Текст книги "Поход скорпионов"

Автор книги: Евгений Лобачев

Соавторы: Андрей Силенгинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Фаэнира… Каюсь, я долгое время не принимал всерьез весь этот треп о женщине-призраке, бродящей в мире живых когда ей это вздумается. До тех самых пор, пожалуй, пока не получил возможность лицезреть ее лично.

В то время как в Земле стрельцов Мильк совершал глупости, а Гиеагр – подвиги, вокруг моей шеи уже обвился аркан, на другом конце которого лежали Проклятые Земли. Избавиться от него не было ни возможности, ни – что самое главное – желания. Мне оставалось только планомерно и деловито затягивать петлю все туже и туже.

Следующая часть нашего разговора была странной не только по содержанию, но и по форме. Мы сидели в ночной тишине, не глядя друг на друга, и молчали. Эмоции куда-то улетучились, внутри пустота какая-то… Проходило иногда четверть часа, а иногда и побольше, прежде чем молчание разрывалось двумя-тремя фразами. Потом все повторялось.

– Так в Проклятых Землях ведь люди не живут. – Это Глаз.

– Сходи, проверь. – Это я.

Да, неплохо бы порасспросить о Проклятых Землях у Клешни, который лет семь или восемь назад направился туда, чтобы добыть печень пещерного дракона. Или у Юборда, который еще в годы моей юности пообещал Сыну Скорпиона перо из хвоста василиска привезти. На худой конец, можно было бы потолковать и с ребятами из других Земель, которых отчаянная храбрость или не менее отчаянная жадность в Проклятые Земли повела…

Только назад никто из них не вернулся.

– А чего ради Змея Зеркало у богов стырила? Змееносцу же все равно глаза выжгли… – Это уже я интересуюсь.

– Так Змея же. Тварь хоть и бессмертная, но неразумная, – предполагает Эписанф. Ему наше меланхоличное настроение передалось. Или он думал, что мы с Глазом, едва о Зеркале узнаем, радостно так вприпрыжку в Проклятые Земли побежим?

– Угу, – с сомнением тянет Глаз. – Чтоб из-под носа у двенадцати богов Зеркало увести, у нее, значит, разума хватило. А вот на кой ляд – это извините…

Эписанф только сопит в ответ, и снова повисает тишина, слышно, как трава растет.

– Ты, значит, лихих людей искал, чтобы они тебя в Проклятые Земли проводили? – спрашиваю у Эписанфа.

– Ну… в общем, да.

– Дурак ты, варвар.

Тишина.

– Почему? – спрашивает варвар после такой продолжительной паузы, что я не сразу понимаю, к чему его вопрос относится.

Я в ответ только закатываю глаза. Потом до меня доходит, что в темноте этого никто не видит, и я начинаю объяснять очевидные вещи.

– Проклятые Земли – они ж не ради красного словца так называются. Оттуда никто еще живым не возвращался, понимаешь? Есть там змееносцы или нет – не знаю, до сих пор пока поверить не могу. А вот чудищ разных там водится – жуть.

– Откуда же это известно, если никто оттуда не вернулся?

Вот дотошный варвар… Я уже было рот открыл, чтобы лекцию свою продолжить, но потом мозгами немного пораскинул – невредно этим делом хоть изредка заниматься – и понял, что лекция моя глупо выглядеть будет. Я-то о Проклятых Землях только из легенд да сказок слышал. А вот варвар…

– А что, Эписанф, – вкрадчиво так говорю я, – нет там чудовищ?

– Почему нет? Есть… – Я на варвара не смотрю, но чувствую на его лице самодовольную ухмылку. – И чудовища есть, и кое-что похуже. Только я знаю, как через все это пройти можно.

– Знаешь, так рассказывай.

Я это говорю, а в голове кавардак такой, что сам не могу понять – хочу я это слышать или нет. Может, сейчас самое разумное – встать, плюнуть на варвара и уйти не оборачиваясь. И только на другом конце города посмотреть, идет за мной Глаз или нет.

– Нет, Бурдюк, извини, всего я сейчас рассказывать не буду. – А варвар меня удивляет. – Мои знания будут второй причиной оставить меня в живых.

– А ты не подумал, варвар, – я попытался придать голосу кровожадные интонации, – что это будет причиной убить тебя медленно? Под ножом ты все расскажешь…

– Конечно, расскажу, Бурдюк. – На этот раз я замечаю, что голос Эписанфа дрожит. Хочет он казаться спокойным, да не вполне это ему удается. Не железный варвар, простой человек, и жить ему хочется, и с двумя лихими людьми ночью разговаривать страшно. – Все расскажу… Только кое-где самую малость напутаю. И этого будет достаточно, чтобы вам лютой смертью умереть по дороге в Проклятые Земли.

– Да ты кем себя возомнил, варвар? – Уж не знаю, на самом деле Глаз рассвирепел или, подобно мне, играет, но над Эписанфом он навис грозовой тучей. – Под пытками и не такие правду говорят.

– Так и я врать не буду. – Варвар Глазу прямо в лицо посмотрел. – На все ваши вопросы буду правдиво отвечать, не герой я. Только… сможете ли вы правильные вопросы задавать?

Прав Непосвященный, как ни крути. Чтобы правильный вопрос задать, надо половину правильного ответа знать. Оно, конечно, заплечных дел мастера все бы у варвара выпытали. Он бы и рад был сам себе правильные вопросы задавать. Только ни Глаз, ни я ремеслу палача никогда не обучались.

– Остынь, Глаз, – говорю. – Бурдюк думать будет.

Сказано – сделано. Обхватил я голову руками и задумался. Убивать Эписанфа мне не хотелось – в этом я мог себе честно признаться. Другой вопрос, есть ли в этом необходимость. После того как я узнал, что Зеркало в Проклятых Землях запрятано, ситуация-то совсем по-другому выглядит. Да пусть даже залезет варвар в Скваманде на самую верхушку Жала и станет кричать об этом во все горло. Что люди делать будут?

То-то и оно, что скорее всего ничего они делать не будут. Повздыхают, конечно, помечтают, пофантазируют… И забудут о Зеркале богов. Нет, не все, конечно. Это, наверное, недурной способ избавить город от дураков и героев. То они раз в несколько лет в Проклятые Земли пробраться пытались, а теперь валом повалят.

Дураки и герои… Остается решить, к какой из этих двух категорий отношу себя я. И есть ли между ними вообще какая-то разница. Ведь пойду я, пойду. Себе врать бесполезно.

– Скажи, Эписанф, – говорю я медленно, борясь с собственным здравым смыслом. – Ты путь в Проклятые Земли знаешь… значит, этот путь безопасен?

– Нет, Бурдюк. – Варвар качает головой. – Это всего-навсего значит, что этот путь возможно преодолеть. Будь он безопасен, я пошел бы один.

Не скажу, что такой ответ мне понравился, но, по крайней мере, он честный.

– Неравные условия, варвар, – хрипло сказал Глаз. – Ты знаешь, чем рискуешь, а нам придется идти вслепую.

Нам? Глаз меня удивил. А ведь сколько лет его знаю… Да, я надеялся, что он пойдет с нами. В одиночку направляться в Проклятые Земли мне не улыбалось – не считать же варвара полноценным попутчиком. Но я боялся, что уговорить Глаза мне не удастся.

– Посмотри на это дело с такой стороны, Глаз, – рассудительно сказал Эписанф. – Если уж я, немолодой варвар, не обладающий отвагой скорпиона, полагаю, что смогу дойти до цели, то пристало ли опасаться пути двум таким бравым парням?

Ага, в красноречии варвару не откажешь. Так же как в умении льстить. Глаз не нашелся что ответить. Я, если бы захотел, сумел бы отыскать прореху в логике Эписанфа, но не счел уместным делать это прямо сейчас.

– Глаз, дружище, можно тебя на два слова, – мягко сказал я, поднимаясь на ноги.

Мы отошли от варвара на десяток шагов. Теперь я совершенно не опасался, что он сбежит.

– Скажи, Глаз, ты действительно собрался в Проклятые Земли?

– При условии, что ты составишь мне компанию, Бурдюк.

– Тронут, тронут, – я покачал головой. – Но не могу не отметить, что еще и озадачен. Не пойми меня неправильно, Глаз, но я всегда считал тебя очень рациональным типом.

– Каким? – подозрительно спросил Глаз.

– Ну… – Я мучительно подбирал подходящий эпитет. Достаточно точный, понятный Глазу и в то же время не способный его обидеть. – Основательным, крепко стоящим на земле, не витающим в облаках, понимаешь? Неужели ты на самом деле готов рискнуть жизнью ради того, чтобы посмотреть в Зеркало богов?

– Знаешь, Бурдюк, я человек богобоязненный. Едва ли я рискну заглянуть в это зеркало, – признался Глаз. – Даже одним глазком, – он нервно засмеялся.

– Тогда почему, Глаз?! Точнее зачем?

Глаз поднял лицо в светлеющее небо.

– Ты тупица, Бурдюк.

– Допустим, – уклончиво сказал я, решив отложить решение этого весьма спорного вопроса до лучших времен. – Но все-таки зачем?

– Большое зеркало из чистого серебра, украшенное самоцветами, – внушительно проговорил Глаз. – Попытайся только представить себе, сколько оно может стоить.

Потрясенный, я несколько секунд молчал. А потом захохотал, громко, открыто и с удовольствием, сбрасывая накопившееся напряжение. Вот такой попутчик мне нужен на пути в Проклятые Земли! Напористый, жадный и начисто лишенный воображения. Если Зеркало окажется слишком большим, чтобы его унести, он не постесняется отковырять с него все драгоценности. И горе тому чудовищу, которое встанет между Глазом и таким несметным богатством…

– Пошли, Глаз, – сказал я, отсмеявшись и обняв друга за плечи. – Я хочу задать варвару еще пару вопросов.

Непосвященный смотрел на нас с подозрением, пытаясь угадать причину столь бурного веселья. Я не собирался ничего ему объяснять.

– Скажи, Эписанф, – проникновенно сказал я, приблизив лицо почти вплотную к лицу варвара. – У тебя есть еще причины, по которым нам стоит оставить тебя в живых?

Нет, убивать его я уже не собирался. Пока, по крайней мере. Но никакая дополнительная информация мне не помешает.

– Есть, – мгновение поколебавшись, ответил варвар. – Есть еще одна причина, но я предпочел бы пока не называть ее.

– Так не пойдет, – решительно сказал я. – Ты назовешь ее прямо сейчас. Это мое условие, и оно не подлежит обсуждению.

– А если не назову? – задумчиво спросил Эписанф.

– Тогда мне придется тебя все-таки убить. – Я старался говорить как можно убедительнее.

Варвар молчал, оценивающе вглядываясь в мое лицо. Близкий уже рассвет позволял ему разглядеть любые подробности, но… Пусть себе смотрит. Тот, кто хоть раз играл против меня в Пять костей, знает, что пытаться что-либо прочитать на моем лице – дело совершенно безнадежное. Едва ли наша воровская игра была знакома Непосвященному.

– Разве первые две причины не убедили тебя, что живой я полезнее мертвого? – попробовал пройти окольным путем Эписанф.

– Убедили, – легко согласился я.

– Но тогда… – Варвар пожевал губами, пошевелил пальцами в воздухе, ожидая, что я поясню свою странную логику. Но я не собирался приходить ему на помощь. – Тогда почему?..

– Что «почему»? – наивно спросил я.

– Почему ты все же собираешься меня убить? Призываю в свидетели всех богов, без меня вы не дойдете до Проклятых Земель.

– Верю. – Я положил руку варвару на плечо и подарил ему лучшую из своих улыбок. – Но, видишь ли, Эписанф, я – самодур. Если сказал, что убью, значит – убью. Может, жалеть буду потом всю жизнь, но против себя не попрешь. Натура такая. Скажи, Глаз?

– Что тут говорить? – Глаз с отвращением сплюнул в траву. – Сколько мы уже натерпелись из-за этой твоей дурацкой натуры. Ляпнет что-нибудь сгоряча, не подумавши – и все… Я ведь ему, Эписанф, бывало говорю: наплюй, мол, забудь, а он упрется как осел: сказал – сделаю. Так что расскажи уж ты ему про эту причину. Охота мне до Зеркала добраться, и я б тебя нипочем пальцем не тронул, но разве я этого хряка удержу? Он же вдвое меня шире.

Варвар лупал гляделками, переводя взгляд с Глаза на меня и обратно. Все пытался определить, всерьез мы или комедию ломаем. Только страшно неправильный выбор сделать, когда ставка – собственная голова. Так что сломался варвар быстро.

– Хорошо, Бурдюк, – нехотя сказал он. – Я расскажу. Есть у Зеркала богов одна тайна, о которой я из тех свитков узнал. Зеркало одинаково отполировано с обеих сторон, так что можно было бы смотреться и спереди, и сзади. Но только одна сторона исполняет тайные желания человека, вторая же – убивает на месте.

– Дела… – после непродолжительного молчания я почесал в затылке. – А не врешь, варвар?

– Не вру, – твердо ответил тот. – Впрочем, ты ведь всегда сможешь проверить правдивость моих слов, Бурдюк. Если рискнешь, конечно.

– Значит, ты знаешь секрет, по которому правильную сторону от неправильной отличить можно? – спросил я.

– Не знаю я такого секрета, Бурдюк, потому что нет его, – грустно сказал Эписанф. – Внешне стороны никак не отличаются между собой.

– Тогда я не понимаю, варвар, в чем твоя причина. Ты дал нам эти знания, спасибо… И что?

– Все очень просто, Бурдюк. Я готов испытать на себе.

– Чего ты готов? – не понял Глаз.

– Я готов первым посмотреться в Зеркало богов, что, как я понимаю, не рискнет сделать ни один из вас. И если я упаду замертво, вам останется только зайти с другой стороны.

Снова повисла тишина. Вязкая, задумчивая. Полуприкрыв веки, я смотрел на первые лучи солнца, предвосхищающие восход великого светила.

– Не верится мне что-то, Эписанф, – сказал я наконец. – Ты так легко готов рискнуть жизнью? Не верится…

– Это потому, что вы молоды, – с легким оттенком грусти сказал варвар. – Вы намного моложе меня, у вас впереди добрый кусок жизни, и ценность ее для вас велика. А что осталось мне, Бурдюк? Десяток лет, каждый из которых будет тоскливее предыдущего? Уже сейчас я неважно слышу, меня иногда подводят глаза, а в плохую погоду ноют кости. Мне не под силу то, с чем я легко справлялся еще пять – семь лет назад. В таких условиях один шанс из двух – очень неплохо, когда в случае выигрыша – молодость и здоровье.

– Молодость и здоровье? – переспросил я. – Это именно то, что ты хочешь увидеть в Зеркале?

– Никто не может сказать наверняка, чего он хочет, – глухо сказал Эписанф, глядя куда-то вдаль. – Ведь исполняются не осознанные, а потаенные желания. Но знаете, молодые люди, когда вы доживете до моих лет, думаю, ваши желания будут мало отличаться от тех, что есть у меня сейчас.

Не знаю… Насколько варвар старше меня? На дюжину лет, на полторы, вряд ли больше. Видал я людей и постарше, которые знали толк и в вине, и в девках и не считали отмеренный им остаток жизни таким уж никчемным. Темнит варвар, вижу, что темнит. Но это мы пока про запас отложим, сейчас не время. До Проклятых Земель далеко, и пусть от меня отвернутся все двенадцать богов, если еще до окончания пути не вытяну из Непосвященного все, что ему известно.

– Что-то я не вижу тут большой твоей ценности, варвар, – прервал мои размышления Глаз. – Что помешает нам с Бурдюком захватить какого-нибудь крестьянина-змееносца и заставить его первым глянуть в Зеркало?

– Наверное, только то, друг мой Глаз, – усмехнулся Эписанф, – что этот крестьянин может случайно выбрать правильную сторону. Как вы думаете, не будет ли его самым сокровенным желанием в тот миг увидеть себя способным уничтожить пленивших его злодеев?

– А не будет ли подобного желания у тебя, Эписанф? – очень тихо спросил я. – Нет, я говорю даже не о сокровенном и потаенном, а о самом обычном желании. Мы нужны тебе, чтобы добраться до Зеркала, но совершенно не нужны после.

– Ты что же, намекаешь… – Варвар казался искренне изумленным и даже оскорбленным. – Намекаешь, что я способен…

Он беззвучно шевелил губами, не находя нужных слов. Пришлось прийти ему на помощь.

– Я не намекаю, Эписанф, я говорю со свойственной мне прямотой. Ты привел достаточно убедительные причины, по которым нам не стоит убивать тебя до того, как мы доберемся до Зеркала. А после либо ты уже будешь мертв, либо… – Я решил не договаривать, держа некоторые свои мысли при себе, и только махнул рукой. – Теперь скажи мне, варвар, сможем ли мы с Глазом спать спокойно, когда до цели останется рукой подать?

– Ты хочешь сказать, Бурдюк, что двое здоровых парней опасаются одного старика? – с усмешкой спросил Эписанф.

Спросил, чтобы выиграть время, если я что-нибудь понимаю в людях.

– Подсыпать яд в питье может и самая немощная рука, Эписанф, – мягко сказал я. – И это далеко не единственный способ слабому справиться с сильным.

– Мне и в голову не могло прийти такое предательство, Бурдюк! – воскликнул варвар с горячностью, свойственной скорее юнцу, нежели старику, коим он себя именует.

Я – человек доверчивый, кто угодно может подтвердить. Какой-нибудь дешевой девке ничего не стоит вытянуть из меня лишний дзанг, растрогав рассказом о своей трагической судьбе. Любого проходимца я считаю честным человеком, пока он не докажет мне обратного. Я легко верю в правдивость легенд и сказок. Неудивительно, что и сумасшедший рассказ о тринадцатом боге я воспринял так просто. Если мне расскажут, что тельцы стали пахать на быках, а все до единого водолеи ушли в длительный запой – я, наверное, смогу поверить и в это.

Но в одно я не поверю никогда и ни за что. В бескорыстную преданность делового партнера.

– Не надо песен, Эписанф. – Я посмотрел варвару в глаза. – Ты, похоже, защищен от вероломства с нашей стороны, чего же удивительного, что и мы желаем иметь подобные гарантии?

– Я клянусь именем своего отца! – Эписанф мой взгляд выдержал.

– Оно мне неизвестно. – Я пожал плечами.

– Здоровьем своих детей!

– Кто знает, возможно, ты вовсе бездетен.

– Я приношу клятву перед лицом всех богов Священной горы! – почти взвизгнул варвар.

– Да плевал я на ваших богов… с еще более высокой горки, – усмехнулся я.

– Ну ты, вор… – Глаза Непосвященного метнули парочку хороших молний, а голос зазвенел, подобно тетиве лука. Нет, варвар, не старик ты, твоя кровь еще умеет кипеть…

– Ладно, – примирительно сказал я, жестом останавливая готовые сорваться с уст варвара слова. – Я всего лишь хотел сказать, что и эта клятва для нас неубедительна.

– А какая клятва покажется вам убедительной, чтоб я сдох?! – выкрикнул еще не остывший Эписанф.

– Вот! – сказал я, для пущей значительности воздев указательный перст к уже белесо-голубому небу. – Вот… – повторил я тише, но еще более важно.

– Что «вот»? – оторопело спросил Эписанф.

Глаз задал тот же вопрос без слов, одним только ошалелым взглядом.

– Чтоб ты сдох – это уже гораздо ближе к истине.

Три глаза смотрели на меня как на сумасшедшего, а я наслаждался ситуацией. Молчание длилось около минуты, первым не выдержал варвар:

– То есть тебя устроит такая клятва?

– Бурдюк, я не думаю… – пожелал вставить и свое слово Глаз.

– Заткнитесь оба! – довольно миролюбиво попросил я. – Вы умеете слушать, а? Разве я сказал, что меня устроила эта клятва? Я был бы последним олухом, если бы строил дела на таких вот, с позволения сказать, клятвах. Я всего лишь сказал, что это уже гораздо ближе к истине, разве не так?

Я снова замолчал, ожидая реакции. На этот раз она последовала достаточно скоро – со стороны моего лучшего друга.

– Бурдюк, – сказал он опасно-спокойным голосом. – Если ты сейчас же не перестанешь валять дурака и не расскажешь, что, сожри тебя Рыба, ты задумал, я вцеплюсь тебе в горло и буду давить, что бы ты ни делал, пока один из нас не откинется.

– Да очень просто, – зная Глаза, я отнесся к его угрозе с должной долей серьезности. – Если Эписанф на самом деле готов умереть, нарушив свое обещание, мне остается только… как бы это сказать… придать вес его словам. Поэтому в Скваманде мы завернем ненадолго к старому Тарантулу.

– Это плохая идея! – рявкнул Глаз, и я заметил, как его передернуло.

– Мне не нравится это имя, – задумчиво сказал Эписанф.

– Поверь мне, его обладатель понравится тебе еще меньше, – успокоил я варвара.

Тот молчал, собираясь с мыслями, а вот Глаз молчать не желал.

– Думай, что хочешь, Бурдюк, а я к Тарантулу не пойду!

– Тебе и не придется, – проворчал я. – К моему старому другу, чтоб его обгадил Телец, зайдем только мы с Эписанфом. И не воображай, будто я в восторге от этого. Просто не вижу другого выхода. Перспектива проснуться однажды с перерезанным горлом нравится мне меньше… да, все-таки меньше, чем беседа с Тарантулом.

– То, что ваш общий знакомый Тарантул – тип не из приятных, стало для меня очевидным, – медленно проговорил Эписанф. – Но кто он такой конкретно, остается для меня тайной. И уж тем более непонятно, зачем мне к нему заходить.

– Приедем в Скваманду – разберемся на месте, – махнул я рукой.

Разговор предстоял очень тяжелый, и проводить его два раза – сейчас и в столице – я не собирался. К тому же, если слишком долго об этом говорить, я могу и сам отказаться от сомнительного удовольствия…

– Знаешь, Бурдюк, – прервал мои мысли варвар, – мне уже сейчас кажется, что я откажусь идти к вашему Тарантулу.

– Эписанф! – Я картинно закатил глаза. – Нам все равно не миновать Скваманды. Вернемся к этому разговору там, хорошо?

– Я бы предпочел, чтобы ты о нем забыл, – буркнул варвар.

– Не надейся, – пообещал я. – Предлагаю составить предварительный план кампании.

Глаз одобрительно посмотрел на меня – он уважал умные слова, когда понимал их смысл.

– Ты можешь наметить маршрут, Эписанф? – спросил я.

– Конечно. – Варвар почти мгновенно выкинул из головы тревожные мысли, ступив на знакомую почву. – Вы, наверное, знаете, что Проклятые Земли лежат почти строго на севере…

– И это, пожалуй, единственное, что мы знаем, – вставил я.

– Так вот, – продолжил Эписанф, снова по своему обыкновению повысив голос, – от северной границы Земли тельцов лежит отличный путь…

– Тпр-р-р-ру! – прикрикнул я. – Какая детская ошибка, Эписанф. Не ожидал от академика шести академий. Слова «Земля тельцов» и «отличный» не могут сочетаться между собой.

– Что? – Варвар захлопал глазами. – Ах да… Но, боги!.. Такой короткий путь…

– Короткий – не значит быстрый. – Опять мне приходится пояснять прописные истины. – Я – не трус, и Глаз тоже. Если надо, мы пройдем и по Земле тельцов. Вдоль и поперек. Но нам придется идти ночами, тайно, обходя главные пути и города. Ибо если нас поймают, то даже с тебя живьем спустят шкуру. За компанию. Я понятно объяснил?

Варвар провел руками по бокам, словно убеждаясь, что его шкура все еще на своем законном месте. Потом нервно икнул.

– Да, об этом я не подумал… Но я не знаю, есть ли дорога от границы Земли водолеев. Нет, там горы совершенно непроходимы… – Пожалуй, он разговаривал сам с собой, но послушать его было небезынтересно. – Тогда дальше, Земля раков… Сначала равнина, потом… Да, наверное… Но так получится почти втрое длиннее.

– И все же вдвое быстрее, поверь мне, – сказал я, и Глаз согласно кивнул. – Я уже не говорю о безопасности.

Эписанф задумчиво покивал.

– Что ж, в этом есть резон. Обидно терять столько времени, но не стоит сожалеть о том, что все равно не в силах изменить. Тогда можно трогаться в путь, а о дальнейших планах поговорить, уже покинув Земли Зодиака.

Я невольно засмеялся. Стратег, что ни говори.

– Подожди, Эписанф. Или ты собираешься отмерить весь этот путь пешком? Бьюсь об заклад, твои сандалии этого не перенесут. Нужно раздобыть транспорт.

– Но у меня же есть повозка! – вскричал варвар. Если в радиусе трехсот шагов кто-либо еще спал, то теперь наверняка проснулся.

– Повозка?! – в один голос изумились мы с Глазом.

– Конечно! Я спрятал ее недалеко от западных городских ворот.

– Прости нам наше недоумение, Эписанф. – Я взял себя в руки первым. – Просто ты забыл нам об этом сообщить. Повозка – это хорошо. Если, конечно, твоя лошадь благопристойно ожидала тебя все это время там, где ты ее оставил. Ты надежно ее привязал?

– Я ее не привязывал. – Варвар потряс головой. – С ней осталась Лаита.

Мне все-таки захотелось его убить.

– Во имя двенадцати богов, кто такая Лаита?!

Летопись Милька

Когда-нибудь, если будет суждено мне вернуться живым, я засяду за свои папирусы, выстрою главы в хронологической последовательности, заполню лакуны в повествовании, возникшие из-за того, что принялся я за свой труд слишком поздно, когда наше путешествие почти подошло к концу. Теперь же приведу самые необходимые сведения, чтобы было хоть какое-то начало и чтобы, не надеясь на собственную память, сохранить запись о событиях, уходящих от меня все дальше и дальше вглубь времен.

Хоть я и скитаюсь теперь по чужим краям, как последний бродяга, однако я отнюдь не худороден, и до нынешнего состояния довел меня исключительно мой злой рок. Я сын Интинора, верховного судьи Гальгал. Гальгалам, моему родному городу, принадлежат обширные пастбища к югу от реки, вплоть до самой Кабаньей пустоши. На этих пастбищах пасутся бесчисленные стада коров, овец и коз. Еще городу принадлежат серебряные рудники в Недальних горах и чуть не половина деревень по пути к побережью. Ежегодно город снаряжает в приморские города по десять караванов, груженных украшениями, амфорами, воловьими кожами и овечьей шерстью.

Я единственный наследник своего отца, так что почтенный Интинор пичкал меня науками до такой степени, что становилось тошно. Папаша готовил меня к карьере политика, предрекая мне великое будущее. Он считал, что у хорошего государственного мужа голова должна быть, что твой котел, набита под завязку разными разностями, чтоб могла в любой жизненной передряге измыслить свою хитрость. Я же полагал, что сладкий голос и талант перебирать струны нравятся юным девам куда больше, чем знание законов и установлений, умение хитрить, выкручиваться, обещать, а когда придет время – убеждать, что выполнил свои обещания, способность отыскивать путь по звездам или дар не оставаться внакладе, даже когда ведешь дело с самыми негодящими людишками. На этой почве у нас с отцом вечно происходили размолвки: он гнал меня в класс, я же бежал к портикам на Рыночной площади, где собирались поэты и музыканты, либо к площадкам для ристалищ. Не сказать чтоб я был таким уж атлетом: метание копья, стрельба из лука, колесницы – это не для меня. Зато я был лучшим в городе бегуном и лучше всех метал камни.

Все произошло два года назад, в начале весны, во время ристалищ в праздник Хала, бога нашей реки. Спускаясь с гор, Хал устремляется к Океану, его воды питают наши поля, поят горожан; вместе с Халом мы чествуем его подземных детей, снабжающих водой наши колодцы. Хал – добряк, почти весь год он тих и покоен; осенью и зимой он бежит полноводным потоком, и в его водах отражается свинцовое небо; летом он – измученный жарой тонкий ручеек, петляющий между камнями, и лишь весной, разбуженный ранним теплом, он превращается в бурный поток, ревет и бушует, заливая поля и грозя затопить город. Говорят, в прежние времена Гальгалы трижды смывало весенним паводком и трижды город приходилось переносить на новое место, но всякий раз русло Хала вновь подступало к стенам. В наших краях нет возвышенностей, некуда деться от беспокойного божества. Лишь когда кто-то из мудрецов предложил учредить в десятый день весны игры в честь Хала, грозного бога реки удалось наконец умилостивить. Поговаривали, что частенько сам Хал, приняв образ смертного, присутствовал на них.

Итак, все началось вечером второго дня игр, на пиру, устроенном моим отцом. Гостей было столько, что столы пришлось расставлять в небольшой оливковой роще, примыкавшей к дому. Скажу без ложной скромности: в тот день у нас собрался почти весь город. Кроме горожан было множество приезжих: на игры стекались жители всех окрестных деревень, а с некоторых пор к нам стали приезжать даже из отдаленных полисов, с самого Побережья. Среди приглашенных был и великий герой Гиеагр. Он выиграл почти все состязания того дня и собрал немало дорогих призов. Только в беге он уступил, уступил мне, и это страшно сердило его. Мы сидели друг против друга, нас разделял стол, и я постоянно ощущал на себе его раздраженный взгляд. Я же был чрезвычайно весел, ибо, наслышавшись о подвигах Гиеагра, молва о которых гремела по всем городам, сказать по правде, даже не надеялся хоть в чем-то превзойти столь великого мужа. Так что, победив его в беге и получив в награду чрезвычайно красивую золотую цепь, на которую, я видел, великий герой еще перед состязанием бросал жадные взгляды, я тут же нацепил ее поверх туники и приладил так, чтобы она была видна во всем великолепии. Гиеагр «оценил» мой жест и, едва мы оказались рядом, готовясь к следующему состязанию, великий герой угостил меня чувствительным тычком под ребра. Я не остался в долгу и отдавил ему ногу, да так, что он стал заметно прихрамывать и едва не проиграл борцовский поединок.

Разгоряченные бойцы и взбудораженные зрелищем гости садились за столы без порядка, без чинов, кто куда примостится – знатные с бедняками, крестьяне с мореплавателями, воины со жрецами – и места, и угощений хватало всем.

– Ты хороший бегун, – сказал мне Гиеагр, перегнувшись через стол. – Надеюсь, я не сломал тебе ребра?

– А ты – прекрасный борец, – ответил я. – Как нога? Не болит?

Мы обменялись взглядами и дружно захохотали.

– Я слышал, завтра будут стрельбы, – сказал Гиеагр. – Главный приз – какая-то небывало красивая рабыня. Участвуешь?

Я мотнул головой:

– Из всех орудий, похожих на лук, я умею управляться только с лирой. Но рабыня, как я слышал, и впрямь божественно прекрасна. Перед состязанием ее выставят на всеобщее обозрение, так что сможем убедиться. Если действительно хороша, побренчу ей на кифаре, пока вы мечете стрелы. Глядишь, и мне от этого приза что-нибудь перепадет.

– Она будет моей, и только попробуй коснуться ее своими лапами, бегун! – в притворном гневе вскричал Гиеагр. – Клянусь Матерью богов, не посмотрю, что ты хозяйский сын, утоплю в этой вашей реке, чье божество мы все здесь прославляем.

– Я слишком тощ для жертвы, – ухмыльнулся я, – Хал меня не примет. А вот твой мускулистый торс придется ему по душе: будет чем накормить раков.

Так в шутливой перебранке мы провели весь тот вечер, пока Бог солнца не закрыл свой огненный глаз и проснувшиеся Демоны ночи не уставились на нас своими поросячьими зенками. Мы улеглись спать и проспали до самого утра.

Рабыня, выставленная в качестве приза купцом Ильхионом, действительно была необыкновенно хороша. Она стояла на помосте, на краю поля для состязаний в стрельбе, среди других призов: пик, кинжалов, котлов, треножников, чаш. Сокровища знатные, сокровища великие, но что они были рядом с этакой красотой – так, пыль, песок, галька речная.

Поединщики таращились на рабыню во все глаза, взгляды многих пылали страстью, жаждой обладать, обладать любой ценой. Она же держала себя подобно богине: надменный наклон головы, презрительный взор, на губах – усмешка. Клянусь, этот жирный боров Ильхион просто не сумел совладать с этакой женщиной, даже с рабыней, вот и выставил ее в качестве приза тому, у кого самая твердая рука и самый непоколебимый дух, ибо для хорошего стрелка важно и то, и другое. Такой нам явилась Фаэнира.

Сказать, что я влюбился в нее тогда без памяти, значит, ничего не сказать. Дух мой занялся, как просмоленный факел, и я, позабыв про свое давешнее намерение побренчать для красотки на кифаре (с этой такой номер все равно бы не прошел), бросился домой за луком.