Текст книги "Три Толстяка 2.0 (СИ)"

Автор книги: Евгений Бороховский

Сцена 3

Дворец Трех Толстяков, зал заседаний. За длинным столом сидит Босс, погрузившись в изучение бумаг. Шеф с рассеянным видом прохаживается по сцене. Входит Генерал, весьма рассерженный.

Генерал: Ну знаете, это ж через кобылу в пень налево!

Шеф: Тебя укусила старая полковая лошадь?

Генерал: Нет, ужалил очередной «жучок», подброшенный твоими козлами!

Шеф: Да ты, брат, биолог…

Генерал: Хорош паясничать! До тебя твоя грёбанная служба информации доводит, что в городе делается? Или им интересно только кто с кем спит во дворце?

Шеф: Это не только им интересно. Ты тоже с большим интересом почитываешь дворцовые сводки, я помню. Но служба информации докладывает еще о многих других забавных вещах. Например, сегодня я получил подробный отчет о том, как доблестная гвардия разогнала взбунтовавшуюся чернь, захватила в плен «оружейника» Просперо и заставила бежать «гимнаста» Тибула.

Генерал: Чего-о? Просперо? В плен?..

Шеф. Именно. Ты не в курсе? Просперо схвачен и сидит в железной клетке в подвале дворца. Очевидно, в том самом, с шестом. Где ты любишь купать девочек в шампанском.

Генерал: Ой, кто бы говорил! Ты там бываешь чаще меня!

Шеф: Но обхожусь без шампанского. Жадничаю. В любом случае, там теперь клетка с Просперо – и никаких девочек, сплошные застенки. А на площади Суда плотники сооружают сто плах, чтобы рубить головы мятежникам.

Генерал: Бред! Я только что проезжал через площадь Суда, нет там никаких плотников!

Шеф: Разумеется. Но весь город знает, что плотники работают, а плахи строятся. И буквально завтра будет грандиозная казнь. Просперо выведут из железной клетки, связав железными же цепями…

Генерал: Из какой, к черту, клетки? Просперо смылся, и сейчас неизвестно где!

Шеф: Почему неизвестно? В подвале. (Генерал возмущен; Шеф продолжает со смешком). Только не в нашем, а в особняке своей поклонницы мадам Лилу. Улица Весенних Грез, 13. Но все знают, что он схвачен и сидит в железной клетке. Здесь, во дворце.

Генерал: Опять ты намудрил… На кой черт?

Шеф: Чтобы господин Просперо сидел тихо и не высовывался.

Генерал: А плахи?

Шеф: Чтобы боялись. Обыватель слышит про плахи – и сидит дома, пока твоя гвардия наводит полный порядок.

Генерал: Порядок? Гвардия? Ты ее видел, гвардию? Ты забыл: ее за последний год два раза сокращали и три раза урезали жалование. Шеф, ты знаешь, о чем говорят в гвардии? Что завтра ее разгонят на хрен! Потому лучше бы сегодня быть за того, кто понимает человека с ружьем. То есть, за кого? Пра-авильно – за оружейника Просперо!

Шеф: Генерал, у тебя в войсках забыли про дисциплину? Так напомни! Есть присяга, есть устав…

Генерал: Ты посмотри на этого земгусара! Бонапарт и Цезарь в одних штанах! Строем ходить научись, потом умничай. Когда солдаты стреляют в офицеров, какой тут устав… Вот я случай расскажу, тебе понравится. Отделение гвардейцев следует с дежурства в караулку. Здесь, во дворце. По дороге встречает наследника. И что думаешь, козыряют принцу, во фрунт становятся? Ага, щас! Окружают, матерят, только что в штыки не берут. Хорошо поблизости наш капитан Бонавентура случился – его боятся даже лютые отморозки. А то был бы у нас наследник, нашинкованный мелкими кусочками… (Шеф пытается перебить Генерала, но тот разошелся вовсю и не дает слова вставить) Ты думаешь, вчера мы победили? Куда там… Мой приказ просто застал гвардию врасплох – они и пошли. А там в них стали стрелять. Так что они защищали свои шкуры, а не наши. А потом у них были сутки на размышление. И если завтра опять начнется, не меньше половины личного состава перекинется к мятежникам. Тут один лейтенантик разглагольствовал: «Это ведь народ восстал, почему же мы в него стреляем»!..

Шеф: Распустил ты их. Если командование не будет менжеваться, то через пару-тройку дней все стихнет. Пожестче надо быть, Генерал! Пусть лейтенантов приструнят полковники, а рядовых – сержанты! Ты же видел: несколько залпов – и разбежались, кто куда. Где хваленый Просперо? Где вдохновенный Тибул? Прячутся по норам.

Генерал: А на улицах – трупы. А улицы – наши. И трупы – не вражеские. Дружище, я лучше тебя знаю, что можно сделать штыками и саблями. Так вот: сидеть на штыке неудобно. На сабле тоже.

Шеф: Ах, какие нежности! Никак доблестному герою страшно?

Генерал: Слушай, ты, балабол!..

Босс (сильно ударив по столу ладонью): Хватит! Держите себя в руках. Оба. Дело серьезное. Не смертельное – серьезное. Гвардия неплохо отстрелялась (Генерал пытается вмешаться), но Генерал прав: она ненадежна. Служба информации работает эффективно, но она решает только частные проблемы. (Шефу). Не перебивай, послушай.

Так вот. По порядку. Мы недооценили социальные последствия конверсии. Будем считать, это моя вина. Я и сегодня могу повторить: экономически все правильно. Нам не по карману военный бюджет, который мы тянем со времен гражданской войны. Мы не можем вбухивать миллиарды в производство оружия на радость господину Просперо и его приятелям. Конверсия необходима. Только вот в результате мы получили колоссальный всплеск безработицы. И оружейный магнат вдруг оказался народным вождем. Мы не учли, что он рискнет пойти ва-банк…

Шеф: Ну почему не учли, мы о таком варианте говорили…

Босс: Говорили. Но сочли маловероятным, сосредоточились на долговременных мерах и вчерашний мятеж застал нас врасплох. А его повторение может стать роковым.

Генерал: Ну так, Босс, о том ведь я и говорю!

Босс: Ты не говоришь, что делать.

Шеф: Душить в зародыше.

Босс: Зародыш уже вышел из утробы. Задушить его, наверное, можно. Только тогда мы станем убийцами невинного младенца.

Шеф: Репутационные потери отыграть не проблема…

Босс: Да черт с ней, с нашей репутацией – больше ее уже не испортить. Как бы ни повернулись события, мы – преступная клика, пролившая кровь своих сограждан. Что мы вытащили страну из полного дерьма, уже никому не интересно. (Шефу) Твой любимчик Раздватрис с тем же пылом, с каким сегодня рассказывает про наши великие свершения, завтра будет обличать кровавый преступный режим, который довел страну до полного вырождения.

Шеф: Этот может. Хороший танцор, ничего ему не мешает…

Босс: Я смотрю, с чувством юмора у нас все в порядке, а вот как насчет чувства реальности? Если мы будем решать проблему только силовым путем, то в случае проигрыша (а проигрыш возможен), рискуем потерять все. Включая собственные жизни. Хотите?

Шеф: Не очень.

Генерал: И что делать?

Босс: Думать. Ситуация застыла в неустойчивом равновесии. Большинство населения ненавидит трех толстяков, но боится. Лидеры оппозиции попрятались, но сознают свою силу. Почему бы не предложить почтенной публике решение, которое устроит всех…

Шеф: А… План «Б»?

Босс: Именно – долгожданное избавление от преступного режима!

Шеф: Что ж… в лицо нас никто не знает. Я вчера спокойно фланировал по площади во время митинга. И практически не рисковал. Во всяком случае, не больше, чем остальные участники этого увеселительного мероприятия. И ты, Генерал, спокойно находился среди гвардейцев – не опасаясь, что толпа кинется на одного из триумвиров…

Босс: На смену клике зажравшихся толстосумов приходит законный носитель высшей власти, внук последнего короля…

Генерал: Тутти?

Босс: Это был скепсис, Генерал? Напрасно. Да, наследник Тутти. Точнее, кронпринц Теобальд. Который уже достиг совершеннолетия и может быть провозглашен королем. То есть вариант, к которому мы готовились изначально, но, как выяснилось, непростительно затянули.

Генерал: Да уж, затянули… Его в народе кроют, как и нас. «Мальчик с Железным Сердцем»!

Шеф: С нашей же подачи так говорят. Потому что такая репутация куда лучше, чем реноме тюхи и мямли. Каковую малыш Тутти заработает в два дня, как только объявится в качестве монарха.

Босс: Не верно. То есть, да, конечно, как только Тутти займет престол, то легенда о «железном сердце» рассыплется моментально. И отлично! Публика будет в восторге, что у нас такой добрый и мягкий король! А мы всячески поддержим его в качестве министров и доверенных советников. Как незапятнанные сотрудники старого режима.

Генерал: Ну ты сказал – «незапятнанные»…

Шеф: А разве нет? Разве человек с твоим именем и фамилией имеет какое-то отношение к проклятым толстякам? Да и комплекция у тебя не такая уж крупная…

Генерал: Ты это моей жене объясни. Все равно – ерунда это. Мы же обсуждали: Тутти – слабак, нужен авторитетный премьер. Просперо, что ли? он нам направит…

Шеф: Да уж, у Просперо не забалуешь… Ты прав, вынужден согласиться. Без авторитетного премьера ничего не выйдет. А где его взять? Негде…

Босс: Отчего же. Есть человек, которого знают и уважают все, и который к нынешней сваре совершенно не причастен.

Шеф: Кто же это? Железный Дровосек? Всадник Без Головы? Капитан Немо? Добрый доктор Гаспар?

Босс: Ах, как мы ироничны! Именно – Гаспар Арнери.

Генерал: Ну вот, приехали. Босс, нам не надо лететь до звезд и ловить лису за хвост. А из камня сделать пар я и сам могу. Из главного калибра.

Шеф: И ведь верно говорит – откуда что берется! Доктор Гаспар, конечно, непревзойден в своих лабораториях, но тут ведь с людьми надо управляться, а не со сферическими конями в вакууме. Странная идея, Босс, извини.

Босс: Только на первый взгляд. Вы сейчас рассуждаете, как обыватели – только информированные. «Кабинетный ученый» – да? Но в случае с Гаспаром первое слово не важнее второго. Он – ученый, притом гениальный. Он безукоризненно логичен и абсолютно честен. А потому, принимая решение, будет руководствоваться логикой, а не демагогией. Я ведь у него учился… Ну как же:

Арнери: Коллеги, общая польза никогда не равна сумме представлений о пользе отдельных индивидуумов…

Босс: Ну и потом: какая разница? Важно то, что ему все верят. Меня куда больше беспокоят Тибул и Просперо. Тибул – человек творческий, а потому исключительно упрямый, я не очень понимаю, как с ним вести дело…

Шеф: Творческому человеку нужны условия для творчества. Думаю, тут есть предмет для переговоров.

Генерал: Да? Видел я, как твои фискалы с ним общались. Пух и перья от них летели! Принципиальный, гад…

Шеф: Принципы не помешали маэстро переспать со всеми своими актрисами и принять от нас дюжину премий и званий. Человеку, столь любящему вино, женщин и вкусный завтрак по утрам, всегда можно сделать предложение, от которого нельзя отказаться. Это вам не Просперо: у того все было, а сейчас остались только яйца. Зато стальные.

Генерал: Было, не было… Это конкретный пацан. Мы его прижали – он ответил. И разговаривать с ним надо конкретно. Прикажи своим топтунам доставить его по-тихому, побеседуем…

Босс: Ладно, ввяжемся в драку – а там посмотрим. Согласны?

Генерал: А что делать? Не с чего, так с бубей…

Шеф: За неимением гербовой, пишем на туалетной.

Босс: Стало быть, не против. Что ж, пора мне поговорить с моим старым учителем, доктором Гаспаром…

Свет гаснет.

Правитель и Мудрец

 
Правитель и Мудрец? Сюжет банальный!
Не слушая советов Мудреца,
Останется Правитель без венца.
Не слышать голос мудрости – летально,
Поскольку знает истину Мудрец,
А без нее Правителю – конец.
Но мы и этот развернем сюжет:
Правителю сейчас дадим мы слово.
Не так уж это, если честно, ново,
Но все же необычно. Разве нет?
И разве власти не противна правда?
Она мешает жить – оно им надо?
Кто вешает лапшу на наши уши?
Не только предержащие, отнюдь!
Борцы за правду меньше врут? Ничуть!
Не лучше ли внимательно послушать?
Бог отделил в Начале свет от тьмы —
Так, может быть, попробуем и мы?..
 

Сцена 4

Одна из комнат во Дворце Трех Толстяков. Пока пуста, но за сценой слышится разговор, точнее монолог – голос становится громче по мере приближения. Это доктор Арнери пытается получить объяснения у сопровождающего его капитана Бонавентуры…

Арнери: Возможно, я погорячился, назвав ваши действия произволом, но это, по крайней мере, просто невежливо – выдергивать человека из его дома и тащить неведомо куда, не предоставив никаких вразумительных объяснений…

Капитан молча указывает на одно из двух кресел в центре комнаты.

Арнери: (машинально) Благодарю вас. А впрочем, за что, собственно, мне вас благодарить? Нет, я все, конечно, понимаю, вы на службе. Вы передали мне это так называемое приглашение. Я вижу, что нахожусь во дворце трех толст… простите, триумвиров, но неужели Вам так сложно предоставить мне минимум разумной информации, кому и зачем я здесь понадобился?

Бонавентура молча застывает в дверях… Доктор пожимает плечами, смиряясь с очевидной неразговорчивостью своего сопровождающего и готовится присесть в кресло.

Арнери: Что ж, я полагаю, мне придется подождать ответов от кого-то другого, более общительного… (звонок его мобильного телефона. Не сразу сориентировавшись, суетится в поисках аппарата и, наконец, отвечает). Да-да-да, я вас слушаю…

Босс (появляется в глубине сцены за спиной Арнери, но это пока еще телефонный разговор – громкая связь не включена): Доктор Арнери, профессор! Возможно вы меня не узнаете…

Арнери: Простите великодушно – с кем имею честь?

Босс (продолжает, фактически проигнорировав вопрос): …а я ведь так и не дождался обещанной авторской копии ваших комментариев к «Левиафану»… Та наша дискуссия об условиях, необходимых и достаточных для одностороннего расторжения социального контракта, помните?

Арнери (оживляясь, и словно забыв о своем положении): Как же, как же, вы тогда утверждали, что достаточно не настаивать на отрицании принципа разделения властей, и все противоречия исходного текста легко преодолеть. Интересное, конечно, но все же это упрощение. Несколько поверхностно для одного из моих лучших студентов… Но надо признаться, мой подход тоже был далеко не безукоризненным, и я решил не публиковать эту работу. Это единственное оправдание, которое я могу предложить.

Босс: Это единственное оправдание, которое я готов принять. Настоящий ученый вечно в поиске. Очень рад возможности вновь с Вами пообщаться, профессор.

Арнери (наконец присаживается в кресло): Взаимно, коллега, взаимно. И, пожалуйста, оставьте эти формальности – «профессор» – мы с вами не в аудитории… (эта простая констатация возвращает его к реальности) Да уж, не в аудитории… Простите, но я не уверен, что нам дадут нормально поговорить… (понижает голос, глядя в сторону застывшего в дверях гвардейца) Видите ли, я сейчас не один и нахожусь… (переходит на совсем уж конспиративный шепот и прикрывает телефон ладонью) в приемной дворца трех толстяков… У меня нет ни малейшей идеи, что меня здесь ожидает…

Босс (понимающе): Ах, это… Ну конечно же. Простите доктор, мне стоило обеспокоиться этим с самого начала… (подходит к доктору и обращается к Бонавентуре) Благодарю вас, капитан Бонавентура, вы свободны. Не сочтите за труд заглянуть в канцелярию и поторопить их с подготовкой указа. Формулировка: доктор Арнери консультирует консилиум по починке куклы наследника… Черт, проклятый дворцовый жаргон! По лечению подруги кронпринца, разумеется. И пусть не скупятся на многозначительные недомолвки – чем больше противоречивой информации просочится в прессу и займет публику пересудами и сплетнями, тем лучше… (Капитан, коротко кивнув, выходит из комнаты). Извините за вульгарность, доктор – специфика профессии. Этот указ – ваше алиби. Чтобы объяснить визит во дворец и счастливое возвращение, если у кого-то возникнут вопросы (Арнери все еще в недоумении, но пытается что-то сказать. Босс останавливает его). А ваш отказ описывать подробности можно будет легко объяснить «подпиской о неразглашении». Ну и вашей природной деликатностью, конечно. В конце концов, не каждому обывателю дано разобраться в тонкостях ваших последних исследований в области гормональной нейро-фармакологии… Главное, вы сумели восстановить исправное функционирование куклы наследника.

Арнери: Куклы?

Босс: «Кукла наследника Тутти» – это прозвище подруги принца, актрисы Суок. Она сравнительно недавно была примой в театре маэстро Тибула… Я понимаю, у вас множество вопросов, но наше время ограничено, поэтому давайте перейдем к делу, многое выяснится в процессе разговора. Нам необходима ваша помощь…

Арнери: Нам?

Босс: «Комитету национального спасения», чаще именуемому просто «три толстяка», для осуществления его основной функции – национального спасения – необходима помощь ученого с мировым именем, не вовлеченного в политические дрязги. Возможно, это слегка запоздалое решение – трезвый и тщательный анализ ситуации непредвзятым человеком мог бы нам пригодиться задолго до сегодняшних событий…

Арнери: Не пытайтесь ко мне подольститься, молодой человек. Довольно всего на мою голову, чтобы я еще думал как отделить суть от ваших словесных реверансов… (обрывает сам себя, изумленно глядя на собеседника: до него начинает доходить смысл услышанного) То есть, вы хотите сказать, что вы – один из… НИХ? Но как же? (делает жест, как бы показывающий фигуру очень толстого человека)…

Босс: Вы о внешнем виде? Не мне объяснять это человеку, преподававшему нам теорию социального мифотворчества (явно цитируя): «Общественное мнение (или, если угодно, народное сознание), удивительно склонно к упрощениям». Агитаторы Просперо уловили суть претензий к власти, облекли их в доступную форму и постарались растиражировать: «Толстосумы пьют народную кровь и жируют за ваш счет». А толпа еще больше упростила этот штамп: «Толстяки». Просто и понятно: заплывшие жиром жадные глазки, щеки, нависающие над засаленными воротниками, не сходящиеся на безмерных животах камзолы – таких очень легко презирать и ненавидеть.

Арнери: Весьма отталкивающий образ получился – Вам не обидно?

Босс: Нисколько. Напротив, помогает поддерживать форму. Наглядно представляешь, чего хотелось бы избежать. К тому же, это взаимовыгодное упрощение – мой коллега, шеф службы информации, с радостью ухватился за этот миф, как за эффектную маскировку, и теперь нам не приходится беспокоиться об опасности быть узнанными той самой толпой. Особенно, когда гремят выстрелы.

Арнери (вскакивает, говорит взволнованно, все сильнее заводясь с каждым словом): Как легко вы об этом говорите! «Выстрелы…» Это же ваши солдаты стреляли! Они убивали, убивали людей, понимаете? Вы им приказали, и они убивали! Я там был, я видел – пустые глаза, кровь – черная в темноте… я трогал холодные лбы… Вы же убийца, вы все убийцы!.. (замолкает, словно задохнувшись собственными словами).

Босс (тщательно подбирая слова, с мягкой интонацией, но очень настойчиво): Доктор, пожалуйста… Давайте так – сначала следствие, или по крайней мере, последнее слово обвиняемого, а уж затем – приговор. Вы были на улицах, вы все видели своими глазами. Не откажетесь ли ответить всего на три вопроса, чтобы не было разночтений?

Арнери (обессиленно, махнув рукой, падает в кресло): Спрашивайте, я в вашей власти.

Босс: О власти потом. (встает, прохаживается по сцене) Скажите, как началась стрельба?

Арнери: (начинает как бы через силу, но постепенно расходится) Ну… Был многолюдный митинг, были речи, потом митингующие двинулись ко дворцу, перед дворцом был строй гвардейцев, потом… А кто же начал стрелять? Я не понял. В гвардейцев бросали камнями, и… Да, было несколько выстрелов со стороны восставших. В ответ – залп… И еще, и еще…

Босс: Спасибо. Далее – вы видели трупы на площади. Скажите, это были исключительно штатские?

Арнери: Нет, там были люди в форме, и довольно много. Значительно меньше, чем гражданских, но тоже немало.

Босс: А как они были убиты? Забиты камнями?

Арнери: Камнями? Нет, их застрелили. Я хорошо помню со времен смуты, как выглядят раны от пуль – мне тогда много приходилось оперировать раненных в перестрелках…

Босс: То есть, что же получается? Возбужденная толпа – причем, отнюдь не безоружная – хочет атаковать дворец. На ее пути стоит гвардия. У гвардейцев работа такая – защищать дворец. В них бросают камни и стреляют. Они стреляют в ответ. Начинается бой, в котором гибнут люди с обеих сторон. Гвардейцы побеждают, потому что они лучше обучены и организованы. Но разве вы можете сказать, что они убивали ни в чем не повинных и беззащитных людей? (останавливается перед Арнери) А, профессор?

Арнери: Я… Нет, так я сказать не могу.

Босс: Поверьте, я скорблю о погибших, не меньше вас. И о гвардейцах, и о повстанцах. И я готов признать свою вину во вчерашней трагедии. Но! Только разделив ее с господином Просперо. Это он вывел людей на площадь. Это он дал им свеженькую продукцию своих оружейных заводов. Это он призвал идти на штурм дворца. (опускается в кресло) Не останови гвардейцы восставших, вы бы, возможно, трогали мой холодный лоб, дорогой доктор. Двое из нас тоже были вчера на площади, и спасло их только то, что Просперо, единственный из главарей мятежа, кто знает нас в лицо, столкнувшись с энергичным сопротивлением, уклонился от руководства штурмом и скрылся, когда гвардия открыла ответный огонь. Он ведь очень осмотрительный человек, наш храбрый оружейник. И не рвется сложить голову в безнадежной драке.

Арнери: Погодите, тут что-то не вяжется. Если Просперо скрылся, как же он был арестован?

Босс: А кто сказал, что он арестован?

Арнери: Ну… люди говорят…

Босс: Вы уже сами поняли, что это не самый надежный источник, правда? Просперо на свободе, он прячется. А слухи о его аресте распускает наша служба информации.

Арнери: Но он легко может это опровергнуть, просто в любой момент появившись перед народом…

Босс: …И наверняка сделает это, когда будет полностью уверен в успехе. Вчерашнее выступление провалилось, и пока что он опасается за свою шкуру. Более того, он уверен, что образ мученика в лапах ненавистных толстяков вербует для него новых сторонников.

Арнери: Получается, что вы играете ему на руку! Зачем? На что вы рассчитываете?

Босс: Расчет! Хотел бы я, чтобы все наши действия были результатом тщательного расчета… Увы, мы наделали немало ошибок. Две из них могут оказаться фатальными, и время работает скорее не на нас. Так что наш план строится больше на интуиции. Как человек ученый, вы наверное не склонны доверять таким эфемерным материям, доктор?

Арнери (успокаиваясь и входя в привычную роль): В научных исследованиях часто приходится полагаться на интуицию… Правда, интуиция, как правило, основана на обширном опыте наблюдений и обобщений… но это явно предмет для другого разговора. Позвольте мне перефразировать вопрос – на что вы надеетесь?

Босс: Мы надеемся, что Просперо достаточно осмотрителен, чтобы пока отсиживаться в безопасности. И достаточно самоуверен, чтобы считать, что время работает исключительно на него. Счет идет, максимум, на дни, и вопрос только в том, кто сумеет ими лучше распорядиться. И в этом мы надеемся на вашу помощь.

Арнери: Почему вы считаете, что я соглашусь вам помогать?

Босс: Потому что на сегодня у нас с вами – общая цель, доктор. Не допустить повторения трагедии. Во избежание новых смертей, нам с вами за несколько дней предстоит сделать то, чего «чрезвычайному триумвирату» не удалось за несколько лет, несмотря на все успехи в экономике и внешней политике.

Арнери: Те самые критические ошибки, которые вы только что упомянули? Нельзя ли поподробнее?

Босс: Во-первых, мы прозевали превращение оружейного магната Просперо в революционера. «Оружейник Просперо, вождь восставшего народа» – до сих пор звучит как не очень удачная шутка.

Арнери: Ну отчего же, многие из тех, кого мне довелось слышать на улицах города, провозглашали это более чем серьезно и даже с энтузиазмом.

Босс: Я понимаю и принимаю вашу иронию, доктор. Как порой выражается мадемуазель Суок, «это так правдоподобно, что просто не верится». Конечно, мы понимали, что Просперо нельзя доверять, просто из тактических соображений старались находить компромиссы, удерживать амбиции Просперо в рамках. Но потом ситуация вышла из-под контроля…

Арнери: Позвольте мне догадаться – конверсия?

Босс: Задним числом это кажется очевидным. Но то, что один из наиболее важных компонентов нашей экономической реформы в отношении Просперо сработает с точностью до наоборот, стало для нас неприятным сюрпризом.

Арнери: Кажется, я вас понимаю – конверсия была экономически необходима и заодно должна была бы ослабить позиции Просперо…

Босс: …Если бы прошла по нашему сценарию. Просперо были предложены неплохие компенсации, но он демонстративно остановил самые крупные из своих производств, выкинув на улицу десятки тысяч рабочих. Излишне говорить, на кого была возложена ответственность – вчера вы были свидетелем как развернутая им антиправительственная кампания едва не увенчалась успехом.

Арнери: И вы проглядели подготовку этой кампании?

Босс: Вернее будет сказать – проигнорировали. Я тоже сперва поддался искушению свалить все на шефа службы информации. Слышали бы вы образчики ненормативной лексики, которые позволил себе ваш ученик в разговоре с ним! Наш третий коллега, матерый генерал, привычный к казарменному жаргону, краснел от смущения, как невинная гимназистка. Но я быстро осознал, что происшедшее в большей степени моя вина.

Арнери: Почему вы так решили?

Босс: Да потому, что не было никакой особой, тем боле секретной, подготовки – все было практически на поверхности. Была ежедневная, набившая оскомину вульгарная демагогия – о патриотизме, о происках врагов, об отечестве в опасности… Откровенная чушь ведь! Вы заметили опасность для отечества?

Арнери: Да нет – даже в самый разгар кризиса, когда страна была реально беззащитна, никто из соседей не дал нам ни малейшего повода опасаться военной агрессии. Им самим сейчас не до того.

Босс: Не правда ли? Я это понимаю, вы это понимаете, и этого не мог не понимать Просперо. Но ему так было выгодно. А мы не учли, насколько этот человек уверен в собственной непогрешимости. Если ему не нравятся ваши действия, и самое простое им объяснение – «предательство национальных интересов», то он с легкостью примет это объяснение, не вдаваясь в подробности. Не говоря уже о том, что в его понимании национальные интересы не могут ни на йоту отличаться от его собственных.

Арнери: Ваше описание характера Просперо очень близко к классическому диагнозу мегаломании.

Босс: Браво, доктор, вы попали в точку, хоть патопсихология и не ваш конек. Видите ли, то, что для меня и моих коллег из «комитета национального спасения» не более чем средство, для Просперо – абсолютная цель.

Арнери: Вы имеете в виду власть?

Босс: Что же еще? Мы просто используем власть в своих целях – не будем кривить душой, в том числе, эгоистичных, корыстных целях – тогда как для Просперо нет цели превыше личной власти.

Арнери: Понимаю – что бы вы ни предложили, этого всегда будет недостаточно…

Босс: К великому сожалению. Просперо не прагматик, а фанатик, но мы поняли это слишком поздно. В результате ему удалось представить конверсию как двойное предательство народных интересов – ухудшение уровня жизни и уязвимость страны для внешних врагов. Особенно обидно, что происходит весь этот бардак, когда наши реформы наконец-то стали приносить реальные плоды.

Арнери: А вы не выдаете желаемое за действительное? Люди на улицах только и говорят о дороговизне, нищете и социальной несправедливости…

Босс: О, и они наверняка в это искренне верят. Но вы же, настоящий ученый, и наверняка можете отличить факты от эмоций. А каковы же факты? Вчера, например, наш дорогой маэстро Тибул, когда обращался к вам за убежищем, не опасался ли он, что (зачитывает с листа, который извлекает из лежащей на столе папки) «эти сквалыги лавочники не задумываясь продадут меня с потрохами гвардейцам Трех Толстяков»?

Арнери: Как вы?..

Босс: Это вопрос не ко мне, а к шефу службы информации. Информацию эта служба добывает виртуозно – и я предпочитаю не знать, какими способами. Так вот, «продажные» – ключевое слово. Продавать – это их работа, и в последнее время у них нет дефицита товаров, которые можно продать, а главное, у их покупателей есть чем заплатить за эти товары. Вы можете осуждать их за отсутствие симпатии к восставшим?

Арнери: Но они составляют относительно небольшой процент населения…

Босс: Вы думаете, что к лучшему изменилась только жизнь немногочисленных торгашей? Вот коротенькая заметка – кстати, из свежей оппозиционной газеты: «Перед началом лицемерного фарса, задуманного как способ отвлечь народ от героической борьбы за свои интересы, конферансье начал цинично поздравлять собравшихся с поражением восстания, но простой мастеровой из толпы запустил в него недоеденной лепешкой, которая залепила рот продажному фигляру». Оставим в стороне стилистику – хотя она и ужасна. Подумаем вот о чем: если бедняк выражает протест, бросаясь едой, не кажется ли вам, что представление о «тотальной нищете» несколько преувеличено?..

Арнери: Возможно, вы правы в своей оценке экономической ситуации в целом, но что толку если, и вы сами это признаете, вас ненавидит народ…

Босс: Пожалуйста, доктор, не опускайтесь до банальностей. «Народ» это такое же вульгарное упрощение как «три толстяка», к тому же еще и вторичное. Что в данный момент объединяет восставших? Только одно – желание пинком под толстый зад прогнать зажравшихся тиранов. Одна карикатура породила другую – «восставший из-под гнета народ»… Вы были вчера на площади – кого вы там видели?

Арнери: Ну как же, как же, я ведь даже записал в своем дневнике (достает из кармана блокнот, листает, читает). Там были… ремесленники, рудокопы, матросы… студенты… артисты, учителя и бродяги, врачи и дворяне, простолюдины…

Босс: Безукоризненная наблюдательность, доктор. А теперь допустим, на минуточку, что восставшие победили и избавились от нас. Как вы представляете себе послереволюционную идиллию?

Арнери: Люди станут хозяевами своей жизни…

Босс: Да-да… Матросы будут терпеливо ждать на берегу, пока портовые рабочие и рудокопы будут торговаться о цене за погрузку руды на корабли, капитаны которых – ваши вчерашние студенты, доктор – лишившись выгодных фрахтов, не смогут платить матросам жалованье? Врачи станут бесплатно лечить бедняков, отказавшись от гонораров, которые привыкли получать от дворян? А благосостояние учителей будет неуклонно расти за счет налогов, которые перешедшие на сторону революции гвардейцы будут исправно, но деликатно, собирать с зажиточных бродяг?.. Ах, доктор-доктор… Посадите за один стол представителей всех перечисленных вами групп – и смело открывайте букмекерскую контору по приему ставок, на какой минуте начнется первая потасовка, а когда дело дойдет и до кровавых разборок.

Арнери: Если проблему не утрировать, любые противоречия можно разрешить. Группы выдвинут своих представителей, которые будут договариваться, отражая волю большинства…