Текст книги "Сестра (Похоть) (СИ)"

Автор книги: Евгений Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Тарасенко Евгений Андреевич
Сестра (Похоть)

СЕСТРА

(ПОХОТЬ)

– Что случалось Саша, у тебя такое лицо, будто завтра конец света? – сказала мама, обращаясь к папе, одновременно накладывая в тарелку макароны и котлеты, – опять на работе проблемы?

Отец, тогда, работал в крупной строительной компании. У них возникли проблемы со сдачей нового дома, грунт под домом, что называется "поехал" из-за оттаявшей вечной мерзлоты, поэтому отец целыми днями пропадал на работе, и было более чем удивительно то, что сегодня он обедал с нами. Папа отговорился, какими то общими фразами, но я его уже не слушал, я почувствовал, как ЕЁ нога коснулась моей, я так резко повернулся к нёй, что чуть не перевернул свою тарелку. Я посмотрел ей в глаза: "Ира, что ты делаешь, ты сошла с ума"?! Она начала медленно поднимать ногу, я почувствовал поднимающееся возбуждение, кровь прилила к лицу. Я снова впился в неё глазами и увидел, что она улыбается едва заметной только мне улыбкой, ей определенно это нравилось, её заводило чувство опасности. Она играла с огнём. "Нет, Ира, только не сейчас, что ты делаешь, что ты делаешь"?!! Я уже не мог спокойно усидеть на стуле, котлета встала у меня поперек горла. Я понял, что нужно, что-то делать, но мама сама заметила, что я перестал есть, впрочем, как и Ирина:

– Ну а вы, почему так мало съели? Сейчас снова побежите играть в свой компьютер. Я заметила, что в последнее время вы много времени стали проводить, просиживая за компьютером – испортите себе зрение. Саша хоть ты им скажи.

Но папе сейчас было явно не до нас, он уже встал из-за стола и надевал пиджак, чтобы снова ехать на работу.

– Но, мама, – взмолился я, – ты же знаешь я взял новую игрушку, сейчас пройду ещё один уровень и пойду прогуляюсь, мне как раз надо сходить к Серёге, забрать свой диск с музыкой.

Ирина лишь пристально посмотрела маме в глаза, та молча мотнула головой – дети, что с вас возьмешь.

– Спасибо МА! – на ходу бросил я, вставая из-за стола таким образом, что бы мама не увидела оттопыренное трико, и быстрым шагом пошёл в нашу комнату. Ирина осталась помочь маме убрать посуду со стола.

Я зашел в комнату и сел за компьютерный стол, сердце отбивало барабанную дробь, хотя начинало понемногу успокаиваться. Через некоторое время зашла Ирина, закрыв дверь на щеколду, она повернулась ко мне.

– Ирина, что ты делаешь? – начал, было, я, но она не дала мне договорить, прильнув ко мне. Её губы коснулись моих и мир, будто перевернулся, я уже не думал не о чём другом. Я схватил её и прижал к самой дальней от двери стене за шкафом с одеждой, нервно шаря руками, я начал расстегивать ширинку на её джинсах и пробовать снять их одной рукой, второй, в это время, гладя её то по спине, то по ещё не до конца сформировавшимся грудям. Она сама расстегнула пуговичку и сняла джинсы, тут же стягивая с меня трико вместе с плавками. С её плавочками, в отличие от джинсов, я справился сам, мои пальцы скользнули по волосам светлым по краям и темнеющим в середине, к её лону тёплому и слегка увлажнившемуся. Она взяла в руку мой член и направила его. Я вошел в неё, мир взорвался, на глаза будто упала пелена, я полностью был в ней, а она во мне.

Я кончил в неё, несколько раз конвульсивно содрогнувшись, она подавила готовый вырваться стон, закусив губу. Это длилось не больше пары минут, я сильно возбудился для более длинного соития, к тому же мы оба хотели, чтобы это было именно так быстро, спонтанно. Когда сознание полностью вернулось ко мне, мы всё ещё стояли возле стены, осыпая друг друга поцелуями. Наконец вскинув голову, и отбросив назад волосы, она посмотрела мне в глаза. Её лицо выражало чувство удовлетворенности и счастья, видимо на моём лице было написано то же самое, потому что она вдруг начала смеяться. Ещё раз, крепко поцеловав, она отстранила меня:

– Ладно, надо одеваться, а то мама может зайти.

– Надеюсь, она ни чего не слышала, – пробормотал я, натягивая трико.

– Ты же знаешь, что это так иначе она давно бы прибежала сюда, – ответила Ирина, доставая из пачки прокладку Always. Она аккуратно промокнула стекавшую между ног сперму, почувствовав мой взгляд она подняла голову и я увидел как в её глазах зажёгся огонёк:

– Думаю, на сегодня хватит, Игорь?! – улыбнулась она.

– Конечно Ир, – улыбнулся я в ответ, подавляя вновь, было вспыхнувшее пламя страсти, – ты права.

Ирина подошла сзади и обняла меня за шею, я задрал голову назад и поцеловал её:

– Я люблю тебя сестренка.

– Я тоже люблю тебя, братик, – она ещё крепче сжала руки на моей шее, – ну, я пошла к Вере. Не забывай, ты сказал маме, что тоже пойдешь к Серёже.

– Я помню.

Она вышла, бесшумно затворив за собой дверь, а я не видящим взглядом уставился на монитор, на котором уже вылезла заставка: "Ира + Игорь = Любовь", вновь и вновь прокручивая в голове только что случившееся. «Интересно, почему родители не удивляются этой странной надписи? Может они просто её не видели?»

Мне шёл тогда четырнадцатый, а Ирине только исполнилось пятнадцать лет.

***

Честно говоря, даже сейчас, с высоты своего возраста, я до сих пор до конца не могу понять, как это произошло. И всё-таки я всё более убеждаюсь в том, что часть вины лежит на родителях. Сегодня сам отец, я понимаю, что они давали нам слишком много свободы, хотя, наверное, они даже подумать не могли, что может произойти что-то подобное. Думаю, даже если бы они нас застали, они всё равно не смогли бы до конца это осознать.

Свобода..., чем больше родители дают её своим детям, тем меньше она им нужна, как это не парадоксально, но это так. Я почувствовал это и на себе и в других семьях. Это отнюдь не значит, что детей с детства нужно держать в "ежовых рукавицах", это было бы ещё более ошибочное мнение, чем и предоставление абсолютной свободы.

В этом случае правильнее сказать, что к каждому ребенку нужен индивидуальный подход. Кому-то нужна свобода в своих действиях, что бы чувствовать себя увереннее, принимать верные решения, а кому-то нужен толчок, чтобы сделать следующий шаг. Для первого это будет уже ограничением его свободы, а для второго это жизненная необходимость, он не сможет сделать правильный выбор, он должен на кого-то опираться, он так устроен и ничего с этим не поделаешь. Как тот буриданов осел, который умрет рядом с абсолютно одинаковыми стогами сена, так и не сумев сделать выбор. Но и первому не нужна абсолютная свобода, быть может, сам он так никогда и не сможет этого осознать, но и ему нужен совет, нужна помощь, но она должна быть не заметной, что бы это выглядело, так как будто он сам пришел к этому выводу.

Свобода как власть, ведь, что есть власть это увеличение свободы одних людей посредством ограничения свободы других людей. Но человек не может жить без власти, без ограничения своей свободы, он так устроен, не знаю, кто так положил: Бог либо природа. Абсолютная свобода, как и абсолютная власть развращает.

Опять же я не хочу сказать, что у нас с сестрой была абсолютная свобода, нет, нет просто так получилось, это должно было случиться и это случилось. Почему? Я не знаю.

* * *

Мы жили в большем по местным меркам поселке городского типа, которому, к слову сказать, каждый год присваивали статус города, но вот всё время что-то мешало, то благоустроенных домов не хватает, то ЖКХ подводит. В 150 км от областного центра, в достаточно большом доме, что называется, «на земле», с огородом, садом, баней и удобствами во дворе. Несмотря на свою большую площадь, дом имел странную планировку, комнаты были большие, но их было мало, а точнее три, не считая кухни: зал, родительская спальня и наша комната.

И, несмотря на то, что папа, как я уже сказал, работал в строительной компании, в нашей семье, никогда не возникал вопрос об улучшении жилищных условий и тем более о том, чтобы перебраться в город. Мама работала врачом терапевтом, в местной больнице. Мы же с сестрой приходили со школы и практически целый день были предоставлены сами себе.

Думаю, всё началось с поцелуя, хотя, конечно, на самом деле причин было множество, они как маленькие тропки с разных сторон вели нас к одной цели, незаметно подталкивая и направляя. Мы до семи лет вместе мылись в бане. У нас отсутствовало всякое стеснение к друг другу, мы спокойно переодевались в комнате, я имею ввиду нижнее бельё. К тому же мы часто находили в доме литературу, явно порнографического содержания, видимо, родители, несмотря на всю свою занятость, вели довольно бурную сексуальную жизнь. Да, и телевизор, в наш "просвещенный", теперь уже двадцать первый век, сыграл свою немалую роль. Поэтому в двенадцать лет мы четко представляли себе, что означает слово секс.

С самого раннего детства лучшей "подружкой", которой Ирина доверяла все свои сокровенные тайны, был я, а моим лучшим другом она. Это не значит, что мы с ней никогда не сорились, но наше примирение было ещё более бурным, чем сора, мы не могли долго не общаться друг с другом.

Конечно, я не снимаю с себя ответственности и понимаю, что основной груз вины, за всё случившиеся лежит на мне, нужно признать это, хотя бы для того, что бы быть честным самому с собой. Сестра виновата лишь в том, что не остановила меня и напротив где-то потворствовала. Как часто я не заметно для родителей клал руку на её ногу, когда мы смотрели телевизор, сидя на одном диване или обнимал так, что бы мои пальцы касались её ещё детской груди. Сколько раз мы спали вместе, просто спали, отдыхая, но при этом я мог делать практически всё, что угодно. Обычно я просто клал руку ей на грудь, легонько поглаживая, но иногда, очень медленно я засовывал руку под юбку, аккуратно, практически не уловимо, кончиками пальцев касаясь её плавочек, при этом сердце моё бешено стучало, и я дико возбуждался. Спала ли в это время сестра? Потом, на много позже, я спрашивал её об этом, хотя можно было этого и не делать...

Интересно, что мама, как всякая заботливая мать, зачастую укрывала нас покрывалом. Знала бы она, что происходит под этим покрывалом! Думал ли я тогда о последствиях своих действий? А если и задумывался, изменило бы это что-нибудь? Думаю, нет.

Действительно, может быть я сумасшедший, может, мы оба безумны, как нередко повторяла сестра, наверное, со стороны всё это именно так и выглядит. Но вот какая мысль часто приходит мне в голову: никто ведь не знает, а было ли когда-нибудь в других семьях не что подобное. А если и было, то вряд ли кто в этом признается. Волей не волей интересуясь такими случаями, я с интересом узнал, что во многих семьях сестры учили целоваться своих младших братьев (кстати сказать, именно так, а не наоборот). Другой вопрос, что на этом всё и заканчивалось, но кто же виноват, что мои желания совпали с желаниями сестры. А о связях между двоюродными братьями и сестрами и говорить не приходиться, таких случаев тысячи, даже у такого великого классика как Л. Н. Толстой, в романе "Война и мир" описывается дружба между, как тогда говорили, кузенами. Напротив такие браки поощрялись, дабы сохранить благородную кровь. И всё же я ни когда не поверю, что я единственный в своём роде, у кого появлялись эти мысли, некий "уникум" на планете, и никто из тех, кто раз поцеловал свою сестру, не думал о продолжении.

Но мы успели подружить и с другими мальчиками и девочками, вот тогда и случился этот поцелуй. Я собирался на своё первое свидание, со своей одноклассницей Настей – милой голубоглазой девочкой. Естественно, я очень волновался, полдня утюжил брюки, выбирал что надеть, решал, как лучше уложить волосы, каким одеколоном побрызгаться – своим или отцовским. Ну и был занят другими подобными, по-своему приятными, приготовлениями. Но больше всего меня волновал один вопрос, а именно, то что я не разу не целовался с девочкой. А Настя, несмотря на свой милый вид, успела повстречаться с двумя мальчиками с нашего класса это только те, кого знал я, по слухам же их было ещё человек пять. Понятно, что мне не хотелось ударить лицом в грязь, к тому же я хотел, что бы всё было серьёзно, "по-взрослому" и поцелуй был в "засос", с переплетением языков, проглатыванием слюнных выделений и тому подобной атрибутики "настоящего" поцелуя.

Ирина с лёгкой иронией наблюдала за моими хлопотами, лёжа на диване и читая какой-то модный женский журнал. Она, в отличие от меня, дружила с парнем на два года старше себя по имени Дима, да и до него у неё были мальчики. И Ирина, как я и сам не раз мог наблюдать, целовалась и делала это, насколько я мог судить, совсем не плохо.

Не знаю, как мне в голову пришла эта мысль, но я вдруг ясно понял, что единственный человек, который может помочь в решение моей проблемы лежит сейчас на этом диване. Если быть до конца честным уже тогда у меня было тайное желание, появились, скорее даже промелькнули эти запретные мысли. Где-то на краешке сознания повисло: "А что если ...". Но как бы там не было, это произошло позже, а тогда я сел на кровать, и с трудом выдавливая из себя слова, произнес:

– Слушай Ира ..., – я запнулся.

– Да, я тебя внимательно слушаю, – с усмешкой сказала она, отрывая взгляд от журнала.

– Короче, – наконец решился я, – научи меня целоваться.

Ирина посерьёзнела.

– Ты что дурак?!

– А что? Что я такого сказал? Что тебе трудно?!

– Причём здесь трудно или не трудно. Как я могу тебя поцеловать, ведь ты же мой брат?!

Я не знал, что ответить. Я соскочил с дивана.

– Сама ты дура! – бросил я, быстрыми шагами уходя в другую комнату.

Я сел на стул. На самом деле я не был сильно обижен, это был хорошо поставленный спектакль, ведь можно было предугадать реакцию сестры на мои слова. Я знал, что теперь сестра сама придёт ко мне мириться. И действительно не прошло и полминуты, как Ирина вошла в нашу комнату. Она плюхнулась на свою кровать:

– Игорь ну прости. Просто, – она замолчала, – мы же брат с сестрой.

– Ну и что, – парировал я, – я же не предлагаю заняться ....

Я не смог произнести слово секс.

– Ладно, давай попробуем, – наконец улыбнулась Ира.

Я сел рядом с ней на кровать и положил руку ей на талию, она так же обняла меня. Мы начали медленно сближаться, наши губы соприкоснулись. Сначала аккуратно потом все сильнее и сильнее. Страсть начала поднимать в нас. Я не заметил, как уже обе мои руки очутились у неё на спине, причем левая была явна ниже талии. Сестра отвечала мне взаимностью. Наконец как по команде, мы вдруг отстранились друг от друга. Я посмотрел её в глаза и всё понял.

* * *

Да, действительно всё началось с того поцелуя. Теперь я это понимаю. Когда наши губы соприкоснулись, в первые секунды, я думал, что сейчас сестра соскочит и скажет, что мы не должны этого делать, что это не правильно и так далее. Но этого не произошло, и я понял, что ей тоже понравилось, что она может пойти и дальше. Я явственно осознал это, так если бы она сама мне сказала.

В тот момент мы оба сошли с ума, как позже скажет Ирина. В этот вечер мы ещё несколько раз поцеловались, и я пошёл на свидание. Но я знал, что мне уже не нужна ни Настя, ни любая другая девчонка.

После этого мы много раз практиковались, объясняя это, желанием научится делать это ещё лучше, а потом и вовсе ни чего не говоря. Иногда мы целовались даже при родителях, конечно не взасос, просто чмокали друг друга в губы.

Это была дорога с односторонним движением, и она могла привести лишь к одной цели и, в конце концов, мы её достигли.

* * *

В тот день мы с сестрой как всегда были дома одни. Мама должна была вернуться домой в 8 часов, а отец и того позже. Мы с Ириной пришли со школы часов в двенадцать. Она разогрела суп, который мама обычно готовила с вечера специально для нас. После обеда мы просто бесцельно слонялись по дому, потом начали «беситься», бегать друг за другом, лезть к другому, когда он занят каким-нибудь делом и тому подобное. Несмотря на то, что мне было уже тринадцать, а Ире четырнадцать лет, мы любили подурачиться, когда никого не было дома. Вдруг я вспомнил, что на прошлой недели брал у своего друга, одноклассника Серёги диск с порно-фильмом, который до сих пор не посмотрел. Я предложил сестре посмотреть его вместе, Ирина с не скрываемым интересом откликнулась на моё предложение. Мы уселись перед монитором компьютера не решаясь, всё-таки смотреть его по телевизору, через DVD-плеер, мало ли что – соседи могут зайти или друзья.

Надо сказать, что мы ни разу до этого не смотрели порно, эротику да, но не порно. Думаю, не надо объяснять какое впечатление произвёл фильм на двух, по сути, ещё детей, ни разу не занимавшихся сексом. Мы даже не досмотрели фильм до конца. Мое лицо было пунцового цвета, Ирина тоже выглядела не лучше.

Всё-таки любопытство взяло верх, немного походив и отойдя от первого впечатления, мы решили ещё раз его посмотреть. Остаток вечера мы проходили как во сне, находясь под впечатлением от увиденного, ни чего не видя и не замечая.

Именно в этот вечер, мои дотоле потаенные, мимолетные желания оформились в реальные, явственные и чёткие мысли. У меня в голове созрел план действий. Я понял, чего я хочу, и как я этого буду добиваться. И вот тогда произошло то, что в корне изменило нашу дальнейшую жизнь.

* * *

Это случилось в обычный летний день – обычный для всех остальных, но не для нас. Он стал для нас той отправной точкой, после которой пути назад уже не было. Мы перешагнули через незримую черту, через себя, через нормы морали. Да, мы не могли вернуться, но мы могли остановиться, пойти в другую сторону, но мы пошли дальше, пошли, потому что нам это понравилось, потому что мы не хотели останавливаться, и нам было уже всё равно, что будет дальше.

Начались летние каникулы, поэтому мы как все дети наслаждались свободой от школы и занимались всем тем, что свойственно для этого возраста: гуляли, ходили по дискотекам, в общем "отрывались на полную катушку". Проснувшись в середине дня, после очередной дискотеки, мы решили, что сегодня ни куда не пойдём. Родители как всегда были на работе, отец вообще последнее время практически не появлялся дома, даже ночуя иногда в гостинице, принадлежавшей их предприятию. Естественно маме это не нравилось, и она приходила с больницы уставшей и раздраженной.

Умывшись и поев, мы начали думать, чем нам заняться и, не придумав ни чего лучше, решили в очередной раз посмотреть порно.

После того первого раза мы часто, оставаясь одни, смотрели порнографические фильмы.

Ирина показала мне новый диск, с фильмом, имевшим неопределенное название "Похищение", на котором была изображена голая женщина с томным взглядом и в непристойной позе и голый мужчина, стоявший полубоком скрывая свой член. Мы включили фильм и уселись рядом на одну кровать, Ирина положила подушку мне на грудь и легла на неё. Сначала я смотрел его без особого интереса, с некоторой отстраненностью, но постепенно я начал понимать, что он мне нравится. Сердце начинало биться сильнее, быстрее гоня кровь, которая наполняла мой член, напряжение нарастало. Я помаленьку возбуждался. Я видел, как сестра взглядом скользнула по моему члену. Я чувствовал, что она тоже начинает возбуждаться, по её телу проходила дрожь. Она легонько провела пальцами по моей ноге выше колена, я практически не почувствовал её прикосновения это было как дуновение легкого ветра, но этого было достаточно. Я всё понял, между нами как будто упала стена. Меня самого начинала трясти мелкая дрожь. Я также провел рукой по её ноге, но не так как она не легонько, но так что бы она почувствовала. Ирина повернулась ко мне, и я увидел в её глазах пламя страсти, да, это была уже не искорка, которая вспыхнула на мгновение в тот день, когда мы первый раз поцеловались. Но пламя, которое охватило нас обоих. Всё остальное я помню как в тумане, как в бреду. Я притянул сестру к себе и впился в неё губами. Мои руки заскользили по её телу, по грудям, опускаясь ниже лаская бёдра. Я просунул левую руку в её бриджи и начал массировать лобок, правой гладя её по спине. Ира нежно касалась моего набухшего члена, осыпая меня поцелуями. Я стал стягивать с неё футболку, после того как мне это удалось она начала расстегивать мою рубашку. Наконец, мы остались в одном нижнем белье. На мгновение показалось, что к нам вернулось сознание или лучше сказать осознание происходящего, я будто в первый раз, по-новому взглянул на свою сестру, практически голая в одних трусиках она казалась богиней спустившейся с небес на Землю, она была прекрасна. Где-то глубоко в мозгу пронеслась мысль: "что мы делаем"? Пронеслась и пропала, будто её и не было, безумная страсть заглушила голос разума и в следующую секунду мы уже целовались, забывая обо всём на свете. Мы сбросили с себя последние остатки одежды, и я аккуратно уложил Ирину на кровать. Я встал перед ней на колени, от наполнявшей крови было больно член, сердце готово было вырваться из груди, от невероятного возбуждения и волнения перед глазами плыли красные круги, мне не хватало воздуха. Сестра выглядела не лучше, её волосы разметались по подушке, она была как в бреду. Да это был настоящий бред.

Я попробовал протолкнуть член во влагалище и чуть не вскрикнул, меня пронзила адская боль, казалось, с члена сдирают кожу, но возбуждение не пропало. И я, преодолевая боль, неимоверными усилиями со слезами на глазах всё-таки протолкнул его во внутрь, прорывая девственную плену. Теперь Ирина подавила вырвавшийся из груди крик, больше похожий на стон она закусила нижнюю губу и впилась ногтями мне в спину, оставляя глубокие рваные раны. Но я уже ни чего не замечал, мне было всё равно, даже если бы в эту минуту с меня начали снимать кожу, я бы ни чего не почувствовал.

Всё закончилось внезапно. Мы лежали на кровати абсолютно вымученными, как будто только что очнувшиеся после долгой и тяжелой болезни. До меня только сейчас начинал доходить смысл случившегося.

– Игорь, что мы наделали, – прошептала Ирина, по её щекам потекли слёзы.

Я ни чего не ответил лишь молча встал с кровати и начал одеваться, я сам готов был плакать от невозможности ни чего исправить. Ирина тоже стала одеваться, собирая разбросанные по комнате вещи.

К горлу подкатил комок, я упал на кровать и уже не сдерживаясь, заплакал, утирая руками бегущие слёзы.

– Прости меня Ира, это я виноват, – глотая слезы, произнёс я, не глядя на сестру.

– Мы оба виноваты, – ещё громче зарыдала Ирина, она села рядом, и обняла меня, я ответил её тем же, крепко сжимая её в объятиях.

– Если родители узнают, они нас убьют, – сквозь слёзы выдавила она.

– Они не узнают, – ответил я.

Только сейчас мой взгляд упал на простынь, на которой уже высыхало большое красное пятно крови. Ирина была девственницей, на мне был двойной грех – я лишил её девственности.

– Чёрт, только не это, – вскрикнул я, вырываясь из объятий сестры, посмотри на простынь, она вся в крови, вот теперь нам точно конец!

Ирина перестала плакать, уставившись на пятно.

Я посмотрел на часы, стрелки показывали полвосьмого, через полчаса мама должна была вернуться с работы и тогда мы пропали.

– Ира, что делать!? – меня охватила паника, сердце вновь учащено забилось, – да, они нас убьют это точно.

"Мы пропали! Мы пропали!". Я носился по комнате как угорелый, от отчаяния я готов был биться головой об стену. "Это наказание за то, что мы совершили. Какой позор об этом узнает весь город. Бежать. Точно, надо бежать ". Я уже готов был сказать это вслух. Но тут очнулась сестра. Она соскочила с кровати, сгребая в охапку простынь и остальное бельё.

– Я успею его постирать, надо замочить его в холодной воде и всё, а маме скажем, что я решила сегодня постирать бельё. Давай снимай постельное бельё с других кроватей, – Ирина пулей выскочила из комнаты.

Я побежал в родительскую спальню, сбросив на пол покрывало, я снял бельё и помчался в баню. Ирина уже замочила простынь.

– Брось туда, – она показала в угол предбанника.

– Ты сможешь его отстирать? – вода, в тазу была розовой от начавшей растворяться крови, но я знал, что кровь не так то легко отстирать.

– Наверное, кровь ещё не успела высохнуть, но придется несколько раз поласкать. Если я не успею до прихода мамы не пускай её в баню, – Ирина начала тереть порошком пятно.

– Как я её не пущу? Что я ей скажу?

– Не знаю, придумай что-нибудь. Или тогда сам стирай, а я пойду, – разозлилась Ирина.

Я вышел из бани. Я был в полной уверенности, что это конец. Ира не успеет выстирать простынь. "Может порезать себе вены? Нет, я не смогу. Будет ещё хуже и, причём здесь кровать? Всё это ни как не вяжется".

Я ходил по ограде погруженный в свои не весёлые мысли, когда скрипнула калитка. Меня начало трясти как в лихорадке, ноги подкашивались, из последних сил я попытался взять себя в руки.

Мама держала в руке пакет, видимо после работы она зашла в магазин.

– А где Ира? – спросила она, проходя мимо меня.

– Да вон, в бане. Стирает, – я кое-как сдерживал нервную тряску.

– Что это она под вечер за стирку принялась? – мама недоумённо посмотрела на меня.

– Не знаю, – я пожал плечами, потупив взгляд в землю.

Мама зашла в "избушку", я зашёл следом. На лето мы переносили кухню в "избушку" или, как мы в шутку говорили, "перекочевывали" – в маленький летний домик, чтобы дом, что называется "отдохнул". Мама поставила пакет на стол и хотела выйти, видимо, намериваясь идти в баню. Надо было срочно, что-то предпринимать.

– Ты куда мама? – я встал в дверях.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.

– Пойду, спрошу, с чего вдруг Ире приспичило заняться стиркой. Игорь, что тобой ты как-то странно выглядишь? – только сейчас мама заметила, что со мной, что-то не то.

– Игорь, говори, что случилось. Я же вижу по твоим глазам – ты что то скрываешь, – мама попыталась заглянуть мне в глаза, – что произошло?

– Я всё равно узнаю – не у тебя так у Ирины!

Мама встала, явно намериваясь любыми путями узнать, что случилось. Она быстрыми шагами направилась в баню. В первые секунды я тупо стоял и смотрел на неё, и вдруг меня как обожгло, я знал, что нужно делать. Она думает, что что-то случилось, так пусть будет так. Я бегом бросился в дом.

Я залетел в зал, вдоль одной из стен у нас стояли шкафы, я подошёл к одному из них, за стеклянными дверцами в нём стояли в основном посуда, но самое главное там был дорогой сервиз не так давно подаренный маме на день рождение её коллегами. Я немножко постоял возле него, ещё решаясь на отчаянный и шаг, на самый как мне тогда казалось безумной поступок в своей жизни, который на самом деле я уже совершил. И вдруг резким движением я уронил этот шкаф на пол, раздался звон разбиваемой посуды. Я молился лишь о том, что бы мама не услышала этот звон. Я снова поднял шкаф, одна из его дверок разбилась, и поставил его на прежнее место. Трясущимися руками я стал составлять уцелевшую посуду обратно. Потом собрал самые большие осколки стекла, из-за дикой спешки порезав пальцы, и на ходу выбросил их в мусорное ведро.

Выбежав на улицу, я бросился к бане, за несколько шагов переходя на шаг. Я зашёл в баню, мама как минуту назад меня, допрашивала Ирину, та что то лепетала на счёт того, что ни чего не случилось, что она вообще не понимает о чём речь. Я видел, что они обе находятся на грани срыва.

– Мама, – начал я, – ты хочешь знать, что случилось? Хорошо я тебе расскажу. Мы с Ириной разодрались и уронили шкаф с посудой.

– И что? И всё? – мама глуповато уставилась на меня.

Я на мгновение опешил, я не ожидал такого вопроса. Я думал, что сейчас она окончательно разозлиться и начнёт ругаться.

– Но ведь там же стоял твой сервиз, почти всё разбилось, – вымолвил я.

– Вы как дети..., дети, – мама вдруг закрыла лицо руками, и я увидел, как она беззвучно содрогается. Мы с Ириной практически одновременно бросились к ней.

– Мама, мамочка, что случилось? – Ирина обвила её шею руками и заплакала. Меня тоже душили слёзы.

– Мама, ну что с тобой? – я потряс её за плечо, глаза застилали слёзы.

– Разве вы не понимаете? Я думала что..., что-то случилось ..., – она не договорила, вновь сотрясаясь в рыданиях, – случилось с папой... или с бабушкой.

Мама рыдала уже в полный голос. Ирина вторила ей. Я сам готов был закричать на всю улицу: "Ну, что же это творится"?

– Мамочка, извини нас, – сквозь слезы проговорил я.

Мама ни чего не ответила, лишь обняла меня, прижав нас сестрой к своему мокрому от слез лицу.

* * *

Казалось бы, после таких переживаний мы должны были забыть про секс. И действительно мы два месяца боялись даже смотреть друг другу в глаза, не говоря о том, что бы прикоснуться. Но, видимо, нам суждено было быть вместе, предопределено самой судьбой.

Человеческая память не долговечна, мы помним только то, что хотим помнить. Это кажется глупостью, но это действительно так. Мой знакомый, которому уже много лет, вспоминая свою службу в армии, с удивление заметил, что он практически не помнит неприятные ситуации, которые с ним там происходили. Нет, он помнит, что было много плохого, но вспомнить какую то конкретную ситуацию, в деталях, за исключением одно, двух событий, которые на всю жизнь врезались в его память, он не может.

Анализируя свои армейские воспоминания, я понял, что и у меня точно такой же случай. Остался лишь общий мрачный фон, чего-то нехорошего, но чего именно не понятно. И на этом фоне, как не странно, вспоминались веселые и забавные ситуации, происходившие со мной на службе. Не даром же про армию сочинено столько анекдотов. Конечно в армии множество мелких факторов создающих общую гнетущую обстановку: это и чувство некоторой несвободы, и постоянное напряжение психическое и физическое, которое ты вынужден сам поддерживать, чтобы всегда быть в форме. Но ведь это не влияет на нашу память.

Всё это можно объяснить оптимистическим складом ума или психологической защитой мозга, которая включается в экстренных ситуациях и "блокирует" неприятные воспоминания. Что бы уберечь сознание человека от губительного воздействия этих мыслей, которые могут довести его до безумия. И в памяти остается только хорошее.

Но мне больше нравится первое объяснение, оно дает право думать, что всё-таки человек сам хозяин своей судьбы, что мы сами выбираем свой путь. Хотя, иногда, и начинаешь сильно в этом сомневаться.

* * *

Второй раз мы занимались сексом совершенно осознано, полностью отдавая себе отчет всего происходящего. И наши взаимоотношения перешли на новый качественный уровень, если так можно выразиться об сексуальных отношениях брата и сестры. Мы впервые получили удовольствие от секса – это было сказочное, ни с чем не сравнимое чувство. Чувство полного удовлетворения и счастья, полёта в небесах, после которого не хотелось возвращаться на Землю. Честно говоря я до сих пор не испытывал ни чего подобного. Это было поистине неземное удовольствие.