Текст книги "Бесполезное - бесплатно"

Автор книги: Евгений Дрозд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дрозд Евгений
Бесполезное – бесплатно

Евгений Дрозд

БЕСПОЛЕЗНОЕ – БЕСПЛАТНО

I. Единственное на планете Самор крупное поселение землян Самор-1 расположено в самом сердце субконтинента Гирджили. На юг от поселка идет полоса леса шириной в полтысячи километров, за лесом, до самого океана, привольно распростерлись степи. В узкой полосе между лесом и степью цепочкой тянутся стойбища аборигенов – иракелов, тефайи, нихадов, рвезаура, алгури и прочих. Диковатые эти места видели всякое – мор и глад, засухи и пожары, кровопролитные войны и приход с Неба Больших Людей.

Большие Люди принесли с собой знание Внешнего Мира, а также стальные ножи и капканы; они построили поселок с космопортом и несколько факторий, они заставили племена покончить со старыми распрями. Поколебались многие устои, лишились реальной власти шаманы, стали простыми старостами некогда грозные вожди; в остальном жизнь племен не переменилась, во всяком случае, внешне. И хотя тень грядущих, еще больших перемен нависла над стойбищами, заставляя аборигенов с оглядкой говорить о будущем, жизнь наконец пошла мирная, спокойная и сытая. И казалось, это надолго. Но внезапно на племена обрушилась напасть, какой не знали до сих пор в Гирджили и которая была страшней любой чумы своей жуткой необъяснимостью.

Как вспыхивают одна за другой расположенные цепочкой пороховые кучки, так и племена одно за другом снимались со своих мест, оставляли стойбища и хижины, бросали оружие и утварь и погружались в лилово-коричневую пучину леса. Глаза людей были безумны, как красные гляделки водяной крысы выухх. Испуг застыл на лицах стариков, женщин и детей, а также на лицах крепких мужчин, в недавнем прошлом неутомимых охотников и отважных воинов. Они ничего не помнили и не понимали.

Они шли, поддерживая силы грибами, орехами, дикими плодами и съедобными кореньями, и, казалось, решили вновь слиться с лишенной сознания жизнью леса, для которого нет ни прошлого, ни будущего, а есть одно только вечное настоящее. Но возвращение было невозможно – они уже принадлежали времени и стали чужды лесу.

Неприметными звериными тропами бесшумно скользили они между замшелыми вековыми стволами, стараясь не потревожить лишней ветки, не запутаться в сети багровых лиан. Длинные вереницы этих призраков без прошлого, ведомых инстинктом выживания, как спицы в колесе, стягивались к одному центру – к поселку Самор-1, и каждая из этих печальных процессий не ведала ничего о существовании других таких же.

II .... будто вернулось былое. Снова крепок телом старый вождь Свурогль и светел его разум. И бывший смертельный враг, а сейчас лучший друг, шаман Гуавакль, тоже как будто помолодел. Рядом сидят они на циновке перед гостевой хижиной и взирают на суету приготовлений. Все здоровы в стойбище иракелов, и удачной была охота, и теперь самое время для радостного пира.

Вот уже устелена площадь тотема широкими душистыми листьями флауна, и женщины раскладывают на гостевых циновках яства. Угощение на славу: тут и запеченное в листьях к'дера мясо туфлона, и грудинка чиплаха, и жареная щурель. Высятся узкие глиняные кувшины с пенистым, веселящим душу глиэлем. Есть и легкая закуска – грибы, сладкие коренья, несколько видов орехов, а среди них знаменитый кэдук; лепешки-корзинки с густым забродившим соком тростника-медоноса.

Совсем как во дни былые пирует племя, и за циновками царят мир и согласие, и каждый знает свое место. Самые славные охотники и почтенные старцы сидят по обе стороны от вождя и шамана, на дальнем конце по левую руку от вождя – молодые мужчины, не обзаведшиеся еще своими женами и хижинами, на дальнем конце по правую руку от шамана – женщины, подростки, дети. Все хорошо и все как надо, только почему-то нельзя глядеть прямо и чуть вправо – там как будто слепое пятно в глазу. Ну, нельзя, так и не будем. Все хорошо, и нет никакого страха. Впрочем, какой страх? Кто говорит о страхе?! Ничего не боится огненный вождь!..

Шумят над головой темные кроны гигантских к'деров, взошли уже над горизонтом Светлые Сестры, и высветили свой извечный узор звезды, – прямо к ним поднимается дым костров, вокруг которых пляшут девушки племени, и переливаются в смешанном свете огней и двух лун их стройные тела, и блестит гладкая их кожа. Девушек сменяют женщины, исполняющие танцы Сбора и Маринования Орехов, Сушки Листьев и Выкапывания Кореньев. А затем уже возвеселенные глиэлем и разогретые пищей мужчины начинают грозные пляски Большой Охоты и Удачной Ловли, переходящие в монотонные танцы Обработки Земли и Сохранения Огня...

Все хорошо, только вот слепое пятно как будто больше стало, но ничего, главное – не смотреть, и не будет никакого страха...

Потные и тяжело дышащие танцоры снова подсаживаются к циновкам и подкрепляют силы. Наступает время рассказов и преданий, и вот уже охотник Устразий, свирепого вида мужчина, заводит речь о всех славных битвах, в которых участвовали иракелы в стародавние времена. После него охотник Залимуг рассказывает сагу о летающем тотеме, туфлоне с шестью серебряными рогами и о том, как сыны Грома превратили племя гигантов, врагов иракелов, в деревья к'деры. Его сменяет Улачум с печальной историей неразделенной любви Светлых Сестер к Небесному Огню, за ней следует притча о великом шамане Телмаке и о пяти вопросах, заданных ему зверем Тернабу. И, наконец, шаман Гуавакль, аккомпанируя себе на восьмиструнном оррикеле, поет гимн о возникновении Золотого Кокона из дыхания Начальной Беспредельности и исполняет хвалебный цикл в честь Звездного Джиффы, Повелителя Танца, и рассказывает про Путь Верхних Всадников...

Затаив дыхание, внимает племя его словам о великих и грозных деяниях былого. Все хорошо, только странное чувство у вождя Свурогля, будто идет он по тропинке в никуда, а все, что за его спиной, – и земля, и леса, и горы, все-все, – разваливается, рассыпается и рушится вниз, в бездонную пропасть; ничего, ничего не остается сзади, только ужас, тьма и пустота, и слепое пятно перед глазами разрослось так, что уже нельзя делать вид, что его нет, и надо набраться сил взглянуть на него прямо, хотя и нельзя смотреть ни в коем случае.

А-а... Вот он сидит, темный, громадный, нависает надо мной... и как жужжит и сверкает его гигантский глаз, направленный прямо на меня! Небесный Огонь! Духи Охоты, помогите и спасите!.. Нет, нет... Не хочу...

С задушенным криком просыпается старый вождь Свурогль и приподымается на нарах. Кругом тьма, только в окна камеры проникает слабый свет, позволяющий с трудом разглядеть другие нары и лежащие на них, дергающиеся во сне, храпящие, стонущие и всхлипывающие тела. Мощным сивушным духом пропитана спертая атмосфера. Старый Свурогль, шлепая босыми ногами по полу, подходит к окошку, хватает руками решетку, прижимается к ней лицом. Одинокая слеза сползает по щеке неустрашимого вождя, голова раскалывается от адской боли. Изо всех сил вспоминает вождь, что же такое хорошее видел он только что во сне, хорошее, сменившееся чем-то страшным и непоправимым. Но тщетно – голова его пуста, только мелькают перед внутренним взором разноцветные яркие пятна – и все... Долго стоит вождь, прижавшись к холодной решетке и глядя на темные тучи, среди которых в небольшом просвете сияет одна-единственная яркая звезда. Потом просвет затягивается, звезда исчезает, и все небо становится однотонно серым.

III. Из окна своего кабинета на двенадцатом этаже административного корпуса резидент Организации Объединенных Миров Кристофер Малигэн мрачно смотрел на взлетно-посадочное поле и служебные комплексы космопорта. На поле, если не считать пары орбитальных ракетботов, стоял только один корабль – приземистый каботажник местных линий. Сегодня там должен был стоять еще и большой трансгалактический лайнер...

Малигэн вздохнул. Лайнера не было. И не будет.

Малигэн вздохнул еще глубже, уселся за стол и нажатием кнопки вызова начал рабочее утро. В кабинет вкатилась робосекретарша и доверительным грудным контральто начала передавать накопившиеся за сутки новости.

– ...по всему Самору задержано 18 туземцев, это больше, чем вчера, но меньше, чем позавчера...

Малигэн третий раз за утро глубоко вздохнул.

– ... из лесов вернулся этнограф Эцера Хоса...

Малигэн оживился:

– Это тот, что года полтора назад отправился туземные обряды записывать? Отметь, что мне надо его увидеть. Дальше...

– На каботажнике с Баллады прилетел запрошенный специалист по этнопсихологии, он дожидается в приемной...

– Так что ж ты мне голову морочишь? Немедленно зови!..

Деловое выражение на лицевом экране робосекретарши сменилось выражением легкой обиды, зажужжали колесики, и секретарша выкатилась из кабинета. Створки дверей закрылись за ней с пневматическим чмоканьем, но тут же и отворились, пропуская высокого светловолосого мужчину лет тридцати.

Его неспешные движения и прямой взгляд выдавали спокойную уверенность в себе, безукоризненный костюм намекал на безупречную репутацию специалиста и профессионала, а торчащая из нагрудного кармана дорогая пенковая трубка доверительно вещала о том, что ее хозяину ничто человеческое не чуждо и что он не чурается некоторого аристократизма и вместе с тем либерального фрондирования. Лучики мелких морщинок в уголках глаз выражали неподдельную радость. Он белозубо улыбался.

Малигэн (высокий рыжеволосый мужчина лет тридцати) вышел навстречу гостю, энергичным жестом протягивая руку и демонстрируя в пружинистой улыбке ослепительно белые зубы. Упругие улыбки и твердые рукопожатия обозначали начало обряда представления двух специалистов, одному из которых для решения небольшой проблемки понадобилась помощь другого.

– Камил Манзарек, – с затаенной радостью представился этнопсихолог, очень рад.

– Кристофер Малигэн, – ответил резидент ООМ, – очень, очень рад.

Дальнейшее было разыграно по нотам, как на выпускном экзамене колледжа менеджеров высшей квалификации. (Эх, годы учебы, кипение юности, порыв и пламень! Где вы, где?..) Робосекретарша, запустив на лицевой экран самое милое личико из своей коллекции, вкатилась в кабинет, неся на серебряном подносе кофейник и две прозрачные чашечки золотистого фарфора.

По ритуалу кофейной церемонии смакование ароматнейшего "мокко-альрами" происходило в благоговейном молчании, способствующем психологической притирке. Стороны обменивались предупредительными улыбками и благожелательными взглядами.

Все же внимательный наблюдатель отметил бы, что глаза Камила Манзарека нет-нет да и затуманивались мимолетной тенью неявного вопроса: "Если ты такой ас, то какого черта торчишь в этой дыре?", и тогда в глазах Кристофера Малигэна зажигалась незаметнейшая, упрямая искорка: "А сам-то?.."

Последние деликатные глотки, две секунды на прислушивание к внутренним ощущениям, полуприкрытые глаза раскрываются, в них умиротворенное просветление, две невесомых чашечки одновременно опускаются на поднос, и секретарша укатывает из кабинета.

– Итак, господин Малигэн, у нас какая-то проблема? Я слушаю. Уголок губы Малигэна дернулся. Он вернулся на землю. Ритуал закончился, можно снова стать самим собой и забыть о колледже. Он откинулся на спинку кресла.

– Да. Проблема. Началось это больше года назад, когда в поселок из лесов ни с того ни с сего повалили туземцы.

– Как я понял, причин этого вы не знаете?

– Нет. Затем вас и вызвали. Но я по порядку все расскажу, так будет лучше...

– Да, конечно.

– Незадолго до этого нам понизили категорию. Посидели мудрецы в ООМ и решили: планета наша для Терры неинтересна, минеральные ресурсы здесь ограничены, промышленность развивать бессмысленно, для науки тоже ничего любопытного. Постановили – внеземное поселение Самор-1 (ЕТ5.4087) 12, класса Е перевести в класс Н. Что означает: здесь остается только пост наблюдения ООМ да аварийные службы космопорта... Ну, народ разбегаться стал. У кого сроки контрактов истекли – все улетели. Новых работников нет – кому охота в дыру класса Н вербоваться? Туземцы же к нам из своих лесов не больно рвались, разве что сопляки одни... Я в ООМ рапорты посылаю – один, другой... а они мне – держись, мол, но людей не шлют, насильно же никого не заставишь. Что делать – понятия не имею, хоть вешайся. И тут, как манна небесная, ни с того ни с сего туземцы из лесов поперли. Да не так, чтобы один-два, а целыми стойбищами и племенами. Что у них там в лесах приключилось – до сих пор не пойму. Надо бы экспедицию организовать, разобраться, да людей нет. А от них я ничего добиться не смог – мычат что-то нечленораздельное, руками машут, бормочут... Может, вы разберетесь?

– М-м, может быть. Но продолжайте.

– Ну вот. Тоща я и решил – какое мне дело, что там у них стряслось, главное – что сейчас предпринять. В конце концов, мне нужны были работники, кадры, ну, вот, думаю, тебе кадры, вот тебе работники. Организовали мы раздачу пиши, краткосрочные курсы овладения специальностями. Самых понятливых – в космопорт, остальных – кого куда. А они из лесов все валят. Тут уже демографическим взрывом попахивать стало – чем кормить, куда селить? Ну, думаю, то пусто, то густо. Пришлось слать каботажник на Орнитак-2, оттуда вывезли домостроительный комбинат, развернули здесь и начали жилища штамповать. Вы у нас бывали раньше?

– Да. Еще при вашем предшественнике.

– Значит, можете сравнить. Целый город построили.

– Да... Только однообразно как-то.

– Верно, неказисто. Но что делать? Спешка, не до красоты было. Да и чего стоило обучить туземцев этим работам! Ну и пошло – дома, швейные мастерские, текстильная фабрика, бани, прачечные, столовые... В общем, худо-бедно, но с этим справились. А сейчас у нас другая проблема – свободное время.

– А что такое?

– Ну как что? Чем их в свободное время занять? Вы ведь знаете – сутки у нас 37,5 земных часа длятся, а рабочий день по закону – восемь. Я в ООМ писал на эту тему, просил разрешения продлить его до 12 часов – уперлись и ни в какую: мол, положено не более восьми часов в сутки работать и баста закон есть закон! Вот и получается, отработают они свои восемь часов, расползутся по своим крупноблочным норам – и что?

– И что?..

– Пьют, вот что! Больше-то делать нечего. Мы им в каждую квартиру стереовизор поставили, лучшие программы со всей Галактики крутим, а они смотрят на них, как бараны, и ни бельмеса не рубят. В стереовизион их не затащишь, читать-писать они не умеют и учиться не хотят, музыку нашу не воспринимают, про спорт понятия не имеют. Хотели мы тут состязания в беге устроить, футбол организовать... Объяснили правила, устроили матч, зрителей согнали... Глаза бы мои не глядели! Двадцать два аборигена передвигаются по полю с этим мячом, как будто каторгу отбывают, а десять тысяч зрителей смотрят на них, как овцы, и молчат. Представляете – десять тысяч "болельщиков" – сидят, не шелохнутся и молчат!..

Да... Хотели мы самодеятельность наладить – ну, там фольклор, пляски, песни. Уж казалось бы, чем еще им заниматься? Так что же? И этого не хотят! Как сговорились: ни один не соглашается. Ни петь, ни плясать. Мы уж и уговаривали, и чего только не сулили – молчат себе, смотрят тупо да улыбаются этакой дурацкой улыбочкой, и ничего от них не добьешься. Короче, ничем их в свободное время заниматься не заставишь. Ну и пошло пьянство. Мы сухой закон ввели – они "веселую воду" гнать стали. Драки начались, мордобои, поножовщина. Пришлось полицию завести, тюрьму с вытрезвительным отделением построить. А кто в полиции служит? Те же туземцы. Работу свою выполняют аккуратно, ничего не скажешь, пьяных задерживают, самогонщиков арестовывают. А как свое отработают – идут и надираются и, глядишь, этого полицейского вторая смена самого уже за шиворот берет. Смех, да и только! Да, так вот и живем... И прямо скажу – страшно мне становится. Целый город туземцев этих – все молчат, словом не с кем перемолвиться, а наших здесь осталось – по пальцам пересчитать можно, и тоже говорить с ними не о чем все друг другу глаза намозолили. Сидишь себе в своих апартаментах один, смотришь этот стереовизор – где-то люди живут, веселятся, и много их... А тут с тоски волком воешь. Впору самому пить начать!.. Вот такие у нас проблемы. Надеюсь, вы поможете разобраться.

– Что ж, постараюсь. Сегодня я просто поброжу по городу, изучу общую обстановку, а завтра поговорим конкретнее.

– У меня к вам еще одна просьба есть. Это дело уже не такое официальное, но...

Малигэн не договорил. За дверью послышался шум, и в кабинет, сопровождаемый негодующей робосекретаршей, ворвался человек со странным двухцветным лицом. Лоб белый, места, где еще недавно росли борода и усы тоже, а между этими белыми полями шла полоса лилового загара. Выглядело это какой-то дурацкой карнавальной маской.

– Господин резидент... – говорил вошедший.

– Господин резидент занят, – верещала робосекретарша, – он примет вас позже! – Отцепись, дуреха! Господин резидент...

– Ступайте, Эреса, – сказал Малигэн, подымаясь из-за своего стола.

На лицевом экране роботессы негодование сменилось смертельной обидой, и она укатила.

– Господин Манзарек, – сказал Малигэн, – знакомьтесь, это – Эцера Хоса, этнограф. Он полтора года бродил по лесам и, я думаю, может быть нам полезен. Господин Хоса, это Камил Манзарек, этнопсихолог.

– Весьма рад, – буркнул Хоса, даже и не пытаясь имитировать это состояние.

Он плюхнулся в кресло. Манзарек, начавший было приподниматься, вернулся в исходную позицию. На его лице оставалась доброжелательная улыбка, но глаза слегка сузились. Он внимательно разглядывал Хосу.

– Господин резидент, – в третий раз начал Хоса, – по моим подсчетам сегодня на Терру должен уходить трансгалактический лайнер. Я очень спешил, чтобы успеть вовремя, но лайнера на поле нет. Я опоздал?

– Нет. Просто поселку Самор снизили категорию. Лайнеры к нам теперь не заходят. Экономически невыгодно.

– А как же мне до Терры добраться? Мне срочно нужно! – Через два дня уходит каботажник в систему Шеризана. Оттуда и улетите. Там на одной только Балладе два города класса В, лайнеры ежемесячно заходят.

Небольшой паузой, во время которой Эцера Хоса, нахмурившись, осваивался с новым положением дел, воспользовался Манзарек.

– А что, господин Хоса, – сказал он, – наверно, много вы там, в лесах, интересного увидали за полтора года? Хоса бросил на него настороженный взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, как там вообще?

– Вообще – ничего...

– Туземцы препятствий в работе не чинили?

– Наоборот, даже пиры в мою честь устраивали. И деньги за съемки брать отказывались. Когда я предлагал, они отвечали, что, моя, сказки и легенды, конечно, прекрасные вещи, но они совершенно бесполезны и что они не могут брать за них деньги. Мы даем их тебе бесплатно, говорили они...

– Да, это на них похоже. Простодушные и доверчивые дети Натуры... Вы на одном месте подолгу задерживались?

– Нет, снимал, что мне надо, и дальше шел. А в чем дело? Коричневые глаза настороженно блестели за лиловой маской.

– О, ничего серьезного. Нам просто интересно – не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении туземцев? Какой-нибудь странности? Не вели они при вас никаких разговоров о переселении?..

– Нет, – отрезал Хоса, подымаясь. – Ничего странного я не заметил. Все было нормально. Так значит, через два дня,

– повернулся он к Малигэну. – А во сколько?

– Старт в одиннадцать утра по приведенному времени.

– Всего хорошего.

Непроницаемая лиловая маска еще раз мелькнула в дверях и сгинула.

Малигэн и Манзарек переглянулись.

– Не нравится мне этот этнограф, – сказал Манзарек.

– Да, темнит что-то парень, – согласился Малигэн. Оба на минуту призадумались, потом Манзарек спросил:

– Так какая у вас просьба была?

– Что?.. А... Просьба. Тут такое дело. Понимаешь, я хочу, чтобы нам категорию возвратили. А то тут такая тоска пошла! Надо доказать этим мудрецам в ООМ, что наша планета представляет огромный интерес для Терры и заслуживает поселения класса Е. Толково составленный рапорт может многое решить. Вопрос в том, какую наживку им кинуть? Я давно над этим голову ломал. Ну хорошо, минеральных ресурсов здесь нет, тяжелую промышленность не развернешь. Для науки ничего интересного

– ладно, согласен. Я поначалу решил бить на то, что, дескать, для туризма планета наша может представить большой интерес...

– Но для этого сначала надо изменить статус планеты и открыть ее для туристов. А это, пожалуй, еще сложней...

– Да я и сам сообразил! И вот все ломал голову, пока туземцы в город не повалили. Тут-то меня и осенило – вот она, наживка. Массовое перевоспитание туземцев, приобщение их к цивилизации, добровольный переход на высшую ступень развития. Уникальный социальный эксперимент, огромнейшее поле деятельности для социологов, психологов, педагогов. Одних только диссертаций сотни испечь можно... Ну как?

– Да-а... – протянул Манзарек. – Ловко придумано. И добавил, незаметно для себя следуя примеру Малигэна и переходя на ты:

– Умеешь ты, старик, из неприятностей пользу извлечь. Ну, а от меня что требуется?

– А от тебя требуется, чтобы ту такой рапорт составил. Я, понимаешь ли, лицо заинтересованное...

Манзарек секунду пристально смотрел в лицо Малигэна и вдруг расхохотался.

– Ну ты хитрец! Признайся, старик, это главное, зачем ты меня вызвал, все остальное – только прикрытие? Не бойся, никому не скажу...

Малигэн тоже засмеялся, не без некоторого, однако, смущения.

– Ну, ладно, – великодушно заявил Манзарек, – будет тебе рапорт. Только, мне кажется, тут лучше видеофильм сделать. Этакий рекламный ролик, минут на 15-20, не больше. Показать, как они живут, твои туземцы, как работают, как осваивают цивилизованные профессии... Чтобы все, конечно, конфеткой выглядело.

– Верно, – оживился резидент. – А под конец немного сказать о трудностях и туманно намекнуть, что есть еще множество нерешенных проблем. Для социологов это будет отличной приманкой. Если все сделать как следует, то повышение категории у нас в кармане. Ну пусть класс Е не вернут, но хотя бы до класса F или О поднимут... Так берешься?

– Берусь. Только камера нужна.

– А у тебя нет?

– Моя сломалась. Я думал тут у вас разжиться.

– Черт! С этим трудно. Я ж тебе говорю – все разбежались, ничего не найдешь. Может, в Управлении у кого-нибудь сыщется...

– А ты у этого этнографа попроси. У него-то уж точно должна быть.

– Верно! Сейчас и позвоню.

– Ладно, я пойду по городу попытаюсь, а ты камеру добывай. Вечером увидимся.

IV. Эцера Хоса, выйдя из башни административного корпуса, был так занят своими мыслями, что свернул не в тот переулок и немного заблудился. Переулок долго тянулся среди глухих бетонных стен и заборов и вывел его в новую часть города. По сторонам высились серые шести-, девяти – и двенадцатиэтажные коробки, меж них по серому асфалиту раскатывали ярко-желтые маршрутные эмнибусы и сновали многочисленные туземцы, одетые в какие-то глухие не то кители, не то сюртуки практичного, немаркого цвета.

"Да, – думал Хоса, с брезгливым любопытством разглядывая туземцев и город. – Те, в лесах, поярче одеваются, в этакое убожество их силой не запакуешь. А, с другой стороны, все-таки цивилизация, не ходить же по городу в набедренных повязках... Чего их в город понесло?.. Неужели?.. Но нет, не может быть, ведь блок селекции... И дома эти... Ничего же не было, когда я в леса уходил. За полтора года наворочали!.."

Сначала он шел не спеша, ощущая свое полнейшее превосходство над аборигенами, над которыми он возвышался, как башня. Самые рослые едва доставали ему до пояса. Потом в душу стало закрадываться какое-то беспокойство. Чего-то не было в этих бетонных каньонах. Безотчетная тревога заставила ускорить шаги. Туземцы обтекали его с обеих сторон, никто не глядел на него, никто, казалось, его вообще не замечал. Но когда он нервно обернулся назад, то увидел несколько десятков поспешно отворачивающихся от его спины голов и уводимых в сторону взглядов. Он вдруг понял, что его угнетало. Тишина. Все шли по своим делам, порознь и группами, и все молчали. Ни слова, ни возгласа, ни смеха. Шелест мягких шагов и шуршание проезжающих эмнибусов.

Хоса был человек тертый и видел виды. Самор был не первой его планетой и, как истинный профессионал, Хоса всегда работал в одиночку и не пользовался никакими иными транспортными средствами, кроме собственных ног. И здесь, и на других планетах, странствуя по диким местам, среди первобытных племен, он всегда чувствовал себя как дома. Главным его оружием была абсолютная уверенность в себе. Бластер он, конечно, тоже носил с собой, но в ход еще ни разу не пускал.

И вот внезапно, сейчас и здесь, в городе, построенном людьми, он всей шкурой ощутил, что этот мир ему чужой. Местное светило, меньшее по размеру, чем Солнце, но зато более яркое и белое, поднялось уже довольно высоко, но все еще было утро, и на зеленоватом небе застыли перламутровые прожилки перистых облаков, и густые, черные тени ложились на асфалитовые плиты от маленьких молчащих фигурок с потупленными взорами. Кроме него самого, вокруг не видно было ни одного землянина.

Эцера Хоса шел быстрым шагом, почти бежал. Замедлил ход лишь выйдя на площадь, бывшую когда-то центром поселка. Теперь уже историческим центром. Здесь, слава богу, ничего не изменилось. И трехэтажное здание "гранд"-отеля, бывшее еще два года назад самым высоким в поселке (не считая, конечно, башен космопорта и управления), и стилизованный под "Дикий Запад" салун "Джо Барликорн", и лавки туземных сувениров, и стереовизион "Галакси" – все было на месте. Тут веяло милым сердцу патриархальным духом, и следа которого не чувствовалось среди бетонных коробок. И туземцев здесь не было. Впрочем, здесь вообще никого не было. Только ветер гонял по обширному пространству, залитому стерильным белым Светом, многочисленные пыльные смерчики.

Эцера остановился, обвел взглядом площадь, глубоко вздохнул. Он стоял, понурив голову, засунув руки в карманы куртки. Он размышлял.

"... Неужели я? – думал он, не видя ничего вокруг себя. – Скверно... если так... не может быть – Блок селекции... К черту, через два дня меня здесь не будет... Забуриться в номер и носа не высовывать... пересидеть... выпить бы..."

Он не видел, как из-за ближайшего угла вынырнула сутулящаяся фигурка в сером сюртуке с поднятым воротником. Туземец, не поднимая головы и зябко, по-старчески ежась, пересекал площадь. Как и Хоса, он был погружен в какие-то свои думы, и траектория его движения с неумолимостью случая упиралась прямо в живот задумавшегося этнографа.

Столкновение на долю мига породнило аборигена и землянина, сделав соучастниками общего на двоих переживания. Оба в испуге отпрянули, их глаза встретились. Хоса с изумлением смотрел, как в агатовых глазах туземца выражение естественного в таких случаях легкого испуга сменяется выражением смертельного ужаса. Глаза аборигена были огромные, с вертикальными зрачками, без белков, покрытые рубиновой сеткой кровеносных сосудов. Лицо серое, старое, морщинистое, ужасающееся. Оно показалось Хосе знакомым, но вспомнить, где он его видел, не удавалось. Да и не удивительно – он этих туземцев за полтора года столько перевидал!.. Он проводил взглядом убегающего прочь старика, пожал плечами и направился к отелю.

Поднимаясь на второй этаж по широкой псевдомраморной лестнице, устланной циновкой-дорожкой туземной работы, он случайно обернулся и увидел, что туземец-портье смотрит на него странным взглядом. Впрочем, он тотчас же отвел глаза. И это лицо показалось Хосе знакомым, но полной уверенности не было.

V. Малигэн и Манзарек столкнулись под вечер на площади перед отелем.

Рассеянно спросил Малигэн Манзарека: "Ну как?" – рассеянно спросил Манзарек Малигэна.

Оба выглядели озабоченными.

Секунду они фокусировали друг на друге взгляды, отделываясь от каких-то своих мыслей и убеждаясь в достоверности встречи. И снова синхронно: Спросил Малигэн Манзарека: "Ты о чем?" – спросил Манзарек Малигэна.

Первым все же ответил Манзарек:

– Я о камере. Достал?

– Нет, – сказал Крис Малигэн. – У наших нет, а этнограф отказал, хотя я ему гарантировал бережное обращение. Вот можешь ты это объяснить? Кажется, ничего страшного я у него не просил, а видел бы ты, как он взвился! Будто я его на инцест подбиваю или в компрачикосы вербую... А у тебя как дела?

– Ничего. Походил по городу, изучил обстановку. Даже в городской столовке пообедал. Слушай, это везде так кормят?

– Так ведь повсюду туземцы поварами! Свои блюда они почему-то не готовят, а наши как следует не могут. Одно время хоть продукты натуральные были, рыбой, например, спасались. Дали туземцам снасти, обучили, как ими пользоваться – Ну, а тут химкомбинат пустили – рыба в реке и подохла. Теперь весь город на синтетике сидит. Единственное место, где прилично поесть можно, это в баре, в башне администрации. Все наши туда ходят. Ты, кстати, где остановился?

– Здесь, в отеле.

– Брось! Перебирайся в башню! Там полно освободившихся квартир. Ближе будет и удобнее. Вот прямо сейчас бери шмотки – и потопали! – Ладно, уговорил. Только как же все-таки с камерой? Хоса этот, видно, тоже здесь, в отеле, живет?

– Ну да.

– В каком номере?

– Когда я ему звонил, жил в восемнадцатом, на втором этаже. Если никуда не перебрался, значит, там.

– Попробую-ка я теперь с ним поговорить. Ты подожди, я

быстро.

Ждать Малигэну пришлось и вправду недолго. Минут через пять-десять Камил Манзарек выскочил из аляповато-роскошного портала отеля. На плече у него висела обширная дорожная сумка, а в руках была видеокамера.

– Ну ты молодец! – восхитился Кристофер Малигэн. – Уговорил-таки! Сильно он сопротивлялся?

– В общем, нет, – как-то невнятно ответил Манзарек. Он ерзал плечом, поправляя ремень сумки, и на Малигэна не смотрел.

– Идем, – сказал он.

Они прошли по пустынной плошали в тесную улицу, ведущую кратчайшим путем к космопорту. Манзарек делился впечатлениями.

– ... честно говоря, – рассказывал он, – не понравилась мне атмосфера в вашем поселке. Ходил я по всем этим вашим прачечным и химкомбинатам – такая тоска... Все серые, все молчат, никто глаз не поднимает... Как представлю, что придется еще и завтра ходить и снимать их...

– А на кой черт нам снимать прачечные? Этим никого не удивишь. Нам желательно отобразить приобщение к самым передовым достижениям цивилизации. Будешь в космопорте ролик делать.

– А там много туземцев работает?

– Много! Да все сервисные службы на них только и держатся. И в порту, и на каботажнике. Так что все в порядке...

Они шли узкой темной улицей, по сторонам тянулись глухие бетонные стены ангаров и пакгаузов, садящееся солнце освещало только верхушки зданий, и на темном небе появились уже самые яркие звезды.