Текст книги "Гроза над лагуной (илл. Л. Хайлова)"

Автор книги: Евгений Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 4

Аде поспешно выбежал. Хор, схватив автомат, встал за дверью, прижавшись к стене.

– Капитан Браун! На веранду! – негромко приказал он и обернулся к сидевшим за столом. – А вы, господа, не двигайтесь. В интересах вашей же личной безопасности. Ну!

Корнев сглотнул комок, внезапно подступивший к горлу. Евгений взглянул на отца и опустил голову. Впервые в жизни он вдруг ощутил свое бессилие. До сих пор он не знал, что такое неудача. В школе он учился хорошо, шел в первых учениках, хотя и не слишком утруждал себя сидением над учебниками. Знания давались ему легко, зато дисциплина хромала. Его энергичная, деятельная натура требовала чего-то большего, чем подчиненная режиму школьная жизнь. Он быстро увлекался и так же быстро остывал. Увлечение фотографией сменялось коллекционированием магнитофонных записей, из автомобильного кружка он переходил в драматический. Он оставался верен лишь одному увлечению – книгам. Отец собрал большую и интересную библиотеку, и с каждым годом юноша открывал в ней для себя все новые, неизвестные ему дотоле сокровища. Книги о подвигах, которыми он раньше зачитывался, теперь вызывали лишь глухое раздражение. Ну и что? Тогда характеры действительно выковывались в трудностях, в борьбе. Гайдар командовал полком в четырнадцать лет – таково было время. А сколько было Олегу Кошевому?

Его энергия находила выход на уроках военного дела. Их вел офицер-отставник, бывший десантник. Левая рука его была навечно скрючена, полподбородка начисто стесано. Он носил старую гимнастерку и целый щит орденских планок на груди.

Ребята в нем души не чаяли, особенно когда он начинал рассказывать о войне. Истории были жуткие, жестокие, но дух от них захватывало. Разошедшись, военрук доставал из кармана большой складной нож и метал его в цель – специально принесенный чурбак – в самый срез, в кольца дерева. Метал раз за разом, точно в центр.

Все мальчишки школы – от третьеклассников до усатых выпускников – увлекались этим. И многие мечтали об армии, о службе в десантных войсках…

Армия! Вот где и сегодня нужны сила и ловкость, твердый характер, решительность, воля.

В Африку Евгений уезжал с радостью. Он твердо верил, что сегодня это единственный континент, где еще живут приключения, где таинственное и неизвестное таится на каждом шагу в обычных на первый взгляд вещах.

Он знал, что над Боганой сгущаются тучи. Он читал об этом еще в московских газетах. Да и здесь все ждали вторжения или переворота, или еще чего-нибудь в этом роде. Евгений внутренне был готов к бурным событиям в стиле приключенческих фильмов. И даже сейчас происходившее занимало его своей бурной стремительностью.

Он смотрел на все словно бы со стороны, не ощущая реальности происходящего.

Тишина длилась минуты две-три. Потом за дверью что-то загрохотало, раздались крики, шум борьбы.

– Черт! – вырвалось у Хора.

Он ударом ноги распахнул дверь и направил ствол автомата в коридор.

– Живым взять! Живым! – проревел он.

И сейчас же в холл ввалились два солдата и Аде. Они волокли африканца в окровавленной белой рубашке, выбившейся из-под элегантного черного пиджака, один рукав которого был оторван.

Аде мощным ударом в подбородок швырнул пленного на пол, он пролетел через весь холл, ударился головой о камин, застонал, попытался встать.

Солдаты испуганно смотрели на распростертое тело. Оба они были из Боганы, и Майк помнил, что одного из них звали Джимо. Это был невысокий крепыш с тяжелым квадратным лицом. Вместе со своим другом (Майк не помнил, как его зовут), длинным малым с чахоточной грудью и развинченными движениями рук, болтавшихся словно на шарнирах, он бродил в поисках работы от Порт-Жантиля до Дакара. Длинный тщательно скрывал в лагере свою болезнь – боялся, что его выгонят, хотя о том, что он болен туберкулезом, знали все офицеры. Но им было совершенно безразлично, кого уложат у берегов Боганы.

Джимо мечтал стать проповедником и учился грамоте самостоятельно. Он даже добровольно вызывался в караул – сидел в будке у лагерных ворот и при свете прожектора учил английские буквы и слоги по дешевому тоненькому букварю, аккуратно скрепленному самодельной обложкой из прозрачной пластмассы.

К Джимо приходил его друг, и Майк видел, обходя посты, как тот сидит, закутавшись в грязное, бывшее когда-то бежевым одеяло, и, стараясь удержать кашель, чтобы не мешать, с уважением следит за толстыми, с трудом произносящими чужие звуки губами Джимо.

В глубине души Майк подозревал, что эта пара дезертирует, как только окажется на родной земле, и то, что они сумели схватить Гвено, искренне удивило его.

– Идиоты! – прошипел Хор. – Я же предупреждал – впустить беспрепятственно.

Он обернулся к солдатам:

– Эй вы, свиньи! Разве так обращаются с министрами? Помогите ему встать. Вот так. Да прислоните его к стенке, если не держится на ногах!

Джимо с другом поспешно выполнили приказ. Чахоточный даже попытался стереть рукавом кровь с лица Гвено, который резко от него отвернулся.

Хор оглянулся на сидящих за столом, закусил губу, зябко поежился. Взгляд его скользнул по лицу Елены, бледному, полному ужаса, задержался на руках Жени.

Он сделал несколько шагов по холлу и резко остановился перед Майком.

– Капитан, – скривившись, сказал он. – Я вижу, вы здесь встретили друзей детства. Наверняка вам будет что с ними вспомнить. Так вот, возьмите-ка этих двух симпатичных молодых людей и уединитесь с ними где-нибудь подальше от нашей компании. Но предупреждаю, что если хоть один из них ускользнет и поднимет шум…

Он положил руку на плечо Майка и криво улыбнулся:

– Надеюсь, ты, сынок, понимаешь, что в случае провала операции нас в плен брать не станут. Он обернулся к сержанту:

– Аде, помогите капитану Брауну отконвоировать молодых людей. Да чтобы они у вас были в целости и сохранности!

Евгений угрюмо усмехнулся:

– Спасибо за заботу.

Майк молча пропустил Елену и Евгения впереди себя в коридор. Сзади шел Аде с автоматом наизготовку.

– Пойдем к тебе? – мрачно спросил Майк девушку, когда они миновали часового, стоявшего у двери в холл.

– Как хочешь, – покорно согласилась девушка, и они пошли по лестнице на второй этаж.

Убедившись, что Майк увел Елену и Евгения, Хор обернулся к пленнику:

– Добрый вечер, господин министр. Мы ждали вас к ужину. Прошу…

Он забросил свой автомат на ремне за спину и широким жестом хозяина пригласил пленника к столу.

– Как видите, ваш прибор ждет вас, а я, как незваный гость, примощусь где-нибудь с краю. А вы, господа, что же вы не приветствуете своего гостя, министра Мануэля Гвено?

– Это не Мануэль Гвено! – твердо сказал Корнев. – И прекратите этот балаган.

– Вот как? – усмехнулся Хор. – А кто же?

– Это личный секретарь министра, я его хорошо знаю, – спокойно подтвердил слова Корнева грек.

Хор недоверчиво посмотрел на пленника: слова советника (подданный США!) несколько поколебали его.

– К тому же министр никогда не станет ездить на «фольксвагене», – серьезно продолжал Мангакис.

– Резонно, – согласился Хор. – Со слона они пересаживаются обычно прямо в «мерседес». Но мне хотелось бы послушать и нашего гостя.

Он подошел к пленнику, стоящему у стены под прицелом автоматов:

– Ну, молодой человек? Кто же вы и зачем пожаловали в этот дом?

Пленник вскинул голову. У него было приятное, правильное лицо. Нос почти прямой, тонкий. Широкие ноздри трепетали от ярости, губы плотно сжаты.

– Собака! – процедил он, и глаза его вспыхнули ненавистью.

Хор неторопливо вынул из кармана куртки тонкие черные перчатки, все так же неторопливо натянул их, расправил… и страшный удар в челюсть бросил пленника на стену. Обмякшее тело сползло на пол.

Хор качнул голову пленника носком башмака.

– Оттащите-ка его к лагуне, приведите в чувство да побеседуйте с ним по-своему, – приказал он наемникам. – Но смотрите, чтобы остался в живых. А ровно через полчаса тащите его сюда. И кстати, пусть сюда придет радист, а то мы тут несколько отвлеклись…

Солдаты поволокли безжизненное тело к веранде, перекинули его через перила и скрылись в темноте сада.

Хор подошел к столу. Налил себе полстакана виски и залпом выпил.

– Так вот, господа, – начал он, как будто продолжая только что прерванный разговор. – А теперь мне хотелось бы провести небольшой эксперимент. Белая солидарность еще ни разу не подводила меня в Африке. Мне не хотелось бы, чтобы она подвела меня и сегодня. Потому что если окажется, что вы меня обманули, что этот парень действительно министр, значит, вы встали по другую сторону черты, там, где черные. А вы должны знать, что такое в Африке не прощается.

Он налил еще виски, выпил, посмотрел на часы.

– Но я даю вам еще один шанс. Мои люди умеют допрашивать. И если я узнаю, что этот черномазый в действительности Мануэль Гвено, а не тот, кем вы мне его пытаетесь представить, не от вас, а от него самого… Словом, подумайте о своих детях. Я думаю, что отцам неприятно доживать век, если они лишатся детей из-за собственного глупого упрямства. Тем более что министр этот парень или нет – у него одна дорога: пуля в затылок – ив лагуну. – Он снова поежился. – Вы видите, господа, я нервничаю. Давно мне уже не бывало холодно. Прошу вас, не доводите меня до необходимости принимать крайние меры. Я пойду поброжу пока по саду, соберусь с мыслями. Мне надо собраться…

В голосе его была усталость.

Кейта Диеш с ящиком полевой рации появился из темноты и щелкнул каблуками.

– Есть новости? – обернулся к нему майор и поморщился: типичные черты африканца в сочетании с крашеными волосами и белой в желтых пятнах кожей Диеша раздражали его. Еще в лагере немец громко заявил, что согласен с обычаями некоторых племен убивать альбиносов при рождении.

– Группа «Зэт» захватила полицейские казармы, сэр, – доложил радист. – Сарыч сообщает, что через час начинается общая атака.

– Доложи Сарычу, что мы выступаем к радиодому.

Радист козырнул, четко сделал поворот кругом.

Хор проводил его взглядом, криво улыбнулся и твердым шагом пошел к двери.

Корнев и Мангакис переглянулись.

– Похоже, что дело серьезно, – заметил Корнев. – И если их не остановят…

– Как вы можете сейчас об этом думать! Советник нервно вскочил.

– Этот зверь – сумасшедший. И он не остановится перед убийством моей дочери и вашего сына. Для него это ровно ничего не значит. Вы понимаете? Он убийца, профессиональный убийца!

– А что вы предлагаете? Пойти и сказать ему, что они действительно схватили Мануэля Гвено?

Корнев вышел из-за стола, прошелся по холлу. Радист, устроившийся на веранде, не спускал с него настороженных глаз.

– Я не знаю… Я просто не знаю, что делать в таких случаях!

Грек опять хрустнул пальцами.

– Но я не хочу, понимаете, не хочу вмешиваться в эту историю! Я сыт по горло прошлым. Я проиграл войну, я потерял веру в страну, которую любил как страну свободы. Даже жену у меня отняла политика. И единственное, что у меня еще осталось в жизни, – это Елена. И я отдам все, все… – Он помолчал. -…чтобы спасти свою дочь!

– Ценою жизни другого человека? А что она скажет вам, когда узнает об этом?…

Корнев вздохнул, на мгновение задумался.

– Нет, – решительно сказал он. – Мне бы Евгении этого не простил.

– Но нельзя допустить, чтобы…

На Мангакиса было страшно смотреть. Перед Корневым был глубокий старик – с трясущимися руками, опущенными плечами, раздавленный жизнью.

– Что же делать?

В голосе Мангакиса было отчаяние.

– И потом ведь майор сказал, что все равно расстреляет этого человека – министр он или не министр. Корнев посмотрел на часы:

– Пять минут одиннадцатого. Значит, у нас, если верить майору, в запасе 25 минут. Наступать они начнут в одиннадцать и к этому времени рассчитывают захватить радиостанцию.

– А полицейская казарма уже захвачена. Если они победят…

– …все ваши реформы полетят к черту! – окончил его мысль Корнев.

Мангакис вздрогнул и закусил губу.

– И вам придется испытать еще одно поражение в жизни. Последнее и окончательное!

Он пристально смотрел в лицо экономического советника, и голос его был холодным и жестким:

– Вы лжете самому себе, Бэзил. Посмотрите на себя со стороны и признайтесь в этом хотя бы сейчас.

Мангакис упрямо мотнул головой.

– Нет! Нет! И еще раз нет!

Корнев прищурился.

– Нет, Бэзил, жизнь не сломила вас!

Он помолчал, прошелся по холлу. Затем подошел и остановился перед сидящим на стуле советником.

– И напрасно вы стараетесь убедить себя, что можете отречься от того, что вам дорого. Признайтесь хотя бы сейчас, в этот момент: вы любите то, что делаете в Богане вместе с Мануэлем Гвено, вместе с людьми, с которыми вы работаете, позабыв о том, что их кожа отличается от вашей. Признайтесь, ведь вы мечтаете тайком о том времени, когда в Богане люди будут служить тем идеалам, за которые вы в свое время сражались в Греции. Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.

– Но что вы всем этим хотите сказать? – хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.

– Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! – отчеканил Корнев. – Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.

– Я отказался от прошлого!

– И это говорит герой гражданской войны Микис…

– Молчите! – вскочил Мангакис. – Вы… Откуда вы знаете мое имя?

Корнев спокойно положил ему руку на плечо.

– В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки – статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами…

Он прищурился:

– В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!

– В газетах было, что я погиб, – глухо ответил Мангакис.

– У меня отличная память на лица, и ваше лицо все время казалось мне удивительно знакомым… полковник.

Грек бессильно опустился на стул.

– Я не хотел, чтобы Елена когда-нибудь узнала об этом. Дети презирают побежденных.

– А вы уверены, что она ничего не знает?

– Да.

– Тогда почему же вы хотите, чтобы она видела вас сейчас побежденным – человеком, чьи идеи, чей почти десятилетний труд оказался растоптанным сапогами того фашиста, который, может быть, дрался против вас в Греции?

– Замолчите! Я требую – замолчите!

Голос Мангакиса был яростен, руки его дрожали.

– Я и Елена, мы вне борьбы.

– Хорошо. Забудем об этом, – неожиданно оборвал разговор Корнев.

Он молча подошел к радиокомбайну, стоящему в углу, машинально нажал клавиш включения. Приемник был настроен на волну «Радио Габерона».

Станция работала нормально. Передавали национальную музыку. И вдруг Корнев встрепенулся:

– Вы говорите… пять минут одиннадцатого? Но тогда должны были передавать последние известия. Странно, почему они изменили программу?

На веранде загрохотали шаги, Корнев поспешно выключил приемник, и почти сейчас же в холл вошел Хор.

– Пока вам везет, джентльмены!

Он сказал это мрачно, почти со злобой.

– Эти болваны так обработали черномазого, что тот просто не в силах что-нибудь сказать. Да ладно, у меня есть еще кое-что в запасе на этот случай. Кстати, я советовал бы вам хорошенько подумать – ведь ни девушка, ни парень не умрут легкой смертью, если вы мне все-таки пытались солгать.

Он обернулся к веранде и крикнул в темноту:

– Тащи-ка его сюда, ребята!

Двое наемников втащили потерявшего сознание Мануэля Гвено, бросили его на пол.

Это были уже не Джимо с товарищем: парни служили раньше в полиции Боганы, еще при колонизаторах – в «спешиал бранч», особом отделе. Уж они-то умели вытряхивать из арестованных все, что те знали. В лагере они сотрудничали с агентами тайной португальской полиции – ПИДЭ, и Хор лично включил их в свою группу.

– Симон, Ашаффа, пока вы свободны, – кивнул Хор палачам. – Идите.

Подождав, пока наемники не покинули холл, майор обернулся к Мангакису и Корневу.

– Способные ребята, а?

Он кивнул в сторону сада.

– И будет очень жаль, если к ним в лапы попадет… ну, допустим, белая девушка!

Мангакис встал и, сжав кулаки, молча пошел на Хора. Тот вскинул автомат и упер его ствол в грудь Мангакиса.

– Но, но! Хоть вы и с американским паспортом…

Советник стиснул зубы, но остановился. Лицо его побагровело.

– Вы не посмеете! – яростно выдохнул он. Хор опустил автомат и отошел к камину, плюхнулся в кресло, следя за каждым движением отца Елены.

– Как знать… – скривился он, – на войне как на войне…

Мангакис обвел его тяжелым взглядом, потом шагнул к распростертому на полу Гвено.

– Когда-нибудь вы за это ответите, Хор!

Сказав это, Корнев тоже шагнул вперед и стал на колени возле тела министра.

– Вина!

Он обернулся к Мангакису, и тот дал ему бокал, твердой рукой наполнив его вином. Корнев осторожно влил несколько капель вина в разбитый рот Гвено.

Мануэль застонал и очнулся. Он увидел склонившегося над ним Корнева и попытался улыбнуться.

– Ничего, – услышал Корнев его слабый шепот. – Мы… их сильнее… все равно сильнее…

– Господин секретарь, скажите, где министр? При этих словах Хор мрачно улыбнулся. Мануэль Гвено слабо качнул головой. Его окровавленные губы зашевелились.

– Скажите… Скажите им, кто я такой… Я… их… не боюсь…

– Он бредит! – почти выкрикнул Корнев, стараясь заглушить слабый шепот Гвено. – Он потерял рассудок.

– Это мы сейчас выясним. Симон!

Один из солдат, втащивших Мануэля Гвено, немедленно появился с веранды, вытянулся.

– Слушаю, сэр…

– Позови-ка сюда Аде, да поживей!

Солдат козырнул, снова щелкнул каблуками и кинулся исполнять приказание.

Майор проводил его взглядом.

– Так вот, господа, – обратился он затем к своим пленникам. – Я забыл вам сказать, что Аде знает вашего друга в лицо. Они же из одной деревни, что напротив нас, через лагуну.

Майор посмотрел на часы.

– У меня еще есть пятнадцать минут. Через пятнадцать минут мы уйдем, но я обращаюсь к вам, господин Мангакис, как к человеку более благоразумному. Большевики (он кивнул в сторону Корнева) всегда отличались безрассудным упрямством даже тогда, когда игра проиграна…

– Как, например, под Москвой в сорок первом, под Сталинградом в сорок втором…

Корнев выпрямился над вновь потерявшим сознание Гвено.

Судорога исказила лицо Хора, рука его стиснула автомат, и в этот момент вошел Аде.

– Слушаю, сэр…

Хор нашел в себе силы сдержаться.

– Ты знал Гвено, не так ли? – удивительно спокойно спросил он сержанта. – Парни сказали, будто ты говорил им, что вы с Гвено из одной деревни.

– Так точно, сэр!

Сержант изо всех сил ел глазами начальство.

– И ты его узнаешь?

– Постараюсь, сэр!

Хор довольно хмыкнул и кивнул в сторону Гвено.

– Этот?

Аде подошел к лежащему, посмотрел на него сверху, затем присел на корточки и долго-долго всматривался в разбитое лицо не приходившего в сознание человека.

– Нет, кажется, это не он, – сказал наконец Аде.

ГЛАВА 5

Где-то глухо погромыхивало. Отблески далеких вспышек отражались на стеклах окна, выходящего на лестничную площадку второго этажа, где была комната Елены. Но Майк знал, что это еще не голоса тяжелых орудий «Бомбарды» или «Дракона». Был канун сезона дождей, и духота сегодняшнего вечера предвещала грозу.

– «Мамми Уота» сердится, – ни к кому не обращаясь, сказал Майк. С той самой минуты, когда Хор приказал ему увести Елену и Евгения из холла, это были первые его слова.

Они молча поднялись на второй этаж, вошли в комнату Елены, и Майк поразился, как мало перемен произошло с тех пор, как он побывал здесь в последний раз.

На полу лежал все тот же толстый ковер, на котором Елена, Женя и Майк слушали рассказы старой негритянки. В углу японский телевизор. Стена слева от двери увешана африканскими музыкальными инструментами, здесь же низкий и длинный книжный шкаф: на фоне пестрых изданий коллекция маленьких фигурок из легкого белого дерева, которое здесь называлось «бумажным».

Лишь широкий диван, на котором раньше спала Елена, куда-то вынесли, а вместо него стояли две узкие софы под углом одна к другой. Легкий книжный стол поражал аккуратностью книжных стопок. Новым здесь было и высокое зеркало-трельяж, на стеклянных полках которого поблескивали разноцветные коробочки и флакончики. Девушка не красилась, и Майк подивился, зачем ей был нужен весь это набор для «мейк ап».

– Садитесь! – Елена по-хозяйски махнула рукой в направлении двух зеленых кресел, стоявших около ее письменного стола.

Сама она устроилась на кожаном пуфе рядом с трельяжем, выжидательно глядя на Майка. И под внимательным взглядом ее больших серых глаз Майк почувствовал себя неловко.

Если внизу, в холле, в присутствии Хора, он выступал в роли второстепенного действующего лица, то сейчас, оказавшись наедине с друзьями детства, он должен был сам избрать линию поведения – но какую?

Евгений, тоже выжидательно глядя на Майка, сел в кресло, а Майк, испытывавший все большее чувство неловкости, прошелся несколько раз по комнате, прежде чем присесть, наконец, на самый край узкого дивана. Автомат он положил на диван, рядом с ним берет с дурацкой эмблемой – череп и кости.

Елена и Евгений молчали, и Майку почудилась в их молчании холодная насмешка. Они не боялись его и ждали объяснения.

– А где… мама Иду? – спросил он, почему-то оглядываясь.

– Она не работает по уикендам.

Елена смотрела на Майка уже с откровенной насмешкой.

– Кроме того, она в санитарном отряде народной милиции. И не думаю, чтобы она очень обрадовалась, увидев тебя… с ними.

Девушка презрительно кивнула на дверь.

– Особенно если бы увидела, что вы сделали с Гвено! – резко добавил Евгений.

– Гвено?

Глаза Майка округлились.

– Так это Гвено?

У Евгения перехватило дыхание. Но было уже поздно.

– Да, Мануэль Гвено! – после секундной заминки вызывающе продолжал он. – Можешь идти и доложить этому недобитому гитлеровцу. В конце концов, тебе за это платят!

Майк побледнел.

– Черномазый ограбил моего отца, – тихо, но твердо сказал он.

– Хорошо, что ты хоть не сказал, что он ограбил тебя, – саркастически заметил Женя. Майк упрямо стиснул зубы.

– А значит, и меня!

Елена встала, подошла к Майку, села с ним рядом.

– Если ты выдашь его…

Брови ее были нахмурены. Такой Майк помнил ее в детстве – она становилась такой за несколько секунд до того, как броситься в драку, не глядя ни на что, не соразмеряя свои силы с силами какого-нибудь мальчишки из старшего класса, обижавшего ее.

– Елена! – в голосе Евгения были злость и презрение. – Разве с ним теперь можно говорить по-человечески!

Майк закусил губу.

– Ведь мы так долго не виделись. Джин, – сказал он, тяжело дыша. – Неужели у нас не о чем больше говорить, как только обо всем этом?…

– О чем же ты предлагаешь нам разговаривать? Уж не об учебе ли в школе Святого Спасителя? Там нас этому…

Евгений кивнул на автомат: -…насколько я помню, не учили.

– Хорошо!

Майк вскочил и решительно тряхнул головой.

– Тебе не нравится, что я здесь, не нравится, для чего я здесь. Что ж!

В комнате было душно, и на лбу у него блестели капельки пота. Он перевел дыхание.

– Лучше было бы, если бы все шло по-прежнему, как несколько лет назад. Но меня выгнали отсюда. Или ты, если бы тебя выгнали из твоей страны, не захотел бы вернуться назад. Ну?

Евгений облизнул пересохшие губы, помедлил. Елена смотрела на него с ожиданием, и он понимал, что должен ответить на вопрос Майка. На ум лезли красивые и громкие фразы – вроде того, что «если бы я служил Родине, она бы меня не выгнала». Но он сказал просто:

– Да, я вернулся бы.

– Вот видишь…

Евгений старался говорить спокойнее.

– Но не так, как ты. Ведь ты вот вернулся, а что дальше?

– Дальше?

Майк пожал плечами:

– Ну… сменят правительство, и все пойдет по-старому.

– И твой отец получит назад все его плантации?

– Земли отняли не у него одного!

– А что будет с теми африканцами, между которыми эти земли поделены? Ты не знаешь? Нет, знаешь! В деревни будут направлены карательные отряды. Твоих «соотечественников» – ты ведь родился в Богане! – будут убивать тысячами. И все для того, чтобы ты вернулся… на родину!

– Ты упрощаешь…

В голосе Майка проскользнула неуверенность.

– Джин прав. И то, что вы задумали, подло! Елена встала перед Майком, вызывающе глядя ему в лицо:

– Если бы я знала, что ты станешь таким… Она не договорила. Внизу резко ударили автоматные очереди.

– Папа! – в ужасе закричала Елена и кинулась к двери. – Они убили папу!

– Назад!

Майк схватил девушку за руку, рванул на себя.

– Оставь ее!

Женя, нагнув голову, бросился на Майка. Тот, словно в тренировочном зале, сделал корпусом полуоборот – и Евгений оказался отброшенным в угол ударом в челюсть.

– Идиоты! – заорал Майк. – Вас же всех перебьют!

Он взял с дивана автомат и, не глядя на Женю, пытавшегося подняться, цепляясь за стену, пошел к двери. Он даже спиной чувствовал, с какой ненавистью смотрит ему вслед Елена. Ну и пусть, думал он. Пусть она возится с этим… проповедником. Она еще вспомнит о нем, когда поймет, что настоящие мужчины не болтают, а действуют, рискуя жизнью во имя…

Он не додумал, «во имя» чего, да и так ли это было важно сейчас, когда начиналось дело – настоящее, хоть и кровавое.

Майк вбежал в холл в тот самый момент, когда перед Хором вытянулись Аде и Симон. Гвено без сознания лежал в кресле, передвинутом к столу. Рядом с ним стояли Корнев и Мангакис.

Аде с неприязнью косился на бывшего полицейского – коротконогого и длиннорукого, с выдвинутой вперед челюстью. Симон поблескивал маленькими глазками, глубоко запавшими под придавленным, скошенным назад лбом.

– Кто стрелял?

В голосе Хора была холодная ярость. Аде молча кивнул на Симона, тот переступил с ноги на ногу, его тяжелые руки непроизвольно колыхнулись.

– Этот недопеченный ублюдок – радист хотел бежать, – голос. Симона был тускл. – Он крался к забору со своим ящиком.

Майк сразу же понял, о ком идет речь. «Недопеченным» в лагере называли радиста-альбиноса. Симон вместе со своим дружком грозили пристрелить радиста еще в лагере – ведь альбиносы, по поверью, приносят несчастье. Кейта Диеш сам докладывал об этом Майку.

«Бедный Кейта, – подумал Майк. – Они все-таки расправились с ним. И вовсе не потому, что он хотел бежать…»

Гром прокатился уже гораздо ближе, чем раньше.

– Они убили рядового Диеша, потому что идет гроза. «Мамми Уота», дух воды, гневается, – сказал Майк с порога, с отвращением глядя на тупое лицо Симона.

– А при чем тут Диеш? – круто обернулся к нему Хор.

– Он был альбиносом…

Это сказал уже Корнев. Хор скривился:

– Дикари! И вы хотите, чтобы они… как это по-вашему… строили «новую жизнь»?

– Такие, как он, не хотят!

На этот раз уже Корнев кивнул на тупо уставившегося перед собою Симона.

– Таких устраивает то, к чему зовете их вы!

Хор досадливо отмахнулся.

– Вы мне надоели, господин журналист! Он подошел вплотную к Симону.

– Это правда? Насчет грозы… и прочей чепухи?

– Да, сэр! – неожиданно отчеканил Симон. – Диеш мог вызвать духов.

– Идиот! – взорвался Хор и сразу же успокоился. Он потрепал Симона по плечу: – Ладно, иди. Да не вздумай ухлопать еще кого-нибудь. Грозу уже не остановишь, а солдат у меня не так много. И ты… – Майор обернулся к Аде. – И ты, сержант, смотри, чтобы больше такого не было. Бери людей и отзови с берега группу «Эй». Мы выступаем.

– Слушаюсь, сэр!

– А вы, капитан Браун, возьмите все машины, которые найдете на вилле. Кстати, и «Волгу» мистера Корнева. Разместите по машинам солдат – и назад. И напомните им, что нам будут помогать люди с зелеными повязками. Это «пятая колонна», по ним не стрелять.

– Слушаю, сэр!

Майк вышел, вслед за ним вышли, печатая шаг, Симон и Аде.

– Моя школа, – довольно улыбнулся Хор и подошел к столу, за которым сидели Корнев и Мангакис, взялся за спинку свободного стула.

– Итак, господа, я рад, что вы меня не обманули. Если мне пришлось несколько потеребить ваши нервы, то… не взыщите. На войне как на воине.

Он налил себе виски и заговорщически подмигнул Корневу.

– В России мы перед атакой всегда пили водку. Куда надежней этой дряни. Ваше здоровье, господа!

Не дожидаясь ответа, он выпил.

И сейчас же с веранды вбежал Аде.

– Господин майор! – выкрикнул он взволнованным голосом. – Лодки!

– Что «лодки»? – Хор резко обернулся к сержанту. – Ну? Говори!

– Лодки! – Аде перевел дыхание. – Унесло лодки. Сейчас прилив – их унесло!

– А часовой? Где был часовой? Расстрелять мерзавца!

Хор словно взбесился. На губах у него выступила пена. Стиснув кулаки, он подскочил к Аде.

– Кто охранял лодки?

Аде испуганно отшатнулся.

– Ни… никто, господин майор. У нас было так мало людей, едва хватило на посты со стороны города… Я… я… сам проверял… все время, сэр…

– Ну! – угрожающе выдохнул майор. – Твое счастье, что, кроме тебя, мне некого оставить с капитаном Брауном. А то бы на одного осла на земле стало меньше! Ты понял меня?

– Да, сэр! – щелкнул каблуками Аде.

– То-то…

Покорность сержанта несколько смягчила Хора.

– Ты остаешься здесь и головой отвечаешь мне за каждого, кто находится на вилле. За каждого!

Последнюю фразу майор произнес подчеркнуто, по слогам.

В саду послышались топот тяжелых солдатских ботинок и громкая речь. Десантники группы «Эй» возвращались совсем не так, как уходили прочесывать берег: теперь, когда они обеспечили высадку трех батальонов отлично вооруженных наемников, они были уверены в победе.

Хор насмешливо поднес руку к берету.

– А вы, господа, можете продолжать ужин. Впрочем, мы еще встретимся. Во всяком случае, мистера Корнева я обязательно приду проводить на аэродром. Когда его будут высылать.

Он расхохотался, довольный своим остроумием, легко перемахнул через перила веранды и скрылся в темноте.

– Вот и все, – глубоко вздохнул Мангакис и вытер взмокший лоб салфеткой.

– Я в этом далеко не уверен, – задумчиво произнес Корнев.

– Тогда…

Мангакис выпрямился, хотел что-то сказать…

Корнев молча ждал, но советник раздумал.

– Бедняга Гвено, – словно про себя произнес он. – Они его изувечили.

Мангакис склонился над Гвено, легонько похлопал его по щеке, сильно подул в ноздри. Тот застонал и открыл глаза.

– Они… ушли?

Голос Гвено был хрипл и прерывист.

– Где… Хор?

Корнев удивленно вскинул голову:

– Вы его знаете?

Гвено с трудом выпрямился в кресле и попытался улыбнуться:

– Если Хор ушел… жаль.

– Но он убил бы вас! – вырвалось у Мангакиса.

Гвено покачал головой:

– Мы… будем его судить…

Он с трудом поднес к глазам распухшую руку. Лицо его напряглось, губы чуть шевелились. Он смотрел на свои часы.

– Не могу, – сказал он в отчаянии. – Я ничего не вижу.

Корнев бросил взгляд на часы Гвено. Стекло было буквально вмято в циферблат: кто-то из наемников наступил, видимо, на кисть Гвено. Корнев быстро посмотрел на свои часы.

– Ровно одиннадцать, – сказал он.

– Значит, сейчас все начнется…