Текст книги "Дивные пещеры"

Автор книги: Евгений Дубровин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

3. ПОСТЫДИЛАСЬ ХОТЯ БЫ МИЧУРИНА

Стрелки часов на руке Кости Минакова ползли все медленнее и медленнее и наконец возле цифры «двенадцать» совсем остановились. Костя с ненавистью смотрел в спину Шкафа, словно главный бухгалтер был виноват в том, что время остановилось. Но вот Семен Петрович отодвинул в сторону арифмометр, достал из ящика стола бутерброд и зашуршал газетной бумагой Это было сигналом к началу обеда.

Все задвигались, заскрипели стульями. Кто-то тоже стал разворачивать бутерброды, но большинство устремилось к выходу – обедать в заводскую столовую. Костя ходил в столовую, но на этот раз решил пропустить обед: он знал, что сейчас Перова возьмет чайник и пойдет за водой в туалет – на Леночке лежала обязанность готовить чай для «бутербродников».

Костя решил перехватить кассиршу в коридоре. Он вышел из комнаты и остановился возле двери. Сердце его билось учащенно. Младший бухгалтер был бледен. Он что-то предчувствовал.

Мимо валом валили служащие из других отделов, звали его с собой.

– Костя, суп остынет!

– Минаков, котлеты пережарятся.

Младший бухгалтер не отвечал. Наконец показалась Леночка с чайником. Костя сделал шаг и перегородил кассирше дорогу.

– Здравствуй, – сказал Костя.

Леночка остановилась.

– Здравствуй, – ответила она, не смотря на Костю.

– Я вчера ждал до двенадцати, – сказал Костя.

– Я не могла. – Леночка по-прежнему не смотрела на него.

– Что-нибудь случилось?

– Да…

– Что?

– Так…

– Серьезное?

– Да…

– Заболела мама?

– Нет…

– Может быть, ты нездорова?

«Ах, боже мой, какой он скучный, – подумала кассирша. – Внимательный, добрый, по… Как он надоел!»

– Я здорова. Мне надо набрать воды, а то не успеем попить чаю.

– Извини… Сегодня в девять?

– Сегодня я занята.

Прекрасная кассирша подняла чайник. Чайник оказался между нею и Костей. Пробежал какой-то конторский работник, толкнув Костю. Младший бухгалтер инстинктивно отшатнулся и ударился о чайник. Послышалось неприятное дребезжание. Костя принужденно засмеялся.

– Звонок на обед.

Леночка поморщилась.

– Дурак косолапый.

– Я? – спросил Костя.

– Нет… он.

– Так придешь?

– Не могу.

– А завтра?

– Не знаю… Может быть.

– Может быть или точно?

– Может быть.

Из двери бухгалтерии высунулась недовольная женская голова.

– Лена, ты скоро?

– Сейчас. Пусти…

Костя посторонился. Перова быстро ушла с чайником.

«Это конец, – подумал Минаков. – Ей кто-то понравился. У нее были совсем чужие глаза… И она нарочно выставила вперед этот дурацкий чайник, чтобы я не подошел ближе…»

Младший бухгалтер привалился плечом к стене. Опять пробежал кто-то, крикнул панически, дурашливо:

– Минаков, борщ прокис!

«Кто же он? – думал Костя. – Ей никто из наших не нравился. Она даже всех презирала… Может быть, приезжий какой?»

Показалась Леночка с полным чайником. Глаза ее удивленно скользнули по Косте, она явно думала, что тот уже ушел.

Костя опять загородил дорогу.

– Я все-таки сегодня приду.

Леночка ничего не ответила. Из носа чайника на пол капала вода. У ног кассирши образовалась небольшая лужица.

Пробежали двое. Растоптали.

– Будешь мыть пол, – сказала Леночка.

Костя посторонился. Перова ушла, покачивая чайником, хрупкая, женственная, с рассыпанными по плечам пушистыми волосами.

«Вчера для меня вымыла, – подумал Костя, – а потом что-то случилось». Он заскрежетал зубами от обиды, несправедливости жизни.

– Буду ждать до утра! – крикнул Минаков.

Прекрасная кассирша не обернулась.

– Постыдилась хоть бы Мичурина! – вырвалось у Кости, и он тут же сам понял, как это глупо прозвучало.

Хлопнула дверь преувеличенно сильно.

«Напьюсь, – подумал Костя. – Напьюсь, пойду в «Тихие зори» и прибью этого негодяя. Надо только узнать кто…»

4. СТРАННЫЙ ЗВОНОК

Леночка достала из сумочки кусок белой курятины, помидор и стала есть, откусывая маленькими кусочками, как прочитала в каком-то журнале. Если ешь маленькими кусочками, не полнеешь.

Кассирша смотрела на дымок, поднимавшийся из стакана с крепким чаем. Дымок напоминал ей вчерашнее. Так же дымилась на рассвете река… Неужели все эго было?

Леночка закрыла глаза, и тотчас же ее окутала прохладная августовская ночь с крупными голубыми звездами, запахло костром, задвигались огромные тени напротив на меловых скалах, нависших над рекой. Иногда огонь взмывал вверх, тьма испуганно убегала к воде, и меловые скалы на противоположном берегу становились видны до самых вершин, где росли мелкий кустарник и одинокая приземистая сосна. Тогда проступало темное пятно на темно-розовом склоне – вход в пещеру. Леночке казалось, это скала угрюмо наблюдает за ними своим одним глазом. Вход манил и страшил ее.

Она много слышала про Дивные пещеры, но никогда там не была: боялась, да и вообще не было желания. Рассказывали, что подземные ходы петляют на несколько сот километров, некоторые из них проходят под рекой и дотягиваются до самого моря. Считалось особым шиком ездить в Дивные пещеры ночью. Несколько смельчаков из числа Леночкиных знакомых утверждали, что проводят в пещерах каждое воскресенье, пьют и танцуют при факелах, ходят через реку по подземному ходу, ловят какого-то старца, который живет под землей несколько сот лет и никогда не выходит на поверхность. Тот старец знает, где спрятан клад знаменитого разбойника Кудели, и можно заставить старика расколоться… Надо только при виде старца разрезать себе руку и окропить его кровью, ибо старец нематериален и запросто проходит через камни. От человеческой же крови он материализуется и становится реальным, как свежезамороженный хек.

О Дивных пещерах даже говорилось в областном краеведческом музее. Экскурсовод, останавливаясь возле глыбы известняка, рассказывала, что этот материал легко поддается обработке и из него когда-то строили крепости и города. По всей видимости, говорила экскурсовод, пещеры – следы деятельности древнего человека. Затем люди нашли более прочный материал, а в Пещерах стали укрываться от преследований ранние христиане, жители города во время набегов кочевников, разбойники, различные сектанты. Экскурсовод не советовала посещать Пещеры, особенно в одиночку или небольшими группами, так как Дивные пещеры совсем не изучены и там легко заблудиться.

В этом месте обязательно кто-нибудь присвистывал.

На памяти Леночки в городе несколько раз бесследно исчезали люди; и молва приписывала их исчезновение Дивным пещерам.

Один раз далеко забравшаяся под землю компания нашла человеческий скелет. Рядом со скелетом валялся бумажник, набитый царскими ассигнациями, на которых стояла дата: «1875 год». Об этой находке много говорили в городе, и она еще больше окружила Пещеры ореолом тайны.

Рассказывали еще одну историю, что якобы из Дивных пещер вышел согбенный старичок с палочкой, подошел к мальчику, пасшему телят, и спросил:

– Молодой человек, я успею на двенадцатичасовой поезд в Санкт-Петербург?

Но это уже, конечно, был анекдот.

– Еще по одной и двинем, – сказал Евгений Семенович. Он разлил по стоящим прямо в траве стаканчикам коньяк.

– Я уже пьяная, – сказала Леночка.

– Ничего. Для смелости.

– Я смелая… – Кассирша засмеялась. Предстоящий поход в Пещеры казался ей очень забавным. Как хорошо, что она поехала с ними, во всяком случае, лучше, чем скучать возле клумбы, слушая телячье мычание Костырика, так ласково называли на заводе Костю Минакова.

– Ну же, – нетерпеливо сказал главный инженер. – Семен Петрович, прикажите ей как непосредственный начальник.

– Приказываю, – буркнул главный бухгалтер.

От выпитого коньяка Шкаф стал еще мрачнее. Он пристально смотрел в костер и вяло жевал огурец. За все время пути он не сказал ни единого слова. Видно, поход в Пещеры особо его не радовал.

«Трусит, – весело подумала Леночка. – Трусит, старая перечница».

– Семен Петрович, я вам подчиняюсь, – Леночка протянула свой стаканчик главному бухгалтеру. – Давайте выпьем за… этого Старика…

– За какого еще старика? – проворчал Семен Петрович.

– Ну за того, что клад прячет…

– Что за глупости…

– Я пью за встречу со Стариком! Мы окропим его своей кровью, заберем клад и слетаем на море. В воскресенье. Искупаемся – и назад.

– В понедельник квартальный отчет надо сдать, – недовольно сказал главный бухгалтер, но чокнулся с Леночкой и выпил.

– Я тоже хочу выпить за Старика! – сказал главный инженер. – Я бы и без крови у него клад вытребовал. Еще чего не хватало – кровь разбазаривать. Мне она самому нужна.

– Зачем? – спросила прекрасная кассирша.

– Хотя бы для того, чтобы она бегала в жилах, когда я смотрю на вас.

– О, какой комплимент!

– Это чистая правда!

– Что за старик? – заинтересовался приезжий.

В противоположность Шкафу от выпитого он повеселел и сделался еще любознательнее. Чувствовалось, что приезжему (его звали Леонидом Георгиевичем) очень нравилось приключение. Его глаза так и шарили то по летящей сквозь редкие тучи луне, то по тускло блестевшей реке, то по розовым от бликов костра меловым скалам, то весело останавливались на Леночке.

– Старик – это наше привидение, – засмеялась Леночка. – Свое, доморощенное, не завозное. – И она рассказала легенду про Старика и про клад.

Главный инженер уже слышал эту историю, Шкаф знал ее, но забыл, а Леонид Георгиевич пришел от истории в восторг.

– Прекрасно! Замечательно! – восклицал он, поблескивая очками, красными от света костра. – Привидение – на десерт. Я все думал, чего мне не хватает для полноты впечатлений? И наконец – вот привидение! Надо обязательно разыскать этого старикашку, тем более мне клад очень нужен: я собираю старинные монеты.

– Постараемся обогатить вашу коллекцию, – заметил главный инженер. – Если бы я знал, что вам нужны старинные монеты, я бы Старика давно разыскал.

Оказывается, главный инженер не раз уже был в Пещерах и неплохо знал их, правда, неподалеку от входа.

Леночке нравился приезжий. У него были хорошие манеры и умный взгляд, шрам на лице, который так ему шел. По тому, как главный инженер и се начальник Шкаф ухаживали за гостем, чувствовалось, что он важная птица и приехал на завод не случайно. Не зря ему устроили щекочущую нервы поездку в Пещеры. Попробуй вытащи из берлоги Шкафа! Для старика это просто подвиг.

Евгений Семенович тоже нравился Леночке. В свете костра он выглядел особенно мужественным и властным. Только вот Шкаф… Сидит угрюмый как сыч. Шкаф портил все. И зачем его взяли?

– Уж полночь близится, – сказал Громов и взглянул на часы. – Самое время для привидений.

– Вперед! Даешь клад! – воскликнул гость, беря бутылку с коньяком. – Туг еще есть, но оставим для Старика.

Шутка всем понравилась.

– Обменяем на пиастры, – сказал Громов, и стал затаптывать костер, поднимая тучу искр.

– Пиастры! Пиастры! – закричала Леночка. – Старик, давай пиастры!

«…астры…» – прилетело эхо из-за меловых гор.

– Астры не нужны! Пиастры!

«…астры…»

– Вот упрямый Старик!

Костер затушили и гуськом стали подниматься к железнодорожному мосту. Ночь была темной. Теплый ветер гнал высокие черные облака, они цеплялись за луну, неслышно рвались на части и снова соединялись в ветхую ткань. Шумела высокая трава. Иногда доносился плеск широкой полноводной реки, аккуратно мчавшей к далекому морю миллионы тонн тяжелой предосенней воды.

Пахнул издали застывшим маслом, холодным железом, карболкой железнодорожный мост. Его черная ажурная арка была похожа па рассерженного, выгнувшего спину кота. Когда луна освобождалась от туч, тускло поблескивали рельсы. Лунные зайчики бежали вприпрыжку по рельсам через мост, потом соскакивали с колеи, прятались в густой траве, близко подступавшей к насыпи.

Ни звука, ни человека, ни птицы… Прошли дощатую зеленую будочку охраны с маленькими застекленными окошками. Она была пуста…

По самому краю моста – узенькая дорожка для пешеходов. Пришлось идти друг за другом почти боком… С моста открывался вид на пойму, по которой петляла река, низкий берег, где они только что жгли костер… Ни огонька… Пойма едва угадывалась в темноте, но река была видна четко, словно полоска светящейся фольги. Справа высились меловые скалы, почти отвесно падавшие в воду.

На середине моста Громов, шедший впереди, остановился и показал рукой вниз. Далеко внизу плавилась холодная металлическая лавина. Лишь ближе к мосту она расплеталась на несколько жгутов и с мягким шумом обвивала опоры.

– Там, – сказал главный инженер, наклоняясь над рекой. – Там, под ней, ход, и там живет Старик со своим кладом.

– Мы идем к тебе, Старик! – крикнула Леночка. Приезжий остановился рядом с ней. – Вы, наверное, большой начальник? – спросила она.

– Не очень, по меня все боятся.

– Я вас не боюсь.

– Это потому, что я не иду по вашему следу.

– Вы бледнолицый воин или инспектор уголовного розыска?

– Нe то и не другое.

– Страшнее?

– Да.

– Откуда у вас шрам?

– В юности я работал матадором.

– Встреча с быком?

– Ага.

– И по чьему следу вы сейчас идете? По следу быка?

– Это профессиональная тайна.

– Ах, какой вы хитрый… И вы… вы его арестуете?

– Кого?

– Ну того… по чьему следу идете?

– Еще не знаю. Однако след очень горячий. Как он пахнет! Если бы вы знали, как волнует кровь свежий след!

– Вот как… Значит, вы энтузиаст своего дела?

– Еще какой.

– Вы неподкупный?

– Да.

– Не верю. Нет человека, к которому нельзя было бы подобрать ключи.

– Уже пробовали.

– У вас нет слабостей?

– Есть.

– Какие же, если не секрет?

– Не секрет. Мои слабости присущи всему человечеству: вино, деньги, власть. Ну и, конечно, красивые женщины.

– Ого! И тем не менее вы неподкупный?

– Увы…

– Странно.

– Ничего странного. Просто я люблю идти по горячему следу.

– Зажав слабости в кулак?

– Увы! И еще раз увы.

– Эй! Догоняйте! – донеслось издали. – Скоро полночь!

Оказывается, Евгений Семенович и Шкаф ушли уже далеко. Леонид Георгиевич пропустил Леночку вперед. Они пошли молча. «Он приехал не зря, – подумала Леночка. – На заводе что-то происходит».

Леночка и не подозревала, как близка она была к истине. Главного инженера дружески предупредили из области, чтобы он был очень осторожен с Токаревым, что это не человек – ищейка, и, говорят, ищейка удачливая.

Вдруг раздался оглушительный свист, грохот, и мимо них промчался скорый поезд. Освещенные вагоны слились в сияющую стрелу, с воем унеслись в ночь. Через минуту с поймы и гор опять осторожно надвинулись темнота и тишина и заняли потревоженное свое ложе.

Сразу за мостом главный инженер свернул направо и стал подниматься по тропинке вверх. Все последовали за ним. Леонид Георгиевич шел теперь впереди Леночки, изредка протягивая ей руку в особо трудных местах…

Тропинка становилась все круче. Из-под ног срывались камни и катились к реке, поднимая фонтанчики белой пыли. Руки и ноги до коленей у всех были в мелу, костюмы стали серыми… Наконец пришлось почти ползти на четвереньках…

Когда добрались до входа в Пещеры, Леночка совсем выбилась из сил. Гость же чувствовал себя превосходно. Он шутил, смеялся и хотел немедленно лезть в Пещеры, но Евгений Семенович остановил его.

– Слушайте меня все, – сказал главный инженер. – Здесь легко потеряться, поэтому держаться всем вместе. Если к го отстанет – не паниковать, не метаться, а оставаться на месте и подавать сигналы голосом. Вот вам всем по свече и спички. Зажигать по моей команде. Начальником экспедиции я назначаю себя. Вопросы есть?

– Зря он так, – сказал вполголоса Леонид Георгиевич своей соседке. – Я с детства не люблю всяких команд. Теперь меня назло потянет куда-нибудь в сторону.

– Итак, вперед! – скомандовал Громов.

С этими словами главный инженер включил фонарик и, светя себе под ноги, подошел ко входу в Пещеры. Шкаф и Леночка двинулись следом за ним, держа в руках по свече и спичечному коробку. «Бледнолицый охотник» замыкал шествие.

Через довольно широкий проход они проникли в первую пещеру. Главный инженер тут же осветил ее фонариком. Это была высокая пещера с белыми стенами, закопченная факелами, испещренная различными надписями. Кверху пещера постепенно суживалась и образовывала купол. Сбоку виднелась большая ниша, в которой что-то лежало. Леночка подошла и посмотрела. Там оказался большой букет засохших полевых цветов.

– Когда-то здесь шла тайная служба христиан, – сказал Громов. – Если кто хочет венчаться – пожалуйста.

Желающих не нашлось.

– Прошу зажечь свечи.

Все стали чиркать спичками. Наконец три робких огонька замелькали на фоне прокопченных стен, наклоняясь в разные стороны. Главный инженер не стал зажигать свечи – как первопроходцу ему нужен был мощный фонарь.

– Готовы? Двинулись…

Сбоку, Леночка его совсем не заметила, было небольшое отверстие. Громов, согнувшись, вошел в него. Все поспешили вслед за ним. Леночка очутилась в узком, прорубленном в известняке ходе. Она пошла по нему, спотыкаясь о камни. Впереди силуэтом маячила спина Шкафа, сзади набегала тень Леонида Георгиевича. Было жутковато, и пахло пылью веков…

…Резкий звонок пробудил Леночку от воспоминаний. Она поспешно взяла трубку стоявшего рядом телефона.

– Бухгалтерия…

– Мне Элеонору Дмитриевну. – Голос был мужской, незнакомый.

– Я вас слушаю…

На том конце помолчали.

– Заберите… пиастры…

– Что? – рука у Леночки задрожала.

– Я согласен. Можете забрать мои пиастры.

– Не понимаю… Кто вы? – пролепетала Леночка.

Голос вроде бы отдалился

– Я Старик. Помните вчера ночью? – теперь голое звучал глухо, невнятно – Вы меня видели.

– Кто это? Бросьте хулиганить. Не знаю никакого Старика!

Леночка бросила трубку. Сердце ее сильно билось.

– Кто звонил? – спросил Шкаф.

– Не знаю. Хулиганит кто-то…

Кассирша пододвинула к себе ведомость, но тут звонок раздался снова.

– Бухгалтерия… – взяла трубку Леночка.

– Слушайте… Вы никому не говорили, что видели меня вчера? – Глухой голос теперь шел словно из-под земли.

– Нет… – против своей волн шепотом ответила Леночка.

– Хорошо. Пиастры вы получите при условии, что никому не скажете про меня. В противном случае… Не вздумайте болтать. Я этого не люблю. И еще одно. Пиастры не приносит счастья. На них кровь. Но это не столь важно.

Раздались частые гудки.

– Опять? – спросил Шкаф.

– Да… Ребятишки, наверное…

Леночка испугалась. Она смотрела в ведомость и не видела ничего. Кто это звонил? Кто мог знать про вчерашнее? Только трое: Шкаф, Громов и приезжий.

Шкаф сидел напротив. Приезжий не мог звонить… Громов не будет заниматься чепухой.

– Я отнесу зарплату Евгению Семеновичу, – сказала Леночка в спину Шкафа. – Он просил.

Шкаф ничего не ответил. Леночка заглянула в ведомость, открыла сейф, отсчитала деньги… Все это она делала машинально. «Кто звонил?» Одна эта мысль билась у нее в голове. И еще было предчувствие надвигающейся опасности.

Молодая женщина положила деньги в конверт, закрыла сейф и, захватив с собой ведомость, побежала по коридору к кабинету главного инженера так, словно за ней гнался Старик со всеми своими кровавыми пиастрами.

5. ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ЕВГЕНИЙ СЕМЕНОВИЧ ГРОМОВ

У Евгения Семеновича выдалась минута затишья. Иногда бывает такое. Среди суматошного дня вдруг безо всякой причины перестают звонить телефоны, не заглядывают в кабинет служащие, а бумаги на столе оказываются все несрочные. Время словно застывает. Становится слышно, как жужжат в кабинете мухи, дрожит от ударов пресса в кузнечном цехе вода в графине, и даже слышно, как идут всегда бесшумные, огромные, в деревянном сучковатом футляре местного производства часы в углу. Такие минуты Громов называл «глаз тайфуна». Во время «глаза тайфуна» ничего не хотелось делать, руки бессильно ложились на стол, тело становилось вялым, глаза слипались, хотелось лечь на диван, накрыться газетой и немного вздремнуть.

В эти минуты обычно лезли нехорошие паникерские мысли о том, что жизнь не удалась, нет ни семьи, ни детей, что уже несколько лет на работе сплошные неудачи и что он, Громов, неудержимо катится по служебной лестнице вниз… Вот и сейчас чутье подсказывает ему, что надо бежать из Петровска. Этот приезд Токарева… А как хорошо начиналось!

Сейчас был как раз такой «глаз тайфуна». Евгений Семенович сидел за большим столом из светлого дуба и, обхватив голову руками, думал о себе.

В последнее время он допустил ряд стратегических ошибок. Слишком понадеялся на свое обаяние, связи в министерстве, на удачу… Он позволил себе расслабиться, отдохнуть, пожить в свое удовольствие в тот самый момент, когда до цели всей жизни – поста заместителя начальника главка – оставалось совсем немного – надо было лишь обойти одного человека…

А ведь Громов твердо знал, на чем горят люди. Люди горят на трех «китах»: на водке, женщинах и растратах.

Много лет аскетической жизни: ни лишнего грамма спиртного, осторожность в связях с женщинами, абсолютная честность в денежных делах создали Громову прекрасную репутацию. Он двигался по служебной лестнице медленно, но неотвратимо, как идет по дороге асфальтовый каток. В минуты удачи Евгений Семенович даже придумал себе герб и девиз: на бледно-золотистом фоне серый асфальтовый каток, а вверху надпись: «Медленно, но верно».

Громов самокритично относился к себе: у него не было ни административного, ни инженерного талантов. Только железная воля, терпение, усидчивость. И ум. Да. И ум. В оценке собственного ума трудно быть объективным, каждый доволен тем количеством серого вещества, какое отпустила ему природа, но Евгений Семенович знал силу и слабость своего мозга.

Сила: способность холодного анализа, наличие точного расчета, отсутствие сентиментальности, нерешительности, слабости в критические моменты, когда надо бросить на весы судьбы чью-нибудь жизнь.

Слабость: его мозг не был творческим мозгом, он ничего не мог создать… Конечно, если бы Громов родился способным инженером, он быстрее бы продвигался, но тут ничего нельзя было поделать. И Евгений Семенович брал другим. Хитростью, интригой, жестокостью.

Вечерами, придя домой после утомительного, бесконечно длинного рабочего дня, он наскоро ел, тушил свет, ложился на диван и мысленно вел шахматную игру, где доской была его жизнь, а фигурами знакомые и незнакомые люди, причастные к его судьбе. Эти фигуры двигались, разговаривали, ели, улыбались, любили, а Громов наблюдал за ними, анализировал, прикидывал, размышлял, имея только одну конечную цель: какое расположение фигур принесет наибольшую пользу ему, Громову. Потом эти фигуры он хитро передвигал уже наяву.

Для этой игры, которую Евгений Семенович вел всю жизнь, нужны были деньги: на угощение, на подарки, на то, чтобы со вкусом одеваться, иметь красивые вещи, пахнуть дорогим одеколоном.

И Громов копил деньги. Копил каждый день, экономил на всем: на еде, на удовольствиях, на газе, на электричестве… Накопленное тратил с расчетом, умело, только на нужного человека и в нужной ситуации… Иногда приходилось даже туго, но никогда Евгений Семенович не дотрагивался до казенного…

Постепенно Громов продвигался. Из рядового инженера он сделался старшим, потом руководителем группы, начальником крупного цеха, главным инженером завода. Затем его забрали в главк. Опять рядовым сотрудником. И опять медленное продвижение – серый асфальтовый каток…

Наконец впереди замаячила мечта – заместитель начальника главка. С самого начала Громов поставил себе эту конкретную цель. Дальше идти он не хотел. Начальники приходят и уходят – заместители остаются. Должность заместителя Евгения Семеновича устраивала во всех отношениях: положение, хорошая зарплата, просторная квартира и почти никакой ответственности – за все всегда отвечает ведь «зав», а не «зам».

Тогда можно и жениться… До сих пор Евгений Семенович держался подальше от женщин, во всяком случае, дома… Так, непостоянные, ни к чему не обязывающие связи в командировках…

И вдруг все полетело вверх тормашками. В том, что с ним случилось, Громов винил только себя. Сам виноват, что расслабился, потерял бдительность, перестал смотреть на себя чужими глазами. Но слишком уж все шло хорошо. Накануне Нового года он получил крупную премию и благодарность, предстояла заграничная командировка. Самое же главное – стало известно, что заместитель начальника главка, старая калоша, наконец-то уходит на пенсию. Других кандидатур, кроме кандидатуры Громова, не было. О нем уже в открытую говорили как о будущем заме…

…Это случилось как раз на Новый год на вечеринке у начальника главка. Собрались близкие друзья Шефа, как все его звали, и то, что Евгений Семенович был приглашен – впервые, – говорило о многом.

За столом Шеф открыто обсуждал с Громовым дела главка, словно тот уже был его заместителем. Сердце Евгения Семеновича сладко замирало – до мечты всей жизни был один шаг. Теплая волна доброты, нежности к людям заполнила вчерашнего хладнокровного игрока. Он произносил прочувствованные тосты, улыбался, пил вовсю, танцевал, рассказывал анекдоты, даже пытался петь – в общем, покорил всю компанию.

Чаще всего Громов танцевал с хозяйкой, Софьей Анатольевной, восточного типа женщиной, матерью двоих детей, но удивительно сохранившей молодость, подвижность, обаяние.

– Про вас рассказывали, что вы монах, и притом очень суровый, – говорила Софья Анатольевна, обнимая в танце шею Громова красивыми белыми руками. – А вы такой общительный, веселый. Прямо массовик-затейник.

– Только на сегодня. На одну ночь… Софья Анатольевна. Массовик на ночь.

– Называйте меня Сашей. В детстве меня звали Сашей.

– Первый раз за всю жизнь я веселый… Саша…

– Не уходите назад в монахи, Евгений Семенович.

– Евгений…

– Женя… Не уйдете?

– Через два часа уйду.

– Жизнь так коротка.

– Каждый живет, как может.

– Каждый живет, как хочет.

– Вы счастливый человек, если придерживаетесь этой формулы… Саша.

– Перемените формулу, Женя, и все станет просто. Стоит лишь переменить формулу. Это же так легко.

– Моя формула очень тяжелая, Саша. Асфальтовый каток.

– Выбросьте асфальтовый каток в мусорное ведро.

– Оно разлетится вдребезги.

– Пусть. Я вам отдам свою формулу. Она очень легкая. Она – бумажный змей в голубом небе.

– Красиво… Белый змей на голубом фоне. Но непрочно. Пойдет дождь, змей намокнет и упадет на землю. Каток и переедет его. Ему не страшен ни дождь, ни змей.

– Вы жестокий…

– Иначе переедут тебя… Как змея. Вот так, Саша…

На кухне, помогая Софье Анатольевне резать сыр, Евгений Семенович неожиданно для себя крепко обнял жену своего начальника и поцеловал ее в губы. Софья Анатольевна ответила на поцелуй…

Потом начались безумные, непривычные для Громова вещи. Софья Анатольевна полюбила сразу и страстно. Она неожиданно заявлялась к нему ночью, звонила на работу, назначала свидания в самых людных местах. Жена начальника главка словно бы потеряла рассудок. Она никого не боялась и никого не стеснялась.

Встревоженный такой необузданной любовью осторожный Евгений Семенович был в тихом ужасе. Он уже раскаялся, что поддался минутной слабости и вызвал к действию такой мощный вулкан.

– Будь осторожна, – твердил он своей любовнице. – Разразится страшный скандал, если кто узнает.

– Ну и пусть узнает! Я ничего не боюсь! – восклицала Софья Анатольевна. – Я отдала обществу все, что имела: молодость, руки, сердце, ум, я воспитала двоих детей! Могу я теперь пожить для себя? Я люблю тебя и не хочу набрасывать на свое чувство узду.

– Если узнает муж…

– Ну и что? Я уйду от него, вот и все. Уйду к тебе.

– Но…

– Я не свяжу твою свободу, не бойся. Я не собираюсь за тебя замуж. Если захочешь жениться… Но ты не захочешь жениться… Я буду любить тебя так…

– Это потом… А сейчас… Если будет скандал, – бормотал Евгений Семенович. – Мое положение…

– Да брось ты свое положение! Ты везде найдешь себе работу. Устройся простым инженером. У меня есть деньги…

– Простым инженером? – холодел Громов. – Начать все сначала?

– Как ты держишься за должность! – возмущалась Софья Анатольевна. – Годы уходят, Женя! Тело дряхлеет, чувства стареют. Потом станет поздно. Не помогут никакие должности!

Громов пытался уклониться от встреч, но это было еще хуже. Софья Анатольевна начинала преследовать его, караулила у дверей, являлась на работу, мучила телефон, даже посылала телеграммы. И Евгений Семенович сдавался.

«Ничего, – думал он. – Со временем успокоится. Надоест. Все на свете надоедает. Может, в кого другого влюбится…»

Но Софья Анатольевна больше ни в кого не влюблялась, и в конце концов произошло то, что и должно было произойти: поползли слухи. На работе приятели подмигивали Евгению Семеновичу. Громов делал вид, что не понимает этих подмигиваний, но в душе у него все холодело при виде ухмыляющихся физиономий сослуживцев. Он удвоил осторожность во время свиданий, старался почаще ездить в командировки; при виде подходившей к главку Софьи Анатольевны – ему из окна был виден подъезд – даже малодушно прятался в туалет, но теперь все меры были уже бесполезны: подобного рода слухи не нуждаются в проверке или подтверждении. Однажды возникнув, они расходятся все шире, шире, как круги по тихому пруду.

– Брось меня, Саша, – умолял Евгений Семенович свою любовницу. – Ну чего тебе стоит? Возьми себе кого-нибудь другого, помоложе. У нас в главке столько красивых мужчин.

– Хочу тебя, – коротко отвечала Софья Анатольевна. – Сердцу не прикажешь.

Громова немного утешала проверенная многими поколениями истина, что обманутые мужья все узнают в последнюю очередь, а то и вовсе ничего не узнают. Но это было сомнительное утешение, и Евгений Семенович, входя каждое утро в кабинет Шефа с докладом, в первые мгновения не мог поднять на него глаза. Ему казалось, что Шеф выскочит из-за стола, схватит его за шиворот и рявкнет: «Попался, мерзавец! Кот блудливый!»

Но Шеф каждое утро приветливо улыбался своему любимчику и вместо страшных слов неизменно произносил словно в насмешку: «Как спалось, Евгений Семенович?» – «Хорошо», – бормотал Громов и спешил приступить к докладу.

Неизвестно, написал ли кто Шефу анонимку или это была простая случайность, но вскоре Громов попался. Попался он грубо, примитивно, как в классическом анекдоте.

Шеф уехал в заграничную командировку, и Софья Анатольевна пригласила Евгения Семеновича к себе домой. Громов никогда бы не решился на подобную авантюру, но тут дело было абсолютно надежное: вернуться раньше времени Шеф не мог, ибо какой же это дурак возвращается раньше времени из-за границы? Не поехать, а спрятаться на вокзале, чтобы потом неожиданно нагрянуть, тоже было глупо. Так получалось, что между Громовым и Шефом пролегла государственная граница с бдительными часовыми, с винтовками и собаками. Мысль о вооруженных часовых и собаках несколько подбадривала Евгения Семеновича, когда он осторожно пробирался по лестнице к квартире своего начальника. Софья Анатольевна успокоила: она видела даты на билете – 18 и 28. Десять дней можно ничего не опасаться. Но Громов все-таки сам закрыл дверь изнутри на ключ и набросил цепочку, словно что-то предчувствовал.