Текст книги "Лейтенант Старновский"

Автор книги: Евгений Читинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11. 22 июня 1941 г. Первый бой

Обычно говорят, что в первом бою человек сильно волнуется. Наверное так и бывает. Но вот Александр Старновский ничего подобного не испытывал. Может быть, потому что сейчас он больше походил на охотника, выцеливающего добычу из засады. А тут уже азарт подавлялся привычным холодным расчетом.

Лейтенант лежал на земле, удобно устроившись в зарослях папоротника, за невысоким гребнем, накиданным при строительстве дороги, да так и поросшего за давностью лет. А что, удобное укрытие на протяжении всей дороги.

Старновский положил свой пистолет «ТТ» рукоятью на землю. Кто-то не любил стрелять из пистолетов и револьверов. Всё им было не то. И не пристрелян, и при нажатии спускового крючка ствол с мушкой «ныряли», а вот Сашка любил их с детства. Любил, потому что у отца, закаленного большевика-революционера был именной наган, и отец уже с 7 лет стал натаскивать своего сына именно на это оружие. Сначала дома играли «вхолостую», а потом и в лес выезжали «бабахать».

Вот с тех пор Старновский и полюбил револьверы, да и вообще пистолеты. Немножко бандитские, немножко революционные. Это уж зависело от того, в кого играли мальчишки. Разумеется, игрушечными, выструганными из деревяшек. Но Сашка-то знал, что собой представляет «боевое оружие» и секрет этот от дружков своих школьных крепко держал в тайне. Отсюда и отношение к игре в войнушку уже было другое. И любовь к оружию у него была с детства.

Ну а уже в армии Старновский просто влюбился в свой «ТТ», и тот отвечал ему взаимностью. В руке Александра он сидел «как влитой». Промах просто был исключен, и лейтенант это знал. Тем более с такой дистанции в 5—6 метров, да еще и опираясь рукоятью на землю. Весь фокус был только в том, чтобы после первого выстрела суметь быстро перенести огонь на следующую мишень. Тьфу, ты, на фашиста!

А враги упростили задачу. Немцы увидели стоящую возле обочины полевую кухню русских. Они чуть натянули поводья лошадей и замедлили ход, тревожно оглядываясь по сторонам. Двое точно смотрели на Сашку. И на остальных бойцов. Но те с непривычки прильнули к земле, как испуганные дети утыкаются в тело матери. Мать сыра земля, спаси и помоги!

Даже сержант пригнулся. А ведь у него был приказ стрелять по замыкающему солдату. Делает два выстрела. Потом третий по выбору и больше не стреляет, патронов-то всего шесть! Три нужно было оставить на совсем уж «крайний случай».

Александр спокойно потянул спусковой крючок. Выстрел произошел ожидаемо, когда мушка уверенно уперлась в голову вражеского командира с пистолетом-пулеметом МП-40. Немец в последний миг своей жизни словно почувствовал опасность и пристально посмотрел, как показалась Старновскому, прямо ему в глаза. Но все сантименты «про убийство человека» перечеркнул громкий «бабах», как любил говорить Сашкин отец.

В драке самое главное – что?

Правильно, знать с чего начать и как.

Так и в бою. Важен первый выстрел и второй. А дальше как повезет.

Первым выстрелом лейтенант наповал убил командира немецкого головного дозора обер-ефрейтора, вооруженного МП-40. Со вторым выстрелом вышла маленькая промашка. Всадник, который был с ним рядом, успел дать шпоры своему коню, и резко сместился, поэтому, спешно ловя цель, Александр попал ему в бок. Пуля, застряв в животе, буквально сломила пополам человека. Винтовка Кар-98к выпала из его рук, а он сам, обхватив шею лошади, с трудом удержался в седле.

Тут лейтенант услышал два револьверных выстрела, и замыкающий всадник вскрикнул и сразу же повернул назад.

Раздались немецкие крики:

– Алекса убили!

– Засада!

– Чёрт, я ранен!

Целыми остались лишь двое немцев. Поскольку винтовки они держали наготове и примерно поняли, откуда по ним стреляли, то тут же открыли ответный огонь. Одна пуля прошла совсем рядом от головы Старновского. Он чуть сполз за небольшой гребень и посмотрел в сторону. Его бойцы лежали, вжавшись в землю, и со страхом смотрели на своего командира. А пули продолжали щелкать со скорострельностью, на которую был способен подготовленный немецкий солдат управляясь со скользящим затвором, на танцующей лошади.

– Лежите тихо! – спокойно сказал своим бойцам лейтенант, и, не давая немцам времени на дальнейшие раздумья, высунулся и сделал пару выстрелов в гарцующих напротив немецких всадников. Услышав, как пули теперь запели возле их голов, они тут же развернулись и рванули прочь.

– Уходим! Мы тут у них на виду!

– Помоги Вальтеру!

– Дитрих, стреляй, черт побери!

– У меня патроны кончились!

– Уходим!

Увидев, что всадники повернули назад, лейтенант быстро приподнялся на колено, и, как в тире, начал стрелять по немцам вдогонку. Два выстрела в одного, два в другого. Скорострельность «ТТ» все же 30 выстрелов в минуту!

Первый всадник тут же свалился, но второй, подхватив под уздцы лошадь раненого в бок солдата, поскакал прочь как ни в чем не бывало. При этом винтовку он быстро закинул за спину, одной рукой правил своей лошадью, второй рукой держал коня Вальтера. Замыкающий солдат теперь, оказавшись первым, удирал далеко впереди. Александр понял, что дальше стрелять было бессмысленно, и опустил пистолет.

Вдруг из зарослей на уходивших на рысях немцев накинулся боец в зеленой форме. Он размахнулся лопатой и наотмашь, что есть силы ударил немца, который вел за собой лошадь. Тот попытался уклониться, но от плоской поверхности лопаты увернуться у него уже возможности не было. Лопата просто вышибла его из седла. Ну еще бы. Такой удар в лицо иначе как полным нокаутом не назовешь! Немец полетел в одну сторону, каска в другую.

Лошадь с раненым поскакала дальше, но тут второй боец, рыжеволосый, попросту поймал её под уздцы. Лошадь поднялась на дыбы, и, сбросив раненого, рванула вперед, вырвавшись из рук Солнцева.

Бой закончился!

Первым опомнился лейтенант и скомандовал:

– Быстро забираем оружие, документы, боеприпасы и уходим в лес! Быстро! Сейчас здесь будут немцы! Основной отряд! Солнцев, Воробьев, бегом ко мне!

Вдруг раздался испуганный крик Воробьева:

– Ребята, он еще живой!

Оглоушенный немец поднялся на четвереньки и мотал головой, как раненый бык. На спине у него по-прежнему болталась винтовка.

Первым на помощь Воробьеву кинулся Орловский с топором. Наш худенький боец стоял с лопатой и не знал, что делать. Вдруг немец потянулся к поясу, и достал гранату. И тут Воробьев с диким криком:

– Ах ты падла живучая! – снова ударил того лопатой, но неудачно, попал по плечу.

Немец перевернулся на спину, но продолжал судорожно отвинчивать крышку с гранаты. Тут подоспел Орловский. Удар топора раскроил немцу черепушку. Граната упала рядом. Крышку свинтить немец успел, но дернуть за веревочку ему уже была не судьба.

Воробьев, который замахнулся лопатой уже для добивающего удара, обессилено стал опускаться на землю, чтобы сесть. Но тут его в охапку сгреб Орловский и сильным рывком потащил прочь в сторону, где они дружно грохнулись на землю.

– Граната! – только и успел крикнуть бывший плотник, а ныне воин-топорник из какого-то средневековья.

Подбегавшие к ним с разных сторон лейтенант и Солнцев тоже упали на землю, не добегая до места побоища.

Прошла одна секунда, вторая, третья. А в таких ситуациях время течет от страха ой как медленно…

Тут вдруг раздался бубнеж Воробьева из-под могучего плеча Орловского:

– Я как увидел гранату, как испугался. Даже по голове ему попасть не смог, только по плечу. А тут ты! Ну чё навалился-то, аж продыху нет!

Орловский лежал ничком и шевелиться напрочь отказывался. Тогда Воробьев, ну точно, как воробей, нахохлился, сжался, и, забухтев что-то себе под нос, стал выбираться из-под ручищи гиганта.

– Ты живой? – поинтересовался он у своего спасителя.

Тот уткнувшись носом в землю хрипло просипел:

– Граната…

– Ты время посчитал?

– Чего? – спросил Орловский.

– Секунды, раз, два, три…

– А что?

– А то, не сработала граната. Бракованная оказалась!

Тут лейтенант тоже поднял голову и осторожно приподнялся. Нужно было действовать. По идее, немецкий отряд уже должен был бы подойти, если они свой дозор отправили на пару сотен метров вперед.

– Ребята, хорош лежать, уходим!

Глава 12. 22 июня 1941 г. Первые трофеи

– Стёпа, а ты чё ему бошку-то не отрубил. Мы же вчера договаривались! – испортил всю серьёзность ситуации Солнцев, обращаясь к верзиле Орловскому, которого худенький Воробьев только что поднял с земли за руку. Причем с трудом, тот явно не хотел подниматься.

– А вдруг она взорвется? А вдруг сейчас взорвется? – со страхом спрашивал Орловский, постоянно при этом, как бы между прочим, отступая все дальше назад к лесным зарослям.

В это время лейтенант быстро стащил со спины убитого немца карабин, отстегнул с пояса ремень и стянул его вместе с гирляндой из патронных подсумков, саперной лопаткой, флягой. Протянул все это Воробьеву:

– Держи, твой трофей, отдаю как лучшему стрелку роты!

Худенький боец, ни секунды не раздумывая и не комплексуя по поводу «вещей мертвеца», взял их в руки.

Лейтенант оглянулся. Остальной отряд уже разобрал трофеи с места боя, и сейчас все бойцы стояли и смотрели на них, ожидая дальнейших приказов. Чего там лейтенант возится? И чего Орловский стоит как вкопанный?

А Александр Старновский все не решался притронуться к гранате, хотя понимал, что всего-то нужно завинтить обратно крышку.

Солнцев, который был немного расстроен тем, что у него из рук вырвалась лошадь раненного немца с навьюченными сумками (а в них наверняка было столько добра!), а также тем, что на самом немце он ничего особенного не нашел, кроме пары патронных подсумков и штык-ножа. Единственное, что было действительно ценным, так это две гранаты на длинных деревянных ручках. Он их с гордостью запихал за пояс. Увидев третью, лежащую на земле, к которой так никто и не притронулся, он тут же к ней нагнулся и взял её в руки, сказав:

– Моя будет! Вот только, тащ лейтенант, подскажите, колпачок нужно обратно вкрутить?

Старновский кивнул:

– Только осторожнее, веревочку надо аккуратно обратно засовывать, если случайно дернешь за неё, граната взорвется.

– Не бойтесь, тащ лейтенант, я парень ловкий!

– Что твой немец? Раненый?

– Нет, лошадь как на дыбы поднялась, он упал и головой-то зашибся насмерть! Жаль, лошадь вырвалась, она за конем вот этого вот убежала! – он кивнул на убитого, у которого из черепа продолжал торчать топор. Солнцев спокойно вытащил его, даже обтер об мундир убитого немца и протянул Орловскому:

– Стёпа, ты же вчера обещал бошки-то отрубать, а не проламывать!

– Да иди ты! – выдавил Орловский, но топор взял и вроде даже как-то сразу успокоился.

– Воробьев, следи за дорогой, если появятся немцы, стреляй! – приказал лейтенант и решил взять документы у убитого. Немцев на дороге пока не было. Старновский довольно бесцеремонно вытащил из нагрудного кармана трупа солдатскую книжку, при этом выкинув пару фотографий и несколько купюр рейхсмарок.

– Теперь уходим! – негромко сказал он и махнул рукой отряду в сторону леса.

Солнцев вдруг нагнулся к сложенным вдвое немецким деньгам и взял их.

– Красноармеец Солнцев, что вы себе позволяете? – искренне возмутился командир.

– Так, это, тащ лейтенант, выйдем к своим, сдадим как положено. Нужно же скинуться нашим разведчикам, которые в Берлине, которые в тылу немцев!

Деревенская логика лопоухого, рыжего солдата просто сразила Сашку Старновского наповал.

– Скинуться нашим? – только и переспросил он, чтобы понять не ослышался ли.

– Ну да, им там небось несладко! Того фашиста подкупи, этого, чтобы секреты вражеские выдавал, да на харчи тоже деньги нужны. В ресторанах-то там у них небось цены-то буржуйские! Помочь нашим разведчикам надо! Пусть товарищу Сталину всё рассказывают про планы Гитлера!

Солнцев с лицом, на котором было искреннее чувство благородного спонсора, благоговейно передал помятые купюры лейтенанту.

– Ну това-а-аварищ лейтенант!

– Ладно, скинемся нашим, которые там! – Старновский взял фашистские деньги. – А теперь уходим!

Но не успели они сделать и двух десятков шагов по направлению к своим, как вдруг раздались выстрелы.

Лейтенант обернулся. Немцев видно не было, стреляли метрах в пятистах отсюда, может дальше.

– В лес! – заорал лейтенант и стремглав кинулся под спасительную сень леса. Следом за ним, ломая ветки, ринулись все остальные. Где-то дальше сбоку было слышно, как продирался сквозь заросли остальной отряд.

Через сотню шагов, лейтенант, увидев подходящую прогалину, крикнул:

– Все сюда, все ко мне! – и повалился на траву. Бойцы, которые были с ним, тоже свалились, тяжело дыша.

Потихоньку на звук голоса стали выходить запыхавшиеся бойцы. Выстрелы не стихали.

Кто-то из бойцов сказал:

– Чувствуется, что война началась! Наверное, там наши?

На что лейтенант ответил:

– Раз стреляют, то кто-то из них точно наши! Но мы без разведки никуда соваться не будем! Подождем пока здесь. Сержант, посчитайте, все на месте? – скомандовал Старновский.

Васильев поднялся, оглядел лежащих вповалку бойцов и доложил:

– Не хватает Лаптева и Парамонова. И этого, новенького, повара, ну Феди Лангета!

Лейтенант кивнул:

– Хорошо! Пять минут привал. Ждем Лаптева и его товарищей. Они где-то рядом должны быть!

Через минуту послышался хруст веток. Солдаты напряглись, схватились за оружие у кого было, остальные за лопаты.

– Это наши, они как раз перед боем сюда куда-то ушли! Немцы-то сзади остались! – успокоил их Старновский.

Тут же послышался рядом радостный голос Лаптева:

– Товарищ лейтенант, мы тут!

На поляну вышли повар, который поддерживал раненого Парамонова и раскрасневшийся Лаптев с двумя лопатами на плече.

– Пять минут привал! – повторил команду Старновский.

Вновь прибывшие тоже сели на землю и стали с любопытством смотреть на трофейное оружие. У Черкашина и у Камышева были немецкие винтовки, у сержанта на груди болтался МП-40.

– Сколько побили немцев? – спросил Лаптев.

– Четверых, один ушел! – сообщил Солнцев.

– А кто счас стреляет? Немцы?

– Да черт его знает! – ответил вездесущий Солнцев. – Но по звуку выстрелов вроде наши. Слышите – это ППД стреляет. Как минимум из двух стволов шпарят. А вот это наши мосинки. А вот это СВТ. А это, похоже, немцы стреляют. Звуки точно такие же, как у наших немев были, только потише. С полкилометра расстояние-то будет. Да там, похоже, настоящий бой идет, товарищ лейтенант! Черкашин уточнил:

– Вот и началась настоящая война!

А сержант спросил командира:

– Товарищ лейтенант, может, помочь им?

– Чем? Лопатами? – съязвил Лаптев.

Старновский молчал. Раздумывал. Затем спросил сержанта:

– Григорий Иванович, что думаешь насчет проведения разведки?

– Надо бы сходить!

Сержант перебрался поближе к Старновскому и протянул ему пистолет-пулемет МП-40.

– Вот, товарищ лейтенант, ваш законный трофей! И два подсумка с магазинами. Пистолет ихнего командира я забрал себе. Красивый, зараза! Не возражаете?

– Не возражаю! – Старновский взял в руки немецкий автомат (а теперь именно так, для краткости, мы будем называть пистолеты-пулеметы в нашем повествовании) и с интересом принялся его рассматривать. Конечно, на картинках в книжках из спецбиблиотеки он их не раз разглядывал, но вот так, в руках, держал впервые.

Старновский помнил, что предохранитель у МП-40 отсутствует. Готов пистолет-пулемет к стрельбе или нет, определялось просто. Достаточно посмотреть, в какой паз задвинута рукоятка затвора. Тот, который ближе к патроннику, означал, что оружие находится в походном снаряжении. То есть фактически на предохранителе. Ну, а если рукоять затвора задвинута в паз казенной части кожуха, то МП-40 к стрельбе готов. Этот автомат к бою был готов.

Тут в разговор вступил Черкашин:

– А ловко вы его, товарищ лейтенант, кокнули! Прямо в лобешник, ровно между глаз. Я про такое только в книжках читал!

Лейтенант никак не прореагировал, только спросил дальше:

– Григорий Иванович, что еще, кроме двух винтовок, взяли?

– Гранаты пять штук. Штык-ножи, у меня и у Черкашина.

– Значит так, – лейтенант встал и обвел всех взглядом. – Со мной на разведку пойдут Камышев, Черкашин, Воробьев. Вы разобрались, как пользоваться немецкими винтовками?

– Да невелика наука! У них только предохранитель по-другому работает! – ответил за всех Черкашин.

– Хорошо! Быстро встаем, проверяем снаряжение. Сержант, вы тоже с нами. Отдайте свой револьвер Орловскому, он остается за старшего. Объясните ему, как из него стрелять. Солнцев, отдаю тебе свой «ТТ», тоже пойдешь с нами.

– Тащ лейтенант, а покажите, как из него стрелять?

– Покажу. Сержант, две минуты на инструктаж. Я объясняю Солнцеву, вы Орловскому! Все гранаты забираем с собой!

– Значит так, револьверы системы «Наган» разделяются на две категории! Солдатские и офицерские, то бишь командирские! Этот командирский! – услышал Старновский хорошо поставленный, учительский голос сержанта.

Глава 13. Полчаса до войны

Как вы помните из восьмой главы, в ночь с 21 на 22 июня 1941 года пропала проводная связь штаба 4-ой армии со своими войсками и с командованием Западного особого военного округа (ЗапОВО). Повествование тринадцатой главы начинаем с момента, когда в 3 часа 30 минут командующему 4-ой армии генерал-майору Коробкову Александру Андреевичу (историческая личность) начальник связи полковник Литвиненко А. Н. (историческая личность) бодро доложил:

– Проводная связь со штабом округа, с Брестом и с Высоким восстановлена. Связисты обнаружили, что на линиях связи были вырезаны по нескольку десятков метров провода! Из штаба округа пришла телеграмма на ваше имя!

– Пойдемте посмотрим, что они нам сообщают! – Коробков жестом пригласил за собой Литвиненко и начальника штаба Сандалова Леонида Михайловича (историческая личность). Они спустились с первого этажа, где был оперативный зал с картой и большим столом, в подвал, в котором располагался узел связи штаба армии. За стенкой мерно гудел генератор, обеспечивая электричеством штаб. Тут же стояли керосиновые лампы, которые совсем недавно зажигали.

Тут за отдельным столом сидел старший майор 3-го отдела НКВД, именуемого среди военных по-прежнему как «особый отдел». Увидев командарма, он встал и молча подошел. Телеграмма была от командующего округом генерала армии Павлова Дмитрия Григорьевича (историческая личность).

Коробков, прочитав телеграмму, коротко пояснил:

– Командующий округом сообщил, что в эту ночь ожидаются провокационные нападения немецко-фашистских войск на нашу территорию! При этом он категорически предупредил, чтобы мы не поддавались на провокации! Это что, не отвечать огнем на огонь? – последнюю фразу Коробков произнес совсем упавшим голосом и выразительно посмотрел на старшего майора НКВД. Тот продолжал молчать.

Сандалов покачал головой:

– Действительно странно! Все оставили на наше усмотрение! Снимают с себя ответственность!

– Вы послушайте, что дальше говорится! – командарм взял в руки телеграфную ленту. – Все части армии привести в боевую готовность! Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций! Да это понимал даже простой майор из Бреста, дело которого будут разбирать! А они только сейчас это нам сообщают! Да там, чтобы вывести войска из крепости, нужно более трех часов!

Внимательный читатель сразу понял, что речь идет о майоре Гаврилове, будущем герое Брестской крепости, дело которого «за паникерство» должно было рассматриваться 27 июня 1941 года на партсобрании.

Затем Коробков лично взял телефон и позвонил командиру 42-й стрелковой дивизии и начальнику укрепрайона в Высокое. То есть в те части, связь с которыми была восстановлена. Особенно он подчеркнул, что гарнизоны ДОТов Брестского укрепрайона должны скрытно занять свои боевые позиции.

Но было уже поздно.

Сказался фактор расположения линии обороны на самой границе. Не было в запасе спасительных 30—40 километров форы, как если бы укрепрайоны расположили чуть в глубине наших приграничных рубежей, где они даже теоретически не могли быть обстреляны немецкой артиллерией с сопредельной территории. А значит, даже при самых неблагоприятных обстоятельствах, которые в жизни и случились, имелась возможность спокойно занять ДОТы, ДЗОТы (деревоземляные огневые точки) и окопы, нарытые между этими огневыми точками.

Для Коробкова и Сандалова так и осталась загадкой и еще одна фраза из этой телеграммы, которую мы сейчас приведем отдельно: «Наша задача только пленить прорвавшиеся немецкие войска», и все это нужно было сделать «не провоцируя немцев».

Единственным человеком в штабе 4-й армии, который понял всё и сразу, был старший майор НКВД. Как только появилась связь, он сделал звонок в особый отдел (именно так для краткости и понимания мы будем называть органы НКВД в войсках по линии «военной контрразведки» 3-го Управления НКВД) 22-ой танковой дивизии.

Трубку поднял начальник особого отдела 22-ой танковой дивизии старший лейтенант НКВД Егорьев.

– Ну, здравствуй, Павел Григорьевич! Как настроение?

– Здравствуйте, товарищ Иванов! Настроение боевое!

Егорьев чётко знал, как по телефону обращаться к своему начальнику. Вернее, даже начальнику начальника! Всё же товарищ Иванов звонил, минуя ступеньку корпусного начальства военной контрразведки. Значит, случилось что-то важное!

– Красные пакеты из штаба армии во сколько получили?

– В ноль-ноль десять.

– Хорошо! Ты вот что, Павел Григорьевич, если вдруг немцы начнут стрелять, ты не теряйся, сразу бери начштаба и командира за жабры, и пусть вскрывают пакет.

– Есть вскрыть пакет!

– И самое главное, срочно собирай все документы и увози согласно плана эвакуации.

– Документы уже упакованы!

– Молодец, старший лейтенант!

– У меня просьба, помогите с обеспечением военного прикрытия!

– Не волнуйся, всё уже решено. Командир дивизии в курсе! Просто напомни ему!

– Есть напомнить!

– Слушай, Павел Григорьевич, а как там этот твой Старновский, каким образом наказан? Нам его докладная и твоя справка вчера ой как помогли с решением о красных пакетах и эвакуации наших архивов.

– Это лейтенант сейчас на хозработах в летних лагерях!

– Это хорошо. Может и выживет. Ты его просто запомни, помогай, если что!

– Вас понял, товарищ Иванов!

– Всё, отбой! – и старший майор резко бросил трубку.

Впереди были еще несколько «критически расположенных» дивизий (75-я, 42-я, 6-я), и в каждой из них был «свой лейтенант Старновский и майор Гаврилов».

Старший майор тут же начал звонить дальше.

После разговора с товарищем Ивановым старший лейтенант Егорьев зашел в соседний кабинет. Там бойцы в форме НКВД упаковывали пишущие машинки, собирали пачки чистой бумаги. Тут же находился младший лейтенант НКВД Руденко.

– Это последнее? – спросил начальник своего подчиненного.

– Так точно, последнее! – как-то без воодушевления, как это он обычно делал, ответил молодой симпатичный оперативник.

– Хорошо, бери два отделения взвода охраны и быстро уезжайте из городка!

Вот таким незатейливым образом докладная лейтенанта Старновского, сообщение майора Гаврилова и им подобных проницательных красных командиров, вкупе с грамотными справками, составленными оперативными работниками военной контрразведки, помогли органам НКВД принять меры к организованной эвакуации секретных документов и ценных грузов из приграничной зоны буквально за считанные минуты до начала войны. И это тоже факт.

Остальное было в руках армейского командования.

При вскрытии так называемого «красного пакета» командование 22-ой танковой дивизии было немало удивлено тем, что там сообщалось. План на случай войны предписывал 22-ой танковой дивизии отступить в район Жабинки, это примерно 30 километров восточнее города Бреста.

Оказавшись под внезапным, массированным артиллерийским ударом с сопредельной территории, эта танковая дивизия, дислоцированная в Южном городке города Бреста на расстоянии всего 3 километров от границы, сразу же понесла огромные потери. Возникшая неразбериха не переросла в панику только в результате умелых действий командования, которое в таких неимоверно сложных условиях все же сумело вывести основную часть дивизии по Варшавскому шоссе к мостам через реку Муховец и далее в район сосредоточения – Жабинки. При этом нужно учитывать, что им пришлось преодолеть и две железнодорожные линии Брест-Барановичи и Брест-Ковель. Что в свою очередь означало полное перекрытие движения на этом направлении.

Такая скученность войск на местах переправ и железнодорожных переездов не могла не привлечь внимание немецкого командования. Вражеская авиация постоянно подвергала бомбежкам наши войска на марше, что создавало дополнительные пробки.

Видя, что пройти через переправы просто невозможно, 22-ой стрелковый полк 22-ой танковой дивизии пешим ходом ушел вдоль реки Муховец в сторону Радваничей проселочными дорогами. Туда же устремились все лишенные своей техники остальные воинские части и подразделения 22-ой танковой дивизии.

Один из таких разрозненных отрядов шел по лесной дороге Брест– Пинск, когда внезапно они наткнулись на один из конных разъездов 1-ой кавалерийской дивизии немцев. Встреча произошла случайно на перекрестке двух дорог.

Немецкий головной дозор ушел вперед, боковой дозор, свернувший на перекрестке на запад, обнаружил ехавших навстречу мотоциклистов. Приняв их за своих, они спокойно дали им приблизится. Тем более те в свою очередь ехали спокойно, не стреляли. Это оказались русские.

Советские мотоциклисты, в свою очередь увидев на лесной дороге всадников, приняли их сначала за своих. Ведь какая у немцев может быть кавалерия? Да еще в нашем тылу? Кроме того, всадники, увидев мотоциклы с коляской, тоже продолжали ехать спокойно и не стреляли.

И хотя в это время где-то в стороне послышались редкие выстрелы, никого это особо не напугало. Ведь рядом свои, сейчас у них узнаем, что к чему. И как только солдаты поняли, что перед ними враги, началась смертельная перестрелка в упор. Здесь больше повезло немцам, все же сказалось, что они были на чужой территории. И они первыми среагировали. Два мотоцикла вместе с экипажем были расстреляны. Командир конного дозора обер-ефрейтор Штольц мастерски двумя очередями из своего МП-40 сразил красноармейцев с первого мотоцикла, с расстояния в пятьдесят метров. По второму начали из винтовок стрелять его подчиненные.

Но один из русских остался жив и тут же открыл ответный огонь из ППД. Автомат русского был серьезным оружием, и немцы, развернувшись, пустились наутек. В это время к ним на подмогу уже подходили спешившиеся всадники, которые вступили в бой как простая пехота.

Но и со стороны русских подъехал грузовик с красноармейцами в кузове. Разгорелся встречный бой на лесной дороге.