Текст книги "Поход скорпионов"

Автор книги: Евгений Лобачев

Соавторы: Андрей Силенгинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Я тупо уставился на карту. Вверху – долина и жирный полукруг – стена Арзакены. Чуть ниже, слева и справа – острые треугольники гор (по словам разведчиков в этом месте почти нет предгорий, огромные пики рвутся к небу чуть ли не у самых городских предместий). Между горами – узкое длинное ущелье в три парасанга длиной, по дну его течет река, питающая водой Арзакену; слева и справа в главное ущелье вливаются ущелья поменьше, и по ним тоже текут ручьи и речушки, берущие начало высоко в горах, у ледников. Если верить разведчикам, по весне все они вздуваются, превращаясь в беснующиеся смертоносные потоки.

– Сейчас не весна, но воды в этих речках еще предостаточно, – сказал Гиеагр. – Если все пройдет, как я задумал, в Арзакене и пикнуть не успеют.

Глава 5

Дочитав до этого места, я прервался, чтобы успокоить нервы, прогнать темноту в глазах, осторожно разжать побелевшие пальцы и избавиться от желания разорвать папирусы в клочья. Чем думал Мильк, сначала посмев назвать скорпиона «восьминогой гадиной», а потом дав мне прочесть это, – не знаю. Вроде скудоумием парень не отличался.

В конце концов, сумев вернуться в более или менее спокойное состояние, я подумал и… сделал на этом месте в папирусе небольшую прореху. Кто знает, возможно кому-либо действительно будет любопытно ознакомиться с рукописью Милька. А моей терпимостью отличается далеко не каждый.

Странные мысли порой лезут в голову в то короткое время, когда сон уже отступил, но сознание еще не готово работать в привычном ритме. Не то слишком умные, не то абсолютно бредовые, сразу и не разберешь.

Потом вроде бы разбираешь. Становится понятно, что ничего умного в полусонных идеях нет и быть не может. Но выкинуть их из головы, избавиться окончательно от каких-то неясных тревог и волнений бывает не так-то просто.

Примерно то же самое сейчас со мной и происходило. Продрав глаза и увидев над головой низкий потолок тента, я начал думать. Занятие вообще-то правильное, положительное, только время я для него выбрал неподходящее. Сначала не мешало бы проснуться окончательно, плеснуть в лицо пару пригоршней холодной воды, а может, и перекусить чего-нибудь…

Но разум и здравый смысл не всегда идут рука об руку. Мысли меня одолевали, и ничего с этим поделать я не мог. Думал я, что вот лежим мы с Глазом в повозке и мирно похрапываем. Ну я-то, предположим, уже нет, а вот Глаз рулады выводит знатные… В любом случае, доверились мы варвару, который везет нас в своей повозке в Скваманду – как мы полагаем. А откуда я это точно знать могу? Продрых ведь одним богам известно сколько времени. Кажется, вечереет уже. Быть может, коварный варвар, едва только мы заснули, лошадку развернул да прямиком в свою Андронию направился. И окружает нас сейчас почетный эскорт из стражников Непосвященных.

Здравый смысл постарался проснуться и посмеяться над этими абсурдными предположениями. За какими такими бесами сдались Непосвященным два скромных разбойника-скорпиона, никогда в их краях не бывавшие? Тщетно… В дальнем уголке уже вроде бы бодрствующего сознания все-таки неприятно копошился черный комок нелепой тревоги.

Мне казалось, что повозку трясет сильнее, чем должно было – на ровной и укатанной дороге близ столицы. Чудились чужие приглушенные голоса на незнакомом языке. Услышав крик птицы, я почти убедил себя, что такой птицы в наших краях отродясь не водилось…

В общем, помучившись так несколько минут, я, презирая себя и мысленно ругаясь последними словами, повернулся набок и отодвинул полог тента. И в спускающихся сумерках увидел то, что и должен был увидеть, – к дороге жались домишки знакомой мне деревни. До Скваманды оставался час езды, не больше.

Я снова лег на спину. Спать уже не стоит, а вот поваляться минуток пять – десять не мешало бы. Голову свою дурную в порядок привести. Подумать не о воображаемом коварстве варвара, не о несуществующих кознях и интригах, а о чем-нибудь совсем простом, обыденном. Завтрак вот хорош был, да, божественный был завтрак…

Не меняя позы, я почесал в затылке. Нормальный был завтрак. Но ведь ничего особенного – обычная свинина, зажаренная на углях, свежий хлеб, овощи, фрукты. Что я, виноград раньше не видел или год от мяса воздерживался? А ведь готов был чуть ли не по-звериному рычать, зубами рвать мясо… и того, кто попробовал бы у меня это мясо отнять. Да разве только я – Глаз тогда от меня мало чем отличался, ничего мы, кроме еды, не видели и знать ничего не хотели. Странно все это, подозрительно…

Решительно тряхнув головой – чтоб мозги встали на место, – я рывком сел. Лаита, сидевшая, по-моему, в той же самой позе, что и утром, едва заметно вздрогнула. Все, пора просыпаться окончательно. Что еще через минуту мне подозрительным покажется? Голодны мы с Глазом были, зверски голодны – за сутки кроме скудной закуски в харчевне у Суслика ничего в свои утробы не закинули. А повариха Лаита и впрямь знатная, Эписанф не врал. Чего уж удивляться, что простая, но вкусная и сытная еда нам пиром богов показалась?

Пробравшись мимо все еще посапывающего Глаза, мимо корзин с провиантом и забившейся в угол рабыни, я вылез на вольный воздух. Потянулся, зевнул, по щекам себя чувствительно похлопал – это вместо умывания вполне сойти может при необходимости. После душноватой повозки дышалось до одури легко. Дневной зной я очень удачно проспал – вечерняя свежесть заставила меня даже слегка поежиться. Напившееся крови солнце готовилось спрятаться за горизонтом.

«Молодец Эписанф, – добродушно подумал я, – сумел-таки выжать из своей клячи больше, чем я от нее ожидал. В столице мы будем еще дотемна, можно поужинать в каком-нибудь достойном заведении. Трапеза на траве – вещь приятная, но этого мы еще успеем отведать не раз, не стоит перебарщивать, когда есть возможность покушать культурно, за столом. В Скваманде есть очень приятные местечки, а если Эписанф, взяв с собой вдосталь провизии, не поскупился и на свои драхмы… Гуляй, Бурдюк, пока есть возможность. Доберемся мы до Проклятых Земель или нет – на все воля Скорпиона».

Усмехнулся я своим мыслям, соскочил на дорогу и поравнялся с кобылой – для этого мне пришлось даже пробежаться. Ухватившись рукой за оглоблю, я заскочил на козлы рядом с Эписанфом. Тот встретил меня сонным взглядом. Ничего, старик, ночью отоспишься. Перед визитом к Тарантулу это не помешает…

– Далеко до Скваманды? – подавив зевок, спросил Эписанф.

– Нет, – помотал я головой. – Вон тот холм видишь? На него поднимемся, оттуда город уже виден будет.

Варвар кивнул и все-таки зевнул, рискуя вывернуть рот наизнанку. Дал кнута лошади, которая прореагировала на это с философским спокойствием, и снова завел разговор. Чтобы не заснуть, я думаю.

– В город будем въезжать?

– Будем. – Я кивнул. – Столица – это тебе не Хроквер, город большой. На солидном постоялом дворе остановимся, ничего с повозкой до утра не сделается. Если, конечно, хозяину пары-тройки дзангов не пожалеть. Поужинаем, выспимся – и к Тарантулу.

– Я все же хотел бы знать… – начал было Эписанф.

– Узнаешь, – отмахнулся я. – О тебе же забочусь, честное слово. Ты ведь сейчас и спать хочешь, и пожрать бы не отказался, разве не так?

– Так, но… – Варвар не понимал, куда я клоню. А все просто было.

– Ну вот! – Я хлопнул его по плечу. – А узнаешь подробности – и сон, и аппетит потеряешь, точно тебе говорю. Цени мою заботу.

Не могу сказать, что мои слова здорово приободрили варвара, но настаивать он не стал. А мы как раз взобрались на холм.

– Притормози-ка свою кобылу, Эписанф.

Твердое, укатанное полотно дороги неласково встретило мои пятки, когда я соскочил с повозки. Отойдя немного в сторону, я встал на самой высокой точке холма. Конный ли, пеший – я всегда здесь останавливаюсь, хотите верьте, хотите нет. Не найдется другого места, откуда столица была бы видна как на ладони.

Люблю я Скваманду. Постоянно жить там вредно для моего здоровья – столичная стража мало похожа на сонную и ленивую охранку Хроквера, – но бывать стараюсь почаще. Нет города красивее и величественнее во всем мире, а я-то во всех двенадцати Землях побывал, каких только чудес не видел.

Городская стена была настоящей стеной – высокой, неприступной, ощетинившейся сторожевыми башнями и бойницами. Круглые крыши домов – другой архитектуры столица не признавала – матово отсвечивают черной смолой все как одна. В центре города стоит главный дом, жилище Сына Скорпиона. Его крыша также черна, но покрыта не смолой, а черным мрамором. На таком фоне белый рисунок огромного скорпиона смотрится особенно впечатляюще. Скорпион выложен из костей разбойников и душегубов. Как обычно в такие моменты сердце сжалось, дыхание перехватило. И от преклонения перед великим символом, и… Где-то среди тех костей есть останки моего наставника, Тощего Карамаса. Быть может, вскорости и мне суждено пожертвовать косточку-другую для замены старых и иссохших.

Ну, тут я гордыню свою умерил. Рылом ты не вышел, Бурдюк, чтобы твои ребра на такое великое дело пошли. Кто был Карамас и кто ты… И по сей день молодым ворам рассказывают историю про то, как Карамас из опочивальни Сына Скорпиона вазу вынес. Да, ночную вазу, зато из чистого золота. Чтобы в такой дом залезть, смелости надо вдвое больше, чем мне отпущено. А чтобы назад живым вылезть – умения втрое. И удача, само собой, улыбнуться должна, в нашем деле без этого никак. Она от наставника моего только раз отвернулась, восемь лет назад. Впрочем, обычно второго раза и не требуется.

Ладно, перевел взгляд свой я дальше, на Храм. Прищурился. Показалось? Ладонь к глазам поднес – да нет, похоже, не показалось. Острое, изогнутое, смертельно опасное Жало на крыше, вонзенное прямо в небо, стало заметно выше. А ведь оно и без того было в двадцать два человеческих роста. Выше только знаменитый водопад в Лиане был.

Нынешний Сын Скорпиона, как только сан принял, сразу перед всеми зодчими Земли задачу поставил: устранить эту несправедливость, сделать так, чтобы ничто в мире не смело возвышаться над священным Жалом. Только желающих не нашлось, несмотря на щедрые посулы. Почему – понятно любому, знакомому с науками хоть немного. Мне, например. Было бы Жало вертикальным, проблем бы особых не возникло. Так оно ведь, во-первых, кривое, как и надлежит, во-вторых, под углом расположено. В этом угле вся прелесть, так Жало совсем живым выглядит. Настоящим, опасным. Видать, тот, кто Храм строил, дело свое знал. Только по этой самой причине он максимально возможный размер определил и точно выдержал. Потому казалось, что Жало держится на своем месте только чудом.

Сейчас это впечатление здорово усилилось. Неведомый мне мастер добавил к длине Жала добрых два роста, и глаза уверяли меня, что Жало уже падает. Я поймал себя на мысли, что встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого наваждения и убедиться, что Жало все так же грозно нависает над городом. Ай да зодчий, доведется его увидеть – пожму руку. Утер нос высокомерным водолеям. Пари могу держать, они ведь свой водопад намеренно строили выше Жала, чтобы потешить свое болезненное самолюбие. Пусть теперь знают свое место.

Рядом со мной что-то зашуршало, и я повернул голову налево. Оказывается, я так увлекся созерцанием нашей славной столицы, что не заметил, как Эписанф встал рядом. Губы мои сами собой растянулись в покровительственной улыбке – видно, величие Скваманды затронуло даже темную душу варвара. На его вытянутой физиономии застыло выражение человека, впервые в жизни узревшего нечто знаменательное. «Быть может, Непосвященные не ущербны по самой своей природе, – подумал я великодушно, – а просто несчастны, ибо обделены милостью богов? И если их вразумить, то будут они почти как нормальные люди?»

Изъян в такой логике, конечно, имелся. Ни с того ни с сего бессмертные боги не стали бы отворачиваться от варваров. Ведь даже грубые и неотесанные тельцы пользуются покровительством одного из Пантеона. А жалкие варвары готовы каждого мелкого лесного духа почитать за бога.

– Скажи, Бурдюк, – хриплым голосом обратился ко мне Эписанф, – этот скорпион… ну, тот, что на крыше… Я читал… Он что, на самом деле…

– На самом, – прервал я поток его красноречия.

Неуместная гордость тронула мне сердце. Значит, даже кое-кто из варваров слышал кое-что о Скваманде.

– Глаз все еще дрыхнет? – немного более резко, чем требовалось, спросил я. Не тот собеседник варвар, чтобы обсуждать с ним наши святыни.

– Что? А, Глаз… Да, наверное. Из повозки он не выходил.

Плотно задев плечом Эписанфа, я подошел к повозке. С того момента как я ее покинул, ничего не изменилось. Глаз действительно спал, запрокинув голову и широко раскрыв рот, а Лаита… Ну да, Лаита сидела все в той же позе. Изваяние, честное слово. Мне вдруг стало обидно, что она не посмотрела на столицу, не смогла оценить…

Я себя одернул. Что-то и вправду со мной не так, каша какая-то в голове. С накатившей злостью я дернул Глаза за ногу. Проснулся друг мой моментально и даже принял сидячее положение, растерянно хлопая глазами.

– Ты чего? – оформил он наконец свои мысли в слова.

– К Скваманде подъезжаем, – буркнул я. – Хватит спать.

Наверное, около минуты Глаз на меня молча смотрел. Умеет он смотреть. Не скажу, что лицо у него шибко выразительное, скорее наоборот – мимика не богаче наших с ним карманов. Но выразить многое взглядом своего единственного глаза – это да, в этом немногие с моим другом сравнятся.

В общем, довольно скоро этот сверлящий взор прошел сквозь мою толстую кожу, и я начал чувствовать себя неуютно. Я даже рад был, когда Глаз заговорил.

– Надо же, подъезжаем к Скваманде, значит, – сладким голоском пробулькал он, сокрушенно качая головой. – Действительно, какой уж тут сон… Какого беса ты меня разбудил?! – взревел он так внезапно и так громко, что даже Лаита вздрогнула.

– Так… почти приехали ведь, – сказал я, осознавая, что реплика моя звучит жалко.

– Почти! – Глаз затряс руками в воздухе. – Почти! Чего тебе неймется, скажи? Оказавшись возле какой-нибудь харчевни, я проснулся бы сам, так какой смысл выдергивать мне ногу?

Возразить мне было нечего, Глаз был прав. Сколько раз уже я имел возможность убедиться, что аромат доброй еды пробуждает его мгновенно. Пришлось перейти в контратаку.

– А чего это ты спишь, когда я уже проснулся?! – зарычал я, стараясь не уступить другу в экспрессивности.

Против этого аргумента у Глаза не нашлось возражений. Побуравив меня еще немного взглядом – но уже без вдохновения, а следовательно, и без прежнего эффекта – он просто улегся обратно, прошептав что-то одними губами. Сильно развитая интуиция подсказала мне, что это были отнюдь не комплименты в мой адрес, но по широте своей души я не стал уточнять.

– Поехали, Эписанф, – бросил я, снова устраиваясь на козлах.

– К воротам? – некстати решил спросить он.

– А что, твоя кобыла умеет ездить сквозь стены? – оскалился я, и варвар больше не проронил ни звука до самых ворот.

Ворота в столице знатные, под стать всему остальному. В три роста, дубовые, толстенные. Будь я стражем у ворот и задумай враг сломать их тараном, я бы даже не стал им мешать, честное слово. Я бы просто с любопытством и жалостью наблюдал за этими бесплодными потугами. Проще ногтями проковырять дырку в каменной стене.

Двое стражников лениво наблюдали за подъезжающей повозкой, не подозревая, что я мысленно ставил себя на их место. Впрочем, их расслабленность была кажущейся, на этот счет обольщаться не стоило. Едва Эписанф остановил лошадь – как и полагается, на расстоянии трех дюжин шагов – оба стражника взяли в руки тяжелые секиры, до того прислоненные к воротам.

Дав указание Эписанфу не делать резких движений и уж конечно не трогаться с места без моего разрешения, я медленно, опустив руки, подошел к стражам.

Один из них был довольно молод и молодость свою старался скрыть за пышными черными усами. Взгляд его из-под почти таких же густых бровей подчеркнуто суров, поза напоминает натянутую струну, пальцы на рукоятке секиры побелели от напряжения. Сразу видно, недавно парень в страже, а на такой ответственный пост, поди, и вовсе впервые назначен.

Второй стоит, привалившись к воротам, ладонь еле-еле секиры касается, тертое годами лицо выглядит почти добродушно. И… знакомо, будь я проклят.

– Михашир? – Язык мой сработал раньше мозгов. Но уж больно я удивился, увидев старого приятеля по академии у врат стольной Скваманды.

Он пристально вглядывался в мое лицо, наверное, целую минуту, и я уже подумал было, что обознался. Все-таки я помнил не знавшего бритвы отрока, нескладного и худощавого, а сейчас передо мной стоял крепкий широкоплечий мужчина с сединой в аккуратно подстриженной бородке. Да еще и в мундире столичной стражи.

– Рикатс! – вскрикнул наконец Михашир, улыбаясь так широко, как умел только он.

Моя радость заглушила досаду от режущих звуков своего прежнего имени. Михашир, кто бы мог подумать…

Я развел руки в стороны, и он, оставив секиру мирно стоять на своем месте, заключил меня в объятия. Здоров стал, ничего не скажешь. Когда-то на гимнастической арене я укладывал его на лопатки, даже не вспотев. Сейчас – не знаю. Не думаю, что хотел бы попробовать.

Молодой стражник тоже расслабился, убедившись, что я не собираюсь выхватывать из-за пазухи кинжал или заниматься чем-либо столь же самоубийственным. Улыбка тронула и его губы, но руки от оружия он не убрал. Школа. Уважаю.

– Старина Рикатс, как же я рад тебя видеть! – ревел Михашир. – Но во имя двенадцати богов, как ты дошел до такой жизни, что берешь в услужение варваров?

Он мотнул головой в сторону повозки. Мысленно я взмолился всем богам, чтобы ветер не донес эти слова до слабых ушей Эписанфа. А если уж он все же услышал, то пусть наберется благоразумия и не вякает.

– Нам просто случайно оказалось по дороге, – быстро и негромко сказал я. – Не вижу смысла отнимать у варвара его повозку, если его можно использовать в качестве возничего.

Михашир захохотал.

– Узнаю тебя, ты всегда был ленив сверх всякой меры.

– Скажи, Михашир, мне показалось, или Жало стало заметно выше? – спросил я, уводя разговор в сторону от Эписанфа… да и от моего прошлого, если на то пошло.

– Жало? – Друг моего детства посмотрел на меня с неподдельным недоумением. – Ты откуда свалился, Рикатс, оно уже две луны имеет именно такой вид.

– Две луны?! – Я схватился за голову. – Вот дыра… Я имею в виду Хроквер, где я сейчас живу. Такие громкие вести до сих пор не дошли до этого засиженного мухами темного угла.

– Ты, выходит, живешь в Хроквере? – Михашир поморщился. – Странное место ты выбрал, на тебя это не похоже. Почему…

– Ты мне так и не рассказал, кто сумел вознести Жало так высоко? – лихорадочно спросил я. Ко всему прочему, меня на самом деле интересовал этот вопрос.

– Ты не поверишь, Рикатс, – вздохнул Михашир. – Я бы и сам не поверил. Варвар, Непосвященный. Вроде того вот, – еще один взмах головой в сторону Эписанфа, – только помоложе. И здоровый, как конь.

– Варвар? – Я потряс головой. – Дожили… Куда же годятся наши зодчие, если не смогли сделать то, что под силу какому-то варвару? Головы бы им поотрывать.

– Сын Скорпиона так и сделал. – Михашир кивнул. – Не каждому, а через одного. Кому-то все-таки надо дома строить…

В очередной раз я подивился мудрости нашего правителя.

– А с этим варваром… как там его?

– Гиеагр. С ним Сын Скорпиона поступил воистину по-царски. Куда лучше, чем он того заслуживал, – мрачно добавил Михашир.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Не только отпустил с миром, но и выплатил всю обещанную награду, до последнего дзанга.

– Щедро… но справедливо, – пожал я плечами.

– Справедливо? – Михашир горько усмехнулся. – А ты знаешь, что этот самый Гиеагр вытворил в Земле тельцов на прошлой луне?

– Михашир! – Я воздел очи к небу. – Я живу в Хроквере. Я не знал даже, что делается в Скваманде. Как ты думаешь, знаю ли я, что этот варвар устроил у тельцов?

– Это был риторический вопрос, – уточнил Михашир. – Так вот, наши столичные чародеи собрались вместе, поднапряглись и наслали на поля этих дикарей хорошую такую армию саранчи.

– Милая шутка, – одобрил я.

– Милая, – согласился Михашир. – Если не считать того, что она не сработала. По вине этого самого Гиеагра.

– Ублюдок! – вырвалось у меня. – Как он это сделал?

– Я не знаю подробностей. Но поля тельцов остались нетронутыми.

Мы помолчали, безмолвно соглашаясь, что варвар есть варвар и его не переделаешь.

– Так ты, значит, в страже? – задал я бессмысленный, но практически неизбежный вопрос.

– Ну да. Подвернулся, понимаешь, удобный случай… Сейчас я уже тремя дюжинами командую, не пройдет и пяти лет, увидишь – встану над всей стражей Скваманды.

– Не сомневаюсь, Михашир, – искренне сказал я.

– А ты-то сам как? – услышал я вопрос, которого наивно старался избежать.

– Да, – я махнул рукой, – долго рассказывать. Вот что, Михашир. Сейчас время уже позднее, и я зверски хочу спать. Но я пробуду в Скваманде несколько дней, так что мы обязательно посидим, выпьем вина, вспомним былое…

Как бы я хотел, чтобы эта встреча действительно была возможной.

– Об этом и говорить нечего, обязательно посидим. – Михашир хлопнул меня по плечу. – От этого ты не отвертишься. Но хотя бы в двух словах. Я вижу, дорога здорово тебя потрепала… Чем ты занимаешься, Рикатс?

Михашир всегда отличался упрямым нравом. Я придумывал какой-нибудь подходящий и не располагающий к дальнейшим расспросам ответ. Как вдруг этот ответ раздался из-за моего плеча:

– Называй его лучше Бурдюком.

Это был голос Глаза. А я даже не слышал, как он подошел.

– Бурдюком?.. – Михашир растерянно переводил взгляд с Глаза на меня. – Но ведь… Я слышал… Тот самый Бурдюк…

– Тот самый, – легко согласился Глаз. – Открывай ворота, у Скваманды ничего к нам нет.

Михашир смотрел на меня. Я это чувствовал, но не видел, так как решил тщательно изучить песок под своими ногами. Прошло боги знают сколько времени, и Михашир, так ни слова и не сказав, постучал в неприметное закрытое окошко на воротах. Через несколько секунд они начали медленно и без скрипа открываться.

– Пошли, Бурдюк. – Глаз положил мне руку на плечо. – Надо пожрать, выспаться и валить подальше из этого славного города, где на каждого ротозея с толстым кошельком приходится двое стражников.

Он скорчил презрительную гримасу и первым пошел в открывшийся проем ворот. Я двинулся следом. Мне хотелось кого-нибудь убить. Глаза, Михашира. Или самого себя.

Уже в городе повозка поравнялась с нами, но ни я, ни Глаз не спешили садиться в нее.

– Знаешь, Глаз, – внезапно охрипшим голосом сказал я. – Часто ты не можешь связать двух слов – и я к этому привык. Но иногда мне хочется, чтобы ты вообще не умел говорить. За каким бесом ты влез?

– Да противно на тебя смотреть было, Бурдюк. Понимаешь? Одно дело, если б ты боялся. Если б стража Скваманды что-то к тебе имела. Но я-то знаю, что в столице ты даже с земли монету не рискнешь подобрать. Может, и правильно. Тебе просто стыдно было. Поэтому мне тоже стало стыдно. За тебя. И за ремесло. Почему ты считаешь стражника, этого пса, которого хозяин на привязи держит, выше себя?

Я не то чтобы не знал, что ответить Глазу. Я просто не хотел отвечать. Ничего я сейчас не хотел. В разговор встрял Эписанф, наклонившийся с козел к самому моему лицу:

– Так значит, твое настоящее имя…

Я коротко, без замаха врезал ему по зубам. Без всякой злости, просто это иногда помогает запомнить некоторые вещи.

– Меня зовут Бурдюк. Ясно?

Летопись Милька

– Нам нужно дней пять, полсотни плотников и невидимость, – сказал я, выслушав его план. – Есть все это у нас?

– У нас есть кое-что получше, – ответил Гиеагр. – У нас есть золото, на которое мы купим все, что нужно.

Ночь черным саваном распростерлась над ущельем. Такая темная, что даже ворам и убийцам не имело смысла выходить из дому. Мы сидели у входа в пещеру, не зажигая огня, в абсолютной мгле, вслушиваясь в странные звуки сумеречной жизни. Ветер ледяными пальцами пересчитывал мои ребра, и я плотнее кутался в плащ, с завистью вглядываясь в прихотливую, будто подражавшую небесным звездам, россыпь огоньков там, внизу, где ютилась у костров наша разношерстная «свита».

Помимо холода меня знобило и от дурных предчувствий.

Мы взбирались сюда несколько часов, буквально на себе втаскивая животных и телегу с добычей, моля богов, чтобы подкупленные нами люди не жалели своих варварских глоток и как следует выполнили свою работу на той стороне ущелья, отвлекая от нас внимание толпы. Чтобы задуманный Гиеагром спектакль удался, главные герои на какое-то время должны исчезнуть со сцены, раствориться, превратиться в тени, мелькающие где-то на периферии взгляда.

– У нас есть золото, – повторил Гиеагр, и я услышал, что он борется с зевотой. – И завтра мы пустим его в ход. Какая все-таки забавная штука жизнь. Сначала ты сражаешься за золото, а потом золото сражается за тебя.

Одним богам известно, как я пережил то утро. Помешанный на правдоподобности Гиеагр вознамерился или вытатуировать на моем лбу тотемный знак стрельцов, или, на худой конец, поставить клеймо: будто бы я – беглый раб из какой-нибудь далекой страны. Я спас свое чело, лишь вымазавшись сажей и грязью и переодевшись в вонючее рванье, найденное в глубине пещеры. Что поделаешь, как ни унизительно, какое-то время я должен был играть роль раба, но, во имя богов, с какой стати маска должна прирастать к лицу актера?!

Когда мое преображение было закончено, Гиеагр дал мне меч и туго набитый золотом кошель; все это я спрятал под лохмотьями.

– Все запомнил? – спросил герой, когда я был полностью готов.

Я кивнул.

– Отлично. Если мы выпутаемся из этой передряги, то исключительно благодаря тебе, – сказал он.

– Раз так, то мой погребальный курган должен быть на три локтя выше твоего. – Я попытался улыбнуться, надеюсь, не слишком вымученно.

– Непременно, – кивнул Гиеагр. – Я велю насыпать на твой курган шесть локтей отменного кизяка. Ну все. Пусть даруют тебе боги удачу.

Мы обнялись, и я двинулся вниз по склону.

Как ни крути, а мой спутник не только отчаянный душегубец, но еще и прожженный торгаш, проныра, каких свет не видывал. При первой встрече он ринется на вас, потрясая копьем и распевая во всю свою луженую глотку пеан [1]1
  В переводе с греч. «гимн, торжественная, хвалебная песня».


[Закрыть]; если же каким-то чудом вы устоите и сумеете отразить первый натиск, он отступит, но лишь на время, потребное на то, чтобы открыть сундук и выудить оттуда столько золота, сколько по его мнению вы стоите. (Конечно, если подкуп не повредит его бессмертной славе.) Если же и деньги не возымеют действия, великий герой отступит во второй раз и вернется ночью, чтобы во тьме перерезать вам горло. Одним словом, он добьется своего, чего бы это ему или вам ни стоило.

Да, он малый не промах, герой Гиеагр. Перед нашим исчезновением он трудился как пчела. Сунув монету одному, нашептав на ушко другому, послав куда-то с поручением третьего, мою часть работы он облегчил настолько, насколько это вообще было возможно в тех обстоятельствах. Меня даже почти не пытались убить, так, лишь несколько царапин, которые оставила на моей шкуре пика не в меру бдительного часового. Но это ерунда, главное, после долгого и опасного путешествия по незнакомым горам меня пропустили к человеку, от которого в тот момент зависела судьба нашего предприятия.

– За это золото можно купить с потрохами весь гарнизон Арзакены, так почему же твой приятель предлагает его мне? – Такой вопрос задал мне знаменитый разбойник со смешным прозвищем Капюшон. Он нависал надо мной краснорожей глыбой, подбрасывая на ладони кошель с деньгами с таким видом, будто примеривал камень для броска. В его глазах метались отблески костра, делая разбойника похожим на злобное божество лесных пожаров, лоб с безобразным лиловым шрамом пересекали борозды морщин. Всякий раз, опускаясь на его ладонь, запертые в кожаном чреве монеты жалобно звякали, и это звяканье отдавалось в моей душе погребальным звоном. К чести своей могу сказать, что на лице моем при этом не дрогнул ни один мускул, иначе я давно уже был бы мертв: по слухам, беспощадный Капюшон ненавидел трусов.

Свое прозвище он получил за удивительный нарост в виде широкой кожной складки, уродовавший его абсолютно безволосый затылок; при первом взгляде эта штука действительно напоминала капюшон. Думаю, боги отметили его этим знаком, заранее предвидя, каким скрытным, двуличным будет его носитель.

– Так что помешало герою Гиеагру, чья слава гремит по всем землям, поступить просто и заставило поступить сложно? – продолжал разбойник. – Почему бы ему просто не потолковать с двумя-тремя военачальниками из арзакенского гарнизона, купив их бегство в нужный момент? Зачем было искать встречи со мной и придумывать весь этот мудреный план? Предложение Гиеагра заманчиво, но я хочу быть уверен, что имею дело с умным человеком.

– Ты правильно заметил: слава моего товарища гремит по всем землям, – отвечал я. – А слава воина – нравная женщина, она капризна, как юная царица, и не терпит подозрений. Да, очень легко подкупить нескольких жадных военачальников: за горсть золотых в нужный момент они повернут поводья и бросятся наутек, вопя от притворного ужаса. Но как, скажи, поступить потом с молвой, которая растрезвонит по всему свету, что великий воин Гиеагр на поверку – всего лишь мелкий торгаш? Если сравнивать славу со зданием, то она из тех халуп, которые можно развалить одним неверным ударом молотка, каким бы прочным ни был фундамент.

– Да ты философ, – хмыкнул Капюшон. – Головорез и философ… Славную парочку Непосвященных занесло в наши края. Хорошо, я подумаю над твоими словами и утром дам ответ. Отведите его в палатку.

– Чтобы тебе лучше думалось, прими во внимание, что кошель в твоих руках – всего лишь задаток. Гиеагр не скупится, когда речь идет о важном деле, – сказал я, прежде чем последовать за своими провожатыми.

Сопровождаемый двумя стражниками, я вышел из шатра Капюшона. Чудовище-ночь уставила на меня бесчисленные глаза-костры. Их было много, слишком много для разбойничьей шайки. Такое количество костров могла запалить стоящая лагерем армия или кучка сорвиголов, желающих, чтобы их приняли за армию. Не думаю, чтобы мне позволили узнать что-то более определенное на этот счет: не в интересах разбойников было раскрывать свои маленькие секреты. Да и не до них было мне в тот час; тогда мне вполне хватало осознания того, что, проделав изнурительный путь по незнакомым горным тропам, к ночи я все-таки добрался живым до этого затерянного ущелья, выполнил поручение героя и, если того пожелают боги, встречу рассвет в мягкой постели и… живой. Знать бы еще, сумел ли я заинтересовать атамана разбойников предложением Гиеагра.