Текст книги "Жить (СИ)"
Автор книги: Евгений Жарков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Возле калитки остановилась красная машина. Открылась форточка, и в ней показалась голова Сергея.
-Ну что, вы едете? – спросил он.
-Да, щас. – ответил Дима. – Тут заминка небольшая. Дед там чё-то.
-Ладно тогда, возле школы встретимся.
Сергей уехал.
Паша проверял Танькин портфель.
-Всё собрала?
-Да, пап.
-Пенал там, ручки?
-Ага.
-А зачем ей на первое сентября пенал и ручки? – спросила Таня.
-А чё, не надо? – озабоченно ответил Паша. – Я просто хрен его знает, Маринка там всё упаковывала. Маринк! – закричал в дом. – А пенал и ручки точно надо?
-Точно! – отозвалось из дома. И чуть позже. – Паша!
-Ну чего?
-Иди, ведро вынеси.
Паша на выдохе сказал «блин» и собрался было уже войти в дом, но Дима остановил его.
-Слушай, пока то да сё, давай я машину что ли выгоню, чё стоять так?
-И то верно. – согласился Паша и дал Диме ключи.
Танька осталась стоять на крыльце одна. Она рассматривала букет и периодически, оглядевшись предварительно по сторонам, срывала лепестки с цветов и совала их в карман куртки.
На улице было холодно. Туда-сюда летали вороны. Проехала мусорка, и из окна кабины на Таньку посмотрел серьёзный, коричневого цвета, пёс. Танька помахала ему рукой и бросила в его сторону один жёлтый лепесток.
Далеко впереди Танька видела большое полукруглое поле и снующую по нему технику. Она представляла, что на том поле растёт много-много таких цветов, как у неё в букете, и что техника сейчас собирает их, чтобы везти в школы на первое сентября.
На улицу вышла соседская тётя Света.
-Моросит сегодня, да, Танька?
-Да, тёть Свет.
-Но к вечеру обещали солнце.
-Обещали, тёть Свет.
-Ты как вообще, в школу-то готова?
-Готова, тёть Свет. – грустно вздохнув, сказала Танька.
-А чё такая невесёлая?
-Да цветов мало как-то...
-Цветов мало? – тётя Света зычно рассмеялась. – А ну-ка, обожди маленько.
Она ушла в дом и через некоторое время вернулась с большущим букетом цветов.
-Поди вот, бери, своих доложишь – шикарный букет выйдет.
Танька обрадовалась, сняла с плеч портфель и выбежала на улицу.
-Спасибо, тёть Свет.
-Спасибо, тёть Свет. – сказала она ещё раз, вернувшись на крыльцо и закинув за плечи рюкзак.
-Да на здоровье, золото. – тётя Света расплылась в довольной улыбке. – Скажи, а тётя Таня моя у вас там?
Танька кивнула головой
-Они с дядей Димой пошли в гараж машину выгонять, им папа ключи дал.
-Ну хорошо, хорошо... – прошептала себе под нос тётя Света. – Дай-то Бог, дай-то Бог... – развернулась и пошла домой.
К калитке подъехала чёрная машина. Из неё вышли Таня и Дима.
-Где там родители твои?
-Не знаю, дядь Дим.
-Иди, позови, а то и впрямь опоздаем.
Танька пошла в дом.
По той стороне ехала мусорка, за ней бежали несколько собак и изо всех сил гавкали. Когда мусорка останавливалась возле мусорных баков, собаки, не добегая её, тоже останавливались и садились на землю, не издавая ни звука. Зато в кабине заходился их коричневый собрат. Когда мусорка трогалась, вместе с ней трогались собаки, и снова начинался перелай.
-Всё со своими псами... – задумчиво сказал Дима, глядя на уезжающую машину.
Таня подошла к нему сзади, обняла и спросила:
-Ты придёшь завтра?
Дима еле заметно вздрогнул и холодно ответил:
-Я не могу. У меня в субботу причастие.
-Тебя ж не допускали. – удивилась Таня.
-Допустили. – недовольно сказал Дима.
Было видно, что этот разговор тяготит его.
-Батюшка сказал, что, по-хорошему, конечно, нельзя, всё-таки грех большой, но мне это надо, он видит, поэтому разрешил.
Таня отошла в сторону, сложила на груди руки, посмотрела на поле и сказала:
-Убирают...
Потом тихо добавила:
-А когда?..
Дима вздохнул:
-Я не знаю, Тань, не знаю. Ты ведь сама всё понимаешь, ну неправильно это. – он повысил голос. – Нельзя так, не теперь, теперь я не могу.
-А раньше... – начала было Таня, но Дима прервал её.
-Раньше всё было по-другому. Раньше я был другой. Ты пойми, мне не хочется как раньше, потому что это плохо, грех. Я тебя обижать не хочу. Ты хорошая, добрая, но... но... – Дима осёкся, посмотрел на Таню, посмотрел по сторонам, сел на скамейку и обхватил голову руками. – Я не знаю...
Таня подошла к нему, присела на корточки, взяла его руки своими руками, заглянула в глаза и тихим шёпотом, но с каким-то тяжёлым надрывом в голосе проговорила:
-Димочка, ну пожалуйста! Мне без тебя тошно совсем, ты так давно не приходил, ты меня совсем избегать стал, если бы не Пашка, мы б и не встретились. Ну что тебе стоит? Ну приди, хотя бы на вечер, хотя бы на час, я даже трогать тебя не буду, просто посиди, я на тебя посмотрю – и всё, и мне больше ничего не надо. Какой же это грех?
-Грех не это. – сказал Дима отстраняясь. – Грех то, что будет потом.
-Я ж сказала, что даже пальцем...
-Ну кому ты говоришь? – раздражённо прервал её Дима. – А то я не знаю, как оно всё бывает!
Из Таниных глаз потекли слёзы, она закрыла лицо руками. Она сидела и шептала. Ни Диме, ни себе, ни кому-то ещё, а просто шептала:
-какой это грех... это не грех... не грех... это любовь... димочка...
Дима поднял её с земли и усадил на скамейку рядом с собой. Обнял и сказал:
-Таня, пожалуйста, постарайся меня понять. Мне надо разобраться. Дай мне время, хорошо?
Таня, вытирая слёзы, закивала головой.
-Дай мне время. – продолжал Дима. – Я подумаю, я хорошо подумаю, мне подумать надо. Обо всём, обо всех подумать, понимаешь?
Таня кивнула.
-Ты молодец. – Дима чмокнул её в лоб, потом посмотрел на неё и как-то неуверенно добавил. – Хочешь, сегодня в парк сходим?
Таня улыбнулась и снова кивнула, утирая последние слёзы.
-Ну где вы там, эй! – послышался Пашин голос.
Дима встал:
-Да тут мы, на скамейке сидим.
Паша с семьёй вышли со двора.
-Ты за рулём поедешь. – сказал Паша Диме. – А то мы там с дедом по пятьдесят грамм накатили в честь праздника.
-Ну как он? – спросил Дима.
-Да держится пока. Вон, даже водки махануть не дурак.
Все посмеялись.
-Давай, по коням, опаздываем уже. – скомандовал Паша.
Все сели в чёрную машину.
У школы стоял разный народ. Кого-то привели родители, кого-то старые уже бабки. Директор говорил речь вялым и сонным голосом. Ему на лысину слетел тополиный лист.
Противно падали на людей брызги с неба, словно кто-то обдавал всех из пульверизатора. С людьми пришли несколько псов. Они увлеченно чесались, обнюхивали стоящих и друг друга.
Паша с семьей и Дима с Таней находились возле Серёги. Танька держала в руках свой огромный букет, была очень рада и ничего не видела из того, что происходит. Это не сильно её расстраивало. Рядом с ней стал здоровенный серый пёс. Танька попыталась его погладить одной рукой и чуть не выронила из рук букет.
После вступительной части детей завели в школу.
Танька махала своим рукою из окна кабинета на первом этаже. Её посадили на второй парте.
-Домой? – спросил Дима.
–Ну а куда ещё? – ответил Паша.
Дома все сели за стол.
Марина с Таней занялись сервировкой, Паша с Димой потихоньку распивали бутылку. Когда немудреная снедь была расставлена, Марина и Таня присоединились к ним, добавив на стол графин вина. Красного, смородинового, домашнего.
-Вре-е-емя. – потянул Паша.
–Да-а-а. – вздохнула Марина.
–Быстро. – заметил Дима.
Таня под столом своей ногой попыталась забраться Диме в пах, но попала в кого-то другого.
-Ой, извиняюсь, тут так мало места. – сказала.
–Так можно же разложить. – спохватился Паша. – Чё-то я как-то и не...
Со стола всё убрали, стол разложили, на стол всё вернули.
Стало просторней.
-Поставь чего-нибудь. – обратился Дима к Паше.
Паша принёс красный магнитофон и включил кассету.
«А вы не трогайте, не трогайте меня, не задавайте мне вопросов глупых зря...» – полилась из динамиков задорная музыка, но всем было немного грустно, и никто не спешил подпевать.
-Что там первого сентября, кто помнит? – спросил Паша.
Все пожали плечами, Дима сказал:
-Когда было-то? Я смутно помню, что нас учили правильно руки складывать и правильно их подымать. Только не помню – первого или не первого.
–Нас тоже учили. – сказала Таня.
–Да всех учили. – Паша. – Это сейчас нихрена не учат ничему... Я про то, что они ж не занимаются первого ведь?
–Нет, нет, не занимаются. – уверенно ответила Таня. – Первого вообще никто не занимается, мы даже в старших классах первого не занимались.
Паше захотелось выпить, и он сказал:
-Давайте выпьем.
Все выпили, закусили и замолчали. В молчании смотрели в окно, на улицу. Там поднявшийся за то время пока они сидели дома ветер, разносил по улице клубы мороси, иногда лепя их на окно, в которое они смотрели, и на стёкла чёрной машины, стоявшей возле калитки.
В речке плавали гуси, по берегу ходили белые, как гуси, утки и несколько куриц.
-Я деду занесу.
Паша взял полную рюмку, бутерброд с колбасой и вышел в комнату.
Дима налил себе и выпил.
Таня попыталась снова достать Диму ногой, но не смогла, потому что разложенный стол увеличил расстояние между ними.
Паша вернулся, и все снова уставились в окно.
Куда-то поехал на своей машине Сергей. От горизонта наползали громоздкие лиловые тучи. Полосатый, серо-коричневый кот шёл серединой дороги.
-Перемотай там что-нибудь. – попросил Дима.
Паша включил перемотку. Магнитофон завизжал.
«Накрасят девочки глаза, и грянет первая гроза, и захмелеешь без вина. Весна.» – прохрипел голос из динамиков.
-У нас тут щас по ходу тоже грянет. – сказал Дима, наливая и показывая на приближающиеся тучи.
Все выпили и снова уставились в окно.
Приехал обратно Сергей.
Паша жевал хлеб. Жевал очень медленно и вязко. Потом сказал:
-Поехали на кладбище.
–А за рулём кто? Я уже выпил, не сяду. – Дима.
–Серёгу попросим, он свозит. – сказал Паша. – Ты едешь? – он обратился к Марине. Та отрицательно замахала головой. – А ты? – спросил он у Тани. – Та замахала утвердительно. – Тогда сходи домой, возьми накинуть на себя чего-нибудь и зонт, а то ливануть может.
Таня ушла домой, Марина вышла в комнату. Паша и Дима продолжили выпивать.
-Может к Серёге сходим, хоть предупредим его, а то уедет куда-нибудь. – сказал Дима.
Паша махнул рукой.
-Да никуда он не поедет. Налей лучше.
Выпили. Молча посидели.
-Слушай, я тебе не говорил. – начал Паша. – К нам через три дня Танька в гости приезжает, не хочешь...
–Нет. – прервал его Дима. – Нет. Не хочу.
Паша взял кусок хлеба, повертел в руках и положил на место.
-А то бы... Она спрашивала про тебя.
–Нет, я ж говорю. – решительно сказал Дима. – Что было, то было. Я с одной тут разобраться не могу, а ты мне вторую ещё на шею повесить хочешь. Нет. Ты это, глянь там лучше, нам же выпить надо взять с собою.
Паша не смог ответить, потому что у него был набитый рот. Он кивнул головой, встал из-за стола и прошёл в кладовую.
-Литр бери сразу. – громко сказал ему вслед Дима.
В кухню вошла Таня.
-Не много будет? – спросила, присаживаясь на своё место.
–В самый раз. – ответил Дима. – Ты себе тоже винца вот прихвати.
–Я из дому взяла. – сказала Таня и вынула из пакета литровую пластиковую бутылку с красной жидкостью. -Там ещё поесть чуть-чуть, так, мелочёвки всякой. Ну что, пошли?
–Погоди ещё. – сказал вернувшийся из кладовой Паша. – Успеем. Давай посидим, это добьём и поедем. Весь день впереди. Маринк! – громко крикнул он, развернувшись вполоборота к комнате. – Таньку заберёшь сама?
–Хорошо!
На кладбище они приехали ближе к полудню. Развиднело и светило солнце, но земля была мокрая и липкая, цеплялась к ботинкам и сапогам. Паша шёл впереди, держа в руке открытую бутылку водки, и то и дело к ней прикладываясь. Передавал её время от времени идущему следом Диме, тот проделывал то же самое. Они были навеселе. Позади всех шла Таня с пакетом. Она внимательно смотрела себе под ноги, боясь поскользнуться и упасть.
-Сначала к Петьке зайдём. – сказал Паша.
Петька встретил их красивым черным мраморным памятником, аккуратной опалубкой, серой мелкой галькой, цветами и блюдцем со стопкой. В стопку Паша плеснул водки, в блюдце положил две конфеты и сигарету. Сам Петька глядел на них с фотографии хоть и улыбаясь, но немного грустно.
Дима закурил.
-Дай сигарету. – сказал ему Паша.
Они стояли, курили и смотрели на памятник.
-Помянем. – сказал Дима. – Дай рюмку, Тань.
Таня достала из пакета рюмку.
-А чё не из горла? – спросила.
Никто не ответил.
Протянула Диме два бутерброда с салом.
-Прикусите хоть.
Дима выпил, взял бутерброды, один отдал выпившему следом за ним Паше, другой стал есть сам.
-Молодой ещё. – сказал Паша, глядя на памятник. В голосе его чувствовалось сожаление.
–Да. – вздохнул Дима.
–И чего ему не жилось?...
–Да.
–Сейчас бы с нами...
–Да.
–И Таньку в школу и всё бы...
–Да.
На соседний памятник сел большой чёрный ворон. Ворон смотрел на них с интересом. Паша кинул ему к памятнику кусочек хлеба. Ворон слетел, взял хлеб в клюв и залетел обратно на памятник. Съел хлеб и продолжил разглядывать людей. Лёгкий ветерок ерошил его перья. Ворон был весь иссиня-чёрный и сверкал, словно глянец.
-Красивый. – сказал Дима.
Паша согласительно покивал головой.
-Пошли дальше. – сказал он.
–Куда сейчас? – спросила Таня.
Паша задумался.
-Давай к тёте Яде и дяде Коле. – сказал Дима. – Тут недалеко. А там потом решим.
–Ага, точно. – согласился Паша. – Давай. – отхлебнул из бутылки и протянул Диме. – Ты помянула? – спросил Таню. Таня кивнула головой. – Что-то я не видел. Ты чё там сзади стоишь как-то? Ты давай рядом с нами поминай.
Они пошли дальше.
По правую руку были старые могилы, порушенные временем. Их изъела ржавчина, изгрызла труха, изнурили взгляды людей. На них были старые потускневшие изображения, обрамлённые в потрескавшийся мрамор, победнее – в грязный гранит, ещё беднее – в порыжевшее железо, ещё беднее – в раскоряченные кресты. Оттуда особым потусторонним взглядом смотрели дремучие люди, которые и в загробной жизни, видимо, слились с материалом, из которого были изготовлены их памятники. Так казалось если задержаться глазом дольше, чем нужно. На иных могилах вместо земляной насыпи красовались большие муравейники. Между этими старыми кучами затерялся особый, поросший быльём участок, с крохотными квадратиками земли, огороженными слишком громоздкими цепями по периметру. В каждом квадратике стоял игрушечный памятник и, если хорошенько присмотреться, можно было увидеть даты жизни погребенных там людей. Все они были очень старыми, времен первой мировой, 20-ых, 30-ых годов прошлого века и одновременно очень молодыми – никто из них не прожил больше года.
Там обильно росло кустовьё, высокие деревья, трава и всё, что только может вырасти, если оставить землю без должного присмотра.
Слева было песчаное царство. Сверкали лакированные светло-коричневые кресты, стоял свежий, блестящий мрамор, лежал идеально серый гравий, все камушки в котором были идельно-одинаковые и идеально-круглые, как зернистая красная икра в элитном ресторане. Многообразие форм, рисунков, буйство замысла и фантазии. И неимоверная свинячья грязища на стежках между могил, как будто там целыми днями гоняли туда-обратно роту солдат. Люди на фотографиях здесь были все свежие и молодые, независимо от возраста; совсем недавние, ещё не успевшие раствориться в прошлом, ещё одной ногой цепляющиеся за этот свет. Как будто бы можно даже поговорить. И говорили, и причитали, и плакали, и терзали руками гравий, и месили ногами песок. Ни одного кустика, ни одного деревца, ни одной травинки. Песок и гравий, песок и гравий, песок и гравий. Только что умер? Песок. Прошло время? Гравий. Кучи песка лежали возле начала и конца каждого ряда, на перекрёстках и просто так, где придётся. При кучах – вёдра. Опалубка. Опалубка с гравием. Опалубка в досках. Опалубку заливают. Опалубка без гравия, сплошь залитая цементом с выемкой под памятник. Памятники чёрные и тёмно-серые, с изображениями во весь рост и только головами, с рисунками дорог, деревьев, машин – даже с номерами – и нехитрой, простецкой поэзией, выскребанной на громоздких камнях не слишком грамотными мастерами погребального искусства. Кто-то улыбается, кто-то хмурится и глядит исподлобья, кто-то стоит в деловом костюме, запустив правую руку в карман, а левой оперевшись о капот Мерседеса. Всюду несметь воронья. Здесь у них пир, здесь они за милую душу дербанят печенье и конфеты, а на Радуницу кувыркаются, довольно крича, в куче сваленных под могилами яиц, салатов, мяса, сала и кутьи.
Они подошли к двум песчаным холмикам с крестами.
Таня налила, Дима с Пашей выпили, потом Таня выпила сама.
Стояли, закусывали.
-Что-то у них могилы просели. – сказал Паша. И Диме. – Пошли, песка принесём.
Дима взял стоявшее возле соседского креста ведро и направился было к насыпанной неподалёку куче с песком, но задержался.
-Глянь. – позвал он Пашу.
Паша подошёл, и Дима показал на фотографию на кресте.
-Это ж этот, ну, парнишка дурноватый. – сказал он. – Который на велике всё время. Сосед ведь твой.
Паша вгляделся в фотографию. Подошёл поближе. Потёр её рукой.
-Точно. – сказал он. – А я и не знал.
Они быстро обсыпали могилы, ещё раз помянули погребенных на этом месте мёртвых людей, а заодно и соседского покойника, вылили им и ему под кресты немного водки и оставили что-то поесть.
-Птичкам. – как бы оправдываясь, никому сказал Дима.
Они пошли дальше.
-Куда мы? – спросила Таня.
–К ребятам зайдём ещё. – хмельно ответил Паша.
Они переходили из южной части кладбища в северную. Здесь было намного меньше могил, и росли высокие сосны, как будто прямо из песка. На соснах сидели вороны, иногда воробьи. С них падали какие-то веточки и шишки.
Паша пару раз споткнулся и выругался, Дима осторожно придержал его под локоть. Таня месила ногами грязь, представляя что это снег и надеясь услышать характерный скрип. Ещё она думала о Диме.
Налетел какой-то ветер и, отхлестав всех по щекам, быстро исчез. Он перебрался метров на пятьдесят вперёд и поднял там небольшую стену песка.
-А давай к Володе зайдём. – неожиданно сказал Паша, резко обернувшись к Диме.
Дима пожал плечами.
-Ты как? – спросил он у Тани.
–Сами смотрите. – ответила.
–Пошли тогда. – скомандовал Паша и повернул налево.
Володя умер от рака. Его похоронили два года назад, но могила выглядела на все тридцать, а то и пятьдесят лет. Старый, подёрнутый мхом и грязью гранит, чёрно-белая, чуть не прорисованная фотография, весь заросший высоченной травой могильный холм, на который можно было пригонять коров.
Ряд могил, среди которых находилась Володина, был обращён своими фотолицами на широкое, покуда не засеянное мёртвыми поле. На поле росла густая трава, кое-где уже пожухлая, но в основном всё ещё по-летнему сочно-зелёная.
Солнце закрыли тучи, и всё вокруг заполнил бледный свет. Этот свет отражался на могильных медальонах, и лица похороненных людей светились, словно энергосберегающие лампочки, ещё не набравшие мощь.
-Давно тут не был. – сказал Дима.
Паша согласительно кивнул головой и Тане:
-Наливай, Тань. Помянем человека.
Таня протянула Паше стопку:
-Что-то Серёга сюда вообще не ходит.
–Да он и в больницу не ходил. Мы вот с ним – Паша кивнул на Диму. – заходили, так Володя каждый раз про Серёгу интересовался. Жаловался... ну как, не жаловался, а говорил просто, что вот, мол, не приходит, не навещает и всё такое.
–Хороший был мужик. – сказал грустно Дима. – Быстро его эта дрянь съела.
–Да, быстро. – согласился Паша.
Они ещё немного постояли. Выпили. Положили Володе под крест бутерброд, плеснули водки на блюдце. Стопки у Володи не было.
Паша и Дима пошатывались.
-Пойдём домой. – решительно сказал Паша. – К ребятам успеем ещё. В другой раз.
–Да, дома лучше посидим. – кивнул головой Дима.
–Да. – согласился Паша. – Тань, сколько там?
Таня достала бутылку и потрясла содержимым. На дне было совсем немного.
-Разливай.
Они выпили и пошли домой. Пешком.
Дома Марина поставила им на стол старую закуску, достала бутылку водки и бутылку вина. Компания быстро разделилась на мужскую и женскую часть, и все разговоры происходили раздельно.
После нескольких рюмок Паша потух, и Дима на себе оттащил его в комнату и положил на диван. Танька смотрела мультфильмы по телевизору. Дима подмигнул ей.
-Ну ладно, – сказал он, войдя в кухню. – вы сидите, а я пойду.
И ушёл.
-Танька! – позвала Марина.
Танька показалась в дверном проёме.
-Как отец проснётся, отнесёшь ему куриного бульона.
Танька ушла в комнату.
-Знаешь, – сказала Таня, возвращаясь к прерванному разговору. – мне кажется, шансов у меня нет.
За окном уползало к горизонту показавшееся из-за туч солнце. По двору бегали куры. Слишком рано начала облетать войлочная вишня.
Марина включила магнитофон и убавила громкость. Колонки шептали про мерцающую во тьме сигарету.
Кухня постепенно наполнялась бледным светом, таким же, какой был на Володиной могиле. На улице пошёл дождь, и весь свет куда-то исчез.
Марина включила люстру.
Паша проснулся и почувствовал неприятный железный привкус во рту. Он разомкнул глаза. Всё вокруг было поделено на крохотные квадратики и немного уползало влево.
Рядом с ним стояла табуретка, а возле неё Танька с тарелкой.
-Доброе утро, папа. – сказала она, улыбнувшись. – А я тебе бульончику вот тут вот.
Паша кивнул головой.
-Давай, ты похлебай немного, а потом таблетку выпьем, хорошо? – она поцеловала его в лоб.
Паша был весь потный, лоб его был солёный.
-Тебе помочь? – спросила Танька.
Паша замотал головой:
–Спасибо, Танюш. – сказал чуть слышно. – Я сам.
Он отвернул одеяло и приподнялся на локтях. Немного так полежал, свесил ноги, упёрся ладонями в диван и, поднатужившись, сел.
Прикрыл одеялом колени и начал есть.
-Ты сегодня идёшь? – спросил Паша.
–Да. – Танька ответила и покраснела.
–Что, с Лёшей этим?
Танька кивнула.
-Да ладно, ладно. – ухмыляясь просипел Паша. – Я ведь не против, что глаза опускаешь? Лёша, вроде, мальчишка неплохой.
Танька обрадовалась и хотела что-то сказать, но Паша её перебил:
-Ты лучше это, скажи, что с экзаменами? Готовишься?
–Ну конечно, пап.
–Когда там?
–Да десятого первый.
–Тёте Тане звонила?
–Ага.
–Смотри. – Паша нахмурил брови и сделал притворно-грозное лицо. – Чтоб поступила мне.
Танька посмеялась.
Паша оставил немного бульона на донышке, чтобы запить им таблетку.
-Дай-ка. – сказал.
Танька протянула ему крохотную жёлтую капсулу.
-Покрышек-то натягали хоть? – спросил.
Танька махнула рукой:
-Малыши столько притащили, что там целую египетскую пирамиду можно из них составить. Наверно больше, чем у вас будет.
Паша улыбнулся и замотал головой:
-Ну нет, Танюш, нашу пирамиду вам не переплюнуть, это точно. Мы тогда с Димой и пацанами такого чаду задали, что об этом, наверно, песню когда-нибудь напишут.
Они посмеялись.
Паша посмотрел в окно на двор и увидел красные маки.
-Помню, в детстве они были с меня ростом...
Он вздохнул.
-Танюш, прикати мне кресло, я в туалет съезжу.
–Давай я тебя отвезу?
–Нет, я сам.
Он немного помолчал и добавил:
-Ты это, знаешь что, у нас там вишня ещё есть?
–Да куча целая.
–Собери мне в тарелку немного, я поклюю.
Танька ушла в огрод, Паша поехал в туалет.
Спустя время они снова сидели в комнате и разговаривали. Паша ел вишню.
-Бурундуков целая куча развелась. – сказала Танька. – И бегают и бегают по забору, хоть из ружья стреляй!
–Не надо, ты их не трогай. Пусть себе бегают.
–Так они всю вишню сожрут.
–Ну и пусть. На здоровье. Ты ж покушала?
Танька махнула головой.
-И я тоже покушал. А остальное пусть они доедают. Знаешь что? Глянь там в интернете, что они любят ещё, кроме вишни?
–Подкармливать их что ли будешь?
Паша кивнул:
–А почему нет?
–Это как-то перебор, пап. От них и так житья никакого.
–Ну прямо уж вот так никакого?
–Да их реально много. Ты не замечаешь просто. Давай, я тебя на улицу как-нибудь часика на два вывезу – сам посмотришь.
Паша махнул рукой:
-Ладно, оставь.
За окном солнце заливало двор расплавленным золотом. Всё светилось. Ближе к сараю, как выстроенная к осмотру рота, стебелёк к стебельку, стояли подсолнухи, едва кивая жёлтыми головами.
-Красивые они. – Паша показал пальцем.
Подсолнухи были ярко-желтые, такие, как солнце на школьных рисунках.
-Я, наверно, не дотяну до осени. – сказал он.
Танька поначалу никак не отреагировала на эти слова, продолжая рассматривать подсолнухи в окне. Потом повернулась:
-Пап...
–Слушай. – перебил её Паша. – Послушай меня, Танюш. Мы оба, ты и я, знаем, что это правда.
У Таньки по щекам потекли слёзы, хотя выражение её лица нисколько не изменилось, только глаза наполнились водой.
– Не надо, Танюш, не надо. – Паша улыбнулся и протянул ей руку. Она подвинула стул поближе и взяла его руку в свою. – Это случается. Так должно быть, так будет со всеми. Скоро вот – со мной. – Паша опять улыбнулся. – Ты должна быть готова. Просто будь готова и не плачь. Время просто. Время, Танюш. Подошло.
Он посмотрел в окно.
-Так быстро... – сказал тихо.
Танька подвинулась к нему ещё ближе.
-Но ведь доктор сказал, что ещё не всё...
–Доктор просто проявил милосердие, чтобы я духом не падал. А я и не падаю. – Паша посмеялся. – Я только устал очень, Танюш. Вымотало меня, нет сил уже.
Танька заплакала.
-Ну вот, началось. Ну, иди сюда, иди вот, садись.
Танька присела к отцу на диван и положила ему голову на плечо. По лицу её текли слёзы, она всхлипывала и смотрела в окно на подсолнухи и маки. Туда же смотрел Паша, гладил её руку и улыбался.
-Год уже Танюш. Тяжело мне с этой заразой дальше барыкаться. Я не сдался, нет. Но есть вещи, которые я не могу изменить. Это – не могу. – он помолчал и добавил. – Сколько, он сказал?
Танька вытерла слёзы.
-Месяц или два...
За окном порыв ветра вспучил клеёнку на теплице.
-Ну и отлично. – Паша повеселел. – Целая уйма времени.
Засмеялся.
Ветер прокатился по крыше и пошумел сточным желобом.
-Слушай, принеси мне листок и ручку. – попросил Паша. – Напишу-ка я ему письмо.
–От него вестей никаких вообще.
–Хотя бы попробую. Может, мне ответит. Всё-таки четвёртый год уже как.
Танька принесла тетрадь и ручку:
-В середине пиши, чтоб легче вырывать было.
–А ты мне сейчас вырви.
–Да зачем? Подкладывать под лист надо будет, а так ты в тетрадке сразу на мягком напишешь – и нормально.
Паша картинно почесал затылок:
-Верно баешь, Танюха.
Они посмеялись.
-А адрес? – спросил он. – Куда писать? Прям на остров что ли?
–Там у них есть какой-то, я потом гляну в интернете.
–Хорошо. Знаешь что, Тань? Можешь мне ещё вишни набрать?
Танька улыбнулась, взяла тарелку и вышла из комнаты.
Паша сел за письмо.
«Привет, Дима! Или, может быть, уже не Дима, не знаю, у вас же там новые имена всякие дают. Но я буду по-старому тебя Димой звать, надеюсь, ты не обидишься и сделаешь скидку, как другу. Ты мне не писал три года. Я понимаю, новая жизнь, все дела, но мне было бы интересно узнать о тебе, тем боле, что из наших о тебе тоже никто ничего не знает и спросить не у кого. У меня тут есть немного всяких новостей. Танька в этом году уже поступает, жить будет в столице, у своей тёзки, сам знаешь какой. Она, кстати, мне часто звонит, спрашивает про тебя, а я ей ничего не отвечаю, потому что нечего отвечать. У неё, вроде, всё в порядке. Живёт одна, с маленьким сыном, сын родился год назад. Танька поедет, так хоть поможет ей немного и растормошит. Я так понял, ей там скучно очень. На улице у нас ничего нового, почти всё по-старому. Вот лето жаркое очень выдалось в этом году, хотя я его толком и не вижу. У меня рак. Такие дела. Уже год как. Врач сказал, что жить мне осталось до осени, потом умру. Если сможешь – приезжай. Не сможешь – ну хоть помолись тогда. Мне Танька немного читала про вас из интернета, там написано, что вы в основном молитесь. Я, честно, не представляю, как вы там живёте, хотя и в Бога верю и всё, но не могу понять. Иногда думаю о тебе, и странно всё это как-то. Хотя, наверно, так надо. Лучше бы было, если бы ты приехал, уж больно охота на тебя ещё раз посмотреть. И Танька и Таня бы обрадовались. Может, ты отпросишься там у своих на несколько дней? Попробуй, только постарайся побыстрее, а то я не уверен насчёт себя. Приезжай, жду. До свидания.»
Паша написал письмо, закрыл тетрадь, положил ручку на стол и умер.
Танька собирала во дворе войлочную вишню. Вокруг неё бегали туда и сюда бурундуки. Стояла жара. Танька думала о том, как пойдёт сегодня вечером с Лёшей, какой будет громадный костёр и что будет потом.
По улице проехала мусорка, из окна кабины которой на Таньку посмотрел большой пёс с красным языком.
