Текст книги "Трупам каратисты не страшны или Зомби в новолуние"

Автор книги: Евгений Дрозд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ТРУПАМ КАРАТИСТЫ НЕ СТРАШНЫ или ЗОМБИ В НОВОЛУНИЕ

Страшные секунды полной потери ориентации, когда внезапно просыпаешься почти в полном мраке, в незнакомом помещении, в неведомом месте, глаза различают лишь смутные тени и ничего не могут подсказать разуму, а внезапная мысль: «вдруг снова?!…» готова зашвырнуть тебя в пучину панического ужаса…

«Спокойно… спокойно… я – Перегрин Такэда, гражданин Соединенных Штатов, сын японца и индеанки племени яки, этнограф, плыву в Пуэрто-Манчо… а! ну да – я на корабле, корабль называется „Тонто суэньо“, а каюта кажется незнакомой, потому что я только сегодня ее самовольно занял…»

Такэда отбросил пропитанную тропической влагой и его собственным потом простыню и уселся на койке.

«… а капитан, конечно, тот еще тип – ну какого, в самом деле, черта должен я терпеть храп соседа, когда по левому борту все каюты свободны?! так нет же: „Сеньор Такэда должен проживать в той каюте, номер которой указан в его билете…“ Сволочь! Хорошо, ключ подошел к дверям вот этой… Но почему я все-таки проснулся? Таблетки на ночь принял, тут все нормально…»

Такэда медленно водил головой по сторонам, вслушиваясь в темноту. Привычный плеск волны за открытым иллюминатором, привычная качка… она, конечно усилилась после того, как из Панамского канала «Тонто суэньо» вышел в Панамский же залив, но Такэда морской болезнью не страдал и мерного покачивания палубы под ногами уже и не замечал. Что-то, однако, было не так. А… вот оно что – не слышно ровного гула корабельных машин. Стоим почему-то. Странно – до Пуэрто-Манчо никуда заходить не должны. А это что?.. Такэда насторожился – до его ушей донесся приглушенный звук двигателя, работающего на малых оборотах. Только это не были мощные моторы «Тонто суэньо». Что-то калибром поменьше подходило к кораблю с левого борта.

Перегрин высунул голову в иллюминатор.

Над колышущейся черной гладью залива висел тонкий серп старого, на последнем издыхании месяца. Света, однако, было достаточно, чтобы разглядеть темный силуэт приблизившейся почти вплотную к «Тонто суэньо» яхты, шедшей с погашенными огнями. На яхте заглушили движок и с ее палубы кто-то замигал фонариком. Где-то над головой Такэды, на верхней палубе послышались негромкие голоса, на яхту перебросили швартовы. Перегрин ощущал в груди восторженный холодок – он, аккуратный университетский мальчик, выпускник колледжа, белый воротничок, типичный представитель «миддл клэсс», стал невольным свидетелем той стороны жизни, о которой раньше лишь в книжках читал. «А капиташа-то наш не промах! Ясное дело – контрабандой промышляет… может даже перевозкой наркотиков… на какой-нибудь медельинский картель работает…» От этой мысли стало жутко – ребятишки в картеле крутые, свидетелей не любят, но Такэда с иступленным любопытством наблюдал как с борта «Суэньо» к яхте протягивают трап, потом один из принимавших его людей что-то говорит в мобильник, затем наступает минутная пауза… А потом сверху донесся звук чьих-то тяжелых шагов и всякий восторг щенячьего любопытства у Такэды как ветром сдуло. Он ошеломление смотрел, как по трапу на борт яхты спускаются люди, которых – Такэда голову на отсечение давал – он за время рейса ни разу не видел ни среди пассажиров, ни среди команды. В людях этих не было на первый взгляд ничего особенного – ну шагали быть может чересчур размеренно, интервал держали с математической точностью, руками и головами подергивали как-то механически… но Такэда, глядя на них, ощущал, как в душу закрадывается тревога, переходящая в темный, необъяснимый ужас. «Роботы какие-то, андроиды…» мелькнула мысль. «Роботы» спускались на палубу, все той же механической походкой делали несколько шагов и исчезали в чернеющей пасти люка, ведущего куда-то во чрево яхты. Три или четыре человека из команды яхты, находившиеся на палубе, старались держаться от «роботов» подальше. По их напряженным позам Такэда понял, что испытывают эти люди то же самое, что и он – страх.

Всего на яхту перешло десятка полтора «андроидов», а процессию замыкал человек, движения которого менее всего можно было назвать механическими. Он преодолел трап в два прыжка с какой-то обезьяньей ловкостью. Это был мулат небольшого роста, очень ладно сложенный, очень гибкий, с наголо выбритым черепом. На нем была блестящая черная рубаха – шелковая или атласная, белые брюки и белые туфли. Мулат проследил как последний из «роботов» спускается в черный провал и захлопнул за ним крышку люка. После чего легкой походкой, как бы пританцовывая всем телом, прошел к людям из команды яхты.

Над головой Такэды снова послышались приглушенные голоса, в которых явственно сквозило облегчение. Трап поспешно втягивали назад, на борт «Тонто суэньо». Мулат что-то говорил людям с яхты, которые держались все с той же напряженностью. Перегрин решил, что мулата они боятся, пожалуй, даже больше, чем «андроидов».

Желая получше его разглядеть, Такэда высунулся из иллюминатора чуть дальше и тут же пожалел об этом. Мулат как будто затылком почувствовал его взгляд. Он крутнулся вокруг оси с грациозной стремительностью и полоснул по борту «Тонто суэньо» белыми глазами, в которых казалось, вовсе не было зрачков. Зрачки, конечно, были, но суженные в точку, и на микроскопическую долю секунды они встретились со зрачками испуганно – но недостаточно быстро – отпрянувшего Перегрина.

Оказавшись в уютном мраке каюты, Перегрин испытал вполне детское желание нырнуть в койку, под простыню, накрыться о головой и отгородиться от всего мира: я – не я, ничего не видел, ничего не слышал… Сердце бешено колотилось. А в голове вертелась лишь одна мысль, один вопрос: успел разглядеть его мулат или нет? Дурацкий вопрос на какое-то время полностью парализовал волю к действию, пока, через несколько секунд, не возопил инстинкт самосохранения. «Да что же это я?! У них там мобильник… сейчас свяжутся с командой… пошлют людей…» Такэда подхватил одежку, лихорадочным взглядом окинул каюту – не оставил ли чего своего, что может послужить уликой? – выскочил в тускло освещенный коридор и в два прыжка добежал до своей законной каюты.

Могучий храп соседа-коммивояжера показался ему сладчайшей музыкой. У Такэды достало самообладания, чтобы забросить одежду в шкафчик, прежде чем рухнуть на койку и накрыться простыней. В самый раз – из коридора послышался звук осторожных шагов и негромкие голоса. Такэда, лежа на правом боку, зажмурил глаза и сжался в комок. Он лежал, ожидая неизвестно чего и проклиная гулкий стук сердца, который, как ему казалось, набатом разносится надо всем Тихим океаном. И дождался – рукоятка двери тихо провернулась – Такэда видел это сквозь ресницы не до конца закрытого правого глаза – и дверь стала бесшумно поворачиваться. Из коридора в каюту протянулась полоска тусклого света. Она уперлась в койку Такэды и медленно расширялась. Перегрин, лежащий в позе эмбриона, усиленно дышал обеими ноздрями, изображая глубокий сон. Но сквозь ресницы он увидел, как в каюту кто-то заглянул, несколько секунд стоял неподвижно, вслушиваясь и всматриваясь, затем подался назад и так же тихо затворил за собой дверь. Звук крадущихся шагов удалился, затих, снова возобновился, сильно ослабленный стенками и расстоянием. Должно быть проверяли каждую каюту.

Еще какое-то время Такэда лежал неподвижно, напряженно вслушиваясь в ночную темноту, а потом незаметно для себя заснул.

* * *

Утром все случившееся ночью казалось сном, но раздумывать об этом было некогда. Корабль уже входил в гавань Пуэрто-Манчо и нужно было быстренько собраться и успеть заскочить в кантину. Завтрак входит в стоимость билета, так не пропадать же добру. За столом все было как обычно – никто не вперял в него пристального испытующего взора, никто зловеще не перешептывался, кося взглядом в его сторону…

* Сухо попрощавшись с капитаном и забросив на плечо здоровенную сумку, Такэда по шаткому трапу сошел на твердую почву гавани Пуэрто-Манчо, откуда вскорости ему предстояло отправиться в этнографическую экспедицию по изучению шаманских практик племен, проживающих в самих глухих уголках и дебрях Восточных Кордильер и в междуречьи Инирида – Гуавьяре.

Оставив за спиной гудки буксиров, завывание портовых кранов и вопли грузовиков у открытых ворот пакгаузов, Такэда вышел на набережную. Остановился у пальмы, обвел взором панораму невысоких аккуратных зданий, выстроенных явно в прошлом веке в испанском колониальном стиле. Задрав голову, перевел взгляд выше, на окружающие городок зеленые холмы, густо поросшие тропической растительностью. Порыв ветра, пришедший, должно быть, из самых глубин континента, принес с собой незнакомый пряный аромат, от которого у Такэды расширились ноздри. Каждый город обладает своим неповторимым запахом – своего рода визитной карточкой. У Пуэрто-Манчо карточка эта была привлекательной. Порыв ослабел и Такэда окунулся в стихию запахов уже знакомых, но тоже приятных. Слева от него, в маленьком кафе под полосатым тентом готовили крепкий и ароматный кофе по-турецки. Сам кофе, разумеется, был бразильским. Мимо с достоинством прошествовал седоусый сеньор в белом костюме и белой широкополой шляпе. Он курил сигару. Из кафе через дорогу доносился аромат приготавливаемых мясных блюд с незнакомыми Такэде специями. Аромат был такой, что Перегрин невольно проглотил слюну, хотя завтракал совсем недавно. С пляжа тянуло запахом выброшенных на берег водорослей. Громкая музыка заставил этнографа оглянуться. На пляже, на белом песке группа смуглых парней, одетых лишь в длинные, по колено, трусы ярких расцветок, под звуки самбы, несущейся из мощного кассетника, отрабатывала прыжки и стелющиеся подсечки капоэйры. Их подбадривали темнокожие подружки в белых бикини. По набережной мимо Такэды пробежала пестрая стайка девчонок самого опасного возраста, одарив этнографа огненными взорами влажных черных глаз, хихиканьем и сложным запахом французских парфюм.

Да, Такэде здесь положительно нравилось. Он ухмыльнулся, жестом тормознул такси и отправился в гостиницу.

* * *

Отель «Паласио» на площади Оружия был выстроен все в том же староиспанском стиле. Побеленные стены, карнизы и навесы, жалюзи и узорные чугунные решетки на окнах, балкончики с чугунными же перилами. У регистратора Такэду поджидала записка от Виктора, который должен был стать проводником Перегрина на первом этапе экспедиции. Виктор писал, что в связи с некоторыми вновь возникшими обстоятельствами, выезд задерживается на несколько дней, приносил извинения, просил ожидать его в отеле и не скучать. Такэда слегка нахмурился. Перспектива проторчать неизвестно сколько в городке, хоть и приятном на первый взгляд, но в котором нет ни одной знакомой души, Перегрину вовсе не улыбалась. Но делать было нечего. «Ладно», решил Такэда, «назовем это периодом акклиматизации…» Он забросил вещи в номер и отправился осматривать местные достопримечательности.

Помимо отеля на площади располагались еще и мэрия, кафедральный собор с барочным фасадом и – в самом центре – памятник какому-то невнятному генералу, герою какой-то то ли войны, то ли революции прошлого столетия. Такэда на секунду застыл в нерешительности, не зная, в какую сторону податься. Открытый портал собора манил прохладной мглой, предлагая спокойное убежище. Такэда сузил глаза. Он не понимал, с чего бы это в голову пришла мысль об убежище, и ему это не нравилось. Такэда привык доверять своей интуиции и знал, что ни с того, ни с сего такие мысли не возникают. Он более внимательно оглядел площадь. Все, вроде, спокойно под жарким полуденным солнцем и, однако, что-то явно не так. А, вот оно что – народа на площади всего ничего. Правда, некоторое скопление аборигенов наблюдается на противоположной от отеля стороне площади, у стен мэрии, где расположился небольшой фруктовый базарчик. Но и там продавцов было больше, чем покупателей. Пустота центральной площади угнетающе контрастировала с пестрым оживлением набережной. В воздухе как будто висело некое напряженное ожидание. Такэде тут же захотелось вернуться в номер, но он подавил это малодушное желание и по нагретым каменным плитам, попирая свою маленькую черную тень, прошествовал к торговым рядам.

Ну, с фруктами и овощами все было в порядке, чего не окажешь о продавцах. Видимо по какому-то древнему обычаю торговлишкой в Пуэрто-Манчо занимались исключительно мужчины, причем все как на подбор, вне зависимости от национальной, этнической и расовой принадлежности, крутые амбалы с крайне неприятными и даже отталкивающими физиономиями. Интуиция уже не нашептывала свои предостережения Перегружу, а просто орала на два голоса, в паре с инстинктом самосохранения, что нечисто что-то на этой площади и с этими продавцами и что надо по-быстрому отсюда сваливать. Такэда так и хотел сделать, но гордость не позволяла выказывать поспешность. И он даже заставил себя задержаться у последнего в ряду торговца – здоровенного негра с переломанным носом и разбитыми бровями профессионального боксера, – и поинтересоваться ценой авокадо и папайи. Негр не ответил – он напряженно вглядывался вдаль поверх плеча Такэды. Этнограф невольно обернулся, и проследил взгляд торговца – с ведущей к набережной улицы на площадь въезжали гуськом несколько армейских джипов. Джипы как джипы, ничего особенного. Но когда Такэда в легком недоумении снова повернулся к негру, в руках у того уже находилось оружие – то ли маленький автомат, то ли очень уж внушительный пистолет.

Американских детишек с самых ранних классов учат, как надо поступать, когда вблизи оказывается злой дядя с оружием в руках и загадочным блеском в глазах.

Такэда рухнул ничком на теплые каменные плиты и откатился в сторону прежде чем на площади разразился ад. «Продавцы» дружненько палили по джипам, оттуда тоже, кажется, начали отвечать. Такэда высмотрел вблизи проход между зданиями и из низкого старта рванул к нему. Шальная пуля с визгом срикошетила у самых его ног. Ныряя в проход, Перегрин краем глаза заметил, что действительно, из джипов выпрыгивают люди и, прячась за машинами, открывают огонь по «торговцам».

Проход на деле оказался тупиком. Прямо перед Такэдой была глухая перемычка между домами, справа совершенно глухой брандмауэр, в стене слева было одно окно, однако на высоте второго этажа, не достать. Перегрин понял, что тут он в ловушке, но на площади, помимо одиночных выстрелов и автоматных очередей, начали греметь уже и взрывы и возвращаться туда очень не хотелось. Поэтому этнограф забился в самый дальний угол тупика, спрятался в густой, чернильной тени, по диагонали перечеркивающей прямоугольник шириной метра три и длиной метров шесть.

Вжимаясь в стену, Такэда напряженно вглядывался в неширокое пространство площади, доступное его взору. Однако события происходили за пределами этого узкого горизонта. Там гремели взрывы и выстрелы, слышались вопли и стоны, ругательства и команды. А в поле зрения Перегрина лишь проплывали облачки порохового дыма, да временами видно было, как пули вышибают осколки из каменных плит. Такэда уже начал надеяться, что все как-то обойдется, но тут в тупик, заслоняя вид на площадь, ввалилась крупная фигура – тот самый негр, у которого Такэда ценами интересовался. Негр прижался к стене и бормоча себе под нос что-то невнятное, выщелкнул пустой магазин своей пушки и вставил новый. Такэду он пока что не замечал и этнограф стоял ни жив ни мертв. Негр, держа пистолет обеими руками осторожно высунулся за угол и тут на площади, метрах в трех от тупика прогремел взрыв ручной гранаты. Взрывной волной негра забросило в тупик и он рухнул на ярко освещенный камень неподалеку от границы света и тени. Это уже потом Такэда сообразил, что негр, по сути дела, спас его, приняв на себя все осколки. Но сейчас у Перегрина ослабли колени и он сполз по стене, опустившись на корточки, и в ужасе разглядывал труп. Пробитая во множестве мест белая рубашка убитого быстро превращалась в красную. Зрение Такэды необычайно обострилось, он с ужасающей отчетливостью и ясностью воспринимал все самые мельчайшие детали: красные прожилки на белках закатившихся глаз негра, ниточку слюны в углу полураскрытого огромного, красного рта, блестящую зеленую муху по-хозяйски опустившуюся на этот самый уголок… Из-под затылка, покрытого жесткими черными кудряшками, вытекала тонкая струйка крови и быстро устремлялась по каменным плитам, казавшимся в ярком солнечном свете почти белыми, к затененному участку, где притаился Такэда. Казалось, кровь спешила укрыться от палящего солнца. Этнограф как под гипнозом следил за ее веселым бегом. Вот струйка пересекла границы света и тени, вот она достигла носка правой кроссовки этнографа… Тут в мозгу Перегрина как будто что-то взорвалось. Он метнулся к трупу и яростно принялся выдирать пистолет из судорожно сжатых пальцев негра. Каждый палец пришлось отгибать по отдельности. Завладев оружием, Перегрин пришел в себя. Оп уже не чувствовал себя агнцем на заклание. Теперь он и огрызнуться сможет. Тяжесть оружия в руке придавала уверенности. Такэда внимательно вглядывался в выход из тупика. Высовываться он не намеревался, но в случае чего гостей встретит достойно…

Гости не замедлили явиться. На этот раз в тупик, после особо яростной серии взрывов, воплей и пальбы, забежали двое. Оба в светлых гражданских костюмах, не скрывавших, однако, армейской выправки. Тот что помоложе – бритоголовый негр с чеканным римским профилем, стал у самого выхода, держа револьвер обеими руками и стволом вверх. Время от времени он высовывался за угол, делал выстрел-другой и тут же укрывался в тупике. Второй, постарше, светлокожий, с ежиком коротко стриженных седых волос, стоял спиной к Такэде, он тоже был вооружен, но ствол его револьвера смотрел в землю.

Этих двоих Перегрин не видел среди «торговцев» фруктами, поэтому заключил, что они из другого лагеря. Во всей этой заварушке Такэда был фигурой приблудной, но в силу обстоятельств приходилось определяться – на чьей он стороне. Эти двое казались гораздо симпатичнее «торговцев». Такэда уже принялся обдумывать, как ему поделикатнее выдать свое присутствие, да так, чтобы его при этом не пристрелили, но тут какой-то бесшумный отблеск, скользнувший по тупику, заставил его поднять глаза. Он увидел как медленно, осторожно открывается единственное окно в стене напротив и из него выглядывает некто с еще более отталкивающим лицом, чем у всех «торговцев» вместе взятых. Вслед за лицом из оконного проема высунулся ствол автомата Калашникова. Незнакомец, изогнувшись и опершись локтем на подоконник, с жестокой улыбкой на ярко накрашенных губах целился в спины двоим, стоявшим у выхода из тупика.

У Такэды были доли секунды для принятия решения, перевернувшего всю его жизнь, и он его принял. Оп поднял свой пистолет и нажал на спусковой крючок…

… у проклятой штуковины оказалась сильнейшая отдача, подбросившая руку Такэды вверх, так что большая часть пуль ушла в небо, а грохот выстрелов просто оглушил его. Но две или три пули цели достигли.

От шока Такэда впал в состояние, которое уже приключалось с ним несколько раз в жизни – все в критических ситуациях – и которое он называл «объемным зрением». Он схватывал всю картинку как бы со стороны и сверху, и события в охватываемом таким зрением объеме развивались в замедленном темпе.

Вот он сам стоит, отчаянно пытаясь удержать в руке дергающееся оружие… вот медленно переваливается через подоконник тело убийцы с «Калашниковым»… вот оборачиваются на грохот выстрелов двое, стоящие у выхода из тупика и стволы их револьверов поворачиваются в сторону Такэда и, возможно, пальцы уже начали давить на спусковые крючки…

Выпавшее из окна тело с глухим стуком ударилось о землю рядом с трупом негра. Объемное зрение пропало и время помчалось с обычной скоростью. Реакция у тех двоих оказалась хорошей – они мгновенно оценили ситуацию и придержали пальцы на спусковых крючках. Но Такэду это не утешило, ибо обнаружился еще один свидетель, которого этнограф меньше всего хотел бы здесь видеть. В оконном проеме, из которого выпал тип с помадой на губах и с «Калашниковым» в руках, на секунду возник персонаж из ночного кошмара Перегрина – мулат с яхты. Мулат цепким взором белых глаз зафиксировал общее положение дел и сгинул во мраке проема, прежде чем Такэда принялся по нему палить. На этот раз этнограф держал свою пушку обеими руками и пули пошли более кучно, хотя и бесполезно – у мулата реакция тоже была хорошей. Такэда, однако, жал на курок, пока не закончились патроны.

– Ну хватит, хватит, успокойтесь, дружище!

Этнограф, продолжая целить в окно, резко повернул голову на голос.

К нему обращался тот, что постарше, неслышно подошедший близко к Такэде. Негр остался удерживать позицию у выхода из тупика.

– Хорошее у вас оружие, – сказал подошедший, внимательно разглядывая пистолет в руках Такэды.

Такэда опустил руки, так что ствол глядел в землю.

– Это не мое, это вот его… – он ткнул стволом в труп негра. – А что – действительно хорошее? – М1О, «Ингрем», – пояснил незнакомец. – Серьезная машина. Запрещена к продаже частным лицам. Но, разрешите представиться – полковник Хиткот Элгертон, отдел по борьбе с наркотиками, ФБР.

Полковник слегка наклонился и даже, кажется, каблуками прищелкнул.

– Перегрин Такэда, этнограф. Я тоже американец…

Полковник произнес что-то дежурно-вежливое и склонился над трупами. Сначала осмотрел негра.

– Этого не знаю, – заметил он и перешел к лежащему ничком автоматчику. – Вы мне не поможете?

Вдвоем они перевернули застреленного Перегрином типа на спину. Все пули Такэды попали ему в грудь и живот, лицо оказалось нетронутым.

– «Голубой», что ли? – спросил Такэда, брезгливо разглядывая толстый слой пудры, ярко накрашенные губы, накладные ресницы, умело наложенные тени на веках и серьги в ушах.

Полковник не ответил, а только как-то странно посмотрел на Такэду и сам задал вопрос:

– В кого вы только что палили? Там еще кто-то был? – он махнул рукой в сторону окна.

Перегрин кратким, но исчерпывающим образом описал ему облик мулата.

Полковника как будто током ударило. Он, ни слова не говоря, метнулся к негру и бросил ему несколько фраз. Негр как бы даже с испугом оглянулся на Такэду и, козырнув, исчез за углом. Полковник занял его позицию и временами высовывался из за стены на площадь, но не стрелял. Пальба на площади к этому времени почти затихла. Издали донеслось завывание полицейской сирены.

– Наконец-то! – сказал полковник подошедшему к нему Такэде. В голосе его звучала ирония. – главная полиция Пуэрто-Манчо заподозрила, что в городе что-то не в порядке. – А далеко отсюда до полицейского управления? – Невероятно далеко, дружище, целых два квартала!

Негр вернулся через несколько минут и на немой вопрос полковника слегка развел руками:

– Никого, сэр, в мэрии только служащие – их всех в одну комнату согнали и заперли… А еще там торговцы – настоящие – да несколько случайных прохожих. Ясно, что бандитами на площади из здания мэрии руководили, но сейчас там никого. Ни главарей, ни рядовых, сэр. Я на всякий случай оставил там сержанта Уиллиса и пару ребят.

Полковник помрачнел и на минуту задумался.

– Ладно, – сказал он наконец, – ясно, что операция провалена, даже еще и не начавшись. И, судя по тому, что нас ждали, утечка произошла где-то на самом высоком уровне. Здесь нам теперь делать нечего, отходим на базу. – На побережье, сэр? – спросил негр. – Да. А Перегрин… кстати, познакомьтесь, джентльмены: капитан Джотам Пентекост, ФБР, – Перегрин Такэда, этнограф… Так вот, мистер Такэда, вы поедете с нами. – Но, сэр! – запротестовал этнограф. – У меня совсем другие планы! Отсюда я должен через несколько дней в экспедицию отправиться, мне только человека дождаться надо. – Боюсь, мистер Такэда, вы не понимаете всей серьезности положения и боюсь у меня для вас очень плохие новости. Вы слыхали про наркобарона Эскапильо?

Перегрин кивнул.

– Так вот, человек, которого вы подстрелили – это Альфонсо Бьой Контаридо, по кличке «Чикилла», любовник Эскапильо. А мулат, который знает, что это сделали вы, зовется Гектор Пончиа, по кличке «Эль Диабло», правая рука Эскапильо, специалист по самым грязным и кровавым делам. Вы и с нами не будете в безопасности, но если вы останетесь один в этом городишке, то за вашу жизнь я и цента не дам. Несколько минут назад, вы, Перегрин, самолично подписали себе смертный приговор. И если вы попадете в лапы Эскапильо, то с вашей стороны будет очень наивно рассчитывать на быструю и легкую смерть.

Полковник замолчал и стоял, со значением разглядывая этнографа. Этнограф с отвисшей челюстью переваривал услышанное и смотрел на полковника. Капитан Пентекост нетерпеливо переводил взгляд с полковника на Перегрина.

– Но… у меня там вещи в гостинице… и Виктора предупредить надо… – наконец выдавил из себя Такэда. – Мы не сразу уезжаем, – терпеливо пояснил полковник, – пока все формальности с полицией уладим, потери подсчитаем, состояние джипов проверим…. вы все успеете сделать. Идемте же.

Из пяти принадлежащих команде полковника джипов на ходу были три. В них и разместились все уцелевшие и легкораненые. Двоих убитых и одного тяжелораненого оставили в Пуэрто-Манчо под ответственность полиции и местных спецслужб.

Маленькая колонна продиралась по грунтовке сквозь гущу прибрежных дождевых лесов. Моторы джипов взревывали на колдобинах и ухабах, колеса пробуксовывали в красном суглинке. Но вопли попугаев и яростные трели других тропических птиц заглушали даже гул двигателей. Такэда вместе с полковником и капитаном ехал в средней машине. Кроме них и водителя в джип втиснулись сержант Уиллис и еще два спецназовца – так Перегрин окрестил про себя этих крепких парней в штатском но при оружии.

– … так что же, дружище, занесло вас в эти края? – спрашивал полковник.

Такэда, все еще не пришедший в себя после столь резкого поворота судьбы и ломки всех планов, глядя неподвижно перед собой, монотонно пояснил:

– Этнографическая экспедиция с целью изучения шаманской практики диких племен, обитающих в джунглях междуречья Инирида – Гуавьяре и в отрогах Восточных Кордильер…

Полковник Элгертон и капитан Пентекост смотрели на него как на марсианина.

– Джунгли… – мечтательно протянул капитан, – кровожадные дикари, пляски у костра и грозный гул барабанов. И кругом опасности… – Ну да, – подхватил полковник, – ягуары и, эти… анаконды… – Кайманы и пираньи… – Огненные муравьи и ядовитые пауки марки «черная вдова»…

Оба глубоко вздохнули.

– Мне очень жаль, Перегрин, – мягко сказал полковник, – что все так получилось и вы к своим дикарям если и попадете, то не скоро. С ними вам было бы лучше и гораздо безопасней. – А я, сэр, – сказал капитан, – с самого начала понял, что не будет нам в этом деле удачи. Утром, когда я выходил из дома, мне дорогу перебежала черная кошка; как только я вывел машину из гаража и выехал на шоссе, меня подрезал черный «понтиак», а когда мы на базе в Майами выруливали на взлетную полосу, у нас перед самым носом стартовал черный самолет…

– Ну, во-первых, Джотам, вам как чернокожему несчастья должны приносить не черные, а белые кошки, а во-вторых, что это еще за черный самолет?

– Ну этот сверхсекретный «Стеллс F-22»…

– А-а…

Полковник хотел, видимо, что-то сказать, но не успел. Водитель резко ударил по тормозам, потому что идущий впереди, метрах в двадцати от них джип внезапно подпрыгнул и превратился в огненный шар. Такэда, парализованный ужасом, смотрел как из шара выпала темная человеческая фигура, окутанная пламенем. Она свалилась в высокую траву и каталась в ней, пока не замерла. Послышался негромкий хлопок и сразу же вслед за ним взрыв сзади – теперь загорелся третий в колонне джип.

– Боже! – прошептал кто-то из спецназовцев.

Руки водителя на рулевом колесе были совершенно белые. Слева и справа от джипа, в густых непроницаемых стенах тропической зелени замелькали веселые огоньки, послышались не то автоматные, не то пулеметные очереди, но пули прошли гораздо выше машины, срезая ветки, веточки и листья, которые градом посыпались на крышу. На капот с глухим стуком свалился подстреленный шальной пулей попугай-гуакамайо и трепыхался, теряя перья голубых крыльев и красного хвоста. Через несколько секунд стрельба прекратилась и послышался усиленный громкоговорителем голос:

– Вам все ясно, полковник Элгертон? Выходите из джипа по одному. Лицом к машине, оружие на землю… минута на размышление.

Говорили по-английски, но с местным акцентом. Воцарилось молчание, даже вопли птиц затихли, только слышался треск пламени двух страшных костров, блокирующих дорогу. Капитан посмотрел на полковника. Тот едва заметно пожал плечами.

– Выходим, – сквозь зубы сказал он.

Капитан кивнул сержанту Уиллису, тот дал знак водителю:

– Давай ты, Хобарт, а потом вы, ребята, – он повернулся к двум спецназовцам.

Водитель – бледный парнишка, самый молодой из всех, спиной вперед полез из машины.

– Хотел бы я знать, – процедил капитан, – на кого это мы нарвались – на картель или на партизан? – И если это партизаны, сэр, – добавил сержант Уиллис, – то кто – «Тупак Амару» или «Сендера Луминоса»? – Не все ли равно? – пробурчал капитан. – Не скажите, сэр. «Тупакамаровцы» сейчас озлобленные после той истории с захватом японского посольства, они могут и сразу шлепнуть, а «сендеровцам» нужны заложники, тут у нас есть шанс… – Я не удивлюсь, – сказал полковник, – если среди этих партизан мы увидим людей из картеля.

Он повернулся к окаменелому Такэдо.

– Очнитесь, дружище, приехали. Вылезаем…

Он чувствительно потряс этнографа за плечи. Это помогло. Перегрин чуток собрался с силами и полез вслед за полковником наружу. Когда они все стояли, выстроившись в шеренгу лицом к джипу и заложив руки за голову, из леса начали выходить обильно вооруженные люди в камуфле, в армейских шапочках с козырьками, усатые, бородатые и длинноволосые.

– Слава богу, – тихо сказал сержант, – «Сендера»…

Чуть позже выяснилось, что радовался сержант рановато, а полковник оказался пророком. После того, как партизаны весьма грубо обыскали пленников и, разрешив им повернуться лицом к лесу, принялись потрошить содержимое их сумок и багажника джипа, из зеленой стены вышли еще двое. Ну, один был явно командир – команданте – хоть и в той же пятнистой униформе и в той же кубинской шапочке, но борода погуще, сигара потолще, револьвер в кобуре на боку какой-то уж больно здоровый – «магнум» что ли? – а на брюхе болтаются бинокль и мегафон. Но вот второй…

Увидев его, Такэда мысленно застонал: «о нет! только не это!..» Но это был именно он. Перегрин понял, что этот человек – его судьба, его рок, злой гений и личный даймоний…