жена резким движением втянула Сергея в узкую прихожую. Стула не было и Сергей брякнулся на пол, как пьяный. Он не пробовал алкоголь много лет, но ощущения запомнились. Жена быстро стянула с него ботинки. В проеме двери появился сын и только набрал полный рот воздуха, чтобы рассказывать новый стих, как все понял и быстро выдохнув скрылся в темноте комнаты. Он уже взрослый и все понимает.
– «Восемьсот сорок», – Сергей внимательно вглядывался в стаскивающую с него грязный комбинезон супругу: «Галя, жену звали Галина».
Она была первой причиной увеличения его «отключки». Он влюбился и захотел жениться. И чтобы все, как у людей. Чтобы настоящий брак с разрешением в ЗАГСе, чтобы отельная комната для разнополого проживания. Он тогда перешел на пятнадцать часов.
– «Семьсот двадцать».
Галя ловко подхватила его подмышки и волоком потащила в ванную комнату. Как заправский тяжелоатлет она чуть крякнув одним рывком опрокинула его в маленькую сидячую ванну.
«Все таки она не только не глупая, но и сильная», – подумал Сергей больно ударившись головой об чугунное дно.
Сегодня по четвертой схеме у них должно быть краткосрочное соитие на кухне или в ванной, так что план включения почти не нарушался.
Галина включила холодный душ и Сергей поохивая попытался выбраться из ванны, но Галина легонько стукнула его спине и прошипела: «Лежи, дурак!»
– «Шетьсот», – Сергею стало обидно, хотя он понимал, что сейчас только холодный душ может привести его мозги в порядок.
Сергей вспомнил, как Галина ему изменила. Он тогда перешел на восемнадцать часов, чтобы она могла больше быть «включенной». Его три часа шли ей в зачет. Потому что он ее любил. Он ее жалел.
«А она дура. Повелась на ухаживания инженера этого», – Сергей тяжело вздохнул: «Конечно, у него и «отключка» всего шесть часов и квартира, и машина. Пусть отечественная, но у большинства и такой нет. Пока он пахал, она гуляла. И нагуляла».
Галина проворно стянула всю одежду с замершего Сергея и пожалев его добавила не много горячей воды.
– «Горячая вода дорогая», – с горечью подумал Сергей: «но сегодня надо».
За дверью тихонько на цыпочках ходил сын.
Именно он стал причиной перехода Сергея на максимальную ставку. Когда инженер узнал, что Галина беременная он ее выгнал. И она пришла к Сергею с уже большим животом и попросила простить. Он простил, даже заполнил бланк на Комбинате о принятии измены супруги и отказа от претензий по данному факту. Потом заранее усыновил Игоря, потому что запрещалось рожать детей вне брака и без наличия обоих родителей. Он все подписал и ушел на максимальный тариф, на все двадцать три часа сорок пять минут.
Это потом он убедил всех и самого себя, что поступил так, чтобы дать ребёнку будущее. И все его за это уважали, потому что на максимальном тарифе дожить до пенсии теоритически можно. Всего двадцать лет на максимуме и ты на пенсии. У тебя маленький домик в пригороде и всего четыре часа «отключки» на общественно полезные работы. Надо только дотянуть и все. Ему осталось всего шесть лет.
– «Триста».
Пусть он и не дотянет до пенсии, но его сын ходит в школу и даже в два кружка. Его жена отключается всего на десять часов и при этом не пашет, как большинство на Комбинате, а работает сортировщицей в Универмаге. И многие им завидуют. Завидуют, что у них есть Сергей. И накопленных им средств хватит ему на образование, а ей на «дотянуть до пенсии».
– «Сто двадцать!», – Галя кричала ему прямо в ухо: «Сто девятнадцать!». В квартире заголосили будильники. Сергей встал и пошатываясь пошел на выход сжимая в руках комбинезон и ботинки. С его голого щуплого тела скатывались струйки воды оставляя лужицы в коридоре, в открытой двери виднелась тележка доставщиков. В коридоре, встав так, чтобы никто не видел жена трясущимися руками отсчитывала купюры доставщикам. Сергей во что бы то не стало должен быть на комбинате во время. Он обязан терпеть.
С помощью доставщиков Сергей оделся и даже сам залез на тележку. Пока его упаковывали он думал о том, как же он любит и ненавидит свою семью. Галю и Игоря. Ненавидит и любит все девятьсот секунд его жизни.
Дверь. Он стоял почти уткнувшись носом в обшарпанную грязно-белого цвета дверь. Он не помнил, как его зовут. Он не понимал зачем он тут стоит. И чья это дверь. Дверь иногда открывалась и оттуда изнутри разговаривала симпатичная женщина. Она всегда предлагала ему еды и он иногда ел. Несколько раз к нему подходил юноша в тонких очках с чертежами в руках и заглядывал ему в глаза. Кто эти люди он не знал. Он знал только две вещи, что ему надо быть у этой двери и что он дотерпел.
Я закончил и в комнате повисла пауза. Обычно Семен Игнатьевич сразу высказывал свое мнение. Но не в этот раз. Я подождал еще не много пытаясь высмотреть в темном углу что делает мой слушатель. Но сумрак и высокие бока старого кресла лишили меня такой возможности. Я слышал его вдумчивое дыхание, но не более.
Тогда я встал и вышел.
ГЛАВА 2
«Редактор, по совокупности причин, вынес решение работу не издавать. Однако, поскольку изначально на Вашу работу была получена положительная рецензия, роман имеет смысл предложить в другое издательство на рассмотрение».
Такой ответ из издательства я получил далеким утром, три года назад. Казалось бы отказ, но слова «положительная рецензия», оказались важнее. Я тогда сразу приступил ко второму роману. Идея давно витала в голове – «История террориста по неволе. Что может заставить человека добровольно пойти на смерть и убить десятки неповинных людей»? Я принялся за составление плана и прорисовку героев. Если мне на первое произведение положительная рецензия, а я его писал по наитию, без подготовки, то второе точно должно быть удачным.
Отказы от издательств приходили все реже и реже. Чаще просто мои письма оставались без ответа. Я раздражался, мне казалось это не справедливым. Я же работал, писал. Что им мешало написать что-нибудь подобное первому ответу? «Не издадим, но не плохо», – что-нибудь эдакое и я бы продолжил работу над романом. Мне нужна была поддержка, но увы в жизни все по другому. Вернее в жизни все, как всегда. И если подобные ситуации кого заставляют собраться, то я все больше жалел себя и забросил новый роман навсегда.
Но совсем не писать, оказалось не просто. Это какой-то внутренний зуд, не спокойствие мыслей. Постоянно в голове крутятся какие-то идеи. Крутятся и просятся на бумагу.
И тогда я написал сказку, просто сказку без названия.
СКАЗКА
Часть 1
Худощавое тельце щенка билось в конвульсиях. Судороги пробегающие волной по худым бокам были глубокими и жестким. Каждый спазм скручивал неокрепшие мышцы молодой собаки так, что сочный треск ломаемых ребер мог заглушить только его оглушающий крик.
Никогда не думал, что собаки способны кричать. Они лают, скулят и даже ворчат иногда, но крик. Такой крик я слышал впервые. Рвущий барабанные перепонки нестерпимый звук спотыкался в слабой гортани и обретал бархатную окраску хрипоты. Может быть чей-то извращенный мозг смог бы найти в этом звуке какую-то оригинальность, я же слышал в нем только безграничную боль.
Самое страшное было в том, что это кричал я. Это я был этим щенком. Потерять рассудок от этих мучений мне не давал только один вопрос: «Почему я вижу себя со стороны»?
Часть 2
Тимур с нетерпением сидел в приемной. Он не так давно умер и уже был вызван на прием к Богу. Когда за ним пришел Ангел многие ребята смотрели ему в след с завистью и обидой. Ему было немного стыдно от этого, но он же не виноват, что его вызвали. От этих мыслей его отвлекли крылья Ангела. Сопровождавший его ангел был еще молод. Внешне это был довольно пожилой кавказец с седой бородой и смуглым морщинистым лицом, но возраст Ангела определялся по крыльям. У этого Ангела крылья были небольшими, почти игрушечными и с трудом прикрывали лопатки.
В этом секторе Рая почти все Ангелы были молодыми и почти все переживали по поводу коротких крыльев. Поэтому смотреть на них считалось дурным тоном. Самое интересное, что крылья отрастали не с возрастом Ангела, а с количеством его добрых дел. А какие добрые дела в детском секторе, вот и ходили местные Ангелы с хмурым видом и мечтами о переводе в более героические места службы.
На самом деле это место не называлось Раем и Ангелы называли себя по другому, но души попавшие в это место несли в себе очень много от земной жизни и переучить их было не просто. Вот и я называл это место Раем, а крылатых людей Ангелами. Когда попадаешь сюда тебе сразу рассказывают про сложность душевного мира, про накопитель и наставников, про генерального наблюдателя и других, для злодеев. Но все это так сложно и в конце инструктажа вечно уставший инструктор предлагает на первое время называть накопитель Раем, наставников Ангелами, а генерального Богом.
Правда сразу уточняют, что Ада и демонов не существует. Есть такой же накопитель со своими наставниками и генеральным для заблудших, туда попадают души тех, кто жил со злобой в сердце. Я один раз видел Ангела из другого накопителя. Он ничем не отличался от наших, даже крылья у него были такими же белоснежными, как у наших. Вот только их крылья были огромными. Их верхняя часть возвышалась выше головы, я тонкие кончики перьев волочились по земле. Наши Ангелы оторопело уступали ему дорогу и почтительно кланялись.
Он вел перед собой душу худощавого подростка, даже дети иногда успевают очерстветь в своей земной жизни и наделать зла. Вот такого паренька он и вел в наш накопитель. Это значило, что одержана очередная победа, еще одна душа вернулась на сторону добра.
Вот от этих воспоминаний Тимуру стало совсем не по себе. Может быть его вызывает Бог, чтобы отправить в тот другой накопитель для злых. Быть может он попал в Рай по ошибке или он будет первым кого переведут из Рая в Ад. Колени мелко затряслись, а на глазах проступили слезы, Тимуру ни как не хотелось покидать Рай.
Часть 3
Возле истошно орущего щенка стояли двое. Это были мужчины одетые по погоде в теплые камуфлированные костюмы. Один из них смотрел на судороги умирающей собаки с улыбкой, лицо второго перекашивала злоба.
Щенок на мгновенье затих.
– «Сдох что ли?», – удивленно крякнул Веселый.
– «Не знаю», – тихо выдавил из себя Злой.
– «Что-то быстро», – разочарованно сказал Веселый и в этот момент словно услышав его недовольство щенок закричал с новой силой.
Его подернутые мутной пленкой глаза полезли из орбит от очередного приступа. Маленькие широкие лапы засучили по воздуху с огромной скоростью и если бы под ними была земля он бы точно сбежал от обжигающей боли. Но лапам не за что было зацепиться и боль упивалась своей властью. Щенячий крик сошел на нет и перешел в бульканье. Из пасти полетели кровавые маленькие красные комочки.
– «О, легкие полетели!», – взвизгнул от удовольствия Веселый.
Злой строго посмотрел на товарища: «Ты меня удивляешь. Тебе что нравиться смотреть на это?»
– «А тебе нет?!», – удивился Веселый: «Так зачем ты в догхантеры пошел? Не думал я, что ты из этих, из идейных санитаров города. Я же вижу, как у тебя каждый раз глаза кровью наливаются во время очередной охоты».
– «У меня с собаками свои счеты», – с ненавистью в голосе протянул Злой: «Пора его кончать, молодой все таки, еще щенок».
– «Куда кончать?!», – возмутился Веселый. Его безудержное веселье почти погибло под натиском возмущения, но очередной протяжный крик собаки вернул слащавую улыбку на влажные толстые губы.
– «Ты извини меня», – замурлыкал Веселый: «Но машина моя, капканы мои, отраву тоже я достаю. Так что или не мешай или ищи себе другого напарника. Будешь, как раньше с камнями за дворнягами бегать по району!»
Злой посмотрел на Веселого со всей доступной ему злобой. Смотрел долго взвешивая все за и против, взвешивая что для него важнее. Разбить в кровь эту мерзкую рожу или продолжить свой крестовый поход против ненавистных собак смирившись со всей гнусностью этого веселого человека.
Часть 4
– «Здравствуй, Тимур», – сказал Бог.
– «Здравствуйте, товарищ», – запнулся Тимур: «Товарищ, генеральный, товарищ…».
– «Зови меня дядя Семен», -ласково сказал Бог.
– «Хорошо», -совсем засмущался Тимур.
Он вспомнил, как совсем не давно тяжелая дверь кабинета Генерального открылась так неожиданно, что он растерял последние остатки храбрости. Сбежать ему помешали ватные ноги. Все его силы съёжились и юркнули в маленькое сердце заставив его барабанить словно на параде.
Тогда из кабинета раздался голос Бога: «Тимур, заходи, не стесняйся». Ласковый спокойный голос из кабинета прогнал все страхи и придал Тимуру немного уверенности. И вот теперь он сидел напротив Бога. Это был пожилой мужчина с большими добрыми глазами и смешно всклокоченной белой, как снег шевелюрой.
– «Ты смелый мальчик», – сказал Бог и его слова словно заклинание прогнали последнее смущение из сердца Тимура. В его мыслях поселилось тепло и спокойствие.
– «Ты довольна молодая душа и у нас совсем не давно», – продолжил Бог, но твоя смелость и доброта делают тебе честь. Ты наверное знаешь, что попасть ко мне на беседу это мечта каждой детской души из нашего накопителя?»
– «Да, конечно», – ответил Тимур.
– «Наверное ты слышал, что каждая душа попавшая ко мне на беседу получает важное задание?» – продолжил Бог.
– «Конечно слышал», – важно ответил Тимур.
– «Может быть ты уже догадался, какое задание я дам тебе?» – с притворным страхом спросил Бог.
Конечно среди мальчишек и девчонок ходили самые невероятные слухи о заданиях Бога. От спасения целого мира, до поиска важных артефактов, но Тимур постеснялся их высказывать: «Я не знаю, дядя Семен».
– «Ну тогда я с твоего позволения расскажу», – улыбнувшись сказал Бог: «Хочу сразу тебя предупредить, что ты можешь отказаться от задания».
Не успел он продолжить, как Тимур затараторил: «Я согласен, дядя Семен! Согласен! Согласен!!»
– «Твое рвение похвально, но позволь сначала мне закончить, хорошо?»
– «Извините, дядя Семен», – Тимуру стало стыдно за свою детскую несдержанность.
– «Не извиняйся, Тимур», – мягко сказал Бог: «Я хочу отправить тебя на Землю».
Глаза Тимура загорелись ярче солнца. На землю. Там мама и папа, там все. Конечно ему не раз говорили, что он больше никогда не сможет быть со своими родными и близкими. Но сейчас все призывы разума тонули в эмоциях, в голове шумело и сердце гулко отстукивало: «Ма-ма и Па-па».
– «Конечно же ты знаешь, что не сможешь увидится ни с кем из прошлой жизни?».
Тимур усердно закивал.
– «Но это не совсем правда, конечно при желании и стечении некоторых обстоятельств ты сможешь увидеть родителей или друзей, но они тебя не узнают. Таковы правила, Тимур».
В глазах Тимура потемнело от накатывающих слез и щемящей боли в груди.
– «Ты будешь собакой, Тимур», – сказал Бог: «Ты родишься собакой, там на земле».
– «Собакой?», – переспросил Тимур.
– «Да, маленьким безродным щенком. Все бездомные собаки на земле это детские души, которые выполняют мои задания », – подтвердил Бог.
– «Все?», – удивился Тимур: «Прям все, все?»
– «Да, Тимур, но давай лучше поговорим о задании».
Тимур сразу притих, а Генеральный продолжил: «Большинство детей, когда умирают на земле и попадают к нам несут в своих душах свет…»
– «А взрослые несут в душах злобу», – машинально добавил Тимур.
– «Да, большинство взрослых душ лишены добра и для того что бы излечить их от этого недуга требуется много времени, очень много времени. И мы боремся за добро в душах еще на Земле. Мы стараемся вернуть добро в душу каждого взрослого человека. И нет лучшего проводника взрослой души к доброте чем детская душа в собачьем облике. Именно с этой целью мы и создали собак».
– «А кошки?», – спросил Тимур.
– «Что, кошки?», – не понял вопроса Бог.
– «Кошек тоже Вы придумали?»
– «Кошек? Конечно мы, только у них другая работа», – ответил Бог: «В каждой бездомную кошку мы отправляем души тех, кто не дорожил своей жизнью».
– «Самоубийц? Души самоубийц в кошках?», – недоверчиво спросил Тимур.
– «Не даром у кошки девять жизней», – улыбнулся Бог: «Так мы их учим дорожить собой, еще не один самоубийца после кошачьей жизни не повторил своей ошибки».
– «А почему только бездомные? Почему обязательно надо быть бездомной собакой или кошкой?», – спросил Тимур.
– «Потому что в домашних живут собачьи и кошачьи души», – ответил Бог: «Им же тоже где-то надо жить»6 – подмигнул Тимуру Бог.
– «А долго мне надо будет быть собакой?», – спросил Тимур.
– «Пока не спасешь одну взрослую душу», – улыбнувшись ответил Бог.
– «А как я пойму, что спас взрослую душу?».
– «Ты это поймешь сразу, Тимур. Поверь мне».
Часть 5
Кровавые хлопья почти кончились. Щенок уже не мог орать, как раньше, сил оставалось все меньше и меньше. Он тихо скулил прерываясь только для того чтобы сглотнуть и сплюнуть очередные кровавые слюни. Задние лапы уже не двигались, их свело одним протяжным спазмом. Они торчали в сторону и вверх двумя параллельными шерстяными палками.
Каждый миг боли и мучений я проживал, как вечность. Я был этим щенком и одновременно стоял рядом с ним. Когда-то я был человеком и даже умерев не перестал им быть. Я оставался детской душой, когда мои щенячьи глаза впервые открылись. Я не забывал своего имени даже когда самым важным для меня стал запах моей мамы-собаки. Я ни на секунду не забывал зачем я на земле, я помнил о задании.
До этого момента. До того, как нашел в тающем сугробе безумно вкусно пахнущий кусочек колбасы. Бог не говорил мне, что собачья жизнь и в самом деле собачья. Я и не подозревал, что чувство голода станет постоянным моим спутником почти с самого рождения.
И как я мог устоять перед этой колбасой? Я еще жмурился от непередаваемого удовольствия поедания найденной колбаски, когда из-за угла появились две крепких мужских фигуры.
Новые инстинкты собачей жизни тут же дернули мое жилистое тело в сторону. Но маневр не удался. Мое тело пронзила боль. Это была не просто боль, такой боли я не испытывал ни ребёнком, ни в собачей шкуре. Я закричал. Я кричал так сильно, что и не заметил как кричащий щенок и я перестали быть единым целым. Теперь корчился и кричал он, маленький беззащитный щеночек, а я стоял рядом и смотрел.
Но если нас разделило пространство, то боль осталась тем мостом, что делал нас одним целым. Каждый пронизывающий укол, каждую зубодробительную судорогу я делил с ним, но кричать я не мог. Кричал за нас двоих он, маленький щенок.
Плакал за нас двоих тоже он. Боль сжигала меня изнутри, но мои глаза оставались сухими и это меня терзало не меньше рвущих на части спазмов. Каждый приступ, каждая выбивающая жизнь из маленькой собаки судорога меняла и меня. Я переставал быть ребенком.
Эти двое спокойно смотрели на умирающего пса и разговаривали. Что-то обсуждали будто смотрели уличное представление. Одного оно увлекало до болезненного пристрастия выбивая из него нервный смех и потные улыбки. Другой же злился, глядя на предсмертные движения боли в маленьком тельце будто заплатил за них большие деньги. Только сейчас я понял, что это не просто любопытные зеваки смертельной драмы, а ее организаторы. Я чувствовал, как руки Злого до сих пор сладко до омерзения пахнут колбасой, а из кармана Веселого тянется тонкий запах отравы.
А потом я увидел, что это не первая жертва мучителей. За каждым из них тянулась вереница собачьих смертей. Там были и взрослые матерые псы и кормящие самки, молодые доверчивые песики и полуслепые недавно рожденные шерстяные комочки. Каждая из загубленных собак была детской душой отправленной для спасения озлобленных душ, но они не смогли спасти этих двоих.
Ярость захлестнула меня. Мне захотелось бросился на них и отомстить за каждого убитого пса, но я не мог. Я всего лишь душа ожидающая смерти своего измученного собачьего тела и мне подобное не доступно. Я стоял и плакал, плакал без слез сжигаемый нестерпимой яростью. Мне и щенку осталось мучиться совсем не много, скоро я вернусь обратно так и не выполнив задания Бога. Но на последок я загляну в глаза своих мучителей.
Часть 6
– «Похоже все, сейчас сдохнет», – разочарованно сказал Веселый. Как жизнь покидала изломанное тело щенка, так и его лицо теряло веселость становясь скучной физиономией вечно недовольного всем типа.
– «Сейчас отмучается и надо будет его закопать», – сказал Злой.
– «На хрена? Пусть валяется!», – возмутился бывший Веселый.
– «Нельзя!», – сказал, как отрезал Злой: «Заразу нельзя распространять!»
